Текст книги "Время не властно"

Автор книги: Роберт Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

Благодаря этому внезапному мощному движению, угол выставленного вперед меча Аратиса Хьюна резко изменился, и он не успел исправить положение. В результате могучего рывка Закнафейна оружие едва не вылетело из пальцев ассасина.

Закнафейн мог бы отпустить меч врага, отшвырнуть прочь. Такое движение освободило бы его собственный поднимавшийся нижний клинок для внезапного резкого выпада, и он смог бы рубануть по незащищенному правому боку Аратиса Хьюна.

Ассасин понял это и уже начал разворачивать корпус, чтобы защититься.

Но Закнафейн не стал отбрасывать этот меч: вместо этого он сдвинул свой до самого эфеса вражеского клинка, поймал и развернул его острием от себя и вверх при помощи собственного меча, так, что тот превратился в копье. И это копье устремилось прямо в лицо наемнику.

Оставшийся у Аратиса Хьюна меч взлетел, преградил путь этому «копью» и отбросил его в сторону, но следом на него яростно набросился сам Закнафейн, направив на врага оба клинка.

Аратис Хьюн парировал его выпады один раз, второй, третий, и всякий раз ему приходилось отступать; казалось, он безнадежно проигрывает и находится на краю гибели.

«Слишком просто», – беззвучно произнес Закнафейн в качестве предупреждения самому себе. Вместо того чтобы выбрать очевидный путь и наступать, мастер оружия, повинуясь инстинкту, отскочил в сторону. Коснувшись ногами земли, он едва не рассмеялся: оказалось, что хитрый наемник набросал на его предполагаемом пути проволочных «ежей»!

Аратис Хьюн, ничуть не смущенный неудачей своего маневра, бросился к валявшемуся на камнях клинку и подхватил его как раз в тот момент, когда приблизился Закнафейн.

– Сколько еще трюков у тебя в запасе?! – выкрикнул Закнафейн, блестяще действуя мечами под разными углами и заставляя Аратиса Хьюна снова перейти к обороне. Вопрос его прозвучал как насмешка, потому что к этому моменту оба дроу понимали, что Аратис Хьюн не выдержит поединка на мечах с Закнафейном.

– Сражаюсь как могу, – огрызнулся Аратис Хьюн, продолжая парировать выпады противника, чтобы не дать задеть себя. – Ты меня разочаровал… – хотел было добавить наемник, но смолк, издал какой-то неопределенный звук и, оттолкнувшись от пола, подпрыгнул.

Закнафейн же, напротив, внезапно упал на одно колено и опустил свой правый меч, которым пытался рубить врага. Аратис Хьюн подогнул ноги и таким образом избежал страшного удара. Он вовремя сделал движение вниз мечом, который держал в правой руке, чтобы парировать второй рубящий выпад, нанесенный с тыльной стороны руки. Затем Хьюн поднял правый меч и взмахнул им горизонтально перед собой, чтобы отразить выпад второго клинка Закнафейна. Острие было направлено ему прямо в грудь.

Итак, благодаря тактике Закнафейна, Аратису Хьюну пришлось дважды парировать выпады противника одним и тем же клинком, и поэтому он вынужден был немного отставить назад левую ногу, чтобы не потерять равновесия.

Закнафейн, увидев в этом свое преимущество, не собирался его упускать; он наступал, направляя атаки преимущественно на правую часть тела противника. Тем самым он заставил Аратиса Хьюна выставить правую ногу вперед и обороняться практически исключительно правым мечом.

Понимая, что его поставили в невыгодное положение, наемник, в подражание Закнафейну, ответил маневром с падением и поворотом, одновременно вызвав сферу тьмы, которая накрыла обоих противников.

Закнафейн заметил первый разворот Аратиса Хьюна как раз перед тем, как наступила абсолютная тьма, и не стал медлить. Он подпрыгнул вверх и вперед, совершил сальто над пригнувшимся противником и в полете развернул тело так, чтобы приземлиться прямо за спиной наемника, опустившегося на колени.

Еще не успев коснуться ногами земли, Закнафейн понял, что победа на его стороне. Он угадал верно: Аратис Хьюн упал на колени, а поскольку наемник не стал поднимать вверх клинки, чтобы помешать Закнафейну, сейчас он был беспомощен.

Однако в тот миг, когда Закнафейн очутился на земле, тьма неожиданно рассеялась.

Он решил, что это дело рук Аратиса Хьюна, впрочем, сейчас это не имело значения: в темноте или на свету, наемник стоял на коленях, смотрел в противоположную сторону, отчаянно возился с клинками, чтобы выставить их назад, остриями вверх.

Но было слишком поздно.

Сферу непроницаемой тьмы уничтожил не Аратис Хьюн. Это сделал Джарлакс. Закнафейн заметил командира в стороне, в том месте, где туннель поворачивал; он стоял, направив на противников два волшебных жезла.

В следующую секунду полумрак сменился магическим светом, невыносимо ярким, жгучим, слепящим.

Закнафейн прорычал что-то и хотел атаковать врага, несмотря на ослепительный свет; он твердо намерен был покончить с этим.

Все-таки он заметил какое-то мерцание в воздухе перед собой как раз в тот миг, когда острие его меча врезалось в барьер – невидимый, но прочный, словно каменная стена. Он нахмурился. Начал вращать вторым мечом, описывая более широкую дугу, собираясь обогнуть магическую стену сбоку, но снова ударил лишь невидимый барьер, преграду, созданную из пустоты.

Судя по выражению лица Аратиса Хьюна, тот решил, что Джарлакс пришел на помощь ему, он подпрыгнул, развернулся вокруг своей оси и сделал мощный колющий выпад, целясь в лицо Закнафейну.

Но его меч, в свою очередь, наткнулся на невидимую стену, которую Джарлакс установил между противниками.

– Вы оба пытаетесь меня обокрасть, – с упреком заметил Джарлакс. – А это для меня категорически неприемлемо.

– Обокрасть? – одновременно переспросили Закнафейн и Аратис Хьюн, затем взглянули друг на друга сквозь стеклянную стену и нахмурились.

– Каждый из вас, стремясь убить другого, пытается лишить меня ценной вещи, – продолжал Джарлакс.

– Ты нам не хозяин… – начал было возражать Закнафейн.

– Здесь, за пределами Мензоберранзана, я ваш хозяин, а вы мои рабы, – быстро перебил его Джарлакс. – Я избавил вас обоих от жалкого, убогого существования, которое вы влачили, в обмен на безусловную преданность. Мы заключили сделку, только и всего. Никогда. Не забывайте. Об этом!

Закнафейн прежде не слышал, чтобы Джарлакс разговаривал с ним в подобном тоне, и ему это совершенно не понравилось. Он сердито уставился на главу наемников, мысленно измеряя разделявшее их расстояние и прикидывая, успеет ли он преодолеть это расстояние прежде, чем хитроумный дроу пустит в ход очередной трюк из своего неисчерпаемого арсенала.

– Я не вижу поблизости ни жрицу, ни мага, которые могли бы наслать на вас безумие. Поэтому не будет ли кто-нибудь из вас так любезен и не объяснит, почему два моих самых ценных помощника из кожи вон лезут, чтобы убить друг друга?

– Я не терплю бессмысленных убийств, – заговорил Закнафейн.

– Он представляет гораздо меньшую ценность, чем тебе кажется, – одновременно с мастером оружия произнес Аратис Хьюн. – Он глупец, каких поискать, и рано или поздно доставит тебе… доставит нам большие неприятности.

– Именно Закнафейн отправился в Дом Заувирр, когда нас с тобой взяли в плен, – напомнил ему Джарлакс.

– И именно Закнафейн собирается отпустить на свободу этих рабов-хафлингов, – возразил Аратис Хьюн. – Чтобы они прикончили нас во сне или отправились на поверхность и потом привели сюда своих сородичей!

Джарлакс несколько мгновений пристально смотрел на Аратиса Хьюна, обдумывая его слова, затем бросил подозрительный взгляд на Закнафейна:

– Это правда?

– Я не потерплю убийства беззащитных разумных существ, – повторил Закнафейн.

– Убийства? – презрительно фыркнул Аратис Хьюн. – Это же рабы! Иблиты! Мусор, никчемные твари с поверхности. Они сами себя приговорили к смерти, когда сунулись в Подземье. Прикончив их быстро, мы лишь окажем им услугу.

– Я не терплю рабства, – сказал Закнафейн.

– В Мензоберранзане полно рабов! – возмущенно воскликнул Аратис Хьюн, но Джарлакс, подняв руку, велел ему замолчать.

– Ты вполне охотно убиваешь жриц, – произнес Джарлакс скорее утвердительным, чем вопросительным тоном.

– Жрицы Ллос сами себя прокляли, когда сделали свой выбор! Они должны нести ответственность за свои злодеяния, за последствия этого гнусного выбора! – прорычал мастер оружия.

– И все же ты каждую ночь валяешься с одной из них, – резко произнес Аратис Хьюн, и снова Джарлакс жестом остановил помощника, заодно окинув его суровым взглядом.

Разумеется, эта реплика нисколько не задела Закнафейна. В конце концов, он никогда не спал со жрицами Ллос по собственной воле.

– Разве эти хафлинги не решили сами собственную судьбу, когда пришли в Подземье? – спросил Джарлакс.

– Ты же не знаешь, как они сюда попали, – возразил Закнафейн. – Что более вероятно, по твоему мнению? Что они по собственной воле явились в страну, в которой им угрожают бесчисленные опасности? Думаю, они прекрасно понимают, что соваться сюда не следует! Скорее всего, какой-нибудь работорговец похитил их из родной деревни в Верхнем Мире и приволок сюда! Выглядят они вовсе не как банда искателей приключений, которые могли бы самостоятельно проделать такой далекий путь и забраться так глубоко под землю.

– Допустим. Этого мы не знаем и никогда не узнаем. Так чего же ты сейчас от меня хочешь? – обратился Джарлакс к Закнафейну и добавил, обернувшись к Аратису Хьюну: – И ты?

– Освободи их, – сказал Закнафейн.

– Убей их, – одновременно произнес Аратис Хьюн.

– Освободить их, а что дальше? – спросил Джарлакс.

– Или, по крайней мере, отведи их в Мензоберранзан и продай! – настаивал Аратис Хьюн.

– Они не выживут в этих туннелях, – продолжал Джарлакс, обращаясь к Закнафейну.

– Значит, мы проводим их обратно к выходу на поверхность и там отпустим, – заявил Закнафейн.

Джарлакс фыркнул, а Аратис Хьюн поперхнулся… затем рассмеялся вслух, настолько абсурдным показалось ему это предложение.

– У нас нет времени на такой крюк, – покачал головой Джарлакс. – Нам нужно доставить трофей Верховной Матери Бэнр.

– Которая будет недовольна, узнав, что мы отпустили довольно ценных рабов, – вставил Аратис Хьюн. – Рабов, которых Джарлакс может продать с большой выгодой.

– Значит, я их покупаю, – объявил Закнафейн.

Эти слова заставили Джарлакса улыбнуться.

– Ты просто придурок! – заорал Аратис Хьюн, но Закнафейн даже не дал себе труда обернуться. Ассасин дышал и говорил лишь потому, что Джарлакс помешал Закнафейну прикончить его, и сейчас слова его были словами мертвеца.

– Забирай в качестве платы мою долю денег, которые мы получим за выполнение этого задания, – обратился Закнафейн к Джарлаксу. – Отдай пленников мне и покажи, как выйти на поверхность.

Аратис Хьюн открыл рот, чтобы что-то сказать, но Джарлакс опередил его. Видимо, магический барьер рассеялся, потому что глава Бреган Д’эрт подошел к Закнафейну и остановился напротив него.

– Ты даже не знаешь, сколько денег тебе за это заплатят, – сказал он мастеру оружия.

– Думаю, хватит, чтобы купить несколько тощих хафлингов. – Закнафейн расправил плечи и взглянул прямо в глаза другу, затем добавил очень тихо: – Я сыграл свою роль и сделал то, что от меня требовалось.

– Должен признать, ты сделал даже больше.

– Тогда позволь мне поступить так, как я хочу. Забирай себе мою долю в обмен на хафлингов и покажи дорогу к выходу на поверхность, чтобы я смог их освободить.

– И что потом?

– Потом я вернусь в Мензоберранзан, не менее довольный результатами этой экспедиции, чем Джарлакс.

Джарлакс посмотрел на Аратиса Хьюна:

– Разделим между собой его долю?

Наемник рассмеялся и кивнул.

– А теперь вы двое должны пообещать мне, что больше не попытаетесь меня обокрасть. Вы понимаете, что я имею в виду, – подчеркнул командир.

Оба проворчали что-то, и эти звуки лишь весьма отдаленно походили на подтверждение или обещание. Но большего и не следовало ожидать в необитаемых пещерах Подземья, и для Джарлакса этого оказалось вполне достаточно.

Спустя некоторое время Джарлакс, Аратис Хьюн и трое бывших воинов Дома Заувирр шагали в сторону Мензоберранзана; лидер наемников нес в мешке голову Матери Шиивы Заувирр. Джарлакс не раз ловил на себе пристальные взгляды Аратиса Хьюна; он прекрасно понимал, какие чувства испытывает его лейтенант. До сегодняшнего дня Аратис Хьюн был его заместителем и пользовался его безоговорочным доверием и непререкаемым авторитетом среди членов маленькой шайки. Но сейчас он боялся, что Закнафейн угрожает его положению.

Джарлакс улыбнулся. Он понимал, что опасения Аратиса Хьюна небезосновательны. И не только потому, что Закнафейн был искусен в обращении с оружием, не только потому, что он в одиночку отправился заканчивать миссию, когда Джарлакс и Аратис Хьюн выбыли из игры.

Многие члены Бреган Д’эрт повели бы себя точно так же, хотя ни один из них, разумеется, не сумел бы превзойти Закнафейна в поединке.

Но нет, не поэтому Джарлакс сейчас решил, что Закнафейн займет место его ближайшего помощника.

Он решил так потому, что Закнафейн отказался убивать тех хафлингов.

Он решил так потому, что Закнафейн проявил милосердие.

А сам он, Джарлакс, как поступил бы на месте мастера оружия: хватило бы у него смелости заступиться за беспомощных маленьких рабов?

Он улыбнулся про себя еще шире.

И улыбнулся буквально до ушей, когда Закнафейн вошел в «Гниющий миконид» меньше чем через десять дней после того, как Джарлакс доставил Верховной Матери Бэнр голову жертвы и устроил трех новых членов Бреган Д’эрт в их казармах. Со дня возвращения лидер наемников каждый день приходил в таверну, сидел в общем зале, наблюдал и ждал.

Он даже не попытался скрыть своего удовлетворения и радости, когда Закнафейн подошел к его столу.

Мастер оружия взялся за спинку стула, чтобы отодвинуть его от стола, но замер, уставившись на своего командира.

Джарлакс не сразу догадался о причине смущения воина, но затем все понял и провел ладонью по зажившей, но совершенно лысой голове. На черепе не осталось ни малейшего шрама, ни бугорка, словно эта совершенной формы голова только что вышла из-под резца лучшего скульптора Мензоберранзана.

– Мне идет, правда?

Закнафейн фыркнул, вздохнул и со скептическим видом покачал головой, но затем снизошел:

– Все лучше, чем эти дурацкие волосы.

Усевшись за столик, он спросил с таким лицом, словно эта мысль только что пришла ему в голову:

– Можно?

– Я приберег этот самый стул для тебя, – гостеприимно ответил Джарлакс и ослепительно улыбнулся.

Закнафейн снова вздохнул.

– Хотя я не был уверен, что ты вернешься сюда, – продолжал Джарлакс. – Ты проводил своих хафлингов?

– Да, я привел их в один из верхних туннелей, в конце которого виднелся солнечный свет.

Джарлакс с удивлением посмотрел на друга и лукаво улыбнулся.

– Но почему ты вернулся?

Вопрос, судя по всему, застиг Закнафейна врасплох, и он, немного запинаясь, пробормотал:

– А куда мне еще было идти?

Джарлакс лишь кивнул и оставил этот вопрос без ответа. Он рад был снова видеть мастера оружия.

И в то же время он был немного разочарован.

* * *

Вопрос Джарлакса вертелся в голове у Закнафейна, пока он шел в Дом До’Урден, и еще много дней после возвращения. Он увидел лучи солнца, которое освещало Верхний Мир, и, хотя свет этот был неприятен для его глаз, знакомых лишь с тусклым свечением лишайников и полумраком Подземья, чужой мир манил его к себе.

Да, ему приходила в голову мысль добраться до конца туннеля, выйти на поверхность, оставить Мензоберранзан далеко позади – навсегда.

Но как бы приняли его там, где обитали многочисленные эльфы, где ни одна раса не питала любви к дроу?

И еще он знал, что Мэлис пришла бы за ним при поддержке Правящего Совета, потому что такую ересь – отступничество – не стали бы терпеть в обществе фанатиков Ллос.

Закнафейн вернулся в Мензоберранзан, не будучи уверенным в правильности своего выбора. И еще он знал: это путешествие было его последним шансом покинуть мир дроу.

Он боялся, что будет сожалеть о принятом решении всю оставшуюся жизнь.

Этот страх имел под собой реальные основания.

Часть 4
Самоотверженность?

Где заканчивается отдельная личность и начинается нечто иное – сообщество?

На первый взгляд может показаться, что это простой вопрос, ответ на который очевиден, но со временем я понял, что это одна из самых сложных проблем. И самая неотложная – я должен решить ее немедленно, если хочу найти истинный смысл собственной жизни. Кроме того, если взглянуть шире, этот вопрос определяет сущность, характер общества, а возможно, и саму длительность его существования – так или иначе.

Если бы я шел по дороге и увидел тонущего в пруду эльфа, человека, дворфа, дроу и у меня с собой имелась бы веревка, разумеется, я бросил бы ее несчастному и вытащил бы его на берег.

Но это не самоотверженный поступок.

Возможно, меня назвали бы героем за спасение утопающего.

Но это не героический поступок.

Нет, это просто поступок, которого ожидаешь от существа, достойного жить в цивилизованном обществе. Любой, кто не остановится, чтобы помочь утопающему в подобной ситуации, заслуживает по меньшей мере осуждения и изгнания из этого общества.

Если бы я шел по дороге и увидел существо, тонущее в пруду, но при себе у меня не было бы веревки, я прыгнул бы в воду, поплыл и попытался бы спасти утопающего.

Это поступок более самоотверженный, он подразумевают некоторую, хотя и небольшую, опасность для спасателя.

Сделался бы я героем в таком случае или нет?

Некоторые назвали бы меня героем, но для меня это слово не имело бы никакого значения. Потому что я сделал бы в этом случае только то, чего ожидаю от своего ближнего – если окажусь на месте утопающего.

Вот что делает общество сильнее индивидуума.

Предположим, человек, дроу, дворф или хафлинг тонет в озере, в котором, как всем известно, водятся хищные панцирные рыбы. Предположим, на него даже напало такое существо. Предположим, что озеро кишит ими, что голодные зубастые твари плавают вокруг.

В какой момент моя попытка спасти утопающего становится героической? В какой момент мои действия дают мне полное право называться героем?

И в какой момент я запрещу своим ближним прыгать в смертоносное озеро, кишащее хищными рыбами, чтобы попытаться меня спасти?

А я уверен в том, что такой момент наступит. Есть точка, в которой ответственность перед собой перевешивает, и должна перевесить, ответственность перед обществом.

Но где она находится?

Думаю, немногие специально задумывались над этой дилеммой, но с подобным вопросом каждому из нас приходится сталкиваться в жизни постоянно, каждый день. Где заканчивается ответственность перед самим собой и начинается более широкая, глобальная ответственность перед обществом?

Допустим, я – ловкий охотник, мне сопутствует удача, и я наполнил кладовые запасами на зиму. Правильно ли, справедливо ли будет, если я позволю своим соседям голодать? Поделившись с соседями, я получу лишь скудное питание, проведу зиму, полную лишений, но благополучно доживу до весны. Разумеется, мой долг – спасти от голодной смерти неудачливого охотника!

Меня удивляет, сколько людей и других разумных существ, встреченных мною, ответили бы «нет» на этот вопрос. Они сказали бы, что не стоит терпеть резь в животе ради спасения жизни соседа, они оправдали бы себя за такое решение, обвинив неловкого охотника в его неудачах.

Я снова привожу крайность в качестве примера, но этот пример все же близок к повседневной жизни, к ежедневному выбору, с которым мы сталкиваемся в реальности, к выбору, который является ничуть не менее важным. В чем заключается твоя ответственность, помимо ответственности за собственную жизнь? Перед спутником жизни, перед детьми, братьями, родителями, более дальними родственниками, соседями, незнакомцами?

Мне кажется, ответы на эти вопросы определяют тебя как личность больше, чем какие-либо другие твои поступки.

Законы королевства или другого государства пытаются очертить четкие рамки ответственности в повседневной жизни своих граждан. Например, в поселении Одинокий Лес, входящем в союз Десяти Городов, удачливый охотник обязан делиться со всеми согражданами пищей один раз в день, а избыток также делится поровну между всеми жителями Одинокого Леса. Но в Дуган Холе, тоже одном из Десяти Городов Долины Ледяного Ветра, те, кому не удалось запасти провизию на зиму, обречены голодать. А те, кто сумел настрелять достаточно дичи и наловить рыбы, будут защищать свою добычу ценой собственной жизни, даже если запасы их слишком велики и большая часть продуктов испортится к тому моменту, когда в тундру придет весна.

Никто из жителей Дуган Хола не пытается изменить эти обычаи, не пытается преобразовать жестокие нравы людей, оправдывающих первобытный «закон джунглей». Разумеется, есть люди в Брин-Шандере, главном из Десяти Городов, которые приветствовали бы перемены, поскольку голодающие обитатели селений, расположенных по берегам озера Красные Воды, неизбежно ищут помощи у ворот столицы.

Я предпочитаю Одинокий Лес, как и мои друзья, потому что теперь помощь ближнему приносит мне больше всего удовлетворения, а значит, это почти эгоизм!

В Брин-Шандере живет одна старая женщина, которая подбирает бездомных кошек и собак и приводит к себе домой. Она посвящает им свои дни, кормит, стрижет, ласкает, дрессирует своих зверей и неустанно пытается найти им новых хозяев среди жителей города.

Она настолько предана своему делу, что ест очень мало и почти не спит. Однажды я спросил ее, неужели она готова пожертвовать лишним часом сна для того, чтобы отправиться искать пропавшего кота.

– За каждый час, который я отдаю отдыху, может умереть беззащитное, ни в чем не повинное маленькое существо, – сказала она мне.

Люди Брин-Шандера считают ее сумасшедшей; честно говоря, сначала я сам сомневался в том, что она адекватно воспринимает реальность и правильно расставляет приоритеты. До того дня, пока не поговорил с ней; но теперь я считаю ее одним из самых разумных, добрых и самоотверженных людей, с которыми я имел удовольствие познакомиться. Тепло ее сердца тронуло меня, и я понял, что она улыбается искренне. Для нее, слабой, больной, бедной старой женщины, забота о бездомных животных – призвание, цель жизни, способ сделать этот мир лучше.

Никогда я не встречал аристократов, которые улыбались бы так искренне, как она.

И теперь я вижу себя в некотором роде похожим на ту старую женщину, особенно после обучения в монастыре. Самыми серьезными уроками, полученными в общине монахов, было, во-первых, осознание того, как мало мне в действительности нужно, и, во-вторых, новый образ мыслей, который позволяет избежать ловушек алчности, склонности к приобретению и накоплению богатств.

Богач думает, что владеет своими богатствами, в то время как сам принадлежит им.

Богатая женщина может вызвать у кого-то зависть, но, в то время как зависть окружающих приносит ей удовлетворение, эта демонстрация богатства вызывает ожесточение близких.

Некоторые люди измеряют богатство в золоте.

Другие измеряют его в слезах родных и близких, пролитых на похоронах.

Я отлично понимаю и с презрением осознаю, что мои взгляды разделяют не все мои знакомые – о, это далеко не так. Дуган Хол – весьма популярное место. Дома, опустевшие в результате бегства от суровых законов, вскоре снова заполнятся людьми, которые будут ворчать из-за высоких налогов и десятины, людьми, готовыми начать войну с любым, кто потребует у них хотя бы одну медную монету.

«Если ты не можешь раздобыть себе пропитание, значит, ты не имеешь права жить», – таково всеобщее кредо. Так говорят жители этого города, да и всех поселений вокруг озера Красные Воды.

Таков «этический спектр» разумных существ – от полного эгоизма до полной самоотверженности.

Мой друг Бренор – один из богатейших королей этой области. Родственные общины дворфов, от Долины Ледяного Ветра до Серебристых Болот и Гаунтлгрима в холмах Крагс, после окончания войн оказались обладателями несметных сокровищ и огромной власти. Сокровищнице самого Бренора могут позавидовать самые высокопоставленные лорды Глубоководья.

Обязан ли Бренор в таком случае распахнуть свои ворота перед всеми, кто придет просить у него милостыню? Насколько далеко простирается ответственность того, кто приобрел так много? Дальше, чем ответственность крестьянина или башмачника? Если фермер накопил дюжину серебряных монет и отдает одну из них бедняку, встреченному на рынке, то должен ли Бренор, у которого в сотни тысяч раз больше монет, раздать серебро сотням тысяч нуждающихся?

Или он должен отдать намного больше, потому что он уже получил все, что только можно приобрести за деньги, в том числе личную безопасность? Подобно драконам, великие властители Севера владеют грудами сокровищ, которые они не могут даже надеяться истратить за свою жизнь; такие деньги не истратят даже их дети, даже внуки и правнуки. Человеку, у которого есть десять серебряных монет, расставание с одной принесет меньше ущерба, чем расставание с медяком – человеку, владеющему лишь десятью медными монетами. А если забрать слиток золота у женщины, имеющей десять золотых слитков, это, в свою очередь, не причинит благополучию ее семьи такой урон, как десятина, наложенная на человека с десятью серебряными монетами.

Это правило соблюдается и для богачей. Чем больше у тебя есть, тем меньше тебе нужно, и, когда удовлетворены основные насущные потребности, роскошь превращается в излишество, а приобретение не приносит настоящей радости.

Мензоберранзан в чем-то схож с Дуган Холом. Ненасытную алчность верховных матерей не удовлетворят даже горы золота, украшений и драгоценных камней. В Мензоберранзане богатство дает власть, а власть – это все. Кроме того, богатство – это символ высокого положения, которое значит еще больше, чем власть. Потому что высокое положение порождает зависть, а для дроу моей родины зависть других – одна из величайших радостей жизни.

Такая жизненная философия представляется мне нелепой.

Нищий у ворот Дома Бэнр будет убит или обращен в рабство.

Нищий у ворот Гаунтлгрима получит горячий обед и постель.

Вот почему король Бренор – мой друг.

Дзирт До’Урден