Текст книги "Приют одинокого слона, или Чешские каникулы"

Автор книги: Роман Пастырь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

А что теперь? Ведь если не было б у нее этой мерзкой тайны, как знать, оказалась бы она здесь?

И что теперь эти сто пятьдесят тысяч! Генке не смогли помочь ни все его деньги, ни все его связи. А для них? Плата за больную совесть? Как она сможет взять эти деньги, тратить их, зная, что...

– Ох, нет, нет! – хриплым басом сказала вдруг Лида, с закрытыми глазами садясь на постели. – Нет! – и упала обратно.

«Волобуев, вот ваш меч!» – усмехнулась Оксана.

Интересно, думает ли Лида о том, что произошло? Неужели не сожалеет ни о чем, кроме того, что попалась? Или только радуется привалившему наследству? Неужели она действительно хочет получить этот дом, о котором Оксана не могла вспоминать без содрогания?

Господи, но что же делать?!

                                                            * * *

                                                                           6 января 2000 года

– Сочельник, – вздохнула Оксана, когда они с Вадимом, Лидой и Максом сидели за завтраком. – Что делать будем?

– В каком смысле? – с набитым ртом спросила Лида.

– Ну как, праздник ведь.

– Скажите, пожалуйста, какие добрые христиане! – хмыкнул Макс, намазывая масло на половинку роглика. – Наверно, тот, кто Генку кокнул, сначала перекрестился и сказал: «Благослови, Господи!»

– Тебе видней! – ехидно улыбнулась Лида.

– Опять?! – видя, как Макс побагровел и надулся индюком, Вадим хлопнул ладонью по столу. Кофе выплеснулся на пластиковую скатерть. Кругом замолчали и стали оглядываться на их столик. – Неужели нельзя не собачиться?

– Нельзя! – хором ответили Макс и Лида.

– Люди смотрят, – безуспешно пыталась урезонить их Оксана.

– Плевать! Пусть смотрят! – мотнул головой Макс, но тон сбавил. Надев ослепительно-публичную улыбку, предназначенную для посторонних, он повернулся к Лиде: – Слушай, ты, футляр для фаллоимитатора, если ты еще раз мне на пути попадешься, я тебя так разложу на многочлены, что потом ни один математик обратно не решит.

– Че-го?! – Лида чуть языком не поперхнулась. – Чего ты сказал?

– Ты еще и глухая в придачу? Лида – парень неплохой, только ссытся и глухой. И не «чего», а «что», деревня!

– Да прекрати ты, Макс! – Оксана дернула его за рукав, но тот только отмахнулся. – Вадим, ну скажи ты ему!

Но вмешаться Вадим не успел, потому что Лида, вся пунцовая, совсем как ее дурацкая кофточка, отороченная перьями, вскочила и выплеснула Максу в лицо чашку кофе.

– Ненавижу! – прошипела она и, прежде чем Макс успел опомниться, повернулась и пошла к выходу. Дорогу ей преградила официантка. Пожав плечами, Лида вытащила из кармана купюру и небрежно махнула рукой, отказываясь от сдачи.

Качая головой и бормоча что-то себе под нос, официантка подала Максу салфетку. Все вокруг смотрели на них, как на слона в цирке.

– Короче! – Макс вытерся и бросил салфетку на стол. – Предупреждаю. Если эта... – он бросил косой взгляд на Оксану, – если эта курва еще раз мне попадется под ноги, я за себя не ручаюсь. – Он встал. – Вадь, расплатись за меня, потом сочтемся.

– ..! – тихонько прокомментировала Оксана, когда Макс вышел.

Вадим рассеянно кивнул. Постепенно публика вернулась вниманием в тарелки. Зальчик снова заполнил негромкий гул голосов, звяканье вилок и ложек.

– Как ты думаешь, чем все закончится?

Отвечать не хотелось. Вообще не хотелось разговаривать. За ночь вчерашняя обида выросла до размеров упитанного Голиафа. Опять притворяется. Опять врет. Не говоря уже о том, что она с самого начала от него скрыла. Что это было, интересно?

«Эй, сбавь обороты, – поднял голову адвокат. – Чья бы корова мычала!»

«Зато я не убивал Генку!»

«Ты просто не успел!»

«Да ничего подобного!»

Оксана подождала ответа, потом закусила губу и опустила глаза. Повозила ложечкой по лужице пролитого кофе, превращая ее в длинношеего бронтозавра. Потом резко встала и вышла.

Видали! Переживает она, внезапно разозлился Вадим. Раньше надо было думать.

И тут же ему стало стыдно, да так, что запылали не только уши, но, казалось, даже пятки. А если бы он действительно убил Генку?! Неужели не думал об этом? Думал, не один раз думал. Еще в Праге. И в горах, когда Генка с Оксаной пошли  кататься на лыжах. И даже тогда, когда погас свет. Не затем ли он пошел в Генкину комнату? Нет? И может это утверждать, положа руку на сердце?

Так вот если бы он действительно убил Генку, чего бы он ждал тогда от Оксаны? Понимания? Любви и преданности несмотря ни на что? Даже несмотря на все то, что от нее скрывал?

– Но ведь это же... Это же... – от возмущения Олег никак не мог вспомнить простейшие чешские слова. – Это просто подтасовка фактов!

– Странно, пан Попов, – вежливо улыбнулся капитан, оставив глаза совершенно равнодушными, – но вы не производите впечатления такого... поборника справедливости. Насколько я понимаю, мое решение вполне в интересах ваших сограждан.

– Вы оставляете убийцу безнаказанным! Неужели вы сами верите, что это правда?

– Разумеется, нет. Напротив, я почти стопроцентно уверен, что и пана Савченко, и пани Бельску убил другой человек. Мне очень жаль, что приходится бросить тень на имя пани, но... Поймите, это преступление из разряда тех, которые невозможно раскрыть.. У каждого был мотив и возможность. Зато нет улик. Нет доказательств. Любое логическое построение будет моментально разбито мало-мальски грамотным адвокатом в пух и прах. Кроме того у меня нет времени. Я не могу задерживать их здесь. Конечно, я могу отпустить их и продолжать следствие. Но чисто формально, потому что ничего нового в отсутствие подозреваемых узнать не смогу. Я могу передать все материалы в Петербург, могу подать ходатайство о совместном ведении расследования. Но это опять же ничего не даст.

Олег вскочил и забегал по комнате – взад-вперед, взад-вперед.

– Но почему просто не закрыть дело, я не понимаю? – Олег взъерошил волосы и снова упал в кресло. – Почему надо обязательно обвинять во всем Бельскую?

– Во-первых, пан Попов, – капитан сложил руки домиком на круглом, выпирающем из-под ремня животике, – мое заключение не обязательно неверное. Я сказал, что уверен в виновности другого человека почти на сто процентов. Почти! Но ведь я могу и ошибаться. И тогда – вот парадокс! – я оказываюсь прав. Пани Бельска имела мотив и возможность для убийства так же, как и все остальные. А во-вторых, я не могу просто так взять и закрыть дело с двумя трупами. Это ведь не мелкая магазинная кража на сумму пять крон, когда ущерб возмещен и пострадавший просит помиловать воришку. Одно дело, если бы я не мог найти ни одного подозреваемого. Тогда дело пришлось бы – заметьте! – не закрыть, а приостановить его расследование на неопределенный срок. До появления новых обстоятельств. Но у меня целых пять, даже шесть подозреваемых! И если я не могу выбрать, это говорит о моем непрофессионализме. А мне, простите, осталось до пенсии всего два года.

– Но как же... – растерянно пробормотал Олег.

– Пан Попов, дело закрыто в связи с самоубийством главного подозреваемого, – отчеканил капитан, глядя ему прямо в глаза. – Если вы оформили все документы, можете уезжать в Прагу. Тела будут отправлены завтра утром. Может быть, вы хотите заявить официальный протест, несогласие с результатами следствия?

– Нет, не хочу, – ответил после долгой паузы Олег, разглядывая свои ботинки.

И снова знаменитая немая сцена из гоголевского «Ревизора» поблекла в сравнении с тем, что произошло, когда угрюмый Попов перевел традиционно собравшимся в «мужской» комнате слова капитана о том, что дело закрыто и они могут уехать. Лида замерла с приоткрытым ртом. Макс мелко качал головой, как дедушка Паркинсон. Оксана до крови прикусила губу. Вадим откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. И только Миша выглядел вполне спокойным, хотя морщинка между его бровями превратилась в противотанковый ров.

Воздух стал густым от невысказанных слов, которые, казалось, застряли где-то на полпути.

– Na shledanou a št'astnou cestu31 – с отвратительной вежливостью пожелал капитан и вышел.

Попов стоял у окна с выражением Понтия Пилата: мне это не нравится, но что я могу поделать, а потому пропади все пропадом!

– Он это серьезно? – первым отмерз Макс.

– Вполне, – буркнул Попов.

– Но... – тут Макс замолчал и снова затряс головой, словно пытался пропихнуть на волю застрявшие слова.

– Что еще не ясно? – трагически вздохнул Попов: как вы мне надоели! – Или чем-то недовольны? Тогда надо было говорить сразу.

– На основании чего он решил, что именно Лора... Бельская убила Савченко, а потом покончила с собой? – спросила Оксана.

Вадим кинул на нее косой взгляд. Ее лицо казалось едва ли не бледнее белого свитера ирландской вязки, глаза выглядели двумя темными провалами. Короче, Оксана выглядела отвратительно. И чего лезет опять на рожон, подумал Вадим с раздражением. Неужели нельзя помолчать?

Попов смотрел на Оксану, как старшеклассник на первоклассницу, которая осмелилась спросить его, зачем это он курит за углом школы.

– А с какой стати вам должны об этом докладывать? – изрек он наконец, по-базарному уперев руки в боки. – Повторяю, если вы не удовлетворены, надо было говорить сразу.

– Да нет... но... – растерялась Оксана. – Просто хотелось знать.

– Меньше знаешь, как говорится, лучше спишь.

– Послушайте, – не вытерпел Вадим, – наверно, нам действительно придется воспользоваться вашим предложением.

– Это каким? – саркастически поинтересовался Попов, по-прежнему стоя фертом.

– Сообщить в консульство о вашем безобразном, хамском поведении.

– Да на здоровье. Но прежде чем сделать это, подумайте, не будет ли хуже.

– Вы нам угрожаете? – приподнял брови Макс.

– Примерно, – согласился Попов. – Знакома вам эта вещичка?

Нет, этот Попов все-таки не клоун, подумал Вадим. Он фокусник. Вот только что его руки были пустыми, как вдруг – раз, и в них до тошноты знакомая зеленая тетрадка.

Вот теперь стало понятно. В суматохе о ней все забыли. Наверно, Попов прибрал ее к рукам, как только в дом вошел. Понятно и то, почему он так настойчиво интересовался, чем именно Савченко шантажировал его и Оксану. В дневнике Генкином этого уже не было – предчувствовала Оксанка, что ли? – а знать ну очень хотелось, для комплекта. Макс и Лида – это как-то жидковато. И кассетами очень интересовался: что за Валгалла такая. Надо же, шантажисты плодятся, как мухоморы.

– Скажите, господин Попов, – в данной ситуации Вадим мог позволить себе улыбнуться, – а зачем вы тогда так настоятельно допытывались, куда делся дневник?

– Просто вы, господа, на самом деле элементарные засранцы, поэтому смотреть на вас, когда вы начинали топтаться с ноги на ногу, было просто удовольствие...

– Может, у вас тоже рак и вас тоже надо убить – милосердия ради? Знаете, раньше даже кинжал такой был, специально для добивания раненых. Назывался мизеркордия, – вполне невинно перебила его Оксана. – Просто Гена Савченко примерно так же себя вел. А у нас, наверно, выработался условный рефлекс.

Но Макс и Лида не были настроены так весело.

– Послушайте, – начал Макс, нервно крутя в руках расческу, но Лида его опередила:

– Сколько?

– Сколько? – переспросил Попов, хрустко проводя ногтем по обрезу тетради. – Вы у нас богатые наследники, скупиться не пристало. По двадцать тысяч с носа – это скромно.

– Ха! И еще раз ха-ха! – прокомментировал Вадим.

– А я не с вами разговариваю! – огрызнулся Попов и повернулся к Максу: – Ну как?

– Поймите вы, – пытался втолковать ему Макс, вытирая со лба крупные капли пота, – у нас сейчас денег только до дома добраться. На такси и то не хватит. Мы же все расходы по покойникам оплатили. А еще за гостиницу надо будет заплатить и жить три дня.

– Ничего, ничего, я не тороплюсь. Дневничок у меня останется. Летом приеду в отпуск, как раз полгода пройдет. Найду вас. А то дом могу взять.

– Нет, только не дом! – взвизгнула Лида. – Лучше деньги.

Миша брезгливо сморщился. Все это время он сидел в стороне и молчал, наблюдая за происходящим. Он словно невзначай повернулся к Вадиму и едва заметно приподнял подбородок. Вадим медленно опустил веки.

– Ой, что это там? – расширив глаза, он смотрел куда-то за спину Попова.

На старый и избитый до неприличия трюк тот попался с жадностью неофита. Повернулся к двери и спросил:

– Где?

В этот момент Вадим резко толкнул Попова вперед, так, что попавшаяся на траектории полета тумбочка жалобно крякнула под его переносицей. Миша в этот момент выхватил из рук Попова тетрадь.

– Ой, порвалась! – он вырвал несколько страниц и разорвал их клочья. – Ой, опять порвалась.

Через пару минут ковер был усеян мелкими обрывками. Попов сидел на полу и жадно смотрел на них, размазывая по лицу кровавые сопли.

– Жирноват ты, парень, для шантажиста, – посетовал Миша. – И трусоват. Кто много кушает, тот быстро давится. Как, может, капитану позвонить, а?

Не говоря ни слова, Попов встал и вышел, хлопнув дверью.

– Макс, ты совсем башку потерял от страха, – Вадим постучал костяшками по тумбочке, которую как раз ставил на место. – Нас тут три мужика, да еще две бабы. А вы начинаете с ним переговоры вести, как с террористом.

– А ты, Вадик, рано радуешься! – Лида сидела на кровати, поставив локоть на пышное бедро и подперев щеку ладонью.

– В смысле?

– Забыл про кассеты? Которые под Валькой? Кто их первый вытащит – тот и король. А кто не успел – тот, как водится, опоздал.

– О Господи! – Оксана сморщилась, словно откусила лимон. – Лидка, и ты туда же? Неужели не поняла еще, что шантажист – профессия опасная и не способствующая долголетию?

Лида запнулась, а Вадим от досады даже к окну отвернулся. За какие-то десять минут Оксана дважды намекнула на то, что шантажистов – убивают. Она вообще соображает, что делает? Обрадовалась, что гроза стороной прошла, успокоилась?

Но Оксана, как раз и не думала успокаиваться. Наоборот!

– Послушайте, вы верите, что Генку действительно убила Лора? Убила, а потом покончила с собой? – она обвела взглядом всех по очереди, особенно задержавшись на Вадиме, который поспешил глаза отвести.

– Очень даже может быть, – промямлила Лида, выковыривая ногтем грязь из-под ногтя другой руки. – Почему бы и нет?

Миша плечами пожал, Вадим только краем рта дернул: может, хватит, а? Все смотрели на Макса.

– Не знаю, – наконец выдавил он.

– Просто всем так удобнее! – неожиданно зло и жестко отчеканила Оксана. – Помнишь, Макс, ты говорил: странно, что не валят все на Лору. Вот и свалили. Дело раскрыто, все свободны, господа.

Вадим изо всех сил пытался казаться спокойным, но про себя чуть не плакал: да замолчи же ты!!!

– Откуда ты знаешь, может, это и на самом деле Лора? – осторожно предположил Миша.

– Ну Лора так Лора, – Оксана так же неожиданно сменила тон еще раз, сказав эти слова уже не резко, а совсем равнодушно.

– Так что будем делать с кассетами? – снова влезла Лида.

– Да ничего! – отрезал Вадим.

– Как?

– Да так. Пропади они пропадом. Нехай сгниют. Я думаю, там и кассет-то никаких нет. Он специально о них написал, чтобы мы перегрызлись. Вот смотрит на нас сейчас и смеется.

– А если есть? – настаивала Лида.

– Предлагаю о них забыть.

– Как так забыть?! – на этот раз возмутился Макс.

– Неужели мы настолько друг другу не доверяем?

– Риторический вопрос! – хмыкнула Лида. – Конечно!

– Вы предлагаете прямо из аэропорта поехать на Генкину дачу, расчистить снег и выдолбить под Валгаллой котлован?

– Да! – хором ответили Лида и Макс.

– Только меня от этого избавьте, – попросил Миша. – С меня снега и так более чем достаточно. Тем более я к вашему позорищу отношения не имею, а эта... – он кивнул в сторону Лиды, – меня больше не интересует. Я лучше в загс поеду, заявление на развод подам.

– Не в загс, а в суд! – отбила подачу Лида. – У нас есть совместно нажитое имущество.

– Ближе к делу, – посоветовала Оксана. – Давайте подумаем, что дальше. Билеты у нас на послезавтра. Если уедем сегодня, надо будет еще две ночи где-то ночевать. Вряд ли мы в Праге найдем такой караван-сарай. Денег-то в обрез. А если остаться здесь и уехать 8-го утром, можем и опоздать на самолет.

– А как ехать-то? Не думаю, что нам отдадут машину, даже если мы и пообещаем вернуть ее владельцу.

– На автобусе, наверно, – предположил Вадим. – Я видел автобусную остановку. Надо узнать у портье, может, у него есть расписание.

– Вот если бы был ночной автобус, – размечталась Лида, моментально забыв о предстоящем разводе и дележе имущества. – Мы могли бы завтра вечером сесть и спать в нем.

В этот момент в дверь постучали.

– Попов вернулся, – вздохнула Оксана. – Или капитан решил следствие возобновить.

– Типун тебе на язык! – рявкнул Макс и добавил по-английски: – Come in!32

В номер вошел незнакомый мужчина лет сорока в короткой дубленой куртке шоколадного цвета и маленькой черной шапочке, надвинутой низко на лоб.

– Здравствуйте, – сказал он по-русски чуть хрипловатым голосом с едва заметным акцентом. – Вы друзья Гены Савченко? А меня зовут Хлапик. Ян Хлапик.

Все устроилось наилучшим образом. Хлапик приехал за своей машиной, которую отогнали на стоянку у полицейского участка. И готов был отвезти их в Прагу, а заодно приютить на две ночи.

Собрав вещи и расплатившись за постой, Вадим с Оксаной отправились закусить на дорожку. Остальные еще возились. За столиком сидел Хлапик и с аппетитом ел нечто, отдаленно напоминающее солянку, судя по запаху, одновременно мясную, рыбную и грибную. Увидев их, он приветливо помахал им, приглашая присоединиться.

– Вы ведь Вадим, да? – спросил Хлапик, когда Вадим с Оксаной сели за столик. – Я видел у Гены вашу фотографию. Он много про вас рассказывал. А вы?..

– Оксана, – помогла ему Оксана.

– Вадим, мне... я хотел с вами поговорить, пока остальные не пришли. Вы извините, но почему-то не хочется при них.

– Понимаю, – кивнул Вадим.

В это время подошла официантка. Сошлись на таинственной «томатовой полевке» и не менее таинственном «пструхе».

– Интересно, это мясо или рыба? – вполголоса поинтересовалась Оксана. – А может, курица?

– Это форель, – улыбнулся Хлапик, но тут же снова стал серьезным. – Расскажите мне, как все произошло. Я ведь ничего не знаю. Мы сидим в Петербурге, в Гениной квартире, завтракаем. Вдруг появляется милиционер. Так и так, выметайтесь, господа иностранцы, я должен опечатать квартиру. Почему? Да потому что хозяин умер. Мы в тот же день поменяли билеты, прилетели сюда. Дома Генина записка: уехали в горы, все хорошо, вернемся 7-го. Я знал, что у него рак, но не думал, что это будет так быстро. Он говорил, время еще есть. Хотя я и видел, что он держится только на наркотиках. Долго звонил куда только можно, узнавал. Надо же ведь было оплатить расходы.

– Мы все оплатили, все оформили, – немного виновато сказала Оксана.

Хлапик кивнул. Теперь, когда он снял шапочку, а его подбородок вынырнул из воротника куртки, они наконец смогли разглядеть его. Ян Хлапик выглядел гораздо старше своего возраста. Негустые светлые волосы сильно поредели, залысины уходили двумя острыми углами почти до макушки, непобежденным остался лишь небольшой нелепый клочок над исчерченным ранними морщинами лоб. Такие же резкие морщины сбегали от крыльев хрящеватого носа вниз, к уголкам тонких губ и ниже. Углы челюстей выступали, делая лицо почти прямоугольным. Короче, он показался бы совсем непривлекательным, если бы не глаза, неожиданно темные и теплые. Стоило Вадиму посмотреть в них, и неожиданно для себя он начал рассказывать. Все. Кроме одного.

– Подождите, Вадим, – Хлапик мягко остановил его. – Если я понял правильно, вы... не вполне удовлетворены вердиктом. В таком случае я могу использовать свои связи и добиться возобновления дела. Разве убийца не должен быть наказан?

– Не надо, Ян, – возразила Оксана. – Гена ведь сам хотел этого. К тому же есть еще и совесть. Я считаю, что абсолютно бессовестных людей нет. А может быть, это действительно была Лора.

– Как знаете, – Хлапик внимательно посмотрел на нее, и Вадиму вдруг показалось, что тот все понял. – Я читал, что в тот момент, когда человек погибает насильственной смертью, происходит такой мощный выброс негативной энергии, что его убийце рано или поздно все равно... как это сказать? Не поздравится?

– Не поздоровится, – поправил Вадим.

                                                            * * *

                                                                           7 января 2000 года

Накануне они приехали в Прагу уже затемно. Снег в городе совсем стаял, дул теплый сырой ветер. Дом сиял огнями и вообще – он был каким-то совсем другим. Из будки с надписью «Martinek» выбрался огромный кудлатый бобтейл с подвязанной красным бантиком челкой. Лениво, словно для порядка, взбрехивая, он подошел поближе, обнюхал всех по очереди и, исполненный чувства собственной значимости, удалился.

Гуськом они поднялись на крыльцо. Последней, сгибаясь под тяжестью двух чемоданов, плелась Лида.

По лестнице ссыпались двое худеньких светловолосых детей, видимо, погодков – мальчик и девочка. Пробормотав невнятно: «dobrý večer»33, они побежали через гостиную на кухню, вопя уже во весь голос: «Mami, mami, to je tata!»34. Навстречу им вышла высокая, полноватая женщина в испачканном мукой голубом фартуке поверх домашнего брючного костюма цвета палой листвы.

– Добри вечер! – сказала она красивым грудным голосом. – Мне зовут Сватава. Я говорю русски нехорошо, але... но понимаю.

Впрочем, понимать особо ничего и не пришлось, потому что разговаривать никому не хотелось. Сразу после ужина разошлись по комнатам и легли спать, хотя Сватава и предлагала посмотреть телевизор.

Все устроились в своих прежних комнатах, только Миша попросил разрешения лечь на диване в маленькой гостиной.

– Но, пан Михал, ваша манжелка... ваша жена... – удивилась было Сватава, но Ян только посмотрел на нее со значением, и та, замолчав, отправилась стелить Мише на диване.

Утро хмурилось, но кое-где уже проглядывали клочки голубого неба.

– Вот увидите, Гена улетит отсюда с солнцем, – пообещал Хлапик. – Он так любил Прагу. Я никак не мог понять, почему он не хочет приехать сюда. Ладно, что теперь говорить... Чем намерены заниматься? Магазины?

– Какие там магазины, – горестно вздохнула Лида. – Все деньги улетели. Можно сказать, на ветер.

– Да заткнись ты! – дернул ее за кофту Миша, пока та не вздумала просить Хлапика о материальной помощи. А что, с нее станется! Хлапик ведь хотел оплатить расходы? Хотел. Но не успел. Так вот пусть и компенсирует им хотя бы часть. С Лидиной точки зрения, это было бы вполне справедливо.

Сватава, несмотря на свои немалые габариты, так и летала по кухне: от плиты к микроволновке, от холодильника к кофеварке. За ней носились вкусные запахи: жареной ветчины, горячего крепкого кофе, подогретых булочек с тмином.

– У меня завалялась пара-тройка беспризорных баксов, – бросил небрежно Макс, допивая кофе со сливками. – Минь, пойдем пивка дернем на дорожку?

– Пойдем, – равнодушно отозвался Миша.

– А ты? – Макс повернулся к Вадиму.

– Нет, – отказался тот. – Хочу еще раз по городу пройтись. В последний раз. Вряд ли снова сюда приеду.

– Проч? Почему? – вскинула брови Сватава, но Вадим только головой покачал – что тут объяснишь?

– Мне можно с тобой? – неожиданно робко, вполголоса спросила его Оксана.

Вадим задумался. Честно говоря, не хотелось. Но отказать – значит, усложнить все еще больше. Пауза затянулась, и он был неприятно удивлен, когда сообразил, что все смотрят на него. Оксана опустила голову так низко, что прядь ее распущенных волос оказалась в тарелке.

– Пойдем, конечно, – поспешно сказал Вадим, но поспешность эта произвела едва ли не худшее впечатление.

Никому не нужная Лида, надувшись, разглядывала остатки яичницы в своей тарелке. Никто не звал ее с собой, а напроситься она не решалась.

– Извините, –  набравшись смелости, она обратилась к Сватаве, – а вы бы не могли мне что-нибудь показать в городе интересное?

– Проминьте... Простите, – с безупречной вежливостью отказалась Сватава, на которую, похоже, вчерашняя просьба Миши произвела самое мрачное впечатление, – я мусим... должна идти с детеми до танцевальни школы.

– Что ж, – шумно выдохнула Лида, – придется гулять одной. Миша, дай мне денег.

Но Миша сделал вид, что не слышит. Посмотрев на него с самой едучей ненавистью, Лида вскочила из-за стола и пошла к выходу.

– Если вы в центр, могу подвезти, – предложил Хлапик. – Мне надо на Народни, к Национальному театру.

Макс с Мишей отказались.

– Мы здесь, поблизости, – объяснил Макс. – Очень уж тут одна пивнушка замечательная есть.

– Мы, наверно, тоже... – неуверенно поддержала Оксана, но Вадим жестом остановил ее:

– Если я не ошибаюсь, гора Петршин напротив театра? Через мост? Тогда будем вам очень признательны.

Оксана ойкнула и прикрыла рукой рот.

Мост показался просто бесконечным. Вадим шел быстрым шагом и тащил Оксану за руку.

– Куда ты так несешься? – она не поспевала за ним.

– Извини, – буркнул он, но шаг не замедлил.

Гора приближалась, надвигалась – неумолимо, как судьба. Тянулись к низкому небу голые деревья. Между деревьями, стряхнув с себя бурые листья, обнаженными нервами змеились корни. Черные зубцы каменной стены жадно грызли черные стволы.

Я должен сделать это, сказал себе Вадим.

Они свернули влево и через несколько минут оказались у остановки фуникулера. Небольшой вагончик стоял внизу, готовый, словно майский жук, поползти по рельсам к вершине.

– Čekame pro vás35, – помахал им рукой контролер – молодой парень в теплой зеленой куртке. С десяток пассажиров уже сидели в вагончике, похожем на лесенку, накрытую футляром.

– Пойдем!

Вадим быстро купил в кассе билеты. Не успели они сесть на деревянную скамеечку, вагончик дернулся и медленно поплыл вверх.

– Это та стена, про которую писал Генка? – шепотом спросила Оксана.

– Да.

– А ты знаешь, почему она называется Голодная?

– Толком никто не знает. Одни говорят, что из-за зубцов. Но вообще-то такие укрытия для стрелков делали в то время на всех стенах. Другие считают, что камни скрепляли раствором, в который добавляли сотни сырых яиц. Для прочности. А еще есть такое объяснение: стену строили всякие голодные нищие, которым не платили за это, только кормили. Думай как хочешь.

– А-а... – протянула Оксана и отвернулась.

Вадиму показалось, что между ними растет вот такая же черная, зубчатая стена, и с каждым часом, с каждой минутой она становится выше и толще. Хотя, наверно, расти она начала уже давно. В тот день, когда Вадим впервые подумал, что Генку убила Оксана. И что бы он там себе ни говорил, что бы ни обещал... Нет, он выполнил бы все свои обещания: и адвоката бы нашел, и ждал бы ее, и на свидания ездил бы. Но... Быть может, попади Оксана в тюрьму, ему даже было бы в чем-то легче. Больно, тяжело – но легче! А так – словно умерло что-то. Она говорила Хлапику о совести. Хотелось бы верить. Но как-то не получалось.

Вагончик дернулся в последний раз и замер, двери открылись.

– Rozhledna je tam36, – махнул рукой контролер.

Красный зернистый песок хрустел под ногами. Дорожки петляли между деревьями, то спускаясь, то снова поднимаясь. Но куда бы они ни пошли, то и дело на глаза попадались темные зубцы.

– Когда-то здесь, на вершине, стояла виселица, – мрачно сказал Вадим, глядя на сторожевую башенку. – А потом, лет через сто, именно здесь произошла битва между двумя враждующими родами. Победившие рубили головы проигравшим.

– Весело! – голос Оксаны дрогнул. – Послушай, Вадим, я так больше не могу! Я все понимаю... Вернее, я пытаюсь понять. Но ты отгородился от меня вот такой вот стеной, – она махнула в сторону каменной кладки. – Что я могу поделать? Нам обоим придется жить с этим дальше – и тебе, и мне. Я понимаю, ужасно говорить об этом вслух, но то, что ты убил Генку...

– Что?! – Вадиму показалось, что он ослышался. – Что ты сказала?

Какой-то противный звон в ушах нарастал, превращаясь в гул реактивного самолета. Рот заполнился кислой ватой. Оксана вдруг стала маленькой-маленькой и, словно вырезанная из бумаги фигурка, подхваченная ветром, улетела на край света. Черная зубчатая стена начала расти и заслонять свет...

Он сидел на мокрой скамейке. Мир медленно наполнялся светом, словно он смотрел на восход солнца, снятый на пленку и прокрученный в ускоренном режиме. Оксана, бледная, растрепанная, стояла рядом с ним.

– Ну как, лучше? – она протянула ему маленькую желатиновую капсулку. – На, валидолину пососи.

Резкий холодный вкус затопил рот. Язык сразу онемел, но хватка тяжелой ватной шапки, сдавившей голову, начала ослабевать

– Ксан, ты серьезно думала, что это я... Генку?.. – с трудом шевеля непослушным языком, спросил Вадим.

– Я не хотела так думать, – Оксана была совершенно сбита с толку. – Но ведь ты сам сказал в баре, что лучше будет признаться.

– О Боже! – застонал Вадим, обхватив голову руками. – Но ведь я был уверен, что это ты... И говорил о тебе. Надеялся еще, что ты скажешь: да ты что, это не я. Но ты подтвердила: да, лучше признаться.

Оксана села рядом, совершенно не заботясь, что ее светлые джинсы промокнут, откинулась на спинку скамейки и захохотала. Вадим испугался, что это истерика, но Оксана прекратила смеяться так же резко, как и начала. Она вытерла навернувшиеся слезы, и Вадим понял, что они – настоящие, а не от смеха.

– Похоже, мы друг друга не поняли, – то ли вздохнула, то ли всхлипнула Оксана. – Но если не ты и не я, то кто?

– Да какая теперь разница? – Вадиму показалось, что его наполняет какой-то невероятно летучий газ, что еще чуть-чуть – и он улетит в это похожее на лоскутное одеяло, серо-голубое небо, выше башни, выше обзорной вышки. – Какая разница? Может, Лидка, может, Макс. А может, и правда Лора. Генка получил то, что хотел. Мне это не нравится, но он, надеюсь, доволен.

– Вряд ли. Я думаю, ему там несладко приходится. Скажи лучше, почему ты подумал, что это я?

– Не знаю даже. Пойдем потихоньку, холодно сидеть.

– У нас хватит на пару чашек кофе? – Оксана встала и отряхнула джинсы.

– Хватит. Может, даже и с пирожным. Когда мы поднимались, я видел где-то тут рядом кафешку.

Кафе нашлось минут через пять – совершенно пустой стеклянный павильончик. В нем было тепло, пахло свежесмолотым кофе и корицей. Они сели за столик в уголке, заказали по чашке кофе и по фруктовому пирожному: на мягком бисквите в толстом слое ярко-красногого желе покоились кусочки ананаса и клубника.

– Почему подумал, что это ты? – Вадим словно продолжил прерванный диалог. – Ты вела себя странно. Постоянно лезла на рожон. Будто говорила: по-настоящему виноватый человек так выставляться не будет, поэтому я не я и лошадь не моя. Потом дневник этот, страницы вырванные. Слон под окном. Да много чего по мелочам. Но я еще сомневался. Поэтому и решил тебя спровоцировать: мол, лучше признаться. Надеялся, что ты будешь возмущаться, оправдываться. Наверно, я бы поверил. Легко верить тому, чему хочешь верить. Получилось, перехитрил сам себя.