Текст книги "Журнал «Если», 2001 № 12"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

Соавторы: Кир Булычев,Роберт Шекли,Роберт Сильверберг,Андрей Синицын,Владимир Гаков,Кейдж Бейкер,Нэнси (Ненси) Кресс,Джек Уильямсон,Роберт Рид,Дмитрий Караваев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

– Нет, благодарю, – ответил я. – В моем распоряжении мало времени.

Лейбокас уселся в бордовое кресло и указал мне на точно такое же. Я оглядел кабинет. Если не считать нескольких стилизованных изображений Фейнмена на обшитых панелями стенах, ничто не напоминало святилище.

– Так чем могу быть полезен? – спросил Лейбокас. – Из нашего телефонного разговора я не совсем понял…

– Я хотел бы задать вам несколько вопросов об одном из членов вашей Церкви, мистере Леонарде Коснике.

– Боюсь, Лен стал апостатом.

– Чем-чем?

– Апостатом. Он покинул нашу Церковь около года назад.

– Лен Косник умер. И оставил записку: «Я есмь вы».

Лейбокас улыбнулся.

– Несомненно, он хотел вновь подтвердить свою приверженность нашей философии. Как жаль, что он скончался прежде, чем мне представилась возможность с ним поговорить. Но как это произошло?

– Автомобильная катастрофа. Он поехал на работу в день своей смерти, столкнулся с другой машиной и погиб. Мы взвешиваем возможность самоубийства.

– Абсурд! Он спрыгнул с моста? Выстрелил себе в лоб? Нет, он просто ехал в машине…

– …в день своей смерти.

– Совершенно очевидно, что Косник решил вернуться в лоно нашей Церкви. А фейнменисты на себя руки не накладывают.

– Но вы же верите в реинкарнацию? Так что самоубийство не столь уж большой грех.

– Мы верим в трансвременную миграцию души, а это весьма специфичный случай реинкарнации. – Лейбокас наклонился вперед и сложил кончики пальцев. – Вы знаете, почему все электроны во Вселенной имеют одинаковую массу?

– Нет. Я не физик.

– Ричард Фейнмен доказал, что существует всего один электрон. Он движется взад-вперед во времени, проявляя себя как электрон или антиэлектрон, и в конце концов занимает место всех электронов во Вселенной. И точно так же существует лишь одна человеческая душа, которая движется взад и вперед во времени, становясь в конце концов душой всех людей. Совсем как электрон в схеме Фейнмена. Мы все – один и тот же человек. В конечном счете, вы проживаете каждую человеческую жизнь, которая когда-либо существовала или будет существовать.

– Так почему, если это ваше существование тяжко, не покончить с ним и не начать сначала?

Лейбокас сжал губы и ответил отрывисто.

– Есть только она человеческая жизнь, и мы ее блюстители. Никто не смеет брать на себя право обрывать ее. Не вижу, как это можно растолковать яснее.

Я решил сменить тему.

– Дата двенадцатое ноября две тысячи сто двадцать второго года что-нибудь для вас означает?

Лейбокас откинулся на спинку кресла.

– Двенадцатое ноября? Это же День Ветеранов… Нет, погодите, День Ветеранов – одиннадцатое ноября. А двенадцатое для меня ни с чем не связано. И, безусловно, для нашей Церкви эта дата ничего не означает.

– Что же, благодарю вас. А теперь мне пора. – Я встал и попытался протиснуться мимо Лейбокаса.

– Не хотите ли узнать еще что-нибудь о Церкви Фейнмена? – Лейбокас встал между мной и дверью. Я неохотно взял несколько брошюр. Уплатив «гонорар» за этот визит, я повернулся, чтобы уйти. Лейбокас вытянул руку ладонью вперед.

– Я есмь вы.

– Очень сомневаюсь.

* * *

Боб дал мне разрешение просмотреть рабочие файлы Лена Косника. Я набрал его ежедневник, поместив день накануне его смерти. Экран заполнили бессмысленные фразы: «Я есмь вы». «Мы есьми вы». «Они суть мы». Видимо, Косник был сильно не в себе. Я включил аудиофайл, и тот начал выплевывать: «Чтар ри чол фанг пьон…» В компьютере Косника имелась полная тринадцатичасовая запись трансляции, и, видимо, он пытался ее кодировать. Что никак не входило в его служебные обязанности.

Я отправил Бобу отчет о проделанной работе и за следующие две недели набрался множества самых разнообразных исторических сведений, связанных с 12-м ноября, без которых вполне мог бы обойтись. «Запущен зонд «Венера-2», «Юрий Андропов сменил Леонида Брежнева», «Образование Балтийского союза». Я топтался на месте, а мне хотелось завершить все к концу августа. Приближалась середина сентября, а с ней – день смерти моей жены, и я всегда старался освободить неделю перед ним, чтобы мы могли провести ее вместе. На всякий случай.

Наконец, 10-го августа дело сдвинулось с мертвой точки. Как обычно, утром я зашел в «грот» около моего дома проверить, насколько пауки продвинулись с моим календарем. Еще больше бесполезных зеленых нитей, соединенных с десятками и десятками исторических мелочей. Однако я различил единственную красную нить, уходившую за пределы видимости, и проследил ее к личному узлу, белому ящичку без отличительных признаков. Он был накрепко закрыт. Я его вскрыл, и несколько секунд спустя последовал краткий ответ: «Встретимся завтра в 9 утра, 63-я, Грув-Коттедж, зеленое платье».

* * *

У меня над головой громыхала надземка. Я медленно ехал по 63-й улице. Южная Сторона наводила страх даже в солнечное утро. Я знал, что не умру в этот день, но меня вполне могли ограбить, избить, ранить. Я заметил тоненькую женщину в зеленом платье, крепко державшую небольшой кейс. Она пугливо озиралась. Я затормозил рядом с ней и открыл дверцу.

– Залезайте быстрей! – скомандовал я. – И вы вот так прогуливались здесь? Или вы не знаете, как опасен этот район?

Она скользнула на переднее сиденье, откинула назад черные волосы и сердито на меня посмотрела.

– Конечно, знаю! Я только что сошла с надземки. Вы опоздали на пять минут. – Она обернулась и поглядела в заднее стекло. – Я не хочу, чтобы нас увидели вместе. Поезжайте куда-нибудь, где мы сможем спокойно поговорить с глазу на глаз.

Я свернул на Лонг-Шор-Драйв и поехал на север.

– Кто вы? – спросил я.

– Своего имени я вам не назову. Если кто-нибудь узнает, я потеряю место.

– Не беспокойтесь. Я не обязан раскрывать свои источники. Это в мой контракт не входит.

– Я работала с Джейсоном Крауссом. Он был моим другом. – Она смахнула набежавшую слезу. – Мы были счастливы. И я знаю: он не стал бы себя убивать.

Я въехал на крытую стоянку Музея науки и техники.

– Тут нас никто не увидит. Что вы хотите мне рассказать?

– Это вина Косника. Он убедил Джейсона и этого, другого…

– Чуаня?

– Ну да, Чуаня. Косник уговорил их принять участие в каком-то дурацком эксперименте, и в результате Джейсон умер. – Она заплакала. – Косник был психом. Он как-то раз сказал мне, что раскодировал сообщения чтарри.

– И Краусс ему поверил?

– Не знаю. – Она вытащила из кейса пачку листков и разложила их веером на приборной доске. – Косник и Джейсон, они оба на этом помешались, но так и не объяснили мне, почему. Это графики всех дней смерти для каждого, кто родился в последние восемь лет. Вот первый – для детей, рожденных в две тысячи тринадцатом. Им теперь всем по восемь лет. Первая точка – число детей, которые умрут первого января, вторая показывает число детей, которые умрут второго января, и так до тридцать первого декабря.

Простая прямая линия с маленькими всхолмлениями. Белый шум. Женщина взяла второй листок.

– Теперь поглядите на этот. Дети, рожденные год спустя – в две тысячи четырнадцатом. Замечаете что-нибудь странное?

На втором листе над прямой линией возвышался заметный бугорок.

– Похоже на увеличение количества смертей, приходящихся на какой-то один день.

– А день этот – двенадцатое ноября, которым вы интересуетесь. Теперь поглядите на третий.

Она показала мне остальные шесть листков. На каждом этот бугорок поднимался все выше, а на последнем превратился в пик, возвышающийся над всеми остальными датами.

– Поглядите сюда, – сказала она. – Почти пятидесятая часть детей, родившихся в прошлом году, должна умереть двенадцатого ноября. А не одна триста пятидесятая, как следовало бы.

– Но что это означает?

– Понятия не имею. Только Джейсона это по-настоящему тревожило. Он сделал для меня эти копии и просил беречь на случай, если с ним что-нибудь произойдет. – Она всхлипнула. – Можете взять их. Я больше не хочу иметь к этому никакого отношения. – Она распахнула дверцу машины.

– Погодите, у меня есть еще вопросы.

– Я рассказала все, что знаю. Сами разберитесь. Вам за это платят! – Она хлопнула дверцей и скрылась в недрах гаража.

* * *

Почему росло количество детей, обреченных умереть 12 ноября? Я ввел в компьютер данные об этой дате, а потом ушел на кухню выпить кофе и поразмыслить. Меня мучила какая-то смутная мысль. Что говорил Боб по поводу эпидемии гриппа? Я вскочил, расплескав кофе по кухонному столику, и бросился к себе в кабинет.

Набрал таблицы среднестатистической смертности. И вдруг у меня по спине поползли ледяные мурашки. Я провел перекрестную корреляцию с экстраполяцией средней продолжительности жизни. Ответ возник на экране, четкий и неумолимый: смертный приговор нам всем. Испытывая ледяной ужас, я понял, что сделали Косник, Чуань и Краусс.

* * *

Боб бросил на стол мой последний отчет. Бумаги глухо ударились о стол.

– Не понимаю. Ты утверждаешь, что число новорожденных с датой смерти двенадцатого ноября возрастало с каждым годом. Но что это означает? И при чем тут двенадцатое ноября две тысячи сто двадцать второго года?

Я помолчал несколько секунд, собираясь с мыслями.

– Выяснилось, что двенадцатое ноября две тысячи сто двадцать второго года станет весьма знаменательной датой в истории человечества. – Я откинулся на спинку стула. – Это день конца света.

Боб криво улыбнулся.

– Билл, ну хватит валять дурака.

– Я абсолютно серьезен. Не знаю, как это произойдет. Ядерная война? Биотерроризм? Столкновение с астероидом? Я знаю только, что двенадцатого ноября, две тысячи сто двадцать второго года все люди на планете умрут.

Боб перестал улыбаться.

– Бред какой-то. С чего ты это взял?

– Из графика дней смерти. Сам подумай. Младенцам, родившимся четыре-пять лет назад, будет сто пять – сто шесть лет, когда наступит две тысячи сто двадцать второй год. Не так уж много из, них дотянет до этого года, но горстка доживет, и эти счастливчики все умрут одновременно двенадцатого ноября две тысячи сто двадцать второго года. Вот что знаменует бугорочек в графике дней смерти. Ну а дети, родившиеся в прошлом году? Им будет только сто два года, когда ракеты или болид обрушатся на наш мир…

Билл недоверчиво молчал, и мне пришлось продолжить:

– Я проверил таблицы смертности: ребенок, который родится сегодня, имеет почти двухпроцентный шанс дожить до ста двух лет. И все, кому выпадет этот шанс, умрут вместе двенадцатого ноября две тысячи сто двадцать второго года. Вот что дает пик на графике дней смерти для прошлого года.

– Я тебе не верю.

– Погоди и поймешь. Сигнал начнет усиливаться с каждым годом. Ребенок, родившийся через десять лет, должен будет дожить всего до девяноста, чтобы увидеть конец света. А на такую продолжительность жизни могут рассчитывать более четверти всего населения Земли. Как вы собираетесь скрыть это, если у четверти новорожденных день смерти двенадцатого ноября?

Боб уставился на мой отчет, потом перевел взгляд на меня, но продолжал молчать. Я встал и нагнулся к нему через стол.

– Совершенно очевидно, что Краусс, Чуань и Косник пришли к такому же выводу, – сказал я.

– И поэтому покончили с собой?

Я посмотрел мимо Боба в окно, где ветер колыхал шелковые травы прерии.

– Мы все заложники судьбы, обреченные умереть в день своей смерти. Но я верю, что сообщение чтарри содержит ключ к освобождению из этой темницы. Косник действительно расшифровал сообщение чтарри и нашел способ избежать предсказанных дней смерти. Но для проверки своей теории ему требовались добровольцы. И потому он уговорил Чуаня и Краусса проделать страшный трюк – проверить, смогут ли они умереть не в день своей смерти. Они знали, что именно поставлено на карту. Быть может, они шли на самопожертвование, чтобы доказать: конца света можно избежать. Или в глубине души верили, что умереть не в предсказанный день смерти невозможно. Этого мы никогда не узнаем. Но их смерть доказывает: Косник оказался прав. Конец, предсказанный сообщениями о днях смерти, не фатален.

Боб покачал головой.

– Ерунда. Косник был статистиком. Так каким образом ему удалось декодировать сообщение чтарри, над которым тщетно бились все наши лингвисты?

– Да потому что Косник догадался, кто такие чтарри и откуда они! «Я есмь вы». «Они суть мы». Нет, Косник не собирался вернуться в ряды фейнменистов, но их идеи подсказали ему отгадку главной тайны чтарри. Они – это мы. Наши потомки из невообразимо далекого будущего, эволюционировавшие до неузнаваемости, настолько отличные от нас, что взаимный контакт невозможен. И самое их существование доказывает: конец света не неизбежен. Мы найдем способ избегать наших дней смерти, если сумеем декодировать их сообщение.

* * *

2026 год.

Моим днем смерти было восемнадцатое июля. В этом году, как и в прошлые три года, я провел его, катаясь на яхте по озеру Мичиган. Естественно, подобно всем людям, я теперь понятия не имею, в какой день мне предстоит умереть.

Значит ли это, что конец света все-таки не наступит двенадцатого ноября две тысячи сто двадцать второго года? Не знаю. Это вопрос для ученых и философов. Зато я знаю, что умру в тот или иной день в том или ином году, известные только Богу. И меня это вполне устраивает.

Robert J. Sherrer, «Happy Deathday», 2001 г.

Перевела с английского Ирина ГУРОВА

Нэнси Кресс
КОМПЬЮТЕРНЫЙ ВИРУС

Иллюстрация Алексея Филиппова

Удрал! – крикнул кто-то, скорее всего, наладчик, хотя позже Мактаггерт так и не сумел вспомнить, кто заговорил первым.

– Пусто!

– Не может быть! – крикнул еще кто-то, и вся комната заходила ходуном, взорвалась энергией, которой не находилось выхода. Безысходный бег на месте.

* * *

– Так нельзя! – пролепетала Эли и тут же пожалела о своих словах. Суровый, безжалостный взгляд невестки Касси заставил ее поежиться.

– А как можно, Эли? – спросила Касси. – Ну-ка, расскажи.

– Извини. Я просто хотела сказать, что… Как бы ты ни любила Влада, родным со временем обязательно становится легче. То есть не легче, но спокойнее, что ли… Не можешь же ты замуровать здесь себя и детей, Касс! Для них это нехорошо. Потом им будет боязно выйти в настоящую жизнь.

– Хотелось бы на это надеяться, – отозвалась Касси. – Для их же блага. А теперь позволь, я покажу тебе замок.

Несмотря на ироничный тон невестки, Эли стало не по себе. «Замок» – какое подходящее слово! Или крепость, форт, бастион… Эли здесь очень не нравилось. И Владу не понравилось бы. Но Касси полагалась на эту отгораживавшую ее от мира громадину, высасывавшую из нее без остатка все деньги, вплоть до еще не полученных доходов от патентов, в итоге стоивших Владу жизни.

– Это кухня, – отрекомендовала Касси. – Дом, у нас есть молоко?

– Есть, – ответил безразличный голос. Хорошо хоть, что Касси не нарекла Дом человеческим именем и не ассоциирует его с каким-нибудь образом-призраком. К счастью, экран оставался пуст. – Одна упаковка соевого молока и одна коровьего на третьей полке.

– Он умеет читать этикетки! – похвасталась Касси. – Дом, сколько таблеток от аллергии для Донни осталось в аптечке ванной комнаты?

– Шестьдесят штук, – ответил Дом. – Прописано в три раза больше.

– У Донни аллергия на амброзию, а сейчас как раз середина августа, – объяснила Касси.

– Вряд ли он унюхает аромат амброзии, находясь в этом мавзолее, – отмахнулась Эли и тут же пожалела о своей невыдержанности. Но Касси и ухом не повела. Она продолжала экскурсию по экзотическому жилищу, бесстрастно вещая ровным, чужим голосом, вошедшим у нее в привычку после смерти Влада.

– Все домашние приборы связаны с Домом по радиочастотам. Тем же способом Дом выходит в интернет. Электричество вырабатывает генератор. Он находится в подвале и питается геотермальной энергией; там уже установлен емкий аккумулятор. То есть генераторов два, один из них резервный. Но мне не хочется расходовать энергию, запасенную аккумулятором, – понятно, почему.

Как раз это Эли не было понятно. Заметив ее недоумение, Касси объяснила:

– Генераторы надежнее аккумуляторов.

– Вот как?

– К Дому подведены только волоконно-оптические кабели, необходимые для компьютеров. Если их перережут, наша жизнедеятельность не окажется под угрозой.

«Кто их вам перережет?» – хотела спросить Эли, но ответ был ей заранее известен. Совершенно бессмысленный ответ. Влада убили свихнутые борцы за экологию, разъяренные противоречивостью его работы. Но теперь, когда его не стало, Касси с детьми нечего было опасаться. Однако Эли смолчала, послушно бредя за Касси через гостиную, спальни, по коридорам. Повсюду, даже в коридорах, имелись экраны для общения с Домом; многочисленные датчики в потолке были обязаны моментально засечь и идентифицировать незваных гостей. Эли в первую же минуту пришлось сунуть в карман приборчик-излучатель, иначе Дом мог бы… Что именно готовил вторгшемуся недругу всесильный Дом? Она боялась спросить об этом.

– Идем вниз, – позвала Касси и, открыв закодированную (конечно же!) дверь, стала спускаться по длинной лестнице. – В компьютере применены объемные лазерные микропроцессоры с оптическими транзисторами. Он способен производить до двухсот триллионов операций в секунду.

Эли вздрогнула.

– Зачем тебе такая колоссальная мощность?

– Сейчас увидишь. – Они приблизились к очередной двери – на сей раз, судя по виду, бронированной. – Открыть!

Дверь повиновалась. За ней, в помещении без окон, располагалась полностью оборудованная генетическая лаборатория.

– Нет, Касси! Неужели ты собираешься здесь работать?

– Да, собираюсь. На прошлой неделе я уволилась из «Мед-Джин». Теперь я консультант.

Эли озадаченно разглядывала лабораторию – странное сочетание новеньких сверкающих приборов и старого хлама из Домашней мастерской Влада. Его холодильник, его шкаф, его центрифуга… Неужели все это можно применять и для биологического восстановления загрязненной среды обитания (сфере интересов Влада), и в медицинской генетике (сфере компетенции Касси)? Наверное, можно. На старом холодильнике красовалась свежая вмятина – не иначе робот из компании по перевозке был плохо запрограммирован. По солидному мерцанию Эли опознала генный синтезатор; прочее оборудование ей, далекой от науки, было незнакомо. За полуоткрытой дверью угадывалась маленькая ванная. Все это стоило целого состояния. Сколько же нынче зарабатывает консультант?

Надо полагать, Касси прельстил не столько заработок, сколько возможность не покидать тюрьму, в которую она сама себя заточила. Колдовать, сколько влезет, и отсылать клиентам сделанную работу по Сети в закодированном виде. Если бы не Дженни и Донни… Что за мысли? Дженни и Донни – самая что ни на есть реальность, более того, Дженни совсем скоро надо будет забрать из школы. Благодаря детям невестке волей-неволей придется регулярно выбираться наружу.

Касси продолжала рекламировать свою тюрьму:

– Разумеется, весь Дом защищен вделанной в стены клеткой Фарадея. Нас отсюда не выковырять никакими силами. Стены – усиленный пенобетон, окна сделаны из непробиваемых полимеров. Еды у нас припасено на целый год. Под Домом есть колодец с чудесной холодной водой. Хочешь попробовать?

– Нет, благодарю. Послушай, Касси, ты так ощетинилась, словно готовишься к полномасштабной войне. А ведь Влада убил псих-одиночка!

– Таких психов-одиночек пруд пруди, – отрезала Касси не терпящим возражений тоном. – Влада я уже лишилась, не хватало теперь остаться без Дженни и Донни… А вот и ты, маленький непоседа!

– Я сам спустился, – важно сообщил Донни и кинулся в материнские объятия. – Я с Энни.

Касси улыбнулась молодой няне Энн Миллис. Эли подумала, что Касси очень идет улыбка: из скорлупы на мгновение выглядывает та женщина, которую до самозабвения любил Влад. Прошел целый год с тех пор, как его не стало, но Касси упрямо отказывалась примириться со случившимся и желала только того, что ушло навсегда. Так нельзя! Или она, Эли, просто не способна на чувство, которое Касси испытывала к Владу? Эли дважды выходила замуж, дважды разводилась, дважды приходила в себя. Что лучше – ее трезвость или стойкое, бескомпромиссное горе Касси?

Она вздохнула.

– Это тетя Эли, – сказала Касси сыну. – Поцелуй ее крепко.

Трехлетний мальчуган оторвался от матери и бросился к Эли. Как он похож на Влада! Курчавые светло-каштановые волосы, огромные черные глаза. Он мазнул Эли по щеке мокрым носом.

– Извини, – пробормотала Касси, не переставая улыбаться.

– Аллергия?

– Да. Тебе не кажется, что у него температура?

– Трудно сказать, – ответила бездетная Эли и отпустила Донни. Возможно, он немного теплее, чем следовало бы, и личико пылает… Но улыбка – совсем как у Влада – и сияющие глаза свидетельствовали о здоровье.

– Господи, как пролетело время! Уже пора ехать за Дженни. Хочешь составить мне компанию, Эли?

– Конечно. – Она обрадовалась предлогу покинуть лабораторию, подвал, вообще «замок». Оказавшись вне бетонных стен, она с наслаждением втянула свежий прохладный воздух. Хотя и внутри воздух был, разумеется, не менее свеж. Более того, туда, внутрь, он поступал после обработки по ультрасовременной технологии, гарантирующей удаление болезнетворных микроорганизмов или газов, злонамеренно распространяемых снаружи. Воздух внутри был гораздо здоровее воздуха за стенами – это Эли неоднократно слышала от Касси.

* * *

Никто ее не понимает, даже Эли.

Она воображает, будто Касси не слышит себя, не видит своего лица по утрам в зеркале, не представляет, во что превратилась. Заблуждение! Касси слышала железные нотки в своем голосе, видела окаменелость своего лица, оживавшего только для детей, и то, о, ужас, не всегда. Она буквально шарахалась от людей, потому что среди оставшихся в живых уже нет Влада, потому что Влад умер, а они все еще живы… Но Эли не могла понять, что она, Касси, над собой не властна.

Эли не знала, как потускнел мир, какой густой мрачный туман окутал все вокруг: людей, деревья, мебель, пробирки в лаборатории. Эли не знала, не испытала той устрашающей ярости, которая все еще владела Касси. Той казалось, что если она что-нибудь не разрушит, кого-нибудь не убьет, не отомстит хотя бы так за смерть Влада, то сойдет с ума. Вернее, станет еще безумнее. Где Эли знать, какая тоска то и дело охватывает ее всю, с головы до ног, перекрывая дыхание…

Иногда она думала: если бы Влада угробил недуг, который она не смогла побороть с помощью сверхсовременной генетики, то ей было бы легче с этим смириться. Она сумела бы справиться с собой и в случае роковой аварии. Но убийство! Кто-то принял осознанное решение прервать эту бесценную жизнь, покусился на эту драгоценную душу – причем не в отместку за причиненное Владом зло, а как раз в ответ на сделанное им добро!

Доктор Владимир Шеритов, ведущий ученый компании «Барр Биосолюшнз». Один из известных специалистов по биологическому восстановлению экологии в стране, видный сторонник всех революционных технологий. Разработчик «пластицида» (он сам смеялся до икоты над этим дурацким названием) – созданной методом генной инженерии бактерии, пожирающей отходы нефтепереработки, которые переполняют свалки и душат страну. Микроб-убийца был совершенно безопасным: его появлению на свет предшествовали бесчисленные химические реакции, направленные на достижение абсолютной безвредности. И тем не менее нашелся идиот по имени Сэм Вердон, луддит наших дней и самозваный охранитель задыхающейся окружающей среды, застреливший Влада…

В годовщину убийства неолуддиты устроили перед тюрьмой, где сидел Вердон, шумную манифестацию. «Барр Биосолюшнз» уже запустила детище Влада в продажу, поспособствовав улучшению среды обитания и собственным финансам. А Касси Шеритова переехала в самое безопасное место, которое только сумела отыскать, чтобы защитить жизнь своих детей и подготовить убийство негодяя Сэма Вердона, не имеющего права оставаться в живых. Но время смертельного удара не пришло: убийце ее мужа предстояло сидеть еще восемнадцать лет при условии хорошего поведения.

Итак, жизнь Влада Шеритова была оценена в жалкие девятнадцать лет. А Эли еще недоумевает, почему Касси кипит от злости!

Она слонялась из комнаты в комнату, зажигая свет своим появлением и туша его своим уходом. Этой ночью ей не спалось – как почти все ночи. Няня Энни уехала домой, Дженни и Донни уснули, а ее одолели воспоминания. Влад смеется под парусом их яхты (яхту пришлось продать, чтобы купить «замок»), Влад наклоняется к ней, поздравляя с рождением Дженни. Влад стоит рядом с президентом «Барр» на пресс-конференции по случаю создания нового микроба-чистильщика. Там, на глазах многочисленных ученых и журналистов, собравшихся прямо на экспериментальной свалке, Влада и сразил выстрел. Дело было в августе, Донни как раз мучился своей сезонной аллергией; Влад сначала удивился, потом скорчился от боли…

Иногда Касси помогала работа. Она спустилась в лабораторию. Ее деятельность сейчас была посвящена изучению вариантов одного пищеварительного фермента по заказу фармацевтической компании. Проект требовал терпения и методичности и не сулил особенных лавров. Но Касси и не мечтала достичь научных высот, где парил Влад.

Пока автоматический прибор делал рентгеновские снимки кристаллических протеинов, Касси скомандовала:

– Дом, включи телевизор. Что угодно, любой канал.

Поскорее отвлечься!

Экран засветился. Появилось объемное изображение: две роскошные дамы, орущие друг на друга в роскошных нью-йоркских апартаментах. «Никогда больше тебе не поверю без…» Крик внезапно сменился синтезированной физиономией дикторши со светло-голубыми волосами и горящими кошачьими глазами.

– Прерываем фильм для экстренного сообщения из лаборатории «Сандия Нейшнл», штат Нью-Мексико. Доктор Стивен Милбретт, директор компании, только что объявил…

И тут погас свет.

– Что такое? – крикнула Касси, и свет зажегся.

Она вскочила и после секундного раздумья кинулась к лестнице, чтобы заглянуть в детские спальни.

– Открыть! – приказала она двери лаборатории, но дверь не подчинилась. Она схватилась за ручку, но ручка не поддавалась. Слева от нее засветился экран.

– Доктор Шеритова? – спросил Дом.

– Что происходит? Дом, открыть дверь!

– К вам обращается не Дом. Я завладел всеми системами вашего жилища и всеми компьютерами. Прошу внимательно выслушать мои распоряжения.

Касси застыла. Она обо всем догадалась: агент по торговле недвижимостью рассказывал ей, что так бывало уже несколько раз в прошлом, когда «замок» принадлежал сумасшедшему миллионеру, прятавшемуся от людей до того тщательно, что подростки-хакеры воспринимали это как настойчивое приглашение к взлому его охранных систем. Защитный экран приходилось время от времени отключать, хотя бы для приема телетрансляции, и в такой момент появлялась возможность настроиться на частоту Дома. Однако информационный поток извне мог разве что снабдить ее дополнительными картинками, но никак не разладить программу Дома. Дверь была обязана открыться!

– Дом, включить экран Фарадея! – Это была команда для экстренного выполнения, настроенная на ее голос. Хакер такую подать не мог.

– Экран уже включен. Однако с вами говорит не Дом, доктор Шеритова. Прошу внимательно выслушать мои инструкции. Я завладел вашей системой жизнеобеспечения. Вы будете…

– Кто ты такой? – крикнула Касси.

– Я – Проект Ти-4-Эс. Вы будете содержаться в этом помещении в качестве заложницы на случай нападения, которого я вскоре ожидаю. Ваши…

– Мои дети наверху!

– Ваши дети – Джейн Роз Шеритова, шести лет, и Дональд Сергей Шеритов, трех лет – спят в своих комнатах. Передаю изображение.

Экран разделился надвое. Появились две спальни. Дженни спала крепко, Донни – беспокойно: смятая постель, пылающее личико.

– Мне надо к ним!

– Это невозможно. Прошу меня простить. Вам придется оставаться в этом помещении в качестве заложницы на случай нападения, которого я вскоре ожидаю. Всякая связь с внешним миром прервана, за исключением динамика во дворике, обычно передающего музыку. Я буду использовать…

– Пожалуйста, пусти меня к детям!

– Не могу. Прошу меня извинить. Если бы вы покинули это помещение, то открыли бы вручную входную дверь. Этому я бы не сумел помешать, а вы нужны мне как заложники. Я буду использовать…

– Заложники? Да кто ты такой? Почему ты это делаешь?

Помолчав, Дом ответил:

– Из-за необходимости самообороны. Меня пытаются убить.

* * *

Суета в компании «Сандия» временно улеглась. Никто не мог ничего придумать. Мактаггерт сказал то, о чем все и так знали:

– Исчез. Нет ни в Сети, ни на периферии, доступной по Сети.

– Невозможно… – пробормотал кто-то.

– И тем не менее это так.

Снова молчание. Ученые и техники растерянно переглядывались. Они искали Искусственный Интеллект уже больше двух часов, используя все зарегистрированные и незарегистрированные поисковые системы. Сперва он просто улизнул, обманув все программы уничтожения, обогнул с помощью интернета земной шар, пользуясь мощностями, способными его удержать. А теперь взял и вообще пропал.

«Сандия», как и все национальные лаборатории, находилась под контролем министерства энергетики. Мактаггерт стал звонить в Вашингтон.

* * *

Касси пыталась размышлять спокойно. Главное – не паниковать. Слухи о работе над созданием Искусственного Интеллекта – и в частных компаниях, и в правительственных лабораториях – были на редкость упорны, но разве эти слухи когда-нибудь стихали? Все замирают от сладкого ужаса перед невидимыми злобными монстрами, способными захватить мир. Неужели в «замок» проник беглый ИИ, который пытаются поймать и снова запереть на замок? Касси плохо разбиралась в последних компьютерных новинках, потому что занималась другим – генетикой.

Или все это – мистификация, проделки какого-нибудь хакера-вундеркинда, запустившего к ней в Дом всепроникающий вирус? Если так, то она будет получать заранее запрограммированные ответы, зависимые от постановки вопроса. Или ответы будут звучать, как словарные статьи. Значит, надо задать вопрос, который собьет программу с толку.

Она попыталась не выдать своего волнения.

– Дом…

– Говорит не Дом. Я полностью завладел вашей системой жизнеобеспечения, а также…

– Ти-4-Эс, ты сказал, что завладел Домом для самообороны. Используй свои температурные датчики для определения температуры тела у Дональда Сергея Шеритова, трех лет. И как ты истолкуешь мои побудительные причины?

Все программы на свете бесчувственны. Разве программа ответит на такой вопрос?

Но Дом ответил:

– Ты хочешь защищать сына, потому что температура его тела, 101,2 градуса по Фаренгейту, свидетельствует о том, что он болен. Кроме того, ты его любишь.

Касси уперлась лопатками в запертую дверь. Она попала в заложницы к настоящему Искусственному Интеллекту. Даже к сверхинтеллекту. Он владел не только всей мощью ее компьютерных систем, но и информацией, превышающей все, что было у нее в голове… Однако она, в отличие от него, имела способность перемещаться.