Текст книги "Тайфун"

Автор книги: Робин Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

Скавалло прошла мимо судовой прачечной, под люком, ведущим к капсуле аварийного спасения, и оказалась перед теплоизоляционной дверью в морозильное отделение. Она потянула дверь, открывая ее. Ей к ногам вытек белой волной холодный пар. Внутри горел свет. Скавалло шагнула в морозильник и закрыла за собой массивную дверь.

Над беспорядочным скоплением ящиков и картонных коробок висели змеевики испарителей. Стены, обитые теплоизоляционным материалом, были покрыты слоем инея. Стрелка термометра, закрепленного болтами на стене, указывала четыре градуса выше нуля по Фаренгейту.

Между наставленными друг на друга коробками оставались узкие проходы, в которые можно было с трудом протиснуться, а за ними высились завернутые в фольгу подносы с замороженной фасолью, тесто для пиццы, куриные окорочка, рыбные палочки. Скавалло добралась до дальней стенки. Теплоизоляционный материал был надрезан, а затем заклеен серебристым скотчем.

Онемевшими от холода пальцами молодая женщина отлепила скотч и, пошарив под толстым слоем изоляции, достала красно-черный провод. Подняв взгляд, она увидела над головой, там, где переплетались спирали испарителя, как провод исчезал в вентиляционной решетке.

Дверь морозильника открылась, и внутрь заглянул кок.

– Какого черта?

Скавалло обернулась.

– Лейтенант, вам сюда нельзя. Немедленно освободите помещение.

Пройдя к выходу под враждебным взглядом кока, молодая женщина поднялась по трапу на верхнюю палубу и быстро прошла по коридору в сторону кормы, прижимаясь к переборке, чтобы ее не увидели из центрального поста. Дверь радиорубки была закрыта. Коридор закончился тупиком, снова перегороженный переборкой ядерного реактора. На этой стороне осталось только одно помещение: вентиляторная.

На двери вентиляторной висела написанная от руки табличка: «ЗВУК МОЖЕТ УБИТЬ!» За ней находился крошечный шлюз, в котором с трудом помещался один человек; основное его назначение состояло в том, чтобы не дать вырваться страшному грохоту вентиляторов. Из шлюза вела вторая дверь. Весь отсек в целях звукоизоляции плавал на пружинах. Открыв наружную дверь, Скавалло шагнула в шлюз.

Внутренняя дверь была оборудована специальным запором. Для того, чтобы его открыть, требовалось открутить винты, на которых висела другая табличка:

ДЛЯ ПРОХОДА ЗА ЭТУ ДВЕРЬ НЕОБХОДИМО НАДЕТЬ ЗАЩИТНОЕ СНАРЯЖЕНИЕ

УРОВЕНЬ ШУМА 94 ДЕЦИБЕЛА – ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН

Приглушенный гул доносился даже через закрытую внутреннюю дверь. Десятки децибелов сдерживались толстыми звукоизолирующими прокладками. Закрыв наружную дверь, Скавалло открутила винты и шагнула внутрь.

Для слуха, привыкшего к тихому шепоту современной атомной подводной лодки, внезапный звуковой удар воющих лопастей и ревущих электродвигателей явился физическим шоком. Молодая женщина ощутила, как все девяносто четыре децибела колотят ей в уши. Резонируют в груди. Еще одна табличка предупреждала о высоком напряжении, опасном для жизни.

Все оборудование было расставлено в форме подковы. В центре ракетной шахтой возвышалась большая стальная труба. Сориентировавшись, Скавалло определила, что это аварийный спасательный люк, вход в который она видела в столовой. В узкое пространство между стенками трубы и окружающим оборудованием были втиснуты трапы.

Молодая женщина прошла вдоль одной ножки подковы, перешла на противоположную сторону и вернулась назад, где на пружинах и резиновых дисках был подвешен мощный мотор. В его основание входили толстые силовые кабели, защищенные резиновыми кожухами. Табличка сообщала, что кабели находятся под напряжением 450 вольт. Позади мотора, на внешней переборке, вдоль которой поднимался ведущий вниз воздуховод, Скавалло наконец нашла то, что искала.

Здесь Энглер работал уже не так тщательно. И действительно, кто обратит внимание на тонкий витой провод, выходящий из одного маленького воздуховода и ныряющий в другой? Подводная лодка опутана многими милями проводов и воздуховодов. Хотя определить на взгляд было невозможно, Скавалло догадалась, что один воздуховод выходит из морозильника, а другой ведет в радиорубку. Схватившись за торчащий кусок провода, она что есть силы дернула.

Освещение вентиляторной погасло.

Глубокая шахта, пещера. Где еще может царить такой полный мрак, как в неосвещенном отсеке подводной лодки? Скавалло различила сквозь отверстия в кожухах двигателей искорки электрических разрядов, мерцающие холодным голубым огнем. Ей предстояло пробираться к выходу из абсолютно темного помещения, заботясь о том, чтобы не задеть за оголенные контакты.

Молодая женщина уже почти добралась до внутренней двери, как вдруг голубые вспышки на стене заслонила зловещая черная тень. Получив в грудь удар кулаком, Скавалло непроизвольно выставила руки вперед. Ахнув, она упала. Что-то тяжелое с резким лязгом ударилось о тонкую сталь кожуха вентилятора. Скавалло распласталась на палубе. Яркие голубые искры щеток электродвигателя были совсем рядом. Она ощутила щекой что-то холодное. Металлическую трубу. Вблизи, чуть выше отблески искр отразились в стеклах очков. Протянув руку, молодая женщина вместо них наткнулась на усы Энглера.

Она перекатилась на бок, и в этот момент обрезок трубы с силой опустился вниз, ударив ее под лопатку. У Скавалло потемнело в глазах, плечо онемело. Схватив трубу за другой конец, она дернула что есть силы. Этого оказалось недостаточно.

Энглер рывком поднял ее на ноги, затем толкнул спиной в кожух вентилятора. Потеряв равновесие, Скавалло упала, чувствуя, как ей в спину впиваются клеммы. Она предприняла отчаянную попытку встать, но Энглер схватил ее за пояс комбинезона и повалил навзничь на палубу. От второго удара кулаком в солнечное сплетение у молодой женщины перехватило дыхание.

Могучие руки раздвинули ей ноги. Прежде чем она смогла что-либо сделать, ловкие пальцы скользнули в ширинку. Скавалло попыталась сжать ноги вместе, но Энглер уже проник между ними и принялся срывать с нее трусики.

Она попробовала лягаться, но обнаружила, что полностью лишена свободы действия. Ни вперед, ни назад. Молодая женщина вцепилась Энглеру в лицо, но обрезок трубы обрушился ей на затылок. Она попробовала кричать, но сама не смогла услышать свой голос сквозь гул вентиляторов.

Энглер наседал на нее, раздвигая бедра. В стеклах его очков мерцали холодные отблески голубых искр. От ревущих электродвигателей пахло озоном высоковольтных разрядов. Обрезок трубы одним концом прижимался к резиновому кожуху, закрывавшему клемму. Другой конец упирался в палубу. Между ними находилась шея Скавалло.

Реакция молодой женщины была мгновенной и автоматической. Протянув руку, она сдернула с клеммы кожух.

Послышался громкий хлопок, сверкнула ослепительная искра, стекла очков Энглера заполнились обжигающим светом. Обрезок трубы отлетел прочь. Энглер вскрикнул так громко, что Скавалло услышала его сквозь рев двигателей. Воздух наполнился вонью расплавленной изоляции, горячей меди и опаленных волос.

И вдруг Энглер исчез. Прошла одна минута, две. Скавалло вскочила на ноги, чувствуя, как по жилам разливается чистый адреналин. Шея ныла от близкого электрического разряда. Молодая женщина была ослеплена яркой вспышкой. Но когда сияющие тучи перед глазами наконец рассеялись, она увидела, что находится в отсеке одна. Одна в помещении, забитом ревущими механизмами. Одна наедине со своими врагами, запертая в стальной тюрьме, окруженной не стенами и оградами, а морем.

Заметив, как моргнули огоньки на панели управления гидроакустическим комплексом, Бам-Бам оглянулся вокруг, ища, что могло это вызвать. Подводник может безмятежно спать в обнимку с торпедой и даже не думать об опасности, но если собьется ровный ритм вентиляторов, моргнет свет, раздастся необычный звук, он тотчас же настороженно очнется.

– Что это было?

– Обычная проверка оборудования, – пошутил другой акустик.

– Самое неподходящее время для того, чтобы шутить со светом, – пробормотал Шрамм, поворачиваясь к экрану. – Эй, а эта штука когда успела появиться?

На экране пульсировала жизнью слабая зеленая линия.

Увидев моргнувший свет, боцман тотчас же связался по маломощной рации с командиром электромеханической части.

– Командир, электрик говорит, что в вентиляторном отсеке было замыкание на землю.

– Когда в последний раз протирались поддоны дренажной системы? – спросил Ванн. – Боцман, вы же прекрасно знаете, что конденсат постоянно вызывает замыкание цепей.

– Я пошлю кого-нибудь проверить, в чем там дело.

– Центральный пост, говорит акустик, – послышался голос Шрамма. – Я ловлю слабый пятидесятигерцовый сигнал. – Характерный шум электрооборудования русских подлодок. – Очень слабый, но пеленг близок к тому, на котором был обнаружен первый сигнал. – «Ну почему ты не помчался в ту сторону?» – Если это наш приятель, он уже больше не спешит на север.

Ванн повернулся к планшету целеуказателя, на котором появилась свежая картинка. «Куда направляется русская лодка? Назад в Кольский залив? Быть может, ему все же здорово от нас досталось».

– Идем туда и проверим все сами, – распорядился Ванн. – Рулевой, переложить руль на пять градусов вправо. Новый курс триста ровно. Отлично сработано, Бам-Бам. Загляните через пять минут ко мне в каюту.

«Отлично сработано?» Бам-Бам кивком приказал одному из трех акустиков, находящихся на посту, взять управление на себя.

– Уже иду, – сказал он, гадая, что же замыслил Ванн.

Глава 13
СЛОВО

«Портленд».

Стэдмен пристально уставился на лампу над своим крошечным столиком. Она действительно только что подмигнула, или ему померещилось? Казалось бы, он провел «Портленд» через узкий желоб в Кольский залив и тем самым обеспечил себе будущее: школа офицеров подводного плавания, последний выход в море на подлодке, набитой всевозможным начальством, и, наконец, атакующая субмарина под его командованием. И вот его вышвырнули из центрального поста и, можно сказать, вообще из военно-морского флота.

Встав, Стэдмен вышел в коридор, машинально спустившись по трапу, подошел к матросской столовой. В чем он совершил ошибку? Ему необходимо было все прояснить, в первую очередь для себя самого. Он поставил под сомнение право Ванна выстрелить. В минуту, когда требовалось незамедлительно действовать, проявил нерешительность. Кто был прав?

Столовая находилась сразу за камбузом. У двери стоял, словно на часах, Бедфорд, старшина электромеханической боевой части, забывший завести хронометр Ванна. Этого молодого парня, женившегося перед самым выходом в море, прозвали Треногой, поскольку он неизменно просыпался с безошибочным свидетельством тоски по своей жене.

Тренога был чем-то подавлен.

– Бедфорд, что вы здесь торчите?

– Сэр, капитан приказал мне следить за мисс... простите, я хотел сказать, за лейтенантом Скавалло.

– Она в столовой?

– Так точно. Послушайте, я ужасно сожалею, что забыл завести хронометр. Но я лучше до конца похода буду убирать мусор, чем таскаться за ней.

– Постараюсь сделать все, что смогу, чтобы заменить вам наказание.

– Буду вам очень признателен. – Бедфорд протянул руку, показывая золотое обручальное кольцо. – Что подумает моя жена, узнав, что я вертелся вокруг какой-то девчонки? Я не хочу, чтобы у нее были основания для беспокойства. Сэр, вы замолвите за меня словечко перед командиром?

– Разумеется, – заверил его Стэдмен, мысленно добавив: «Только вот толку от этого не будет никакого».

Он вошел в столовую.

Роза Скавалло сидела за столом. Перед ней стояла наполненная до краев кружка, а рядом лежал нераспечатанный пакетик чая. Глаза молодой женщины были красными. Она выглядела испуганной. На затылке чернело пятно сажи.

Стэдмен сел напротив.

– В чем дело?

– Мне нужно было найти какое-нибудь место, – сказала Скавалло, обхватывая кружку обеими ладонями. – С дверью.

Стэдмен потрогал ее кружку. Вода успела совершенно остыть. Сходив к баку, он налил в кружку кипятка, затем приготовил себе кофе. Вернувшись за стол, Стэдмен пододвинул кружку молодой женщине.

– Я слушаю. Говорите.

– Я отправилась искать провод. И нашла его. Но потом...

Она умолкла.

– Что за провод?

– От микрофона, установленного рядом с беговой дорожкой. Я проследила провод до вентиляторной. Но кто-то его предупредил. Скорее всего, кок. Думаю, они сговорились, потому что провод проходил через морозилку. И тогда...

– Кого предупредил кок?

– Энглера.

Скавалло рассказала не все: достаточно, чтобы передать суть. Но опустив предложения, целые абзацы.

Стэдмен молча слушал, а когда словесный поток иссяк, сказал:

– Если половина того, что вы рассказали, правда, Энглер по возвращении на базу немедленно предстанет перед трибуналом. Даю вам слово.

– До Норфолка идти не меньше двух недель. Я не смогу прятаться так долго. – Подняв голову, Скавалло, кажется, впервые сосредоточила взгляд на Стэдмене. – А вы разве не должны находиться в центральном посту?

– Меня оттуда вышвырнули. – Поколебавшись, он подумал: «Какая теперь разница, что я скажу?» – Мы только что выпустили две торпеды в русскую подводную лодку. Вероятно, в ту «ядерную дубинку», которую вы слышали в Кольском заливе. На мой взгляд, это было не лучшее решение, что я и высказал вслух. Меня освободили от командования.

Молодая женщина недоуменно уставилась на него, пытаясь понять, не шутит ли он.

– Вы только что потопили русскую подводную лодку?

Стэдмен отметил обвинительное «вы».

– Нет. Обе «рыбки» устремились за глыбами льда. На мой взгляд, русскому удалось уйти.

– Разве Ванн не понимает, что означает стрельба по русскому боевому кораблю?

– С его стороны это была не прихоть, – сказал Стэдмен, злясь на то, что ему приходится защищать то, в чем он сам сомневается. – Мы получили приказ.

– Начать Третью мировую войну?

– В приказе оставалась недоговоренность, позволявшая истолковать его двояко. Я понял приказ так. Ванн понял его иначе. Устав определяет, что окончательное решение принимает командир.

– А может быть, следовало связаться с Норфолком и уточнить приказ?

– Лейтенант, так наше дело не делается. – Стэдмен отпил глоток кофе. – В море командир является и судьей, и присяжными.

– И палачом?

– Мы находимся под сплошным льдом. Где-то поблизости прячется «ядерная дубинка», которая или уносит ноги, или затаилась, готовая нанести ответный удар. Звонить домой никто не будет. Если мы прекратим преследовать «Тайфун», чтобы передать сообщение, больше мы его не найдем. Знаете, что произойдет, если русской лодке удастся подать сигнал бедствия? Что произойдет, если русские потопят одну из наших ракетоносных лодок? Вы думаете, все поймут, что они просто решили сквитаться с нами?

– Вы сами сказали, что приказ был расплывчатым. Если вы допустите, чтобы Ванну это сошло с рук, вина ляжет не только на него.

– Я высказался против его решения.

– Однако вы не попытались его остановить.

– Совершенно верно. И я скажу вам, почему. Это было бы бунтом.

«Байкал».

Выйдя из каюты, Марков столкнулся в коридоре с инженер-лейтенантом Иваном Демьяненко, поджидавшим его за дверью. Этого молодого специалиста по ядерным реакторам Грачев пригласил лично.

– Товарищ командир, – начал Демьяненко. У него были широко посаженные голубые глаза, соломенно-желтые волосы чистокровного славянина и открытое крестьянское лицо. – Можно с вами поговорить?

– Не сейчас.

Марков попытался пройти мимо здоровенного лейтенанта. Демьяненко не двинулся с места.

– Это очень важно.

Марков знал Демьяненко по характеристике, составленной Грачевым. Лейтенант относился к тем редким офицерам, которые не гнушаются марать руки работой.

– Ну хорошо. – Марков шагнул назад в каюту. – Даю вам две минуты.

Войдя следом за ним, Демьяненко плотно закрыл дверь. У него помрачнело лицо.

– Товарищ командир, я слышал, что мы возвращаемся домой. Это правда?

– Кто вам сказал?

– Я бы предпочел не говорить.

– А какая вам разница, идем мы на север или на юг?

– Огромная, товарищ командир. – Демьяненко помолчал. – Я должен думать о семье.

– Вы увидитесь с родными гораздо раньше.

– Но я не могу.

– Не можете?

Вместо ответа молодой лейтенант закатал правый рукав синей робы.

У Маркова перехватило дыхание. Из тонкой, нежной кожи на локте вылез темный неровный волдырь. Он имел размер с раздавленную сливу; по периметру его окружала болезненная краснота.

– Вы показывали это врачу?

– В этом нет необходимости. Я сам заглянул в справочники. Эта дрянь называется узелковой меланомой. Растет она очень быстро. Работая в реакторе, я старался быть предельно осторожным, но, полагаю, пару раз все же оступился.

Демьяненко пожал плечами так, словно испачкался в краске, а не получил потенциально смертельную дозу облучения.

– Демьяненко, рак кожи поддается лечению. Злокачественную опухоль удаляют, и все будет в порядке. Как только мы пришвартуемся в Западной Лице, вы отправитесь прямиком в госпиталь.

– На какие деньги? – с горечью спросил Демьяненко.

– Военно-морской госпиталь в Мурманске будет лечить вас бесплатно.

– Да, но там лишь выделят койку, на которой я буду умирать. Ни лекарств, ни процедур, ни врачей. На «Байкале» уютнее, и здесь я по крайней мере могу быть спокоен, что о моих жене и дочери позаботятся.

Марков отступил назад.

– Вы имеете в виду свои премиальные?

Демьяненко кивнул.

– Половину я получил в качестве аванса, но моей семье будет нужна вся сумма. – У него в глазах блеснули слезы. Он достал из кармана маленький бумажник с фотографией. – Посмотрите, какие они красивые.

Марков взглянул на снимок. Жена. Симпатичная женщина, очень молодая, с зачесанными назад волосами, стоит перед бревенчатой стеной, на которой развешан садовый инвентарь. Дача. Девочке около четырех лет.

– Не верьте всему, что говорят о военно-морских госпиталях. Там встречаются и хорошие люди, горящие желанием помочь.

– Товарищ командир, уже слишком поздно.

– Демьяненко, вы инженер-ядерщик, а не врач.

Молодой лейтенант нетерпеливо взглянул на Маркова, как будто они разговаривали на разных языках, и быстро засучил другой рукав. Левая рука от запястья до локтя была покрыта черными пятнами, как будто Демьяненко стоял слишком близко от рабочего, чинившего крышу, и тот капнул на него горячим битумом. Лейтенант посмотрел на командира. Выражение его лица красноречиво говорило: «Теперь вы все понимаете?»

– После моей смерти семье придется уехать с базы, освободить служебную квартиру. Кроме нее, у них ничего нет. Куда им податься? Что делать? Я должен что-то оставить им. Я намеревался остаться в Шанхае и зарабатывать деньги до тех пор, пока не свалюсь с ног. А дальше пусть меня хоть выбрасывают на свалку; главное, моя жена получит деньги. Они с дочкой смогут начать новую жизнь. Товарищ командир, вглядитесь в ее лицо. Как ей жить дальше? Что она будет есть? Вы понимаете, о чем я говорю. Я просто не могу этого допустить. Не могу.

Марков закрыл бумажник.

– Грачев знает?

– Он меня убьет! Мы должны быть более внимательными. Пожалуйста, ничего ему не говорите. – Демьяненко опустил рукав. – Вы командир. Вам решать, куда вести корабль, но...

Он умолк, выдохнувшись. Говорить больше было нечего.

– Я что-нибудь придумаю. Не беспокойтесь. Даю слово. Я что-нибудь обязательно придумаю. И, пожалуйста, держитесь подальше от ядерного реактора.

– Извините, что подвел вас.

– Ступайте.

Робко улыбнувшись, Демьяненко вышел.

Марков остался стоять у двери, гадая, как решить проблему молодого лейтенанта. Он был бы рад отдать ему свои премиальные, но Демьяненко не единственный, кто рассчитывает на деньги, которые обещал Федоренко. Федоренко. Марков открыл дверь, ожидая увидеть очередь расстроенных моряков, но в коридоре было пусто. Пройдя по тихому, тускло освещенному проходу, он без стука открыл дверь в каюту Федоренко.

Кок Павел обрабатывал ссадину на лбу Федоренко йодом. Бывший военно-морской атташе, закрыв глаза, сидел на койке, сжимая в руке окровавленную марлевую салфетку.

– Как он? – спросил Марков.

– После следующей перевязки кровотечение должно будет остановиться.

– Павел, тебя ждут на камбузе.

– Я там все приготовил...

– Ступай.

– Вас понял.

Павел поспешно вышел из каюты. Марков ударом ноги захлопнул дверь.

– Моя голова трещит, словно орех в щипцах. – Открыв глаз, Федоренко потрогал рану. Под бурой пленкой йода снова проступила кровь. – С кораблем все в порядке?

– Я же предупредил вас ухватиться за что-нибудь закрепленное.

– В следующий раз буду слушаться. – Федоренко одним глазом взглянул на Маркова. – А американская субмарина?

– Мы от нее оторвались. По крайней мере, на какое-то время.

– Американцы сошли с ума, если полагают, что это сойдет им с рук. – Федоренко промокнул салфеткой открывшуюся рану. – Необходимо немедленно сообщить о случившемся в Москву.

– Мы направляемся туда, где можно будет всплыть. Если доживем до того момента, когда нам удастся это сделать, мы обязательно свяжемся с Москвой. – Достав из-под крошечного столика стул, Марков сел. – А насчет того, кто сошел с ума, это еще под большим вопросом.

Лицо Федоренко тотчас же стало непроницаемым.

– Что вы хотите сказать?

– Это не американцы загрузили ракеты ко мне в шахты. Они лишь хотят не допустить, чтобы ракеты попали к китайцам. Так кто же сумасшедший? Ответьте.

– Какие ракеты?

Марков попытался прочесть выражение лица Федоренко.

– Я лично осмотрел шестнадцатую шахту. Балластной цистерны там нет. Вместо нее в шахте трехступенчатая восьмидесятипятитонная ракета «РСМ-52». Можете представить себе мое изумление.

– Ракета? Вы уверены?

– Пожалуйста, не надо. Вы с самого начала знали об этом. Судя по всему, как и американцы. Я единственный, кто пребывал в полном неведении.

Федоренко покачал головой.

– То, что вы говорите, поразительно. Однако я ничего об этом не знал и, сказать по правде, не должен был знать. Мы перегоняем корабль. Вы согласились взять командование. Никто не приставлял вам к виску пистолет. Кому какое дело, что находится в шахтах?

– Я не давал согласия выводить в море вооруженный подводный ракетоносец, и американцы пытались потопить нас не потому, что мы везем картошку.

Федоренко стиснул кулак.

– Что себе позволяют эти американцы! Почему мы должны спрашивать у них разрешение? Россия суверенное государство и вправе самостоятельно решать такие вопросы. Нравится американцам или нет, подлодка пойдет в Шанхай.

– Нет. «Байкал» пойдет туда, куда прикажет командир корабля.

– Решение принято на высшем уровне.

– В море мое слово закон.

– Теоретически. А теперь взглянем на все с практической точки зрения. Вы не хотите идти в Шанхай? Куда, в таком случае, вы пойдете? Развернетесь и поспешите назад в Тюленью бухту? Тогда вместо вас просто найдут другого командира. А вам придется задуматься о своей собственной судьбе. Вы станете человеком, укравшим полтора миллиарда долларов из государственного кармана. Когда выключат свет, когда остановятся поезда, когда в школах отключат отопление и закроют больницы, кого в этом обвинят? Если вам не пустит пулю в затылок начальство, найдутся сотни других, кто с радостью выполнит это почетное задание.

Марков понимал, что Федоренко прав практически на сто процентов.

Тот заметил, что Марков колеблется.

– Прекратите подстрекать к измене. Если вы не будете следить за своими словами, вы кончите тем же, что и ваш бывший командир, капитан «К-219». За решеткой. Вы этого добиваетесь?

– Его оправдали.

– Но не потому, что он был невиновен. Гарантирую, что вы окажетесь менее везучим. Вы офицер российского Северного флота. У вас есть приказ. Вы должны его выполнить. Время задавать вопросы прошло. И подумайте о жене, о сыне. Муж-изменник. Отец, отказавшийся помочь родине. Вы хотите обречь их на это?

Марков почувствовал, как у него учащенно забилось сердце.

– Моя семья тут ни при чем.

– Вижу по вашему лицу, что вы сами так не считаете.

Марков ощутил прилив уверенности. Сняв трубку, он набрал номер центрального командного поста.

– Сергей? Говорит командир.

– Слушаю, – ответил старпом.

– Будь готов дать полный назад. Обоими двигателями.

– Наши винты начнут рыть яму в море так громко, что это будет слышно до самого Мурманска.

– Будь готов выполнить приказ. – Марков повернулся к Федоренко. – Сколько ракет на борту моего корабля? Они с боеголовками? У вас есть коды запуска?

Федоренко посмотрел на него так, словно никак не мог сфокусировать свой взгляд.

– Что это? Самоубийство?

– Это мой корабль. Я должен знать, что на нем.

– В противном случае вы поможете американцам уничтожить нас? Совершите преступление против собственного экипажа?

– Их семьи уже получили половину премиальных. Российским подводникам приходилось погибать и за меньшее.

– Они умирали, выполняя священный долг перед родиной, чего никак не скажешь о вас. Я не верю, что вы осуществите свою угрозу. Ни на мгновение не верю.

Марков поднес микрофон к губам.

– Сергей!

– Подождите! Положите трубку, черт побери!

Марков продолжал держать трубку в руках, однако отодвинул ее от губ.

– Ракеты во всех шахтах. Если не верите, отдавайте старпому приказ и пусть американцы с нами расправятся. Я не смогу вас остановить.

Двадцать межконтинентальных баллистических ракет.

– Ракеты с боеголовками?

– Об этом спросите Москву. Я ничего не...

Трубка поднялась к губам.

– Я не знаю! Соглашение было заключено на самом высоком уровне.

Марков протянул руку.

– Коды.

– Кто дал бы мне коды запуска?

Марков подался вперед.

– Еще один уклончивый ответ – и вы узнаете, как быстро американский шумопеленгатор нас обнаружит.

– Нет! У меня нет с собой никаких ключей, я их нигде не спрятал, и к тому же какой толк от единственного ключа? Для пуска ракеты необходимо три ключа, и Москва никогда не доверяла их в одни руки.

Федоренко был прав. Запуск ракеты можно было осуществить только после того, как три человека – как правило, командир лодки, офицер службы безопасности и командир систем оружия – вместе вставляли магнитные карточки в три разных приемника. Если компьютер в течение одной минуты не считает нужные коды со всех трех карточек, ракеты окажутся словно намертво приваренными к стенкам шахт. Отсутствовала даже система аварийного выброса ракет в случае чрезвычайной ситуации.

– Чем объясняется повышенный уровень радиации в ракетном отсеке?

– Под палубой размещены излучатели. Фон небольшой, он нужен лишь для того, чтобы отвадить любопытных. Это совершенно безопасно.

«Согласится ли с этим Демьяненко?»

– Вы признаётесь в том, что занимались вредительством на моем корабле.

– На вашем корабле? – Федоренко уселся прямо. – Китайское правительство купило ваш корабль, капитан Марков. За полтора миллиарда долларов. Полагаю, у него более веские притязания на «Байкал».

– Американцы купили его первыми. Это не помешало вам продать корабль снова, не так ли? – Марков поднес микрофон к губам. – Сергей!

– Капитан Марков! Не надо...

– Я иду в центральный пост. Какова наша глубина погружения?

– Девяносто метров. В трех километрах находится полынья достаточных размеров.

– Свяжись с Грачевым и передай ему быть готовым к всплытию. – Марков с силой положил трубку на рычаги. – Благодарю за содействие, – сказал он Федоренко и вышел.

«Портленд».

Шрамм в последний раз взглянул на экран. Ничего. Пятидесятигерцовый сигнал как сквозь землю провалился. Если предыдущие данные оказались ошибочными, если русская лодка уходит в противоположном направлении, ее больше не найти.

Покинув залитый голубоватым светом гидроакустический пост, Бам-Бам прошел по короткому коридору к двери, на которой висела табличка «БЕЗ ОШИБОК». Он постучал.

– Войдите.

Ванн сидел за крохотным складным столиком, изучая экран, заполненный бегущими строчками красных букв и цифр. В багровом отсвете его лицо казалось загоревшим. На столике перед ним лежала закрытая толстая тетрадь с перекидными страницами и желтый маркер.

Шрамм узнал в этой тетради судовой журнал.

– В чем дело, командир?

Он до сих пор не отошел после того, как попытался поставить Ванна на место и получил за это взбучку.

– Садитесь. Я хочу обсудить с вами недавние события.

Шрамм сел. «А где старший помощник?»

– Я не хотел говорить об этом прилюдно, потому что тогда пришлось бы все зафиксировать. Но вы позволили подойти нам к «Тайфуну» слишком близко. Я не могу командовать лодкой и одновременно контролировать гидроакустический комплекс. Мне приходится полагаться на ваши своевременные указания. То есть, обо всех проблемах должно сообщаться заранее. А не тогда, когда они уже становятся чрезвычайными ситуациями. Как только вы что-то замечаете, вы поднимаете шум. Если никто не обращает внимания, вы должны прыгать и орать благим матом.

Не нужно было иметь тонкий слух, чтобы уловить нюансы интонаций. Шрамм насторожился.

– Командир, мне это известно.

– В таком случае почему же, черт побери, вы этого не сделали? – Ванн раскрыл судовой журнал. – Я отметил четыре момента встречи с русской подводной лодкой, когда командиру приходилось мгновенно принимать решения, не имея на планшете целеуказателя самой свежей информации от акустика.

– Сэр, обновление целеуказателя не входит в мои обязанности.

– Шрамм, не пытайтесь создать на моем корабле профсоюз. Я этого не потерплю. Совершенно очевидно, что в вашем распоряжении имелась жизненно важная информация, а нам тем временем приходилось шарить впотьмах.

Шрамм посмотрел на журнал, гадая, что именно имеет в виду Ванн.

– Сэр, я бы не особенно доверял этим торопливым заметкам и ссылкам на время; не забудьте, в этот момент нам приходилось маневрировать и стрелять. После того, как все утрясется, журнал, как правило, подчищают.

– Шрамм, буду с вами откровенен, – мрачно произнес Ванн. – Я приказал старшему помощнику донести до сведения всех членов экипажа, что отныне никаких послаблений больше не будет. Вы слышали этот разговор?

– Нет, лично я при этом не присутствовал.

– Хорошо, в таком случае вы слышите мой приказ сейчас.

– Да, громко и отчетливо.

Старпом, похоже, влип.

– Отлично. – Ванн кивнул на тетрадь. – А сейчас я хочу, чтобы вы просмотрели судовой журнал. Обратите особое внимание на отмеченные мной моменты. Мне нужно, чтобы вы убедились, что журнал гидроакустического комплекса в точности соответствует этим записям. – Он подтолкнул тетрадь Шрамму. – Возможно, вы обнаружите, что в горячке что-то упустили. Как вы совершенно верно заметили, впоследствии журналы всегда чуть подправляются. Не сомневаюсь, если у вас были какие-то неточности, вы с ними разберетесь.

«Твою мать, неужели Ванн предлагает мне подчистить журнал?»

– Думаю, вы правы, командир. Я обязательно все просмотрю.

Шрамм пододвинул к себе тетрадь. Гадая, к чему именно клонит Ванн. И опасаясь этого.

– Вы поможете мне, я помогу вам, – продолжал Ванн. – Договорились?