Текст книги "Вспомни, что будет"

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

17

– Алло?

Приятный женский голос.

– А… Алло, это… это доктор Томпкинс?

– Я вас слушаю.

– А… здравствуйте. Вас беспокоит… Джейк Горовиц. Вы, наверное, помните, из ЦЕРНа?

Джейк сам не знал, что ожидал услышать в ответ. Слова любви? Радость оттого, что он позвонил первым? Удивление? Но ни одна из этих эмоций не прозвучала в голосе Карли.

– Да? – сказала она спокойно.

И все. Просто «да».

У Джейкоба екнуло сердце. Может быть, ему стоило повесить трубку и отойти от телефона. Никому от этого хуже не стало бы. Если Ллойд прав, рано или поздно они с Карли встретятся и будут вместе. Но он не мог заставить себя сделать это.

– Извините… за беспокойство, – запинаясь, произнес Джейк.

Он никогда не умел разговаривать по телефону с женщинами. На самом деле в последний раз он звонил девушке по такому поводу, когда заканчивал школу. Тогда он набрался храбрости, чтобы позвонить Джулии Коэн и назначить ей свидание. К звонку он готовился несколько дней и до сих пор помнил, как дрожала у него рука, когда набирал ее номер. Он звонил с аппарата, стоявшего в подвале, и слышал, как наверху ходит старший брат, как скрипят половицы у него под ногами – ну просто будто капитан Ахав [42]42
  Капитан Ахав – герой знаменитого романа Германа Мелвилла «Моби Дик». (Прим. перев.)


[Закрыть]расхаживал по палубе. Джейк ужасно боялся, что Дэвид спустится в подвал и услышит, как он говорит по телефону.

Трубку снял отец Джулии и сказал, чтобы она подошла к другому телефону. Он не прикрыл трубку рукой, и Джейк услышал, как грубо он говорит с дочерью. Он сам ни за что не стал бы так относиться к Джулии. Но вот она сняла трубку, а ее отец положил, и Джулия пропела своим чудесным голосом: «Алло?» – «А-а-а… Привет, Джулия. Это Джейк. Ну, знаешь, Джейк Горовиц». Молчание. «Мы вместе ходим на историю Америки», – «Да?» – произнесла Джулия таким тоном, словно он попросил ее назвать последнюю цифру числа пи. «Я вот тут подумал, – пробормотал Джейк, стараясь говорить как можно небрежнее, как будто от этого разговора не зависела вся его жизнь, будто его сердце не готово было выскочить из груди. – Я вот тут подумал, не захочешь ли ты… ну, куда-нибудь сходить со мной… может быть, в субботу… ну, то есть, конечно, если ты свободна». И снова молчание. Он вспомнил, что когда он был маленький, из телефонной трубки доносилось потрескивание статических разрядов. Жаль, что теперь не было слышно этого треска. «Может, в кино», – произнес он, чтобы нарушить эту гробовую тишину. Еще несколько ударов сердца, а потом: «С чего это ты взял, что я захочу с тобой куда-то пойти?»

У него все поплыло перед глазами, засосало под ложечкой, ему вдруг стало тяжело дышать. Он не помнил, что сказал после этого, но как-то оторвался от телефона, сдержал слезы, а потом просто сидел в подвале и слушал, как наверху ходит старший брат.

Это было последний раз, когда он звонил девушке, чтобы назначить свидание. О нет, он не был девственником. Всего за пятьдесят долларов он излечился от этой болезни как-то ночью в Нью-Йорке. Потом он чувствовал себя ужасно. Он казался себе дешевым и грязным. Но он знал, что в один прекрасный день встретит женщину, с которой ему захочется быть рядом. И пусть не хватает опыта в сексе, то хотя бы не опростоволосится.

И вот теперь, теперь все шло к тому, что ему все же предстоит встретиться с женщиной – с Карли Томпкинс. Если он правильно помнит, то она была красивой, с темно-русыми волосами и зелеными… или серыми глазами. Ему нравилось смотреть на нее, нравилось слушать ее выступления на конференции Американского физического общества. Но отчетливо вспомнить ее он не мог. Да, у нее были веснушки на носу и щеках, но не так много, как у него. Вряд ли эти веснушки ему померещились…

Холодное «да?» Карли все еще звенело у Джейка в ушах. Наверняка она догадалась, зачем он звонит. Наверняка она…

– Мы будем вместе, – выдавил Джейк, понимая, насколько глупо это звучит. – Через двадцать лет мы будем вместе.

– Наверное, – немного помолчав, ответила Карли.

Джейк вдруг почувствовал невероятное облегчение. Он боялся, что она откажется от своего видения.

– И я подумал, – сказал он. – Я подумал… Может быть, нам стоит познакомиться поближе. Ну, например, сходить куда-нибудь выпить кофе.

Его сердце часто билось, у него сосало под ложечкой. Ему снова было семнадцать.

– Джейкоб, – начала Карли.

«Джейкоб». Она назвала его полным именем. Когда тебя так называют, ничего хорошего ждать не приходится. Сейчас она поставит его на место: «Джейкоб, с чего это вы взяли, что я захочу…»

– Джейкоб, – продолжила Карли. – Вообще-то я кое с кем встречаюсь.

«Ну естественно, – подумал Джейк. – Конечно, она с кем-то встречается. Темноволосая красавица с такими очаровательными веснушками. Ясное дело».

– Простите, – пробормотал он. – Очень жаль.

Он хотел извиниться за то, что побеспокоил ее, но на самом деле ему было ужасно жаль, что она с кем-то встречается.

– Кроме того, – заметила Карли, – я в Ванкувере, а вы в Швейцарии.

– На этой неделе я буду в Сиэтле. Здесь у меня аспирантура, я занимаюсь компьютерным моделированием неоднородных мультипроцессорных реакций, и ЦЕРН посылает меня в «Майкрософт» на семинар. И я мог бы… В общем, понимаете, я подумал, что мог бы прилететь в Америку на день-другой раньше… через Ванкувер. У меня куча бонусов за частые полеты, мне это ничего не будет стоить.

– Когда? – спросила Карли.

– Я… Я могу быть в Ванкувере уже послезавтра. – Ему стало немного легче. – Семинар начинается в четверг. В мире, конечно, кризис, но у «Майкрософта» все по плану.

«По крайней мере, пока», – подумал Джейк.

– Хорошо, – сказала Карли.

– Хорошо?

– Хорошо. Приезжайте ко мне на работу, если хотите. Буду рада встретиться с вами.

– А как же ваш парень?

– Кто сказал, что это парень?

– О… – Пауза. – О!

Но тут он услышал смех Карли.

– Я просто пошутила. Да, парень. Его зовут Боб. Но это не так уж серьезно и…

– Да.

– И мне тоже кажется, что мы просто должны познакомиться поближе.

Джейк был страшно рад тому, что улыбку от уха до уха по телефону увидеть невозможно. Они с Карли договорились о времени встречи, попрощались, и он повесил трубку.

Сердце у него, казалось, вот-вот выскочит из груди. Он всегда знал, что когда-нибудь встретит ту самую женщину, он никогда не переставал надеяться. Он не подарит ей цветов – ему ни за что не удастся пронести цветы через таможню. Нет, он привезет ей что-нибудь ужасно неполезное из «Шоколада Мишель». В конце концов, Швейцария была страной шоколада.

Хотя при его везении Карли могла страдать диабетом.

Младший брат Тео Димитриос снимал квартиру с тремя другими студентами в пригороде Афин, но когда Тео пришел к нему поздно вечером, Димитриос был дома один.

Дим изучал европейскую литературу в Национальном Каподистрийском университете Афин. Он с детства мечтал стать писателем. Читать и писать Дим научился еще до того, как пошел в школу, и непрерывно стучал по клавишам домашнего компьютера: сочинял рассказы. Тео несколько лет назад обещал перенести все рассказы брата с дискет на лазерные диски – ведь домашних компьютеров с дисководами для дискет уже не производили, а вот в ЦЕРНе такие компьютеры кое-где еще сохранились. Тео подумал, не предложить ли брату снова свои услуги, но не знал, что лучше: чтобы Дим думал, что он просто забыл о своем обещании, или чтобы понял, что его братец за столько лет не нашел трех минут, чтобы обратиться с просьбой к кому-нибудь из компьютерного отдела.

Дим был в синих джинсах (ретро!) и желтой футболке с логотипом «Анахайм» – популярного американского телесериала. Даже старшекурсники, изучающие европейскую литературу, порой попадали под влияние американской поп-культуры.

– Здравствуй, Дим, – сказал Тео.

Раньше он никогда не обнимал младшего брата, но сейчас ему ужасно захотелось это сделать. Мысли о собственной смерти вдруг пробудили братские чувства. Но Дим наверняка не понял бы, что означают эти объятия. Их отец Константин особой сентиментальностью не отличался. Правда, перебрав узо, он мог ущипнуть официантку за задницу, но ему даже в голову не приходило ласково потрепать сыновей по голове.

– Привет, Тео, – произнес Димитриос таким тоном, словно они расстались только вчера, и посторонился, чтобы дать брату войти.

Квартира выглядела именно так, как может выглядеть жилище четырех парней, которым чуть-чуть за двадцать. Жуткий бардак. Кругом брошенная как попало одежда, на столе – коробки от фастфуда и куча всяких электронных игрушек, в том числе стереосистема класса «hi-end» и игровые приставки с эффектом виртуальной реальности.

Приятно было снова говорить по-гречески. Тео просто осточертели английский и французский: первый – многословием, а второй – резкими, неприятными звуками.

– Как поживаешь? – улыбнулся Тео. – Как дела в школе?

– Ты хотел спросить: «Как дела в университете?»

Тео кивнул. Для него самого после средней школы сразу началась учеба в университете, а брата-гуманитария он по-прежнему считал школьником. Но возможно, оговорка была не случайной. Все-таки их разделяли восемь лет – время немалое, но все же недостаточное для того, чтобы между ними совсем не осталось братского соперничества.

– Прости. Как дела в университете?

– Все нормально. – Димитриос встретился взглядом с Тео. – Один из моих преподавателей погиб во время Флэшфорварда, а одному из моих лучших друзей пришлось бросить учебу и уехать. Теперь он ухаживает за искалеченными родителями.

Сказать на это было нечего.

– Прости, – произнес Тео. – Этого никто не предвидел.

Дим кивнул и отвел глаза.

– У мамы с папой уже был?

– Еще нет. Позже зайду.

– Им, между прочим, нелегко пришлось. Все соседи знают, что ты работаешь в ЦЕРНе. «Мой сын – ученый, – всегда с гордостью говорил отец. – Мой мальчик – новый Эйнштейн». – Димитриос немного помолчал. – Больше он так не говорит. Им с матерью стыдно в глаза смотреть тем, кто потерял близких.

– Прости, – в который раз повторил Тео.

Он снова обвел взглядом комнату, в которой царил студенческий беспорядок, пытаясь найти хоть что-нибудь, на что можно было бы перевести разговор.

– Пить хочешь? – спросил Димитриос. – Пива? Минеральной воды?

– Нет, спасибо.

Несколько минут Димитриос молчал. Потом пошел в гостиную. Тео – за ним. Дим сбросил с дивана на пол одежду и листки бумаги и сел. Тео нашел стул, не слишком заваленный вещами, и тоже сел.

– Ты уничтожил мою жизнь, – сказал Димитриос, посмотрев в глаза Тео. И тут же отвел взгляд. – Я хочу, чтобы ты это знал.

У Тео душа ушла в пятки.

– Как?

– Эти… эти видения. Проклятье, Тео, разве ты не знаешь, как это трудно каждый день пялиться на клавиатуру? Не понимаешь, как легко опустить руки?

– Но ведь ты потрясающий писатель, Дим. Я читал твои работы. У тебя поразительное чувство языка. То твое сочинение о Крите, где ты провел лето… Как здорово ты описал Кносский дворец!

– Это все не имеет значения. Все это чепуха. Не понимаешь? Через двадцать один год я не стану знаменитостью. У меня ничего не выйдет. Через двадцать один год я буду работать в ресторане, буду подавать туристам сувлаки и цацики. [43]43
  Сувлаки – небольшие шашлыки на деревянных шпажках; цацики – холодный соус-закуска из йогурта, свежего огурца и чеснока. Сувлаки и цацики – типичные блюда греческой кухни. (Прим. ред.)


[Закрыть]

– Может быть, это был сон? Может быть, тебе это приснилось в две тысячи тридцатом году?

– Я нашел этот ресторан. Он возле Башни ветров, – покачал головой Дим. – Познакомился с менеджером. Он там тоже будет работать через двадцать один год. Он меня узнал, и я его – по видениям.

– Многие писатели не зарабатывают на жизнь литературным трудом. Ты это знаешь, – попытался успокоить брата Тео.

– Но многим ли удается продержаться, если они год за годом не будут мечтать о том, что в один прекрасный день могут проснуться знаменитыми?

– Не знаю. Никогда об этом не задумывался.

– Художником движет вперед мечта. Ты только подумай, сколько актеров, пробивающих себе дорогу, отказались от своей мечты сегодня – прямо сейчас, – так как видения показали им, что у них ничего не выйдет? Сколько художников на парижских улицах на этой неделе выбросили свои палитры, поняв, что даже через два десятка лет будут прозябать в безвестности? Сколько рок-групп, репетирующих в родительских гаражах, распалось? Вы отняли мечту у миллионов людей. Некоторым повезло – в будущем они спали. И потому что они спали, их мечты не разбились вдребезги.

– Я… я как-то не думал об этом с такой точки зрения.

– Конечно не думал. Ты так одержим желанием выяснить, кто тебя убил, что просто не способен ясно мыслить. Но у меня для тебя новость, Тео. Не только ты погибнешь в две тысячи тридцатом году. Я тоже погибну. Официант в дорогущем ресторане для туристов! Я погибну, как и миллионы других людей. И убил их ты. Ты убил их надежды, их мечты, их будущее.

18

День восьмой. Вторник, 28 апреля 2009 года

Джейк и Карли Томпсон могли встретиться в TRIUMF, но решили этого не делать. Встречу они назначили в книжном супермаркете «Чаптерс» на окраине Ванкувера, в Бернаби. В этом магазине почти половина торговых площадей по-прежнему была отдана настоящим печатным изданиям: бестселлерам Стивена Кинга, Джона Гришэма и Койота Рольфа. Но остальную часть площади магазина занимали табло с перечнем названий книг, копии которых можно было заказать. На печатание копии книги уходило всего пятнадцать минут, причем ее могли снабдить как бумажной обложкой, так и качественным дорогим переплетом. Кроме того, можно было заказать книги с крупным шрифтом и переводы с двадцати четырех языков, сделанные с помощью компьютерных словарей. На это уходило всего несколько дополнительных минут. И естественно, никаких книг, которых не было бы в наличии.

Уже двадцать лет в книжных супермаркетах существовали кафе. Кому-то пришла в голову блестящая мысль: дать возможность людям попить кофе в приятной обстановке, пока печатаются заказанные ими книги. Джейк приехал в «Чаптерс» пораньше, зашел в кафе «Старбакс», заказал себе чашку суматранского кофе без кофеина и нашел свободное место за столиком.

Карли пришла на десять минут позже назначенного времени. На ней был длинный плащ фирмы «Лондон фог» с туго затянутым поясом, синие брюки и туфли на низком каблуке. Увидев ее, Джейк встал, чтобы поздороваться. Глядя на приближавшуюся Карли, он с удивлением обнаружил, что она не такая хорошенькая, какой он ее запомнил.

Но это была она. Мгновение они пристально смотрели друг на друга. Он гадал – да и она, наверное, тоже, – как следует приветствовать человека, с которым, как ты точно знаешь, у тебя в один прекрасный день произойдет сексуальная близость. Они уже были знакомы. Джейку случалось встречаться с людьми, которых он знал значительно хуже, и при встрече он целовал их в щеку – или они его. Особенно во Франции, конечно. Но Карли положила конец его сомнениям. Она протянула ему правую руку. Джейк натянуто улыбнулся и ответил на рукопожатие. Рука у Карли была твердая, кожа прохладная на ощупь.

Подошел работник «Чаптерс» и спросил у Карли, что она желает заказать. Джейк помнил, что когда-то в «Старбаксе» посетителей обслуживали только за стойкой, но должен же был кто-то принести вам книгу, когда она будет готова. Карли заказала большую чашку «Эфиопия Сидамо».

Она открыла сумочку, чтобы вытащить бумажник. Джейк украдкой заглянул в ее сумочку. В кафе курить было запрещено. Во всех ресторанах Северной Америки и даже в Париже эти правила постепенно вступали в силу. Но он обрадовался, не заметив в сумочке пачки сигарет. Он сам не знал, как повел бы себя, окажись Карли курильщицей.

– Итак, – начала Карли.

Джейк вымученно улыбнулся. Положение было щекотливое. Он знал, как она выглядит без одежды. Хотя конечно… конечно, двадцать лет спустя. Сейчас она была почти его ровесницей – двадцать два – двадцать три года. Через два десятка лет ей будет слегка за сорок. Хорошо сохранившаяся женщина, далеко не старуха. И все же…

Двадцать лет спустя она будет хороша собой, но сейчас – еще миловиднее. Наверняка…

Да, да, страх, волнение и напряженность никуда не делись.

Конечно, она тоже видела его обнаженным двадцать лет спустя. Джейк знал, как она будет выглядеть: ее каштановые волосы сохранят естественный цвет – возможно, она будет их подкрашивать. Соски винного цвета и очаровательные созвездия веснушек на груди. А он? Каким станет он через двадцать лет? Он и сейчас не был атлетом. А вдруг он растолстеет? Вдруг у него поседеют волосы на груди?

Возможно, нынешняя холодность Карли объясняется тем, каким она его увидела в будущем. Он не мог обещать, что станет делать зарядку или заниматься на тренажерах, что накачает мускулы. Он ничего не мог обещать. И Карли знала, как он будет выглядеть в 2030 году, хотя сам он этого не знал.

– Приятно снова вас увидеть, – сказал Джейк, стараясь говорить спокойно, с теплотой в голосе.

– Мне тоже, – улыбнулась Карли.

– Что?

– Ничего.

– Нет, пожалуйста. Скажите.

Карли опять улыбнулась и опустила глаза.

– Я просто представила нас обнаженными.

– Я тоже, – с неловкой усмешкой произнес Джейк.

– Как странно, – смущенно улыбнулась Карли и добавила: – Послушайте, я никогда ни с кем не ложусь в постель на первом свидании, то есть…

Джейк поднял руки.

– Я тоже, – отозвался он.

Карли опять улыбнулась. Пожалуй, она все же была красавицей.

Сайт «Проект „Мозаика“» не просто раскрывал будущее отдельных людей. Он мог также сказать очень многое о будущем правительств разных стран, компаний и организаций, в том числе и ЦЕРНа.

По всей видимости, к 2022 году команда ученых ЦЕРНа под руководством Тео и Ллойда должна была создать принципиально новый физический прибор: тахион-тардионный коллайдер. Тахионы [44]44
  Тахионы – гипотетические частицы, экспериментально пока не обнаружены. (Прим. ред.)


[Закрыть]были частицами, всегда перемещавшимися быстрее скорости света в вакууме. Чем большей энергией они обладали, тем ближе к скорости света была скорость их движения. По мере уменьшения их энергии скорость частиц возрастала – почти до бесконечности.

Тардионы, [45]45
  Тардионы – общее название частиц, движущихся медленнее скорости света (в противоположность тахионам). Все тардионы обладают положительной массой покоя. (Прим. ред.)


[Закрыть]с другой стороны, представляли собой обычную материю: они перемещались со скоростью ниже скорости света. Чем выше энергетический заряд тардиона, тем быстрее он перемещается. Но, как говорил старина Эйнштейн, чем быстрее перемещается тардион, тем больше становится его масса. Ускорители элементарных частиц, такие как Большой адронный коллайдер ЦЕРНа, работали за счет наделения тардионов высокой энергией. Тардионы разгонялись до высоких скоростей и сталкивались между собой, высвобождая при этом всю свою энергию. Такие ускорители были гигантскими.

Но представьте себе, что вы возьмете обычный тардион – например, протон, – который удерживает на месте магнитное поле, и заставите тахион столкнуться с ним. Для того чтобы разогнать тахион до нужной скорости, вам не потребуется огромный ускоритель: тахион и так летит со сверхсветовой скоростью. Ваша забота – убедиться в том, чтобы тахион столкнулся с тардионом.

Вот так и родился тахион-тардионный коллайдер – ТТК.

Ему не был нужен туннель двадцать семь километров в окружности, как у БАК.

Для его строительства не требовались миллиарды долларов.

Для его обслуживания не требовались тысячи людей.

ТТК был размером с большую микроволновку. Первые модели, собранные к 2030 году, стоили около сорока миллионов американских долларов, и в мире их было всего девять. Однако было предсказано, что со временем они подешевеют, причем настолько, что у каждого университета будет собственный ТТК.

Для ЦЕРНа последствия создания ТТК стали разрушительными. Более двух тысяч восьмисот сотрудников было уволено. Пострадали также города Сен-Жени и Туари. Около тысячи домов и квартир в одночасье опустели: жильцы, арендовавшие это жилье, уехали. БАК, по всей видимости, еще действовал, но пользовались им редко. Гораздо проще было проводить эксперименты на ТТК.

– Вы же понимаете, что это чистое безумие, – заявила Карли Томпкинс, сделав глоток эфиопского кофе.

Джейк Горовиц удивленно поднял брови.

– То, что произошло в этом видении… – смущенно потупилась Карли, – в этом была страсть. Это случилось не между людьми, которые прожили вместе двадцать лет.

– Я не хотел бы, чтобы эта страсть угасла, – пожал плечами Джейк. – Люди могут любить друг друга и спустя десятилетия.

– Не так. Не срывая друг с друга одежду на рабочем месте.

– Как знать, – нахмурился Джейк.

Карли немного помолчала, а потом неожиданно спросила:

– Не хотите зайти ко мне? Ну… просто кофе попьем.

Они сидели в кафе и пили кофе, поэтому в ее предложении было не слишком много смысла. Сердце Джейка бешено забилось.

– Конечно, – пролепетал он. – Это было бы замечательно.

19

Еще один вечер в квартире Ллойда. Митико и Ллойд молча сидели на диване.

Ллойд в задумчивости поджал губы. Что его останавливало? Почему он передумал жениться на этой женщине? Ведь он любил ее. Так почему не мог просто забыть о своем видении? В конце концов, так поступили миллионы: для подавляющего большинства людей идея неизменимого будущего была абсурдной. Такое они видели сто раз в телешоу и фильмах: Джимми Стюарт понимает, как прекрасна жизнь, увидев, как мир живет без него. [46]46
  Имеется в виду фильм «Эта замечательная жизнь» (1946). Герой, которого играет американский актер Джеймс Стюарт, подумывает о самоубийстве, и Небеса посылают ему на выручку ангела Кларенса – молодого, неопытного, еще даже не заслужившего крылья. Он получит крылья, если спасет героя. (Прим. ред.)


[Закрыть]Супермен, [47]47
  Возможно, автор имеет в виду Кларка Кента – героя известного американского научно-фантастического телесериала «Тайны Смолвиля». (Прим. ред.)


[Закрыть]разгневанный смертью Лоис Лейн, летит вокруг Земли на такой скорости, что она начинает вращаться в обратную сторону, и это позволяет ему вернуться в прошлое и спасти девушку. Цезарь, сын шимпанзе-ученых Зиры и Корнелиуса, [48]48
  Персонажи фильма «Планета обезьян». (Прим. перев.)


[Закрыть]выводит мир на дорогу межвидового братства в надежде избежать ядерного холокоста.

Даже ученые рассуждали понятиями случайной эволюции. Стивен Джей Гулд, [49]49
  Стивен Джей Гулд (1941–2002) – американский палеонтолог, биолог-эволюционист и популяризатор науки. (Прим. перев.)


[Закрыть]воспользовавшись метафорой из фильма с Джимми Стюартом, сказал миру: если вы сможете перемотать клубок времени, все, несомненно, пойдет по-другому и в конце появятся не люди, а кто-то иной.

Но Гулд не был физиком. То, что он предлагал в качестве мысленного эксперимента, было невозможно. Самое лучшее, что можно было сделать, – это, так сказать, «проехать» и забыть все, что случилось во время Флэшфорварда. Передвинуть значок «сейчас» на другое мгновение. Время было фиксировано. Отснятая кинопленка лежала в коробке. Будущее не являлось работой, находящейся в процессе выполнения. Нет, оно было завершенным трудом, и сколько бы раз Стивен Джей Гулд ни смотрел фильм «Эта замечательная жизнь», Кларенс все равно получит свои крылья…

Ллойд погладил волосы Митико, гадая, что начертано выше этого среза в пространстве-времени.

Джейк лежал на спине, положив руку под голову. Карли лежала рядом и гладила волоски у него на груди. Они были обнажены.

– Знаешь, – сказала Карли, – у нас просто потрясающий шанс.

– О? – удивленно поднял брови Джейк.

– Многим ли парам в наше время это дано? Гарантия, что они будут вместе через двадцать лет! И не просто вместе, а по-прежнему страстно…

Она умолкла. Одно дело – обсуждать будущее, но совсем другое – произнести слово «влюблены».

Некоторое время они лежали молча.

– У тебя никого нет? – наконец тихо спросила Карли. – В Женеве?

– Нет, – покачал головой Джейк и, сглотнув, набрался храбрости и спросил: – А вот у тебя кто-то есть? Твой парень, Боб.

– Прости, – вздохнула Карли. – Я понимаю: нет ничего хуже, чем начинать отношения с вранья. Я… видишь ли, ведь я ничего о тебе не знала. А мужчины-физики – они такие бабники. Да-да, честное слово. Представляешь, я иногда на конференции надеваю старенькое обручальное кольцо. Нет никакого Боба. Я сказала тебе, что он есть, только для того, чтобы было проще уйти, если бы что-то пошло не так.

Джейк не знал, обижаться ему или нет. Однажды, когда ему было лет шестнадцать-семнадцать, он разговаривал с подружкой своего двоюродного брата Хоуи. Был июльский вечер. На лужайке перед домом родителей Хоуи устроили барбекю. Было темно. Подружка Хоуи первая завела разговор с Джейком, заметив, что он смотрит на звезды. Она не знала ни одного названия звезд и была потрясена, когда он показал ей Полярную звезду, три угла Летнего Треугольника – Вегу, Денеб и Альтаир. Джейк решил показать девушке Кассиопею, но это созвездие – большое W в небе, – которое проще всего найти, если ты с ним знаком, в ту ночь увидеть было трудно: оно наполовину спряталось за высокими деревьями. И тогда Джейк предложил: «Давай перейдем на другую сторону улицы, и ты увидишь Кассиопею». Улица была тихая, в это время на ней не было машин, лишь освещенные дома.

Девушка посмотрела на Джейка и сказала: «Нет».

В первый момент он даже не понял, в чем дело. Но тут же догадался. Она решила, что он затащит ее в кусты и попытается изнасиловать. Он ужасно обиделся и возмутился. Как она могла подумать такое – ведь он был кузеном Хоуи! А еще ему стало грустно. Он подумал: бедные женщины, им постоянно нужно быть начеку, вечно всего бояться и искать пути к отступлению.

Джейк тогда только пожал плечами и отошел от подружки Хоуи. Он был потрясен и просто не знал, что сказать. Вскоре набежали тучи и закрыли звезды.

– О-о-о, – протянул Джейк. Он не знал, что еще сказать Карли в ответ на ее заявление, что она солгала насчет Боба.

– Прости. Женщина должна быть осторожна, – пожала плечами Карли.

Джейк никогда не задумывался о браке и даже о постоянных отношениях, но… но… какой подарок судьбы! Красивая, умная женщина, его коллега. И они были соединены и вооружены знанием о том, что через двадцать лет все еще будут вместе и будут счастливы.

– К которому часу тебе завтра на работу? – спросил Джейк.

– Я, пожалуй, отпрошусь. Скажу, что приболела, – ответила Карли.

Джейк повернулся к ней лицом.

Димитриос Прокопидес сидел на диване, посреди извечного беспорядка, уставившись в стену. Он размышлял об этом уже два дня: со времени визита старшего брата Тео. И ему не было легче оттого, что тысячи людей – а может, и миллионы – решали ту же самую дилемму.

Проще простого… Он купил в аптеке снотворное и без особого труда нашел в Интернете информацию о том, какая доза этого лекарства нужна для того, чтобы расстаться с жизнью. При его весе (семьдесят пять килограммов) семнадцати таблеток должно хватить. Двадцати двух хватило бы наверняка, а если бы он принял тридцать, то у него началась бы рвота, и тогда все старания пошли бы прахом.

Да, он мог это сделать. И это было бы безболезненно. Он просто погрузился бы в глубокий сон, который продлится вечно.

Однако существовала «Уловка-22» [50]50
  Роман Джозефа Хеллера «Уловка-22» – один из самых блистательных образцов полуабсурдистского, фантасмагорического произведения. (Прим. ред.)


[Закрыть]– один из немногих американских романов, которые он прочел и благодаря которому познакомился с этим понятием. Совершив самоубийство – он не боялся этого слова, – он мог доказать, что его будущее не предначертано. В конце концов, не только в собственном видении, но и в видении менеджера ресторана двадцать лет спустя он был жив. Значит, если он убьет себя сегодня – если прямо сейчас проглотит эти таблетки, – то со всей решительностью продемонстрирует всем, что будущее можно изменить. Но это станет чем-то вроде пирровой победы над римлянами в Гераклее и Аскулуме – победы, до сих пор носящей имя этого полководца, победы, добытой ужасной ценой. Потому что если он, Дим, сможет совершить самоубийство, то будущее, которое нагнало на него такую тоску, не неизбежно – но тогда его уже не будет на свете и он не сумеет осуществить свою мечту.

Возможно, существовали более легкие способы проверить реальность будущего. Он мог бы выколоть себе глаз, отрубить руку, сделать татуировку на лице. Что угодно, лишь бы его облик радикально отличался от того, каким другие люди видели его в своих видениях.

Но нет. Это не сработает.

Не сработает, потому что все это непостоянно. Татуировку можно удалить, отрезанную руку заменить протезом, в пустую глазницу вставить стеклянный глаз.

Нет. Стеклянного глаза у него быть не могло: в собственном видении он лицезрел этот треклятый ресторан нормальным, стереоскопическим зрением. Стало быть, выколоть глаз было бы убедительным тестом невозможности изменить будущее.

Вот только…

…вот только протезирование и генетика постоянно двигались вперед. Как знать, а вдруг два десятилетия спустя ему смогут клонировать глаз или руку? И кто мог утверждать, что он откажется от такого шанса, чтобы исправить увечье, ставшее результатом ошибки молодости?

Его брату Тео отчаянно хотелось верить, что будущее не фиксировано. А вот напарник Тео – этот высокий малый, канадец – как там его? Симкоу, вот как. Симкоу говорил в корне противоположное. Дим видел передачу по телевизору и понял, что его будущее высечено на камне.

А если будущее высечено на камне, если Диму не суждено стать знаменитым писателем, то он не хотел больше жить. Слова были его единственной любовью, его единственной страстью и, честно говоря, его единственным талантом. В математике он был дуб дубом (как трудно ему было учиться следом за Тео в одних и тех же школах, где учителя ожидали от него таких же успехов в точных науках), он не блистал ни в одном виде спорта, не умел ни петь, ни рисовать, и с компьютером у него были сложные отношения.

Конечно, если в будущем он впал бы в тоску, то мог бы покончить с собой позже.

Но, по всей видимости, он этого не сделал.

Да, не сделал. Дни и недели пролетают, как птицы; человек не всегда замечает, что его жизнь не движется вперед, что в ней нет прогресса, что она не такая, о какой он всегда мечтал.

Да, в такуюжизнь погрузиться легко. В такую пустую жизнь, какая предстала перед ним в видении. Легко, если позволишь ей день за днем затягивать себя в трясину.

Но он получил подарок: прозрение. Этот малый, Симкоу, говорил о жизни как об отснятом фильме. Вот только киномеханик вставил в проектор не ту катушку и понял, что ошибся, только через две минуты. Произошел резкий скачок, перенос из сегодняшнего дня в далекое завтра, а потом – возвращение назад. Это было совсем не то же самое, что жизнь, разворачивающаяся кадр за кадром. Теперь Дим ясно видел, что его ожидает совсем не такая жизнь, какая ему хотелась бы. Он, подающий мусаку [51]51
  Мусака – греческое блюдо из мяса и овощей, уложенных рядами. (Прим. перев.)


[Закрыть]и зажигающий огонь в сковороде для приготовления саганаки, [52]52
  Саганаки – греческие пирожки с сыром. Иногда их готовят способом фламбирования – наливают в сковородку немного алкоголя и поджигают. (Прим. перев.)


[Закрыть]– этотон был уже мертв.

Дим снова посмотрел на пузырек с таблетками. Он понимал, что огромное число людей сейчас размышляют о будущем, о том, стоит ли жить дальше, зная, что им сулит далекое завтра.

Если бы хоть один из этих людей покончил с собой, это, вне всяких сомнений, доказало бы, что будущее можно изменить. Наверняка ему не одному приходила в голову такая мысль. И наверняка многие ждали, чтобы кто-то сделал это первым. Они ждали сообщений в Интернете: «Мужчина, которого другие видели в 2030 году, найден мертвым»; «Самоубийство доказывает неопределенность будущего».

Дим опять взял пластиковую баночку янтарного цвета, сжал ее в кулаке, покачал, послушал, как постукивают внутри таблетки.

Как легко просто нажать на колпачок – вот так, как сейчас, отвинтить его и высыпать таблетки на ладонь.

«Какого они цвета?» – подумал Дим. Вот ведь глупость. Он помышлял покончить с собой, но при этом не знал, какого цвета потенциальное орудие самоубийства. Он отвинтил колпачок. Под ним лежал комок ваты. Дим приподнял его.