Текст книги "Тайная жизнь великих писателей - 2010"

Автор книги: Роберт Шнакенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Кстати, это был действительно темный мир – ив прямом, и в переносном смысле. Современные исследователи полагают, что Дикинсон страдала ревматическим притом – болезненным воспалением радужной оболочки глаза, заставлявшим ее избегать какого бы то ни было света. Дикинсон училась в женской семинарии колледжа Маунт-Холиок, но когда от нее потребовали подписать клятву принадлежности к христовой вере, она отказалась и покинула стены учебного заведения. Не найдя утешения ни в учебе, ни в религии, Эмили обратилась к поэзии. Дикинсон написала около двух тысяч безымянных, сжатых и туманных по смыслу стихотворений, используя свои собственные, ни на что не похожие синтаксис и пунктуацию. При жизни поэтессы было опубликовано всего несколько произведений, да и те не вызвали широкого резонанса. Критики подняли на смех «бессвязность и бесформенность ее виршей», охарактеризовав Дикинсон как «эксцентричную, мечтательную, полуграмотную затворницу, живущую в одной из захудалых деревушек Новой Англии, которая не может безнаказанно пренебрегать законами тяготения и грамматики». Обозреватель из журнала «Ат-лантик» был еще менее сдержан в эпитетах: «Эти стихи явно принадлежат перу гиперчувствительной, замкнутой, не умеющей держать себя в руках, хотя и хорошо воспитанной истеричной старой девы».

Неудивительно, что поэтесса оставила распоряжение после смерти сжечь все ее произведения. Ее сестра Лави-ния попыталась было выполнить волю Эмили, но, уже предав огню сотни бумаг и писем, она открыла один из ящиков письменного стола поэтессы и нашла коробочку для рукоделия, в которой хранилось более тысячи стихотворений, написанных от руки, – некоторые были нацарапаны на оборотной стороне рецептов, другие просто на каких-то старых бумажных обрывках. Ни у одного из стихотворений не было названия или порядкового номера, многие представляли собой лишь фрагменты чего-то большего. При помощи сердобольной соседки Мэйбл Лумис Лавиния сумела подготовить их к публикации. Первый маленький сборник стихов Эмили Дикинсон увидел свет в 1890 году. За пять месяцев было распродано шесть тиражей. Прошло более двадцати лет, с тех пор как красавица из Амхерста скрылась от мира в своем убежище, и вот наконец ее самые сокровенные мысли о жизни, смерти, Боге и силе воображения стали достоянием всего мира. Пройдет еще полвека, и Дикинсон войдет в пантеон величайших поэтов Америки.

БЕЛОЕ ЧУДО

С сохранившихся дагерротипов на нас смотрит бледная, худая и совершенно безобидная на вид женщина. Однако она умела заставлять людей понервничать. «Я не встречал никого, кто так вытягивал бы из меня душевные силы, -признался после первой встречи с Эмили Томас Вентворт Хиггинсон, ее наставник в литературе. – Як ней и пальцем не прикоснулся, и тем не менее она словно осушила меня до дна. Я рад, что мы с ней не соседи». Пожалуй, лучшим примером манерности Дикинсон были ее легендарные абсолютно белые наряды – возможно, они служили тонким намеком на пуританское понимание греха, а может быть, просто давали повод лишний раз не выходить из дома и не ездить к дорогим портным. Впрочем, каковы бы ни были истинные причины, Дикинсон оставалась верна своему белоснежному гардеробу до конца. После смерти ее облачили в белый фланелевый саван и похоронили в белом гробу.

ПРОСТО РАССЛАБЬСЯ, И ТЫ УСЛЫШИШЬ...

Есть расхожее мнение, что почти любое стихотворение Дикинсон можно пропеть на мотив «Желтой розы Техаса» или религиозного гимна «Удивительная благодать». Может быть, поэтесса-провидица передает нам какие-то сигналы сквозь пространство и время? Нет, вряд ли. Просто большинство ее произведений написаны четырехстопным ямбом, тот же самый ритм используется и в упомянутых песнях.

СЛОВО НА БУКВУ «Л»

Когда соседи прозвали Дикинсон «талантливой, но не такой, как все», они, возможно, даже не подозревали, насколько были правы. Ученые все чаще высказывают точку зрения, что любимица Америки, поэтесса – синий чулок была в действительности скрытой лесбиянкой. В качестве свидетельства тайной жизни, которую якобы вела Эмили Дикинсон, сторонники лесбийской теории приводят ее сложные взаимоотношения со школьной учительницей Сьюзен Гилберт, которая в 1856 году вышла замуж за брата поэтессы Остина. Дикинсон и Гилберт сошлись необычайно близко. Они обменивались целыми потоками писем, многие из которых смахивали на любовные записки. Вот что писала Эмили своей будущей невестке в апреле 1852 года:

«Сладкий час, благословенный час, как бы мне перенестись к тебе или вернуть тебя сюда хоть ненадолго, только для одного краткого поцелуя, только чтобы прошептать... Я думала об этом весь день, Сьюзи, и я ничего больше не боюсь, а когда я пошла в церковь, эти мысли настолько переполняли меня, что для слов пастора совсем не оставалось

места. Когда он произнес: «Наш Отец небесный», – я подумала: «О, милая Сью»... Я часто целыми неделями думаю: «О, дорогая!» – думаю о любви и о тебе, и мое сердце преисполняется теплом, а дыхание замирает. Солнца сейчас нет, но я чувствую солнечный свет, проникающий в мою душу и превращающий любое время в лето, а любую колючку – в розу. И я молюсь, чтобы это летнее солнце светило и Моей Далекой, и чтобы птицы вокруг нее тоже пели!»

А что думала сама Сьюзен Гилберт по поводу столь восторженных речей? Нам никогда этого не узнать. После смерти Эмили семейство Дикинсонов сожгло все письма Сьюзен, обращенные к поэтессе. Может быть, семья опасалась, что правда об отношениях двух родственниц выйдет наружу?

ПИШИ О ТОМ, ЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ

Общеизвестное писательское правило: «Пиши только о том, что знаешь», – к Эмили Дикинсон неприменимо. В некоторых своих стихотворениях она описывает морское побережье, а ведь Дикинсон ни разу в жизни не была на море.

ЭМИЛИ ДИКИНСОН БЫЛА НАСТОЛЬКО НЕЛЮДИМОЙ, НТО ЗАСТАВЛЯЛА ВРАЧЕЙ «ОБСЛЕДОВАТЬ» ЕЕ ЧЕРЕЗ ЗАКРЫТУЮ ДВЕРЬ.

НАСТАВНИК И УЧЕНИЦА

После смерти Дикинсон прошло уже больше ста лет, а ученые до сих пор не смогли доподлинно узнать, кто же скрывается за загадочным обращением «наставник», которое встречается в целой серии страстных любовных писем, написанных поэтессой, когда ей было чуть больше тридцати. Предполагается, что после установления личности, которой были адресованы эти послания (судя по всему, то был мужчина-любовник намного старше нее), будет гораз-

до легче расшифровать психосексуальную подоплеку поэзии Дикинсон. Среди претендентов на звание «дорогого наставника»: преподобный Чарлз Уодсворт, священник из Филадельфии; Сэмюэл Боулз, редактор газеты из Спрингфилда; и профессор Уильям Смит Кларк, основатель и президент Массачусетского сельскохозяйственного колледжа.

ВЕРНОСТЬ СВОЕМУ СЛОВУ

Дикинсон не изменила своему отшельническому образу жизни даже на пороге смерти. Когда у нее заподозрили неизлечимую форму нефрита, она позволила доктору осмотреть себя только через полузакрытую дверь.

ЗОВ ИЗДАЛЕКА

Очевидно, Дикинсон чувствовала приближение конца. Незадолго до смерти она отослала своим двоюродным сестрам Луизе и Фрэнсис торопливо нацарапанную записку: «Маленькие кузины, меня зовут обратно. Эмили». Это краткое прощание: «Меня зовут обратно», – стало эпитафией поэтессы.

МОЛЧАЛИВЫЙ, НО БЕСПОЩАДНЫЙ

Однажды самый неразговорчивый из президентов Америки Калвин Кулидж посетил Амхерст, побывал в доме великой поэтессы и остался разочарован – если, конечно, его традиционно немногословный комментарий выражал именно разочарование. После длительной и подробной экскурсии по дому поэтессы президенту позволили рассмотреть несколько редких и ценных рукописей Дикинсон, на что Молчун Калвин отреагировал так: «Написано ручкой, да? А я диктую».

ЛЬЮИС КЭРРОЛЛ

ЭДВАРД ЛИР, ДАНТЕ ГАБРИЭЛЬ РОССЕТТИ, АЛЬФРЕД ТЕННИСОН

ЛИТЕРАТУРНЫЙ СТИЛЬ:

«ВО ВСЕМ ЕСТЬ СВОЯ

МОРАЛЬ, НУЖНО ТОЛЬКОМУДРЫЕ СЛОВА: УМЕТЬ ЕЕ НАЙТИ!»²⁹ I

ьюис Кэрролл вдохновил на создание психоделического рока куда больше музыкантов, чем любой другой писатель за всю историю литературы. Вспомните, например, композицию «Белый кролик» группы «Джефферсон Эйрплейн», или песню «Битлз» «Я – морж», или весь альбом Донована «Hurdy Gurdy Man». (А никто и не говорит, что все это был хороший психоделический рок!) И все это благодаря человеку, который, скорее всего, никогда в жизни не пробовал наркотики, не заводил серьезных отношений с женщинами и большую часть жизни читал лекции по математике в колледже Крайст-Чёрч Оксфордского университета.

Л

Ах, да, ну и, конечно, он еще создал одну из самых любимых в мире героинь детских книжек.

Задолго до появления Алисы Чарлз Лютвидж Доджсон (настоящее имя Кэрролла) был стеснительным заикой, сыном викария из деревни Дарсбери, графство Чешир. Третий из одиннадцати детей в семье, он очень рано сделал первые шаги в литературе. Даже окончив оксфордский колледж Крайст-Чёрч и получив степень магистра по математике, Чарлз продолжал писать юмористические стихи и иногда публиковал их в «Комик Таймс». Решив не смешивать свою математическую карьеру с литературной, Чарлз Лютвидж придумал себе псевдоним «Льюис Кэрролл», поменяв местами свои имена и переведя их на латынь, а затем обратно на английский. Эта замысловатая и остроумная игра слов вскоре стала фирменной чертой его писательского стиля.

Высокий, худощавый и довольно симпатичный Кэрролл жил как чуждый всех мирских благ ученый-аскет. Помимо науки его единственными увлечениями были сочинительство и фотография. В 1861 году Доджсон принял младший духовный сан диакона (непременное условие для того, чтобы стать членом колледжа), и это подразумевало, что он станет англиканским священником, однако что-то удерживало Чарлза Лютвиджа от того, чтобы полностью раствориться в служении Богу. В своих дневниках он писал о преследующем его ощущении собственной греховности и вины, однако непонятно, это ли чувство мешало ему окончательно перейти в священники или что-то другое. При всем том он оставался добропорядочным сыном церкви. Известно, что, посетив Кельнский собор, Чарлз не смог удержаться от слез. Другой примечательный факт из биографии Кэрролла: он не раз покидал театр во время спектакля, если на сцене что-то оскорбляло его религиозное чувство.

В 1862 году Кэрролл отправился на лодочную прогулку в компании друзей. Там была и Алиса Лидделл, десятилетняя девочка, с которой у писателя завязалась необычайно близкая дружба. Большую часть поездки Кэрролл развлекался тем, что рассказывал сказку, в которой Алиса была главным персонажем и которую девочка потребовала обязательно записать. Первоначально сказка называлась «Приключения Алисы под землей», но потом Кэрролл переименовал ее в «Алису в стране чудес». Книга была издана в 1865 году и имела огромный, прямо-таки ошеломляющий успех, а в 1871 году последовало продолжение -«Алиса в Зазеркалье». Наполненная такими безумными персонажами, как Болванщик, и такими бессмысленными, но веселыми стихами, как «Бармаглот» или «Морж и плотник», история про Алису сразу завоевала массу поклонников среди читателей всех возрастов. Застенчивый книжный червь Чарлз Доджсон вмиг превратился в известного всему миру детского писателя Льюиса Кэрролла (хотя он по-прежнему находил время для написания математических трактатов, которые сплошь были скучными и сухими, за исключением занимательного научного памфлета «Динамика частицы», увидевшего свет в 1865 году).

В последние два десятилетия своей жизни Кэрролл продолжал сочинять, фотографировать, изобретать и размышлять на темы математики. Сделанные им фотопортреты, по современным оценкам, явно опережали свое время, а вот его модели (главным образом, маленькие девочки) ставят перед биографами ряд до сих пор не решенных вопросов. Кэрролл, вне всякого сомнения, был большим оригиналом. Образ его жизни никак нельзя назвать стандартным.

Кэрролл так и не женился и, если верить отзывам современников, вообще не заводил длительных отношений ни с одной взрослой женщиной. Писатель умер в 1898 году от бронхита, оставив после себя целую череду красочных персонажей, удивительных историй и головоломных игр со словами, которые по сей день служат источником вдохновения для писателей, музыкантов и ребятни всего земного шара.

МАСТЕР НА ВСЯКИЕ ШТУЧКИ

Кэрролл был не только автором одного из самых популярных произведений детской литературы, он был еще и фанатом технического прогресса, помешанным на изобретательстве. Среди его изобретений: электрическая ручка, новый бланк для денежных переводов, трехколесный велосипед, новый метод выравнивания правого поля на печатной машинке, один из первых вариантов двустороннего выставочного стенда и мнемоническая система для запоминания имен и дат.

Кэрролл был первым, кто выступил с идеей печатать название книги на корешке, чтобы нужное издание было легче отыскать на полке. Слова, придуманные Кэрроллом путем комбинирования двух других слов, до сих пор активно употребляются в английском языке. А еще Кэрролл, большой любитель загадок и головоломок, придумал немало карточных и логических игр, усовершенствовал правила игры в нарды и создал прототип игры «Скрэббл».

МЕДИЦИНСКОЕ ЧУДО

Слухи, что Кэрролл принимал воздействующие на психику наркотики, сильно преувеличены, но даже если бы это было правдой, кто, зная историю болезней писателя, стал бы его винить? Вы бы тоже захотели избавиться от боли, если бы страдали болотной лихорадкой, циститом, люмбаго, фурункулезом, экземой, синовитом, артритом, плевритом, ларингитом, бронхитом, эритемой, катаром мочевого пузыря, ревматизмом, невралгией, бессонницей и зубными болями – все эти недуги были в разное время обнаружены у Кэрролла. Помимо того, его мучили жестокие хронические мигрени, сопровождавшиеся галлюцинациями – он видел, например, движущиеся крепости. Добавим к этому заикание, возможно, гиперактивность и частичную глухоту. Ну разве не чудо, что Кэрролл при этом не был заядлым курильщиком опиума? Хотя кто его знает, может, и был.

ОХ, БЕДНАЯ МОЯ ГОЛОВА!

Не исключено, что «Приключения Алисы» были побочным эффектом сильных головных болей. К такому выводу пришли ученые, опубликовавшие в 1999 году статью в британском медицинском журнале «Ланцет», где были проанализированы галлюцинации во время приступов мигрени, описанные в дневниках Кэрролла. Повторяющие образы встречаются в его записях за несколько лет до первого издания «Алисы в стране чудес», и это подтверждает предположение, что «как минимум некоторые из приключений Алисы основывались на видениях Кэрролла во время мигрени».

ПРОСТИТЕ, Я ВАС НЕ РАЗДРАЖАЮ?

Помимо всех прочих проблем со здоровьем Кэрролл, судя по всему, страдал синдромом навязчивых состояний. Он был ужасно мелочен и дотошен. Прежде чем отправиться в какое-нибудь путешествие, пусть даже совсем короткое, он изучал маршрут по карте и вычислял, сколько времени займет каждый из этапов пути, ничегошеньки не оставляя на волю случая. Затем он подсчитывал, сколько денег ему понадобится, и раскладывал нужное количество по разным карманам: чтобы заплатить за проезд, дать на чай носильщикам и купить еду и напитки. Когда заваривали чай, Кэрролл требовал, чтобы чайные листья настаивались ровно десять минут, ни секундой больше и ни секундой меньше.

Его гипертрофированная любовь к придумыванию и соблюдению всевозможных правил распространялась и на окружающих. Устраивая у себя праздничный ужин, Кэрролл рисовал табличку рассадки гостей, а потом записывал в своем дневнике, что съел каждый из них, «чтобы людям не приходилось слишком часто есть одно и то же». Как-то, посетив библиотеку, он оставил в ящике для предложений записку, в которой обрисовал более совершенную систему расстановки книг. Однажды он упрекнул собственную племянницу за то, что та оставила на стуле раскрытую книгу. Он даже поправлял других писателей, если находил в их произведениях незначительные математические ошибки. Тем не менее, подобно многим другим оригиналам, Кэрролл каким-то образом умудрялся обставить все так, чтобы его недостатки казались людям милыми причудами. И его постоянные придирки вроде бы никого не раздражали.

ЛЮБИМЫМ СРЕДСТВОМ ПЕРЕДВИЖЕНИЯ ЛЬЮИСА КЭРРОЛЛА БЫЛ ТРЕХКОЛЕСНЫЙ ВЕЛОСИПЕД. ОДНУ ИЗ МОДЕЛЕЙ ПИСАТЕЛЬ СКОНСТРУИРОВАЛ САМ.

СПРОСИТЕ У АЛИСЫ

Уж сколько лет прошло после смерти писателя, а его все еще продолжают подозревать в педофилии. Был ли он в действительности педофилом? На сей счет идут ожесточенные дебаты. То, что Кэрролл испытывал к девочкам особую привязанность, очевидно. Он сделал сотни фотографий юных леди, порой в обнаженном виде (речь идет о виде юных леди, а не самого Кэрролла). Нет ни одного снимка, который запечатлел бы какую-либо явно сексуальную сцену, тем не менее известен случай, когда

мать одной девочки не на шутку перепугалась, узнав, что съемка малолетней будет проходить без участия компаньонки, и отказала Кэрроллу в фотографическом сеансе. Особенно близкие отношения связывали Кэрролла с Алисой Лидделл, прототипом главной героини «Алисы в стране чудес». Однако в 1863 году их дружба резко оборвалась. Никто не может с точностью сказать, почему. Страницы кэрролловского дневника за этот период позже были вырваны и уничтожены семьей писателя – возможно, чтобы защитить его репутацию. Интерес Кэрролла к фотографии тоже иссяк внезапно, в 1880 году, прибавьте к этому записи в дневнике, где писатель говорит о мучившем его всю жизнь сознании собственной греховности и вины. Что за вина, он не уточняет. Происходило ли на съемках что-либо, помимо фотографирования? Иные из биографов Кэрролла последнее время утверждают, что писатель был всего лишь реальным воплощением Вилли Вонки³⁰ – невинным мужчиной-ребенком, который был очарован детьми, но не причинял им вреда и не испытывал к ним сексуального влечения. В самом деле, не осталось никаких доказательств, что Кэрролл хотя бы прикоснулся к какой-то из своих моделей с непристойными намерениями. Один только Белый Кролик знает правду...

ЧАРЛЗ ДОДЖСОН? ДОДЖЕК-ПОТРОШИТЕЛЬ?

А может быть, эксцентричный автор «Алисы» на самом деле был женоненавистником и серийным убийцей? В своей книге «Джек-Потрошитель, беспечный друг», изданной в 1996 году, некий Ричард Уоллес высказывает мысль, что знаменитым лондонским маньяком, убивавшим проституток, был не кто иной, как Льюис Кэрролл. В качестве доказательства Уоллес приводит отрывки из произведений Кэрролла, в которых, по его мнению, в виде анаграмм скрыты подробные описания преступлений Потрошителя. Например, начало стихотворения «Бармаглот»:

Варкалось. Хливкие шорькй Пырялись по навё,

И хрюкотали зепюкй,

Как мюмзики в мове³¹.

Если переставить буквы (имеется в виду, разумеется, английский оригинал, а не перевод), можно прочитать следующее:

Клянусь, буду шлепать яичками,

Пока рукой-мечом не уничтожу зловредный пол.

Скользкое дело; одолжи перчатки И дрочи свинью дальше!

Немного неясно, что общего дрочение свиней имеет с Джеком-Потрошителем. К тому же Уоллес обходит стороной тот факт, что во время убийств Кэрролла вообще не было в Лондоне. А анаграммы, как известно, для того и придуманы, чтобы из любой письменной фразы можно было сконструировать практически что угодно. В подтверждение этого одна писательница, автор биографии Кэрролла, переставила местами буквы во фразе из «Винни-Пуха» и «доказала», что истинным Кровавым Джеком был Кристофер Робин. В остальном же теория Уоллеса безупречна.

ЛУИЗА МЭЙ олкотт

29 НОЯБРЯ 1832 – 6 МАРТА 1888НАЦИОНАЛЬНОСТЬ:

ЗНАК ЗОДИАКА:

СТРЕЛЕЦ

ГЛАВНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ:

«МАЛЕНЬКИЕ ЖЕНЩИНЫ» «МАЛЕНЬКИЕ МУЖЧИНЫ»

IZ7

СОВРЕМЕННИКИ И СОПЕРНИКИ:

МАРК ТВЕН, ГЕНРИ ДЭВИД ТОРО

ЛИТЕРАТУРНЫМ СТИЛЬ:

ИЗЯЩНЫЙ, ОЧАРОВАТЕЛЬНЫЙ, СЛЕГКА

НРАВОУЧИТЕЛЬНЫЙ

«ДЕНЬГИ – КОРЕНЬ ВСЕХ ЗОЛ, И ВСЕ ЖЕ КОРЕНЬ ЭТОТ НАСТОЛЬКО ПОЛЕЗЕН,

МУДРЫЕ СЛОВА: ЧТО МЫ НЕ МОЖЕМ БЕЗ НЕГО

ОБОЙТИСЬ, ТАК ЖЕ КАК НЕ МОЖЕМ ОБОЙТИСЬ БЕЗ КАРТОШКИ»³².

ак и Джо Марч, героиня ее романа «Маленькие женщины», сама Луиза Мэй Олкотт была темпераментна и упряма. Эти качества не могли не выводить из себя отца Луизы, знаменитого писателя-трансценденталиста Бронсона Олкотта. «Она так и остается невоспитанным существом, подчиняющимся лишь своим инстинктам», – сетовал он. Правда, неплохо бы уточнить, что на тот момент Луиза была годовалым младенцем. Расти в таком семействе ей явно было непросто.

к

Луиза всю свою жизнь оставалась «паршивой овцой» семейства Олкоттов. Она же была их основной кормилицей. Такое сочетание – «овца» и кормилица – как правило, неустойчиво и зачастую довольно опасно. По всем меркам Бронсон Олкотт был из числа идиотов, но идиотов полезных – для тех, кто впаривал окружающим шарлатанские лекарства или организовывал коммуны вегетарианцев-утопистов. Вдобавок он был еще и лицемером. Бронсон Олкотт постоянно и шумно порицал частную собственность, но охотно принимал деньги от своих более состоятельных друзей и бесплатно живал в их квартирах. Как следствие, семья всегда находилась в одном шаге от приюта для нищих и бродяг. Вот в каких условиях прошло детство Луизы. Ей приходилось совмещать сразу несколько утомительных работ, только чтобы обеспечить трех своих сестер и эксцентричных родителей. Она шила, преподавала в школе, присматривала за чужими детьми. И все это время она мечтала совсем о другой жизни и хотела писать о ней.

Оказавшись в Бостоне, Олкотт попыталась продать кое-что из своих ранних литературных опусов. «Лучше уж вы и дальше занимайтесь преподаванием, – заявил именитый издатель Джеймс Филдс, когда Луиза явилась к нему с рукописью. – Писать вы не умеете». Олкотт не впала в отчаяние и продолжила совершенствовать свое мастерство. Вскоре гонорары за публикации стали основным источником дохода для всего семейства. Луиза писала убийственные и сенсационные по тем временам готические триллеры и издавала их под псевдонимами А.М. Барнард, Тетушка Види, Флора Фейрфилд, Оранти Благгидж и Минерва Муди.

Настоящее имя Луизы Мэй Олкотт могло бы и вовсе не сохраниться в анналах истории, если бы в 1868 году ее издатель не попросил писательницу сочинить историю для девочек. Во всем этом была только одна загвоздка: Олкотт терпеть не могла детей. «Не могу сказать, что эта затея доставляет мне удовольствие, – писала она в дневнике. -Никогда не любила девочек и не была близко знакома ни с одной из них, за исключением моих сестер; возможно, наши странные детские игры и переживания и показались бы кому-то интересными, но я лично сильно в этом сомневаюсь». Даже к своим собственным юношеским творениям Луиза с годами стала относиться скептически, называя их «нравоучительной кашкой для младенцев».

На работу над «Маленькими женщинами» ушло всего три месяца. Книга мгновенно обрела невероятную популярность и принесла автору литературную славу. При этом Олкотт по-прежнему была не замужем и оставалась в пугающей зависимости от своей семьи, теперь уже вовсе не нищей. К тому же Луиза имела привычку лезть не в свои дела. Она возглавила кампанию по запрещению книги Марка Твена «Приключения Гекльберри Финна» на территории Массачусетса. Олкотт разводила такую демагогию, что историк литературы Оделл Шепард вынужден был отпустить на ее счет нелестный комментарий: «Она и в пятьдесят шесть лет отличалась тем пренебрежением к чужим мыслям и убеждениям, какое обычно встречается лишь у пятнадцатилетних мальчиков и девочек».

Впрочем, общественная деятельность Олкотт имела свои положительные стороны. Она была одной из первых сторонниц аболиционизма³³ и активно выступала за предоставление женщинам избирательных прав. Во время Гражданской войны Луиза отправилась в Вашингтон, чтобы стать медсестрой в больнице северян. Она была шокирована видом, стонами и запахом солдат, раненных в ходе битвы при Фредериксбурге. (Не говоря уже о том, что это были первые обнаженные мужчины, которых ей довелось увидеть.)

Здесь Луиза подхватила пневмонию. Впрочем, возможно, это был тиф, врачи не могли сказать наверняка. Но, какая бы болезнь ее ни постигла, лечение было одно – то, которое предписывала безумная медицинская практика XIX века. Писательницу пичкали каломелью ~ хлоридом ртути, который, по тогдашним представлениям, очищал организм от токсинов. В результате Олкотт заполучила отравление ртутью. У нее распух язык, воспалились десны и стали выпадать волосы. Отравление оказалось столь сильным, что ничего поправить уже было нельзя, и Луиза боролась с его страшными последствиями все оставшиеся двадцать пять лет жизни. По иронии судьбы, Олкотт пережила своего чудаковатого папашу-самодура всего на два дня. До самого конца Луиза Мэй оставалась неутомимой и деятельной. Занимаясь организацией похорон отца, Олкотт оставила в своем дневнике такую запись: «Найду ли я когда-нибудь время на собственную смерть?» Что ж, 6 марта 1888 года она это время наконец нашла.

Прошло более ста лет, а жизнь и творчество Луизы Мэй Олкотт по-прежнему привлекают внимание исследователей. Однако заставить публику воспринимать ее не просто как талантливую детскую писательницу, а как дарование более широкого масштаба, оказалось не так-то просто. В конце 1980-х два профессора, писавшие книгу об Олкотт, нашли в библиотеке Гарвардского университета рукопись ее неопубликованного первого романа. Рукопись, оцененная в один миллион долларов, почти 150 лет пылилась на полке, и за все это время к ней явно никто не прикоснулся...

ИГО-ГО!

Олкотт была непослушным ребенком с богатым воображением ~ однажды она возомнила, что в прошлой жизни была лошадью. Нельзя сказать, чтобы ее отца, не верившего во всякую кармическую лабуду, это сильно порадовало.

ФРУКТОВЫЕ УГОДЬЯ

Когда Луизе Мэй Олкотт было одиннадцать лет, ее отец задумал перевезти семейство в коммуну «Утопические фруктовые угодья» под Гарвардом, штат Массачусетс. Эксперимент с «простой жизнью на природе и мыслями о высоком» обернулся сущим кошмаром; позже Олкотт высмеяла его в автобиографическом очерке «Трансцендентальный дикий овес», который вышел в 1873 году. В коммуне было запрещено есть мясо или эксплуатировать животных любым другим способом, поэтому Олкот-там пришлось почти полгода обходиться только бездрож-жевым хлебом, кашей и водой. Членам коммуны также не разрешалось использовать конский навоз или сажать что бы то ни было глубоко в землю, дабы не потревожить земляных червей, и довольно скоро коммунары обнаружили – вот так сюрприз! – что все их земледельческие потуги обречены на провал. Люди мерзли, голодали и болели. Что хуже всего, в поселение стали стекаться шарлатаны и психи всех мастей, иных из которых приходилось по решению Совета старейшин выгонять силой. Коммуна продержалась меньше полугода, после чего большинство ее членов, в том числе и Олкотты, сдались и разъехались кто куда.

УДАЧНАЯ ОТМАЗКА

Папа Бронсон был не единственным Олкоттом, носившимся с ненормальными идеями. Его жена Абба была последовательницей доктора Сильвестра Грэхема, изобретателя грэхемовских крекеров. Она придерживалась знаменитой теории доктора, согласно которой потеря семени во время полового акта дурно сказывается на состоянии мозга и легких мужчины. Возможно, Абба просто не желала после четырех трудных и болезненных беременностей заниматься сексом и нашла удачную отговорку.

МОИ ГЕРОИ

Кстати, о трансцендентном. Здесь тоже порой встречаются упаковки «два в одном». В юности Олкотт была влюблена сразу в двух писателей, тоже живших в городке Конкорд, штат Массачусетс: в Генри Дэвида Торо и в Ральфа Уолдо Эмерсона. Сначала она влюбилась в Торо, мечтателя и бродягу, который все объяснил ей насчет птичек и пчелок – нет-нет, ничего такого, объяснил в самом буквальном научном смысле. Торо был страстным натуралистом, который мог часами вдохновенно распинаться о птичьем пении и о насекомых. Известно также, что он не раз доставал ради Луизы свою флейту – не подумайте плохого, и это тоже в самом буквальном музыкальном смысле. Ее чувства к Эмерсону, который был старше и не так приветлив, как Торо, больше напоминали влюбленность ученицы в учителя. Эмерсон, получивший прозвище Янки-Платон, подарил Луизе книгу «Переписка Гёте с ребенком»³⁴, в которой юная, но уже созревшая для чувств девушка безумно влюбляется в стареющего гуляку-поэта. Был ли в этом подарке тайный смысл? Во всяком случае, сама Олкотт не сомневалась, что был. Она часами сочиняла взволнованные любовные послания, адресованные Эмерсону, но ни одно так и не было отправлено. Лунными ночами Луиза взбиралась на ореховое дерево, росшее прямо перед окном Эмерсона, и пела песни по-немецки. Порой она оставляла у него на крыльце цветы. Но Эмерсон, солидный женатый мужчина, казалось, не замечал ничего этого и не делал ответных жестов. В конце концов, его старшая дочь была всего на шесть лет моложе Луизы Мэй.

А МАКОВАЯ РОСИНКА-ТО – ВО РТУ!

В произведениях Олкотт часто фигурирует опиум, причем этот наркотик играет в них немаловажную роль. Возможно, все дело в том, что писательница пристрастилась к опиуму не только в литературе, но и в реальной жизни. Привычка возникла, когда лечащий врач прописал ей настойку опия – весьма популярное в XIX столетии лекарство. Луиза принимала его как снотворное в процессе длительной борьбы с последствиями ртутного отравления. Прошло совсем немного времени, и Олкотт сделалась завзятой наркоманкой. Многие персонажи в ее триллерах, изданных под псевдонимами, употребляли опиум, равно как и подсевшая на азартные игры и наркотики героиня автобиографического романа Луизы Олкотт «Работа: история опыта» (1872).

ОПИУМ ИГРАЛ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ЛУИЗЫ МЭЙ ОЛКОТТ ПРЕУВЕЛИЧЕННО ВАЖНУЮ РОЛЬ. ВОЗМОЖНО, ПОТОМУ, ЧТО ПИСАТЕЛЬНИЦА ПРИМЕНЯЛА ЕГО И В РЕАЛЬНОЙ ЖИЗНИ.

ВОЗМУТИТЕЛЬНИЦА спокойствия

Хотя нравоучительные истории для детей и приносили неплохой доход, в глубине души Олкотт тяготела к старой доброй халтуре. Когда ей хотелось расслабиться за работой, она брала псевдоним А.М. Барнард и «ткала» готические полотна, полные напряжения и интриг, – подобный жанр в те времена назывался «рассказы о крови и громе». Эти романы с такими заманчивыми названиями, как «Шепот в темноте» или «Страсть и наказание Паулины», публиковались по частям в бойких периодических изданиях, таких как, например, «Уголок у камина Фрэнка Лесли»³⁵. Их главные героини делали все, что в викторианскую эпоху считалось «не соответствующим образу леди», например, принимали опиум и курили гашиш. Один роман начинался с заявления героини: «Я бы с радостью продала душу Сатане за один только год свободы!» Вряд ли такое высказывание можно услышать из уст Джо Марч, героини «Маленьких женщин».

ОПИУТНЫМ ПУТЕМ

Луиза Мэй Олкотт пристрастилась к опиуму, если так можно выразиться, честным путем – она принимала наркотики по медицинским показаниям. А вот у персонажей ее произведений не было никаких оправданий. В написанном в 1869 году рассказе «Смертельная игра» пресыщенная золотая молодежь обжирается конфетами с гашишем. А в вышедшем в 1877 году романе «Современный Мефистофель» (первое издание было анонимным) коварный Джаспер Хелуайз уговаривает невинную молодую женщину попробовать его патентованный «покоритель сна», конфетку с опиатом, которую он извлекает из инкрустированной серебром черепаховой конфетницы. Вскоре несчастная женщина «погружается в бессознательное состояние наркотического сна, которое знакомо только тем, кто хоть раз принимал запретное зелье». Например, таким, как сама Луиза Мэй.