Текст книги "Тайфун"

Автор книги: Робин Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц)

– Оба реактора в полном порядке и работают.

– Седьмой отсек, доложите обстановку, – продолжил опрос Гаспарян.

В седьмом отсеке находились паровые турбины, механизмы и редукторы, приводившие в движение огромные семилопастные гребные винты. Все устройства качались на звукоизоляционных пружинящих подушках, оснащенных буферами из толстой резины размером с шины тяжелого грузовика. Факт, которому не переставал поражаться даже Марков: прочные стальные гребные валы, каждый диаметром со ствол дерева, при работе турбин на полную мощность вытягивались и скручивались словно карамель-тянучка. На выходе из втулки редуктора вал на пол-оборота опережал гребной винт.

– Обе турбины работают исправно. В отсеке сухо. Весь личный состав на своих местах.

– Восьмой отсек, доложите обстановку.

Корма «Байкала», по форме напоминавшая хвост бобра, вмещала в себе гидравлические приводы управления вертикальным рулем и кормовыми рулями глубины. За восьмым отсеком находился лабиринт балластных цистерн, аварийно-спасательный люк, два ревущих гребных винта, окруженных защитными обтекателями, и, наконец, море.

– Восьмой отсек готов, весь личный состав на своих местах. Кормовой спасательный люк задраен.

Гаспарян повернулся к Маркову.

– Товарищ командир, все отсеки готовы, личный состав на своих местах.

Поразительно. Чтобы во время первого погружения выявились лишь незначительные течи – это было достаточно необычно даже для новой подводной лодки. А для «Байкала», в течение нескольких лет простоявшего погребенным в подводной пещере, это было что-то из ряда вон выходящее. Марков взял микрофон и обратился по громкоговорящей связи к экипажу:

– Говорит командир. Благодарю за службу.

Его голос гулким эхом разнесся по пустынным отсекам лодки. Даже с полностью укомплектованным, согласно штатному расписанию, экипажем в сто пятьдесят человек просторные отсеки, коридоры, палубы, кубрики напоминали бы человеку, привыкшему к тесноте подводных лодок, круизный лайнер. Сейчас «Байкал» вышел в море, имея на борту всего сто семь человек. Лишившись трети экипажа, подводная лодка казалась просто вымершей.

– Товарищ командир, глубина триста метров, – доложил Бородин. – А курс на желоб «Святой Анны» – ноль тридцать один.

– Погрузиться на глубину двести пятьдесят метров. Курс ноль тридцать один.

Марков повел «Байкал» на север, в центр Северного Ледовитого океана. Скоро начнется область плавучих льдов. Лед станет Маркову другом. Американцы господствуют в открытом океане благодаря решающему превосходству в технологиях: они могут слышать российские подводные лодки, оставаясь неслышными для российских шумопеленгаторов. Но лед менял это неравенство. Он превращал Арктику в запутанный лабиринт скрытых препятствий, плавающих гор, уходящих под воду на сотни футов, пищащих косяков арктической креветки криля, скрежещущих торосов. Шумы льдов существенно уравновешивали силы. Они образовывали занавес, за которым опытный командир мог спрятать даже такую громадину, как «Байкал».

– Товарищ командир, я до сих пор ловлю грохот шумовика, – сказал Беликов. – Американец убегает на северо-запад со скоростью четырнадцать узлов.

– Никаких других целей нет?

Американские атакующие субмарины нередко рыскали у берегов Кольского полуострова стаями.

Плотнее прижав черные наушники к голове, Беликов закрыл глаза.

– Никаких.

«Быть может, у американцев тоже не хватает денег», – подумал Марков.

– Товарищ командир! – Это был штурман Бородин. – Вы просили, чтобы я вас предупредил.

Он постучал пальцем по разложенной на столе карте.

Снова призраки. Баренцево море кишит ими. Отложив конверт с приказом, Марков пододвинул к себе «каштан». Он включил микрофон.

– Моряки «Байкала». Говорит командир. Мы находимся в точке, ближайшей к тому месту, где погибли наши братья на борту «Курска». Прошу почтить их память минутой молчания. – Он засек движение красной стрелки хронометра. – Время пошло.

На самом деле абсолютной тишины на огромной субмарине быть не могло. Жужжали моторы системы вентиляции. Гудели насосы. Но пока красная стрелка отсчитывала шестьдесят секунд, никто не произнес ни слова.

Когда минута прошла, Марков снова взял «каштан» и торжественно произнес:

– За экипаж «Курска», не вернувшийся из боевого похода.

Снова наступила тишина. Наконец Марков сказал:

– Рулевой пост, давайте совершим внезапный разворот и убедимся, что мы здесь одни. Переложить руль вправо до отказа, оба двигателя средний вперед. Беликов, слушай внимательно.

«Байкал» совершил полный разворот по широкой дуге, проверяя чувствительной носовой гидроакустической антенной, что никакая субмарина не крадется за ним по пятам. Прошло целых двадцать минут, прежде чем нос лодки снова оказался повернут на север.

– Никаких целей не обнаружено, товарищ командир, – доложил Беликов.

– Развернемся еще раз. На этот раз руль влево до отказа.

– Зачем это нужно? – спросил Федоренко, вернувшийся со стаканом чая. – Я полагал, американцев отогнали.

– Одного американца отогнали, – поправил его Марков, раздраженный тем, что ему приходилось объясняться перед своими подчиненными на мостике своего корабля.

– В таком случае нам нужно как можно скорее покинуть этот район, прежде чем мы привлечем еще чье-либо внимание.

– Мы и так покидаем этот район. Рулевой пост, выполняйте команду!

– Вас понял.

Штурвал отклонился в другую сторону, и подводная лодка начала выписывать второй разворот, второй «Сумасшедший Иван».

– Прошу прощения, – не унимался Федоренко, – но в полученном нами приказе говорится...

– Геннадий, поскольку вы знакомы с приказом, возможно, вы окажете нам честь и зачитаете его вслух?

Достав сложенный лист бумаги, Марков буквально швырнул его в руки Федоренко, прежде чем тот успел опомниться.

– Ну разумеется.

Откашлявшись, Федоренко пододвинул к себе «каштан», принимая некое подобие стойки смирно.

– «Моряки «Байкала», – начал он. – Вряд ли нужно говорить вам о том, что этот поход не похож на все то, что приходилось совершать нашему военно-морскому флоту. Еще ни один корабль этого класса не совершал переход через Арктику на Тихий океан. Вы пойдете путем легендарных первопроходцев, искавших новые торговые пути в Азию. Россия – северная держава, и наши военные и торговые корабли должны свободно ходить по северным морям».

«Так оно и есть, – подумал Марков. – Но только к какому типу отнести сейчас «Байкал»?»

– «На вашем пути Северный Ледовитый океан, – продолжал читать Федоренко. – Но кто знает Арктику лучше российских военных моряков? Никто, даже киты. Ни один надводный корабль не может беспрепятственно совершить подобный переход. Но подводная лодка способна проникнуть туда, куда другие не смеют. Моряки «Байкала»! Вам брошен вызов».

Он остановился.

«Чего он ждет? – подумал Марков. – Аплодисментов?»

– «Вам известно, что у зарубежных государств свои планы относительно «Байкала». На это я отвечу: «Не надо спешить, друзья мои. Не надо спешить». Родине нужен ваш корабль, и нужны вы. Вам предстоит своими руками творить историю; вы не только вернетесь домой, заработав приличную сумму, – Родина всегда будет с гордостью и признательностью вспоминать ваши имена!» – Остановившись, Федоренко отключил микрофон. – Командир, вы не хотите ничего добавить?

Пододвинув микрофон к себе, Марков, чуть помолчав, сказал:

– Говорит командир. Я знаю, что среди вас есть те, кто отправился в этот поход ради денег, и нет ничего зазорного в том, чтобы заботиться о пропитании своих семей. А если кое-что останется, тем лучше. Ну а что касается истории, лично я предпочитаю предоставить это кому-то другому. Вместо этого я обращаюсь к вам как к подводникам.

Все присутствующие в центральном посту повернулись к нему.

– Несмотря на то, что вы, возможно, слышали, на этом пути нас ждет много работы. Еще ни одному «Тайфуну» не приходилось совершить подобный переход, и на то есть причины. Глубина Берингова пролива пятьдесят метров. Высота нашего корабля от киля до мостика сорок метров. Капитан Федоренко прав. Нам брошен вызов, но мы должны найти дорогу. – Остановившись, Марков улыбнулся. – И помните, если мы оплошаем, если мы потопим «Байкал» и погибнем сами, ваши премиальные достанутся вашим женам и подругам. А поскольку им даже не придется тратиться на похороны, они смогут погулять на славу. Подумайте об этом.

Находившиеся в центральном посту удивленно переглянулись. Бородин рассмеялся первым. Затем к нему присоединился Беликов, потом Гаспарян. Они понимали, что командир прав. Смерть подо льдами? Да кому придет в голову их искать? Каждого подводника терзают кошмарные мысли о гибели в морской пучине, но сейчас Маркову удалось своей шуткой хотя бы на время вырвать ядовитое жало из этих размышлений.

– Товарищ командир, мы вернулись на курс, – доложил рулевой.

Отключив «каштан», Марков оставил микрофон раскачивающимся на шнуре. Он обратился к старшему помощнику:

– Сергей, дашь мне знать, когда мы подойдем к Центральной банке. Мы с капитаном Федоренко будем у меня в каюте. Ты принимаешь командование. – Повернувшись к Федоренко, командир поманил его пальцем. – Пошли.

Широкий коридор, ведущий в кормовую часть лодки из центрального поста, был обшит березовыми досками. Горела лишь половина ламп. Дойдя до трапа, Марков легко скользнул на среднюю палубу.

Федоренко последовал за ним.

– Ваша речь получилась трогательной, но вы ведь понимаете, что нам нужно скорее бежать отсюда, пока американцы заняты другим и не замечают ничего вокруг.

– Геннадий, я также очень хорошо знаю, что в то время как одна американская лодка класса «Лос-Анджелес» проникла в Кольский залив, другая могла дежурить в открытом море. А если не «Лос-Анджелес», то английская лодка типа «Трафальгар».

– Если вас послушать, капитан Марков, океан кишит вражескими субмаринами. Все было сделано для того, чтобы мы как можно быстрее прибыли к месту назначения.

– Вот еще одна причина, чтобы действовать без напрасной спешки. Следуйте за мной.

Капитаны прошли в каюту Маркова.

Внутри были койка, стол, кресло с подголовником в духе космических кораблей шестидесятых годов и черный эбонитовый телефон внутренней связи, который, казалось, был взят со стола директора завода году так в 1956-м. Конструкторы подводной лодки включили в оформление каюты занавески, намекающие на наличие окна, что являлось откровенной глупостью и, кроме того, было небезопасно в пожарном отношении. Марков приказал снять занавески и убрать их в пустующее холодильное отделение. В обстановке каюты не было ничего личного, если не считать двух маленьких фотографий в рамках – жены Маркова Лизы и сына Пети – и небольшой вазы с водой. В вазе стояла зеленая пахучая ветка полярного кедра, которую подарила Маркову на прощание Лиза как напоминание о том, что существует другой мир помимо бесконечного моря, видимого в перископ, и что она ждет, когда Марков вернется в этот мир – и к ней.

Марков отпер небольшой сейф, достал оттуда пакет и бросил его на стол.

– Вот наш приказ. Настоящий. Прочитайте.

Федоренко развернул лист бумаги.

– Я уже читал это.

– В таком случае, сделайте одолжение, прочтите еще раз. Вслух.

Федоренко с недоумением взглянул на него.

– «Командиру подлодки «Байкал» капитану первого ранга А. В. Маркову. Выйти в море из Тюленьей бухты во взаимодействии с другими кораблями флота, как было указано предварительно. Пройти в подводном положении через Северный Ледовитый океан и не позднее тринадцатого августа прийти в северо-западную часть Анадырьского залива в квадрат двадцать два, где встретиться с эсминцами китайского ВМФ «Ханчжоу» и «Фучжоу». – Федоренко оторвался от приказа. – До назначенного срока осталось десять дней.

– Я сам умею считать. Пожалуйста, продолжайте.

– «В сопровождении эсминцев войти в территориальные воды Китая. По получении установленного сигнала всплыть в надводное положение и взять на борт лоцмана, который должен будет привести «Байкал» в конечный пункт назначения, в Восточный порт Шанхая».

Федоренко снова остановился.

– Заканчивайте. Осталось совсем немного.

– «В Шанхае передать командование капитану первого ранга Г. А. Федоренко, который останется на корабле на время его передачи китайской стороне. Из числа офицеров и старшин будут отобраны те, кому предстоит готовить кадры китайского ВМФ. Остальные под командованием капитана первого ранга Маркова вернутся в Россию. Во время похода капитан первого ранга Федоренко должен обучиться самостоятельному управлению подводной лодкой».

– Подумать только, – прервал его Марков, – начальству удалось найти человека, который сможет за несколько дней научиться тому, на что мне потребовалась вся жизнь!

Федоренко никак не отреагировал на издевку.

– «Во время перехода, – продолжал он, – «Байкалу» предстоит действовать в режиме максимальной скрытности. Необходимо предпринять все меры, чтобы не допустить обнаружения корабля и его перехвата надводными и подводными силами флотов иностранных государств. Командующий шестой подводной флотилией адмирал Попов».

– Если я не ошибся, в приказе говорится «не допустить обнаружения корабля и его перехвата». Про то, чтобы делить командование «Байкалом» с вами, ничего не сказано.

– Я только хотел помочь.

– Сколько боевых походов у вас за плечами?

– Это не боевой поход. Мы должны лишь перегнать лодку китайцам. Американцы...

– Море во много раз опаснее любых американцев. Настоящий моряк должен это понимать.

Федоренко высокомерно распрямил плечи.

– Вы забываете, что я тоже капитан первого ранга.

– С чем вас и поздравляю, Геннадий.

Лицо Федоренко исказилось так, словно он получил пощечину, что было недалеко от истины.

– Вы здесь хозяин, а я лишь скромный ученик. И все же позвольте этому ученику поделиться кое-какими наблюдениями. Полученный нами приказ состоит не из предложений. И не из пожеланий. Каждое отступление от предписанного порядка неизбежно вызовет вопросы. Была ли эта остановка необходимой? Оправданной? Или все объясняется исключительно личными причинами?

– Личными причинами?

– Когда-то это был ваш корабль. «Байкал» – первая подлодка, которой вы командовали. Флот отобрал его у вас, и это ваша последняя возможность вернуть лодку, хотя бы на время. Вы здесь не ради премиальных, – решительно произнес Федоренко. – Вы отправились в этот поход, чтобы доказать: все ошибались, а вы один были правы.

– Я моряк, а не психолог.

– На мой взгляд, хороший командир должен быть и тем, и другим.

Тут Марков не мог ничего возразить. И все же он готов был скорее умереть, чем разделить командование «Байкалом» с этим золотым мальчиком, искусным политиком, ничем не проявившим себя на подводных лодках.

– Знакомство с кораблем мы начнем, когда подойдем к сплошным льдам. А сейчас можете идти, Геннадий.

Федоренко направился было к выходу, но в дверях остановился и обернулся.

– Любопытно, что наше начальство, составляя приказ, предвидело, что вы не захотите остаться в Шанхае и участвовать в передаче «Байкала» китайцам. Вы не задумывались, откуда такая уверенность?

Марков отметил этот момент сразу же, как только прочитал приказ.

– Нет.

– Возможно, командование флота знает вас лучше, чем вы сами.

С этими словами Федоренко вышел.

Марков развернул бумажную карту Баренцева моря. Из капитанской каюты вынесли все бумаги, даже сняли фотографии со стен. Здесь не осталось ничего, к чему возвращаться. И в первую очередь, здесь не будет работы. У Маркова остались лишь жена и сын, которые ждут его в Мурманске. Но чем он будет там заниматься? Просиживать весь день напролет на кухне, облаченный в парадный мундир, и рассказывать морские байки?

Проложенный курс отмечала простая красная линия, но в том, чтобы провести «Байкал» через полюс, не было ничего простого. Как только подлодка покинет мелководное Баренцево море, дно начнет стремительно понижаться серией последовательных впадин: Нансена, Амундсена, Полярной. Большие глубины будут чередоваться с хаотически расположенными зонами тектонических разломов и подводных гор. На поверхности тонкий молодой лед, образующийся у берегов Сибири, по мере приближения к Канаде будет становиться толще и прочнее. Штормы ломают ледяные поля, затем сминают осколки в торосы, прочные, как броня.

Курс, проложенный Марковым, выглядел очень простым, но в действительности стоящая перед «Байкалом» задача была необычайно сложной – и дело было даже не в необходимости избегать контактов с другими подводными лодками. Каждая новая миля была не похожа на предыдущие; каждый час приносил новые трудности.

«Байкалу» предстояло подняться к Северному полюсу, затем снова спуститься на юг и пройти через мелководный Берингов пролив. Субмарина могла развить скорость в двадцать узлов и дойти до места назначения за неделю, но при этом она производила бы сильный шум. За тысячи миль отсюда «Байкал» ждали два китайских эсминца, чтобы сопроводить его до военно-морской базы в Шанхае. Марков понимал: для того чтобы благополучно добраться до них, ему потребуются все десять суток до последней минуты.

Правда состояла в том, что Федоренко не кривил душой, говоря о жестких временных рамках. Тихоокеанский флот не сможет бесконечно долго не допускать американского присутствия в российских территориальных водах. Если Марков собирается привести «Байкал» к месту встречи в назначенный срок, ему надо будет поторопиться, пересекая Северный Ледовитый океан в направлении Берингова пролива. Затем придется сбавить скорость. Подходы к проливу изобилуют отмелями, а сам пролив даже летом забит плавучими льдами. Зазор между тем, чтобы не задеть морское дно днищем подлодки и не налететь рубкой на подводную часть айсберга, будет составлять считанные метры.

Марков предпочел бы плыть вдоль границы плавучих льдов, прячась за их скрежет и грохот. Он предпочел бы затеряться в пустынной центральной части Тихого океана, а затем пройти к Шанхаю в одиночку. А не плетясь в хвосте у какого-то китайского эсминца. Однако его предпочтения никого не интересовали. Там, далеко впереди, «Байкалу» назначена встреча. На карту поставлена профессиональная честь Маркова, и он во что бы то ни стало точно в срок приведет свой корабль в намеченное место.

Глава 6
КАЗУС БЕЛЛИ²2
  Формальный повод для объявления войны (лат.).


[Закрыть]

4 августа

Национальный океанографический университет Тайваня,

Тайбей.

Девушка в короткой джинсовой куртке, обернувшись, спросила:

– Вы уже перешли на выпускной курс? Здорово. А мне учиться еще два года.

Джеймс Ли Чжень промолчал, моля бога о том, чтобы девушка отвернулась от него и пристала со своими вопросами к кому-либо другому.

Но ту явно заинтриговала его отчужденность. Жаркое августовское солнце избороздило лицо девушки струйками пота. Она обмахивалась плакатом, на котором было изображено лицо пожилого мужчины, перечеркнутое наискосок жирной красной чертой, и подпись всего из трех иероглифов: «БАЙ ДОН ТАЙВАНЬ!» «Руки прочь от Тайваня!»

– Какие у вас планы на сегодняшний вечер? После митинга протеста мы устраиваем вечеринку.

Джеймс покачал головой.

– Никаких планов.

– Замечательно! В таком случае присоединяйтесь к нам. Вы говорите с акцентом. Откуда вы?

– С острова Цземой. Мои родители рыбаки. Были рыбаками.

Девушка в джинсовой куртке сразу потеряла к нему интерес. Подняв тщательно подведенные брови, она подалась назад, неистово обмахиваясь веером, как будто Джеймс внезапно испортил воздух. Девушка нагнулась к уху своей соседки, и они быстро поменялись друг с другом местами.

Кто-то хрипло пролаял в мегафон:

– Они уже едут!

Студенты, собравшиеся на демонстрацию протеста, зашевелились. Над толпой поднялось несколько плакатов. Было слишком жарко, и никому не хотелось двигаться без крайней необходимости, расходуя энергию. Тропическое солнце ощущалось с физической явственностью. Оно буквально поливало двор Тайваньского Национального океанографического университета жидким расплавленным теплом. Ветер гнал бурую пыль, поднимавшуюся в воздух маленькими смерчами. Университетский городок был построен на вершине каменистой горы, которая господствовала над бухтой Килун. Здесь не было ни деревьев, ни тени. Никакого спасения.

Даже по тайваньским меркам океанографический университет считался третьеразрядным учебным заведением, и студенты здесь не столько думали о том, как завязать деловые контакты, необходимые для дальнейшей карьеры, сколько занимались непосредственно изучением моря. Вот почему Джеймс Ли Чжень выбрал именно этот университет.

Он чувствовал, как пот струится по его щуплой груди, прилепляя футболку к коже. Дорогой темный костюм будет безнадежно испорчен, и это тоже огорчало молодого студента. Костюм подарили ему на совершеннолетие родители.

Джеймс Ли Чжень родился и вырос на крохотном островке Цземой, расположенном всего в каких-то трех милях от побережья материкового Китая. Тайвань с него казался таким же далеким, как Токио, в то время как Китайская Народная Республика зловещей черной волной поднималась на западном горизонте – неумолимая, никуда не отступающая.

В 1949 году Мао Цзэдун направил тридцать тысяч солдат Народно-освободительной армии через узкий пролив, чтобы отбить остров у ненавистных гоминьдановцев. Он не потрудился посоветоваться с местными рыбаками, которые предупредили бы его о песчаных отмелях и сильных течениях вокруг Цзэмоя. Застрявший на мелководье десант был практически полностью истреблен.

С тех пор спорную границу пересекали только артиллерийские снаряды. Орудия националистов вели огонь по материковому Китаю, откуда отвечали тем же. И хотя большие зеленые громкоговорители, установленные на побережье материка, из которых в свое время слышались яростные пропагандистские вопли, теперь передавали тайваньскую поп-музыку, пляжи по-прежнему оставались заминированными, а солдаты все так же укрывались под толстыми железобетонными скатами блиндажей. В отличие от других ран холодной войны, Цзэмой никак не желал затягиваться.

И вот на фоне такой политической неопределенности Джеймс находил успокоение в предсказуемости моря. Океан подчинялся строгим, понятным законам. По приливам и отливам можно было сверять часы. Друзья и враги Тайваня могли меняться каждый день, но течение Куросио оставалось постоянным.

Семейство Ли жило морем. Рыбацкий траулер «Синьхуа» всегда возвращался в порт низко сидящим в воде, с трюмами, полными рыбы. Часть улова доставалась жителям острова. Другая по закону отдавалась гоминьдановским войскам, размещенным на Цземое. Третья, как правило, теми или иными путями оказывалась на другой стороне мелководного пролива, в материковом портовом городе Сямыне, где за нее давали большие деньги. Можно сказать, коммунистический Китай косвенным образом послал Джеймса Ли Чженя учиться в университет.

Молодой студент обернулся. Бетонная лестница, ведущая наверх в прохладное, полутемное святилище океанариума, оставалась свободной от демонстрантов благодаря деревянным барьерам, усиленным двойной шеренгой угрюмых, обливающихся потом полицейских.

Далеко внизу виднелся порт Килун. Обычно кишащий торговыми и рыболовецкими судами, сейчас он словно вымер, и причиной тому была не природная катастрофа, а политическая. Китай уже вернул Гонконг и Макао. Тайвань оставался на дереве последним плодом. Как долго немногочисленным островитянам удастся противостоять миллиардному материковому Китаю?

Пекин решил хорошенько встряхнуть это дерево.

Девятнадцатые ежегодные учения тайваньской армии «Ханькуан-19» («Слава Китая») были намечены на середину августа. Впервые за все время существования мятежной провинции Китай назначил проведение военных маневров в том же самом районе и в те же сроки. Две армии, два военно-морских флота не могут понарошку воевать друг с другом в одном месте без того, чтобы это не переросло в настоящую войну. Кто-то должен был отступить.

Первыми так поступили все до одного грузовые суда, которые могли покинуть Тайвань. В суматохе мало кто обратил внимание на то, что береговая охрана Китайской Народной Республики задержала рыболовецкий траулер недалеко от Сямыня.

Судно было захвачено вооруженным отрядом и доставлено на буксире в порт. Китайские власти созвали пресс-конференцию. На ней представитель Народно-освободительного флота объявил о том, что в трюмах задержанного траулера была не рыба, а винтовки, гранаты, пулеметы и боеприпасы. Этим траулером был «Синь-хуа». Суд над командой продолжался один день, на следующий был вынесен приговор. Согласно китайским законам, контрабанда оружием является тягчайшим преступлением. Казнь через расстрел транслировалась в прямом эфире по телевидению. Счет за израсходованные патроны был выслан по почте родственникам расстрелянных.

На Тайвань прибыла высокопоставленная китайская делегация для «решения важнейших вопросов взаимоотношений провинции Тайвань и центрального правительства». Ее возглавлял Ван Даоань, министр КНР по делам Тайваня. Человек, страстно увлеченный морскими змеями. В океанариуме Национального океанографического университета была собрана впечатляющая коллекция морских животных. Именно лицо Ван Даоаня было изображено на тысячах плакатов, которые держали в руках манифестанты.

– Вот он!

В конце улицы, ведущей к главным воротам университетского городка, показался кортеж. Джеймс Ли разглядел подпрыгивающие каски бойцов отряда полиции специального назначения, бегущих рядом с лимузином.

Студенты начали скандировать лозунги. Полиция заработала дубинками.

– БАЙ ДОН!

– ТАЙВАНЬ!

Кортеж проехал мимо главных ворот и въехал на территорию городка сбоку. Через ограду полетели камни. Они не долетали до цели, но любые метательные снаряды заставляли полицию нервничать. Полицейские размахивали дубинками над барьерами, не позволяя манифестантам подойти слишком близко.

– БАЙ ДОН!

– ТАЙВАНЬ!

Джеймс Ли увидел выходящего из лимузина ректора Национального океанографического университета. Метко брошенный камень попал пожилому профессору прямо в лысину. Студент, бросивший этот камень, рухнул на землю под градом ударов дубинками.

– БАЙ ДОН!

– ТАЙВАНЬ!

Следующим из машины вышел Ван Даоань. Невысокий, кругленький человечек с редкими седыми волосами и мокрым от пота лицом, чем-то похожий на Будду. В сопровождении полицейских высокий гость начал подниматься по лестнице, ведущей к океанарию.

– БАЙ ДОН!

– ТАЙВАНЬ!

Джеймсу Ли помогла, сама того не зная, девушка в джинсовой куртке. Выкрикнув ругательство, она бросила в Ван Даоаня плакат. Почему-то вместо того, чтобы упасть на землю, кусок картона метательным диском разрезал воздух и, попав Ван Даоаню в щеку, рассек ее до крови.

Полицейские набросились на девушку, перетащили ее через барьер и швырнули на землю.

Никто не обратил внимания на Джеймса Ли. Воздух был плотным, словно вода. Весь окружающий мир, казалось, перестал существовать. Наступила полная тишина. Пригнувшись, Джеймс Ли пролез под барьером и выпрямился. Достал из кармана промокший листок бумаги. Это был счет за убийство его родителей.

Наконец Джеймса Ли заметил один из полицейских. Его дубинка по дуге взмыла вверх.

Ли поднырнул под нее, успев почувствовать запах пота полицейского и приятный аромат дорогого одеколона, исходивший от Ван Даоаня. Скомкав счет, он швырнул его в китайского министра.

– Моя фамилия Ли! – крикнул Джеймс, брызжа слюной Ван Даоаню в лицо. – Мой отец Чжень Ин Ли! Капитан «Синь-хуа»!

Лицо Ван Даоаня, казалось, было высечено из мрамора. Оно оставалось спокойным. Непроницаемым. Его губы начали складываться в вопрос: «Кто такой?..»

Он так и не успел договорить до конца.

Вокруг талии Джеймс Ли Чжень обмотал пять листов взрывчатки «Семтекс». Контакты взрывателя были спрятаны под браслетом часов. Провода проходили вдоль руки и спускались по груди. Полицейская дубинка опустилась на голову Ли слишком поздно. Молодой студент уже успел сжать в кулак правую руку и ударить по циферблату часов.

Все произошло в считанные мгновения, но отголоски страшного взрыва разнеслись по всей Земле, поднялись в космос и даже проникли под воду.

Залив Золотой Рог.

Владивосток, российский Дальний Восток.

Окружающие Владивосток сопки возвышались над пеленой холодного летнего тумана, который надуло со стороны Японского моря. Было всего пять с небольшим часов утра, и крупнейший город российского Дальнего Востока только начинал пробуждаться к жизни. Немногочисленные рыбаки сидели с удочками на берегах затянутой масляной пленкой бухты Спортивная. По пустынным улицам разгуливали собаки, роясь в кучах давно не убиравшегося мусора, настолько глубоких, что нижний слой успел превратиться в рыхлый, черный перегной.

Прозрачный серый туман затягивал город, доки, рыболовецкие причалы, пустые пакгаузы. Он заполнял чашу бухты Золотой Рог, главной базы Российского Тихоокеанского флота. В холодную черную воду костлявыми белыми пальцами протягивались причалы, вдоль которых стояли боевые корабли всех размеров и типов от авианосцев до катеров со всеми промежуточными ступенями. Большинство из них представляло собой груды металлолома, хотя определить это со стороны мог только профессиональный взгляд. Корпуса всех кораблей были покрыты паршой ржавчины. Все застыло без движения, кроме кружащих над водой чаек и лениво клубящегося тумана.

Все застыло неподвижно, и вдруг произошло какое-то движение.

Над трубой серого эсминца «Ханчжоу», несущего крылатые ракеты, поднялось облачко черного дыма. В свое время корабль был заложен для советского флота как головной нового класса «Современный». Затем в течение нескольких лет недостроенный корабль простоял на судостроительном заводе в Санкт-Петербурге, пока наконец свежее вливание денег не превратило его в новейший и самый крупный корабль военно-морского флота Китая.

«Ханчжоу» имел вытянутые, изящные обводы, типичные для эсминцев класса «Современный». Острый нос, поджарые бока гончей. На кормовой надстройке уютно примостился вертолетный ангар. Корабль нес мощное вооружение: носовое и кормовое 130-мм орудия, новые зенитные ракетные комплексы, а в наклонных трубах вдоль надстроек размещалось главное оружие эсминца, восемь счетверенных пусковых установок ракет «Москит». Эти стремительные ракеты, развивающие скорость, втрое превосходящую скорость звука, предназначались для уничтожения американских авианосцев.

Убрали швартовы, и большой корабль начал самостоятельно отходить от стенки причала. На мачте затрепетали пестрые флажки. Из сдвоенных труб в холодное, серое небо устремились дрожащие потоки горячего воздуха.

Русские передавали «Ханчжоу» в великолепном состоянии.

Корабль прибыл в бухту Золотой Рог с длинным списком необходимого. Мэр Владивостока проследил за тем, чтобы все запросы были полностью удовлетворены в самые кратчайшие сроки. Он принял в этом личное участие, и неудивительно: мэр получал десять процентов от всех денег, которые тратили китайцы.