Текст книги "Время «Икс»: Пришельцы"

Автор книги: Роберт Сильверберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

Как мальчик сумел сделать такое? Халид почти ничего не знал о компьютерах и относился к ним как к своего рода атрибутам магии, черной магии,– творениям джиннов, причем злых. Демонов.

– Что это за создание? – спросил он.

– Грифон. Я нашел его в мифологической книжке, а верблюжью голову приделал сам, просто ради шутки.

– И сказал Халифе, что это Пришелец?

– Ну… Вообще-то, это она сама придумала. Я просто показал ей изображение. Она сказала, будто я назвал этого зверя Пришельцем?

– Она сказала, что видела Пришельца, что он пришел к ней, играл с ней и летал вместе с ней на Луну. И еще много чего в том же духе. Но она также сказала, что ты показывал ей всякие изображения в компьютере.

– Ну и что? – спросил Энди.– В чем проблема, Халид?

– Она всего лишь маленькая девочка и не умеет отделять реальность от вымысла. Не морочь ей голову, Энди.

– В смысле, чтобы я ничего ей не рассказывал?

– Не морочь ей голову, я сказал… И не расхаживай нагишом. Ты уже достаточно взрослый, чтобы не выставлять свои достоинства напоказ.

Халид повернулся и быстро зашагал прочь. Скверно, что приходится говорить в таком тоне с совсем юным человечком. Пробуждаются давным-давно похороненные тягостные воспоминания.

Но этот мальчик, Энди… Кто-то должен внушить ему хотя бы элементарные представления о дисциплине. Халид знал, что это будет не он, но кто-то должен. Парень ведет себя слишком вызывающе и делает что в голову взбредет. Никаких тормозов. И эта недисциплинированность возрастает буквально день ото дня. Он силен в компьютерах, да: здесь он может просто творить чудеса. Но Халид чувствовал в нем явную необузданность и удивлялся, почему никто не замечает этого. Даже сейчас Энди не подчиняется никаким правилам; а во что он превратится, когда станет постарше? В первого Кармайкла-квислинга? Или, скорее, в первого семейного боргманна?

Прошел почти год, прежде чем история об убийстве Пришельца, рассказанная Халидом Джилл, получила продолжение. Сам он и думать об этом забыл.

Он вырезал статую Джилл из куска красного дерева, самую последнюю в длинной серии таких статуй, сделанных за прошедшие годы. Все они стояли вокруг хижины маленькими группками, по три-четыре вместе,– целое скопище самых разных Джилл: Джилл стоит, Джилл на коленях, Джилл бежит с развевающимися за спиной длинными волосами, Джилл лежит, опираясь локтем о землю и положив на ладонь голову; Джилл с малышами на обеих руках; Джилл спит. И везде она была обнаженной и совсем молодой, в точности такой, какой Халид увидел ее впервые,– без единой морщинки на лице, с гладким животом и высокой упругой грудью. И хотя она позировала ему для каждой новой статуи, он упорно изображал ее не такой, какой она стала сейчас.

Однажды она спросила у Халида, в чем тут дело.

– Я всегда буду видеть тебя такой,– объяснил он.

Тем не менее она не отказывалась позировать и дальше, хотя понимала, что на самом деле он в этом не нуждается и всякий раз вырезает статую той Джилл, которая навеки запечатлелась в его сознании.

Она позировала и сейчас, в то прохладное сырое весеннее утро, когда к нему подошел Тони, младший сын Рона Кармайкла, крупный, сильный, добродушный парень лет около двадцати, с львиной гривой рассыпавшихся по плечам золотистых волос. Он небрежно скользнул взглядом по обнаженной Джилл, которая стояла, раскинув руки и подняв голову к небу, точно собиралась взлететь. Все, кто проходил мимо хижины Халида, привыкли к тому, что она то и дело позирует.

Халид посмотрел на мальчика.

– Мой брат хочет поговорить с тобой,– сообщил Тони.– Он в штурманской рубке.

– Хорошо. Сейчас приду,– ответил Халид и стал убирать свои инструменты в ящик.

Штурманской рубкой называли просторную, почти пустую комнату в главном доме, самую большую в этом крыле, слева от столовой. Много лет назад Полковник развесил по ее обшитым красным деревом стенам обширную коллекцию военных карт и схем времен Вьетнамской войны, топографических планов полей сражений, схем городов и гаваней; бросались в глаза подчеркнутые красным странные названия, которые когда-то, наверно, играли особенно важную роль: Хайфон, Камфа, Фукуон, Лангшон, Дананг, Тху. Это было поистине «военное» помещение, и впоследствии Рон Кармайкл превратил его в центральную штаб-квартиру Сопротивления. Прямая телефонная линия, установленная Стивом и Лизой Геннетами, связывала эту комнату с коммуникационным центром.

Когда Халид вошел, в штурманской рубке его ожидала целая группа Кармайклов. Все они сидели бок о бок за большим, изогнутым, обитым кожей столом в центре комнаты, словно какая-нибудь судейская коллегия, и смотрели на него с необычной напряженностью, как на мифологическое чудовище, случайно забредшее в комнату.

Трое из них были Кармайклы как таковые: Майк, более симпатичный из двух братьев Джилл, его кузина Лесли и кузен Энсон, оба дети Рона. Здесь также присутствовал Стив Геннет: в некотором роде тоже Кармайкл, но не совсем такой, как остальные, слишком толстый, слишком лысый и с глазами не того цвета. Халид не пытался прослеживать и тем более запоминать родственные связи между всеми этими людьми. Судьбе было угодно, чтобы он жил среди них, даже женился на одной из них и имел детей от нее; но все это не означало, что он когда-либо чувствовал себя равноправным членом семьи.

В центре группы сидел Энсон. С недавних пор, по мере того как старел его отец, Энсон во многих вопросах начал выступать в роли лидера. Ему еще не исполнилось тридцати – моложе Майка, Чарли и Джилл и, уж конечно, гораздо моложе Стива. Но он был Кармайкл из Кармайклов, в нем чувствовался характер подлинного командира и, главное, готовность в любой момент взять ответственность на себя. Высокий, широколицый, с очень бледной кожей и густыми жестковатыми волосами пшеничного цвета, низко спадающими на лоб, Энсон умел буквально сверлить собеседника взглядом ослепительно голубых глаз, с которыми появлялись на свет все Кармайклы. Он всегда поражал Халида тем, что производил впечатление туго закрученной пружины – может быть, слишком туго,– но при этом отчего-то казался очень хрупким в душе; возникало чувство, что сломать его не составит труда.

– Прошлым вечером Джилл рассказала мне о тебе нечто очень странное, Халид,– сказал Энсон.– Я практически всю ночь не спал, ломая себе голову над услышанным.

– Да? – как всегда, неопределенно отозвался Халид.

– Якобы ты не так давно говорил ей, что оказался в лагере Пришельцев в связи с убийством одного из них, произошедшим пятнадцать или двадцать лет назад.

– Да.

– Да – что?

– Да, это сделал я.

Пронзительный взгляд немигающих глаза Энсона остановился на нем, но Халида никакими взглядами было не испугать.

– И никогда никому не рассказывал об этом?

– Синди знает. Я рассказал ей, уже давно, когда впервые познакомился с ней, еще до того, как мы приехали сюда.

– Да. Я расспрашивал ее вчера вечером, и она подтвердила твои слова. Но она не знает, всерьез ли ты говорил это. И до сих пор сомневается.

– Я говорил всерьез,– сказал Халид.– Это сделал я.

– И не счел нужным даже упомянуть об этом здесь. Почему?

– Почему я должен рассказывать такие вещи? Это не тема для обычной беседы. Я совершил это много лет назад, когда был еще ребенком, по причинам, которые были важны для меня тогда, но не имеют никакого значения сейчас.

– Тебе не приходило в голову, Халид,– спросил Майк Кармайкл,– что случившееся может иметь значение для нас?

Халид пожал плечами.

– Что подтолкнуло тебя рассказать об этом Джилл, спустя столько лет? – спросил Энсон.

– Вообще-то я сказал об этом не ей, а моей дочери Халифе. Она вообразила, будто какой-то странный Пришелец пришел на ранчо и играл с ней, а потом приказал никому не рассказывать о случившемся, угрожая убить ее… Все это последствия разговоров, который вел с ней твой сын Энди.-

Халид холодно посмотрел на Стива.– Услышав эти нелепицы, я, чтобы успокоить девочку, сказал ей, что в случае чего сумею ее защитить, как и положено отцу. Что я уже убил однажды Пришельца и сделаю это снова, если понадобится. Потом Джилл спросила меня, правда ли это. И тогда я рассказал ей, как было дело.

Заговорила Лесли Кармайкл, стройная молодая женщина, напоминавшая Халиду Джилл, какой та была десять лет назад.

– Пришельцы способны читать мысли и заблаговременно защитить себя от нападения. Вот почему никто не смог убить ни одного из них, за исключением того случая в Англии много лет назад. Как тебе удалось то, что не удавалось никому, Халид?

– Когда Пришельцы ехали по дороге на своей платформе, в моем сознании не было ничего, что могло бы насторожить их. Я не испытывал по отношению к ним ни ненависти, ни враждебности. Я изгнал эти ощущения из своего сознания. Мне казалось, что Пришельцы прекрасны, а я люблю все прекрасное. Даже поднимая ружье и делая выстрел, я не испытывал к тому Пришельцу ничего, кроме любви. Если бы, подъехав поближе, он заглянул в мое сознание, то увидел бы там только любовь.

– Ты на это способен? – спросил Энсон.– Можешь выбросить из своего сознания все, что хочешь?

– Тогда мог. Возможно, смогу и сейчас.

– Именно благодаря этому они впоследствии не обнаружили, что ты совершил убийство? – спросила Лесли.– Ты выбросил из головы воспоминание о случившемся, и Пришельцы, занимавшиеся расследованием, ни о чем не догадались?

– Пришельцы расследованием не занимались. Они просто приказали согнать в одно место жителей нашего города и наказали нас, как будто виновны были все. А исполняли их приказание люди, для которых мое сознание было недоступно.

Последовала пауза, во время которой Кармайклы обдумывали услышанное. Наблюдая за ними, Халид чувствовал, что они взвешивают его слова, пытаясь оценить степень их правдоподобия.

Можете верить или не верить, как вам будет угодно, подумал он. Мне это безразлично.

Но, похоже, они поверили ему.

– Подойди сюда, Халид,– сказал Энсон, указывая на стол, за которым они сидели.– Я хочу кое-что показать тебе.

На столе лежали бумаги – компьютерные распечатки, покрытые линиями, диаграммами, схемами. Халид смотрел на них без всякого интереса – они ему ни о чем не говорили.

– Здесь собраны результаты наблюдений за пять-шесть последних лет. Они представляют собой анализ передвижения между городами особо заметных и деятельных Пришельцев. Все, что мы смогли отследить. Вот эти пунктирные линии – транзитные векторы, в целом отражающие картину этих передвижений. Вот. Вот. Вот. И еще целая группа здесь.

– Да,– сказал Халид, по-прежнему ничего не понимая.

– Мы заметили, что есть определенные места, которые Пришельцы посещают чаще всего и где иногда собираются большими группами. Это прежде всего Лос-Анджелес, Лондон, а также Стамбул, в Турции.

Энсон бросил на Халида присущий ему строгий взгляд, как будто ожидая реакции. Халид промолчал.

– Становится очевидным или, по крайней мере, такое у нас создалось впечатление,– продолжал Энсон,– что эти три города представляют собой что-то вроде столиц Пришельцев на Земле, где расположены их командные центры, и что среди них главным является Лос-Анджелес. Может быть, ты слышал, что стена вокруг Лос-Анджелеса выше и толще по сравнению с теми, что окружают все другие города. Не исключено, что здесь находится что-то крайне важное для них… Ну вот, Халид, теперь выслушай нашу главную гипотезу. Мы предположили, что Лос-Анджелес – резиденция некоей чрезвычайно значительной для Пришельцев фигуры, их, если можно так сказать, главнокомандующего. Для простоты мы называем его Главным.

Еще один внимательный взгляд на Халида, и снова никакого ответа. А что он мог сказать?

– Мы думаем – предполагаем, подозреваем, надеемся,– что все Пришельцы телепатически связаны с Главным и что они регулярно посещают его резиденцию по какой-то непонятной для нас причине, имеющей отношение к их биологическим или умственным процессам. Может, между ними и Главным происходит общение некоторого рода, в результате которого они так или иначе обновляются, восстанавливаются. Очень много фактов свидетельствуют о том, что Главный находится именно в Лос-Анджелесе, хотя не исключено, что в Лондоне или Стамбуле.

– Вам все это точно известно? – с сомнением спросил Халид.

– Пока это только гипотеза,– ответила Лесли.– Но одна из самых убедительных.

Халид кивнул, недоумевая, с какой стати они все это ему рассказывают.

– Что-то вроде того, как пчелиная матка управляет ульем.

– А-а,– сказал Халид.– Пчелиная матка.

– Не обязательно женского пола, конечно,– продолжал Энсон.– Вообще, точно нам пока ничего не известно относительно Главного. Но предположим, однако, что мы в состоянии определить его местонахождение, обнаружить, где он скрывается в Лос-Анджелесе или, может быть, в Лондоне или Стамбуле. И если потом мы найдем человека, который сможет убить Главного, как ты думаешь, какой эффект это произведет на остальных Пришельцев?

Ну наконец-то и Халиду предоставился случай сказать что-то, имеющее смысл.

– Когда я убил Пришельца в Солсбери, тот, что стоял рядом с ним на платформе, забился в ужасных конвульсиях. На мгновение у меня даже мелькнула мысль, что я застрелил и его тоже, хотя вскоре стало ясно, что это не так. Наверно, ты прав: их разумы связаны между собой.

– Видите? Видите? – ликующе воскликнул Энсон.– Вот вам и подтверждение! Какого черта ты столько времени молчал об этом, Халид? Значит, ты застрелил одного, а другой забился в конвульсиях. Спорю, что Пришельцы во всем мире тоже забьются в конвульсиях, если сразить Главного!

– Все это нуждается в проверке,– вмешался Стив.– В частности, нужно выяснить, наблюдал ли кто-нибудь необычное поведение Пришельцев сразу после убийства в Солсбери.

Энсон кивнул.

– Правильно. И если выяснится, что гибель одного из Пришельцев, причем сравнительно заурядного, так или иначе отразилась на других по всему миру… и если мы сумеем найти и убить Главного… Ну, Халид, ты понял, к чему я клоню? – спросил Энсон.

Халид перевел взгляд на разбросанные на столе бумаги.

– Конечно. Вы хотите убить Главного.

– Точнее говоря, мы хотим, чтобы ты убил Главного!

– Я? – Халид засмеялся.– Ну нет, Энсон!

– Нет?

– Нет. Я не хочу этого делать. Нет, Энсон. Нет.

Такой ответ, казалось, ошеломил собравшихся, словно у них внезапно выбили почву из-под ног. Обычно бледное лицо Энсона побагровело от ярости, Майк пробормотал что-то, обращаясь к Лесли, а потом и Стив зашептал ей на ухо.

Лесли, сидевшая рядом с Халидом, подняла на него взгляд:

– Почему нет? Ты же единственный, у кого в этом деле есть опыт.

– Но у меня нет никаких причин убивать Главного. Если он вообще существует.

– Боишься? – спросил Майк.

– Нисколько. Я, конечно, могу погибнуть в результате этой попытки, что было бы нежелательно, потому что у меня есть маленькие дети, и я хочу, чтобы у них был отец. Но я не испытываю страха. Просто мне безразлично.

– Что тебе безразлично?

– Весь этот проект убийства Пришельцев. Да, я убил одного из них, когда был мальчиком, но на то были особые причины, имевшие значение только для меня одного. Больше этих причин не существует. Это вы хотите убивать Пришельцев, а не я.

– Ты не хочешь, чтобы они покинули наш мир? – спросил Стив Геннет.

– Меня это совершенно не волнует, пусть хоть остаются тут навсегда,– спокойно ответил Халид.– Кто правит миром – не моя забота. Насколько я понимаю, счастья тут не было и до появления Пришельцев, по крайней мере это относится к моей семье. Все они умерли еще до того, как я появился на свет; все, за исключением одного человека. Но теперь у меня есть свои дети, и в этом я нашел свое счастье. Впервые в жизни я ощутил его вкус. Все, чего я хочу, это оставаться здесь и растить своих детей, а вовсе не отправляться неизвестно куда, чтобы попытаться убить какое-то странное существо, ничего для меня не значащее. Может, я уцелею, а может и нет. Почему я должен рисковать? Что это мне даст?

– Халид…– начал было Энсон.

– Я понятно объяснил? Во всяком случае, я старался.

Сорвалось. Халид оказался для них таким же чужим, как сами Пришельцы.

Они отпустили его. Он вернулся в хижину, открыл ящик с инструментами и попросил Джилл встать в прежнюю позу. О том, что только что произошло в штурманской рубке, не было сказано ни слова. Дети порхали вокруг – Халифа, Рашид, Джасмина, Аисса, Халим – обнаженные, прекрасные. При взгляде на них сердце Халида переполняла радость. Аллах добр; Аллах привел его на эту гору, дал ему необычную красавицу Джилл, и она родила ему чудесных детей. После всех перенесенных страданий для него началась полоса расцвета. С какой стати он должен пожертвовать всем этим ради каких-то глупых затей?

– Пришлите ко мне Тони,– попросил Энсон, когда Халид ушел.

Разговор братьев был недолог. Тони никогда не отличался ни глубоким умом, ни многословием. Он был на восемь лет младше Энсона и всегда относился к нему с глубочайшим почтением – любил его, боялся и безмерно уважал. Тони был готов сделать для брата все. Даже это, надеялся Энсон.

Он объяснил Тони, что поставлено на карту и в чем смысл предстоящей операции.

– Я хочу попытаться,– сказал Энсон.– Это мой долг.

– Ты в этом уверен?

– Уверен. Но первый, кто пройдет этим путем, может потерпеть неудачу. Если я не смогу убить Главного, ты готов стать следующим, кто рискнет предпринять еще одну попытку?

– Конечно,– тут же ответил Тони, даже не считая нужным обдумывать этот вопрос и все сопряженные с ним трудности и риск. Широкое, дружелюбное, ясноглазое лицо не затуманилось ни на мгновение.– Почему бы и нет? Все, что скажешь, Энсон. Ты главный.

– Это может оказаться непросто. Наверно, потребуются месяцы специальной подготовки. Или даже годы.

– Ты главный,– повторил Тони.

Спустя некоторое время, когда Халид заканчивал утреннюю работу, к нему подошел Энсон. Он выглядел даже напряженнее, чем обычно,– губы плотно сжаты, брови нахмурены. Они стояли среди галереи обнаженных деревянных Джилл.

– Ты говорил, что безразличен к идее убийства Пришельцев. И по-видимому, был безразличен к ней, даже когда убивал одного из них.

– Да. Это так.

– Как думаешь, Халид, ты мог бы научить кого-то такому же безразличию? Научить очищать свой разум от всего, что способно их насторожить?

– Можно попробовать. Но, боюсь, ничего не получится. С этой способностью надо родиться – так мне кажется.

– Наверно, ты прав. Но если все-таки попробовать?

– Попробовать можно всегда.

– Ты мог бы попытаться научить меня?

Готовность Энсона предпринять эту почти наверняка самоубийственную попытку испугала Халида. Абстрактно такой тип самоотверженности он, в принципе, понимал и допускал. Но Энсон, так же как и Халид, глава большой семьи – у него уже не то шестеро, не то семеро детей, а ведь он еще совсем молод, даже моложе Халида. Рейвен, пухлая маленькая широкобедрая жена Энсона, которую он нашел для себя где-то в окрестностях ранчо, с неизменной регулярностью год за годом производила на свет малышей. О том, что приближается весна, всегда можно было догадаться по появлению у Рейвен очередного ребенка. Неужели Энсон готов отказаться от той радости, которую дают подрастающие дети? Стоило ли терять все ради идиотской попытки убить какое-то ужасное существо из другого мира? Спорить с ним, однако, было совершенно бессмысленно.

– Ты никогда не научишься этому,– сказал Халид.– У тебя не тот характер. Безразличие не относится к числу твоих добродетелей.

– Попытайся все же.

– Не стану. Это пустая трата времени.

– Ну что ты за упрямый тип, Халид!

– Уж какой есть.

Он надеялся, что теперь Энсон отстанет от него. Но тот не уходил, глядя на Халида, хмурясь, покусывая нижнюю губу и явно размышляя о чем-то.

– Ладно, Халид,– после нескольких секунд раздумий произнес он.– А как насчет моего брата Тони? Он сказал, что готов сделать это.

– Тони? Крупный такой, простоватый парень, да? Ну, он совсем другое дело. Думаю, с Тони можно попытаться. Хотя… даже с ним, скорее всего, ничего не получится, потому что, как я уже говорил, с этим нужно родиться или, по крайней мере, учиться этому с детства. И учти. Если он все же добьется определенных результатов и попытается убить Пришельца, это почти наверняка будет стоить ему жизни. Уверен, они каким-то образом разгадают, что он задумал, и убьют его. Так что тебе следует все хорошо обдумать. Но попытаться обучить его я могу. Если ты в самом деле этого хочешь.

7.
ТОЧКА ОТСЧЕТА: СЕГОДНЯ.
ВРЕМЯ «ИКС»: ПЛЮС СОРОК СЕМЬ ЛЕТ

Ближе к рассвету с затуманенными глазами и тяжестью в голове после целой ночи, проведенной перед семью компьютерными экранами, Стив Геннет решил, что с него хватит. На будущий год ему исполнится пятьдесят – староват уже для бессонных ночей. Он взглянул на светловолосого мальчика, который вошел в коммуникационный центр, неся поднос с завтраком для него.

– Мартин, ты не видел этим утром моего сына Энди?

– Я Фрэнк, сэр.

– Прости, Фрэнк,– все дети Энсона выглядели на одно лицо, черт бы их побрал. У этого голос уже начал ломаться, значит, ему где-то около тринадцати; ну конечно, Фрэнк. Мартину было еще только одиннадцать. Прищурившись, Стив взглянул на поднос и повторил: – Ну, скажи-ка, Фрэнк, Энди уже встал?

– Не знаю, сэр. Я не видел его… Отец просил узнать, какого прогресса вы достигли.

– Минимального, так можешь ему и передать.

– Минимального?

– Да. Это значит «очень маленького». Это значит «почти никакого», если уж на то пошло. Скажи ему, что я не сумел найти то, что мы ищем, но зато увидел возможность нового подхода к проблеме и хочу попросить Энди сегодня же утром проверить ее. Так и скажи отцу, понял? И еще, Фрэнк, пойди поищи Энди – пусть летит сюда на большой скорости.

– На большой скорости?

– Это значит «очень быстро».

Господи, подумал Стив, язык умирает прямо на глазах.

Полчаса спустя, стоя у распахнутого окна штурманской рубки, Энсон увидел, как Стив, точно усталый вол, тяжело тащится по лужайке в свое семейное гнездышко.

– Эй, кузен! – окликнул его Энсон.– Не задержишься на минутку?

– Разве что совсем ненадолго,– позевывая, без особого энтузиазма ответил Стив.

Он медленно подошел к окну. Начался легкий дождик, но Стив, похоже, был не в состоянии заметить даже это.

– Зайди внутрь,– сказал Энсон.– Может, это продлится минуту, а может, полторы или даже две. В любом случае ты успеешь промокнуть.

– Вообще-то больше всего мне хочется спать, Энсон.

– Понимаю, но все же удели мне немного времени.

На этот раз голос Энсона звучал чуть менее вежливо, почти как «голос Полковника», если верить описанию его отца. Энсону было шестнадцать, когда Полковник умер, и у него сохранились лишь смутные воспоминания об особом приказном тоне дедушки. По-видимому, Энсон унаследовал этот тон на генетическом уровне.

– Ну? – спросил Стив, войдя в штурманскую рубку и забрызгав каплями дождя письменный стол Энса.

– Фрэнк сказал, что ты нашел новый подход к проблеме Главного. В чем его суть?

– На самом деле это не новый подход. Это подход к новому подходу. Мне кажется, я наткнулся на вход в личный архив Карла-Гейнриха Боргманна.

– Того самого Боргманна?

– Именно. Нашего собственного современного Иуды.

– Он уже много лет как мертв. Ты хочешь сказать, что его архив еще существует?

– Послушай, может, обсудим все это после того, как я посплю?

– Еще минуту. В нашем проекте, связанном с Главным, наступает кризисный момент, и я должен быть в курсе всего, что с ним связано. Скажи, ключ к архиву Боргманна поможет нанести удар по Главному? Есть какая-то связь между Главным и файлами Боргманна?

Стив кивнул. Он выглядел так, словно вот-вот свалится. Наверно, и вправду слишком устал. Энсон подходил ко всем людям со своей меркой – точно так, как когда-то Полковник,– ожидая от них готовности выкладываться полностью. Однако Стив был Кармайклом лишь наполовину, а в остальном – лысый, толстобрюхий, неуклюжий человек средних лет, который не спал всю ночь.

И тем не менее вопрос был слишком важен, и Энсон непременно должен был выяснить все до конца. И сейчас же.

– Боргманн погиб двадцать пять лет назад,– заговорил Стив.– В Праге, городе Центральной Европы, в котором поначалу располагалась штаб-квартира Пришельцев. Известно, что он сумел проникнуть в компьютерную сеть иноземцев по меньшей мере лет за десять до своей гибели. И имел доступ в нее все последующие годы, хотя, скорее всего, далеко не всегда действовал с их разрешения. Что он там откопал, одному Богу известно, но, по рассказам его сотрудников, он никогда не уничтожал никаких файлов.

Глаза у Стива совсем слипались. Он покачнулся, но сумел собраться с мыслями и, с трудом стоя на ногах, продолжал:

– Для нас вот что важно, Энсон. Мы всегда считали, что боргманновские архивы находятся неизвестно где, что они навсегда похоронены в недрах пражского центрального процессора, в тайнике, который он сумел спрятать даже от Пришельцев. Широко распространено мнение, что если они существуют, то содержат какую-то решающе важную информацию о Пришельцах. Очень взрывоопасную информацию, так считается. С тех пор как Боргманн погиб, нет ни одного хакера в мире, который не пытался бы найти его архив. Поиски Святого Грааля, так сказать. С тем же результатом.

Энсон открыл было рот, собираясь задать следующий вопрос, но одернул себя. Стив часто употреблял в своей речи выражения, имеющие отношение к культуре того мира, который больше не существовал, мира книг, игр и музыки, истории и литературы, с которым достаточно старый Стив хотя бы отчасти успел соприкоснуться, прежде чем этот мир исчез. Однако Энсон напомнил себе, что в данный момент для него не так уж важно, что это за Святой Грааль такой.

– Как тебе известно,– продолжал Стив,– этой ночью я предпринял еще одну чертовски героическую восьмичасовую попытку связать накопленные нами данные обо всех передвижениях Пришельцев в общую картину и получить таким образом подтверждение нашей теории – с которой мы носимся Бог знает сколько времени,– что Главный находится в Лос-Анджелесе. Ну, у меня ничего не получилось. Уже в который раз. Однако в процессе этой работы я наткнулся на нечто необычное в информационных потоках, связывающих Прагу, Вену и Будапешт. На нечто такое, что, возможно, несет на себя отпечаток руки Карла-Гейнриха Боргманна. Повторяю, только возможно. Эта дверь заперта, и мне неизвестно, что находится за ней и как ее открыть. Но это первый случай за последние пять лет, когда мне попалось хоть что-то обнадеживающее.

– Если уж ты не можешь открыть эту дверь, то кто сможет?

– Энди. По-моему, он единственный хакер в мире, способный это сделать. Он лучше всех, и дело не в том, что во мне говорит отцовская гордость, Энсон. Бог свидетель, мне нечем особенно гордиться, когда речь идет об Энди. Но что касается компьютерного взлома – тут он может творить чудеса. Я просто констатирую факт.

– Хорошо. Пусть тогда займется этим.

– Да, конечно. Я только что сказал твоему Фрэнку, чтобы он нашел Энди и привел его ко мне. Он вернулся и сообщил, что Энди покинул ранчо в четыре часа утра и, возможно, ушел насовсем. Фрэнк получил эту информацию от дочки Элоизы Ла-Ла, которая видела, как он уходил. По-видимому, на протяжении последнего полугода у нее с Энди был тайный роман, который, к несчастью, закончился беременностью, в чем этим утром она призналась твоему сыну Фрэнку. Ла-Ла думает, что именно из-за этого Энди ушел. Он прихватил с собой два любимых компьютера, куда вчера вечером, по-видимому, перегрузил все, что считал важным.

– Маленький сукин сын,– сказал Энсон.– Извини, Стив. Необходимо найти его и притащить обратно.

– Найти Энди? – хохотнул Стив.– Никто не сможет найти Энди, если он не захочет, чтобы его нашли. Легче найти Главного. Ну, теперь я могу идти спать, Энсон?

«В нашем проекте, связанном с Главным, наступает кризисный момент». Да, именно это он сказал Стиву, и сам слегка удивился своим словам, потому что никогда прежде даже мысленно не формулировал сложившуюся ситуацию таким образом. Но да, да, все правильно, подумал Энсон. Кризисный момент. Время принимать смелые решения и действовать в соответствии с ними. Только сейчас до него дошло, что вот уже, наверно, несколько недель он представлял себе ситуацию только так и не иначе. Но одновременно ему все чаще казалось, что с ним творится нечто ужасное.

Это созревало в нем на протяжении вот уже нескольких лет, сейчас он ясно понимал это. Ощущение себя как Энсона – Убийцы Пришельцев, человека, который в конце концов изгонит с планеты чужеземных завоевателей, блистательного героя, который вернет Землю землянам. Уже и не припомнить то время, когда он не воспринимал это как свой рок.

Но в последние несколько недель с ним происходило нечто совсем странное. Эти притязания все больше и больше завладевали им, порождая неистовое желание, полубезумную жажду во что бы то ни стало добиться своей цели. И сейчас эмоции вспыхнули с поистине неистовой яростью. Страсть, и без того владевшая им практически безраздельно, полностью вырвалась из-под контроля. Как и всегда в такие моменты, возникло нарастающее давление в черепе, как будто какие-то таящиеся там создания неистово бились внутри, пытаясь вырваться на волю.

Это путало. Страстное нетерпение – черта, недостойная выдающегося военного командира.

Нужно срочно переговорить с отцом, решил Энсон.

Рону исполнилось почти семьдесят, и со здоровьем у него были нелады. Теперь он занимал бывшую спальню Полковника как наиболее подходящую для семейного патриарха. Там его и нашел Энсон, сидящего среди груды древних книг и журналов – пожелтевших, крошащихся раритетов из библиотеки Полковника, которую тот начал собирать еще в двадцатом веке. Отец выглядел плохо, побледнел и явно ослаб.

С ним была Кассандра, врач коммуны Кармайклов, самоучка, почерпнувшая все свои знания из книг и медицинских текстов, которые Поль, Дуг и Стив сумели надергать из остатков компьютерной сети. Она старалась как могла и иногда творила чудеса. Однако присутствие Кассандры в комнате больного настораживало – это означало, что пациенту стало хуже. Так было и полгода назад, когда жена Энсона Рейвен, истощенная слишком частыми родами, умерла от незначительной инфекции спустя несколько недель после рождения их восьмого ребенка. Поначалу казалось, что все еще, может, и обойдется, и только Энсон с самого начала знал, что ничто не спасет изношенный организм Рейвен. Здесь, в комнате отца, его охватило то же самое чувство.

– Твой отец железный человек,– с ходу заявила Кассандра, не дав Энсону произнести ни слова, и тон ее при этом был почти вызывающим.– Завтра в это время он будет уже на ногах и сможет срубать деревья одним ударом топора. Даю слово.