Текст книги "Бокал звезд"

Автор книги: Роберт Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– Р-р-афф! – Песик взглянул на него так, как, бывало, смотрела публика, когда громом аплодисментов вызывала с товарищами на сцену после выступления. И внезапно исчез.

«Боже! – подумал Хейз, – умей я телепортироваться, вернулся бы на Землю со всей быстротой крыльев света… Угу, и прибыл бы мертвым и окаменевшим лет через восемь. Впрочем, я и так считай что покойник и просто тупо вальсирую среди звезд».

Да, но разве так уж обязательно оставаться мертвым? Разве он так глуп, что не придумает способ вернуться к жизни? Нет, не глуп. Только не он, не Николас Хейз. Вопрос не в том, как найти конец. Это просто вопрос выбора!

Когда Хейз вернулся в номер, пес снова спал в изножье кровати. В смежной комнате было тихо. Может, лучше дождаться утра? Нет, не стоит.

Он постучал в дверь:

– Мойра, не возражаешь, если я загляну поговорить?

Тишина, затем щелчок лампы.

– Конечно, Ник, входи.

Бледно-желтые, словно первоцвет, в мягком сиянии прикроватного светильника, ее волосы разметались по подушке, словно сама весна. Голубые, как летние колокольчики, глаза взглянули на Хейза.

– У тебя все нормально, Ник?

– Да. – Он подтянул стул к кровати и сел. – Сегодня вечером я ходил прогуляться, и меня посетила идея. Идея театра-корабля.

– Да, Ник?

– Знаешь, столетия назад на Земле по фортам поселенцев разъезжали шарлатаны в крытых фургонах и устраивали так называемые медицинские спектакли. Сами представления были бесплатными и имели целью просто привлечь толпу, чтобы шарлатан мог продать свои чудодейственные микстуры. Потом изобрели подпространственный двигатель, народ повалил на другие планеты, и сейчас у нас здесь опять что-то вроде Дикого Запада. Колонисты расселились так быстро и так широко, что их невозможно обеспечить всем необходимым, в частности, лекарствами. Вот представь: мы с тобой купили старенький грузовоз, переоборудовали, чтобы жить в нем, установили сцену и набили трюм универсальными аптечками. Оставили от нашего шоу одни лишь «Проделки Мэри Лу» и вместо входных билетов продаем аптечки… А прибыль установим минимальную и не будем терзаться, что обманываем легковерных людей. Более того, мы будем им помогать. Само собой, никогда не разбогатеем, но на пристойную жизнь вполне хватит, и, хотя все время будем в пути, бездомными не окажемся, потому что наш дом всегда останется с нами… Что скажешь, Мойра?

– Зачем тебе это, Ник? – спросила она после долгого молчания.

Настало время солгать. У Хейза это вышло блистательно:

– Затем, что пришло время стряхнуть прошлое. Потому что хватит считать себя актером. Мне нужно измениться, кардинально измениться. Возможно, став лекарем, я обрету покой.

Мойра отвела взгляд, посмотрела на покрывало, на свои руки – довольно крупные, привыкшие к тяжелой работе, и все же полные изящества.

– По-моему, чудесная идея, Ник, – помолчав, ответила она.

– Вот и отлично. Побудем тут недельку, а потом махнем на Марс. В Больших Песках есть известный рынок подержанных кораблей, там и подберем что-нибудь подходящее. – Он встал. – Извини, что разбудил, просто не терпелось узнать, что ты скажешь.

– Все нормально, Ник. И, Ник…

– Да?

– Большие Пески недалеко от Новой Северной Дакоты. Может, у нас получится посетить ферму и… моих родных?

– А как же, непременно! Спокойной ночи, Мойра.

– Спокойной ночи.

V

Грузовоз, на котором в конечном итоге они остановили свой выбор, был просто старым корытом, однако ионный двигатель еще вполне тянул, а подпространственный коррелятор допотопной конструкции не уступал по эффективности современным аналогам. К тому же «Доктор Альберт Швейцер», как они окрестили корабль, мог управляться единственным пилотом, как все современные суда. И, что не менее важно, его нижняя палуба возвышалась над землей всего на пару метров и в сочетании с выдвижной погрузочной платформой могла отлично служить сценой.

Хейз попросил поменять шлюзы и установить более широкие, с увеличенным проемом. Агрегатная занимала почти всю заднюю часть нижнего грузового отсека, и все же там уместились три каюты, кладовка и две гримерные для Мойры и Хейза.

Мойра настаивала на том, чтобы написать на двери кладовки имя пса, поскольку Тряпка, как незаменимый член труппы, заслуживал по меньшей мере равных почестей.

Хейз поворчал, но уступил. Половину верхнего отсека он отвел под запасы продовольствия и аптечки, уже заказанные с Земли, а в другой половине разместил большую гостиную, просторную кухню и маленький кабинет. Из кают пилотов палубой выше получилась пара отличных спален. Как последний штрих, он заменил оставшиеся каюты винтовой лестницей, после чего отдал корабль в покраску и отправился с Мойрой подбирать мебель.

К этому времени капитал компании Хейза опасно уменьшился. Корабль они купили с отсрочкой платежа, взяв кредит у «Торгово-промышленного треста Больших Песков», однако за остальное рассчитывались наличными.

В результате мебельные запросы пришлось поумерить. Впрочем, это обернулось благом. Мойра оказалась мастерицей вдыхать новую жизнь в стулья, столы, кровати и даже бытовые приборы, так что даже самые дешевые и ветхие из покупок в конце концов обрели красивый и достойный вид. Мебелью она не ограничилась, и сами комнаты после отделки не уступали приличной двухуровневой квартире конца двадцатого века.

А пока шел ремонт, Мойра с Хейзом ходили в вечернюю школу и учились пилотировать звездолет.

Благодаря почти полной автоматизации кораблей вроде «Доктора Альберта Швейцера» космонавигация давно стала не сложнее вождения автомобиля в конце двадцатого века. Во многом даже проще, и уж точно она была сопряжена с меньшими рисками. И все же кое-какие азы будущим пилотам полагалось знать. Мойре с Хейзом пришлось в одиночку вывести тренировочный корабль на орбиту, после чего каждого отправили в пробный полет до Альфы Центавра-4 и обратно. Оба справились без происшествий и получили лицензии в один день.

Тем временем прибыли заказанные с Земли аптечки, их погрузили на «Доктора Альберта Швейцера», и больше ничто не держало Хейза с Мойрой в Больших Песках.

– Если мы собираемся навестить твое семейство, самое время съездить, – сказал Хейз вечером после ужина. – Как, ты говорила, называется твой родной городок?

Она убрала тарелки и включила посудомойку.

– Красная Картошка. Только это не городок, а деревня, причем махонькая. Однако рядом проходит оживленный аэробусный маршрут.

– Хорошо. Сегодня уложимся и утром отбудем.

– Ладно, – ответила она, не глядя на него.

– Что-то я не вижу энтузиазма.

– Ник, как ты думаешь, мы могли бы… могли бы притвориться… – начала она, глядя в плиту.

– Притвориться кем?

– Мужем и женой. В смысле, только пока гостим. Я… я знаю, ты обо мне никогда так не думал. Да и какое у меня право этого ожидать? Однако мама с папой начнут задавать вопросы и, вероятно, тревожиться. Так что… ради них – может, сделаем вид?

Хейз выглянул из иллюминатора в темноту. Среди нагромождения теней тут и там тускло вспыхивали пятнышки света, вдалеке ночная смена разбирала допотопный СБ-2. В расчеты Хейза никогда не входил брак. Но чем может навредить женитьба на Мойре?

Правда, он ее не любит. Но если на то пошло, он никогда никого не любил… разве что Лесли. Да и в любом случае брак теперь совсем не то, что когда-то. В любом контракте есть условие, что в первый год супруги могут разойтись без уважительной причины – если, конечно, еще не успели зачать ребенка. А «Двусторонний треугольник» пойдет на повторный показ куда раньше, чем через год.

– Я все продумал, да? – усмехнулся Хейз. – Только о самом важном забыл… Мойра, ты выйдешь за меня замуж?

В ее взгляде светилось обожание, почти как у пропадайки.

– Тебе совсем не обязательно это делать.

– Ну и что, я все равно предлагаю. Или я не заслуживаю ответа?

– Я та, что в отеле Последнего-из-Могикан каталась на фальшивой виноградной лозе… Забыл?

– А я пьяница, которого ты спасла от розовых слонов.

Годы словно упали с ее плеч. Высокая и стройная, юная и нежная – такой она была, наверное, когда давным-давно уезжала из Новой Северной Дакоты. Зонда Амазонская снова глядела с вершины дерева на бескрайний мир полными удивления голубыми глазами. Но ответила Хейзу не Зонда, а Мойра:

– Я не Лесли и никогда не смогу стать Лесли Лейк.

Однако Хейз стоял на своем:

– Я и не хочу, чтобы ты была ею. – Он взял девушку за плечи. – Найдем сегодня мирового судью и проведем медовый месяц в Новой Северной Дакоте.

Хейз замолк. Ему никогда не давались нежности. В реальной жизни просто не получалось сказать их с той же искренностью и легкостью, что на сцене.

– Уверен, милая, что нас ждет счастье.

И в тот же миг пропадайка, который совсем недавно дремал на диване в гостиной, материализовался между ними. Мойра рассмеялась, и все вдруг стало так, как и должно быть – Хейз держал в руках ее теплое желанное тело. Пес радостно скакал вокруг, гордый, как павлин, своей сообразительностью, и вращал хвостом, словно игрушечная ветряная мельница.

Новая Северная Дакота… Домашнее тепло холодными ночами и пологие волны красноватых холмов, катящиеся к горизонту под бледным марсианским небом. Толстые балки потолка и огонь в очаге с булькающим кофейником. Золотистая корочка маклуса на вертеле, коричневая подливка и тушеные бобы. Долгие вечера в гостиной перед телевизором, передачи с далекой Земли. Прогулки по охряным холмам и танцы в переполненном общинном зале – «пара налево, пара направо». Возвращение домой звездной морозной ночью с дружеской пирушки, полной радости и беззаботного веселья, и жемчужно-серый рассвет в уютной спальне под скатом крыши на толстенной пуховой перине. Увенчанный шпилем спичечный коробок старомодной церквушки под бескрайними лавандовыми небесами и мирный покой воскресного дня среди приятных людей.

Когда настало время уезжать, Хейз переживал почти как родители Мойры, а она сама расплакалась. Пес не плакал, но только потому, что не умел. Глубокая печаль в раскосых золотых глазах малыша не оставляла в этом сомнений.

Впрочем, ее хватило лишь до возвращения аэробусом в Большие Пески, когда мысли Хейза всецело поглотило пилотирование, а пса – исследование внутренностей корабля.

Осмотр он начал еще до поездки в Новую Северную Дакоту и теперь со всем рвением возобновил. Песика обуревало желание быть повсюду одновременно, и он то и дело телепортировался с палубы на палубу, из отсека в отсек, из каюты в каюту, и к Хейзу ненадолго вернулся страх, пережитый во время перелета с Чернозема на Гесем и оттуда на Марс: что пропадайка неправильно рассчитает расстояние и телепортируется за безопасные пределы корабля. Однако зверек никогда не ошибался. Очевидно, в придачу к безошибочному чувству направления он обладал столь же верным чувством расстояния.

Первой остановкой на маршруте медицинского шоу стало Златозернышко, девятая планета зеленой звезды Кастор. После таможенного досмотра в Равнинном космопорту первый из запланированных перелетов привел их в Одноножку. Сев на непаханое поле вблизи городка, Хейз настроился на местную короткую волну и стал читать подготовленный рекламный текст: «Сегодня перед вами выступят Николас Хейз, Зонда Амазонская и Чудо-пес в искрометной комедии «Проделки Мэри Лу»! ВХОД СВОБОДНЫЙ! Театр-корабль ждет всех и каждого в двух милях к югу от города, когда выглянут звезды. Спешите видеть, как Чудо-пес не дает соединиться пылким влюбленным! Как появляется откуда ни возьмись и крутит своим волшебным хвостом! Спешите, спешите, спешите! БЕСПЛАТНО! БЕСПЛАТНО! БЕСПЛАТНО!»

Если здесь не купятся на «бесплатно» – значит, не купятся ни на что.

Однако свободный вход сделал свое дело – а еще серые будни местных жителей. К урочному часу на лугу перед кораблем яблоку негде было упасть. Залитые звездным светом лица, скучные и угрюмые, все же смотрели с любопытством, а детские – еще и с нетерпением. Хейз включил софиты по краям выдвижной платформы и вышел из-за бордового пластибархатного занавеса, который пошила Мойра.

– Граждане Златозернышка, – обратился он к публике, – мы здесь не затем, чтобы выманить у вас заработанные тяжким трудом кредиты, а просто хотим помочь и развлечь. Купите вы одну из тех аптечек, что я сейчас покажу, или нет, я все равно приглашаю вас на представление, которое начнется сразу после этого.

Он повернулся к занавесу:

– Зонда?

Сверкнув в лучах рампы длинными ногами из-под леопардовой шкуры, Мойра вынесла на платформу столик, на котором лежали горкой несколько десятков аптечек. Верхнюю она передала Хейзу и тепло улыбнулась зрителям.

Хейз поднял аптечку на всеобщее обозрение и стал описывать ее содержимое.

– Ни одно из этих лекарств, разумеется, не панацея, – подвел он итог, – но действует точно, как я сказал. Препараты все нужные и должны быть в каждом доме. Цена такого набора – два кредита. Телесное благополучие вас и ваших детей наверняка стоит этой суммы!

Аптечки распродавались на удивление хорошо, и Зонде еще дважды пришлось подниматься за новыми. Мойра с Хейзом удалились за занавес, чтобы найти пса и подготовиться к представлению, в приподнятом настроении.

– Может, немного сбавить тон, как ты думаешь? – спросила она, надевая платье Мэри Лу. – Там полно детей.

– Мысль здравая. Буду поменьше распускать руки и воздержусь от плотоядных взглядов, а ты могла бы не покачивать бедрами, когда ходишь. Идет?

– Идет.

Даже в разбавленном виде «Проделки Мэри Лу» возымели большой успех. Более того, актеров умоляли сыграть на бис. Пришлось выступить со сценкой из их прошлых спектаклей, однако народ не спешил расходиться, надеясь на продолжение.

– Почему бы тебе не исполнить что-нибудь из собственного репертуара? – предложила Мойра.

– Да, пожалуй, как способ от них избавиться.

– Да нет, не для того. Ну как ты не понимаешь, Ник? Нужно позаботиться и о духовном их благе. Пенициллин ты уже продал, теперь продай пилюлю другого рода. А если не захотят глотать – заставь. Это твой долг перед ними, Ник. Твой долг перед самим собой!

Хейз задумчиво посмотрел на нее. Такие соображения даже не приходили ему в голову, но это могло сработать на образ, который он пытался создать.

– Ладно, попытаюсь, – согласился он.

Он вышел на сцену, и объявил, что прочтет монолог. Рассказал о том, что происходило в пьесе до того и что будет после, потом воздел руки и начал:

 
Что значит человек,
Когда его заветные желанья —
Еда да сон?
Животное – и все.
Наверно, тот, кто создал нас с понятьем
О будущем и прошлом, дивный дар
Вложил не с тем, чтоб разум гнил без пользы.
 

Пока он читал монолог из «Гамлета», звезды еще ярче проступили на небосводе, заливая светом приподнятые лица зрителей. Холодный вечерний воздух бодрил, одна из трех лун Златозернышка уже взошла и смотрела сверху, будто глаз телекамеры.

Оковы пали. «Камера» вновь передавала его точную копию в сотни миллионов гостиных, рождая прежнее возбуждающее чувство слияния со вселенской аудиторией. Его слова вознеслись до небес, звучными выверенными слогами раскатились среди звезд и продолжали парить там, чтобы слышал каждый, даже когда монолог подошел к концу, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь шелестом травы под ногами расходящихся в благоговении зрителей. И вот он, Николас Хейз, стоит на лугу совсем один, а свежий ветерок со стороны леса уносит его слова в беспредельность.

Хотя нет, не совсем один. Вышла на сцену и встала рядом Мойра, выполз из-за занавеса и свернулся у ног пес. Однако Хейз их едва замечал.

– Ты был великолепен, Ник, – нарушила тишину Мойра, – и наши зрители это поняли. Они никогда не забудут, как и я.

Чары развеялись.

– Холодает, – поежился Хейз. – Пошли внутрь.

VI

Из Одноножки они отправились в Разбитое Сердце, из Разбитого Сердца – в Кто не Успел тот Опоздал, из Кто-не-Успел-тот-Опоздал – в Зернышко-в-Кармане. Публика везде принимала тепло, и еще трижды им сопутствовал тот же успех, что в Одноножке. В конце каждого представления Хейз читал монолог и каждый раз ощущал все то же восторженное внимание и символическое удовлетворение.

Однако полного удовлетворения символы не дают, и он это сознавал. После Златозернышка труппа отбыла на Паш-ню-в-Небе, пятую планету голубой звезды Ахернар, и по одному вечеру отыграла в поселках Попурри, Закат, Зеркало Венеры, Будущее, Извилистая Река и Попрыгунчик Джек. Гастроль в последнем вылилась в случайное внимание прессы, на которое и ставил Хейз, рассчитывая привлечь его рано или поздно. Так вышло, что Махатма МакФадден, ведущий корреспондент специальной новостной службы Ай-Би-Эс, прилетел записать на пленку крестьянский свадебный обряд по обычаям Пашни-в-Небе, но как только услышал о медицинском шоу и прознал, что лекарь – не кто иной, как Николас Хейз, заснял и представление с «Проделками Мэри Лу». Также он заснял презентацию перед номером и монолог после.

Хейз разыграл карты ловко.

– Вряд ли мне нужна столь широкая известность, – замялся он, когда Махатма прибежал за сцену, размахивая договором.

– Можете говорить, что угодно, мистер Хейз, только вот этого не надо. Слыханное ли дело – актер, и не хочет известности!

– Я теперь не актер, а лекарь.

Махатма, худой жилистый человечек с голодным лицом и пронзительными карими глазками, зашелся от смеха.

– Медицина-шмедицина… Актер всегда останется актером, скажу я вам. Ваша проблема, мистер Хейз, – уязвленная гордость, вас ведь вышибли из гильдии… Подпишите вот здесь, и, возможно, когда эту запись просмотрят, вас даже пригласят обратно, как знать?

– Потому что я сбежал и стал лекарем? – хохотнул Хейз, подпустив в смешок ровно столько иронии, сколько требовалось для правдоподобия. – Даже если и пригласят, я не вернусь.

– Что ж, ладно. Взгляните на вопрос с другой стороны. Со временем сегодняшняя запись разойдется по приграничным мирам, и ее станут крутить в дешевых кинозалах и летних театрах – при условии, что вы подпишете эту бумагу. Мистер Хейз, вы хотите, чтобы здешние люди о вас узнали? Чтобы ждали вашего приезда? Так вот, поверьте, стоит им увидеть вас на этой пленке, и они будут ждать. А те, кто вас уже видел вживую, еще больше захотят увидеть снова. Известность еще никому не вредила, сами знаете.

– Думаю, он прав, Ник, – вмешалась Мойра.

– Еще как прав, – хмыкнул Махатма.

– М-м… – задумчиво протянул Хейз.

Битва была выиграна. Махатма вручил ему соглашение об отказе от претензий и снял колпачок с авторучки.

– Вот здесь, мистер Хейз, в графе «подпись правообладателя».

Два месяца спустя, когда Хейз, Мойра и пес гастролировали по Расти Сад, десятой планете белой звезды в системе Беты Возничего, в маленьком городке Ландыш их перехватила Нэнси Оукс, девушка-репортер из межпланетного журнала «Новая звезда».

Разыскав Хейза и «Доктора Альберта Швейцера» после представления, она сгорала от любопытства, ее диктофон был заряжен и готов записывать.

– Мистер Хейз, вы попросту обязаны позволить мне о вас написать! – воскликнула она. – Наши читатели это просто проглотят! Вот, разрешите показать несколько стереофотографий, я сделала их, когда вы выступали. Они попросту потрясающие!

Хейз просмотрел их со сдержанным любопытством. На одном из снимков он торговал аптечками, рядом была Мойра в леопардовой шкуре. На другом они с Мойрой сидели на диване, их разделял пес. На третьем Хейз стоял на залитой звездным светом сцене и читал монолог. Последний снимок вышел на редкость удачно – один из лучших снимков в его жизни.

Хейз вернул фотографии. Внезапно в гостиной материализовался пес и вскочил ему на колени.

Мисс Оукс ахнула.

– Боже! Как вы его так выдрессировали, мистер Хейз?

– Ничего особенного. Видите ли, это не обычный пес, а так называемый «пропадай»…

– Как? – Еле заметным щелчком журналистка включила диктофон. – Расскажите, что за «пропадай», мистер Хейз. Статья будет просто сенсационная!

Хейз рассказал.

– А теперь, – не унималась мисс Оукс, – просветите меня насчет вашего прошлого. Ну, и прошлого Зонды, конечно. Разумеется, я знаю, вы играли в главных ролях, но хотелось бы чего-то личного… мотивов, что побудили вас стать лекарем.

Хейз с притворной растерянностью взглянул на Мойру.

– А может, ну ее, эту статью?

– Ни за что, Ник.

Он снова повернулся к мисс Оукс:

– Ладно, похоже, не в наших силах противиться судьбе. Давайте ваши вопросы.

Журнал со статьей вышел через два месяца, но диск с копией номера догонял Хейза еще столько же. Статья начиналась с четырнадцатой страницы.

Он взглянул на заголовок: «Николас Хейз – доктор Швейцер космических дорог». Прочел аннотацию: «Опальный трагик одерживает победу над алкоголизмом, чтобы принести дары цивилизации нашим соседям в небе».

И отправил диск в корзину.

Следующим они посетили город под названием Дыханье Зимы. Под занавес шоу Хейз получил сообщение, что одна знакомая особа хочет увидеться и ждет в гостинице. Он прошел пешком лесами и полями под звездами, которых больше не замечал, по извилистой улочке, поднялся по скрипучим ступеням в обшарпанный вестибюль. С лестницы свернул в тусклый коридор. Номер комнаты был двести четыре.

Лесли встретила у двери.

– Ник, милый, ты замечательно выглядишь!

Он вошел и опустился на ближайший стул. Она села напротив.

– Наверное, ты уже догадался, что я приехала за тобой?

Ее глаза остались теми же. Светло-карие с искорками солнечного света. Волосы, все такие же черные, как ночь с блестками звезд, сияют даже в прозаичном свете лампы. Матовость кожи в треугольнике декольте, золото едва прикрывающей наготу юбки. Лесли, как всегда, отыгрывала свой час на сцене.

– А почему за мной не приехал сам Кинг?

– Потому что я попросила послать меня. Вполне уместный поступок, согласен? Только представь, Ник… мы с тобой пьем коктейли в «Вечере смеха» – совсем как в прежние времена. Устроим турне по всем уютным забегаловкам, куда раньше заходили поесть после шоу. Мы с тобой…

– Я женат, – напомнил Хейз.

– Ну и что? – рассмеялась она. – В наше время брак – это просто пшик. Быть в браке так старомодно. В Старом Нью-Йорке мы берем пример с мусульман. Говоришь три раза «Я с тобой развожусь» – и все.

– Вот как?

Она подалась вперед.

– Не играй со мной в благородство, Ник. Кого кого, а тебя я научилась читать между строк. Я тебе не Зонда Амазонская, а Лесли из «Вечера смеха». Ты стал лекарем вовсе не ради помощи жителям отдаленных миров, а ради себя самого – чтобы привлечь к себе внимание, вернуть милость Телетеатральной гильдии и лично Кристофера Кинга. Но главное – чтобы снова оказаться перед камерой и быть размноженным в сто миллионов раз.

Хейз смотрел в пол.

– Похоже, в гильдии я уже восстановлен. У Кинга есть для меня роль?

– Я знала: ты образумишься, милый. Конечно, есть, и не какая-нибудь, а роль Милтона Помфрета! Через месяц начинается повторный показ «Двустороннего треугольника», и контракт твоего дублера истечет до этого срока. Так что, милый Николас, дело только за тобой. К Зонде мое предложение, разумеется, не относится, потому как Мэри Лу по-прежнему я, да и потом сильно сомневаюсь, что она удовлетворит запросам Криса. – Она внезапно хихикнула. – Скажи, милый, а она правда каталась на виноградной лозе в баре Последнего-из-Могикан, как пишут в статье?

– Не твое дело! – буркнул Хейз.

– А тот дурацкий песик с хвостиком будто ветряная мельница? И где ты только его откопал? Честно, Ник, ты просто неописуем!

Хейз встал.

– Догадываюсь, что ты уже купила билеты.

– На «Большой восточный экспресс». Встречаемся завтра в Порту-всех-ветров в девять утра. Так что начинай собираться, милый. Времени мало.

– Вернусь через час, – бросил Хейз и вышел из номера. А дальше – по коридору, по лестнице вниз, за дверь, по извилистой улочке, лесами и лугами, опять полями – туда, где на фоне звезд возвышался темный столб корабля.

Мойра не спала, поджидая. У нее на коленях сладко посапывал пес. По ее лицу Хейз понял, что она уже все знает.

– Ты догадывалась, да? – спросил он.

– Не чувствуй себя виноватым, Ник. Я тоже хотела, чтобы тебя восстановили в гильдии.

Вопрос был запоздалым, но Хейз все равно спросил.

– Расстраиваешься?

– Какая разница. Я вернусь на Марс в Новую Северную Дакоту, там мое место.

– Я найму тебе в пару пилота. Одной лучше не лететь. Если найти хорошего покупателя, за «Швейцера» дадут больше, чем мы заплатили.

– Вот и славно. Будем с Тряпкой смотреть тебя по телевизору.

Хейз глянул вниз на маленькую серую голову и нелепые уши-оборвыши. Поднял глаза на стройную шею Мойры, где чуть заметно колотился пульс. Поднял взгляд еще выше и заметил предательский блеск сбежавшей слезинки. Отчаянно захотелось хоть что-то почувствовать, но не чувствовалось ничего, кроме желания исчезнуть.

– Прощай, Мойра. – Он повернулся, сбежал по винтовой лестнице и растворился в ночи.

VII

В Старом Нью-Йорке стояло лето. В Старом Нью-Йорке всегда лето. Хейз сидел с Лесли и Кингом в «Вечере смеха» и прихлебывал скучный кофе, пока те весело трещали за парой коктейлей: Ник это, Ник то, «О, Ник, как славно, что ты вернулся!». На репетициях «Треугольника» он без труда вошел в роль с того места, где из нее вышел, и порой, когда произносил реплики, думал о звездных ночах на Расти Сад и Пашне-в-Небе и о свежем дыхании девственных лесов, что овевало маленькую сцену.

Он не удивился, когда снова начал пить. Это был лишь вопрос времени. Запил по той же причине, что и прежде, только на сей раз знал, в чем она заключается. Правда, пользы от этого знания было мало. Что толку знать, что ты не способен любить никого, кроме себя самого, если эта неспособность неизлечима?

В ночь повторного показа желающие посмотреть представление переполнили амфитеатр и стояли на площади. Повторы вошли в традицию, а жители Старого Нью-Йорка ставили традиции превыше здравого смысла, который мог бы напомнить, что эту пьесу они уже видели по меньшей мере однажды – либо на премьере, либо в одном из множества театриков, где ее проигрывали в последние годы. Однако они не прислушивались к голосу разума и хлынули сюда, бросаясь в волны тиражированной культуры, как стадо леммингов.

– Ну и как тебе быть снова в деле, лекарь? – спросила Лесли, когда перед первой сценой они с Хейзом шли на свои места. – Приятно, что через пару секунд тебя размножат в миллионы раз и ты больше не будешь одинок?

Хейз не ответил. Интересно, Мойра сейчас смотрит телевизор? – подумал он. – А пес? Тут занавес поднялся, навелись камеры, и все мысли о девушке и собаке вылетели из головы. Сидя за столом, он говорил подозрительной жене, которая солнечным днем в конце рабочей недели заявилась к нему в офис:

– Как видишь, моя дорогая Гленда, здесь никто не сидит у меня на коленях, не прячется в шкафах с бумагами и не глазеет на тебя тайком из-за двери кафетерия.

Дальше действие покатилось своим чередом. Лесли в роли мнительной Гленды отвечала, что пришла не пересчитывать его секретарш, а напомнить о сегодняшнем обеде у Крофтонов. Неплохо бы ему отказаться от привычного коктейля по дороге домой и приехать пораньше, чтобы хоть раз в жизни спокойно собраться, а не носиться, как бешеный, пытаясь одновременно побриться, принять душ и одеться.

Тут в офис с жеманным видом входит сногсшибательная рыженькая и сообщает Хейзу-Помфрету, что его ждут в зале для совещаний, после чего оба уходят со сцены.

Гленда мгновение яростно глядит вслед, затем берет телефонную трубку и звонит специалисту по коррекции внешности. Говорит, что желает сделать и зачем, после чего набирает другой номер и говорит с фонетистом.

В следующей сцене она появляется уже как восхитительная Мэри Лу Джонсон, претендентка на должность личного помощника собственного мужа. Сюжет набирает обороты. Помфрет приглашает новую секретаршу на ланч. Ведет обедать. Наконец назначает свидание и потом заглядывает на огонек. Они сидят бок о бок на диване в ее гостиной. Мэри Лу придвигается ближе.

– Спорю, дома у тебя ничего похожего, – говорит она, надувая губки для «первого» поцелуя.

– Милая, – отвечает Помфрет, – будь у меня дома такое, меня бы силком за порог не вытянули.

Она прижимается к нему.

– Что ж, докажи.

– Ладно, – говорит он, обнимая ее.

Звонок в дверь.

– Проклятье! – в сердцах восклицает Мэри Лу и выходит из комнаты.

Ее голос слышен за сценой. Она громко пререкается с коммивояжером, который пытается продать книгу под названием «Почему никогда не следует доверять своему мужу». Чтобы избавиться от надоеды, Мэри Лу заявляет, что все мужья достойны доверия, а потому книга – сплошная ложь.

Все пять минут этого разбирательства Хейз-Помфрет нервно расхаживает по сцене и строит смешные мины, изображая муки совести мужа, который тщетно пытается сбросить чары прилипчивой любовницы. По возвращении Мэри Лу он снова садится на диван рядом с ней.

– Чтоб его, этого торгаша! – бурчит она. – Люди уже уединиться не могут!

Снова хочет прижаться к Помфрету, который раскрыл объятия… – и внезапно с визгом вскакивает!

Не в силах сдвинуться с места, Хейз растерянно смотрел на маленькое нечто, лежащее рядом с ним.

Гладкая шерстка цвета утреннего тумана. Оборвыши-уши словно пара старых тряпок, которыми в барах протирают столы. Остекленевшие выкаченные глаза еще хранят намек на золото, что прежде светилось любовью и обожанием.

Кровь хлопьями замерзла на некогда плутоватой мордашке, затих хвостик с белой кисточкой на конце. Звездочка посреди лба больше не сияет.

Хейз поднял тельце на руки. Глаза застили слезы.

– Под диван его, живо! – шепотом скомандовала Лесли. – Сейчас твоя реплика!

Хейз не слушал.

– Зачем, малыш? – плакал он. – Ну зачем ты это сделал? Ты же знал, это… это как утес – зачем ты прыгнул? Такая высота… сорок миллионов миль. Сорок миллионов миль!

– Какого черта, Ник! – яростно прошипела Лесли. – Избавься от этой гадости и давай реплику!

Хейз встал с дивана, прижимая к себе мертвого пса, и пошел со сцены прочь.

Амфитеатр наполнился ропотом удивленных голосов, за пеленой слез мерцали тысячи лиц.

Не было больше Лесли.

Не было Шалтая-Болтая Хейза.

Шалтай-Болтай умер сотней миллионов смертей.

В коридоре возле гримерки его нагнал Кинг.

– Ник, вернись! Шоу все еще можно спасти! Кто-то из работников сцены сыграл грязную шутку… всего-то.

Хейз не остановился.

– Ник, выйдешь за эту дверь, больше в нее не войдешь! Клянусь!

Хейз пошел дальше.

Снаружи оказалось совсем не так уж плохо. Снаружи можно было разглядеть Марс. Почти в перигее, он висел в небе, словно оранжевый уличный фонарь. Сквозь слезы Хейз видел красноватые равнины с волнами охряных холмов, видел спичечный коробок церквушки с торчащим шпилем. Взгляд упал на крошечное тельце в руках. «Сорок миллионов миль, – подумал Хейз. – Сорок миллионов миль!»

В звездном свете дом казался добрым великаном из дерева с внимательными глазами-окнами. Мойра встретила у двери.