Текст книги "Приют одинокого слона, или Чешские каникулы"

Автор книги: Роман Пастырь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

         – Если хорошенько подумать, то мы все в какой-то степени убийцы, – лишенным интонаций голосом сказал Вадим.

         – Совсем охренел? – взвизгнула Лида.

         – Он прав, – вздохнул Макс. – Просто кто-то успел, а остальные опоздали. И я не знаю, жалею ли я о том, что опоздал, или нет.  Хотя, скорее, больше радуюсь, что это сделал кто-то другой, а не я. Впрочем, надо думать, это тоже не слишком достойное чувство. Ну вот, первая порция готова, – он начал вилкой стаскивать мясо с шампуров в большую миску. – Жаль только зелени нет и соуса острого. Самый классный соус для шашлыка – это в Сочи. Называется томатный соус по-грузински. Зовите Лорку, а я остальное мясо посажу.

         Карабкаться в темноте на второй этаж никому не хотелось.

         – Лора! – крикнул Миша. – Иди есть шашлык.

         – Лорка! – поддержал его Макс. – Мы хотим жрать! Иди быстрей!

         Вадим вдруг поежился, словно по комнате пробежал порыв ветра. Ему показалось, что все это уже было, совсем недавно.

         Лора не отзывалась. Только ветер по-прежнему выл и гудел, то стихая, то снова принимаясь за свое.

         – Может, ей плохо? – неуверенно предположила Оксана. – Давайте я поднимусь?

         – Ладно, я сам, – Макс пристроил над углями последние шампуры и вытер розовым полотенцем руки. – Следите за мясом.

         Он взял со стола фонарь, зажег его и пошел наверх. Какое-то время стояла тишина, потом они услышали быстрый топот: Макс вприпрыжку бежал вниз по лестнице.

         – Скорее!  Лорка! – выкрикнул он и снова побежал наверх.

         На  какую-то долю секунды все застыли на местах, но потом дружно сорвались с мест и бросились наверх.

         Лора лежала на постели и казалась спящей. Только спала она как-то слишком уж тихо.

         – Она... она не дышит! – хриплым шепотом крикнул Макс. – И пульса нет.

         – Черт! – Оксана бросилась к Лоре, поднесла к ее лицу фонарь и приподняла веко. – Макс, помоги мне! Давай, рот в рот, на счет шесть. Только нос ей зажимай, когда вдыхаешь.

         Она села на Лору верхом и начала двумя руками с силой надавливать ей на грудь, считая до шести. Макс вдувал Лоре в рот воздух. Через пару минут Оксана скинула куртку, еще через пять у нее на лбу выступил пот. Вадим стоял рядом и держал фонарь. Миша с Лидой топтались у двери. Лида попыталась было зарыдать, но Миша так тряхнул ее за плечи, что она, жалобно пискнув, замолчала и только иногда тихонько похныкивала.

         – Ксан, хватит, – тихо сказал Вадим. – Уже пятнадцать минут прошло.

         – Еще немного! – взмолился Макс.

         Еще через пять минут Оксана покачала головой, вытерла с лица пот и слезла с Лоры. Макс уткнулся лицом в Лорино плечо и замер.

         – Ребята, уведите его, – вполголоса сказала Оксана.

         – Не надо. Я хочу... с ней.

         Оксана покачала головой и подошла к тумбочке.

         – Дай-ка, – сказала она Вадиму и, взяв у него фонарь, начала разглядывать то, что лежало на вышитой салфеточке.

         – Макс, ты знаешь, сколько она колола? Одну, две? Какой концентрации?

         – По одной ампуле. Два раза в день. Иногда три. А какой концентрации, не знаю.

         – Здесь две пустые ампулы. Странно, – нахмурилась она. – Вадик, смотри. У этой кое-как носик сломан, наверно, торопилась, даже порезалась – вон кровь, – Оксана приподняла правую руку Лоры и показала ему порез на ее указательном пальце. – И на ампуле отпечаток пальца кровью. А у этой, – она показала на вторую, не дотрагиваясь до нее, – аккуратно отпилен. И крови нет.

         – Может, она сделала один укол в спешке, а потом уже спокойно решила добавить? – предположил Миша. – Допустим, не взяло, может, действительно другая концентрация. Коробка-то новая, мы же не знаем, что ей Генка раньше давал.

         – Может быть, может быть... – задумчиво протянула Оксана и, осторожно подняв рукава Лориного свитера, стала разглядывать следы уколов. – Ничего не понимаю. Свежий укол всего один. Предыдущий уже подсох. Значит, она вколола сразу две ампулы. Но зачем? Подождите. У кого еще фонарик? Дайте мне.

         Она взяла у Миши маленький ручной фонарик и быстро спустилась вниз. Было слышно, как она возится на кухне. Что-то упало и загрохотало.

         – Смотрите, – Оксана вернулась и поднесла к свету пустую ампулу. – Это я нашла в помойном ведре. – Она вертела ее, разглядывая со всех сторон, сравнивая с двумя другими. – Маркировка та же. Макс, ты уверен, что Генка давал ей по одной?

         – Абсолютно, – кивнул Макс. Он по-прежнему сидел рядом с Лорой, держа ее за руку.

         – Тогда что же это выходит? Она сознательно вколола себе сразу две дозы? Слушайте, я в этой дряни не разбираюсь. Кто знает, если сразу две дозы вколоть, это смертельно?

         – Ну, массаж-то ты делала вполне профессионально. Я уж подумала, что ты подпольный доктор, – поджала губки Лида.

         – Лида, тебе не кажется, что твоя ирония неуместна? – сухо оборвал ее Вадим.

         – Когда я работала в институте, у нас были вполне серьезные занятия по гражданской обороне. Даже зачеты сдавали. Да и мама у меня медсестра, кое-чему научила. А в наркотиках я, слава Богу, не разбираюсь.

         – Не знаю, – прошептал Макс. – Может быть, и смертельно.

         – Но она-то ведь не могла этого не знать! – никак не могла успокоиться Оксана. – Я поняла бы, если б было два укола.

         – Может, ты ошибаешься? – все тем же сдавленным шепотом, словно у него вдруг пропал голос, спросил Макс.

         – Посмотри сам.

         Макс осторожно поднял сначала один Лорин рукав, потом другой, поднося фонарь к самой коже, внимательно осмотрел следы уколов.

         – Она не кололась в... другие места? – осторожно поинтересовался Миша.

         Макс покачал головой:

         – Нет, никогда. Уж я бы знал. Похоже, Ксан, ты права. Все другие уколы уже с корочкой, да и синяки начали расходиться. Свежий один.

         – Думайте что хотите, – безапелляционно заявила Лида, выходя к свету, – но она покончила жизнь самоубийством.

         – Ты думай что говоришь, ворона! – вскочил Макс.

         Лида надменно дернула плечиком. Она как будто даже выше ростом стала, настолько исполнилась чувства собственной значимости: как же, она первая высказала то, о чем другие только думали!

         – А что тебя не устраивает? – огрызнулась она. – Или у тебя есть другие соображения?

         – У меня – есть! – с угрозой ответил Макс, надвигаясь на нее. – Еще как есть. Сколько времени ты была на кухне одна? Достать кусок мяса из холодильника – для этого много времени не надо.

         – Дурдом на выезде! – оторопело пробурчал Миша. – Ты что,  хочешь сказать....

         – Да, я хочу сказать! – Макс продолжал наступать на Лиду, пока не загнал ее в угол. – Я хочу сказать, что Лора слишком много болтала языком. Сначала делала уши тазиком, а потом болтала о том, что слышала. И кое-кому это, похоже, не понравилось. И я догадываюсь, кому.

         – Да пошел ты на хрен! – взвизгнула Лида, с неожиданной силой отпихивая Макса. – Ты сам ее замочил, педик поганый! Она знала, вот ты ее и убил. Ты тоже на кухне один был. Мясо якобы...

         Договорить она не успела, потому что Макс отвесил ей такую оплеуху, что Лида упала. От неожиданности она не издала ни звука, только прижала руку к лицу: из не поджившей еще разбитой губы снова потекла кровь. Макс, с исказившимся от злобы лицом, схватил ее за волосы. Вадим рванулся оттащить его, но не успел: Миша одним прыжком преодолел полкомнаты и с маху ударил Макса поддых. Тот согнулся вдвое, Миша сгреб его за свитер и буквально выкинул из комнаты. Из коридора раздался грохот и треск дерева: похоже, Макс проломил резное ограждение площадки.

         – Я его сейчас с лестницы спущу, – прорычал Миша, но тут Вадиму все-таки удалось схватить его за рукав.

         – Пусти меня! – вырывался Миша. – Я ему сейчас башку его хренову оторву. Гнида подзаборная!

         Лида сидела в углу и тихонько подвывала, размазывая кровь под лицу, но вид у нее, тем не менее, был довольный: как же, из-за нее мужики дерутся!

         – Угомонись ты! – крикнул Вадим Лиде. – И ты, Мишка, тоже! Хватит. Вы с ума спрыгнули все. Как так можно при... мертвой!

         – А я что, должен смотреть, как он бьет мою жену, и улыбаться? – Миша все-таки вырвался, но из комнаты не вышел, сел в кресло, потирая левой рукой правую. – Ты бы на моем месте ему не врезал?

         – Ну врезал бы. И достаточно. Еще не хватает, чтобы ты его убил для комплекта. Тогда всего уже будет по самую задницу. Кстати, ты, Лидка, тоже хороша, думай, что говоришь.

         – Обычно я говорю то, что думаю, – насупилась Лида.

         – Уж лучше б ты помолчала, – вздохнула Оксана. – Мало нам Генки было, мало теперь Лорки, не хватает еще всем остальным передраться.

         Она взяла фонарик и вышла из комнаты. Макс сидел на ступеньке лестницы. На скуле его красовалась огромная неприятного вида ссадина.

         – Как ты? – Оксана села рядом, дотронулась до щеки, но Макс дернул головой.

         – Нормально, – буркнул он.

         Оксана встала, принесла из ванной смоченное холодной водой полотенце, протянула Максу. Он приложил его к скуле, поморщился.

         – Хочешь, я расскажу тебе все? – спросил он тихо и вдруг уткнулся носом в ее плечо.

         Оксана, которая Макса всегда недолюбливала, вдруг почувствовала к нему какую-то материнскую жалость. Она осторожно обняла его.

         – Не надо, Максим. Не надо ничего говорить. Так будет лучше. Просто потом тебе самому будет неловко. А я этого не хочу.

         – Лидка действительно могла... Лору... Лора знала...

         – Господи, ну что она могла знать? – покачала головой Оксана. – То, что Генка приставал к Лидке? Какая ерунда!

         – И ты поверила в эту хрень?! Ты поверила?! – он возмущенно сбросил с плеча ее руку. – Да она все наврала! Ты что, не видела, как она бесится? Не-ет, как хочешь, но тут что-то поинтереснее будет, похитрее! А Лорка знала.

         – Послушай, Макс, но ведь Лора знала и мою тайну. Наверно, и твою.

         – И ты туда же...

         – Да нет. Я просто к тому, что это не обязательно могла быть Лида. Хотя, конечно, и могла. Опять же получается, все могли. Как и с Генкой. По времени, я имею в виду. Все по очереди выходили, кто на кухню, кто в туалет. Вот только как это можно было сделать технически? Заставить вколоть сразу две ампулы? Или самому? Но Лора – девушка не слабенькая, как можно это сделать, чтобы она не сопротивлялась? Тем более одну ампулу она точно открывала сама. Нет, ничего не понимаю. Послушай, может, все-таки правда, она с собой покончила?

         – Лорка? Покончила с собой? Да ты что, Ксана!

         – Да откуда я знаю! – поднимаясь, с досадой сказала Оксана. – Мало ли что у нее на душе было. Может, эта тайна ее так загрызла... Не поверишь, когда я о... своей думаю, тоже иногда хочется. Вернее, жить не хочется. Ну, хочешь не хочешь, а вариантов всего два. Потому что в случайную передозировку я не верю.

                                                            * * *

                                                                           27 декабря 1999 года

         Несмотря на мерзкую погоду, им удалось на какое-то время забыть обо всех неприятностях. И Пражский Град – в хмарь, но без Генки – оказался в тысячу раз лучше, чем в погоду хорошую, но с ним. Они обошли его весь, заглянули, куда только можно было зайти, купили какие-то безделушки в магазинчиках на Златой уличке. Потом спустились по длинной пологой лестнице на Малу Страну, заглядывая мимоходом в крошечные дворики. Зашли в кафе, съели какое-то совершенно невероятное мясо, тушенное в пиве, долго сидели и болтали – о чем-то совершенно постороннем, уж никак не о том, что окружало их все эти дни.

         – Как возвращаться не хочется, – вздохнула Оксана, ковыряя ложкой мороженое. – Так бы и сидела здесь.

         – Давай плюнем на все! Снимем какой-нибудь самый дешевый номер в гостинице. Можно даже за городом. Побудем еще несколько дней, билет обменяем. Ну их к черту, пусть катятся в горы. Без нас.

         – Нет, Вадик, не получится, – Оксана вздохнула снова. – Черт с ним с Генкой, но по отношению к остальным это будет... не знаю, как и сказать.

         – А не плевать ли?

         – Мне – нет.

         – Не думал, что ты такая мазохистка.

         – При чем здесь... – она повысила голос, но в это время к столу подошел официант.

         – Chtěl bych... – Вадим наморщил лоб, пытаясь вспомнить, как будет по-чешски счет. – Mluvíte německy?10

         Официант, молодой симпатичный парень с намазанными гелем волосами, с сожалением покачал головой:

         – Jen anglicky, francouzky11 .

         – Bill, please12 , – попросила Оксана.

         Расплатившись, они вышли на улицу. Моросило все сильнее. Настроение, еще недавно такое радостное, после разговора в кафе капитально испортилось. Они сели на метро, проехали одну остановку, вышли и медленно побрели по малолюдным улицам к дому Генкиного приятеля – словно изо всех сил оттягивали момент возвращения.

         В саду на мокрых качелях, ссутулившись, сидела Лора.

         – Что, никого нет? – удивился Вадим.

         – Почему? – пожала плечами Лора. – Мальчики еще гуляют. Пьют, наверно. А Лидка и Генка здесь.

         – А ты чего сидишь? Сыро ведь, противно.

         – Так. Воздухом дышу.

         – Пойдем кофе пить? Мы пирожных купили.

         – Спасибо, Ксюш, я посижу еще. Мне что-то... нехорошо.

         – Может, полежишь?

         – Я же сказала, посижу здесь, – вскипела Лора и тут же остыла: – Извини, мне действительно на воздухе лучше.

         Когда Оксана варила на кухне кофе, вошел Генка. Выглядел он все так же, далеко не лучшим образом, но от него исходила волна какого-то довольства. Он был похож на облезлого помоечного кота, которому посчастливилось вдруг  налопаться сметаны.

         – Как погуляли? – вкрадчиво спросил он.

         – Нормально, – сухо ответила Оксана: Генка напугал ее, подкравшись незаметно.

         – Не вымокли?

         – Нет.

         – А где Вадим?

         – Наверху.

         – Что-то ты не слишком разговорчивая, – с укоризной заметил Генка и сунул в рот печенюшку.

         – А чего ты, собственно, хотел? – повернулась к нему Оксана. Кофе тут же перевалил через край джезвы и залил плиту. – Как мы должны к тебе относиться? По сути, мы у тебя в заложниках. Зачем ты нас сюда приволок? Только не свисти опять, что помириться хочешь. Неужели ты думаешь, что кто-то верит в эти сопли?

         – Дело ваше. Зачем я вас сюда, как ты выразилась, приволок? У меня на этот счет свои соображения. И я не собираюсь ими с вами делиться.

         – А если мы уедем?

         – Не-а!

         – Ты думаешь?

         – Уверен. По той же самой причине, что и приехали сюда. Или думаешь, что только ты сюда против воли приехала, а остальные с радостным визгом?

         Оксана хотела что-то сказать, но запнулась и посмотрела на Савченко с отвращением.

         – Ты что, и остальных сюда так... – выдавила она после длинной паузы.

         – Приволок? Да. И Лору. И Лиду. Короче, кто без греха, пусть бросит в меня камень.

         – Ну, как тут кофе? – в кухню вошел Вадим. Когда он увидел Генку, улыбка с его лица слиняла, как цветной узор в хлорке.

         – Что-то расхотелось, – пробормотала Оксана и вышла.

         Вадим относился к людям, которых очень непросто вывести из себя. Обычно он складывал все неприятное в защечный мешок, чтобы потом детально рассмотреть и разложить по полочкам. По прошествии времени многое из этого мешка уже не казалось столь неприятным. Конечно, были совсем неудачные дни, когда содержимое мешка перло через край. Но это означало только одно: там скопилась критическая масса и поэтому спасайся кто может. За последние восемь дней мешок раздуло до предела. Непонятный отказ Оксаны уехать вдвоем совершенно выбил его из колеи. Что уж говорить о том, что он до сих пор не понимал, зачем она вообще уговорила его приехать. Это не нравилось, очень не нравилось. Более того, будило какие-то невнятные, но нехорошие подозрения. Как будто между его женой и другом – бывшим другом! – что-то такое происходило. Не любовная связь, нет, что-то другое. Тайное от него, и от этого еще более неприятное.

         Подходя к кухне, он услышал обрывок разговора. «Кто без греха, пусть бросит в меня камень», – сказал Генка. О чем это?

         Вадим попытался натянуть на лицо улыбку, но удержать ее там не смог. Он достал из навесного шкафчика чашку, налил остатки кофе из джезвы, сел на мягкий табурет у столика со стеклянной крышкой.

         – Тебе не кажется, что нам пора поговорить?

         Он посмотрел Генке прямо в глаза, и тот выдержал его взгляд. Они смотрели друг на друга, не отводя глаза, как будто проверяли на прочность: кто не выдержит первый. Генкин взгляд вдруг растекся, он смотрел на Вадима, но словно не видел его. О чем он думает, спрашивал себя Вадим. Что все это значит?

         Вдруг Генка сморгнул и отвернулся. Он сидел, сгорбившись, какой-то жалкий, и снова Вадим поймал себя на том, что готов его пожалеть.

         Но он повернулся, и Вадим понял, что опять лопухнулся. Генка посмотрел на него недобро, с усмешечкой.

         – Говоришь, поговорить надо? Ну давай поговорим.

         – Я не спрашиваю, зачем ты нас здесь собрал. Мне просто интересно, зачем ты нас всех так подставил.

         – Скажи, Вадик, – вопросом на вопрос ответил Генка, – ты никогда не делал зло просто ради... зла?

         – Ты что, решил в демонизм поиграть? – не поверил Вадим. – Пошло-то как. И на тебя не похоже.

         – А что на меня похоже? Ты уверен, что хорошо меня знаешь?

         Вадим задумался.

         – Теперь уже не уверен. Уверен только, что-то с тобой произошло. Почему ты начал колоться?

         – Почему? Потому же, что и все. Попробовать. Узнать, как это бывает.

         Значит, правда, подумал Вадим. Значит, Лора была права. И Макс.

         – И как? Как это бывает?

         Генка встал и... захохотал. Так, что у Вадима мурашки по спине побежали. Глаза у него были пустые и страшные, как два черных бездонных колодца, два давно пересохших колодца.

         – А что? Очень даже ничего. Даже можно сказать, захватывающе.

         Генка продолжал хохотать, и в смехе его начали проскальзывать истерические нотки. Вадим встал и пошел к двери.

         – А я-то, дурак, чуть тебя не пожалел, – бросил он, не оборачиваясь.

         – Ты? Ты меня чуть не пожалел? – с веселым цинизмом переспросил Генка. – Это я тебя чуть не пожалел. Начал было сомневаться, то ли я делаю. Да нет, все то. То самое.

         – Да пошел ты! Хуже, чем есть, уже не будет.

         Выходя, Вадим хотел от души хлопнуть дверью, но так и застыл, услышав:

         – Ну почему же не будет? Еще как будет. Я знаю про Валитова и Горобца...

         А в гостиной, в кресле у окна сидела Лора и насмешливо улыбалась.

                                                            * * *

         «...Был момент, когда я его чуть не пожалел. Когда мы сидели и смотрели друг другу в глаза. Я тогда видел не его, а того парня, с которым мы учились в университете. С которым столько говорили. С которым у нас было столько общего. Он любил то же, что и я. Он слушал меня, как пророка, как оракула. Я доверял ему, как брату.

         В тот момент я вообще засомневался, стоит ли. Имею ли я право делать это. Раскольников, твою мать!

         Если бы он сказал хоть слово! Всего одно слово! Но он молчал. О чем он думал? О своих обидах? О том, какой я мудак?

         Да, возможно, он прав. Но мне теперь все равно.

         Я узнал о них все. Это было так просто. Смог бы я сделать это, если бы у меня не было денег? Не знаю. Все дело в том, что многое я узнал совершенно случайно. Как будто кто-то подсказывал мне, открывал мои глаза: смотри!

         Я узнал все их тайны. Залез в их шкафы и познакомился с притаившимися там скелетами. Они вполне стоят того, чтобы их извлечь...»

                                                            * * *

                                                                           29 декабря 1999 года

         Ночью пошел снег. Миша никак не мог уснуть. Он смотрел в окно. Смотрел, как снежная пелена мягко заволакивает все вокруг. Лида спала, посапывая, как младенец – слишком крупный младенец. Светлые волосы разметались по подушке, ночная рубашка с каким-то детским рисунком – плюшевые мишки и гномики – сползла с гладкого круглого плеча.

         Когда они с Максом вернулись с прогулки по городу, а точнее, по пивным (пиво ведь там подавали разное!), Лида повела себя очень странно. Улыбалась натужно, смеялась словно через силу, а в глазах – то ли тоска, то ли испуг. Весь вечер изображала клоуна, анекдоты бородатые пыталась рассказывать. А на Генку не смотрела совсем. Даже в сторону его не смотрела. А когда он у нее спросил что-то, аж подпрыгнула.

         Что-то произошло между ними, пока их не было. Но вот что? Неужели?.. Да нет, не может быть.

         А сегодня? Генка с самого утра от нее не отходил, все пытался с ней заговорить, коснуться невзначай. А она только шарахалась и глаза отводила. Сама потащила по городу гулять. Миш, а Миш, скоро уезжать, а еще ничего толком и не видели. Но не успели еще из дома выйти, начала ныть и рожи корчить. А через полчаса вообще началось: ах, я устала, ах, у меня ноги болят.

         Терпел он, терпел, да не вытерпел. И начал орать прямо посреди улицы, да так, что люди от них шарахались и останавливались поодаль посмотреть, чем дело кончится. Вот тогда-то он и поинтересовался, что у нее с Савченко.

         Тут уже она начала орать. Да как ты можешь, да как ты смеешь, да ты меня совсем не любишь, раз мог такое подумать, да у тебя, наверно, давным-давно другая завелась!

         Кажется, это Оксана рассказывала, такой метод называется «segue». Суть его в том, что человек, которого в чем-то обвиняют, плавно, очень плавно, меняет тему, и в результате виноватым оказываешься ты сам, причем виноватым в чем-то, совершенно отличном от исходного.

         Да что он вообще знает о ней? Три с половиной года... Она почти не рассказывала о себе. А он и не спрашивал. Не потому, что было неинтересно – просто пытался быть деликатным. Лида намекнула, что в прошлом у нее была ду-ше-раз-ди-ра-ю-ща-я история, о которой и вспоминать не хочется. Может, Генка эту самую страшилку раскопал и теперь шантажирует ее?

         Что-то происходит. Что-то происходит между всеми – и Генкой. Между всеми – кроме него. Он – будто в стороне.

         Ему вдруг стало тоскливо и страшно.

         К утру снега намело уже по щиколотку. Он был мягкий и пушистый, подавался под ногой с влажным сочным хрустом.

         – А что, наверно, в горах делается! – по-детски радовался Генка, открывая двери гаража.

         Они стояли во дворе с сумками и мрачно посматривали друг на друга.

         Все это здорово смахивало на западню. На ловушку для тараканов, в которую они бодро побежали, один за другим. Но чем мрачнее были они, тем веселее становился Генка.

         Центр остался позади, потом кончились и новостройки. Аккуратные коттеджики под красными черепичными крышами, стандартные бензозаправки со стеклянными магазинчиками, бесконечное шоссе, бесконечные голые поля, припорошенные снегом, иногда леса, больше смахивающие на лесопосадки.

         – Что мы будем там делать? – капризно сморщила нос Лора.

         – Как что? Гулять, кататься на лыжах, на санках. Сидеть у камина, пить грог. Я знаю потрясный рецепт.

         – А у тебя и камин там есть? Я-то думала, избушка на курьих ножках.

         – Приедем – увидишь.

         – Долго ехать?

         – Часа четыре, может, немного больше.

         Оксана дремала, положив голову Вадиму на плечо, Лида рассеянно смотрела в окно, Миша и Макс напряженно о чем-то размышляли – каждый о своем, но Вадиму почему-то показалось, что об одном и том же. Генка болтал за всех.

         – Вот по этой самой дороге мы ездили в зимний лагерь. Это совсем недалеко от моего дома, только ниже. Там Лаба течет. Она же Эльба. Совсем еще небольшая. И зеленая. Совершенно жуткого зеленого цвета. Я сначала там спать не мог – прямо под окнами горная река шумит.

         – Геночка, ты сам как горная река!

         Вадим подумал, что Лора, присмиревшая было после инцидента на Карловом мосту, вдруг снова осмелела и стала подкусывать Генку.

         – А чего вы сидите, как на похоронах?

         И он снова пустился в воспоминания о зимнем лагере, о танцах при свечах, о том, как катались с девчонками на санках – и самое интересное было свалиться вдвоем в овраг. О горе высотой в тысячу двадцать один метр, на самом верху которой был бар – но забраться туда было непросто, потому что канатная дорога проходила по противоположному склону.

         – Однажды я познакомился с двумя девчонками, чешками, – с эпическим подвывом излагал Генка. – Мы катались на лыжах, они извалялись в снегу, вымокли. Я широким жестом снимаю куртку и отдаю одной из них. Чтобы дойти до лагеря. Она отказывается: ты, мол, замерзнешь. А я, с намеком, разумеется: не, йсем тепли. В смысле, ух, какой я горячий. Тут она куртку мою скинула, и обе они деру от меня. Я никак понять не мог, в чем дело. А Хлап мне потом объяснил: «тепли» – это все равно что по-русски «голубой».

         – Останови, пожалуйста! – сквозь зубы процедил Макс.

         – А что? – удивился Генка.

         – Останови. Меня укачало.

         Он выбрался из машины, отошел на два шага и остановился, глядя на темнеющий за полем лес.

         – Ты заметила, – Лида повернулась к Оксане и зашептала по-заговорщицки, – Максик очень болезненно реагирует на все, что связано с голубизной. Тебе не кажется это странным?

         – Заткнись, ты, корова! – рявкнула на нее Лора.

         – А я не с тобой разговариваю.

         – Перестаньте, девчонки, – попыталась остановить их Оксана, но перепалка разгорелась не на шутку.

         Генка смотрел на них с выражением доброго дедушки, почти что Санта Клауса.

         – Миша, угомони свою кобру, пожалуйста, – обратилась к нему Лора. – Она, когда орет, плюется. Глянь, всю заплевала. Нет, Лидуня, ты даже не кобра. Есть, говорят, такая змея особая, которая ядом плюется, аж на несколько метров. Или это все-таки кобра плюется?

         В это время вернулся Макс, и все замолчали. Он сел не на свое место рядом с Лорой, а сзади, где лежали не поместившиеся в багажник сумки.

         – Полегчало? – с желейно-мармеладной интонацией спросил Генка, трогаясь с места.

         – Слушай, сделай одолжение, помолчи. Голова разламывается.

         – Промедольчику не желаете?

         – Ты... – задохнулся от бешенства Макс.

         – Не возьму никак я в толк, от чего взбесился волк.

         – Да заткнитесь вы оба! – не выдержал Миша. – Все заткнитесь!

         Дорога впереди стала скользкой, и Генка все же замолчал, вынужденный быть осторожнее. Правда, иногда он так рискованно шел на обгон, что они только ахали. Вадим подумал, что он делает это нарочно.

Он все время держит нас в напряжении, думал он. Ему нужен этот постоянный выхлоп эмоций. Нужно, чтобы мы постоянно раздражались, нервничали, злились. Чтобы мы ругались друг с другом. Но зачем?

Зачем? Этот вопрос преследовал его – постоянно, неотступно. «Ты никогда не делал зло ради... зла?» – вспомнил он. Но так не бывает! Это добро можно делать ради добра, а для зла всегда есть причина.

Горы показались как-то внезапно, вдруг. Надвинулись, заслонили небо. Блеклое солнце, которое всю дорогу словно играло с ними в прятки, потерялось окончательно. Здесь был снег – очень много снега. Дорога стала уже, она виляла и петляла, то поднималась, то спускалась. Иногда они ехали вдоль реки – узкой, но стремительной, странно зеленой.

В маленьком городке, похожем на рождественскую открытку, остановились.

– Извольте, Шпиндлерув Млин. – Генка развел руками, словно показывал им свою вотчину. – Я холодильник затарил, но все равно надо много чего купить. Если вдруг прогноз погоды сбудется, нас может на несколько дней отрезать от цивилизации. Не хотелось бы вводить вас в соблазн каннибализма.

Они зашли в небольшой, тесный магазинчик самообслуживания, где протиснуться между полками можно было только по одному. За кассой дремала пожилая благообразная пани с высокой подсиненной прической. Пахло в магазине... У Вадима томительно-сладко защипало в носу. Какой-то давно забытый, неуловимый запах – пряности, ваниль, кофе, конфеты, что-то еще... Такого запаха просто нет в повседневности, он где-то в другом измерении.

Накидав в допотопные проволочные корзинки с красными пластиковыми ручками всякой всячины, они подошли к кассе. Генка расплатился, завел с пани кассиршей какой-то учтивый неспешный разговор. Вадим снова подумал, что все это нереально: этот сказочный городок с узенькими заснеженными улочками, эти горы до самого неба. Нереальны они сами – все семеро.

Еще с полчаса они ехали по узкому горному серпантину. Навстречу не попалось ни одной машины. Полное безлюдье.

– Здесь что, вообще никто не живет? – подавленная этим снежным безмолвием, испуганно спросила Лида.

– Ну почему же. Здесь живу я. И пара-тройка таких же одиноких слонов.

– Почему слонов? Может, волков?

– Ну, другие, может, и волки, а вот я – одинокий слон. Когда слону плохо, он уходит из стада и живет один. Пока не умрет.

– Фу, какие глупости! – достаточно лицемерно скривилась Лида.

Дорога, а точнее, полузанесенная тропа, сделала широкий поворот. Они проехали по мостику, перекинутому через небольшой ручеек, и оказались у кладбищенского вида оградки из чугунных прутьев.

– Ну, вот оно, мое бунгало. Приют Одинокого Слона. Милости просим.

                                                            * * *

                                                                                     1 января 2000 года

Странно, но аппетит ни у кого не пропал, наоборот, шашлык смели в несколько минут и даже лук маринованный подъели начисто.

– Это на нервной почве, – объясняла с набитым ртом Оксана. – Сытость ассоциируется с безопасностью и благополучием, вот мозг и требует.

– Мозг? – переспросил, отдуваясь, Макс. – А я думал, желудок.

– Сначала мозг, а потом уже и желудок.

– Я тебе говорю, это он, – на ухо Мише зашептала Лида. – Смотри, как наворачивает. Явно совесть не мучает.