Текст книги "Время «Икс»: Пришельцы"

Автор книги: Роберт Сильверберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Примерно на полпути к Стонхенджу на равнине росла маленькая роща, откуда отлично просматривалась дорога, проходящая на расстоянии сотни ярдов от нее. Халид не питал иллюзий насчет того, что роща обеспечит его укрытием от ментальных способностей Пришельцев. Если они вообще смогут «нащупать» его, то не будет иметь значения, стоит он в тени деревьев или на голой равнине. Но в такую лунную ночь ожидать здесь было лучше всего; по крайней мере, здесь никто его не заметит.

Халид вошел в рощу. И дожидался там, прислушиваясь к ночным звукам. Сова; шелест ветра в листве деревьев; какое-то маленькое ночное животное, роющееся в подлеске.

Он был совершенно спокоен.

Жизнь с Аиссой в качестве наставницы научила Халида спокойствию. С самых первых своих сознательных дней он был свидетелем того, как она флегматично мирится со всем – бедностью, унижением, голодом, потерями и страданиями. Он видел, что она отнеслась к вторжению Ричи Бека в свой дом и свою жизнь с философской отрешенностью, стоическим терпением. С ее точки зрения, так захотел Аллах; какие могут быть вопросы? Для Халида Аллах был менее реален, чем для Аиссы, но Халид научился у нее если не безоглядной вере в Бога, то, по крайней мере, бесконечному терпению и спокойствию. Может быть, позже ему еще предстояло найти свой путь к Богу.

Как бы то ни было, он воспринял от Аиссы понимание того, что поддаваться унынию бесполезно, что ощущение мира в душе – это главное, и с ним можно вынести все, что любое дело нужно делать спокойно, без ненужных эмоций, потому что альтернативой этому были нескончаемый хаос и страдания. Постепенно, благодаря такой «науке», он начал даже понимать, что и ненавидеть можно спокойно, без эмоций. И благодаря этому сумел, сохраняя внутреннее спокойствие, день за днем жить рядом с отцом, которого ненавидел.

Никакой ненависти к Пришельцам Халид не испытывал. Скорее наоборот. Он не знал жизни без них и мира, где люди были хозяевами своей судьбы. В его восприятии Пришельцы были неотъемлемым аспектом жизни – как холмы, деревья, луна или сова, летящая в ночи в поисках белки или кролика. И на них было так же приятно смотреть, как на луну, как на безмолвно скользящую над головой сову, как на огромный каштан.

Он ждал, час проходил за часом, и с тем же спокойствием он подумал, что, возможно, этой ночью не сможет реализовать свой шанс, потому что нужно вернуться домой и улечься в постель до того, как проснется Ричи и обнаружит, что Халид исчез вместе с ружьем. Еще час, самое большее два; задерживаться дольше было бы рискованно.

Потом он увидел на дороге бирюзовый свет и понял, что со стороны Солсбери приближается машина Пришельцев. Спустя несколько мгновений она показалась в поле зрения – странная платформа на воздушной подушке, в которой, держась очень прямо, стояли два удивительных создания.

Халид рассматривал их с изумлением и благоговением, в который раз восхищаясь изяществом этих Пришельцев, их фацией, их сверкающим великолепием.

Как они прекрасны! Просто восхитительны!

Они плыли мимо него в своей странной повозке, словно по реке света, и, как показалось Халиду, бесстрастно вглядывались каждый в свою сторону дороги. Да, это были джинны из джиннов: не похожие ни на кого творения Аллаха, созданные им из бездымного огня. Которые, как и мы, в Судный День предстанут перед своим Творцом.

Какие прекрасные… Какие прекрасные…

«Я люблю вас».

Он любил их, да, за потрясающую хрустальную красоту. Джинны? Нет, это были существа гораздо более высокого плана; ангелы, вот кто они такие. Сотканные из чистого света – холодного огня, не дающего дыма. Восхищение их ангельским совершенством целиком затопило его.

И вот так, любя их, восхищаясь ими и даже преклоняясь перед ними, Халид поднял гранатомет, прижал к плечу и спокойно прицелился. Увидел Пришельца, зафиксировал его в перекрестье прицела, спокойно снял ружье с предохранителя, как необдуманно показал ему Ричи, и спокойно положил палец на спусковую кнопку…

Душу его переполняла любовь к этим прекрасным созданиям, когда – спокойно, очень спокойно – он нажал на кнопку. Раздался громкий воющий звук, сильной отдачей Халида отшвырнуло к дереву, и на миг у него перехватило дыхание; в следующее мгновение голова стоящего слева прекрасного создания взорвалась фонтаном пламени и во все стороны полетели сверкающие осколки. Зеленовато-красная дымка – может, кровь чужеземца – начала растекаться по воздуху.

Сраженный Пришелец покачнулся, упал на спину и исчез из поля зрения.

В то же мгновение второго Пришельца охватили такие ужасные конвульсии, что Халид подумал, уж не ухитрился ли он убить и его – двоих одним выстрелом. Пришелец неуверенно шагнул вперед, потом назад и рухнул на перила платформы с такой силой, что Халиду показалось, будто он услышал звук удара. Огромное цилиндрическое тело извивалось, дрожало и даже изменило свой цвет. В одно мгновение пурпурный оттенок углубился почти до черного, а оранжевые пятна яростно заполыхали красным. На таком большом расстоянии точно ничего утверждать было нельзя, но Халиду показалось, будто жесткая шкура подернулась рябью и складками, точно от невыносимой боли.

Он, наверно, чувствует агонию своего товарища, понял Халид. Он смотрел, как Пришелец корчится и слепо топчется по платформе от невыносимой боли, и его душу переполняли сочувствие к несчастному созданию, и печаль, и любовь. Это было немыслимо – выстрелить снова. Вообще-то в его намерения с самого начала входило убить только одного; но в любом случае он знал, что способен застрелить этого уцелевшего Пришельца не в большей степени, чем Аиссу.

Все это время платформа двигалась в направлении Стонхенджа, будто ничего не произошло, и вскоре, свернув, исчезла из поля зрения Халида.

Он постоял, вглядываясь в то место, где находилась машина Пришельцев, когда он сделал свой роковой выстрел. Ничего. Никаких признаков того, что там что-то произошло. А разве что-то произошло? Халид не испытывал ни удовлетворения, ни печали, ни страха – вообще никаких эмоций. Он постарался сохранить этот настрой, прекрасно понимая, что, стоит ему ослабить контроль хотя бы на мгновение, и он покойник.

Снова убрав ружье в корзину велосипеда, он спокойно поехал домой. Полночь уже давно миновала; дорога была совершенно пуста. Дома было все точно так же, как в момент его ухода; машина Арчи с невыключенными фарами припаркована во дворе, Ричи со своим приятелем похрапывают в комнате Ричи.

Только сейчас, оказавшись в безопасности дома, Халид позволил себе роскошь возликовать, всего на мгновение. В его сознании вспыхнула мысль:

«Вот тебе, Ричи! Вот тебе, подонок!»

Он положил гранатомет в шкаф, лег в постель, уснул почти мгновенно и проснулся на рассвете, разбуженный пением птиц.

На следующий день в Солсбери творилось что-то невообразимое. Повсюду сновали машины Пришельцев, и от дома к дому ходили целые взводы блестящих, похожих на воздушные шары чужеземцев, которых все называли Призраками. И только у одного Халида был ключ к таинственному убийству, произошедшему нынешней ночью.

– Знаешь, это, наверно, сделал мой отец,– отправившись в город, вдруг по какому-то наитию сказал он мальчику по имени Томас, с которым у него было шапочное знакомство.– Вчера он принес домой очень странное ружье. Сказал, что из него можно убить Пришельца, и спрятал в шкаф в большом зале.

Томас никак не хотел верить, что отец Халида способен на такой героизм. Да, да, да, возразил Халид, слишком страстно, чтобы это прозвучало искренне; но Томас ничего не заметил. Это сделал он, продолжал Халид, я знаю, он всегда говорил, что хочет убить одного из них, и вот теперь сделал это.

«Он сделал это?»

«В самом деле, это всегда было его величайшей мечтой, да».

«Ну, тогда… Почему бы и нет?»

«Да».

Халид и Томас разошлись. Халид постарался в это утро держаться подальше от дома – меньше всего сейчас ему хотелось встретиться с Ричи. Но он мог по этому поводу не беспокоиться. Уже к полудню невероятный слух усилиями Томаса распространился по всему городу, и очень скоро целый отряд Призраков подошел к дому Халида и увел Ричи.

– А бабушка? – спросил он.– Ее не арестовали?

– Нет, только его,– ответили ему.– Билли Кавендиш видел, как это было. Они поговорили с ним, и он стал как бы не в себе. Кричал и вопил, точно человек, которого волокут на виселицу.

Халид никогда больше не видел своего отца.

За убийством тут же последовали репрессии. Все население Солсбери и пяти соседних городов согнали вместе и вывезли в лагеря для интернированных около Портсмута. На протяжении нескольких дней много депортированных было убито; судя по всему, выбор был совершенно случайным, потому что между ними не просматривалось ничего общего. В начале следующей недели уцелевших разослали из Портсмута во всякие другие места, в том числе и очень отдаленные, в разных частях света.

Халид остался жив. Его просто отправили очень далеко.

Он не чувствовал своей вины за то, что вытащил счастливый билет в этой лотерее смерти, в то время как множество людей расплатились своей жизнью за совершенное им убийство. Не чувствовал, нет. Чувства – именно их он учился избегать с самого детства. И ему это удавалось, даже в тот момент, когда он целился в одного из прекрасных и величественных хозяев Земли. Кроме того, не от него же зависело, что некоторые люди умерли, а он остался жив. Все умрут, рано или поздно. Как говорила Аисса, все мы в руках Аллаха. Ну, или в руках Пришельцев, которые для Халида были кем-то вроде богов; глупо пытаться разгадать их мотивы.

Обсудить эти проблемы с Аиссой у него не было возможности. Их разлучили еще перед Портсмутом, и Халид ее тоже никогда больше не видел. Начиная с этого дня ему предстояло прокладывать свой путь в жизни, полагаясь исключительно на собственные силы.

Вскоре ему должно было исполниться тринадцать лет.

Рон рысцой бежал по заросшей травой тропинке от серого каменного здания, служившего коммуникационным центром Сопротивления, в сторону главного дома. По дороге он крикнул:

– Где отец? Кто-нибудь видел Полковника?

В руке от сжимал депешу из Лондона.

– В патио,– откликнулась Джилл, спускаясь по той же самой тропе к огороду, с ведром для помидоров в руке.– В своем кресле-качалке, как обычно.

– Нет. Мне отсюда видно патио. Его там нет.

– Ну, был пять минут назад. Я же не виновата, что сейчас он ушел. Люди имеют привычку время от времени вставать и уходить куда-то.

Когда они проходили мимо друг друга, он сердито посмотрел на нее, а она показала ему язык. Такая холодная сучка, эта его хорошенькая племянница. Мужчина, вот что ей позарез нужно, считал Рон. Спать одной, когда тебе перевалило за двадцать,– чушь какая-то. Даже этот увалень Стив женился и вот-вот должен был стать отцом.

Пора и Джилл найти себе кого-нибудь, да. На последнем заседании комитета Сопротивления Тэд Кварлес расспрашивал о ней. Конечно, Тэд старше ее лет на двадцать, если не больше. И Джилл ни разу даже не взглянула в его сторону. Но сейчас такие времена…

В доме Рон первым делом столкнулся со своей старшей дочерью, Лесли.

– Не знаешь, где дедушка? – спросил он.– На крыльце его нет.

– Он с мамочкой, в своей комнате.

– Плохо себя чувствует?

Но девчушка уже ускакала прочь. Рон не стал тратить время, снова окликая ее. Вместо этого он быстро зашагал по лабиринту коридоров в спальню отца в задней части дома, откуда открывался прекрасный вид на горы. Отец сидел на постели, в пижаме и теплом махровом халате, вокруг шеи был обмотан красный шарф. Мертвенно-бледный, он выглядел усталым и очень старым. С ним была Пегги.

– Что случилось? – спросил ее Рон.

– Он замерз, только и всего. Я привела его в дом.

– Замерз? В такое яркое солнечное утро? Почти летнее.

– Не для меня,– сказал Полковник со слабой улыбкой.– Для меня это начало очень, очень поздней осени, Ронни, когда на пороге зима. Но твоя милая жена очень хорошо заботится обо мне. Дала мне таблетки, и теперь все в порядке,– он нежно похлопал Пегги по спине.– Не знаю, что бы я делал без нее. Что бы я делал без нее все эти годы.

– Майк и Чарли съездили в Монтерей,– Пегги почему-то смотрела куда угодно, только не на Рона.– И привезли оттуда запас таблеток для Полковника. И еще девушку, очень хорошенькую. Элоиза, так ее звать. Она тебе понравится.

Рон удивленно уставился на жену.

– Девушку? Одну на двоих? Пусть они близнецы, все равно непонятно, неужели они всерьез собираются…

Полковник рассмеялся.

– Ты стал большим праведником, чем Энс, тебе это известно, Ронни? «Неужели они всерьез собираются…» Бог мой, мальчик, речь же не идет о женитьбе! Она просто гостья! Можно подумать, тебе уже все пятьдесят.

– Мне и вправду пятьдесят,– сказал Рон.– Через пару месяцев стукнет.

Он беспокойно вышагивал из конца в конец комнаты, раздумывая, стоит ли беспокоить явно прихворнувшего отца, сообщая ему удивительные новости. И решил, что да, стоит; все равно Полковник узнает, так или иначе.

Тем более что он уже наверняка что-то заподозрил.

– Есть новости? – подтверждая его мысль, спросил Полковник, бросив взгляд на листок, зажатый в руке Рона.

– Да. И, должен сказать, просто потрясающие. В английском городе Солсбери убит один из Пришельцев. Поль получил сообщение об этом по Сети.

Полковник, угнездившись среди подушек, вперил в Рона глубокий, испытующий взгляд и спросил таким тоном, точно тот сообщил ему о втором пришествии Христа:

– Ошибки не может быть, мальчик?

– Абсолютно исключается. Сам Мартин Барлетт, из лондонской сети Сопротивления.

– Пришелец. Убит.– Полковник обдумал услышанное.– Как?

– Единственным выстрелом на пустынной дороге, из самодельного гранатомета.

– То самое, что планировали и так горячо отстаивали Фалькенбург и Кантелли два-три года назад. И против чего мы единодушно проголосовали, посчитав, что Пришельцев убить невозможно из-за их телепатических способностей. Скажи, как это кому-то удалось, а? Как? Как? Ведь все были согласны в том, что этого сделать нельзя.

– Ну, значит, кто-то все же нашел способ.

Некоторое время Полковник обдумывал и это. Он сидел в окружении вставленных в рамки дипломов, военных трофеев и бесчисленных фотографий умершей жены и умерших братьев, а также ныне здравствующих сыновей, дочери и все разрастающегося клана внуков. Откинувшись на подушки, он, казалось, заблудился в лабиринте собственных мыслей, потеряв дорогу обратно.

– Послушай, есть только один способ сделать такое дело, так мне кажется,– наконец заговорил он,– Каким-то образом обойти эту их телепатию. Убийца должен быть чем-то вроде машины, андроида, начисто лишенного любых эмоций. Даже туповатый, может быть. Он стоял у дороги со своим гранатометом и совсем не думал о том, что вот сейчас ему предстоит нанести удар, который положит начало освобождению человечества. Или о том, что собирается убить разумное существо. В общем, никаких мыслей, способных привлечь внимание Пришельца, который должен был стать его жертвой.

– Умственно отсталый,– высказал предположение Рон.– Или социопат.

– Ну, может быть. Если суметь научить умственно отсталого человека пользоваться ружьем или найти социопата, у которого не случится припадка, пока он будет дожидаться появления Пришельцев. Однако есть и другие варианты, знаешь ли.

– Какие?

– Во Вьетнаме мы все время сталкивались с абсолютно бесчувственными людьми, которые, не моргнув глазом, делали ужасные вещи. Старуха, такая древняя, что она могла бы быть бабушкой твоей бабушки, спокойно швыряет бомбу в твою машину. Или прелестный шестнадцатилетний мальчик всаживает в тебя нож где-нибудь на рынке. Люди, которые убивали и калечили других, ни на мгновение не задумываясь о том, что же они делают, и даже не испытывая к своим жертвам никакой враждебности. И ни тени угрызений совести потом. В половине случаев они взлетали на воздух вместе со своей жертвой, но ничуть не боялись этого, отправляясь на «дело». У них даже и мыслей таких не возникало. Они просто шли и исполняли то, что им было приказано. Возможно, телепатия Пришельцев бессильна перед людьми такого типа.

– Мне трудно представить себе менталитет такого человека.

– А мне нет,– сказал Полковник.– Я имел возможность познакомиться с подобным менталитетом на очень близком расстоянии. Впоследствии большую часть своей академической карьеры я посвятил именно его изучению. Я даже читал лекции на эту тему, помнишь? Когда был профессором незападной психологии. Назад в плейстоцен, так это называлось,– он покачал головой.– Значит, одного все-таки убили. Ну и ну. И какие репрессии?

– Лондон сообщает, что Пришельцы полностью очистили с полдюжины городов в этой местности.

– Очистили? В каком смысле?

– Согнали всех жителей и вывезли их куда-то.

– Убили?

– С этим не совсем ясно,– ответил Ронни.– В любом случае не думаю, что с ними случилось что-то хорошее.

Полковник кивнул.

– И все? Репрессии затронули только местных? Никакого всемирного мора или повального отключения электричества?

– Пока нет.

– Пока. Ну что же, нам остается только молиться.

Ронни подошел к постели отца.

– Ну, пока это все новости. Мне подумалось, что ты захочешь узнать. Теперь скажи: как ты себя чувствуешь?

– Старым. Усталым.

– Это все? Ничего конкретно тебя не беспокоит?

– Старым и усталым, это все. Ведь никакой новой болезни Пришельцы на нас пока еще не напустили.

Рон и Пегги вышли в коридор.

– Думаешь, отец умирает? – спросил он.

– Он умирает уже давно, но очень, очень медленно. Однако думаю, что это еще не конец. Он крепче, чем кажется, Рон.

– Может быть. Но мне ужасно тяжело видеть, как он разрушается. Ты понятия не имеешь, Пег, каким он был во времена нашей молодости. Как он стоял, ходил, держался. Такой жизнерадостный человек, абсолютно бесстрашный, благородный, сильный; очень сильный – всякий раз, когда кому-то нужна была его сила. И он всегда оказывался прав. Это просто поразительно. Ты же знаешь, у нас с ним были разногласия по поводу моих занятий. Я спорил с ним, пытался оправдать себя и сам искренне верил, что поступаю правильно. А он спокойно так скажет три-четыре слова, и все мои аргументы разлетаются в пух и прах. Не то чтобы я восхищался им. Нет, не тогда… Господи, я не хочу потерять его, Пегги!

– Он пока не умирает, Рон. Я знаю.

– Кто пока не умирает? – спросил Энс, появляясь из бокового коридора. Он остановился рядом, тяжело дыша и опираясь на трость. Даже сейчас, когда день еще только разгорался, от него исходил слабый запах виски. В последнее время покалеченная нога доставляла ему все больше хлопот.– Это вы о нем? – Энс кивнул в сторону закрытой двери в спальню Полковника.

– О ком же еще?

– Он до ста доживет,– сказал Энс– Я уйду раньше. Вот увидишь, Рон.

Скорее всего, так и будет, подумал Рон. Энсу было пятьдесят шесть, но выглядел он по крайней мере на десять лет старше. Лицо землистое и обрюзгшее, поблекшие глаза теряются в глубоких тенях, плечи обвисли. Все эти изменения произошли в самое последнее время. Он даже казался как будто ниже ростом. И немного похудел. Энс всегда был высоким, крепким мужчиной, не мускулистым – мускулистым был братец Рон,– но с прочным костяком и сильным телом. Теперь же он заметно усох и ссутулился. Отчасти виной тому было пьянство, отчасти просто возраст, но не только. В большой степени причиной всех этих изменений стало таинственное черное облако разочарования и неудовлетворенности, которое уже давно окружало Энса. Старший брат, который почему-то так и не стал главой семьи.

– Выкинь эти мысли из головы, Энс,– сказал Рон со всей возможной искренностью.– С тобой все в полном порядке, разве что новая нога никак не вырастет.

Энс махнул рукой.

– Поль сказал, пришло сообщение, будто одного Пришельца шлепнули в Англии. Это правда?

– Похоже, что да.

– Выходит, начало положено? Мы переходим в контрнаступление?

– Сильно сомневаюсь в этом,– ответил Рон.– Нам неизвестны подробности того, как они ухитрились это сделать. Но па предложил теорию, суть которой в том, что сделать это мог человек совершенно особого типа – начисто лишенный эмоций, что-то вроде андроида. Будет нелегко набрать целую армию подобных людей.

– Можно было бы обучить их.

– Можно, да,– сказал Рон,– Но на это уйдет черт знает сколько времени. Все это нужно хорошенько обдумать, согласен?

– Отец, наверно, счастлив?

– Больше всего он озабочен репрессиями. Но да, да, счастлив. Так мне кажется. Напрямую он этого не говорил.

– Он жаждет их изгнания и ждет не дождется, когда мы сможем это сделать. В глубине души это всегда было его главной целью, даже когда кое-кто утверждал, что он стал пацифистом и смягчился с годами. Ты знаешь это не хуже меня. И теперь только одно держит его на плаву – надежда, что он дотянет до того времени, когда ни одного из них здесь не останется.

– Ну, вряд ли он дотянет,– сказал Рон.– Да и мы с тобой тоже. Но надежда, как известно, умирает последней. И да, нам обоим известно, что отец всегда был пацифистом. Он ненавидит войну и всегда ненавидел ее. Чтобы предотвратить войну, нужно быть всегда готовым к ней, вот в чем состоит его главная идея… Ну, он замечательный человек, правда? Мне больно видеть, как он угасает. Не выразить словами,до чего больно.

Какой-то странный, вроде как прощальный разговор, подумал Рон. Все, о чем они сейчас говорили, им с Энсом было известно с самого детства. Но такое впечатление, будто нужно непременно поговорить об этом, пока не станет слишком поздно.

Рон догадывался, что последует дальше, заметив влажное мерцание глаз Энса. Так оно и произошло, после недолгой паузы.

– Меня очень трогает, что ты так волнуешься из-за него, братец. Ведь были времена, когда вы даже не разговаривали друг с другом, и мне казалось, что ты презираешь его. Но я ошибался, о, как я ошибался! – «Сейчас Энс с жаром примется трясти мою руку»,– подумал Рон. И снова угадал.– И вот еще что, братец. Я давно хотел сказать тебе, как меня радует то, каким ты стал, и как я горжусь тем, что тоже способствовал и твоему примирению с отцом, и тем переменам, которые в тебе произошли. Ты молодец, ничего не скажешь. Признаюсь, я этого не ожидал.

– Спасибо.

– В особенности сейчас, когда у меня… когда я… часто оказываюсь не на высоте.

– Признаться, я этого тоже не ожидал,– Рон решил, что нет смысла возражать.

– Да уж, наверно,– сказал Энс почти безучастно.– Я таков, каков есть, неважно, чего он ожидал от меня. Я старался стать лучше, но… Ты знаешь, как это со мной происходит, братец…

– Конечно, знаю,– ответил Рон, чувствуя нарастающую неловкость.

Энс нежно посмотрел на него и захромал в сторону крыльца.

– Очень трогательно,– сказала Пегги.– Он по-настоящему любит тебя.

– Наверно. Он пьян, Пег.

– Ну и что? Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Рон почувствовал, что краснеет.

– Да, да, все верно. Но я терпеть не могу, когда мне говорят, как сильно я изменился и какая радость, что я теперь не тот эгоистичный сукин сын, каким был раньше. Терпеть не могу! Я вовсе не изменился. Понимаешь, что я имею в виду? Просто на этом отрезке своей жизни я делаю то, в чем не испытывал потребности на другом. К примеру, переехал на ранчо. Женился на такой женщине, как ты, остепенился, завел семью. Соглашаюсь с отцом вместо того, чтобы автоматически возражать ему по любому поводу. Возложил на себя обязанности, выходящие за рамки моего личного благополучия. Но я – это по-прежнему я, Пег. Может, мое поведение и изменилось, но я нет. Я всегда выбирал то, что казалось имеющим смысл,– просто сейчас для меня имеет смысл не то, что раньше, вот и все. И меня буквально трясет, когда люди – и в особенности мой собственный брат – покровительственным тоном выражают радость по поводу того, как замечательно, что теперь я не такое дерьмо, как прежде. Понимаешь меня?

Это была длинная речь. Слушая Рона, Пегги выглядела немного обескураженной.

– Я болтаю много лишнего? – спросил он.

– Ну…

– Ладно, не обращай внимания,– Рон нежно погладил ее по щеке.– Меня очень беспокоит отец, вот и все. И Энс тоже, если уж на то пошло. То, какими хрупкими они стали. То, как много пьет Энс. Такое чувство, что оба они стоят на пороге смерти.

– Нет. Не говори так.

– Ты права. И все же я не удивлюсь, если Энс уйдет первым,– Рон покачал головой.– Бедный старина Энс. Он всегда пытался стать таким, как Полковник, но все зря. И сгорел в этих попытках. Потому что Полковником может быть только сам Полковник. У Энса нет ни ума, ни самоотверженности, ни дисциплинированности Полковника, но он все время тужился обмануть себя, будто обладает этими качествами. У меня, по крайней мере, хватило здравого смысла даже не пытаться.

– Думаешь, Энс болен?

– Болен? Не знаю, можно ли назвать это болезнью. Но он погибает, Пег. Все эти годы он пытается найти способ нанести удар Пришельцам. А как же? Ведь Полковник думает, что мы должны это сделать. На самом же деле такого способа не существует, и Энс живет, постоянно внутренне кипя от злости, потому что пытается совершить невозможное. Вся жизнь прошла мимо него, в бесплодных попытках сделать то, для чего он не предназначен и что, очень может быть, вообще сделать невозможно. Вот он и сгорел,– Рон пожал плечами.– Хотелось бы знать, неужели и я стану таким, когда придет мое время: хрупким, усохшим, сдавшимся? Нет, нет, со мной этого не случится, правда? Я другого сорта. У нас с ним ничего общего, кроме голубых глаз.

Но так ли это на самом деле, хотелось бы ему знать?

Внезапно в коридоре послышался шум, стук и громкие возгласы. Это прибыли Майк и Чарли, сыновья Энса, переросшие отца и даже Рона. Им уже исполнилось семнадцать. Голубоглазые и светловолосые, как все Кармайклы. С ними была девушка: та самая, из Монтре, должно быть. Она выглядела на год-два старше близнецов.

– Эй, дядя Рон! Тетя Пег! Познакомьтесь с Элоизой! Это крикнул Чарли; его можно было легко отличить от

брата по лицу без отметки. Когда им было девять, братья ужасно подрались, и с тех пор щеку Майка украшал красный шрам. Рон иногда думал, что Чарли сделал это нарочно, иначе никто не мог их различить, настолько они были похожи. И не только внешне, но и в движениях, голосах и даже образе мыслей.

Элоиза оказалась темноволосой, хорошенькой, живой; четко очерченные скулы, небольшой нос, полные губы, красивые глаза. Длинноногая, но с широкими бедрами. В самом деле очень приятная. В Роне мгновенно ожили древние рефлексы сердцееда. Она еще ребенок, мысленно одернул он себя. И с ее точки зрения ты просто старик, не представляющий никакого интереса.

– Элоиза Митчелл… Наш дядя, Рональд Кармайкл… Пегги, наша тетя…

– Очень приятно,– сказала она. Глаза у нее сияли. Впечатляет, да.– До чего здесь красиво! Я никогда не бывала так далеко на юге. Мне нравится эта часть побережья. Не хочу возвращаться домой!

– Ты и не вернешься,– Чарли подмигнул Майку и рассмеялся.

Потом они побежали по коридору – вон из старого каменного дома, к теплу и свету.

– Будь я проклят! – воскликнул Рон.– Как думаешь, она у них и впрямь одна на двоих?

– Это тебя не касается,– ответила Пегги,– Молодое поколение делает, что ему нравится. Мы в свое время поступали точно так же.

– Молодое поколение, да. А мы теперь чересчур щепетильные старички и старушки. На наших глазах подрастает будущее этого мира. Чарли. Майк. Элоиза.

– И наши Энсон и Лесли, Хизер и Тони. Кассандра, Джулия и Марк. И тот малыш, который скоро родится у Стива.

– Каждое мгновение будущее вытесняет настоящее, которое становится прошлым. Так было всегда, правда, Пег? И вряд ли сейчас стало по-другому.