Текст книги "Тайфун"

Автор книги: Робин Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)

– Рулевой, полный вперед. Только обойдитесь без кавитаций. Довести глубину погружения до восьмисот футов. Шевелитесь!

Первая торпеда поднялась из черных глубин, направляясь к пятну бледно-зеленоватого света наверху. Где-то посреди этого открытого участка находился объект, который ей было приказано уничтожить. Объект сам приглушенным металлическим грохотом помог торпеде уточнить его местонахождение. Наводящая головка «АДКАП», излучая акустическую энергию, вскоре обнаружила чуть слева по курсу крошечную точку, плавающую на поверхности моря. Неважно, что эта точка не была подводной лодкой. Торпеда подрегулировала положение стабилизаторов и понеслась к свету. Точка превратилась в маленький диск, качающийся на волнах. Торпеда летела к нему ракетой, оставляя за собой пенистый след; вторая мчалась за ней по пятам. Выше, выше. Гидролокатор торпеды пищал все чаще, чаще. Торпеда скользнула носом по чему-то металлическому. Неизвестное препятствие отклонило ее с курса, но резко повернувшиеся рули снова направили ее на цель. Она попала в аварийный буек в восьми дюймах от центра, и 650 фунтов фугасного заряда превратили зеленую воду в бурлящий кипяток.

Экран шумопеленгатора озарился острыми вспышками и светлыми полосами.

– Центральный пост, говорит акустик. Два взрыва в воде пеленг двести шестьдесят пять!

Центральный пост откликнулся восторженными криками, но Ванн не присоединился к ним. Вместо этого он прислушался к раскатам отдаленного грома, звучавшим прямо через корпус. Отголоски стали затихать, затем прекратились совсем. За ними должны были последовать жуткие стоны и хлопки тонущей, ломающейся подводной лодки. «Ну наконец, – подумал Ванн. – Дело сделано».

– Акустик, говорит центральный пост. Ждите, когда русская лодка будет тонуть, и запишите это. Мистер Уэлли!

– Да, сэр?

– Какое под ней дно?

Уэлли провел пальцем по карте, затем поднял голову.

– Под ней подводный хребет с глубинами около тысячи восьмисот футов, командир. Если она не попадет на него, дно желоба «Святой Анны» находится на глубине больше трех тысяч футов.

«Этих ублюдков строили очень прочными. Возможно, «Тайфун» сомнется только тогда, когда ляжет на дно».

Ванн представил себе командира русской подлодки, ее экипаж. Она пробыла на поверхности достаточно долго, и кто-то успел подняться на палубу. Интересно, русские оснащают свои подводные лодки спасательными плотами? Море такое холодное, что все, кто оказался в воде, уже погибли. Наверное, их можно считать счастливчиками, потому что тех, кто остался в живых в отсеках «Тайфуна», ожидает долгий, мрачный путь вниз.

«Байкал».

«Байкал» находился значительно ближе к месту двойного взрыва, прозвучавшего громче и отчетливее.

– Лево руля! – приказал Марков. – Игорь! Максимальные обороты одной турбины! Какая у нас скорость?

– Одиннадцать узлов, – доложил Гаспарян.

– Игорь! Можно выжать что-нибудь еще?

– Разумеется. Если включить вторую турбину, – проворчал Грачев, забирая весь пар от единственного работающего реактора.

Он взглянул на датчики, указывающие величину потока нейтронов в активной зоне реакторов. Одна стрелка застыла в синей «холодной» зоне. В другом реакторе бушевала радиационная буря; стрелка поднялась до тревожной желтой зоны, и до красного предела оставалось совсем немного.

«Байкал» развернулся на север, снова направляясь ко льдам. На столике перед Марковым зажужжал зуммер внутренней связи, замигала предупредительная лампочка. Марков схватил «каштан».

– Говорит командир.

– Товарищ командир, принято радиосообщение через буксируемую антенну.

«Нашего «зверя» услышали!» Хорошо бы в сообщении говорилось о том, что командование флота высылает в море корабли, чтобы разобраться в случившемся и проводить «Байкал» обратно в Кольский залив.

– Читай.

– «Следуйте в Анадырьский залив квадрат двадцать два, ждите там корабли сопровождения».

Не дождавшись разъяснений, Марков спросил:

– Это все?

– Да, все.

Командование должно было понимать: сигнал аварийного буйка означает, что корабль получил слишком серьезные повреждения и не может воспользоваться обычными средствами связи. Марков оставил «каштан» болтаться на витом проводе. Это глупость? Упрямство? Или же Москва считает, что пусть лучше «Байкал» утопят?

– Где американская лодка? – устало спросил он акустика.

– На юге, командир, – ответил Беликов. – Идет полным ходом строго на зюйд.

«Портленд».

«Портленд» вырвался из-под ледового покрова на чистую воду.

– Стоп машина, – приказал Ванн.

– Слушаюсь, стоп машина, – повторил рулевой.

Боцман Браун сидел за пультом управления балластными цистернами прямо за рулевым. Достав портативную рацию, он тихо заговорил в закрепленный у губ микрофон.

– Акустик, говорит центральный пост, – сказал Ванн. – Мы сейчас немного подрейфуем и дадим вам возможность услышать, как идет на дно цель номер пять. Я хочу, чтобы ее потопление было записано как можно аккуратнее. Вероятно, придет день, и кому-нибудь захочется спуститься вниз и взглянуть на то, что от нее осталось. Вы слышите, как заполняются водой отсеки?

– Никак нет, сэр. Мы все еще движемся слишком быстро, и я не слышу ничего, кроме «Акулы».

– Где она?

– По-прежнему идет на восток. Если судить по частоте вращения гребного винта, она должна развивать не меньше восемнадцати узлов. Но тут есть какая-то чертовщина. Винт вращается достаточно быстро, но «Акула» едва ползет.

– А не может она находиться дальше, чем вы думаете?

– Маловероятно, командир. Последний импульс активного гидролокатора довольно четко выдал ее местонахождение.

«Десять узлов, – подумал Ванн. – Почему она идет так медленно?» Зная о присутствии в непосредственной близости пары боевых торпед, русская атакующая подлодка должна была бы нестись со скоростью не меньше тридцати узлов. И все равно, русская «Акула» в страхе бежала во льды. Это будет восхитительной розочкой на торте победы над «Тайфуном».

– Увеличить скорость до двенадцати узлов.

На двенадцати узлах «Портленд» должен был бы слышать гибель «Тайфуна». Возможно, все дело во льдах. Вероятно, слой температурного скачка отражает и искажает звуки. Однако Ванн не сомневался в том, что выполнил приказ. Разве что командир «Тайфуна» высадил на льдину матросов и приказал им греметь цепями?

– Радиорубка, говорит центральный пост. Живо пришлите сюда кого-нибудь. Во время ближайшего сеанса спутниковой связи надо будет доложить в Норфолк о выполнении задания.

– Слушаюсь, командир, – ответил лейтенант Бледсоу. – Энглер уже бежит.

Ванн откинулся на спинку маленького кресла, установленного в передней части помоста под перископами. Слушая тиканье старого судового хронометра, он медленно выпустил воздух.

– Ну, боцман, что скажете?

– Там что-то взорвалось, – ответил Браун.

«Знать бы только, что именно».

– Вы только что слышали звуки, гласящие: «задание выполнено».

Ванн ощутил, как у него с плеч свалился многотонный груз. «Груз весом сорок тысяч тонн, – подумал он. – И четыре года». Теперь он больше не будет ломать голову. Не будет носить на шее камнем трагедию «Батон-Ружа». Ванн чувствовал небывалую легкость. Он даже был готов признаться Стэдмену в том, что тот не совсем ошибался относительно приказов из Норфолка. Приказ действительно был двусмысленный, а к нему прилагалась веревка, на которой Ванна повесили бы в случае неудачи.

Но Ванн не допустил промаха. Приняв вызов, он проявил решимость, отбросил прочь сомнения. Сообщение, которое он собирался отправить в Норфолк, должно было возродить традицию, рожденную во время Второй мировой войны, когда подводные лодки возвращались из боевого похода с привязанной к перископу метлой. Это означало, что все торпеды были выпущены в борта вражеских судов: «подметено начисто».

Правда, «Портленд» выпустил только четыре «Мк-48», но эти торпеды не просто уничтожили «Тайфун»: они совершили нечто большее. Ванну пришлось в течение многих лет исправлять чужие ошибки. Теперь ему уже не нужно было беспокоиться по поводу того, что говорят или, что хуже, шепчут другие.

В центральный пост ворвался запыхавшийся Энглер.

– Командир, какое будет сообщение?

Вырвав из блокнота листок, Ванн черкнул короткую строчку, пролившую бальзам ему на душу:

Возвращаемся в Норфолк с метлой, привязанной к перископу.

Командир лодки Ванн.

Протягивая записку молодому радисту, Ванн заметил забинтованную руку.

– Что у вас с рукой?

– Пролил горячий кофе, командир, – глупо улыбнулся Энглер.

– Пусть ее посмотрит Купер.

Главный старшина Купер выполнял обязанности судового фельдшера.

– Слушаюсь, сэр.

Энглер поспешил в выходу и уже почти добрался до него, но Браун вытянул руку, перегораживая ему дорогу.

– Энглер, у меня есть к тебе небольшой разговор.

– О чем, боцман?

– Я буду ждать тебя в «козлином рундуке», – тихо, чтобы не услышал Ванн, произнес Браун. – Там узнаешь.

Ванн взял микрофон громкоговорящей связи.

– Говорит командир. Отбой боевой тревоги. – Его голос разнесся по всем отсекам лодки. – Обращаюсь ко всему экипажу. Отлично сработано! – Он повернулся к навигационному планшету. – Мистер Уэлли! Я пойду отдохнуть к себе в каюту. Примите на себя управление лодкой. Присматривайте за «Акулой» и постарайтесь ни на что не наскочить.

– Слушаюсь, командир, – сказал штурман.

Оставив карты, он занял место у поста управления рулями.

Уэлли этого не заслужил, но Ванн ощутил прилив великодушия. А почему бы и нет? Что может быть лучше метлы, которая подметает дочиста сомнения, примиряя человека с его прошлым?

Глава 17
«КОЗЛИНЫЙ РУНДУК»

«Портленд».

Первый главный старшина Джером Браун сидел в одиночестве за небольшим столиком в личном логове главных старшин. Послышался резкий стук в дверь. Убрав маленький листок бумаги в карман, боцман положил на столик свою портативную рацию, обмотав ее резиновой лентой так, чтобы клавиша передачи оставалась в нажатом положении.

– Ну? – крикнул он. – Ты ждешь особого приглашения?

Это был Энглер.

– Закрой дверь. То, о чем мы с тобой сейчас будем говорить, не предназначается для чужих ушей.

Радист с подчеркнуто недоуменным лицом прошел в каюту;

– В чем дело, боцман?

– В тебе. Энглер, скажи мне, кто я такой?

– Вы первый главный старшина Браун. Боцман корабля.

– Отлично. Все правильно. А теперь скажи, что я такое?

Энглер склонил голову набок.

– Это еще что за игра?

– С играми покончено. Начинаются занятия в матросской школе.

Браун неторопливо распрямился на стуле. При своих пяти футах восьми дюймах высоким он не был, однако сейчас боцман точно расправлялся, подобно мехам гармони, становясь все выше и выше, все более внушительным, пока не заполнил собой тесное помещение.

– На этом корабле я самый первый и самый главный из всех старшин. Я рука господа, назначенный им выполнять его волю на земле. В моих силах практически все. Я могу перевернуть вверх ногами весь твой мир, Энглер. В лучшую или в худшую сторону. Ты следишь за моими словами?

– Я вас слушаю.

– Продолжай слушать дальше. Весь экипаж этого корабля состоял из таких клоунов, как ты – причем до самых верхних ступенек. Ты слишком много о себе мнишь, но до сих пор не усвоил основ. Вот почему неприятности следуют за тобой по пятам. В огромном количестве, как на борту лодки, так и на берегу. У тебя проблемы не со службой на флоте, у тебя проблемы по жизни.

– Что вам об этом известно?

– Многое. – Браун обогнул крохотный столик. Достав из кармана листок бумаги, он подошел к мускулистому радисту и остановился в каком-то футе от него.

– Держи, читай.

Энглер насторожился. Все его инстинкты настроились на драку.

– Сынок, я знаю, о чем ты подумал. Не надо, оно того не стоит. У тебя и без этого забот достаточно. – Боцман протянул радисту сложенную радиограмму. – На.

Линда полностью нас обчистила и смылась. Хозяин требует заплатить за квартиру до понедельника, угрожая в противном случае выселить... Мама.

Казалось, Энглера ужалила гадюка.

– Проклятая стерва!

– Похоже, у тебя есть и другие проблемы. Они начинают расти, как снежный ком. Так вот, я могу тебе помочь, а могу и спустить на тебя всех собак. Выбор за тобой.

Скомкав радиограмму, Энглер швырнул ее Брауну под ноги.

– Я ее из-под земли достану и убью. И обойдусь без вашей помощи.

– Вот тут ты ошибаешься. Ты можешь и дальше идти по кривой дорожке, а можешь свернуть на прямой путь. Свернуть на прямой путь – это значит рассказать мне все, что я хочу узнать.

– Я полагал, вы и так все знаете, – оскалился Энглер.

– Не беспокойся, со временем я все узнаю. Но ты можешь ускорить этот процесс. Можешь начать с того, что произошло в вентиляторном отсеке.

– Я не электрик. Вентиляторами я не занимаюсь.

Браун кивнул на забинтованную руку Энглера.

– Зато они, похоже, тобой занимаются.

– Я пролил на руку горячий кофе. Можете спросить кока. Он подтвердит.

– Уже спрашивал, и если ты полагаешь, что он поможет тебе прикрыть свою задницу, ты глубоко ошибаешься. Четыреста пятьдесят вольт замкнулись без каких-либо на то причин, Энглер. На всем корабле мигнул свет, а на стальном листе остался оплавленный след. Должно быть, искра была знатная. Как тебе это удалось?

Энглер пожал плечами.

– Я не обязан перед вами отчитываться. Порядки мне известны.

– Тебе известны некоторые из них, а я знаю их все. Те, которые прописаны на бумаге, и те, которые не прописаны. Тебе знакома статья девяносто?

– Я не адвокат.

– Она гласит, что военнослужащий рядового и сержантского состава, поднявший руку на офицера, в военное время карается смертью. В мирное время наказание определяет трибунал.

– И кого же избили?

– Лейтенанта Скавалло. Она утверждает, что это сделал ты. Если добавить к этому попытку изнасилования...

– Я бы не трахнул эту лесбиянку, даже если бы она стала молить меня на коленях!

– В таком случае, жду твой рассказ.

– Я пролил кофе на руку. Вот и весь мой рассказ, твою мать. Кстати, а что Скавалло делала в вентиляторной? Она не имела права туда входить.

Это была правда.

– Почему бы тебе не рассказать мне об этом?

– От этой долбаной сучки одни неприятности. Наверное, она там что-то замкнула, а теперь собирается свалить все на меня. Пошла она к такой-то матери! Я здесь ни при чем.

«Так, вот мы уже кое-что выяснили».

– Хорошо, возможно, она действительно вызвала короткое замыкание. Я готов слушать остальное.

– Никакого остального не будет. Мне больше нечего сказать. Если хотите узнать, что она там делала, спрашивайте не меня, а ее.

– Уже спросил. Лейтенант Скавалло утверждает, что ты тоже находился там, и она утверждает, что ты на нее напал. А это означает, что тебе лежит прямая дорога под трибунал. Учитывая твой послужной список, обещаю, что тебя спишут с лодки и отправят на гауптвахту.

– Я уже сидел на «губе».

– Теперь это уже будет не то. Подумаешь, патруль забирал тебя в кутузку после пьяной драки! У Скавалло есть друзья в Вашингтоне, которые следят за нами в лупу. Если она чихнет, весь подводный флот свалится с воспалением легких. А это моя семья.

– Не надо меня пугать.

– А ты напрасно ничего не боишься. Видишь ли, гауптвахтами заведуют старшины. Я знаю их всех по именам, знаю, когда у кого день рождения и даже то, целуются их сестры с закрытыми или открытыми глазами. Если ты попадешь на берегу в беду, я, может быть, решу, что тебе стоит помочь, и тогда с тобой обойдутся хорошо. Но если ты со мной поссоришься, к тебе подсадят самого здоровенного, самого мерзкого пидора. Он взглянет на тебя один раз и сразу же решит, что ты ему нравишься.

– Я буду сидеть на «губе» не вечно, а когда выйду, буду знать, кого искать.

– А я в этом не так уверен, Энглер. Я смогу сделать так, что тебя будут переводить из одной флотской гауптвахты на другую до скончания века. Твои бумаги не смогут за тобой поспевать. Так что, если тебя волнует твое ближайшее будущее, подумай вот о чем: еще одна ложь – и весь оставшийся срок службы на флоте ты проведешь гондоном в человеческом обличье.

Энглер презрительно рассмеялся.

– Боцман, поцелуй меня в задницу. Ты не посмеешь меня тронуть. Спроси Бледсоу. Он тебя быстро поставит на место.

Бледсоу?

– Ни один офицер не встанет на твою защиту.

– А ты поговори с Бледсоу. Только и всего.

Энглер собрался уходить, но Браун, схватив за плечо, развернул его и прижал к переборке.

– Энглер, я еще не закончил говорить. А ты не закончил слушать.

Здоровая рука Энглера оказалась зажатой между телом и дверью. Браун стиснул радисту забинтованные пальцы с такой силой, что лопнули волдыри от ожогов. Повязка потемнела от крови, лицо Энглера исказилось от боли и ярости.

– С самого первого дня ты был лицемером и двурушником, позорящим высокое звание подводника, – спокойным ровным тоном произнес Браун. – Ты лживое похотливое отродье, ради которого даже не перднет порядочный кит. – Боцман пристально посмотрел радисту в лицо. – Одного никак не могу понять. Говорят, неведение – это блаженство. Так почему же я не вижу блаженства в твоих глазах?

– Я тебя предупредил.

– Ой, напугал, – презрительно усмехнулся Браун. – Теперь я понимаю, почему жена сбежала от тебя. Но я не твоя жена, и у тебя есть один шанс сказать мне правду, всю правду и ничего, кроме правды, и да поможет тебе господь. Я хочу знать, какого хрена ты делал в вентиляторной и кто тебе это посоветовал. Это был Бледсоу? – Браун отпустил обожженную руку радиста. – Энглер, если тебе есть в чем покаяться, не тяни. Если у тебя был приказ, это вчистую освобождает тебя от всякой ответственности.

Вырвавшись из его рук, Энглер схватился за ручку двери.

– Энглер, я с тобой еще не закончил.

– Пошел к такой-то матери!

Радист захлопнул дверь перед самым носом у Брауна.

«Господи, что творится!» – подумал боцман. Офицер и старшина действуют в сговоре против другого офицера. Это было что-то низкое и грязное, и чем дальше, тем грязнее оно становилось. Вернувшись, Браун снова вставил наушник в рацию.

– Вы все слышали? – спросил он в микрофон.

– Все, – ответил Стэдмен. Он сидел один в офицерской кают-компании, положив перед собой рацию. – Что насчет кока?

– Он повторил рассказ про кофе.

– Боцман, они оба лгут.

– Я тоже так думаю. Вопрос в том, что мы можем с этим поделать.

– Если тут, кроме Энглера, замешан Бледсоу, дело становится серьезным, – задумчиво произнес старший помощник. – Капитан по-прежнему у себя?

– Так точно. Командование лодкой принял на себя Уэлли. Командир отдыхает. Он приказал его не беспокоить. А что?

– Я собираюсь его побеспокоить.

«Байкал».

Пройдя через водонепроницаемый люк в главный машинный пост, Марков застал Грачева склонившимся над консолями управления реакторами. Пальцы старшего механика бегали по ручкам контроля давления и температуры, словно пальцы пианиста по клавишам. Грачев переоделся в сухую синюю робу, однако белая с красным повязка на руке, обозначавшая то, что он является дежурным механиком, оставалась насквозь мокрой. Демьяненко сидел за обшарпанным деревянным столиком посреди отсека и записывал значения давления и температуры, которые диктовал Грачев.

– Давление в первичном и вторичном контурах охлаждения ниже нормы на ноль целых шесть десятых атмосферы.

Демьяненко сверился с таблицей.

– Температура охлаждающей жидкости должна быть триста пятьдесят градусов по Цельсию.

Грачев постучал пальцем по маленькому круглому циферблату.

– Триста пятьдесят восемь. Почти в норме. Поздравляю, – объявил он, не поднимая головы. – Командир, тебе очень повезло. Ты ничего не испортил.

Марков обратил внимание на то, что все фотографии женщин из брачного агентства исчезли.

– Лейтенант, сходи-ка принеси нам чаю, – попросил Марков. Дождавшись, когда Демьяненко выйдет, он сел в синее кресло рядом со старшим механиком. – Я уже думал, мы тебя потеряли.

– Ты пришел почаевничать или поговорить?

– Поговорить. – Марков протянул Грачеву листок бумаги с сообщением от адмирала Попова. «Следуйте в Анадырьский залив квадрат двадцать два, ждите там корабли сопровождения». – Что скажешь на это?

– Попову заплатят только тогда, когда «Байкал» доберется до Шанхая, так что он, естественно, хочет, чтобы мы продолжали путь. В противном случае, если лодка получила настолько серьезные повреждения, что была вынуждена воспользоваться аварийным буйком, Попов предпочел бы, чтобы мы тихо отправились на дно.

– И что нам остается?

– Мы в безопасности до тех пор, пока американцы считают нас погибшими, – улыбнулся Грачев. – Обрезав наполовину нашу мощность, ты заставил их принять нас за «Акулу». Умным твое решение никак не назовешь. Реактор запросто мог бы перегреться и выйти из строя. Но оно было хитрым.

– Недостаточно хитрым. Мы отогнали американскую лодку на юг. – Марков кивнул на пустую стену. – Куда подевались твои девчонки?

Грачев указал на мусорную корзину.

– Даже если нам удастся выкрутиться из этой передряги, сохранив свою шкуру, денег все равно не будет.

«Нам еще очень повезет, если нас не посадят за решетку», – подумал Марков.

– В Тюленьей бухте мы никому не нужны, оставаться здесь бесконечно долго мы тоже не сможем. Нам остается только один путь.

– На север. Затем на Тихий океан. Если повезет, мы даже сможем добраться до Петропавловска-Камчатского. Но сначала надо будет решить кое-какие проблемы, – сказал Марков. – Во-первых, Берингов пролив. Еще никто не пытался провести через него «Тайфун».

– Если это можно сделать, ты это сделаешь.

– Ну а ракеты?

– Ты что-нибудь придумаешь. Ты командир. Если Федоренко будет нам мешать, запихаем его в шахту и откроем люк. Ракета промокнет, но и Федоренко тоже. Если хорошенько подумать, этим мы убьем сразу двух зайцев.

Марков собрался было рассмеяться, отмахнуться от предложения Грачева, как от шутки, на что тот и рассчитывал, но вдруг стал серьезным.

– А ведь действительно можно затопить шахты. В этом случае сами ракеты и боеголовки окажутся непоправимо испорченными.

– Если затопить все двадцать шахт, «Байкал» примет на борт лишних две тысячи тонн воды. Мы отправимся прямиком на дно. Ты готов ради того, чтобы уничтожить ракеты, потопить корабль?

– Нет.

– В таком случае, если ты не придумаешь, как дать американцам расправиться с ракетами, оставив нас в покое, нам придется доставить их по назначению.

Вернулся Демьяненко с серебряным подносом с двумя чашками, термосом с крепким чаем и сладким печеньем.

– А ты высказал любопытную мысль, – заметил Марков.

Грачев внимательно посмотрел на командира.

– Какую же?

Марков резко поднял взгляд.

– Как ты думаешь, насколько сильно американцы не хотят, чтобы «Байкал» попал в руки китайцев?

– Ты сам прекрасно знаешь ответ на этот вопрос.

– Я-то знаю, – подтвердил Марков. – Но мне интересно, знают ли его сами американцы?

«Портленд».

Коммандер Ванн выключил люминесцентные лампы, оставив маленькую настольную лампу. Она отбрасывала теплый, уютный свет на книгу в мягком переплете, лежавшую на коленях командира. «Делия», роман о военно-морском флоте. Действие романа происходило на Тихом океане перед началом Первой мировой войны.

Хотя «Делия» был старым четырехтрубным эсминцем, который жег грязный уголь, хотя огонь в топках поддерживали полуголые кочегары, обливавшиеся потом в духоте и смраде, Ванн остро сопереживал происходящему на страницах романа. И его не покидала ностальгия. Командир «Делии» был полновластным правителем; он не просто проводил в жизнь внешнюю политику Соединенных Штатов, он сам ее творил. Он был не управляющим, а в определенном смысле полубогом, отвечавшим только за свои ошибки.

Ванн углубился в чтение, и стены каюты, облицованные дешевым пластиком под дерево, казалось, расступились. Остался только яркий экран монитора, напоминающий о том, где он находится: в подводной лодке, которая, покинув мир света и свежего воздуха, погрузилась на глубину триста футов и бесшумно движется со скоростью шестнадцать узлов, направляясь на юго-юго-запад.

Послышался стук в дверь.

– Какого черта? – Захлопнув книгу, Ванн сбросил ноги на палубу. – Войдите!

Дверь открыл Стэдмен.

– Я удивлен, – заметил Ванн, увидев, кто перед ним. Он не встал с кровати и не предложил старшему помощнику единственный стул. – Я полагал, что вы слишком горды и не придете сюда. – Ванн кивнул на «Делию». – Читали?

– Нет, сэр.

Стэдмен закрыл за собой дверь.

– Здесь есть один персонаж, который заявляется на службу с чемоданом, набитым книгами. Он чертовски хорошо разбирается в истории, философии, литературе. Но что ему надеть, когда он пачкает брюки? Понимаете, наш герой об этом не подумал. У него первосортное образование и третьесортный здравый смысл.

– Командир, я пришел сюда не для того, чтобы говорить про испачканные брюки.

– Да, я так и думал. Извините, Вилли, но после того, что случилось сегодня, у меня нет другого выхода, кроме как отозвать свою рекомендацию в школу высшего командного состава. Когда вам поручили грязную работу, вы стали жевать приказы в надежде, что они приобретут другой вкус. Так поступают те, кто сомневается в своих силах. Настоящий командир всегда уверен в себе. Сожалею.

– На самом деле я собирался поговорить с вами и не о школе высшего командного состава. На борту лодки произошло чрезвычайное происшествие. Серьезное.

Книга упала на кровать.

– Происшествие? Какое?

– Лейтенант Скавалло подверглась нападению в вентиляторной.

– Господи! Что она там делала?

Стэдмен опешил. Ванн задал правильный вопрос, однако в первую очередь он должен был подумать не об этом.

– Скавалло обнаружила микрофон, установленный рядом с тренажером. Провод от него вел в вентиляторную. Она как раз осматривала этот провод, когда подверглась нападению.

– Я поручил разобраться с этим «жучком» боцману.

– Скавалло его опередила.

– И она утверждает, что подверглась нападению?

– Кто-то повалил ее на палубу, ударив обрезком трубы. В последовавшей борьбе труба, по всей видимости, задела за клеммы одного из вентиляторов, вызвав короткое замыкание. И, как мне кажется, это еще не все.

– Совершенно верно. Лейтенант Скавалло шлялась там, куда доступ ей закрыт, где ей нечего было делать, в то время как за нами охотилась русская атакующая субмарина. В то время, когда любой посторонний шум мог нас уничтожить.

Проклятие! Если бы я сам поймал Скавалло в вентиляторной, я бы вытащил ее оттуда за шкирку! На кого она жалуется?

– На радиста Энглера.

– На Энглера, – задумчиво повторил Ванн. – Свидетели есть?

– Нет. Но я видел Скавалло сразу же после этого. Убежден, с нею действительно что-то произошло.

– А что говорит Энглер?

– Он уверяет, что находился в другом месте.

– Его слова может кто-нибудь подтвердить?

– Кок, но, на мой взгляд, они с Энглером просто сговорились. Сэр, я видел выражение лица лейтенанта Скавалло. Я считаю, Энглер действительно был вместе с ней в вентиляторной. Думаю, он попытался ее изнасиловать, но она отбилась.

– Ого! Значит, она уже кричит, что ее изнасиловали?

– Нет.

– Господи, старпом, никто ничего не видел. Никто ни в чем не сознаётся за исключением Скавалло, которая призналась, что находилась там, где не должна была находиться. Энглер тот еще фрукт, но он утверждает, что был в другом месте, и у него есть свидетель. Вам же прекрасно известно, как Скавалло относится ко всем нам. Вы не думали, что она все это сочинила?

– Кто-то напал на нее.

– Возможно, кто-то на нее напал. А может быть, и нет. Никаких доказательств. Почему вы решили, что Скавалло говорит правду? Вам что, не хватает сейчас своих забот, если вы решили помочь ей облить грязью весь подводный флот?

– Я видел ее лицо. И я знаю Энглера. Если даже половина того, что я думаю, произошла на самом деле, эта проблема не может ждать Норфолка.

– И что вы советуете?

– Провести неофициальное расследование. Взять письменные показания, а затем устроить разбирательство под вашим председательством.

– Вы понимаете, что Энглер имеет право отказаться сотрудничать.

– В этом случае он по возвращении домой может предстать перед трибуналом. Не думаю, что Энглер пойдет на такой риск. Там из него с большей вероятностью выжмут всю правду.

– Правда состоит в том, что от Скавалло с самого начала были одни только неприятности. Возможно, Энглер действительно немного расшалился, а может быть, Скавалло все это выдумала, чтобы объяснить свои ошибки. «Бедная я крошка. Ну как я могла выполнять свою работу, когда ко мне приставали со всех сторон?» Вам не приходило в голову такое объяснение?

– Я рассматриваю все версии.

– Что ж, постарайтесь не упустить то, что находится у вас под самым носом. На Тихом океане вот-вот разгорится война, так что никакой охоты на ведьм мы устраивать не будем. Если считаете нужным, снимите показания, составьте свое заключение. Я с ним ознакомлюсь и решу, что делать дальше. Но не тяните, старпом. Мы и так потратили на эту девчонку слишком много времени. – Прожужжал зуммер внутренней связи. Ванн сорвал с переборки трубку. – Да?

– Командир? – Это был Бледсоу. – Сообщение из Норфолка.

– Вы отправили мой отчет о встрече с русской подлодкой?

– Так точно. Отправил и получил подтверждение.

– Отлично, мистер Бледсоу. Я иду к вам. – Ванн повесил трубку. – Позвольте мне высказаться откровенно. Назначение лейтенанта Скавалло на «Портленд» было ошибкой, которая впредь не повторится. Сначала этот скандал в Кольском заливе. Теперь она сует свой нос туда, куда доступ ей закрыт. Почему-то вы склонны ей верить. Я очень надеюсь, что вы будете действовать совершенно беспристрастно.

– Командир, у меня нет никакой заинтересованности в этом деле.

– Как я уже сказал, я очень на это надеюсь. Но в любом случае, как только мы вернемся в Норфолк, лейтенант Скавалло навсегда распрощается с подводными силами. А о вас будет другой разговор.

– Да?

Ванн сделал медленный глубокий вдох и с шумом выпустил воздух.

– Я знаю, что происходит, когда тебе перестают верить. После того, что случилось с «Батон-Ружем», я продолжал сражаться, потому что был уверен в собственной правоте. И в конце концов заслужил право на новую попытку. Никто не мешает вам сделать то же самое. Я могу порекомендовать перевести вас под начало другого командира. Возможно, с ним вам удастся сработаться. Но только если вы не встанете на сторону Скавалло. В этом случае вы станете радиоактивным. Никто не захочет больше иметь с вами дело. – Поднявшись, Ванн сложил койку и опустил на ее место столик. – Выбирайте, Вилли. Ваша карьера на флоте или Скавалло. Подумайте хорошенько.

– Почему бы не дать фактам говорить самим за себя?

– Не думаю, что вы сможете что-нибудь найти.

Бледсоу сидел, склонившись к консоли шифратора. По мере того как сообщение расшифровывалось, принтер стучал, останавливался, начинал стучать снова.

– Командир, подождите еще секундочку.

– Вы ничего не принимали с коммерческих спутников связи?