Текст книги "Время «Икс»: Пришельцы"

Автор книги: Роберт Сильверберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

– А Майк нет?

– Он всегда выделялся среди нас. В нашей в семье мужчины всегда были военными, и все мы выросли типичными военными, какой бы смысл ни вкладывать в эти слова. А в Майке с самого раннего детства чувствовалось что-то еще.

Он на мгновение закрыл глаза, и воспоминания о странностях Майка затопили сознание. Феноменальная неаккуратность Майка, его внезапные вспышки ярости, ни на чем не основанные взгляды, которые он тем не менее считал для себя догмой, склонность строить свою жизнь, подчиняясь не совсем понятным даже ему самому прихотям. Таинственное в своей необъяснимости ощущение внутренней пустоты и леденящее чувство неудовлетворенности. И в особенности пламенная любовь к Синди со всеми ее бусами и сандалиями.

– Он был совсем другим. Я во всех отношениях был сыном своего отца – этакий маленький солдатик, которому предначертано со временем стать солдатом настоящим. И Ли – это младший – тоже был послушным пареньком, делал что ему говорили и никогда не спрашивал, зачем и почему это нужно. Но Майк… Майк…

– Шел своим собственным путем, да?

– Всегда. Я никогда не понимал его, никогда,– сказал Полковник.– Любил его, конечно. Но не понимал… Вот послушайте, какая однажды случилась история. Между нами было шесть лет разницы, что в детском возрасте равносильно целому поколению. И вот как-то раз, когда мне было двенадцать, а Майку шесть, я позволил себе сделать ему замечание из-за беспорядка, который творился в его части нашей общей комнаты. И он так разозлился, что решил убить меня.

– Убить вас?

– Да, голыми кулаками. Мы здорово подрались тогда. Я был вдвое старше и вдвое выше его, но он всегда был крепким мускулистым парнишкой, очень сильным, а я этим не отличался. И вдобавок он обрушился на меня, точно пушечное ядро, без малейшего предупреждения, повалил, уселся на грудь и разукрасил всю физиономию синяками, прежде чем я понял, что происходит. Здорово отделал меня, маленький придурок. Ну, потом я все же столкнул его с себя и ударил ногой – вот как я разозлился,– но он тут же вскочил и снова бросился на меня, размахивая руками, лягаясь и кусаясь, как безумный. Я держал перед собой руки, не давая ему дотянуться до меня, и говорил, что если он не уймется, я зашвырну его в канаву, где дрызгаются свиньи. Мы тогда жили в пригороде Бейкерфильда и держали свиней. Он никак не успокаивался, ну, я и закинул его туда. И ушел в дом. Спустя некоторое время он тоже пришел. У меня под глазом налился черный синяк, и губа треснула, а он с ног до головы был облеплен липкой грязью и помоями. Мать не задала нам ни единого вопроса.

– А отец?

– Его тогда не было дома. Шел тысяча девятьсот пятьдесят пятый год, в мире творилось что-то ужасное, и его отправили в так называемую Западную Германию. У нас там были военные базы. Спустя несколько месяцев наша мать, я и Майк – Ли тогда еще не было на свете – поехали к нему, и прожили там пару лет,– Полковник улыбнулся,– Майк единственный из нас быстро заговорил по-немецки. Сначала, конечно, он выучил все грязные слова. Люди на улицах прямо рты раскрывали, когда он срывался с цепи. Ох, какой же он был необузданный! И все же, думаю, эти отличия не затрагивали самых глубин. Когда пришло время Вьетнама и парни стали отращивать длинные волосы, курить наркотики и носить чудные разноцветные одежды, можно было ожидать, что Майк тоже потянется к хиппи, а вместо этого он стал пилотом и принимал участие в военных действиях. Ненавидел войну, но считал это своим долгом человека, гражданина и Кармайкла.

– И вы тоже воевали? – спросила Маргарет.

– Да. Конечно. И тоже возненавидел войну, по правде говоря. Но был там.

Она смотрела на него, широко распахнув глаза, как будто он признался, что был в Геттисберге.

– И в самом деле убивали людей? Стреляли в них?

Он улыбнулся и покачал головой.

– Я входил в группу стратегического планирования и не принимал участия в военных действиях. Но все же не могу сказать, что мне незнаком звук пулеметной очереди.– Полковник на пару секунд снова закрыл глаза.– Проклятье, это была отвратительная, грязная война! Все они хороши, но эта была особенно мерзкая. Однако приходится делать что тебе приказывают, и не жаловаться, и не задавать вопросов, потому что без этого невозможна цивилизованная жизнь – без того, чтобы кто-то поступал нецивилизованно, когда в этом возникает необходимость. Так обычно бывает.

После небольшой паузы он снова заговорил.

– Мне не раз приходилось поступать нецивилизованно во Вьетнаме, так часто, что с головой хватит. Спустя несколько лет после войны я взял отпуск и вернулся домой, получил степень за свои азиатские научные исследования и кончил тем, что стал профессором в Вест-Пойнте. На протяжении десяти лет я видел Майка, может, раза три-четыре. Фактически, я ничего не знал о его жизни. Потом моя жена заболела, я вернулся в Калифорнию, в Санта-Барбару,– там у нас земля, которая принадлежала ее семье,– и вот тут-то выяснилось, что Майк совсем рядом, живет в Лос-Анджелесе и женился на этой своей Синди, такой странной, чересчур современной, настоящей хиппи. Он хотел, чтобы я полюбил ее. Я пытался, Маргарет, я пытался! Клянусь, это правда. Но мы принадлежим совершенно разным мирам. Нас объединяла лишь любовь к Майку Кармайклу.

– Пегги.

– Что?

– Так меня зовут. Пегги. На самом деле никто не называет меня Маргарет.

– А, нуда… Понимаю. Хорошо. Пегги.

– А она любила вас?

– Синди? Понятия не имею. Она была со мной достаточно вежлива. Старое напыщенное ничтожество, брат ее мужа. Уверен, я в такой же степени казался ей марсианином, как она мне. Мы целую вечность не встречались. Так лучше, считал я. По большей части мы оба делали вид, что другого просто не существует.

– И все же вчера утром, в самом конце совещания, вы спросили у этого генерала, нет ли способа вырвать ее из рук Пришельцев.

Полковник почувствовал, как вспыхнули его щеки. Черт, и зачем только она вспомнила об этом… идиотизме?

– Глупо с моей стороны, не правда ли? Но каким-то образом я почувствовал себя в долгу перед ней, почувствовал, что должен попытаться выцарапать ее оттуда. Что ни говори, она член моей семьи. И нуждается в помощи. Ну вот я и спросил. Разве это неправильно?

– Но ведь она добровольно осталась,– напомнила ему Пегги.

– Да. Действительно, добровольно. Вдобавок Майк мертв, и ей не к кому возвращаться. И кроме всего прочего, мы не знаем, как забрать ее оттуда, даже если бы она просила нас об этом, а она не просит. Вот это и есть традиционное мышление в действии, понимаете, Пегги? Коленный рефлекс добродетельного человека. Моя невестка в опасности, или, по крайней мере, так мне кажется. Значит, я должен обратиться к власть имущим и спросить: «Может быть, существует способ?…»

Он резко замолчал. Лампы на борту самолета погасли.

И не только те, большие, которые были укреплены над головой, но даже маленькие, вспомогательные, тянущиеся по сторонам от прохода на уровне пола,– вообще все, которые до этого были в поле зрения. Пассажиры сидели в полной темноте внутри герметически закрытого металлического цилиндра, летящего со скоростью около сотни миль в час на высоте в тридцать пять тысяч футов над поверхностью Земли.

– Двигатель отказал? – на удивление спокойно спросила Пегги.

– Очень странно, если так,– ответил Полковник.

Голос со стороны кабины произнес:

– Эй, народ, у нас тут кое-какие проблемы.

Это был младший помощник. Он явно старался, чтобы его голос звучал бодро, но чувствовалось, что он напуган. Полковнику и самому стало не по себе, когда он услышал то, что сообщил этот человек. Все электрические системы, сказал он, одновременно вышли из строя. Не работает ни один прибор, включая навигационные и те, которые отвечают за подачу топлива в двигатели. Фактически реактивный самолет сейчас превратился в огромный планер и летел исключительно по инерции.

Они находятся где-то над Южной Невадой, сказал помощник. И похоже, внизу тоже возникли проблемы с электричеством, потому что все огни в Лас-Вегасе погасли несколько мгновений назад. Снаружи царила такая же тьма, как и в самолете. Но понять, что происходит, не представлялось возможным, потому что радио тоже, конечно, не работало, равно как и все остальные устройства, обеспечивающие связь с землей.

«Можно считать, что мы покойники,– подумал Полковник, слегка удивляясь собственному спокойствию.– Интересно, сколько времени самолет такого размера может лететь по инерции в верхних слоях атмосферы до того, как начнется свободное падение? И даже если пилот попытается каким-то чудом посадить его, как можно управлять самолетом, когда один из важнейших компонентов управления отказал? И куда он приземлится в абсолютной темноте?»

И вдруг лампы вспыхнули снова, осветив младшего помощника, стоящего рядом с дверью кабины,– бледного, дрожащего, со следами слез на щеках. По громкой связи послышался голос пилота, добрый старый твердый голос, лишь слегка подрагивающий:

– Ну, люди, понятия не имею, что случилось, и не хочу дожидаться, пока это повторится. Будем производить аварийную посадку в Навигационном военном центре. Пристегнитесь и покрепче ухватитесь за что-нибудь.

Они благополучно приземлились за шесть с половиной минут до того, как свет погас во второй раз.

И больше уже не включился.

2.
ТОЧКА ОТСЧЕТА: СЕГОДНЯ.
ВРЕМЯ «ИКС»: ПЛЮС ДЕВЯТЬ ЛЕТ

Это, без сомнения, была величайшая катастрофа в истории человечества, потому что в один момент в технологическом отношении весь мир оказался отброшенным на три с половиной столетия назад. Образно говоря, Пришельцы нажали гигантскую кнопку и отключили все – на определенном фундаментальном уровне абсолютно все.

В тысяча восемьсот сорок пятом году это создало бы серьезные проблемы, но, возможно, не привело бы к катастрофе, в тысяча шестьсот тридцать пятом или тысяча четыреста двадцать пятом году проблем было бы еще меньше, и уж конечно, ни о каких проблемах речь не зашла бы в тысяча двести пятнадцатом году. Но в первом десятилетии двадцать первого века это обернулось ужасным бедствием. Когда электричество исчезло, вся современная цивилизация остановилась, ибо не существовало надежных дублирующих систем – можно ли рассматривать свечи и ветряные мельницы как надежные дублирующие системы? – чтобы снова оживить ее. Не просто прекратили работу огромные электростанции; вышло из строя вообще все, имеющее отношение к электричеству, вплоть до батареек ручных электрических фонариков. Никто никогда не задумывался, что делать, если электричество разом погаснет по всему миру и, по-видимому, надолго.

Как Пришельцам удалось сделать такое? Никто не знал, и это в какой-то степени пугало даже больше, чем все произошедшее. Может, они умеют воздействовать на электроны? Или изменили саму структуру земной материи таким образом, что ее электропроводность перестала быть реальностью? Или, возможно, модифицировали диэлектрическую постоянную?

Но, как бы то ни было, своей цели они добились. Электромагнитные волны больше не служили людям, и электричество как концепция, по-видимому, перестало существовать на Земле. Раз, два, три – и вся победоносная электрическая революция непостижимым образом в одно мгновение была сведена на нет. Рухнула огромная технологическая пирамида, покоящаяся на маленьком фрикционном генераторе Отто фон Герике из Магдебурга, сконструированном в тысяча шестьсот пятидесятом году, и на лейденской банке, с помощью которой Питер ван Массченброк додумался запасать энергию, создаваемую фрикционным генератором Герике, и на серебрянно-цинковых батареях Алессандро Вольты, и на дуговых лампах Хамфри Дэви, и на динамо-машине Майкла Фарадея, и на труде всей жизни Томаса Алвы Эдисона и всех остальных.

Прощайте – насколько, никто не знал – телефоны и компьютеры, радио и телевизоры, будильники и аварийная сигнализация, дверные звонки, механизмы открывания гаражных дверей, радары, осциллоскопы и электронные микроскопы, кардиостимуляторы, электрические зубные щетки, усилители самых разных видов, вакуумные трубки и микропроцессоры. С велосипедами пока все было в порядке, и с гребными лодками тоже, и с графитовыми карандашами. То же можно сказать о пистолетах и ружьях. Но все, что требовало для своего функционирования электроэнергии, больше не действовало. Наступило, как это стали называть, Великое Молчание.

Электроны просто никуда не текли, вот в чем состояла проблема. Электрические функции биологических организмов остались незатронутыми, но все остальное «сдохло».

Любые контуры, по которым мог течь ток, стали не ценнее грязи. И сами такие понятия, как вольт, ватт, ампер, синусоидальные волны, полоса частот и переключатель диапазона частот, искажение звукового сигнала и, если на то пошло, сам сигнал… и так далее, до бесконечности,– все потеряло смысл.

Разводные мосты и затворы шлюзов замерли в том положении, в каком пребывали в момент исчезновения электричества. Самолеты, которые, к несчастью, в те минуты находились в воздухе, внезапно лишились навигационной помощи и функционирования самых обычных внутренних механизмов и разбились. То же произошло с миллионами автомобилей, которые были в пути, когда внезапно погасли все огни, регулирующие уличное движение компьютеры отказали и управляющие системы самих машин вышли из строя. Стоявшие автомобили не смогли потом тронуться с места, за исключением допотопных моделей, приводимых в действие заводной ручкой. В одно мгновение исчезли все компьютерные сети. Все нераспечатанные коммерческие записи стали недоступны, как и сведения о текущих резервных фондах, надежно защищенные электронными средствами безопасности. Но и сами текущие резервные фонды, представленные цифровой информацией, курсирующей от одного мирового банка к другому, внезапно как бы перестали существовать.

Большинство вещей и понятий утратили всякий смысл. Тот мир, который мы знали, прекратил свое существование.

Жестокая стремительность произошедшего наводила на мысль, что кто-то, как-то, поддавшись идиотскому негодованию, сбросил-таки пару бомб на один из чужеземных кораблей. Никто не знал, кто это сделал,– Франция, Ирак, Россия? – и никто не взял на себя ответственность за случившееся; и в том беспорядке, который творился повсюду, не существовало надежного способа выяснить это, хотя, конечно, слухов ходило множество. Возможно, это были ядерные бомбы; возможно, допотопные зажигательные. Выяснить это было нельзя хотя бы потому, что сразу после нападения на Пришельцев все военные системы обнаружения, способные засечь внезапный выброс радиации, перестали функционировать точно так же, как и прочая военная техника в мире.

Если, однако, на чужеземцев и было совершено нападение, оно не достигло своей цели – не нанесло им никакого вреда. Космические корабли Пришельцев, как вскоре выяснилось, были защищены силовыми полями, а потому несанкционированное приближение к ним исключалось.

И все же в одном нападение добилось успеха – оно подействовало на Пришельцев раздражающе, примерно так, как на человека действует жужжание москита. Ну, они и среагировали на него в точности как мы – на свой, конечно, чужеземный лад: просто прихлопнули москита, и дело с концом. Как выразился антрополог Джошуа Леопардс еще на совещании в Пентагоне, если нападение на Пришельцев рассматривать как попытку вступить с ними в «беседу», то приходится признать, что они отвечают несравненно более громким голосом.

Первое отключение электроэнергии, продолжавшееся две минуты, можно рассматривать как пробу, своего рода наладку оборудования. Второе, последовавшее за первым спустя несколько часов, оказалось уже реальным. Великое Молчание. Конец мира, существовавшего до этого, и начало периода оживших ночных кошмаров, убийственной анархии, ужаса и полного отчаяния.

По прошествии пары чертовски тяжелых недель в холоде и мраке напряжение в сетях начало появляться снова. Спорадически. Избирательно. Иногда приводя к еще большей путанице. К примеру, автомобильные двигатели, холодильники и устройства по очистке воды заработали, а телевизоры, магнитофоны и экраны радаров – нет; электрические лампы и насосы бензоколонок действовали.

В результате человечество с уровня почти средневекового существования вернулось к тому, который был примерно в тысяча девятьсот тридцать седьмом году, но с некоторыми странными исключениями, на первый взгляд совершенно случайными. В них не ощущалось ни смысла, ни системы. Почему телефоны, но не модемы? Почему проигрыватели компакт-дисков, но не карманные калькуляторы? А когда модемы, наконец, снова ожили, их работа не всегда была адекватна прежней.

Однако к этому времени внутренний смысл всех этих странностей уже никакого реального значения не имел. Так или иначе, но главное было сделано: мир оказался завоеван, прочно и надежно, неизвестным врагом по неизвестной причине. И притом без каких бы то ни было объяснений – фактически не было произнесено ни слова. Пришельцы даже не потрудились объявить людям войну. Ни битв, ни мирных переговоров, ни подписания соглашения о капитуляции… и все же за одну-единственную ночь завоевание произошло, окончательно и безвозвратно. Никто уже не сомневался, что всякое сопротивление повлечет за собой соответствующее наказание.

Впрочем, кто мог оказать хоть какое-то сопротивление? Правительства? Вооруженные силы? С дубинками, что ли? За одну ночь все правительства и все вооруженные силы ушли в прошлое. Попытки удержать ситуацию под контролем, продолжать действовать в прежних формах, с сохранением прежних процедур были сметены ураганом хаоса. Правительственные структуры начали ржаветь и оседать, словно много лет не ремонтированные здания; но только их коррозия разъела за считанные дни. Подавляющее большинство правительственных учреждений просто исчезло. Оставшиеся влачили призрачное существование,– точнее, делали вид, что все еще функционируют,– но на них никто не обращал внимания. Соглашение с обществом, на которое они опирались, оказалось аннулированным.

Многие люди примирились со случившимся, попытались понять, в силу своего разумения, что же, собственно говоря, произошло,– практически безуспешно,– и, насколько это было возможно, вернулись к своим делам, зачастую также не слишком успешно. Другие – и таких было немало – просто озверели.

Полиция и суды не могли справиться с разбушевавшейся анархией. Ничего удивительного – ведь вся основанная на законе структура подавления тоже очень быстро растворилась, точно ее погрузили в кислоту, и исчезла. Мандат, когда-то выданный закону, был отозван. Сама власть оказалась обезглавлена одним ударом. Никаких формальных приказов о роспуске государственных организаций никто не издавал – скорее, наоборот,– но, когда служащие по одному, по двое, по трое стали покидать их, словно молекулы кипящую воду, предпочитая защищать самих себя и свои семьи, а не служить общему благу, эти организации просто прекратили свое существование.

И точно так же умер сам закон. Личная совесть – вот единственное, что правило миром. Каждый дом превратился в независимое царство, границы которого защищали бдительные охранники, готовые в любой момент нажать на спусковой крючок. Воровство, грабежи, насилие – преступления, не относившиеся к числу редких в мире начала века,– сейчас обрели характер настоящей эпидемии.

На протяжении первых трех недель после Завоевания в одних только Соединенных Штатах сотни тысяч людей пали от рук своих же сограждан. Шла поистине война всех против всех, дни безумия и крови. В Западной Европе дело обстояло чуть получше; в России и многих странах третьего мира ситуация была гораздо хуже.

Смутные Времена – такое название получил этот период в истории. По прошествии нескольких невообразимо страшных недель ситуация начала выравниваться. С возвратом электричества она постепенно нормализовалась, но не до такой степени, как до Завоевания.

На протяжении нескольких месяцев время от времени Пришельцы полностью отключали напряжение во всем мире – иногда на пару часов, иногда на три-четыре дня кряду. Просто чтобы напомнить людям о своих возможностях. Просто чтобы предостеречь их от излишнего успокоения, потому что в любое время снова может воцариться хаос. Просто чтобы они знали, кто тут хозяин – отныне и навсегда.

Тем не менее люди пытались воссоздать некоторое подобие прежней жизни. Но старые структуры, полностью развалившиеся на части еще от первого толчка, восстановить оказалось чертовски трудно.

Всемирная банковская система разлетелась вдребезги, когда вышли из строя компьютеры. Пункты обмена валюты, «временно» закрытые в момент приземления чужеземцев, так и не открылись, и все накопления в форме акций и фондов продолжали оставаться в каком-то непостижимом заточении. Это было всеобщее разорение. В одну ночь все стали бедняками, и только самые хитрые, самые жестокие, самые подлые знали, что теперь делать. Национальные валюты обесценились, их по большей части заменили импровизированные региональные, или специально оговоренные расписки, или драгоценные металлы, или бартер. Вся экономика строилась на импровизациях подобного рода. Кредитные карточки и личные чеки вызывали лишь усмешку.

Удивительно, но многие виды бизнеса по-прежнему продолжали существовать, хотя и претерпели радикальные изменения. Компьютерная связь возобновилась, но превратившись в бледную тень прежней, полную дыр и совершенно непредсказуемую. Почтовая служба тоже заработала лишь отчасти. Индивидуальные службы безопасности заполнили вакуум, образовавшийся после распада общественных, и играли теперь ключевую роль.

Возникли и очаги сопротивления, но практически сразу же благоразумно ушли в глубокое подполье и на протяжении первых двух лет фактически бездействовали. Некоторые люди не прочь были просто «поговорить» с Пришельцами, но те не проявляли к ним никакого интереса, хотя, как вскоре выяснилось, у них имелись собственные способы общения с теми, с кем они желали общаться.

В мире воцарилась новая реальность, похожая на сон. Все изменилось в один миг. Вы вглядываетесь в знакомый ландшафт и видите, что вроде бы все на месте,– мост, дома, деревья,– но за одну ночь они стали какими-то… непрочными, ненадежными. Все условно. Все непостоянно.

Время шло, и постепенно люди приспособились жить в новых, пусть и не слишком комфортных условиях, делая вид, что так было всегда, хотя в душе все понимали, что это лишь иллюзия. Нормально и комфортно в мире функционировали только существа, называемые Пришельцами. Цивилизация, в том смысле, какой вкладывали в этот термин в начале двадцать первого столетия, просто развалилась на части. Конечно, рано или поздно разовьется ее новая форма. Но когда? И какая?

Энс первым из клана Кармайклов прибыл на ранчо Полковника, куда на третью после Завоевания рождественскую неделю должна была съехаться вся семья.

Рождество в Калифорнии… В это время там действительно чудесно. После недавно прошедших дождей горы и холмы до самого побережья покрываются зеленью, воздух чист и свеж, стоит обычная для декабря в Южной Калифорнии мягкая погода, и снежная бахрома на вершинах гор кажется совершенно неуместной, когда вокруг так тепло и жизнерадостно поют птицы.

Энс подъезжал к дому своего отца уже ближе к вечеру. В садах все цвело, ярко и празднично – множество пурпурных бугенвиллей, пышные красные цветы алоэ с остроконечными лепестками, нарядные красновато-фиолетовые мальвы выше человеческого роста. С побережья в сторону гор двигался непрерывный поток машин. Энс свернул с основной трассы и поехал вверх по дороге, ведущей к ранчо. Прекрасный день для встречи в канун веселого Рождества.

Веселое Рождество… Да, веселое, веселое, веселое! Да благословит всех нас Бог!

Сквозь открытое окно в салон машины проникал прохладный горный воздух. Энс ехал по узкой дороге, огибавшей ранчо; завидев дом, он просигналил три раза. Пегги, нынешний секретарь отца, вышла и открыла ворота.

Она с улыбкой приветствовала его. У нее всегда было хорошее настроение, у этой Пегги. Миниатюрная, складная брюнетка – просто игрушка. У Энса мелькнула дикая мысль – может, старик спит с ней? В такое ужасное время все может случиться.

– Ох, Полковник будет так рад видеть вас! – воскликнула она, ослепительно улыбаясь жене Энса Кэрол и трем измученным дорогой ребятишкам на заднем сиденье.– Он весь день то и дело выходил на крыльцо, все ждал вас. Такой беспокойный, прямо как кот, мечется туда-обратно.

– Моя сестра Розали еще не приехала? А кузены?

– Никого пока нет. И вашего брата тоже… Он приедет?

– Обещал,– ответил Энс, не слишком уверенно.

– Ох, ужас! Ужас! Полковник так хочет увидеться с ним после стольких лет… Как доехали?

– Прекрасно,– ответил Энс, и голос его прозвучал несколько раздраженно. Но Пегги, похоже, ничего не заметила.

Выбраться сюда теперь нелегко, путь отнимает практически весь день. Зимой темнеет рано, и ему пришлось выехать из своего дома в Коста-Месе еще до восхода солнца, чтобы оказаться на ранчо до наступления сумерек. Раньше эта поездка требовала не больше трех часов – от двери до двери. Но теперь дороги не те, что когда-то.

В прежние времена Энс поехал бы по шоссе Сан-Диего, а потом по скоростной трассе 101 прямо до ранчо. Но на Сан-Диего на отрезке от Лонг-Бич до Карсона творилось черт знает что, и неудивительно, поскольку с начала Смутных Времен шоссе ни разу не ремонтировали. И по шоссе Голден-Стейт, второй дорожной артерии, ведущей на север, тоже было не проехать – оно пересекало территорию, захваченную бандитами, и там в любой момент можно было ожидать нападения. Оставалось лишь петлять по улицам от города к городу, избегая тех, которые считались наиболее опасными, и выезжать на скоростное шоссе лишь там, где это было возможно.

Проплутав по мелким городкам на побережье, Энс оказывался в Калвер-Сити, одной из самых безопасных частей Лос-Анджелеса. Оттуда прямой путь вел на север к долине Сан-Фернандо и на скоростную трассу 118. Энс не любил ездить по 118-й, потому что она проходила неподалеку от того места, где во время ужасного пожара погиб дядя Майк. В свое время Майк был для Энса кем-то вроде старшего брата. И все же целесообразнее всего было ехать именно таким путем – сейчас, когда Пришельцы перекрыли скоростную трассу 101 между Агорой и Саусенд-Окс. Просто взяли и вырезали кусок, от южной развязки до северной, возведя бетонные стены прямо поперек трассы.

Зачем они реквизировали кусок дороги, никто толком не знал. Поговаривали, будто они там строили что-то для себя. Используя человеческий труд. Рабский труд. Энс слышал, что это происходило так. У рабочих был босс, человек, прошедший через Прикосновение и Подталкивание, существенным образом изменившие его. Он заходил к вам в дом в сопровождении полудюжины вооруженных людей и говорил: «Пошли. Работа». И вы следовали за ним и работали или получали пулю в лоб. Тот, кто не хотел работать и был достаточно ловок, чтобы сбежать, когда подвернется случай, мог уйти в подполье. Ничего другого не оставалось. А уж тот, кто пережил сначала Прикосновение, а потом и Подталкивание, ни о каком побеге больше не помышлял.

Прикосновение. Подталкивание.

О прекрасный новый мир! Веселого Рождества всем его обитателям!

Вести машину целый день тоже было нелегко: руки сжимают рулевое колесо, глаза прикованы к разбитой, захламленной дороге – и так час за часом. Не дай Бог впилиться во что-нибудь – могут пострадать покрышки, а новые достать практически невозможно. Приходится как зеницу ока беречь старые. Не говоря уже о том, что при столкновении может пострадать сама машина. У Энса была «Хонда-Акура» 2003 года выпуска, пока еще в приличном состоянии, но в экстремальных ситуациях она уже начинала сдавать. Как раз перед Вторжением он подумывал о том, чтобы обменять ее на что-нибудь посолиднее. Но это было до того, как все изменилось.

Новых автомобилей больше никто не выпускал. Где-то в Огайо по-прежнему существовал завод, когда-то занимавшийся производством «Хонд» и чудом уцелевший во времена безумия, последовавшие за Завоеванием. Поговаривали, что он все еще выпускает запасные части, только на западное побережье их не поставляли, не доверяя местной валюте, циркулировавшей здесь взамен федеральных денег. Предприятия в Калифорнии, производившие оборудование для «Хонды» и избежавшие разрушения в Смутные Времена, продолжали кое-как функционировать, но контакт с головной компанией в Японии был утерян спустя несколько дней после Вторжения. Нынешние руководители были не слишком компетентны в своем деле, и, даже если удавалось достать нужную запчасть, что само по себе часто воспринималось как чудо, качество ее оставляло желать лучшего.

Так что о замене машины не приходилось и мечтать. В лучшем случае можно было рассчитывать лишь на ремонт старой. Если вам не повезло и вы разбили машину, считайте, что вы разбили свою жизнь. Оставалось лишь пойти работать в одну из бригад Пришельцев, у которых, по крайней мере, никогда не было проблем с транспортом. Они одаривали вас Прикосновением; они одаривали вас Подталкиванием; и после этого вы шли, куда они велели, и делали все, что они от вас требовали. Так-то вот…

Энс въехал на посыпанный гравием участок перед главным домом и с трудом выбрался из машины. Все тело затекло, глаза щипало от усталости. Весь день он сидел за рулем сам. Кэрол не решалась отъезжать от дома на расстояние больше десяти миль – ее приводила в ужас обстановка на шоссе и пугало незнакомое окружение. Этот вопрос никогда между ними не обсуждался – в случае необходимости Энс просто садился за руль сам.

Полковник ждал их на заднем крыльце дома.

– Смотрите, ребята, вон дедушка,– сказал Энс– Бегите, поздоровайтесь с ним.

Они уже и сами выскочили из машины и бросились к деду. Полковник поднимал их, словно щенков, сначала сразу обоих двойняшек, а потом Джилл.

– Он неплохо выглядит,– сказала Кэрол.– Держится прямо, как всегда, в глазах огоньки…

Энс покачал головой.

– А мне он кажется утомленным. Да и постарел сильно, даже со времени Пасхи. Волосы совсем поредели, и лицо какое-то больное.

– Ему… сколько? Шестьдесят восемь? Семьдесят?

– Всего шестьдесят четыре,– ответил Энс.

Однако неудивительно, что Кэрол прибавила ему лет: Полковник и в самом деле быстро старел. Его бодрый, подтянутый вид был обманчив. С первого дня Смутных Времен все прожитые годы неимоверной тяжестью легли на его плечи. Тогда тьма затопила мир, всех охватила паника, сдерживающие силы цивилизованного поведения исчезли, точно их никогда и не существовало. Энс знал, что мгновенное уничтожение дисциплины и морали не прошло для Полковника даром. Путь от страшных дней первого периода Завоевания оказался долгим и трудным как для всего мира в целом, так и для Полковника в частности. Ни тот ни другой не стали прежними и, скорее всего, никогда уже не станут.