Текст книги "Время «Икс»: Пришельцы"

Автор книги: Роберт Сильверберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

Что делать, подумал он? Встал, подошел поближе и остановился над ней, глядя на извивающуюся обнаженную фигуру; вот так же сзади он когда-то рассматривал Барбару с помощью тайного «глазка» – гладкие белые ягодицы, стройная спина, нежные выпуклости позвоночника.

Внезапно, вопреки недавнему безразличию, в нем поднялась удивившая его самого волна желания. Даже несмотря на страдания Барбары, а может, как раз из-за них. Ее полная беззащитность, мучения, весь этот жалкий вид; но также ее гладкие тяжелые бедра, красивые стройные ноги, совершенную форму которых не скрывало даже то, что она поджала их под себя. Он опустился рядом с ней на колени и легко прикоснулся ладонью к ее плечу. Кожа показалась ему горячей, словно у Барбары был жар.

– Послушай, все будет в порядке,– мягко сказал он.– Я сделаю так, что твой сын вернется домой, Барбара. Не надо так, успокойся.

Она застонала с новой силой. Черт, похоже ей совсем плохо. Наверно, нужно послать за помощью.

Она попыталась сказать что-то. Не в силах разобрать ни слова, он наклонился поближе. Ее длинные руки были неестественно вывернуты, левая, сотрясаясь, колотила по полу, правая хватала воздух дрожащими пальцами. И вдруг, совершенно неожиданно, Барбара резко перевернулась лицом к нему, больше уже не дрожа и не извиваясь. В откинутой назад руке она сжимала керамический нож, появившийся, точно по волшебству, неизвестно откуда. Из воздуха? Из-под груды ее одежды? Совершенно спокойная и прекрасно владеющая собой, она стремительно метнулась к Карлу-Гейнриху одним гибким движением и вонзила лезвие со всей своей силой, просто с потрясающей силой, глубоко в его живот.

И потянула нож вверх, разрывая внутренности; и остановилась лишь тогда, когда лезвие уперлось в ребра.

Карл-Гейнрих замычал и прижал руки к зияющей ране, такой большой, что все десять растопыренных пальцев едва прикрывали ее. Удивительно, но боли пока не было, лишь тупое ощущение шока. Барбара откатилась в сторону, вскочила на ноги и нависла над ним, словно обнаженный демон мести.

– У меня нет сына,– глядя в его меркнущие глаза, мстительно сказала она, глотая окончания слов.

Карл-Гейнрих кивнул. Кровь ручьем текла из него, заливая персидский ковер. Он попытался сказать в микрофон, чтобы прислали помощь, но не смог издать ни звука. Рот открывался и закрывался, открывался и закрывался – вот и весь результат. В любом случае, какой смысл было обращаться за помощью? Он чувствовал, что умирает. Силы покидали его так же стремительно, как и кровь. В глазах все расплывалось, внутренние системы отказывали одна задругой. Он покойник, в двадцать девять лет. Удивительно, но это не слишком сильно огорчало его. Может, так всегда бывает в момент смерти.

Все-таки они добрались до него наконец.

Как странно, что это сделала именно она. И как точно они выбрали человека.

– Я мечтала об этом двенадцать лет,– сказала прекрасная убийца.– Мы все мечтали. Какое счастье видеть тебя в таком состоянии, Боргманн,– а потом снова повторила его имя, на этот раз как проклятие: – Боргманн.

Да, конечно. Второй раз его имя прозвучало явно как «боргманн».

Она убила его, да.

Но есть одно утешение, сказал себе Карл-Гейнрих. Он умирает знаменитым. Теперь само его имя стало частью языка; сознание этого нежно обволакивало его в последние мгновения жизни. Еще немного, и он умрет, но его имя – ах, его имя! – будет бессмертно, останется в истории человечества навсегда. Боргманн… боргманн… боргманн…

Родилась девочка. Стив и Лиза назвали ее Сабрина Аманда Геннет. Все на ранчо в лучших традициях собрались вокруг них и принялись ахать, охать и делать новорожденной «козу».

Но до того как все это произошло, было, как водится, множество всяких преград и сложностей.

Прежде всего, возникла ужасная проблема из-за того, что все в семье Лизы оказались квислингами. С точки зрения дяди Рона, эта проблема решалась просто.

– Ты должен порвать с ней, парень, вот и все. Кармайклы и квислинги несовместимы. Это невозможно… Нечего смотреть на меня с таким несчастным видом, друг мой. Мало ли кисок в Калифорнии? С какой стати нужно непременно связываться с одной из «этих»?

Хорошо было рассуждать Рону, спокойному, обаятельному и красивому, у которого до встречи с Пегги были дюжины, а может быть, сотни подружек и по крайней мере две жены. Легко сказать – порви с ней. Где такому привлекательному и очаровательному человеку понять бедного толстощекого Стива Геннета с его вечно вылезающей из штанов рубашкой, чья сексуальная жизнь до встречи с Лизой состояла в предоставлении услуг бессердечной кузине Джилл? Наверно, основываясь на собственном опыте, Рон воображал, будто для Стива это раз плюнуть – расстаться с Лизой и через полчаса найти себе новую подружку.

Кроме того, Стив любил Лизу. До сих пор никто и никогда не имел для него такого значения. Он дорожил их встречами, прогулками в парк Мугу, неистовыми любовными играми на ковре опавших листьев под дубами. Он не представлял жизни без нее; но еще меньше он представлял, как сможет заставить себя оттолкнуть ее – так, как в свое время его оттолкнула Джилл.

И все же, что делать со всем этим?

– Нужно увидеться,– сказал он ей спустя пару дней после их поездки к бульвару каньона Топанга.– Как можно скорее. Это очень важно.

Однако он понятия не имел, что собирается сказать ей.

Он вел машину на юг по дороге вдоль побережья, на предельной скорости, не замечая рытвин, трещин, уклонов,

поворотов и прочих мелких препятствий. Лиза уже ждала его в своей машине, когда он добрался до Миссии Сан-Буэнавентура. Она мило улыбнулась ему, как во время их обычных встреч, хотя могла бы заподозрить что-то неладное, потому что они расстались совсем недавно. И эта ее жизнерадостная, ждущая улыбка еще больше осложнила для него всю ситуацию. Лиза распахнула перед ним дверцу со стороны пассажирского сидения, но только собралась включить двигатель, как Стив помешал ей, схватив за руку.

– Нет, в парк мы не поедем. Просто посидим здесь и поговорим.

Она испуганно посмотрела на него.

– Что-то случилось?

– Вот именно, случилось,– торопливо заговорил он, оставив всякие попытки сначала мысленно сформулировать для себя то, что собирался сказать ей.– Я много думал, Лиза. О том, как мы без всяких затруднений сумели проехать через контрольный пункт. О том, откуда у тебя пропуск, когда практически все они аннулированы ЛАКОН.– Ему было трудно глядеть прямо ей в глаза. Приходилось заставлять себя, но все равно его взгляд то и дело соскальзывал к щеке или подбородку. Удивительно, но, в отличие от него, она выглядела совершенно спокойной и не отрывала от него взгляда, даже когда он продолжил, так же сбивчиво и быстро.– Лиза, только в одном случае у тебя мог быть пропуск. Если ты квислинг, верно? Или близко знакома с кем-то из них.

– Какое ужасное слово – квислинг.

– Ну, пусть будет «тот, кто сотрудничает с врагом». Так лучше?

Она пожала плечами, по-прежнему сохраняя странное спокойствие, хотя слегка покраснела.

– Отец работает в телефонной компании, и братья, и я сама. Тебе это известно.

– И что вы там делаете?

– Это тебе известно тоже. Мы программисты.

Хорошо, телефонная компания. Причем тут ЛАКОН?

ЛАКОН контролирует все коммуникационные сети в самом Лос-Анджелесе и вокруг него, от Лонг-Бич до Вентуры. Ты не можешь не знать этого.

– Значит, тот, кто работает в телефонной компании, на самом деле сотрудничает с ЛАКОН?

– Можно сказать и так.

– И значит,– у Стива возникло ощущение, будто он приближается к самому краю пропасти,– ты и твоя семья работаете на ЛАКОН. А поскольку ЛАКОН – это административное подразделение чужеземных оккупационных сил, вас можно рассматривать как квис… как сотрудничающих с врагом. Да?

– К чему весь этот допрос, Стив?

Никакого возмущения. Просто подталкивала его объясниться. Как будто она ожидала, что рано или поздно этот разговор неизбежно произойдет.

– Я должен знать.

– Ну, теперь ты знаешь. Как тысячи и тысячи других людей, наша семья зарабатывает себе на жизнь, работая на тех, кто правит нашей планетой. Не вижу в этом ничего плохого. Это просто работа. Не мы, так кто-нибудь другой сделает ее, и Пришельцы по-прежнему будут здесь, только мне и моей семье станет намного труднее жить. Если ты видишь в этом проблему, скажи, в чем она состоит.

– Да, я вижу в этом проблему. Я участник Сопротивления.

– Мне это известно, Стив.

– Известно?

– Ты же Кармайкл. Твоя мать – дочь старого полковника Кармайкла. Вы живете на горе за Санта-Барбарой.

Он изумленно уставился на нее.

– Откуда ты знаешь все это?

– Думаешь, только ты умеешь отслеживать, откуда пришло электронное сообщение? Вспомни, я работаю в телефонной компании.

– Значит, ты знала это все время,– он был полностью сбит с толку.– Практически с самого начала ты знала, что я в Сопротивлении, и это не волновало тебя, несмотря на то что ты кви…

– Не говори этого мерзкого слова.

– …сотрудничаешь с ними.

– Просто я не вижу никакой разумной альтернативы, Стив. Они здесь уже… сколько? Пятнадцать лет, да? И многого за это время добилось ваше Сопротивление? Одна болтовня, больше ничего. А тем временем Пришельцы взяли над нами верх во всех аспектах жизни.

– С помощью таких людей, как…

– И что? Какая альтернатива? Они здесь. Они заправляют всем. Мы полностью в их власти. И нам не удастся скинуть ее, никогда. Такова действительность. Но нужно жить и, значит, работать, неважно, какая эта работа.

Она смотрела на Стива спокойно, но непреклонно, подталкивая его к тому, чтобы сказать ей то, ради чего он приехал сюда сегодня. Но, как и утром, он по-прежнему не знал, какими словами это выразить.

И вдруг понял. Да, так он и скажет. Что бы это не означало для него, пусть даже смертный приговор.

– Мы не можем продолжать встречаться, Лиза. Из-за всего этого. Наши семьи, они… несовместимы. Мы делаем все, чтобы свергнуть Пришельцев, а вы – чтобы облегчить им то, что они тут творят.

Она, не мигая, встретилась с его лихорадочно горящим взглядом.

– И почему это должно иметь значение?

– Имеет. Очень даже имеет. В нашей семье существуют достаточно жесткие традиции. Взять хотя бы моего деда, Полковника. Может, он уже и одряхлел, но временами становится таким, как прежде. И тогда не устает повторять, что нам ни в коем случае нельзя забывать, что такое свобода и какими мы были до появления Пришельцев.

– Я согласна с ним. Думаю, очень важно помнить, что значит быть свободными людьми.

– Да, но он страстно желает этого.

– И я тоже. Но мы не в силах что-либо изменить, не в силах повернуть время вспять. Пришельцы захватили наш мир. Что можно с этим сделать?

Так они ни до чего не договорятся. У Стива возникло ужасное ощущение, точно его вот-вот разорвет пополам.

– Нет смысла спорить об этом,– сказал он,– Я не вижу, как могут продолжаться наши отношения, если твоя семья сотрудничает с врагами, а моя борется с ними. Никакой контакт между нашими семьями невозможен. Ну скажи, о какой совместной жизни может идти речь?

– Не знаю,– ответила она.– Но есть кое-что, о чем я должна тебе сказать, Стив…

– Ох, Господи Иисусе, Лиза! Ты не…

Беременна, да. Старая история Монтекки и Капулетти, правда не со столь ужасным исходом.

Теперь самообладание покинуло Лизу. Да и Стива тоже, если оно вообще у него было. Она заплакала, а он притянул ее голову к своей груди и заплакал тоже. Его восхищала мысль о кареглазом ребенке, созревающем у нее в животе, о невероятности того факта, что такой неуклюжий увалень, как он, оказался способен состряпать младенца; и он знал уже без малейших сомнений, что любит эту женщину и намерен жениться на ней, разделив с ней все, что выпадет на их долю.

Но пришлось похлопотать ради этого, и немало. Он вернулся на ранчо, отозвал Рона в сторону и рассказал ему о новом повороте событий; и Рон помрачнел, задумался, а потом велел ему сидеть тут и помалкивать, а сам пошел переговорить со своей сестрой и матерью Стива Розали. Спустя некоторое время она позвала Стива к себе и принялась расспрашивать его об их взаимоотношениях с Лизой – не в сексуальном плане, а в эмоциональном.

Его поразила откровенность, прямота и вообще взрослость собственных ответов. Он не запинался, не мямлил, не увертывался и не переминался с ноги на ногу, а прямо перешел к делу и заявил, что любит мать своего будущего ребенка, что был счастлив, узнав о нем, и не собирается бросать Лизу.

– Ты останешься с ней, даже если тебе придется покинуть ранчо?

– С какой стати это должно влиять на мои планы?

Странно, но мать, казалось, была довольна его ответом. И замолчала надолго, а лицо ее при этом сделалось грустным.

– Жаль, что все так запуталось, Стив.

Целую неделю в семье обсуждали случившееся. Мать со своими братьями, потом все трое с отцом, Стив с Роном, с Энсом, со своей матерью, с Полем, с Пегги. Он чувствовал, что Рон, который поначалу так жестко и бескомпромиссно настаивал на разрыве с Лизой, теперь занимает более мягкую позицию, возможно под влиянием Пегги; даже мать Стива была настроена более сурово, хотя, скорее, склонялась на его сторону; даже Энс больше злился на Стива из-за того, что оказался втянутым в такое запутанное дело. Пока все это продолжалось, Стива отстранили от участия в работе Сопротивления. На самом деле ему запретили даже приближаться к компьютеру, лишив таким образом возможности связаться с Лизой. Во избежание каких-либо недоразумений отец блокировал систему с помощью специальной команды, и теперь доступ туда был для Стива закрыт; а Стив, сколь бы хорошо он ни разбирался в компьютерах, прекрасно понимал, что взломать поставленный Дугом блок ему не под силу. Да он и не осмелился бы, по правде говоря, в такой-то ситуации.

Хотелось бы ему знать, что сейчас на уме у Лизы. Во время их последней встречи в Вентуре он пообещал ей, что попытается уломать свою семью. Но как? Как?

Это была самая долгая неделя в его жизни. Он провел ее, бродя по горам или целыми часами сидя на той самой скале, где его когда-то нашла Джилл, чтобы использовать для собственного удовольствия. Казалось, это случилось миллион лет назад. Теперь Джилл не обращала на него ни малейшего внимания. Если она и подозревала, в какой переплет он попал, то никоим образом это не показала, хотя он подслушал, как она хихикала со своими братьями Чарли и Майком, и решил, что эти смешки направлены в его адрес.

В конце концов к нему пришел Рон:

– С тобой хочет поговорить Полковник.

Теперь Полковник выглядел на удивление хрупким. Он похудел, никуда не выходил без трости, и у него стали дрожать руки. Но выходил он нечасто; большую часть времени сидел в своем кресле на краю патио, глядя вниз на долину и все время кутаясь в плед, за исключением самых жарких дней.

– Сэр? – Стив в ожидании остановился перед ним.

По крайней мере взгляд Полковника обладал прежней силой. Он устремил его на Стива и смотрел, смотрел целую вечность. Понимая, как нужно держать себя, Стив подтянулся и молча ждал. И ждал… И ждал…

Наконец Полковник заговорил.

– Ну, парень, это правда, что ты собираешься продать нас Пришельцам?

Вот это да! Но что-то во взгляде Полковника подсказало Стиву, что этот чудовищный вопрос задан не всерьез. Или, по крайней мере, Стив от всей души надеялся на это.

– Нет, сэр. В этом нет ни доли правды, и я надеюсь, что никто не рассказывал вам ничего подобного.

– Она ведь квислинг, правда? Она и вся ее семья?

– Да, сэр.

– Ты знал это, когда связывался с ней?

– Нет, сэр. У меня даже в мыслях ничего подобного не было. Я догадался об этом только в тот день, когда она провела меня через контрольный пункт ЛАКОН, предъявив пропуск, которого не должна была иметь.

– А-а… Но она-то все время знала, что ты из Кармайклов?

– Судя по всему, да.

– И завела с тобой шашни, чтобы проникнуть на ранчо и выдать нас Пришельцам, тебе так не кажется?

– Нет, сэр. Абсолютно не кажется. На самом деле вовсе не секрет, что здесь находится штаб-квартира Сопротивления, сэр. Даже Пришельцам наверняка известно об этом. Но в любом случае Лиза ни разу не сказала ничего, что навело бы на мысль о таких подлых намерениях.

– А-а… Выходит, то, что произошло между вами, просто невинная романтическая история?

Стив залился краской.

– По правде говоря, не такая уж невинная, сэр, должен признаться.

Полковник захихикал.

– Ну, об этом нетрудно догадаться. Когда малыш должен появиться на свет?

– Примерно через шесть месяцев.

– И что теперь?

– В каком смысле, сэр?

– Я имею в виду, ты покинешь ранчо, чтобы жить с ней, или надеешься, что мы возьмем ее к себе?

Этот вопрос огорчил Стива.

– Ну, не знаю, сэр. Это семье решать, не мне.

– А если семья скажет, чтобы ты оставил женщину и ребенка и никогда больше не виделся с ними?

Взгляд яростных голубых глаза старика ввинчивался ему в душу. После продолжительной паузы Стив сказал:

– Не думаю, чтобы я пошел на это, сэр.

– Ты так сильно ее любишь?

– Я люблю ее, да. И чувствую свою ответственность перед ребенком.

– В самом деле… Итак, ты готов жить с квислингами, если возникнет такая необходимость? Но примут ли они тебя, вот вопрос? Зная, что ты был агентом Сопротивления.

Стив облизнул губы.

– А если нам взять Лизу сюда?

– Чтобы она шпионила за нами, это ты имеешь в виду?

– Ничего такого я не имею в виду! По ее понятиям, работа есть просто работа. Она вообще не считает, что работает на Пришельцев, просто в телефонной компании, которая, конечно, является отделением ЛАКОН, административной марионетки Пришельцев. У Лизы на уме нет никакой идеологии. Ей не больше нашего нравится, что Пришельцы здесь. Просто ей кажется, что мы ничего не можем с этим поделать, вот она и зарабатывает на жизнь, как может. Если она поселится здесь, ее дальнейший контакт с другой стороной вообще прервется.

– И с отцом? Братьями?

– Думаю, время от времени она будет видеться с ними. Но это вовсе не означает, что она станет рассказывать им или еще кому-то о нашей деятельности на ранчо.

– Получается, ты просишь нас – влюбленный по уши, ослепленный этой любовью,– допустить в свою среду шпионку лишь по той причине, что умудрился сделать ей ребенка,– сказал Полковник.– Я правильно понимаю?

На всем протяжении этого разговора у Стива было ощущение, что с ним играют. Казалось, Полковник, настроенный по отношению к нему вроде бы добродушно, проверяет его, пытаясь понять, как он поведет себя, если окажется под давлением. Занимает то одну позицию, то другую, проявляет то сочувствие, то враждебность, подталкивает Стива то к тому, то к этому, высказывает неприятные предположения, выдвигает немыслимые гипотезы, рассматривая проблему под разными углами. Но на самом деле старик уже сделал свой выбор, и не в пользу Стива. Стоило ли надеяться, что он позволит девушке из семьи квислингов поселиться на ранчо?

Проявлять дипломатичность явно больше не имеет смысла, понял Стив. Сделав глубокий вдох, он сказал:

– Нет, сэр, вы понимаете неправильно. Может, я и ослеплен любовью, да, и все же, мне кажется, я достаточно хорошо знаю Лизу, и я уверен, что она не представляет для нас никакой опасности. Я прошу взять ее сюда, потому что она собирается произвести на свет еще одного члена нашей семьи и, значит, тоже принадлежит ей, потому что ей принадлежу я, и хочу, чтобы моя жена и мой ребенок были со мной. Если оба они не принадлежат ей, то и я тоже. Готов покинуть ранчо в любой момент, как будет принято такое решение.

Полковник не отвечал. Его лицо приняло непроницаемое выражение; возникло ощущение, словно он не слышал ни слова из сказанного Стивом.

Молчание затягивалось. Стиву пришла в голову мысль, что, наверно, он зашел слишком далеко, своей прямотой оскорбил сурового старого воина и тем самым нанес самому себе непоправимый удар. Потом он задумался – может, Полковник просто задремал с открытыми глазами?

– Ну, ладно,– сказал наконец Полковник. Его лицо ожило, в суровых холодных глазах даже замерцал огонек.– Раз так, ты не будешь возражать, если Рон встретится с ней, чтобы составить свое собственное впечатление до того, как мы примем окончательное решение?

Стив от изумления открыл рот.

– Значит, есть надежда, что вы позволите ей поселиться на ранчо?

– Если Рон решит, что именно так нам следует поступить. Да, позволю.

– Ох, сэр! Ох, сэр, сэр, сэр…

– Успокойся, мальчик. Ничего еще не решено, ты же понимаешь.

– Но все получится! Я знаю, так и будет. Рон сразу поймет, что она за человек. Она ему понравится. И вам тоже… Знаете, Полковник, если родится мальчик, мы назовем его вашим именем. На ранчо появится еще один Энсон: Энсон Геннет, вот кто. Энсон Кармайкл Геннет. Обещаю вам, дедушка.

Однако родилась девочка. Сабрина Аманда Геннет – в честь матери и бабушки Лизы. Спустя два года родилась еще одна, и они назвали ее Ирэн, в честь давно умершей жены Полковника, бабушки Стива, которую он никогда не знал. В последующие три года Энсон Кармайкл Геннет так и не появился на свет; это произошло позже, по случайному совпадению как раз в тот день, когда Полковнику исполнилось восемьдесят три, на двадцать первом году после Вторжения.

– Ты станешь величайшим компьютерным гением всех времен,– сказал Стив своему новому краснолицему малышу, который пускал пузыри в объятиях утомленной матери.– И блестящим героем Сопротивления.

Эти слова оказались поразительно пророческими, хотя и не совсем так, как предполагал Стив.

– Глянь-ка на эту штуку, Кен,– сказал Ричи Бек.– Просто фантастика, черт побери! Уму непостижимо.

Они находились в помещении, которое когда-то служило обеденным залом ныне заброшенного ресторана. День только начинался. Аисса ушла куда-то. Отец держал в руках какой-то странный предмет обтекаемой формы, похожий на ружье или, может быть, на пистолет, но все же отличающийся от ружей и пистолетов, которые Халиду приходилось видеть. Длинный, тонкий цилиндр из голубовато-зеленого металла, с расширяющимся дулом, прицелом в средней части ствола и компьютезированным пусковым устройством на рукоятке. Самодельная вещь, но, несомненно, одна из тех, которые составляют предмет радости и гордости их создателя.

– Это оружие, да?

– Оружие? Оружие? А что еще это может быть, парень? Это дерьмо – ружье, из которого можно убить Пришельца. Я только сегодня конфисковал его у целой банды конспираторов из Ворминстера. В эту самую минуту всю компанию сажают под замок, а я прихватил это вещественное доказательство домой, для сохранности. Погляди как следует, парень. Ты когда-нибудь видел что-нибудь похожее?

До Халида дошло, что Ричи предлагает ему подержать ружье в руках. Он протянул руки ладонями вверх и принял его с бесконечной бережностью. Ствол оказался прохладным и очень гладким, а само ружье гораздо легче, чем он предполагал.

– Как оно работает?

– Прикладываешь его к плечу, как обычное ружье. Смотришь в прицел. И нажимаешь вот здесь.

Халид приложил ружье к плечу и навел на камин, глядя в прицел.

В перекрестье прицела появился небольшой участок камина, во всех, самых мелких, подробностях. Поразительная резкость, великолепная оптика. Нажми кнопку, и целая часть дома разлетится на куски. Халид провел пальцами вдоль приклада.

– Это предохранитель,– продолжал свои объяснения Ричи.– Маленькая красная кнопка. Вот здесь. Смотри, не нажми на нее случайно. Фактически, парень, это гранатомет. Бомбометательный механизм. В это трудно поверить, потому что ствол такой узкий, но ружье стреляет маленькими изящными снарядами, которые взрываются с невероятной силой и причиняют огромные повреждения, совершенно из ряда вон. Я знаю, я опробовал его. И пришел в восторг от того, на что эта штука способна.

– Оно заряжено?

– Ох, да, да! Заряжено и готово к действию! Абсолютно дьявольский механизм для убийства Пришельцев, результат многомесячного кропотливого труда целой банды отчаянных головорезов с «золотыми» руками. Странно, что при всем том они такие тупицы… Ладно, парень, давай-ка сюда эту штуку, пока ты не разнес что-нибудь.

Халид вернул отцу ружье.

– Почему тупицы? Ружье ведь хорошо сделано.

– Ну да, я же говорю, они мастера на все руки. Триумф миниатюризации, этакая маленькая пушка. Но даже с таким ружьем им ни за что не убить Пришельца. Разве это кому-то удавалось, парень? Это невозможно. Никто до сих пор не смог и никогда не сможет.

Не в силах оторвать взгляда от ружья, Халид спросил:

– А почему, сэр?

– Черт, да потому, что их нельзя убить, вот и все!

– Даже из чего-то вроде этого? Вы же сами сказали, сэр, что сила невероятная, а повреждения из ряда вон.

– Да, оно способно разнести любого Пришельца на куски – если ты сможешь нанести кому-нибудь из них удар. Но весь фокус в том, чтобы сделать хотя бы один выстрел, парень! Что невозможно. Стоит прицелиться, и они сразу об этом узнают, покопавшись у тебя в голове. Для них наше сознание все равно что открытая книга. И если у тебя в мозгу копошатся мелкие грязные мыслишки насчет них, они тут же это учуят. И – бам! – Подтолкнут хорошенько, и с тобой будет покончено, пиф-паф, и нету. Известно по крайней мере о четырех таких случаях. Я имею в виду попытки убить Пришельцев. Попытки застрелить их, когда они проезжали мимо. Потом рядом с дорогой нашли и тела, и оружие, все вдребезги,– говоря все это, Ричи почти любовно поглаживал ствол.– А это ружье, такое необычно дальнобойное и с отличным прицельным устройством, способно поразить цель на огромном расстоянии. И все равно ничего не получится, готов поспорить. Их телепатия срабатывает на расстоянии до трехсот ярдов. Или до пятисот. Кто знает? Может, и до тысячи. Да, чертовски удачно получилось, что мы вовремя накрыли эту шайку. А то еще умудрились бы каким-то образом использовать это ружье.

– А что, будет плохо, если какой-нибудь Пришелец погибнет? – спросил Халид.

Ричи грубо расхохотался.

– Плохо? Плохо? Это будет самая настоящая катастрофа, черт меня побери! Знаешь, что они сделали, когда кто-то однажды ухитрился причинить им вред? Нет, откуда тебе знать. Это было как раз когда ты появился на свет. Какие-то идиоты-американцы нанесли из космоса лазерный удар по одному из зданий Пришельцев. Может, убили кого, может, нет, но Пришельцы отплатили нам тем, что выпустили на свободу Мор, который стер с лица Земли почти половину населения. Здесь, в Солсбери, люди дохли, как мухи. Я и сам переболел, но не умер. А ведь я даже желал этого, до того скверно мне было. Но ничего, выжил и стал еще здоровее прежнего. Но на черта нам новый Мор, скажи? Или еще какое-нибудь ужасное наказание, которое они придумают. Потому что они, конечно, накажут нас. С самого начала было ясно, что наши господа не потерпят никаких фокусов, нет, парень.

Ричи пересек комнату и открыл дверцу шкафа, в которым когда-то, во времена существования «Дворца монгольского хана», хранился скудный запас вин. Положил ружье внутрь и сказал:

– Здесь оно пролежит эту ночь. Не проболтайся о нем, когда Аисса вернется. Вечером должен прийти Арчи, смотри, и ему ни слова. Об этой штуке никто не должен знать, понял? Я показал тебе ружье, потому что люблю тебя, парень, и потому что хочу, чтобы ты знал – сегодня твой отец спас мир от ужасного бедствия. Надеюсь, ты не обманешь мое доверие? Ни одно человеческое существо не должно ничего узнать, понял? И нечеловеческое тоже, если уж на то пошло. Все ясно, парень? Ну что молчишь?

– Я никому не проговорюсь,– ответил Халид.

И не проговорился. Но думал, думал, думал…

Весь вечер, пока Арчи и Ричи разделывались с бутылкой виски, чудом сохранившейся еще со времен до Вторжения, которую Арчи повезло раздобыть в одном из складов Саутгемптона, Халид не мог отделаться от мысли о том, что прямо здесь лежит в шкафу устройство, способное оторвать Пришельцу голову, если только суметь подобраться к нему на расстояние выстрела и при этом скрыть свои преступные намерения.

Возможно ли такое? Халид понятия не имел.

Может, предел досягаемости этого ружья больше, чем расстояние, на котором Пришельцы читают мысли. А может, и нет. Стоило ли рискнуть? Может, стоило. А может, и нет.

Вскоре после обеда, как только они с Халидом вымыли посуду, Аисса ушла к себе. Она мало говорила в эти дни, держалась замкнуто, точно спала наяву. Со времени того ужасного вечера несколько лет назад Ричи не позволял себе издеваться над ней, но Халид понимал, что она все еще переживает боль унижения и даже, может быть, никогда уже не станет такой, какой была до этого ужасного происшествия. Как и сам Халид.

Он болтался в коридоре, прислушиваясь к звукам, доносившимся из комнаты отца до тех пор, пока не почувствовал уверенность, что Арчи и Ричи впали в обычный пьяный ступор. Приложил к двери ухо: тишина. Легкое похрапывание, больше ничего.

Халид заставил себя выждать еще десять минут. Все по-прежнему было тихо. Он осторожно толкнул дверь, уже слегка приоткрытую, и заглянул внутрь.

Ричи спал, уронив голову на стол, одной рукой сжимая стакан с недопитым виски, а другой придерживая на коленях гитару. Арчи развалился на полу, голова повернута на бок, глаза закрыты, руки и ноги раскинуты во все стороны. И оба храпели так, что стены дрожали.

Хорошо. Пусть спят покрепче.

Халид достал из шкафа ружье, погладил шелковистый ствол. Изящная вещь, это ружье. Халида восхищал его дизайн. Во всем, что касалось формы, структуры и цвета, у него был глаз художника: какой-то случайный ген из глубокой старины удивительным образом ожил в нем после затянувшейся на столетия спячки, и восприимчивость гандхарайского скульптора, раджпутского миниатюриста, гуджаратского архитектора проявилась в нем спустя множество поколений крестьян. Недавно он начал делать небольшие наброски и вырезать по дереву. Но прятал все, чтобы не увидел Ричи. Отца могло разозлить такое праздное времяпрепровождение. Спорт, выпивка, вождение машины – вот развлечения, подходящие для мужчины.

В один из хороших для него дней этого года Ричи принес домой велосипед для Халида: удивительный подарок, если учесть, что в последнее время велосипеды стали величайшей редкостью, практически недоступной; в Англии их теперь не производили. Где Ричи раздобыл его, у кого отнял, с какой жестокостью – Халиду и думать не хотелось об этом. Он был без ума от велосипеда. Каждый раз, когда выпадала возможность, ездил за город и катался там часами. Велосипед давал ему ощущение свободы, велосипед стал его крыльями.

И вот теперь Халид вышел из дома с гранатометом в руке и осторожно положил его в корзину велосипеда.

Он ждал этого момента почти три года.

Халид знал, что чуть ли не каждую ночь на дороге между Солсбери и Стонхенджем видят Пришельцев. Они по одному или по двое разъезжают в своих машинах, скользящих над землей на воздушных подушках. Может, и этой ночью тут проедет кто-нибудь из них, подумал он. Это был его единственный шанс: совершенно очевидно, что другой возможности воспользоваться конфискованным ружьем, которое отец принес в дом, у него не будет.