Текст книги "Тайное братство"

Автор книги: Робин Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

– Меня во дворце не оповестили. А ведь я из его рода и должна была присутствовать здесь. – Элвин положила лилии на могильную плиту. – Сегодня утром я испросила позволения королевы Элеоноры прийти сюда. Она необыкновенно добра. Представляешь, назначила стражника проводить. – Элвин потянулась выпрямить лилию. – Как прошла траурная церемония?

Уилл пожал плечами:

– Как все похороны.

– Я не перестаю думать: может, он погиб из-за того, что увидел меня? Забыл об осторожности, не заметил кинжал и…

– Оставь эти мысли, – сказал Уилл, наблюдая, как она водит пальцем по контурам меча Овейна. – Как ты будешь жить, когда возвратишься?

– Я остаюсь здесь, – ответила Элвин, убирая руку с могильной плиты.

– В прицептории? – удивился Уилл.

– Во дворце. Когда я рассказала королеве Элеоноре, что мне некуда идти, она поговорила со своей сестрой, королевой Маргаритой, и та согласилась взять меня к себе в услужение. Я буду горничной королевы. – Элвин повернулась к Уиллу. – Если бы ты видел дворец. В нем легко заблудиться, такой он огромный. На берегу реки чудесный сад с множеством деревьев и красивыми лужайками. Во дворце весело. – Она посмотрела на могилу Овейна. – И я буду рядом с ним.

– Душа Овейна радуется за тебя, – уныло проговорил Уилл.

Его ждала иная доля. Кто будет наставником? Как вообще все сложится в Нью-Темпле? Заслышав шаги, он обернулся. К могилам направлялся Гарин.

Элвин поднялась.

– Ты Гарин де Лион?

– Да, – скованно ответил он.

– Я тебе очень сочувствую. Ведь ты тоже потерял в Онфлере дядю.

– Да, – пробормотал Гарин и пошел дальше.

Уилл побежал за ним.

– Гарин! Что случилось?

– Ничего. – Глаза Гарина на секунду вспыхнули. – Я хочу, чтобы меня оставили с миром.

Уилл загородил ему путь.

– Гарин, пожалуйста, скажи, что случилось? В последний раз мы разговаривали в Лондоне.

– Я не хочу с тобой говорить.

– Почему?

– Оставь меня в покое. – Гарин протиснулся мимо Уилла и побежал.

Уилл его догнал. Схватил за руку. Сильно.

– Я тоже потерял наставника, и знаю, каково тебе!

– Ничего ты не знаешь! – Гарин вырвал руку. На траву что-то выпало.

Уилл наклонился поднять. Это была сморщенная кожаная заплатка с глаза Жака.

Гарин рванулся, вырвал заплатку.

– Это все из-за тебя!

– Что? – удивленно спросил Уилл.

– Все! – выкрикнул Гарин высоким голосом. Его лицо раскраснелось. – Ты приносишь беды! Тебя Овейн всегда жалел, наказывал лишь строгими словами! А мне…

– Но при чем тут я?

– Да при том, что я получал твои наказания!

Элвин смотрела, ничего не понимая.

– Но тебя же наказывал Жак. Даже если бы меня вообще не было…

– Нет! Я получал наказания именно из-за тебя! И мне… – Гарин замолк, его глаза наполнились слезами. – А теперь он ушел. Ушел мой дядя. Он погиб из-за тебя!

Это уже было слишком.

– Что ты несешь?! – крикнул Уилл. – Что я сделал плохого?

– Много плохого! – прошипел Гарин. Его разбитое лицо исказила ярость. – Ты не подчинялся Овейну, а он все равно тобой гордился. А твой отец? Пристроил к тамплиерам после того, как ты убил свою сестру!

Дальнейшее Уилл помнил плохо. Он рванулся и сильно ударил Гарина кулаком в челюсть. Тот покачнулся и упал навзничь на могильную плиту Овейна, придавив лилии.

Быстро поднялся и побежал прочь с кладбища, зажав в кулаке кожаную заплатку с глаза Жака.

Почувствовав прикосновение, Уилл вздрогнул.

– Зачем ты его ударил? – тихо спросила Элвин. – Что он сказал о твоей сестре?

Уилл стоял, наморщив лоб. Смотрел на ее лилии, раздавленные на могильной плите Овейна.

– Извини.

Он осторожно убрал с рукава ее руку и нетвердой походкой пошел в сторону часовни.

15

Темпл, Париж

27 октября 1260 года

Уилл сидел на койке, один в опочивальне, грустно рассматривая красные отметины на костяшках правой руки. Гарину, единственному мальчику, он рассказал о своей сестре. Даже Саймон не знал. Уилл до сих пор не мог поверить, как его друг, теперь уже бывший, мог сказать такое. Дрожащей рукой Уилл полез в мешок, вытащил сложенный лист пергамента. Письмо матери, начатое перед плаванием. Вгляделся в строчки, написанные мелким закругленным почерком.

Робер появился несколько часов спустя, когда колокола прозвонили окончание вечерни.

– А я все думал, куда ты подевался? Пришло время ужина.

Он увидел разбросанные по койке Уилла клочки пергамента.

– Что случилось?

– Ничего.

– Ничего так ничего.

Робер пожал плечами и сел в изножье кровати.

Уилл поднял голову:

– Почему он обвиняет меня так несправедливо?

– Кто?

– Гарин. Винит меня в гибели своего дяди.

– Моя мать умерла, когда я был еще мал, – сказал Робер. – Отец какое-то время обвинял в ее смерти всех подряд. А мать съела болезнь, и никто ничего сделать не мог.

– Жака убили. Значит, есть кого обвинять. – Уилл откинулся на спину, посмотрел прищурившись в потолок. – Может, и меня.

Робер повернулся, опершись на локоть.

– С какой стати?

– Незадолго до отплытия Жак сильно избил Гарина. И я желал, чтобы Господь наказал несправедливого обидчика.

Робер заметил ссадины на руке Уилла.

– А это откуда?

– Ударил Гарина.

– Почему?

– Он меня очень обидел.

Робер ждал.

– Я убил свою сестру, – неожиданно произнес Уилл. – И имел неосторожность рассказать об этом Гарину. А он сейчас… в общем…

– Как это случилось? – спросил Робер.

Уилл закрыл глаза.

– Для отца она была ангелом. Он привозил ей из Эдинбурга ленты, часами наблюдал за ее играми. Но… Мэри не была ангелом. Она таскала с кухни хлеб и сваливала на меня. Выпускала цыплят, разбивала яйца, дулась, когда ее просили сделать что-то по хозяйству. Признаюсь, я мечтал, чтобы она вдруг исчезла. Не то чтобы умерла, а просто где-нибудь потерялась. Конечно, не всерьез. – Уилл посмотрел на Робера. – Это случилось летом, перед тем как мне отправиться в Нью-Темпл. Отец был в отъезде в Балантродохе. Я пошел к озеру поработать. Мы с отцом строили лодку. Собирались на ней рыбачить. Там осталось совсем немного, вот я и хотел закончить до его приезда. Удивить. Мэри увязалась за мной. Я уговаривал ее остаться, она бы мне мешала, но Мэри и слушать не хотела. Мы дошли до озера, я начал работать с лодкой. Скоро она заскучала и пошла собирать раковины. Я намеревался поработать до вечера, но Мэри вдруг захотелось домой. «Ну, хочешь, уходи», – сказал я ей, а она прикинулась, что не помнит дорогу. Мне понадобилась деревяшка, и я пошел в лес найти подходящую. Мэри за мной. И все повторяла, что отцу больше понравятся ее раковины, а не моя дурацкая лодка. – Уилл подпер подбородок ладонями. – Там, у самой воды, есть скала. Мы как раз стояли на ней. Мэри сказала… я даже не могу вспомнить что, а потом кинула в меня раковиной. Я разозлился. – Уилл замолк. – В общем, я ее толкнул. Не очень сильно, но она полетела в воду и, видно, ударилась головой о камень Я прыгнул, вытащил ее, но… – Уилл схватился за виски. – Я вытащил ее, понес домой. Несколько миль, а она была тяжелая. Все время разговаривал с ней, но она не приходила в себя. Сильно разбила голову. Отец оказался дома. Он шел по двору с бадьей воды, собирался помыться. Улыбнулся, помахал, потом увидел Мэри. Уронил бадью, побежал взять ее у меня. – Уилл тяжело сглотнул, вспомнив горестные крики отца, когда он начал качать мертвую дочь. Как мать рванулась к ним через двор, босая. – Потом он отвел меня подальше и спросил, как это случилось. Я вначале сказал, что она поскользнулась и упала. – Уилл повесил голову. – Но он продолжал допытываться, и мне пришлось рассказать правду. Он кивнул, как будто уже все знал заранее, и пошел в дом. Даже не посмотрел на меня. После похорон мать плакала. Очень долго. Она родила еще ребенка, девочку, которую назвали Изенда, но уже больше не улыбалась и не смеялась, как прежде. Отец большую часть времени проводил в Балантродохе. Приезжал домой и тут же уезжал. Потом его позвали в Лондон, заменить больного счетовода, и он взял меня с собой. Понимаешь, взял, чтобы избавиться. Я его почти не видел. Он сидел в своем соларе, работал с дядей Гарина. Наконец счетовод выздоровел. Отец мог вернуться домой или остаться в Нью-Темпле, но он отправился на Святую землю. Оставил меня. Я не имею от него вестей уже полтора года.

– Но ты не собирался ее убивать, – сказал Робер. – Только толкнул. Твой отец должен был это понимать.

– Тогда почему он меня возненавидел? – спросил Уилл сдавленным голосом.

Дверь открылась, вошел Гуго.

– В чем дело? – спросил он, глядя на Робера. – Почему ты вместо ужина проводишь время с ним? Ведь он все равно завтра уезжает.

Робер не успел ответить, как Уилл протиснулся мимо Гуго и быстро вышел из опочивальни.

Выскочив из казармы сержантов, он перебежал площадь, миновав группу рыцарей, направляющихся в большой зал. Облаченные в белые мантии, они в сумерках походили на призраков. Уилл не замедлил бега, хотя один приказал ему остановиться. Он пробежал мимо рыцарских покоев, скользнул в тень главной башни замка, промчался мимо служебных зданий, оружейной, не разбирая пути. Остановился, лишь когда увидел перед собой часовню.

Внутри она была тускло освещена поставленными вокруг алтаря свечами. В кадильнице после вечерни еще оставался ладан, отчего кверху поднимались завивающиеся струйки дыма. Уилл закрыл за собой дверь и медленно двинулся по проходу, ведя рукой по подлокотникам скамей и закруглениям мраморных колонн. Поднялся к алтарю с небольшим деревянным распятием. Задержал взгляд на фигуре Христа, печально глядящего вниз из-под полуприкрытых тяжелых век. Затем увидел рассыпанные на алтаре крошки просфоры. Пустой желудок тут же заурчал, напоминая, что он не ел с утра. Уилл собрал крошки, отправил в рот и двинулся к ризнице. Дверь была приоткрыта, и он заглянул. В нос ударил приторный запах ладана. На столе в углу горела свеча. На скамье под высоким окном лежали свечи и несколько пачек книг в пергаментных переплетах. В центре ризницы стоял стол с дубовой дароносицей и потиром. Сзади на полке виднелись кувшины с вином.

Через пару мгновений Уилл вошел. Снял с полки неполный кувшин. Налил в потир изрядную дозу искрящейся малиновой жидкости. Затем, подняв крышку дароносицы, взял оттуда просфору. Кровь и тело Христовы.

Усевшись на пол, он скрестил ноги, поднес потир к губам. Начал читать «Отче наш» и не выдержал, рассмеялся.

Потом выпил вино, набил рот хлебом, отошел от алтаря, ожидая Божьего наказания за такую дерзость. Ничего не произошло. Покончив с едой, Уилл откинулся спиной на ножку стола, подтянул колени к груди. Похоже, есть смысл остаться здесь до последней службы, а потом спрятаться на кладбище. Когда все в опочивальне заснут, можно вернуться и поспать до утра. А завтра?

Уилл свернулся на холодном каменном полу, положил голову на руку. Завтрашний день еще придет не скоро.

– Просыпайся, я сказал!

Уилла грубо встряхнули за плечо. Он медленно очнулся от сна. Голова как будто налилась свинцом, во рту отвратный кислый вкус. Он открыл глаза. Все вокруг плыло в тумане. Посмотрел на окна, за ними черно. Наконец отважился поднять голову. Над ним стоял брат-капеллан, Эврар де Труа. Тот самый старик с кладбища. Сейчас капюшон был отброшен, и Уилл мог увидеть розовый шрам, начинавшийся от губы и заканчивавшийся у кромки волос. Изможденное лицо обтягивала тонкая кожа, под глазами свисали мешки. Искривленные пальцы. На месте двух торчали уродливые обрубки. Светлые глаза с покрасневшими краями век внимательно изучали Уилла, как будто обшаривали душу.

– Кто ты? – Голос у Эврара был хриплый, негромкий, но властный.

Уилл засуетился, принялся вставать. Бросил взгляд на алтарь с пустой чашей и тарелкой.

– Отвечай! – приказал капеллан шипящим, как полено в костре, голосом.

– Мое имя Уильям. Я прибыл сюда на «Опиникусе». Мой наставник, сэр Овейн, погиб при нападении в Онфлере.

– Что ты здесь забыл?

– Я заблудился, – протянул Уилл с невинным выражением лица, всегда обманывавшим Овейна.

Эврар невесело улыбнулся. Затем наклонился, принюхался.

– Так ты выпил, сержант?

– Нет, сэр.

– Нет? – Эврар еще раз втянул носом воздух. – Отчего же у тебя изо рта несет дешевым вином? – Он хмуро глянул на алтарь и пробормотал угрожающим тоном, глядя на Уилла: – Может быть, тебя сморило действие Святого причастия? Кровь Христова очень сильна. Особенно если ее принимают как в трактире, а не в виде священнодействия с глубочайшей верой в душе!

Уилл попробовал что-то сказать в свою защиту, но капеллан положил ему на плечо костлявую руку и повернул к двери.

– Куда вы меня ведете? – спросил он с нотками страха в голосе.

– К инспектору, – прохрипел Эврар. – Сам я не властен изгнать тебя из прицептория.

Уилл тщетно пытался придумать какие-то слова, которые могли бы смягчить капеллана. В голове сейчас была сплошная каша. По пути к покоям инспектора он пробормотал несколько сбивчивых извинений, но их капеллан пропустил мимо ушей.

Покои инспектора находились в главном здании под башней замка. Через широкий портик они вошли в коридор. Здесь им встретились много рыцарей, заканчивающих после вечерней трапезы свои дневные дела. Эврар подвел Уилла к черной двойной двери. Резко постучал.

– Входи, – произнес низкий глубокий голос.

Эврар открыл дверь, впихнул Уилла.

Солар инспектора был больше и роскошнее, чем у рыцарей в Нью-Темпле. У дальней стены стоял полированный стол с четырьмя стульями, с другой стороны – покрытое вышитой накидкой кресло, похожее на трон. В стальных подсвечниках горели свечи, в очаге пылал огонь.

Инспектор сидел в кресле, держал перед собой раскрытую книгу.

– В чем дело, брат Эврар? – Он выжидательно посмотрел сначала на капеллана, потом на Уилла.

– Этот еретик осквернил чашу Святого причастия. Я пришел готовить часовню к повечерию и застал его спящим под столом. Он был пьян.

Инспектор нахмурился. Уилл опустил голову ниже, не в силах встретить твердый взгляд этого человека.

– Это действительно достойно осуждения. – Он посмотрел на Эврара. – Мы рассмотрим его проступок на следующем собрании капитула.

В душе Уилла затрепетала надежда. Однако капеллан был настроен решительно.

– Конечно, можно подождать до собрания, брат, но этот сержант из Англии. Он завтра отбывает. И я хочу, чтобы он понес наказание за использование часовни как таверны.

Инспектор помолчал, закрыл книгу и сцепил на столе руки. Уилла кольнуло в сердце. Именно такую позу за столом часто принимал Овейн.

– А ты что скажешь, сержант?

Уилл откашлялся.

– Я действительно заснул в часовне, сэр. Но это случилось без умысла.

– То, что ты заснул в часовне, не так важно, – сказал инспектор, по-прежнему хмурый. – Ответь, почему ты осквернил чашу Святого причастия?

Уилл смотрел в пол.

Инспектор задумчиво смотрел перед собой.

– Ты из Нью-Темпла?

– Да, сэр, – тихо ответил Уилл. – Мой наставник, сэр Овейн, погиб в Онфлере.

– Как твое имя?

– Уильям Кемпбелл, сэр.

– Кемпбелл? Не сын ли ты Джеймса Кемпбелла?

– Я его сын, сэр, – сказал Уилл, поднимая голову.

– Мы встречались несколько раз, когда он посещал прицепторий. Насколько я знаю, сейчас твой отец пребывает в Акре под началом великого магистра Берара. – Инспектор укоризненно покачал головой. – Я разочарован. Сын такого уважаемого рыцаря совершил богохульство.

– Позволь мне поговорить с тобой приватно, брат, – произнес Эврар.

– Конечно. – Инспектор с недоумением посмотрел на капеллана. – Сержант, подожди за дверью.

Выходя, Уилл поймал взгляд Эврара. Тот смотрел на него с каким-то непонятным интересом. Это встревожило его даже больше, чем гнев.

Гарин лежал на спине, осторожно касаясь пальцем разбитой губы. В опочивальне пусто и темно. Сержанты заканчивали свои работы перед повечерием. Постель была неудобная, солома впивалась в спину, прокалывая тонкую нижнюю рубашку. Он встал, подошел к окну. Вгляделся в людей, снующих по освещенному факелами двору. Хорошо бы уплыть домой прямо сейчас, не ждать до рассвета.

Дверь отворилась. В опочивальню вошел слуга в коричневой тунике со стопкой шерстяных одеял под мышкой и мерцающей свечой в руке. Он поставил свечу на стол и, низко наклонив голову, принялся менять на койках одеяла. Гарин снова уставился в окно, с остервенением грызя ноготь, уже обкусанный до мяса. Неожиданно к шелесту соломы добавился слабый звон монет. Гарин развернулся. Слуга у его койки доставал из мешка кошель.

Гарин ринулся с криком: «Убери свои руки!..» – и остановился как вкопанный, когда слуга поднял голову. На него смотрел мерзкий подонок со всклоченными волосами, худым длинным лицом и впалыми щеками.

Грач широко улыбнулся, показав обломанные коричневые зубы.

– Чего ты так всполошился, приятель? Из-за этого? – Он встряхнул бархатный кошель.

– Как ты сюда проник? – Гарин посмотрел на закрытую дверь.

Грач проследил за его взглядом.

– Оказывается, можно выдать себя за слугу в прицептории. И без большого труда. – Он показал на свою коричневую тунику. – Меня никто не приметил. А один добрый сержант сказал, где тебя найти. – Грач приподнял полу туники, обнажив прицепленный к поясу кривой кинжал в ножнах. – Ты, наверное, собирался удрать от нас с этими денежками. – Он привязал бархатный кошель рядом с кинжалом.

– Это мои деньги, – слабо запротестовал Гарин.

– Твои?

Грач выхватил кинжал и пошел на Гарина. Тот попятился к подоконнику.

– Это золото тебе заплатили за службу. – Грач взмахнул кинжалом и остановил острие у сердца Гарина. – Но ты служил не нам, мальчик, а себе.

– Я выполнил все требования принца Эдуарда! Рассказал об остановке в Онфлере, встретил ваших людей там, в «Золотом руне», оповестил об отплытии «Терпеливого».

Он пришел в ужас, когда за два дня до плавания явился Грач с заданием Эдуарда найти в Онфлере трактир «Золотое руно», где прятались наемники, и дать им сигнал к нападению. До сего момента теплилась надежда, что принц никак не использует переданные ему сведения.

– Я не виноват в гибели ваших людей! – воскликнул Гарин, чувствуя острие кинжала.

– К смерти наши люди подготовились хорошо. А вот к предательству – нет. Те двое, кому удалось спастись, рассказали, как ты себя вел.

– Принц обещал, что они никого не тронут! – вскипел Гарин.

Грач презрительно засмеялся:

– Так уж и не тронут!

– Вы убили моего дядю! – закричал Гарин, толкая Грача в грудь. – Я сделал, как договаривались, а вы его убили!

Грач прижал Гарина к стене. Острие кинжала проткнуло кожу на груди.

– А теперь ты отправишься на встречу с ним!

Гарин сопротивлялся, но Грач сжал ему горло. Под нижней рубашкой по груди потекла струйка крови.

Грач наклонился ближе, обдавая лицо Гарина смрадным дыханием.

– Ведь ты предупредил рыцарей! Отвечай, кусок дерьма! Ты рассказал о планах моего господина?

– Нет! – крикнул Гарин задыхаясь. – Клянусь!

– Нужны мне твои клятвы! Так же, как и твоя никчемная жизнь.

– Я ничего не говорил рыцарям! – Гарин обмяк, откинувшись спиной на стену.

– Стой прямо, сопляк! Ты предупредил рыцарей?

– Нет!

– Из-за тебя мы потеряли драгоценности!

– Я… я не могу дышать! – Гарин в панике сжал руку Грача. Он чувствовал, как теряет сознание. – Ради Бога! Не убивай меня!

– А почему?

– Я знаю… тайну! Украли… книгу… важную для тамплиеров… группы в ордене… там и король Ричард был… и…

– Что ты бормочешь? – Грач немного ослабил захват.

– В ордене тамплиеров есть тайная группа, – проговорил Гарин, ловя ртом воздух. – У них украли книгу, из этого прицептория. Не знаю почему, но это угрожает ордену.

– Ах ты, собачье дерьмо! – Грач замахнулся кинжалом. – Рассказал все рыцарям, а теперь пытаешься извернуться?

– Тогда убивай! – Гарин посмотрел в глаза Грачу. – Убивай! Но я не говорил рыцарям. Клянусь! – Он закрыл глаза и напрягся, ожидая удара.

Грач отошел назад и хрипло рассмеялся.

– Я пришел сюда не убивать тебя, мальчик. – Он перестал смяться. – Мне нужно знать, предал ты нас или нет. А страх пробуждает в людях искренность. – Он вложил кинжал в ножны. – Потеря драгоценностей сильно расстроила моего господина, но он верит, что ты будешь продолжать ему служить и отработаешь пожалованные деньги. В Онфлере ты проявил себя очень плохо.

– Но я не могу покинуть орден, – пробормотал Гарин, вытирая мокрые щеки дрожащей рукой. – Я не могу это сделать.

Грач прищурился:

– Мой господин не хочет, чтобы ты покидал Темпл. Здесь ты принесешь больше пользы, даже как сержант.

– Нет, – убежденно повторил Гарин, – я больше не буду служить принцу. По его приказу убили дядю.

– Ты будешь ему служить, мальчик! – прорычал Грач. – И даже с радостью! – Его тон смягчился. – Что тебя ждет в Лондоне после гибели дяди?

Гарин болезненно поморщился:

– Не… не знаю.

– А я думаю, знаешь. – Грач улыбнулся. – Сэр Жак обладал властью, влиянием. От него зависело твое будущее. А теперь дяди нет. И больше всего виновен в его гибели ты, потому что навел нападавших.

– Я не виноват! Его убили наемники!

– Удар нанес меч одного из них, но сделал это возможным ты. Кто сообщил им, когда отплывает «Терпеливый» и сколько в группе рыцарей и сержантов? – Грач вздохнул. – Своим деянием ты лишил себя возможности занять видный пост в ордене. Теперь вся надежда на моего господина. Помнишь, он говорил о возможности возродить знатность твоего рода? – Грач поднял полу туники и, сняв с пояса бархатный кошель, бросил Гарину. – Вот. Мой господин справедлив. Владей этим золотом. Служи ему, и он тебя отблагодарит. Откажешься, и я не могу предсказать последствий. Принц тоже обладает властью и влиянием. Может сделать твою жизнь легкой. А может и кошмарной.

Гарин подержал кошель в руке и бросил обратно Грачу.

– Мой дядя мечтал возродить знатность нашего рода. А теперь, когда его нет, для меня это больше не важно.

Грач помолчал. Затем мягко поинтересовался:

– А твоя мать? Это важно?

Гарин замер.

– Ты ничего не знаешь о моей матери.

Грач задумчиво посмотрел в потолок.

– Леди Сесилия высокая, на мой вкус, слегка тощая, но у нее очень красивые белокурые волосы. – Он посмотрел на Гарина. – Правда? Но она их заправляет в чепец, а лучше бы распускала, чтобы они ниспадали на спину.

– Ты никогда ее не видел.

Грач усмехнулся:

– Видел, всего несколько дней назад. Мой господин любит знать подноготную своих слуг. – Он посуровел. – И что больше всего они ценят. На следующий день после твоего посещения он послал меня в Рочестер познакомиться с ней.

– Ты лжешь, – прошептал Гарин.

– Я говорю правду. Твоя мать хороша собой, но я об этом не думал, когда постучал к ней в дверь, прикинувшись просящим подаяние нищим. Она велела служанке меня прогнать. – Грач наклонился к Гарину. – Если я снова постучу в дверь дома твоей матери, ей придется меня принять с почестями. И уж тогда я воздам должное ее красоте. – Он схватил руку Гарина и сунул в нее кошель с золотом. – Так что лучше возьми это.

Гарин стоял бледный как смерть.

– Отвечай, – потребовал Грач, – будешь нам служить?

Гарин слабо кивнул.

– Нет-нет, – возразил Грач. – Скажи словами, мальчик.

– Да.

– Вот так лучше. Теперь можешь отправляться в Нью-Темпл. Через месяц мой господин призовет тебя, и ты расскажешь ему о книге. – Грач направился к двери. – Думаю, это его очень заинтересует.

– Не смей трогать мою мать! – крикнул вслед Гарин, но Грач не оглянулся.

Гарин сунул кошель обратно в мешок, подбежал и с силой ударил кулаком по столу. Свеча погасла, и опочивальня погрузилась в темноту.

Уилл стоял в коридоре уже час. Через несколько минут после того, как инспектор выдворил его, Эврар быстро вышел и вскоре вернулся с сэром Джоном, старшим группы рыцарей Нью-Темпла. Наконец двойная дверь распахнулась, и рыцарь вышел. Он строго посмотрел на Уилла и двинулся по коридору. А следом Эврар жестом приказал Уиллу войти и сразу направился к очагу греть над пламенем свои искривленные пальцы. Мальчик закрыл за собой дверь.

– Садись. – Инспектор показал на стул.

Уилл подошел на негнущихся ногах. Примостился на краю стула, положил руки на колени и начал речь, подготовленную в коридоре:

– Я очень сожалею, сэр, что отведал вина из чаши Святого причастия. Очень хотелось пить, ведь я пропустил ужин. Я каюсь и прошу дать возможность искупить вину.

Он замолк, сжавшись под суровым взглядом инспектора.

– Каяться, сержант, хорошо, но этого недостаточно. Ты совершил серьезный проступок. При других обстоятельствах тебе пришлось бы предстать перед еженедельным собранием капитула. С тебя сорвали бы тунику и изгнали.

– Да, сэр, – хрипло отозвался Уилл.

Инспектор откинулся на спинку кресла, пригладил бороду.

– Но мне доложили, в Онфлере ты проявил мужество и инициативу. Кроме того, ты очень способный сержант. Победил на турнире в Нью-Темпле. Это так?

– Да, сэр.

– Я не желаю лишать орден сержанта с такими достоинствами. И Господь к тебе, кажется, благоволит. – Инспектор глянул на Эврара. – Итак, принимая во внимание обстоятельства, мы решили назначить тебе такое наказание: войдя в возраст через пять лет, ты не будешь посвящен в рыцари вместе с остальными сержантами твоего статуса, а получишь право надеть рыцарскую мантию лишь через год и один день после этого срока.

Уилл сжал край стула. Шесть лет! Рыцарской мантии придется ждать шесть долгих лет!

– Ты также подвергнешься порке. К тому, кто ведет себя как собака, следует и относиться по-собачьи. Будущему воину Христа недостойно вести себя как дикарю-язычнику. Брат Эврар согласился произвести порку. – Он кивнул капеллану: – Ты можешь забрать его, брат.

Уилл увидел в глазах Эврара торжество. Капеллан поклонился инспектору и открыл дверь. Уилл вышел следом. Они двинулись обратно по коридору, вышли во двор. Молча направились к часовне. С каждым шагом страх Уилла усиливался. Его еще никогда не пороли.

Эврар закрыл двери и жестом приказал Уиллу идти к алтарю.

– Быстро, мальчик. Я не собираюсь возиться с тобой всю ночь.

Уилл нехотя повиновался. Эврар показал на пол:

– На колени.

Уилл опустился на колени, остановив глаза на фигуре Христа.

– Куда же я это подевал? – проговорил Эврар озираясь. Он быстро исчез за дверью в боковой стене и вскоре вернулся с чем-то в руках.

Разглядев хлыст, Уилл замер.

– Задери тунику и клади лицо на пол.

Уилл поднял тунику вместе с нижней рубахой. Затем наклонился, положил ладони на пол. Наконец прижал лоб к камню. Холодный воздух покалывал кожу.

– Почему инспектор не изгнал меня, сэр? – спросил Уилл, пытаясь оттянуть неизбежную экзекуцию.

– Он решил, что от твоего изгнания никому не будет пользы, – тихо ответил Эврар. – А так мы оба останемся довольны.

– Как это? – Уилл попытался сесть, но Эврар прижал его к полу, поставив на спину ногу.

– Ты останешься сержантом в Темпле, – ответил он, убирая ногу, – а я получу ученика-помощника.

– Ученика? – Услышав щелчок, Уилл поморщился, но боли не последовало, видимо, Эврар просто взмахнул хлыстом. – Что это значит?

– Это значит, – произнес капеллан намеренно медленно, – что теперь ты сержант парижского Темпла. А я твой наставник.

Хлыст снова щелкнул. На этот раз боль обожгла спину, как будто ударило молнией. Уилл застонал и прижался к полу. Он заставил себя равномерно дышать, но перенести следующий удар, ожидаемый, оказалось тяжелее. Хлыст стегал и стегал. Еще и еще. От боли начались позывы к рвоте. Уилл прикрыл веки, слезы жгли глаза.

Эврар закончил, сложил хлыст и встал перед алтарем. Уилл лежал, прижавшись щекой к камню, где смешались слюна и слезы.

– На ноги.

Он встал, подавив стон, когда туника коснулась порванной кожи. Хотелось свернуться калачиком и заплакать, но он не стал доставлять капеллану удовольствие. Потерю чести перенести труднее, чем боль. На бледных щеках капеллана появились два красных пятна.

– Зачем вам… – Уилл стиснул зубы и закрыл глаза, пытаясь превозмочь пульсирующую боль в спине. – Зачем вам, капеллану, понадобился сержант?

– Я собираю и перевожу манускрипты по медицине, математике, геометрии, астрономии и другим наукам, – сказал Эврар, бросая хлыст на скамью. – За семьдесят лет жизни в этом проклятом мире я, возможно, приобрел некоторую мудрость, но к моему бренному телу годы были не столь милосердны. – Эврар удрученно пожал плечами. – Я стал слаб зрением, и мне нужен писец.

– Писец, – повторил Уилл, пытаясь держаться спокойно.

– Я много раз подавал инспектору прошения, но до сей поры он не нашел для этой цели сержанта. – Эврар улыбнулся. – Ты вовремя подвернулся. – Его улыбка стала шире. – Вздумал осквернить чашу Святого причастия. Такое везение.

Уилл не верил своим ушам.

– Неужели писцом?

– Ты один из немногих сержантов, кто хорошо владеет чтением и письмом. Верно?

– Я готовился стать рыцарем, а не клириком!

– Мальчик, ты думаешь, от тамплиера требуется только владение мечом? – Эврар покачал головой. – Бывший наставник учил тебя работать руками. Я научу работать головой. – Он вгляделся в Уилла сквозь прищуренные веки. – Конечно, если там внутри что-то есть. А теперь отправляйся в опочивальню. Завтра после заутрени приходи ко мне в покои. Начнешь ученичество с мытья пола. Судя по запаху, его опять изгадили кошки.

– Нет.

– Что «нет»?

– Я не буду это делать!

– Тогда пошел вон.

– Что?

– Убирайся. Я не стану тебя останавливать.

Уилл бросил взгляд на дверь.

– Вы шутите?

– Нет.

– Очень хорошо, – сказал Уилл и сделал шаг к двери. – Я пойду.

– Правильно, иди, мальчик, – сказал капеллан ему вслед, – но не останавливайся, пока не покинешь прицепторий. Ты больше не сержант ордена тамплиеров. Я лишаю тебя этого звания.

– Но я не…

– Или повинуйся своему наставнику, или уходи.

Уилл застыл в проходе между алтарем и дверьми. Он хотел стать рыцарем, но по другой причине, чем остальные знакомые сержанты, мечтавшие сражаться с сарацинами за Святую землю, посвятить себя служению Богу, снискать власть и привилегии. Овейн сказал однажды, что, надевая рыцарскую мантию, человек как бы рождается вновь, очищенный от грехов прошлого. Уилл желал именно этого. Очищения от грехов. Он мечтал, чтобы отец увидел его в этой мантии. Увидел сына, родившегося вновь, не того мальчика, который убил свою сестру.

– Нет, – прошептал он. – Я не уйду.

– Тогда, сержант Кемпбелл, увидимся на рассвете.

Эврар дождался, когда Уилл выйдет из часовни, и начал готовить алтарь к вечернему богослужению.

Вскоре дверь отворилась вновь, и в часовню вошел высокий человек в черном плаще.

– А, это ты. – Эврар вгляделся в проход между рядами. – Был у инспектора?

– Да, брат, – ответил Хасан, направляясь к алтарю. – Я рассказал инспектору не только о стычке с наемниками, но и о встрече в Лондоне с твоим знакомым торговцем книгами.

– Он не стал особенно допытываться?

– Нет.

– Слава Богу. – Эврар положил требник на алтарь и подошел к Хасану. – У нас и без того достаточно напастей. Однако гибель Жака не должна удерживать нас от поисков книги. Если Рулли успел ее кому-то передать, то, возможно, она еще в городе. Жак высказал насчет этого свои суждения?