Текст книги "Тайное братство"

Автор книги: Робин Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

22

Королевский дворец, Париж

27 октября 1266 года

Присев на кровати, Элвин оглядела пустую опочивальню, которую делила с горничной по имени Мария, и вытащила из кармана находку. Подняла повыше, чтобы полюбоваться на полном свету блестящей кремовой поверхностью. Она нашла эту жемчужину сегодня утром, когда прислуживала королеве. Драгоценный шарик закатился в желоб между плитками пола в спальне. Видно, оторвался от платья. Пока королева вертелась перед серебряным зеркалом, придирчиво рассматривая устроенное Элвин сложное переплетение локонов, та незаметно подобрала жемчужину. Она не считала это воровством, помилуй Боже! На платье из венецианской парчи было нашито больше сотни точно таких же жемчужин. Отсутствие одной никто не заметит.

Под кроватью у Элвин стояла длинная деревянная шкатулка, украшенная серебряными цветами. Она увидела ее на рынке год назад и очень захотела купить. Копила деньги два месяца, наведывалась к торговцу, беспокоилась, на месте ли шкатулка. Это была единственная роскошная вещь, какую Элвин себе позволила. Все остальные деньги откладывались для путешествия на Святую землю. Страсть, возникшая еще в детстве, так и не угасла. Девушка как завороженная слушала рассказы аристократов, побывавших на Святой земле. Они, разумеется, беседовали с королевой, но Элвин при разговорах присутствовала. Никто из слуг не понимал этого. Ведь речь шла не о паломничестве. Тогда что же, спрашивается, ей там делать? Элвин не могла объяснить словами. Просто некая сила внутри упорно тянула ее на Восток. В это время года, когда башни дворца окутывал холодный туман, тяга становилась особенно сильной.

Она достала шкатулку, сняла с шеи цепочку с маленьким ключиком. Мягкий щелчок, и крышка плавно поднялась. Внутри имелось несколько отделений. Торговец сказал, что шкатулка предназначена для специй, но Элвин хранила здесь свои сокровища: малиновую ленту со свадебного платья подруги-горничной, перо белой голубки, найденное в дворцовом саду, старинную золотую монету, вытащенную из грязи на берегу реки. В другом отделении лежал завернутый в лоскуток синей материи высушенный цветок жасмина. Подарок Уилла. Сокровища Элвин представляли ценность только для нее одной. Жемчужина станет исключением, но ей трудно было от нее отказаться.

Еще ребенком в Поуисе она собрала похожую коллекцию, но попроще. Для каждого предмета придумала романтическую историю. Камешек в голубую крапинку являлся даром дочери султана отважному рыцарю. Обточенная водой красивая деревяшка оторвалась от кормы корабля, разбившегося у берегов Аравии. Коллекция скрашивала унылую жизнь, помогала скоротать долгие зимние вечера, когда единственными звуками в доме оставались завывания ветра за окном. Прошли годы, она покинула Поуис, ее жизнь изменилась, но пристрастие к «сокровищам» осталось.

Элвин положила жемчужину рядом с золотой монетой, заперла шкатулку, запихнула под кровать. Только начала надевать на шею цепочку, как дверь распахнулась и в опочивальню вбежала раскрасневшаяся Мария, невысокая светловолосая девушка примерно шестнадцати лет.

– Вот ты где! А я тебя всюду ищу.

– Что случилось? – Элвин опустила цепочку под платье.

– Там человек стоит у ворот для слуг, хочет тебя видеть. – Мария заулыбалась. – Мальчик-посыльный сказал, что он из Темпла.

– Из Темпла? – Элвин развязала передник. – Ты уверена?

– Да. – Мария хихикнула. Взяла у нее передник, аккуратно положила на кровать. – Это твой кавалер?

– Не знаю, – ответила Элвин, расправляя платье цвета слоновой кости.

– Расскажи, чего таишься. – Мария схватила Элвин за руки. – Собираешься замуж, да?

– Не скажу. – Элвин засмеялась.

Мария отпустила ее руки и притворно надулась:

– А я тогда не расскажу тебе свой секрет.

Элвин молча улыбалась.

Мария вздохнула и села на кровать.

– Ладно, расскажу, хотя ты и не заслуживаешь. – Ее глаза заблестели. – Во дворце трубадур.

– Ты его видела? – Вместе со всей королевской челядью Элвин с большим интересом ожидала прибытия знаменитого Пьера де Понт-Экве.

– Видела. И он совсем не похож на дьявола, как говорили некоторые. Очень даже приятной наружности.

– У тебя все мужчины приятной наружности.

– Да, – искренне призналась Мария. – Но это глаза ищут разнообразия, а сердце желает единственного мужчину.

Элвин знала, о ком идет речь. Мария прикипела сердцем к подручному повара, жгучему брюнету Району из Галисии. Он об этом, кажется, пока не догадывался.

– Как же нам повезло! – Мария откинулась на подушку. – Мы увидим представление.

Элвин кивнула. Представление состоится через пять дней, и королева разрешила присутствовать на нем четырем своим горничным, включая Элвин и Марию. Правда, они будут скрыты тяжелой драпировкой, прикрывающей вход для слуг в боковой части большого зала, но это не важно.

Она поправила чепец.

– Как я выгляжу?

– Как девушка из стихов, которые ты мне читала. Очень красивая.

– Я пошла. – Элвин направилась к двери.

– Передай своему милому привет! – крикнула вслед Мария.

Элвин миновала повара с корзинкой овощей, двух дворцовых стражников в алых ливреях и вышла через ворота для слуг в вымощенный плитками проход. В одну сторону он вел к главным улицам, в другую – к реке. Интересно, почему Уилл пришел без предупреждения? На него это не похоже. Может, наконец решил признаться в чувствах? Размышляя подобным образом, Элвин направилась к реке. Вода у берега была сплошь покрыта листьями, сорванными с деревьев во время недавнего ненастья. Под дубом стоял одетый в черное старик, смотрел на реку. Элвин осмотрелась. Уилла нигде видно не было.

– Элвин.

Она повернулась и увидела, что старик направляется к ней. Ее сердце встрепенулось. Перед ней стоял наставник Уилла Эврар де Труа.

Таверна «Семь звезд», Париж

27 октября 1266 года

Адель осторожно пролистала ветхие пергаментные листы лечебника. Нашла нужный, проследила пальцем по списку составных частей снадобья. В небольшом очаге тлели поленья. Стоявший в комнате серый туман щипал глаза. Видно, где-то засорился дымоход. Из окна сквозь дырявую штору сочился грязный свет. С улицы доносился скрип повозок, храп лошадей. Перекрикивались люди, лаяли собаки, пронзительно кричали младенцы.

Сзади подошел Гарин.

– Пошли в постель.

Он прижался к ней, пробежал ладонями по прохладным полумесяцам грудей. Руки заскользили дальше вниз, к животу. Адель не оглядываясь поймала их.

– Мне нужно приготовить настойки. Иначе завтра на рынке нечем будет торговать.

Через ее плечо Гарин прочитал несколько советов из лечебника. «Прижимай к сгнившим зубам лягушку, и они снова станут здоровыми. Если младенец не берет материнскую грудь, намажь соски медом».

– Зачем тебе это?

– Что? – рассеянно отозвалась Адель, шаря глазами по полкам с травами.

– Делать снадобья. – Он прижался губами к ее шее, потерся носом. – Разве тебе мало того, что я плачу?

– Конечно, мало. – Она выскользнула из его объятий и направилась к полкам. Сняла две высокие глиняные бутылки. Повернулась, встретившись с хмурым взглядом Гарина. – Я с моими девушками зарабатываю совсем немного, едва хватает на жизнь. Ты же видишь, какая у меня комната. А дом? Его нужно ремонтировать, иначе он развалится и нам негде будет принимать гостей. Когда я только открыла заведение, оно было в квартале самым известным. Теперь моих гостей начали переманивать новые дома. – Адель тяжело вздохнула. Поставила бутылки на стол рядом со ступкой и пестиком.

Как бы огорчился отец, увидев, во что она превратила его постоялый двор. Ведь их заведение процветало, они жили богато. Потом отец умер, хозяйкой стала шестнадцатилетняя Адель, и количество гостей начало быстро сокращаться. Потому что в основном постоялый двор посещали священники и школяры, приезжающие в Сорбонну и окрестные коллегии. Они, видимо, сочли недостойным останавливаться в заведении, где управляет женщина. Пришло время, когда Адель не смогла больше содержать двор и платить налог. Хоть продавай дом. Но девушка решила начать торговлю единственным товаром, какой у нее имелся.

– Я бы вообще не стала заниматься этим, если бы могла прожить на свои снадобья.

– Чем «этим»? Ты имеешь в виду меня?

– Нет. – Она ласково провела ладонью по его щеке. – Всех, кроме тебя.

Гарин схватил ее руку. Адель осторожно освободилась и повернулась к столу. Он направился к постели. Рядом в куче лежала сваленная одежда. Сверху брошен небольшой бархатный кошель. Гарин приподнял его за тесемку, с тревогой осознавая, что кошель стал совсем легким. Когда-то он трясся над каждым пенни, полученным от принца Эдуарда. А тот выдавал их очень скупо. Теперь же почти все молодой человек истратил. Одна монета за другой прижимались к ладони Адели каждый раз, когда она открывала ему дверь. Он посмотрел на Адель, вытряхивающую в ступку маковые зерна. Прошелся глазами по ее нежной белой коже, сладостному закруглению бедер, темному треугольнику между ними, от которого у него перехватывало дыхание. А она, не обращая внимания, сосредоточенно толкла смесь. Фиалковые глаза напряженно-внимательны, углы рта опущены, лоб наморщен. Вот, значит, какой становится Адель, когда занимается интересным для нее делом. С ним в постели она вроде бы всегда нежна и весела, но это всего лишь игра. А ее истинное лицо проглядывает сейчас, и он единственный, кому она его показывает, самодовольно улыбнувшись, подумал Гарин. Они напоминали супругов, проживших в браке много лет. Жена занимается своим делом, а муж…

Нет, себя в этой роли Гарин представить не мог.

Когда она поднялась взять с полки очередную бутылку, он уронил кошель на пол и бросился к ней. Повернул к себе.

– Гарин!..

– Я ничего не могу с собой поделать. – Молодой рыцарь впился горячими голодными губами в ее шею. – Это от меня не зависит.

– Не надо, – выдохнула она.

– Надо, – пробормотал он ей в ухо.

Дверь с шумом распахнулась.

Гарин испуганно развернулся, остро ощутив свою наготу. Грач окинул их хитрым насмешливым взглядом.

– Вот, значит, каким занятиям предаются славные рыцари-тамплиеры. Неудивительно, что Иерусалим до сих пор в руках сарацин.

Гарин ринулся, толкнул Грача к двери.

– Уходи!

Грач перестал усмехаться. Отбросил ударом кулака руку Гарина, затем схватил его за горло и сильно сдавил.

– Я же предупреждал тебя, ты, жалкое дерьмо! Никогда не разговаривай со мной таким тоном!

– Отпусти его! – хрипло крикнула Адель, даже не пытаясь одеться.

– Пошла вон, шлюха, – рявкнул Грач, мотнув головой на дверь.

Гарин тем временем тщетно пытался вырваться из захвата негодяя.

Адель спокойно подошла к Грачу, блестя фиалковыми глазами.

– Я никуда из своего дома не пойду. А тебе, разбойник, сейчас придется очень худо.

– Ах это твой дом? – усмехнулся Грач.

Она вытянула шею и крикнула в раскрытую дверь:

– Фабьен!

– Не надо, Адель, – прохрипел Гарин, не сводя глаз с Грача.

– Почему не надо?

В коридоре раздался тяжелый топот, и вскоре в дверном проходе возник здоровенный слуга с хмурым лицом и густыми сросшимися бровями.

Грач отпустил Гарина.

Тот перевел дух. Посмотрел на Адель:

– Прошу тебя, оставь нас ненадолго одних.

Адель помолчала пару секунд, затем подала знак рукой слуге уходить. Тот скрылся. А она неспешно зашла за плетеную ширму, набросила на себя красный шелковый халат. С такими, как этот висельник, ей доводилось сталкиваться не раз. Коварными, жестокими подонками, в любую минуту готовыми пустить в ход кулаки. Направляясь к двери, она поймала взгляд Гарина.

– Я буду рядом.

Глядя ей вслед, Грач ухмыльнулся:

– У твоей потаскухи острый язычок. Но ты об этом, конечно, знаешь. – Он пытливо посмотрел на Гарина, поспешно натягивающего на себя рейтузы. – Стало быть, ты уже попрал все обеты, какие дал ордену. Давно не живешь в бедности и послушании, а теперь вот расстался с целомудрием. Молодец. А она ничего. Правда, когда молчит. – Грач посмотрел на закрытую дверь. – Я, пожалуй, ее тоже попробую.

– Нет! – выкрикнул Гарин.

Лицо Грача отвердело, но через секунду он рассмеялся. Хриплым, омерзительным смехом.

– Так ты в нее влюблен? Подумать только, гордый тамплиер влюблен в шлюху! Воин Христа питает нежные чувства к дешевой потаскухе! О, это будет веселить меня еще много дней.

Слова негодяя огнем полоснули по Гарину.

– Как ты меня нашел? – произнес он сквозь стиснутые зубы.

– Очень просто. Прошел за тобой от прицептория. Ты забыл об осторожности. А ведь если они узнают, чем ты здесь занимаешься, тебе придется несладко. А?

– Что тебе нужно?

Грач сел на кровать, сбросил грязные башмаки и принялся тереть костлявые черные ступни. Время его изрядно потрепало. Он выглядел пожилым, хотя был всего на десять лет старше Гарина.

– Наш господин поручил дело. Тебе и мне. – Грач улыбнулся, показав гнилые зубы. – Ты надеялся, что о тебе забыли, да?

Гарин не ответил, просто отвел глаза. Вид Грача вызывал у него тошноту.

– Помнишь, ты рассказывал господину о книге? Которую украли.

Гарин решил больше не перечить. Чем скорее Грач отвяжется, тем лучше.

– И что с ней?

– Похоже, мы знаем, где она, – ответил Грач, выковыривая между пальцами на ноге большой ошметок черной грязи. – Перед королем на День всех святых собирается выступить один трубадур. Так вот: мы думаем, книга у него. – Грач стряхнул грязь с пальцев на постель. – Кто такой Эврар де Труа?

– Капеллан прицептория. Возможно, дядя имел в виду его, когда упоминал главу тайного братства. Он наставник моего бывшего товарища из Лондона, Уилла Кемпбелла.

Грач нахмурился:

– Ты думаешь, Кемпбелл знает об «Анима Темпли»?

Гарин пожал плечами:

– Откуда мне знать?

Грач помрачнел.

– Придержи язык, когда со мной разговариваешь, мальчик. А то я его вырву и лишу твою шлюху удовольствия. Я тут порасспрашивал немного и узнал, что доминиканцы собрались помешать выступлению трубадура и заручились поддержкой тамплиеров. Ты заметил в последние несколько недель в прицептории каких-то необычных визитеров?

Прежде чем ответить, Гарин долго молчал.

– Да. Я видел доминиканца, а также Хасана, с которым был связан мой дядя.

– Так я и думал, – довольно отозвался Грач. – Хасан связан также и с капелланом. Наверное, он в этом тайном братстве вроде наемника. – Покряхтывая, Грач натянул башмаки и встал. – Капеллан, как считает наш господин, попытается добыть книгу у трубадура. Мы позволим ему проделать эту трудную работу, а потом отнимем книгу.

– Почему вы решили, что капеллан будет действовать именно так?

– Если ты сказал нам тогда правду, – Грач сделал несколько шагов к Гарину, – насчет невероятной ценности для них книги, то тамплиеры, несомненно, захотят ее вернуть. И будут продолжать хотеть, когда книга окажется у нас.

– Я рассказал лишь об услышанном от дяди. – Гарин замолк. – А если книгой завладеют доминиканцы?

– Это было бы неплохо. У них книгу добыть гораздо проще, чем из подвалов тамплиеров. – Грач хмыкнул. – Посмотрим, как пойдет дело. До представления трубадура ты будешь в прицептории нашими ушами и глазами. В ближайшие дни внимательно следи за капелланом и его другом сарацином. Если они добудут книгу у трубадура, немедленно извести меня.

– А чем будешь заниматься ты? – спросил Гарин.

Грач бросил взгляд на дверь и озорно улыбнулся:

– Составлю твоей милой компанию и буду ждать. Если все сделаешь как следует, получишь в награду поместье и титул лорда. Так сказал наш господин. И вот это. – Он вытащил кошель. Поднял так, чтобы Гарин мог его видеть. – Достань книгу, и будешь ездить на этой шлюхе целый год. – Он сунул кошель обратно в плащ и направился к двери. – Одевайся. Я спущусь вниз что-нибудь поесть. О наших планах поговорим, когда закончу.

Грач вышел за дверь. Через пару мгновений в комнату вошла Адель.

– Что случилось?

Гарин, весь красный от ярости, сорвал с ширмы свою рубашку.

Адель подошла, выхватила у него рубашку и уронила на пол, затем обвила руками его шею. Встала на цыпочки, поцеловала в губы.

Гарин вначале оцепенело стоял, затем медленно обнял ее и зарылся лицом в волосы, пахнущие апельсинами и какими-то пряностями. Теплый экзотический аромат напоминал ему о матери.

После смерти мужа леди Сесилии пришлось передать ордену тамплиеров свое имение в Лионе и переехать в Рочестер. Одной из немногих оставшихся у нее ценностей оставалась шкатулка с пряностями, которую она постоянно держала рядом с постелью. Если Гарин вел себя хорошо, леди Сесилия затевала с ним игру. Усаживала на кровать и заставляла закрывать глаза. Затем брала из шкатулки шепотки пряностей и подносила к его носу, чтобы он угадал. За правильный ответ позволялось слизнуть пряность с пальца матери. Он запомнил не столько вкус, сколько мягкий, игривый голос матери и ее нежные прикосновения.

Гарин резко отпустил Адель.

– Мне нужно одеться.

– Кто этот человек? – спросила Адель.

Он не ответил.

– Почему ты молчишь?

– Занимайся своими делами, черт возьми!

Фиалковые глаза Адели заблестели.

– Мне ничего не стоит выбросить отсюда вас обоих.

– Извини. Я просто… оставь меня одного на пару минут. – Гарин обернулся. – Пожалуйста, Адель.

Она кивнула и вышла за дверь.

Гарин надел рубашку, открыл мешок. На дне лежала смятая мантия, в пятнах. Белая материя, символ рыцарской чистоты. Сознание жгли слова Грача. «Подумать только, гордый тамплиер влюблен в шлюху!» Ведь порой он и сам так думал. Однако в постели с Адель Гарин забывал обо всем, кроме запаха, вкуса и ощущения этой необыкновенной женщины. Он даже иногда задавался вопросом, не отравила ли она его каким-то снадобьем, чтобы он приходил и приходил к ней – всегда голодный, ненасытный. Гарин встряхнул мантию, и на пол что-то выпало. Кожаная заплатка с глаза дяди. Он поднял ее, расправил потрескавшуюся кожу, приложил к глазу и посмотрел на себя в пыльное серебряное зеркало.

23

Королевский дворец, Париж

1 ноября 1266 года

Подняв юбки, Элвин легко переступила через грязь. Всю ночь шел дождь, и вокруг церкви было сыро. Сегодня это величественное сооружение казалось серым и заброшенным. Девушка спряталась под раскидистыми ветвями старого тиса напротив фасада и стала ждать, не сводя глаз с закрытых дверей.

Ей уже довелось несколько раз побывать внутри знаменитой Сен-Шапель. [23]23
  Сен-Шапель (святая часовня) – один из наиболее совершенных памятников готической архитектуры; построена в XIII в. при Людовике IX для хранения реликвий, привезенных из Иерусалима и Константинополя.


[Закрыть]Но первый запомнился особо. Элвин обнаружила это окруженное деревьями двухэтажное сооружение, прожив в Париже лишь два дня. Поднялась на крыльцо, приоткрыла дверь и… чуть не столкнулась с королем Людовиком. Она оцепенела от ужаса, ожидая страшного наказания, но король неожиданно улыбнулся и пригласил внутрь. Провел ее вначале по первому этажу, часовне для придворных. Элвин смотрела во все глаза, впитывая в себя великолепие убранства, монументальные витражи, яркие живые цвета стенной росписи, статуи, стоящие как живые у стен. На втором этаже, в своей личной часовне, он подвел девочку к мраморному алтарю, где лежал небольшой искривленный кусочек дерева. Своим глубоким, преисполненным благоговения голосом король поведал ей, что это привезенная из Константинополя частица тернового венца Спасителя, ради которой он и повелел построить церковь. «Это же вроде моих „сокровищ“, – изумилась Элвин, – где деревяшка на самом деле вовсе не деревяшка, а воплощение веры короля». Они вместе опустились на колени перед святыней и молились почти час. Элвин никогда еще не чувствовала такого благостного умиротворения, такой нежной теплоты, стоя на коленях на холодном каменном полу рядом с королем Франции. Она, в простом платье и белом переднике, и Людовик – в ярко-красном плаще, отороченном мехом горностая. Элвин едва осмеливалась дышать, боясь нарушить тишину, искоса поглядывая на монарха, прикрывшего глаза в молитве. Потом король, кажется, не отличал ее от других горничных, но для Элвин чудесные мгновения запомнились навсегда.

Элвин заволновалась, что очарование Сен-Шапель может задержать трубадура. Она уже четыре дня искала возможности встретиться с Пьером де Понт-Экве, но вокруг трубадура постоянно крутились хихикающие придворные дамы и любопытные вельможи. Эврар настоятельно наказал взять «Книгу Грааля» обязательно до представления. А оно состоится сегодня.

Большой зал уже подготовлен. На столах кувшины с вином и кубки, стены украшают флаги, горят факелы. Настоящий праздник в честь Дня всех святых. Вечером придворные вместе с приехавшими баронами присоединятся к королевской семье на особой вечерней службе в Сен-Шапель, после которой состоится представление, а затем пиршество.

В городе к прибытию трубадура относились по-разному. Многих простых людей, жаждавших его увидеть, разочаровало намерение Пьера выступить только перед королем. Священники из местных коллегий, подстрекаемые доминиканцами, призывали к запрету выступления. Людовик, истративший на этот вечер кучу денег, не желал его испортить и обмануть ожидания гостей, но, как узнала от королевы Элвин, втайне сожалел о приглашении Пьера к своему двору. В любом случае король заверил священников в готовности немедленно остановить представление, если заметит малейшее нарушение кодекса поведения.

«Пойди к нему в комнату, пока его нет, и возьми книгу. Это так просто», – говорила себе Элвин. Но не могла двинуться.

Кроме опасения быть пойманной, у Элвин имелись и другие причины оставаться на месте. Эврар, разумеется, всего не рассказал, но ее заинтриговало очевидное отчаяние капеллана и сам факт прихода к ней старого наставника. Она согласилась только при условии, что, получив книгу, он немедленно представит Уилла к посвящению в рыцари. Да, конечно, Уилл будет ей признателен, осуществится его мечта, но, помимо всего прочего, Элвин представляла себя героиней одного из романов, читаемых ею во множестве.

«К тому же трубадур, наверное, никогда не расстается с книгой», – убеждала она себя, пытаясь унять дрожь.

Наконец дверь церкви распахнулась. Вышли двое. Элвин замерла, наблюдая за ними из-под опущенных ресниц. Мария оказалась права. Пьер де Понт-Экве действительно хорош собой. Невысокий, худощавый, но держится с большим достоинством, как настоящий аристократ. Молодой человек с роскошными каштановыми волосами и красивыми голубыми, очень умными, глазами глянул на нее, и Элвин отвернулась.

– Надеюсь развлечь вас сегодня вечером, мой господин, – донесся до нее голос трубадура. Напряженный, глубокий, звучный. – И нижайше прошу вас передать мою благодарность его величеству за позволение увидеть личную часовню. Недаром ее называют одним из чудес света.

Его спутник быстро удалился, согнувшись под дождем, а Пьер зашлепал кожаными сапогами по грязи прямо к ней. Его голубые рейтузы и бархатная туника промокли. Элвин затаила дыхание.

– На берегу окутанного туманом озера стояла она, Джиневра. Ждала у своего жилища рыцаря Ланселота. – Пьер, улыбаясь, раздвинул ветви тиса. – Если тут можно укрыться от дождя, леди, то не позволите ли вы мне присоединиться к вам?

Элвин рассмеялась:

– Здесь тоже сыро.

Пьер внимательно рассматривал ее. Он был ниже ростом, но под его острым взглядом Элвин чувствовала себя маленькой.

– Тогда почему вы здесь стоите, мерзнете, когда есть возможность зайти под крышу?

Элвин не ответила.

– Вы горничная королевы?

Она удивилась. «Если он знает, кто я, то, может быть, ему ведома и моя цель». А если он колдун?

– Да, – отозвалась она, чувствуя, как бесследно исчезает ее уверенность. – А как вы узнали?

– Я поинтересовался, кто эта славная девушка, следующая за мной как тень. Как только я появился во дворце. Куда ни направлю шаги, вы уже там.

– Ах вот как. – Элвин совсем упала духом. Ей казалось, она действовала с большой осторожностью.

– Как ваше имя?

– Грейс.

– Оно вам чудесно подходит, [24]24
  В переводе с английского (и французского) «грейс» – грация, изящество.


[Закрыть]– сказал Пьер, его голубые глаза заблестели. – И вы захотели проверить правдивость рассказов обо мне? Написал ли мои романсы дьявол? И не злой ли я волшебник, стремящийся колдовскими хитростями соблазнить короля, чтобы он отвернулся от Бога?

– Нет. – Элвин заставила себя выпрямиться и посмотреть ему в глаза. – Поэт интересен мне своими стихами.

– Вот как? – Пьер задумчиво улыбнулся. Похоже, ответ Элвин его удивил. – У меня осталось немного времени перед выступлением, леди Грейс. Мы могли бы побеседовать о поэзии. Но в более сухом месте. Не откажетесь пройти в мои покои? – Он жестом предложил ей идти впереди него.

Элвин двигалась по дворцу опустив голову и боясь оклика. В коридорах царило оживление. Слуги, чиновники, придворные шли по своим делам. Она чувствовала на своей спине взгляд трубадура. Когда они поднялись на башню, где отвели покои Пьеру, ее сердце так сильно стучало в груди, что она испугалась, не вылетит ли оно наружу как птица. Он быстро оглядел пустой коридор, затем открыл дверь, предлагая войти. Элвин окинула взглядом скромную опочивальню. У стены стояли несколько сундуков, на кровати – небольшой вещевой мешок, полуприкрытый одеялом.

– Вид из окна компенсирует отсутствие роскоши.

Элвин повернулась.

– Садитесь, пожалуйста, – сказал он, показывая на лавку у окна.

Она бросила взгляд на Сену далеко внизу, такую же серую, как небо. Дальше весь город тонул в тумане.

Пьер сел рядом.

– Вы замерзли. – Он сжал ее руки и начал их растирать.

– Я обрадовалась, когда объявили о вашем выступлении во дворце, – сказала Элвин, наблюдая за медленными нежными движениями его рук. – Мне нравятся стихи. Я читала стихи Кретьена де Труа [25]25
  Кретьен де Труа – знаменитый средневековый поэт, француз, в период с 1165 по 1180 г. написал много рыцарских стихотворных романов о короле Артуре.


[Закрыть]и поэмы Арно де Мореля, но никогда не имела возможности спросить поэта, откуда он берет вдохновение.

– Вы это спрашиваете у меня, леди? – вроде бы удивился Пьер, поднося ее руку к губам. – Откуда я черпаю вдохновение?

Она кивнула, чувствуя его горячее дыхание на своей ледяной коже.

– Меня может вдохновить любой пустяк. – Пьер опустил ее руку и взял другую. – Шепот ветра, запах дождя на опавших листьях. – Он снова принялся согревать ее кисть своим дыханием.

– А стихи других поэтов вас не вдохновляют? – произнесла Элвин, осторожно освобождая руку и кладя ее на колени. – Я слышала, многие поэты черпают вдохновение из стихов приятелей.

– Такое бывает, но… – Пьер оперся назад, на оконную раму, полуприкрыв глаза, слегка покачивая головой. – Чаще вдохновение можно найти в древних сказаниях. Но мне, для того чтобы рассказать о любви, не нужно ничего. – Он улыбнулся. – Мои стихи написаны сердцем. – Пьер посмотрел на нее. – Вы довольны моим ответом, леди?

– А я слышала, что свои последние романсы вы откуда-то списали, – быстро проговорила Элвин.

– Что? – Глаза Пьера расширились. – Где вы это слышали?

– Кто-то сказал во дворце, – ответила Элвин, удивленная происшедшим в нем изменением. Исчезли вальяжность и томная поза. Он встревожился, как олень, почуявший охотника. – Кажется, горничная.

– И что именно эта горничная сказала?

– Что у вас есть какая-то книга, из которой вы читаете на представлениях. И эта книга вами похищена.

Пьер сильно сжал руку Элвин, заставив ее охнуть.

– Я не вор!

– Конечно, нет, – быстро ответила она, мотнув головой. – Я в этом уверена. Но такой слух ходит.

Он медленно отпустил ее руку, как будто опасаясь ее бегства.

– Я не вор. И не колдун, и не слуга дьявола.

Пьер подался вперед. Неожиданно он как-то скукожился, как будто из него выпустили воздух. Взгляд поблек, лицо сделалось унылым и вялым.

– Чужой успех не дает другим покоя. Зависть – самый страшный яд. Он проникает в сердца людей и превращает их в подлецов и негодяев. Полжизни я провел в поисках славы. И теперь, снискав ее, понял, что она мне больше не нужна. – Он посмотрел на Элвин. – Да, «Книга Грааля» написана не мной. – Пьер замолк, а затем добавил твердым голосом: – Но я ее не крал. Этот слух, как и все остальные, ложь, и я прошу вас больше его не повторять.

– Обещаю. – Элвин встала. Изменение настроения Пьера ее расстроило. Она не чувствовала больше возбуждения. – Извините. Мне не следует отнимать у вас время. Вам нужно готовиться к выступлению.

– Погодите! – крикнул Пьер, когда она направилась к двери.

Элвин нервозно обернулась.

– Не уходите. – Он грустно улыбнулся. – С тех пор как я появился во дворце, моего общества искали многие. Дамы, желающие, чтобы я обессмертил их в стихах; аристократы, стремящиеся заманить меня в гости, чтобы повысить свой престиж. Я начал опасаться предстоящего выступления перед этой хищной толпой во дворце, где меня однажды с презрением отвергли. Но ваше присутствие здесь и интерес к моему творчеству я с радостью приветствую. Извините, я не захотел продолжить разговор о «Книге Грааля». В пути меня преследовали не только вздорные слухи и злые обвинения, но также и твердое ощущение неотступной слежки.

– За вами следят? – Элвин притворилась шокированной.

Эврар рассказал ей, что посылал кого-то искать трубадура.

– На постоялых дворах, где я останавливался, путешествуя с юга, рассказывали о человеке, разузнававшем обо мне. Похож на чужестранца.

– Может быть, он просто хотел побывать на ваших выступлениях?

– Может быть, – неуверенно ответил Пьер. – Я ускользнул от него, поселившись на несколько недель в Блуа, у друга. – Он похлопал ладонью по скамье. – Может, сядете, леди?

После недолгих колебаний Элвин вернулась на скамью у окна. У нее появилась идея.

– Не могли бы вы дать мне одеяло? Я вся промокла.

– Конечно, – галантно отозвался Пьер и, стащив с кровати одеяло, осторожно обернул вокруг ее плеч.

Элвин сняла с головы мокрый чепец и, тряхнув локонами, заметила, как вспыхнули глаза Пьера. Она узнала этот взгляд. Так смотрели на нее многие мужчины – торговцы на рынках, стражники в дворцовых коридорах, Уилл, до того как начал подавлять в себе чувства. Ей это нравилось. Она ощущала себя непобедимой и одновременно желающей быть покоренной.

Всякий раз, встретив подобный взгляд, Элвин проникалась уверенностью, что в этом мире, где правят мужчины, и у нее, женщины, тоже есть сила.

Она улыбнулась и подвинулась ближе к Пьеру.

– Вы говорили о том, где черпаете вдохновение для стихов. Я мечтала прочесть хотя бы одно стихотворение.

– Сейчас, – сказал Пьер. Его глаза снова засветились. Он подошел к кровати, вытащил из вещевого мешка книгу и пачку пергаментов. Книга полностью соответствовала описанию Эврара. Пьер положил «Книгу Грааля» на скамью рядом, а пачку пергаментов протянул ей. – Вот мои стихи.

Элвин с трудом оторвала глаза от книги. Прочла несколько стихов, написанных аккуратным почерком. Все посвящены женщине по имени Катерина. Ее поразила их глубокая чувственность.

– Ваши стихи… в них столько страсти, – проговорила она, возвращая листы. Ее щеки горели.

– Подобная страсть ныне не в чести. Я их не могу читать на выступлениях. – Пьер грустно посмотрел на пергаменты. – В прежние времена поэты, чьи стихи вы читали, могли себе позволить выразить страсть. Они писали о медленном болезненном восторге постижения любви, муке ожидания, наслаждениях сердца и плоти. Но теперь в моде галантность. Теперь поэты воспевают отказ от удовольствий и воздержание от желаний. Прежде мужчина из любви к прекрасной даме отбрасывал все мысли о грехе. Теперь на первом месте благородство. – Он покачал головой. – Но любовь невозможно запереть в клетку. Она не знает греха, не разбирает, дозволенная страсть или нет. Любовь – дикое ненасытное существо, не ведающее сдержанности.