Текст книги "Бомж (СИ)"

Автор книги: Роман Путилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Ых! – приземлившись на землю, я сделал еще пару торопливых шагов назад, не имея возможности совладать с инерцией, одновременно нанося отмахиваясь бруском, оказавшимся слишком легким, от прямого тычкового удара ножом.

Глава 3

Глава третья.

Трудовые будни.

Безвременье.

Что-то не получаются у меня сегодня отточенные связки, уклонения и переходы, зато, пока первый из грабителей машет перед моим лицом отточенным лезвием, второй приятель пытается зайти сбоку, и если ему это удастся, то меня здесь и уложат. Плохо у меня сегодня получается драться – сапоги тесные и после долгой ходьбы ног практически не чувствую, а значить красивое «малаши» у меня не получится. Я снова гаркнул, бес толку пытаясь напугать противника глубоким выпадом чурбачка, от чего мой противник легко уклонился, отшатнувшись назад, а я… Я бросился в сторону вокзала, перебирая ноги с максимально возможной скоростью и оторвался, оторвался от пожилых жуликов, не успели они за мной.

Я бежал, механически перебирая одеревеневшие ноги в тесных сапогах, затем свернул на железнодорожные пути, и, на одних морально-волевых бросился поперек железнодорожного хода, перепрыгивая через блестящие, в свете прожекторов, рельсы и шаря глазами вправо-влево, в поисках подходящего оружия. Заметив тележку дорожной бригады чуть сменил направление, и. уже задыхаясь, ухватил с телеги какую-то увесистую железяку и бросился дальше. За спиной раздался мат и крики, кто-то, молодой и быстрый бросился мне на перерез, но мне терять было нечего – я с рычанием бросился навстречу молодому парню из ремонтной бригады, замахиваясь своим новым оружием – тяжелым ломом с раздвоенным, наподобие гвоздодера, концом.

Когда мне надо, я могу быть страшным – парень, не добегая до меня несколько шагов, с криком «Да ну, нах!», метнулся в сторону, а я бросился в сторону освещенных мутно-желтым светом, окон психиатрической больницы. Рабочие меня не преследовали, я бежал, не оглядываясь назад, затем рельсы кончились и я, прыгая, как горный баран, бросился по крутому спуску, в узком проходе между забором дурдома и зевом железнодорожного тоннеля, подгадав тот момент, когда оттуда появились две, двигающиеся неторопливо и вальяжно, знакомые сухопарые фигуры.

От удара железнодорожным ломом в плечо, первый из жуликов, тот, что ловко тыкал в меня ножом, болезненно охнув, завалился на асфальт. Второй успел только крикнуть – «Да что ты не уймешься», как получил прямой толчок сапогом в середину грудины. Я весил побольше своего противника, да еще он не успел закрыться – мужика отбросило назад, и он приложился хребтом о бетонный выступ тоннеля и сполз по стенке.

– Нож и деньги, быстро…– я навис над первым противником, занеся свой лом, как какой-то гольфист клюшку для удара: – Достал и отбросил в сторону. Быстро!

– Все, все! – мужик сел и выставил вперед раскрытые ладони: – Победил, молодец. На, не подавись.

Из карманов были извлечены кошелек и ножик-финка с небольшим, но острым лезвием, причем бросил мою добычу жулик рядом с собой, сам же, застонав и прикрыв глаза, мужчина откинулся на другой бок.

Я, как клюшкой, зацепил свою добычу и отбросил ее в сторону, где и подобрал – неужели этот хитрован рассчитывал, что я буду присаживаться или наклонятся за трофеями непосредственно рядом с ним?

Сунув добычу в карман, я двинулся ко второму потерпевшему. Тот сидел, привалившись спиной к стене и безжизненно свесив голову.

– Бумажник и нож давай, отбрось от себя и не претворяйся, а то башку ломом снесу.

Пару секунд жулик не шевелился, но, как только я замахнулся ломом, тотчас же, матерясь, открыл глаза и, с ненавистью глядя мне в лицо, достал нож– «выкидуху» и бумажник.

– Ты, бомжара, хоть понимаешь, что тебе не жить? Мы тебя сегодня-завтра на «бану» поймаем, и на лоскуты порежем.

Стоило мне, освободив кошельки от наличности, двинуться в сторону своего места обитания, как первый из жуликов понес свою обычную пургу, обещая мне короткую, но полную ярких впечатлений, жизнь. Я сделал еще два шага, после чего задумался и вернулся.

– Повтори, что ты сказал?

– Глухой, что ли? Мы тебя лохматник завтра найдем, писалом твой банан отрежем и сожрать заставим… – бывший сиделец, сидя на корточках, улыбнулся мне широко и многообещающе.

– Отвечаешь?

– Отвечаю.

– И ты тоже меня искать будешь? – я повернулся ко второму, что сумел встать и стоял, пошатываясь и держась за стенку тоннеля.

– Отвечаю. Вот только здоровье поправим с корешом и весь ваш бомжатник наизнанку вывернем…

– Я испугался. – я новым ударом в плечо, снес мужика на асфальт, а потом опустил семикилограммовую металлическую дуру на колено и локоть.

– Эй, ты че беспределишь⁈ – пока второй жулик хватал ртом воздух, глядя на своего, катающегося по дорожке приятеля, что уже не орал, а лишь громко сипел, я успел добежать до него. Поняв, что беспредел продолжается, вор бросился бежать, но успел сделать лишь три шага – пущенная, как бита в городках, металлическая хрень, в печатавшись в многострадальную спину беглеца, снесла его с ног.

Подняться он не успел – я методично ударил ему по колену и локтю, чтобы он не смог в ближайшие дни сделать мне больно.

Тремя днями позднее.

Стоит ли говорить, что на вокзал я был больше не ходок.

Той же ночью я ушел по мосту через реку, добрался пешком до районного рынка, где прикупил китайские кроссовки по размеру, три пары носок и самый дешевый спортивный костюм, потратив на это практически все, добытые в борьбе, деньги. Переодевшись, я сел на автобус и поехал в частный сектор, в сторону базы речного флота – в голове вертелись чьи-то слова, что в местной общественной бане недавно, стараниями какого-то депутата, сделали ремонт. Впервые за много дней вымылся до скрипа, напился горячего и сладкого чаю и двинулся в сторону окраины города, где временно поселился в одном из домов дачного поселка, подъев у хозяев три пакета вермишелевого супа с мясом и головой быка на пожелтевшем, бумажном пакете. Суповые концентраты имели срок хранения шесть месяцев, по факту прошло пять лет с даты их выпуска, но я, сказав сам себе, что «Советское – значит отличное», два дня питался этими супами.

На третий день я понял, что я созрел для возвращения в город.

Ночевал я на чердаке дома, соседствующего с «жирным» двором, в котором меня чуть не убили хозяева помойки, а с рассветом я стоял, пригнувшись, в кустах, на углу дома.

Мои враги промаршировали мимо меня, обвешанные пустыми баулами, направляясь к мусорной площадке. Минут десять, в пять пар рук, они переворошили четыре металлических контейнера, после чего, наполнив большую сумку бутылками, небольшой мешок банками из-под пива, а еще одну сумку тряпками и жратвой, весело о чем-то переговариваясь, двинулись в обратный путь, чтобы выйти прямо на мою засаду. Честно говоря, бил я своих товарищей по несчастью вполсилы, стараясь не калечить, но семь кило металла и метр сорок сантиметров длины превращали мой спец лом в грозное оружие, почти вундервафлю, которому мои противники ничего противопоставить не смогли, несмотря на численный перевес. Получив по паре ударов по мягким местам организмов и несколько сопроводительных пинков (кроссовки по размеру – это просто чудо какое-то), бродяги с криками побежали в сторону вокзала, очевидно за помощью, а я потащил добытые в бою, чудом не разбившиеся в драке, бутылки и банки в сторону местного детского садика. По причине раннего утра пункты приема стеклотары и лома еще не работали и важный ресурс нуждался в ухоронке, так как в любой момент можно было ожидать появления карательного отряда проигравших.

Детский сад меня привлек тем, что по летнему времени он был необитаем. Сторож охранял его исключительно в темное время суток, а ремонтные бригады еще на этот объект не вышли.

Я, внимательно оглядев окрестности, перебросил свою добычу через редкие металлические прутья, после чего потащил мешок и сумку в сторону овощехранилища, которое завхоз оставило на просушку с открытой, подпертой кирпичом дверью, сама же ушла в отпуск.

Спрятав свои сокровища в темноту подвала, я лег отдыхать в одну из деревянных беседок, что были разбросаны по все территории, положив под голову мой «меч-кладенец». Опасаться мне было нечего – местная молодежь, с гитарой и пивом, обживали эти беседки по вечерам, сторож появлялся часов в десять вечера.

Посплю до обеда, когда моим противникам надоест бегать по окрестностям и будкам по приему стеклотары и металла, в бесплодной надежде найти и покарать меня, после чего сдам сокровища, получу наличные денежные средства и прикуплю нужного для жизни. Мои разбитые противники постарались на славу – в сумке отобраны лишь те бутылки, что принимают в любом пункте, нет не трещин, ни отбитых горлышек, чувствуются руки профессионалов. Правда руки эти покрыты гнойниками и прочими экземами, но я уже озаботился о кожной безопасности – купил упаковку матерчатых перчаток с прорезиненными вставками и снимаю их только, когда касаюсь гарантированно чистых предметов. Суточный улов с помойки «богатого» двора был более чем приличный, позволяющий одинокому БОМЖу вести просто «роскошный» образ жизни. Только я понимал, что без боя эту помойку мне никто не уступит, поэтому я был готов отстаивать свое право на этот кусок Городского пространства. Я мечтательно закрыл глаза, представив себе, что смогу, со временем, вытеснить с теплого места тутошнего дворника, что отличался ленцой и нерадением за порученную работу, а дворник имел небольшое помещение, вполне пригодное для жилья, которое поможет мне в выживании….

С такими сладкими мыслями я задремал, чтобы проснуться, когда солнце уже прошло зенит и стало склоняться к западу. Как я и предполагал, у будки по приему стеклотары меня никто из моих коллег не ждал, поэтому я спокойно рассовал бутылки по пластиковым ящикам, получил деньги и двинулся в будку по приему металлов, а завтра, с рассвета, я планировал повторить нападение на наглых грабителей ставшей моей помойки.

Следующее утро, рассвет.

Спал я сегодня, как и прошлый раз, на чердаке пятиэтажной «хрущобы», напротив «богатой» многоэтажки. Застелил люк чердака газетами, что набрал в почтовых ящиках и лег на люк сверху. По чердаку старался не двигаться, потому, что каждый шаг на головой прекрасно слышно жильцам верхних этажей. Откуда я это знаю – да хрен его знает, просто знаю и все.

На рассвете меня разбудили, хлопаньем крыльев, квартирующие под крышей дома голуби, что с рассветом вновь стали зрячими, забеспокоились и стали покидать свои насесты, улетая на ранний завтрак.

Я же занял место у слухового окна, понимая, что сегодня мои конкуренты попытаются решить мой вопрос окончательно и кардинально. Мои супротивники явились «силой великой, людно и оружно». Если трое оборванцев начали деловито потрошить «мою» мусорку, то десяток их коллег, разбившись на две группы, спрятались в густых кустах, перекрыв выход из двора с обоих сторон.

Что же, слона мы будем резать кусочками.

Мое временное пристанище своими подъездами выходило на противоположную сторону от места ближайшей засады, потому, откуда я появился в тылу у бродяг, никто не видел. Вооружились мои противники знатно. На пятерых мужчин, что в своих засаленных куртках и кофтах, практически слились с прошлогодней листвой, на которую они залегли, имелось два ножа, какая-то металлическая свайка, типа железнодорожного костыля, алюминиевая трость и большой стеклянный шприц, наполненный какой-то коричневой жидкостью, один вид которой вызывал отвращение.

Один из БОМЖей, с виду, натуральный псих, все время, довольно таки громко, что-то бормотал себе под нос, поэтому к ним я подобрался неслышимый и не видимый, после чего молча стал раздавать удары, стараясь бить по мягким местам.

Жестко я ударил только один раз – перетянутый поперек спины ударом лома, бродяга не стал убегать, по примеру своих приятелей, а подхватив тот самый шприц, сделал попытку подкрасться со спины и воткнуть в меня иглу, пока я отвлекался на его коллег.

Спасла меня волна вони, резко усилившаяся сзади. Я бездумно шагнул в сторону, огородившись, вытянутым на руке ломом и развернулся, уставившись на замершего, как кот, нассавший в хозяйские тапки и пойманный за этим занятием.

Бродяга попытался что-то сказать, но не преуспел – небрежный удар увесистой железяки разбил и человеческую кисть и, сжимаемый ею, стеклянный шприц, откуда на землю брызнула еще больше вонючая субстанция, похожая на гной.

Оставив поле боя за собой (трое убежали, двое ползали по тесно-коричневой, опавшей прошлой осенью, листве) я бросился ко второй засаде. Пробегая мимо «мусорки» я крикнул трем существам женского пола, что замерли возле сумки с бутылками: – Ну ка бегом отсюда, шалашовки! Еще раз увижу, кто мои бутылки возьмет – руки вырву.

Вторая засада, наконец, заметив, творящиеся во дворе, безобразие, бросилась мне навстречу… Ну, как бросились? Мои супротивники больше всего напоминали ходящих мертвецов – страшных, вонючих, почти разложившихся, неуклюжих покойников. Двигались они тоже неторопливо, шаркая распухшими ногами в разбитых ботинках, постоянно оглядываясь друг на друга. Тут я успел ударить всего два раза – пока двое пострадавших, как апрельский снег, тяжело опали на асфальт, трое отставших резко развернулись и заковыляли в обратную сторону, преследовать я их не стал.

Обойдя по пострадавших по широкой дуге, больно гнилостно они воняли, я подошел к последней из трех теток, что единственная, как парализованная, осталась стоять у сумки с бутылками.

– Еще раз здесь кого из вашей кодлы увижу – убью всех! – я подхватил, звякнувшую стеклом, увесистую сумку.

– Слышь ты, возьми меня к себе! – опухшая от побоев морда очевидно решила «сменить флаг».

– Сгинь. – я ускорил шаг, не хотел, чтобы разбуженные шумом во дворе жильцы разглядели меня.

Через несколько минут я заметил, что «красавица», попытавшаяся переметнутся ко мне, попробовала следить за меной. В садик вести ее не хотелось, поэтому я резко сменил направление, запустив и почти попав булыжником в слишком любопытную мадам. Судя по визгу, мату и шуму в кустах, преследовательницу я отпугнул, но все равно, еще пятнадцать минут кружил по окрестностям, постоянно проверяясь. Откуда я знаю, как проверятся? Не знаю, наверное, я очень сообразительный бродяга.

Через три дня.

Борьбу за ценные ресурсы «жирного» двора я выиграл, во всяком случае, пока. Банда бомжей меня не беспокоила и на мои контейнеры не покушалась. Жил я уже заведенным порядком – около четырех часов утра собирал «хабар», нес его в, все еще открытое, овощехранилище, после чего досыпал на закрытой территории дошкольного учреждения. После обеда сдавал «добычу» по точкам, шел в сторону берега, где на уличной колонке тщательно мылся, особенно ноги, стирал одежду и носки, затем шел на берег, где на небольшом пляже возле пескобазы купался и загорал, возвращаясь «домой», на чердак «хрушевки» после полуночи.

Ни с кем за эти дни я не сходился и не знакомился. Попытки местных бродяг «навести мосты», записав молодого и здорового нищеброда в свой гнилой и пропитый коллектив на правах шныря игнорировал, а поползновения местной молодежи погонять беззащитного босяка пресекал сразу, без разговоров хватаясь за свой лом. Я даже в воду ходил с ним, один раз это сильно выручило – молодые чудики не ожидали, что за ними будет гонятся, ничего не стесняющийся, голый мужик с полутораметровой железякой. Последствий я не боялся. Я для них никто, тень человека, без имени, дома и уязвимых мест. В случае серьезных неприятностей уйду в другой район, постригусь, переоденусь и сбрею клочковатую бороду, превращаясь совсем в другого человека.

Мое безмятежное, растительное существование прервало одно из главных врагов бездомных – плохая погода. С обеда начался проливной дождь, я долго прятался в кустах, после чего, взяв пирожков и пару бутылок пива, вернулся на детскую площадку «своей 'хрущевки», где уютно устроился в металлическом домике, благо небо было темно-серое и ни одна здравомыслящая мать маленького ребенка на улицу из дома не выгонит. Припозднившиеся прохожие, огромными прыжками, преодолевающие широкие лужи, не обращали внимание на темную тень, притаившуюся в детском домике, а я, сытый и довольный, не заметил, как задремал под мерный перестук капель воды по крыше уютного домика.

Глава 4

Глава четвертая.

Каин.

Безвременье.

– Ей, чудовище, вылезай. – что-то больно ударило меня в бок, выбрасывая из прекрасного сна, где я….

– Ты что, застыл? – меня снова кто-то пребольно ткнул чем-то жестким через окошко детского домика.

– Я сейчас вылезу и…– я высунулся из двери домика и замер – на детской площадке стояло несколько милиционеров, что как стая бойцовых псов, смотрела на меня, ожидая команды «Убей».

– Че замер? Иди сюда. – меня убедительно поманил к себе движением черной резиновой дубинки, смутно знакомый, мордатый милиционер.

– Сейчас, сейчас, начальник, погоди, сейчас вылезу. –я осторожно пополз на выход, благоразумно оставив в своем временном укрытии свою сумку и свое оружие.

– Быстрее давай. – меня деловито и беззлобно ткнули в спину резиновой палкой.

– Начальник, ты бы поаккуратней будь, а то у меня итак ливер весь отбит, я же и помру ненароком от твоего удара…– я еще сильней скрючился, и стал постанывать от каждого движения.

– Серый, не трогай его, еще сдохнет, до того, как явку с повинной подпишет, как мы премию за задержание убийцы получим?

– Я конечно извиняюсь, но кого то что, убили? – я стоял, оперившись на крышу домика и держался за, якобы больную, поясницу.

– Ты дурака то не включай. – мордатый Серый замахнулся, но не ударил: – Люди видели, как ты ударил ножом гражданина. Лучше скажи, куда нож скинул?

– Никуда не скидывал. – я нащупал в кармане спортивных штанов свой «складень»: – Вот у меня ножик, начальники, другого не держу.

Нож у меня перехватили, завернули в какую-то бумажку, видимо, действительно, кого-то лезвием пощекотали.

Меня посадили на, мокрый от прошедшего дождя, бортик песочницы, два милиционера встали за спиной, не сводя глаз.

Мне было пора уже начинать волноваться, но я почему-то тревоги не чувствовал. Наверное, с тридцать седьмого года осталась уверенность, что органы во всем обязательно разберутся.

Основная суета шла в соседнем дворе – туда заехала несколько милицейских машин, потом ко мне подвели милиционера с небольшой, чепрачного окраса, немецкой овчаркой.

Проводник делал какие-то пассы руками, плавно вкидывая их в мою сторону, собака же, удобно усевшись на попу, с недоумением смотрела на своего начальника. Очевидно, в конце –концов уяснив суть посыла, сучка осторожно потянулась ко мне своим длинной, черной мордой, несколько раз втянула воздух, после чего недовольно чихнула и потянула вожатого прочь от песочницы. То есть у служебной собаки ко мне претензий нет – уже стало чуточку легче, осталось отбиться от фантазий двуногих друзей человека.

– Вставай, давай. – за мое образцовое поведение меня больше не тыкали больно по ребрам дубинкой, так, легонько обозначали требуемое направление движения.

Естественно, запихнули в металлический собачник в корме «лунохода» – мягкие диваны салона для граждан с постоянной пропиской. Машина пару раз обиженно чихнула, но завелась, и, немилосердно ударяя меня о свое металлическое нутро, покатила в ночную темноту. Ехали недолго, высадили на крыльцо РОВД, завели в дежурку, где на длинной лавке для задержанных, сидело несколько моих вонючих коллег. Те, при моем появлении, как-то сжались в кучу, освободив для меня чуть ли не треть, полированной тысячей задниц, деревянной поверхности. Мне кажется, они меня за что-то боялись, да и физиономии знакомые, наверное, это мои малознакомые конкуренты в битве за помойку.

– Что руки в перчатках? – повернулся ко мне помощник дежурного.

– Экзема у меня, начальник, мазью махать надо каждый день и повязки накладывать, а где деньги взять? У вас, кстати, в аптечке нет…

– Ничего у нас нет. Фамилия, имя, отчество, где и когда родился? И давай, сразу правду говори. Если соврешь – тебе же будет больно.

– Кузнецов Павел Алексеевич, одна тысяча шестьдесят пятого года рождения, двадцать первое января, город Киев, Украинская ССР.

– О! Так ты иностранец получаешься?

– А я не знаю, кто я сейчас такой есть, россиянин или ширый хохол. Я лет пять уже бомжую. Но если есть возможность, вы меня на нэньку Украину отправьте, буду очень признателен.

– Не боись, мы тебя обязательно отправим. – помощник дежурного записал меня в большую амбарную тетрадь, после чего потерял ко мне интерес: – Сиди тихо, скоро за тобой придут.

Попытка, не прощаясь, смыться из дежурки успехом не увенчалась – помощник дежурного, хотя все время перемещался по смежным помещениям, с меня один глаз не спускал, и когда я попытался выйти, за дверь, воспользовавшись, что два бравых «овошника» приволокли в отдел четырех пьяных теток, тут же последовал резкий окрик и мне перегородили дорогу к свободе.

– Да я просто в туалет хотел, начальник. – я, с самым невинным видом вновь плюхнулся на жесткую скамью.

Пришли за мной примерно через час. Невысокий, крепкий парень в рубашке с коротким рукавом и, модных в этом сезоне, слаксах, подошел к помощнику:

– Кого там пэпсы задержали?

– Вон сидит, в панаме.

Да, это я сидел в панаме, низко натянутой на глаза – почему-то не хотелось оставлять память о своем лице в этом уважаемом учреждении.

– Ты! В шляпе пидор…ой! Пошли со мной.

Я приподнял голову и недоуменно обвел взглядом дежурку, потом тронул за рукав милиционера в серой пилотке:

– Уважаемый, вас вон тот товарищ зовет.

Сначала меня пинали за то, что я дотронулся до сотрудника «своей поганой рукой», потом за «все хорошее». Слава Богу, комната была узкой, а желающих ответить «за пидора» нашлось много, поэтому они больше толкались надо мной, да и хороших футболистов, в сопящей и матерящейся толпе, сгрудившихся надо мной, не было.

Потом сотрудники долго отдыхали, после чего парень в короткой рубашке на пару с помощником дежурного, ухватили меня за ноги, и потащили по длинному, темному и, почему-то знакомому, коридору.

Дотащив меня до темной, уходящей вниз, широкой лестницы, мои помощники по ходьбе остановились, пытаясь отдышатся.

– Ну что, дальше потащили?

– Ну нах… разобьет голову, бомжы задолбаются кровищу отмывать. Он тебе что, совсем не нужен?

– Ну как не нужен – надо, чтобы явку с повинной написал и следователю показания признательные дал.

– Тогда поднимай его.

– Да не буду я эту вшивоту поднимать. Сейчас сам поднимется. – узкий носок итальянской туфли сорок третьего размера с силой воткнулся мне в бедро, меня от острой боли подкинуло, так, что я чуть не покатился вниз по бетонным ступеням.

– Стой, а то правда грохнется, шею сломает. У тебя перчатки есть?

Пока сотрудники перепирались, где взять перчатки, чтобы меня поднять и дотащить оставшиеся десять метров, я практически не притворяясь, стал по стеночке, осторожно, подниматься вверх.

– Я же тебе говорил, что он притворяется! – заорал молодой человек в «цивильном»: – Никому верить нельзя.

Пока они обсуждали лживый характер жуликов, я потихоньку дополз до нижней ступеньки лестницы и оказался в подвале, где повернул налево.

– Эй, ты куда. – парень в рубашке легко сбежал вниз по ступеням и повернул направо, сделал пару шагов в темноту, где щёлкнул выключателем и над потолком загорелись пара тусклых, ватт по сорок, лампочек.

– Заходи. – молодой человек распахнул дверь одного из кабинетов: – заходи, сюда, к стенке встань

Я встал в указанное место, после чего, аккуратно сполз на пол, скользнув по стенке.

– Я тебе что сказал – встать! Встать быстро! – парень ринулся ко мне. Пару раз пнул, вернее попытался, но, сидя на корточках в углу кабинета, я не был настолько уязвимым, старался отмахиваться руками или ставить блоки, во всяком случае, более-менее болезненными, была лишь парочка пинков, остальные я пережил.

Наконец милиционер умудрился, забыв о своей брезгливости, ухватил меня за воротник рубахи и резко, с треском рвущихся швов, бросил меня на грязный линолеум, после чего поставил надо мной стул и уселся на него, типа придавив меня.

– Ты вообще, пидор гнойный, хоть понимаешь, куда попал? Еще один фокус с твоей стороны, я тебя просто запинаю и выброшу на улицу подыхать. Ты меня услышал

– Иес оф кос.

– Ты че, еще и грамотный? Я грамотных люблю. – мужчина, сидящий надо мной широко улыбнулся: – Вы колитесь гораздо быстрее, до самой жопы, потому что умные и понимаете, что выхода нет. Ну что, умник, говорить будешь? Кто Пухлю убил? Имей в виду, на тебя показания дали несколько очевидцев.

– Кого? – я искренне поразился

– Пухлю. Бомжик был такой авторитетный. – опер захихикал: – На «бану» мазу держал. Те, которых ты в дежурке видел, все на тебя показания дали.

– Это когда было? Когда вы милиционера в той дурацкой шапке пидором назвали?

– Ах ты…– с меня скинули стул и пару раз, чувствительно, пнули по ребрам: – Еще шутишь? Сейчас мы с тобой пошутим…

В коридоре раздались уверенные шаги, мой мучитель перестал меня пинать и замер прислушиваясь. Вскоре на пороге показался высокий, черноволосый и черноусый мужчина, чье лицо было мне почему-то знакомым

– Здорово, Серега. Работаешь? Это кто?

– Да пэпсы бомжа притащили, сказали, что на «бану» клянутся и божатся, что этот Пухлю на Красноармейской завалил.

– Понятно. Морду подними свою. – мужчина навис надо мной, ноя, опять присев, отвернулся к стене.

– Отпечатки сняли? Фотографии сделали?

– Наверное, Александр Александрович, я у дежурного спрошу.

– Не забудь, я проверю.

– А вы здесь зачем, товарищ майор?

– Я сегодня, Сергей, ответственный от руководства. Так что коли этого уродца до самой жопы, чтобы мне на завтрашнем докладе краснеть не пришлось.

– Да сейчас все сделаем, товарищ майор. – парень бросил на меня пренебрежительный взгляд: – Он, сука, здесь гарцует, а на самом деле гнилой внутри, я его чуть-чуть не задавил.

– Ладно, давай, а я пойду, с документами поработаю.

– Ну что? Очухался. Давай дальше разговаривать… – меня снова легонько пнули: – Говори, куда нож «скинул»?

– Мой нож у меня милиция забрала, другого ножа у меня не было…

– Что, типа забыл? Ничего. Сейчас вспомнишь.

Парень дважды меня загонял пинками в угол кабинета, после чего останавливался, требовал, чтобы я вышел из угла на середину комнаты, где ему будет удобней, после чего начинал пинать снова.

В один момент я, защищаясь от его ударов, отмахнулся ногой, задев его щегольские брюки подошвой своего кроссовка.

– Ах, тыж, эпическая сила! – оперативник растерянно посмотрел на грязный след на бежевой ткани, после чего, с криком «Убью, падла!», бросился на меня.

А я его вспомнил! Его «эпическую силу» вспомнил, как он заорал, выходя из-за зарослей, таща кучу веток, чтобы мне пятки поджарить.

И я внезапно осознал, что, если я не изменю линию поведения, то он и вправду может меня забить, запинать насмерть, а потом сказать, что все так и было, или вытащить труп из отдела милиции и бросить где-нибудь на улицы, все равно никому нет никакого дела до очередного дохлого бродяги.

– Стой, начальник, стой! Я все понял, больше так не буду…

– То-то де. Ты Пухлю убил?

– А я знаю? Я этого пухлю знать не знаю, но если ты говоришь. Что я убил, значит я.

– Ножик куда сбросил?

– Ножик я сбросил в колодец канализации в каком-то дворе, если надо, то покажу.

– Что ты с ним не поделил?

– А я знаю? Я о том, что какого-то Пухлю убили, узнал только что, от тебя. Ничего я не помню. Если ты знаешь, то напиши там что-нибудь поумнее.

– Ты что, опять начинаешь?

– Начальник, прекращай. Ты вопросы задаешь, я что помню – отвечаю. А вообще приезжий, порядков у вас в Городе не знаю, но ты же человек грамотный, все что правильно напишешь. А я подпишу, где скажешь.

– А, кроме убийства Пухли, ты чем еще у нас в городе промышлял?

– Начальник, я же говорю, ничего не помню. У бомжей же мозгов нету, один очиститель вместо мозгов плещется. Ты человек грамотный, напиши. Как все правильно, а я подпишу…

– А еще что-то совершал? – с затаенной надеждой, замер, как голодный волчара перед прыжком, оперативник.

– Наверное, я не помню. – я почесал волосы под, когда-то белой, панамкой: – Может и было что-то.

– А ты не помнишь, мужика в подъезде убили поздно вечером, почти ночью. Дважды в живот ударили, забрали портмоне и ушли.

– Что-то припоминаю, но подробности уже за давностью лет….

– Какой давности? Это было две недели назад.

– А, ну да, что– то припоминаю.

– Ты давай, садись на стул, в ногах правды нет. – милиционер засуетился: – Давай, чаем тебя напою, и мы с тобой постараемся все вспомнить. Где ты нахулиганил. – опер превратился в моего доброго дядюшку, весело погрозив мне пальцем.

Я неторопливо пил горячий чай из мутного, в коричневых разводах, граненого стакана, пахнущего самогоном, а милиционер сидя напротив, аж подпрыгивал от возбуждения.

– Тебя как зовут? Паша? Знавал я одного пашу, земля ему пухом. Так что, вспомнил что-то?

– Пока нет. – я приподнял горячий стакан: – Сейчас допью.

– А давай я тебе пока фабулы дел почитаю – может быть ты по описанию, хоть что-то вспомнишь?

– Да мне без разницы, наверное, вспомню.

Знакомо лязгнуло дверца сейфа, приоткрыв свое нутро, парень сунул голову в железный шкаф, зашуршал папками, когда я начал двигаться. Очевидно. Оперативник заметил какое-то движение в отражении оконного стекла, во всяком случае, он начал поворачиваться ко мне, но довершить движение я парню не дал.

Я обрушил на голову Сереги шаткий, но тяжелый стул, а когда он завалился на пол, тщетно пытаясь ухватится за гладкую поверхность металлического шкафа, я пнул пострадавшего в голову, после чего поставил на его туловище его-же стул и сел сверху, наступив грязными ногами на, обтянутые чистой рубашкой, сильные плечи.

– Что там у Сереженьки есть? – я сунулся в сейф: – Ой, у мальчика пистолет. Ай-я-яй, Сережа плохой мальчик, не будьте такими, как Сережа.

На слове «пистолет» Сережа попытался вскочит, но стул не дал ему это сделать, а характерный щелчок и лязг тяжелого, взводимого затвора, предотвратил возможную трагедию – Сережа замер, правда это ему не сильно помогло.

Я дернул за какую-то веревочку, оказавшуюся электрическим проводом и с двухметровой высоты, на голову Сергея упал, наполненный кипятком, электрический чайник.

– Упс, неловко вышло. – Сережа даже не дернулся после удара по голове, оставаясь лежать в горячей луже воды из опрокинутого чайника, но мне было все равно. Этот человек убивал меня, такого же беспомощного, как и он сейчас сам, но это его не остановило. Я не знаю, на какой узкой дорожке мы с ним и его другом пересеклись, но то, что я сделал было хорошо. Не брат он мне был, а Каин.