Текст книги "Тайная жизнь великих писателей - 2010"

Автор книги: Роберт Шнакенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Он рассчитывал прославиться как автор исторической

прозы, но его роман «Приключения Михея Кларка» (1889), а также все последующие эпические полотна были приняты критиками и публикой неласково. И вот в 1891 году новый журнал под названием «Стрэнд» начал по частям публиковать приключения Холмса. Блестящий, умный и нервный частный детектив, которого Конан Дойл частично списал со своего бывшего университетского преподавателя Джозефа Белла, вызвал у читателей викторианской эпохи бурю восторгов. Карьера Конана Дойла наконец сдвинулась с мертвой точки. Он написал 24 истории о Холмсе, а потом, порядком подустав от этого персонажа, убил его в рассказе «Последнее дело Шерлока Холмса» (1893).

Холмс к тому времени уже был настоящим народным кумиром, и к дому автора стали стекаться толпы возмущенных «убийством» читателей. Некоторые даже явились с черными повязками на руках в знак траура по любимому сыщику. В 1902 году Конан Дойл вынужден был оживить Холмса, что пошло банковскому счету автора только на пользу. К тому моменту он уже отказался от медицинской практики и полюбил другую женщину, Джин Лекки, однако их отношения оставались платоническими из уважения к жене писателя, которая страдала туберкулезом. В 1906 году Луиза умерла, и Конан Дойл наконец женился на Джин.

Став мировой знаменитостью, Конан Дойл увлекся правозащитной деятельностью. Он участвовал в двух нашумевших судебных разбирательствах, пытаясь привлечь внимание общественности к судьбе заключенных, против которых, по мнению Конана Дойла, были выдвинуты несправедливые обвинения. Он также с воодушевлением выступил в защиту британской политики в ходе англо-бурской войны, и это проявление ура-патриотизма в 1902 году было вознаграждено присвоением писателю рыцарского звания. Он дважды баллотировался в Парламент, и оба раза безуспешно. Потом Конан Дойл сосредоточил свое внимание на спиритизме, общении с мертвыми и попытках доказать существование фей. Для писателя, всегда ассоциировавшегося с рациональным мышлением и дедукцией, это был

довольно странный поворот. В глазах всего литературного мира Конан Дойл превратился в посмешище, зато нашел горячую поддержку в лице своей второй жены. В 1930 году, вскоре после смерти писателя, она наняла самолет, чтобы прямо в полете провести спиритический сеанс связи с покойным. Чем ближе к небу, полагала она, тем лучше качество связи.

ЧЕЛОВЕК НА ВСЕ ВРЕМЕНА

Конан Дойл был заядлым спортсменом и особенно отличился в крикете, гольфе и лыжах. Самым высшим видом спорта он считал бокс и часто боксировал по ночам, так и не сняв парадно-выходного костюма. В1914 году во время поездки в Нью-Йорк он посетил бейсбольный матч между командами «Филадельфия атлетике» и «Нью-Йорк янки». Однажды он играл в крикет в составе «звездной» сборной вместе с такими писателями, как Джеймс Барри (литературный отец Питера Пэна) и Альфред Эдвард Вудли Мейсон, автор книги «Четыре пера». Английские футбольные фанаты должны быть по сей день благодарны Конан Дойлу: ведь это именно он в 1884 году основал Портсмутский футбольный клуб. Дойл также выступал в качестве первого вратаря портсмутской команды под именем А.С. Смит -свидетельство того, что в те времена играть в футбол для джентльмена считалось зазорным.

«ДОРОГОЙ МОЙ ШЕРРИНГФОРД!»

Мировая, не говоря уже об английской, история литературы могла бы сложиться совершенно иначе, если бы Конан Дойл, выбирая имя для своего знаменитого героя сыщика, остановился на первоначальном варианте – Шерринг-форд Хоуп. («Хоуп», что означает «надежда», – название

кито6ойного судна, на котором писатель плавал в юности и о котором сохранил самые нежные воспоминания.) Назвав это имя ужасным, жена Конан Дойла Луиза уговорила его придумать что-ни6удь другое. Тогда он соединил имя «Шерлок» – дань его любимому музыканту-скрипачу Альфреду Шерлоку – и фамилию «Холмс» – дань знаменитому юристу Оливеру Уэнделлу Холмсу, который как раз незадолго до того опубликовал книгу по криминальной психологии. Стоит упомянуть и о том, что Шерлок Холмс и главный герой комедийного телесериала «Зеленые акры» Оливер Уэнделл Дуглас были названы в честь одного и того же человека.

А

ПЫЛКИЙ ПОКЛОННИК СПИРИТИЗМА И ДРУГИХ ОККУЛЬТНЫХ УЧЕНИЙ, АРТУР КОНАН ДОЙЛ ВЕРИЛ В СУЩЕСТВОВАНИЕ КРОШЕЧНЫХ КРЫЛАТЫХ ФЕЕЧЕК И СЧИТАЛ, ЧТО ИХ МОЖНО НАЙТИ, СТОИТ ТОЛЬКО КАК СЛЕДУЕТ ПОИСКАТЬ.

КАК ХОЛМС СТАЛ КРАСАВЧИКОМ

Если бы все пошло согласно первоначальному замыслу, Холмс не только получил бы дурацкое непроизносимое имя, он вообще был бы абсолютно не похож на тот образ, который знаком нам всем с детства. Когда в 1887 году шли переговоры о первой публикации «Этюда в багровых тонах», Конан Дойл требовал, чтобы к иллюстрированию рассказа привлекли его отца-алкоголика, лежавшего тогда в лечебнице для душевнобольных. Рисунки, выполненные Чарлзом Дойлом, оказались непрофессиональными и небрежными. На них Холмс был изображен толстым бородатым коротышкой, напоминавшим французского художника Анри де Тулуз-Лотрека. Многие связывают плохие продажи книги со столь неудачным оформительским решением. Когда несколькими годами позже истории о Холмсе принял к публикации журнал «Стрэнд», в редакции для разра-

ботки образа великого детектива догадались пригласить высококлассного художника-иллюстратора Сидни Пэджета. Тот сразу отверг концепцию Дойла-старшего, видевшего в Холмсе несимпатичного фата. «Категорически не то, – сказал Пэджет. – Он должен нравиться женщинам, этакий денди 1890-х годов. Я собираюсь нарисовать такого Холмса, чтобы все женщины сохли по нему, а все мужчины мечтали бы приобрести такой же безупречный костюм». Родившийся в результате портрет высокого, худощавого, привлекательного и безупречно одетого мужчины немало поспособствовал тому, чтобы Шерлок Холмс сделался кумиром всех времен и народов, каковым он сейчас и является.

ПОСТУКИВАНИЯ ПО СТОЛУ

Конана Дойла сильно подкосила смерть сына и брата, погибших во время Первой мировой войны. Настолько подкосила, что он перестал верить в силы рационального мышления и увлекся спиритизмом, течением в оккультизме, провозглашавшим возможность общения с мертвыми. Сейчас спиритические сеансы проводятся в рамках телевизионных шоу, где шарлатаны и психи, называющие себя экстрасенсами, с завываниями призывают духов усопших. А во времена Конана Дойла встречи с призраками проходили за деревянными столиками. Когда участникам удавалось установить связь с миром духов, столик обычно взлетал или раздавались характерные постукивания по дереву. Маргарет Фокс, одна из самых известных медиумов тех времен, нью-йоркская дама, которая вместе со своими двумя сестрами годами обирала богатых и доверчивых клиентов, в конце концов призналась, что все это было мошенничеством. Однако нашлись такие, кто не поверил в ее саморазоблачение. Одним из них был Конан Дойл, который еще много лет письменно и во время устных выступлений пропагандировал спиритизм, часто вызывая тем самым насмешки публики. Однажды он читал лекцию на эту тему в нью-йоркском Карнеги-холле. Внезапно его рассуждения были прерваны пронзительным свистом. Приняв звук за послание с того света, Конан Дойл пришел в радостное возбуждение. И тут какой-то старик из зала объявил, что это был всего лишь его барахлящий слуховой аппарат. Аудитория покатилась со смеху, а газетчики воспользовались этим анекдотическим случаем, дабы лишний раз объявить, что создатель Шерлока Холмса совсем съехал с катушек.

А ВАМ – НИКАКОГО ХОЛМСА!

Страсть Конан Дойла к оккультизму отрицательно сказалась на его доходах с продаж тиражей – «Записки о Шерлоке Холмсе» много лет находились в СССР под запретом именно из-за нездоровых увлечений автора.

СТРАНА ФЕЙ

Как будто нарочно стараясь подпортить свою репутацию, Конан Дойл в 1921 году опубликовал книгу «Явление фей», где яростно вставал на защиту двух двоюродных сестер из английской деревушки Коттингли, которые утверждали, будто бы подружились с компанией маленьких крылатых созданий. Фотографии девочек, играющих с предполагаемыми феями, были явно подделаны (и позднее факт подделки действительно подтвердился), но Конан Дойл охотно позволял себя дурачить. В своих статьях и речах он продолжал разглагольствовать о феях на протяжении всех 1920-х годов, когда публика уже давно забыла об этой теме.

СЕАНС С ГАРРИ

Дружба, связывавшая Конана Дойла и иллюзиониста Гарри Гудини, который прославился умением выбираться из любых ловушек и который, по мнению Конана Дойла, обладал экстрасенсорными способностями, была довольно специфического свойства. Оба они были широко известны, и оба испытывали определенный интерес к миру духов, но на этом их сходство и заканчивалось. Гудини не верил в медиумов и использовал знакомство с Конаном Дойлом, чтобы подобраться к шарлатанам поближе и вывести их на чистую воду. Конан Дойл же был твердо убежден, что Гудини действительно волшебник, а не просто пользуется типичными трюками фокусников. Их отношения стали портиться вскоре после того, как жена Конана Дойла во время спиритического сеанса якобы получила послание от умершей матери Гудини: послание было на английском, а покойная старушка не владела этим языком. Гудини начал высмеивать веру Конана Дойла в спиритизм. Бывшие друзья разругались, обменялись несколькими гневными письмами, а потом навсегда перестали разговаривать друг с другом.

СКЕЛЕТ В ШКАФУ

Возможно ли, что создателю Шерлока Холмса принадлежит также ведущая роль в одной из самых грандиозных мистификаций в истории?

Именно такую гипотезу высказал в 1983 году антрополог Джон Уинслоу в своей статье, опубликованной в журнале «Сайенс». Уинслоу заявил, что именно на Конане Дойле лежит ответственность за научный скандал с «пилт-даунским человеком» – окаменелыми фрагментами костей, которые были найдены на месте разработки гравия в 1912 году и объявлены останками того самого легендарного «недостающего звена» в цепочке между обезьянами и людьми. На самом деле часть костей этого «первочеловека» принадлежали орангутану, хотя антропологам понадобилось более сорока лет, чтобы разоблачить подделку.

Так почему же Конан Дойл оказался главным подозреваемым? А потому, что он был соседом и приятелем археолога-любителя Чарлза Доусона, который как раз и нашел останки. А еще Конан Дойл дружил с френологом, специализировавшимся на черепах странной формы; через этого полезного знакомого писатель вполне мог раздобыть челюсть орангутана – ключевой элемент розыгрыша. Некоторые даже с пеной у рта уверяют, что Конан Дойл оставил подсказки насчет пилтдаунского человека в своих произведениях. Например, в его изданном в 1912 году романе «Затерянный мир», по некоторым мнениям, содержалась загадка, разгадав которую можно было установить местонахождение костей. В качестве мотива самопровозглашенные обвинители называли одержимость Конан Дойла спиритизмом и его желание дискредитировать официальную науку, подсунув ученым искусно сфабрикованную фальшивку.

Сегодня в теорию «Конан Дойл ~ автор мистификации с пилтдаунским человеком» уже почти никто не верит, разве что какие-нибудь уж совсем сумасшедшие антропологи. Однако согласитесь: подобный замысел достоин самого профессора Мориарти!

УИЛЬЯМ БАТЛЕР ЙЕЙТС

«ОБЯЗАТЕЛЬСТВА» (1914),«ДИКИЕ ЛЕБЕДИ В КУЛЕ» (1917), «БАШНЯ» (1928)

СОВРЕМЕННИКИ И СОПЕРНИКИ:

ДЖОН МИЛЛИНГТОН СИНГ, ШОН О’КЕЙСИ, ЭЗРА ПАУНД

ЛИТЕРАТУРНЫЙ СТИЛЬ:

МЕЧТАТЕЛЬНЫЙ, МИФОЛОГИЧЕСКИЙ, ПОЛИТИЗИРОВАННЫЙ

I «Я ПО-ПРЕЖНЕМУ ПРИДЕРЖИВАЮСЬ

^и МНЕНИЯ, ЧТО ДЛЯ СЕРЬЕЗНОГО

МУДРЫЕ СЛОВА: и УСЕРДНОГО УМА БОЛЕЕ

1ИЛИ МЕНЕЕ ИНТЕРЕСНЫ ТОЛЬКО

ДВЕ ТЕМЫ – СЕКС И ПОКОЙНИКИ»⁴³.

ильям Батлер Йейтс всю жизнь пребывал на тонкой грани между мечтательным поэтом и пускающим слюни, ничего не соображающим психом. Его знакомая поэтесса Катарин Тайнан вспоминала, что всякий раз, навещая ее домик в пригороде Дублина, Йейтс размахивал руками, бешено жестикулировал и бормотал себе под нос отрывки стихотворений. Полиция наблюдала за ним с настороженностью и никак не могла решить, то ли арестовать его, то ли позволить ему буйствовать дальше. «Это у него поэзия в голове бродит», – наконец заключили они и оставили сочинителя в покое.

Когда Йейтсу доводилось пользоваться общественным транспортом, странности его проявлялись во всей красе. Во время поездок на автобусе он периодически впадал в транс. Глядя в одну точку прямо перед собой, он издавал низкие гудящие звуки, а ладонями отбивал ритм. Когда другие пассажиры интересовались, все ли с ним в порядке, он попросту игнорировал их. Однажды его дочь вошла в салон автобуса и обнаружила там отца, вот так же целиком погруженного в свою странную музыку, и сочла за лучшее не беспокоить его. Но когда они доехали до своей остановки, Йейтс сразу пришел в себя. «А кого ты рассчитывала тут увидеть?» – спросил он у дочери, словно работник регистратуры в психушке, приветствующий нового пациента.

Если бы поэзия, «бродившая в его голове», была не самой блестящей, он остался бы в истории как очередной беспомощный ирландский стихоплет. Но Йейтс озарил собой переходный период от позднего романтизма к рассвету модернизма, сочиняя замысловатые стихи в неповторимом стиле, которые базировались на его вере в оккультизм и циклическом восприятии мировой истории. Если бы не Йейтс, английский язык не обогатился бы такими часто употребляемыми фразами, как «ужасная красота» (terrible beauty) и «не держит середина»⁴⁴ (the center cannot hold), не говоря уж о слове «круговерть» (gyre) – поэтическом образе закручивающегося спиралью вихря⁴⁵.

После сравнительно бедной событиями юности жизнь Йейтса вдруг начала набирать обороты. В двадцать с небольшим он увлекся мистикой, попал в ирландские политические круги и ощутил первый укол безответной любви. Он четырежды предлагал руку и сердце Мод Гонн, женщине, которую он в течение десяти лет считал своей судьбой. И каждый раз она отвечала ему отказом. Отчаявшись, он сделал предложение дочери Мод Изольде (ей на тот момент было двадцать два года, а ему пятьдесят два). Но и она тоже отвергла его. Поверив в астрологический прогноз, суливший ему в 1917 году женитьбу, Йейтс направил свои матримониальные устремления на Джорджи Хайд-Лиз, занимавшуюся историей Средневековья и разделявшую его любовь к гороскопам и оккультизму. Еще одно дополнительное достоинство Джорджи заключалось в том, что она мнила себя медиумом и случайно вступила в спиритическую связь с духом мистического альтер эго Йейтса – Льва Африканского⁴⁶.

Писательство, рассуждения о внутренней политике Ирландии и проведение спиритических сеансов – вот три занятия, на которые Йейтс, достигнув зрелости, тратил почти все свое время. Он одновременно состоял в двух очень разных и очень элитных организациях: в ирландском Сенате (где помогал разрабатывать дизайн монет и судейских мантий) и в Герметическом Ордене Золотого Рассвета, исповедовавшем белую магию и являвшем собой что-то вроде современной секты сайентологов, который точно так же стремился привлечь на свою сторону как можно больше знаменитостей из Ирландии и со всех уголков Великобритании. А еще Йейтс был основателем театра Эбби, где ставили пьесы крупнейших драматургов той эпохи, включая самого Йейтса. Он был талантлив сразу во многих областях.

Под конец жизни Йейтс почивал на лаврах, довольствуясь ролью живой легенды. Его поэзия сосредоточилась главным образом на нем самом. Он откровенно писал о собственной импотенции и попытках ее перебороть. Другими важными темами стали приближающаяся смерть и истощение творческой энергии. Он умер в 1939 году, оставив нам в наследие одни из самых красноречивых стихов о старости, какие только были созданы за всю историю поэзии. Его эпитафией стали последние строки одного из стихотворений: «Холодным взглядом взирай/ На жизнь, на смерть./ Всадник, проезжай!»

КАК ПРУЖИНА

Йейтса всегда привлекало все сверхъестественное. В январе 1888 года он впервые в жизни попал на спиритический сеанс, проходивший в доме одного дублинского медиума. Опыт оказался весьма впечатляющим. Как только послышалось загадочное постукивание по столику, Йейтс пришел в необычайное возбуждение и ощутил острую потребность помолиться, но не мог вспомнить ни единой молитвы. Тогда он принялся биться головой об стол и декламировать первые строки из «Потерянного рая» Мильтона: «О первом преслушанье, о плоде/ Запретном, пагубном, что смерть принес/ И все невзгоды наши в этот мир...» Это ему не помогло. Охваченный ужасом, Йейтс вдруг почувствовал, как его отбросило назад, словно его тело было, цитируя его же собственные слова, «внезапно распрямившейся часовой пружиной». Со спиритическими сеансами было на время покончено. Этот необъяснимый случай надолго выбил его из колеи, Йейтс так никогда и не узнал, было ли это резкое движение порождено его собственным телом или какими-то сверхъестественными силами.

МОЙ ДРУГ ЛЕО

В мире духов у Йейтса обнаружился двойник – Лев Африканский, искатель приключений, живший в XVI веке. Йейтс впервые «столкнулся» с ним в июне 1914 года на спиритическом сеансе в английском городке Хэмпстеде.

Лев представился и, продемонстрировав возмущение тем фактом, что поэт о нем никогда не слышал, вступил в беседу. В последующие годы они стали близкими друзьями – если, конечно, дружбу между человеком из плоти и крови и призраком с того света можно считать близкой. Йейтс считал Льва своим «деймоном», или аль-тер эго, неким мистическим отражением, которое воплощало в себе все те качества, которыми Йейтс хотел бы обладать. Там, где Йейтс проявлял излишнюю предосторожность, Лев действовал напролом, и так далее. Лев неоднократно помогал поэту советами и поддерживал его с помощью автоматического письма: рука Йейтса выводила на бумаге буквы, повинуясь голосу Льва. Иногда они держали связь через жену Йейтса, которая была признанным медиумом. Со временем влияние Льва на Йейтса стало ослабевать, а к 1917 году их «переписка» и вовсе сошла на нет.

ГОСПОДИН КРОУЛИ

Увлечение Йейтса оккультизмом заставило его сойтись с самыми эксцентричными специалистами своего времени по непознанному. В 1898 году он вступил в Герметический Орден Золотого Рассвета, среди членов которого были писатель-мистик Элджернон Блэквуд, Артур Макен (Мейчен) и «самый ужасный в мире человек», знаменитый любитель плотских удовольствий и черный маг Алистер Кроули.

Йейтс и Кроули сразу прониклись друг к другу неприязнью. Йейтс считал Кроули совершенно безнравственным человеком, а то и полным психом, а Кроули полагал, что Йейтс втайне завидует его литературным и магическим талантам. Йейтс на протяжении нескольких лет добивался, чтобы Кроули исключили из ордена на том основании, что «сообщество мистиков не должно превращаться в исправительную школу для малолетних преступников». Кроули, в свою очередь, обвинял Йейтса в том, что тот с помощью черной магии сглазил его, а сам всемогущий Кроули, разумеется, снял заклятие. В итоге победу одержал Йейтс. Кроули был изгнан и основал свой собственный магический орден. Это привело к расколу Ордена Золотого Рассвета, которому уже не суждено было вернуть себе былую популярность.

Последнее слово все-таки осталась за старым магом. В своем очерке «Мои невоздержанные современники» Кроули откровенно высмеивает Йейтса: «В ваших стихах действительно слышится особая мелодия, унылая и монотонная, которая изредка нарушается резкими диссонансами. Больше всего это похоже на бесконечную похоронную процессию, где у машины-катафалка время от времени начинают барахлить мотор и выхлопная труба».

ДОЛБЕНИТО

Как и его друг Эзра Паунд, Йейтс не в меру поддался обаянию итальянского диктатора-фашиста Бенито Муссолини. Всегда недолюбливавший демократию, Йейтс однажды брякнул: «Деспотическое правление образованных классов – единственный способ положить конец нашим проблемам». Но только в 1930-е годы его слова перестали расходиться с делом. Примерно в это время Йейтс написал три марша для ирландских «синеруба-шечников» – доморощенного фашистского движения, которое брало пример с нацистов, носивших коричневые рубашки. В конце 1933 года Йейтс с воодушевлением писал своей приятельнице Оливии Шекспир: «Никакого секрета больше нет – конвенция синерубашечников, или Национальная Гвардия, фашистским салютом поприветствовала своего нового лидера, который провозгласил своей основной задачей реформирование Парламента... Италия, Польша, Германия, а теперь, возможно, и Ирландия». Под «реформированием Парламента» Йейтс подразумевал полную отмену парламентского правления, за которую он ратовал, хотя и занимал место в ирландском Сенате. (Впрочем, никто и не говорит, что он был последовательным человеком.)

ЧЕЛОВЕК-ОБЕЗЬЯНА

Во времена, когда «Виагру» еще не изобрели, пожилые мужчины, борясь с импотенцией, нередко прибегали к шарлатанским препаратам и сомнительным с точки зрения медицины процедурам. Решив немного укрепить своего «маленького друга», стареющий поэт отправился в Вену на знаменитую «операцию Штейнаха» – только-только начавшую применяться вазэктомию, которую автор метода расхваливал как безотказный способ вернуть мужскую силу. (Несколькими годами ранее подобную операцию перенес Зигмунд Фрейд, эффект был нулевой.)

Пятнадцатиминутная операция, в ходе которой в мошонку Йейтса пересадили железы обезьяны, прошла без сучка без задоринки. К Йейтсу вернулась былая форма. Позже он выражал хирургам признательность за то, что они оживили не только его творческие силы, но и «сексуальную жажду, которой мне, судя по всему, хватит до самой смерти». Вскоре он уже наслаждался плодами своей «странной второй юности» с новой возлюбленной, двадцатисемилетней актрисой и поэтессой Марго Раддок.

Однако за все в этой жизни приходится платить. Вскоре молва об операции распространилась повсюду, и счастливый обладатель обновленных половых органов сделался объектом насмешек. Дублинцы стали звать его не иначе как «старик с обезьяньей мошонкой», а ирландский писатель Фрэнк О’Коннор с иронией уподобил операцию «ремонту дряхлого “Форда”, в котором мотор заменили на двигатель от“Кадиллака”».

УИЛЬЯМ ЙЕЙТС БЫЛ АКТИВНЫМ ЧЛЕНОМ ГЕРМЕТИЧЕСКОГО ОРДЕНА ЗОЛОТОГО РАССВЕТА – ОРГАНИЗАЦИИ, ПРОПОВЕДОВАВШЕЙ БЕЛУЮ МАГИЮ.

СПАСИБО, ПАПИК!

Должно быть, страсть к Марго Раддок совсем лишила Йейтса разума. Эта молодая сексапильная актриса писала ничем не примечательные и незапоминающиеся вирши, однако, когда Йейтса в 1936 году привлекли к составлению «Оксфордского сборника современной поэзии», он включил в книгу целых семь стихотворений Марго, то есть на одно больше, чем было у прославленных Эзры Паунда и У.Х. Одена вместе взятых! Должно быть, в ту ночь, когда книга оказалась у Марго на полке, Йейтс получил в награду от своей любовницы парочку лишних поцелуев.

ГЕРБЕРТ УЭЛЛС

«МАШИНА ВРЕМЕНИ» (1895), «ВОЙНА МИРОВ» (1898) «ЧЕЛОВЕК-НЕВИДИМКА» (1897)

-

ГЕНРИ ДЖЕЙМС

ЛИТЕРАТУРНЫЙ СТИЛЬ:

э!Й, ТИПИЧНО ЭДВАРДИАНСКИЙ

«ВСЯКИЙ РАЗ, КОГДА Я ВИЖУ ВЗРОСЛОГО ЧЕЛОВЕКА

НА ВЕЛОСИПЕДЕ, Я ПЕРЕСТАЮ МУДРЫЕ СЛОВА:

ОПАСАТЬСЯ ЗА БУДУЩЕЕ

ЧЕЛОВЕЧЕСТВА».

огда гитлеровцы составляли список выдающихся граждан Великобритании, которые подлежали уничтожению, как только Германия оккупирует английские земли, Герберт Уэллс был упомянут в числе первых. Его преступление состояло в социалистических убеждениях, однако если бы нацистские шишки присмотрелись получше, они разглядели бы в нем закоренелого антисемита. Писатель, известный как «человек, который изобрел завтра», был ходячим скопищем противоречий, а его личная жизнь была почти столь же причудливой, как и полет его фантазии.

К

Отец Уэллса был профессиональным игроком в крикет, но полученная травма раньше времени положила конец его карьере, и детство Герберта проходило в непростых условиях. Сам Герберт пробовал свои силы как помощник торговца тканями, помощник фармацевта и помощник преподавателя, и на всех этих поприщах его ждали сплошные неудачи. Наконец он мудро рассудил, что должность «помощника» не для него. В 1891 году он женился на своей двоюродной сестре Изабель Мэри Уэллс, но и это начинание не увенчалось успехом. Три года спустя он развелся и женился вторично – на сей раз на одной из своих учениц, Эми Кэтрин Роббинс. Она родила ему двоих детей и оставалась с ним, закрывая глаза на его многочисленные связи на стороне.

Начиная с «Машины времени» (1895), Уэллс выдал на-гора не один десяток рассказов и романов, которые помогли очертить границы научно-фантастического жанра. Среди его достижений были описания путешествий во времени, ядерной войны (именно он впервые употребил термин «атомная бомба») и генетических экспериментов. Его увлечение евгеникой, улучшением человеческой породы, являет собой темную сторону его прогнозов на будущее, в которых всегда отражалась его плохо скрываемая ненависть к евреям. Уэллс свято верил в насильственное переселение расовых и национальных меньшинств, в наказание тех, чье поведение отличается от общепринятого, и во власть научной и технократической элиты. Кроме того, он был враждебно настроен по отношению к католической церкви.

Все эти предрассудки открыто отражались в его трудах, многие из которых теперь считаются откровенно спекулятивными. Современные Уэллсу критики отзывались о его произведениях весьма скептически (в одной известной рецензии «Войну миров» даже поименовали «бесконечным кошмаром»), зато читатели были в восторге – во многом из-за необычайной точности его предсказаний. Он предугадал появление кондиционеров, коммерческих телеканалов, видеозаписей, мощных грузовиков, вертолетов и приемов ведения войны в воздухе. Помимо того он успешно предсказал дату начала Второй мировой войны и наступление сексуальной революции – хотя последнее могло оказаться всего лишь плодом его грез, ведь он был знаменитым дамским угодником.

Разумеется, не все прогнозы Уэллса сбывались. Он предполагал, что способные подняться в воздух самолеты появятся не раньше 1950 года. Писатель утверждал: «Мое воображение не способно представить себе какие бы то ни было подводные лодки, кроме тех, что постоянно находятся на грани потопления и команда которых вечно задыхается от нехватки кислорода». А его туманным предсказаниям насчет того, что человечество само себя уничтожит, вымрет как вид и на земле останутся одни простейшие организмы, еще только предстоит доказать свою правоту или ошибочность. Однако Уэллс и после смерти был готов отстаивать свои позиции, недаром его эпитафия гласит: «Я вас предупреждал, так будьте вы все прокляты».

СЕКС-МАШИНА

«Я никогда не был искателем любовных приключений», -заметил однажды Уэллс. Интересно, что бы сказали на это многочисленные дамы, с которыми он изменял своей жене.

(Или пятеро его детей, появившихся на свет вне брака.) Да, этот толстый, лысеющий умник-коротышка с очень маленькими ладонями и писклявым голоском был тем еще ходоком, или «донжуаном от интеллигенции», как он сам предпочитал себя именовать. Даже современные биографы Уэллса описывают его как «секс-машину», или как странного ловеласа, «который питал роковую страсть к женщинам неправильного образа жизни». Среди его многочисленных знаменитых любовниц была прославленная французская писательница Одетт Кеун, писательница-феминистка Ребекка Уэст, юрист по вопросам контроля за рождаемостью Маргарет Сэнджер, почтенная бостонская браминка (а на самом деле беженка из Европы) графиня Констанс Кулидж, а также Марта Геллхорн, развязная светская львица и по совместительству военный корреспондент, которая позже вышла замуж за Эрнеста Хемингуэя.

Так в чем же заключался секрет Уэллса? Прежде всего в том, что он делал все бессознательно. «Я делал только то, что приносило мне радость. Так что каждая частичка моего сексуального влечения просто-напросто выражала себя», – писал он в автобиографии. Преданный сторонник «свободной любви», Уэллс в обоих браках отстаивал свое право на подобные отношения. (Непонятно только, были ли походы на сторону разрешены и его женам.) Однако многочисленных любовниц его нетрадиционные взгляды, похоже, не отпугивали. И в семьдесят лет Уэллс оставался любимцем женщин. Одна из любовниц объясняла его эротическую притягательность тем, что его тело источало неотразимый медовый аромат.

КАК МУХА В ЯНТАРЕ

Один из самых постыдных романов завязался у Уэллса с Амбер Ривз, свободомыслящей девушкой из очень известной и высокопоставленной лондонской семьи. Ее родители дружили с Уэллсом и, как и он, были глашатаями сексуальных свобод. Проведя в гостях у Уэллса и его жены Эми выходные, чувственная Янтаринка (amber в переводе с английского означает «янтарь») начала домогаться немолодого писателя. В округе поползли слухи об их романе, которые Уэллс даже не пытался скрыть от жены. Вскоре парочка стала открыто появляться на публике, они планировали вместе сбежать во Францию. (Как Уэллс собирался при этом поступить с женой, до сих пор неизвестно.) В своих мемуарах Уэллс с нежностью вспоминает о «сексуальной изобретательности» своей юной партнерши, подразумевая, что жена, заслышав про такие вольности, только покраснела бы.

Но все это были только цветочки, а вскоре последовали и ягодки – Амбер забеременела, и друзья Уэллса стали нашептывать ему, что второго развода, да еще при столь компрометирующих обстоятельствах, его репутация не переживет. Амбер тоже находилась на грани нервного срыва, несомненно, усугубленного тем, что Уэллс требовал от нее полного послушания, будто она была ему женой. Даже прекрасный секс не мог спасти этот изначально обреченный роман. Упавший духом Уэллс посоветовал своей Ян-таринке выйти замуж за одного их общего знакомого, молодого адвоката. Он надеялся, что со временем скандал утихнет, и они с Амбер снова получат возможность встречаться. Так и произошло с молчаливого согласия супруги Уэллса. Как будто самих этих сомнительных отношений было мало, Уэллс описал их в романе «Анна-Вероника», который был отвергнут официальными издателями Уэллса по причине безнравственности, но потом все-таки увидел свет. 31 декабря 1909 года Амбер родила Уэллсу дочку Анну-Джейн. Девочка узнала, кто ее настоящий отец, только в 1928 году.

ШПИОНКА,КОТОРАЯ ЕГО ЛЮБИЛА

Была ли одна из любовниц пожилого Уэллса советской шпионкой? Некоторые историки называют графиню (по первому браку) Муру Будберг (Марию Игнатьевну Закревскую-Бенкендорф-Будберг), с которой Уэллс завел интрижку в начале 1930-х годов, «красной Матой Хари».

Они утверждают, что, кочуя из постели одного видного европейского богача к постели другого, она выполняла тайные задания большевиков. Прикрываясь их жарким романом, двадцатисемилетняя Будберг бесстыдно использовала писателя, которому на тот момент перевалило за шестьдесят, чтобы подобраться к его связанным с политикой друзьям. Она даже организовала встречу Уэллса с главой Советского Союза Иосифом Сталиным, которого Уэллс описывает как самого «откровенного, непредвзятого и честного» человека из всех, кого он знал. В один прекрасный день до писателя наконец дошло, что им играют как пешкой, однако, охваченный страстью к непокорной аристократке, он был не в силах разорвать их отношения. В конце концов Мария забеременела и вынуждена была сделать аборт – этот иронический поворот судьбы укрепил веру Уэллса в контроль над рождаемостью.