Текст книги "Властелин суда"

Автор книги: Роберт Дугони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

11

Юридическая корпорация «Фостер и Бейн», Сан-Франциско

Тина взяла из рук Слоуна листок с сообщением и, с подозрением оглядев собственный почерк, вернула ее Слоуну.

– Не знаю.

Слоун засмеялся.

– Полагаю, он это не разъяснил.

Она опять взяла бумажку, опять проглядела ее, вернула.

– А что, разве говорится, что разъяснил?

– Так кто же он такой?

– Почем мне знать? Возможно, какой-нибудь предприимчивый юнец, занимающийся прогнозами на бирже. Тебя такие одолевают в последнее время.

Он улыбнулся.

– А мы не могли бы узнать поточнее?

– Позвони.

Слоун поднял бровь.

– О, поняла. Под «мы» подразумевалась я! – Она вырвала из его рук бумажку и, закатив глаза, удалилась, что-то бормоча себе под нос.

Минуту спустя она вернулась.

– Ты прямо метеор.

– Могла бы и побыстрее. Позвонила Диана. Его Величество желает переговорить с тобой насчет твоих переговоров с «Трансамериканской страховой компанией» в понедельник утром. Хочешь, я отведу следующие три часа твоего времени на разговор с этим бахвалом?

Беседовать с Бобом Фостером Слоун был не в настроении.

– Что ты ей сказала?

– Дала ей от ворот поворот. Сказала, что ты в туалете. Если она еще раз позвонит, скажу, что ты убежал, прежде чем я смогла передать тебе, что она звонила.

И она самодовольно улыбнулась Слоуну.

Он быстро стянул со спинки кресла ветровку.

– Ты гений.

– Слова ничего не стоят. Я хочу прибавки к жалованью.

– Я бы задержался и подал заявление насчет тебя, но не хочется превращать тебя в лгунью в глазах Дианы. Приятного тебе уикенда.

Она приложила руку к груди жестом регулировщика перед школой, вручила ему папку с его страховочными документами, а заодно и три листа бумаги вместе с ручкой.

– Задержитесь еще на секундочку, мистер Мощнейшее оружие. Требуется ваш автограф.

Он расписался на каждом листке и отдал ей бумаги.

– Что это я подписал?

– Ничего существенного. Прибавка к жалованью Тине. Оплаченный отпуск Тине. И моя ежегодная инвентаризация. Взяла на себя смелость заполнить все графы без тебя.

– Ну и как обстояли дела в этом году?

– Как всегда, без сучка без задоринки.

– Молодец.

Сунув в карман розовую бумажку с сообщением и сбив чуть-чуть набок картину на стене, он подмигнул ей, проходя мимо, и исчез в коридоре.

12

Чарльзтаун, Западная Виргиния

Том Молья выждал до предвечерних часов с тем, чтобы Клей Плешуин не усмотрел в его отсутствии ничего, кроме легкого дисциплинарного нарушения в конце недели. Уходя, он даже передвинул на доске эту чертову магнитную бирку, так его раздражавшую, что он всегда забывал это делать. Он подозревал, что доска – изобретение Франклина, сводного брата Плешуина. Франклина хлебом не корми, но дай последить за полицейскими, особенно за Мольей. После двадцати лет приходов и уходов когда ему вздумается Молья не мог свыкнуться с идеей табеля и не допускал, что кто-то может контролировать его приходы и уходы, кроме, может быть, жены, заслужившей это право тем, что терпела его целых двадцать два года их совместной жизни. Доске же он объявил войну.

Сидя в своем изумрудно-зеленом шевроле 1969 года выпуска, он мысленно проигрывал свой разговор с помощником генерального прокурора Риверсом Джонсом. Он просеивал все сказанное Джонсом, прикидывая, что из этого можно извлечь.

Слова летели и шуршали, как листья в листопад. Но слово «расследование», оброненное Джонсом, не было случайной оговоркой. Министерство юстиции расследовало очевидный случай самоубийства, и распоряжение исходило из Белого дома. Почему? Логичное объяснение тут могло быть только одно: кто-то не уверен, что это самоубийство, а значит, существует вероятность убийства, что касается уже его, Тома Мольи.

Он повернул направо на Шестую авеню, въехал в узкий проулок за двухэтажным кирпичным, крытым штукатуркой зданием с дымчатыми окнами и вылез из машины. Разогретый асфальт на стоянке призрачно поблескивал. Еще не открыв металлическую запасную дверь и не поднявшись по черной лестнице, он уже вспотел. Сотрудников он не застанет. На самой верхней площадке он толкнул внутреннюю дверцу и очутился в помещении с кондиционером, наполненным оглушительными раскатами группы «Ю-2». Быстро пройдя зал для посетителей, он углубился в коридор, где пахло патолого-анатомическим исследованием – схоже с запахом сырой печени.

Доктор Питер Хо сидел на вращающемся табурете, склонившись над еще не полностью вытащенным из темно-зеленого мешка трупом. Мощную лазерную лампочку он держал в зубах, высвобождая руки для манипуляций зажимами и пинцетами, с помощью которых раздвигал один за другим слои кожи. Хо был само внимание, если не считать того, что каждые несколько секунд он ударял своим стальным хирургическим инструментом по краю ближайшего лотка в такт музыке, исполняемой его любимой группой.

Замедлив шаг и ступая на цыпочках, Молья приблизился и схватил Хо за плечо.

Окружной коронер вскочил так стремительно, будто его сбросило с табурета, и метнулся на середину комнаты. Лазерная лампочка полетела прямо в разверстую грудную полость трупа, зеркальце на лбу Хо соскочило с обода, а очки, упав с переносицы, повисли на закрепленной вокруг шеи цепочке.

Хо тяжело дышал, красный и злой.

– Черт возьми, Моль, я же просил тебя больше так не делать!

Молья со смехом поднял табурет.

– Ты принял меня за одного из своих клиентов – вдруг ожившего и набросившегося на тебя, а, Питер?

Шутка эта могла бы ему надоесть, если б не живейший, в который раз, испуг Питера. Осанистый толстощекий азиат никогда бы в этом не признался, однако Молья был уверен, что коронер округа Джефферсон боится мертвецов. Точь-в-точь механик, боящийся машин.

– Вот будешь продолжать в том же духе, так и станешь моим пациентом! – опять взъярился он. – От тебя можно и инфаркт схлопотать!

– Разве уже нельзя просто заглянуть поздороваться?

– Так ты поздороваться хотел? Почему ж не зайти через основной вход, как нормальные люди ходят, чтобы я услышал звонок?

Хо поправил зеркальце на лбу. Молья поднял руку, загораживаясь от яркого света.

– Но задняя дверь ближе к парковке. Звонка ты за всем этим грохотом все равно бы не услышал. А кроме того, мы оба прекрасно знаем, что нормальным меня не назовешь.

– Музыка «Ю-2» – это вовсе не грохот. А с последним я соглашусь – нормальным тебя не назовешь.

Сев на табурет, Молья наклонился к накрытой голове трупа.

– Вообще-то тебе следует запирать заднюю дверь, Питер. В целях безопасности. Отсюда к тебе кто угодно может проникнуть. – И взяв в руки обоюдоострый скальпель, он для пущей выразительности ткнул им в Питера.

Хо взял в руки щипцы.

– Очень мило. Слава Богу, инструмент стерильный. – Он уронил орудие в металлический лоток. – Отныне я лично прослежу за тем, чтобы Бетти, уходя домой, запирала эту проклятую дверь.

– Уверен, что она одумается, – сказал Молья.

Бетти вечно забывала про эту дверь.

Молья приподнял материю, прикрывавшую голову трупа.

– Парень плохо выглядит, Пит. Думаю, что работать тебе с ним будет нелегко.

Хо опять прикрыл голову трупа.

– Побольше уважения к мертвым, Моль. И ты выглядел бы не лучше, размозжи тебе кто-нибудь башку из двенадцатикалиберной пушки.

– Несчастный случай на охоте?

– Нет, на кухне. Так, по крайней мере, утверждает жена и пока что упрямо отстаивает эту версию. Конечно, то, что произошло это в тот самый день, когда она выяснила, что муж гуляет с продавщицей бакалейного отдела «Уинн-Дикси», – чистое совпадение.

Моль склонил голову набок и поцокал языком.

– Ту-ту-ту! Связался с продавщицей! Как такое стерпеть!

– Бум-бум-бум! В общем, не бросай корок на пол. Пробросаешься. Потом локти кусать будешь. Говорят, она ворвалась в дом и уложила его прямо за ужином. – Хо ткнул пальцем в рубашку покойника. – Вот здесь был еще майонез, когда его доставили. – Он снял перчатки из латекса и вытер руки о резиновый фартук. – Спасибо тебе за сегодняшний трупик, приятель. Может быть, сумею тебе отплатить – заразить гепатитом или еще что.

Когда Молья переправил ему в то утро труп Джо Браника, Хо еще не было на месте.

– Что-нибудь не так?

– Что-нибудь не так? – передразнил его Хо. – Как я и сказал, потом локти кусать будешь. – Он прошел к белой фарфоровой раковине вымыть руки. – Трясут меня, а больше ничего. И не говори, что не знаешь, про что я толкую.

– Про Министерство юстиции?

– Не только оно трясет. Еще и семья. И репортеры. – Он вытер руки бумажным полотенцем, кинул его в мусорное ведро, сунув руки за спину, развязал тесемки фартука, повесил его на крюк двери и скрылся в кабинете. Спустя несколько секунд доносившаяся оттуда музыка замолкла, и он вышел с картонной папкой в руках, одетый в черную футболку, украшенную изображением солиста группы «Ю-2» Боно.

– Ручная доставка! – Он помахал в воздухе бумагой с грифом Министерства юстиции. Потом сдвинул на переносицу очки с диоптриями: – Браник Джо. Надлежит отправить без медицинского освидетельствования экспертом. То есть без меня. И так далее, и тому подобное. – Он захлопнул папку и взглянул на Молью поверх очков. – То есть вскрытия не производить. То есть я отправляюсь домой, чтобы смотреть, как будет подавать Джейсон.

– Что, сегодня игра?

– Мэгги просила тебе напомнить. Почему бы тебе, собственно, не обзавестись расписанием?

– Думаешь, это самоубийство? – спросил Молья.

– Не знаю. Я и близко к трупу не подходил. А теперь и надобности нет.

– Но он еще здесь?

Хо равнодушно ткнул пальцами в сторону холодильного шкафа из нержавейки со множеством отделений.

– В ящике. Они утром первое, что сделают, за ним прибегут. Бумаги в порядке.

Он прошел к столу под полками, уставленными толстыми книгами по патологии, анатомии, токсикологии и судебной медицине.

– Если ты знал, что тебя от дела отстраняют, зачем было заниматься документацией?

– Я и не собирался, но позвонила его сестра из Бостона. Говорила, как юрист самого высшего ранга, в приказном тоне. Сказала, что ей нужно знать точную причину смерти. Настроена была самым серьезным образом. Ну, и я стал строчить писанину. Потом мне позвонил мистер Джонс и велел дело свернуть. А потом и бумага пришла. Думаю, что и ты не избежал подобной участи, так как тоже значишься в списке тех, на кого ему следовало излить теплоту и доброжелательность.

– Погоди. – Молья соскользнул с табурета. – Его сестра сказала, что хочет получить результаты побыстрее? Она сказала почему?

– Не-а.

– А вслед за этим Министерство юстиции велит тебе работу прекратить?

– Ага.

– И причину не объясняет.

– Не-а. – Хо выключил свет в кабинете. – Наверное, не доверяет провинциальным медикам, да и всем вам.

Хо был родом из Филадельфии, то есть таким же «провинциалом», как и Молья.

– Ты ей перезвонил?

– Сестре? Зачем это? – Пройдясь по кабинету, Хо выключил верхний свет над рабочим столом. – Мне-то что за дело? Пусть кто-нибудь другой этот труп режет.

– Зачем сюда впуталось Министерство юстиции, а, Питер?

Хо пожал плечами.

– Он был другом президента.

– Да, они так и сказали. Но они ведут себя так, словно это не самоубийство. Джонс из себя вышел в разговоре со мной.

– Удивительное дело.

– И начал бросаться словами вроде «расследования». Чего расследовать банальное самоубийство?

Хо выключил лампу возле Мольи.

– Не знаю.

– И Джонс сказал, что выполняет распоряжение президента.

Хо приостановился.

– Серьезно?

– Ага, вполне.

Хо равнодушно махнул рукой.

– Ну, они же были друзьями. Так что президент тут лично заинтересован, а родные вечно не верят, что близкий человек мог покончить жизнь самоубийством. Ты ведь знаешь.

– Что-то муторно мне как-то.

– И будет муторно, если ешь всякую дрянь. Надеюсь, мне не придется делать тебе вскрытие. Небось в брюхе у тебя жестянки из-под консервов и проглоченные акцизные знаки.

– В ту ночь не было звонка диспетчера, Питер, никто не звонил девять-один-один, чтобы сообщить о трупе. Я проверил.

Хо помолчал, обдумывая услышанное.

– Так как же Куп узнал?

– Хороший вопрос. Вот я и думаю: а что, если ему и не полагалось узнавать? Скажем так: он нечаянно наткнулся на то, на что натыкаться ему не следовало. Тогда наш разговор с Джонсом выступает в ином свете, не так ли?

Лицо у Хо стало напряженно-сосредоточенным, словно он нехотя решал трудную математическую задачу. Потом он тряхнул головой, словно прогоняя все мысли по этому поводу.

– Это все твои домыслы. Фактов у тебя нет. Подумай сам: Министерство юстиции, на кой ему впутываться в такого рода дело? Смешно, ей-богу!

– А я о чем говорю! Они бы не впутывались, будь это и вправду самоубийство!

Молья подождал, пока вывод из его слов всколыхнет Хо и пробудит в нем интерес. Единственным способом узнать, самоубийство ли это, было вскрытие.

– Ну, узнать-то просто.

– Да?

– Если б я палец о палец ударил, чего я делать не собираюсь.

Хо набросил на плечи легкую ветровку с логотипом «Чарльзтаун Литтл Лиг», под которым было выведено: «бестии».

– Разве тебе не любопытно? – спросил Молья.

Хо подошел к рабочему столу и закрыл на молнию мешок, готовясь отправить тело обратно в холодильник.

– Не настолько, чтобы заваривать такую кашу. Я получил от ворот поворот. Как и ты, Моль. Так пускай Министерство юстиции само в этом и копается. Если тут не самоубийство, то рано или поздно они это выяснят.

– Ты, наверное, прав, – в спину Хо бросил Молья. – Возможно, все это и пустяки. Простое совпадение – как этот парень и сомнительного поведения продавщица в «Уинн-Дикси». – Он повернулся и направился в коридор. – Я не уезжаю на уикенд. Звякни мне. Могли бы взять мальчишек на рыбалку.

Хо с шумом выдохнул воздух, как кит, выпускающий фонтан.

– Ах ты, сукин... Что ж ты делаешь со мной! Знаешь ведь, что теперь мне ничего не остается, как попытаться выяснить!

Молья улыбнулся. Хо был из тех парней, которые, начиная читать роман, вначале заглядывают в конец.

– А можно сделать все так, чтобы никто ни о чем не узнал, а, Питер?

– Тебя это до такой степени волнует?

– Не вижу необходимости вызывать подозрения.

Хо секунду помолчал, прикидывая.

– В какой-то мере да. С огнестрельной раной сделать это, в общем, возможно: взять лоскуток кожи со следами пороха с виска, сличить его с ожогами на пальцах и пороховой пылью под ногтями, определить траекторию пули, забрать кровь для химического анализа. Не стопроцентно точно, зато надежно. Никто не узнает, что проводишь исследования.

– Сколько это займет? Если бы ты взялся.

– За телом приедут утром. Что, это так уж важно, Том?

– Может оказаться важным.

Хо снял ветровку и вернулся к раковине, чтобы взять фартук; при этом он тихонько чертыхался, но делал это без азарта, словно для порядка.

– Поди объясни это Джейсону. – Он намыливал руки так яростно, словно старался содрать с них кожу. – Он дико обидится на меня за то, что я пропущу его игру.

– Я попрошу Мэгги записать игру на видео. Ну и сколько времени мы проведем в разговорах до первых результатов?

Хо взял еще бумажных полотенец.

– Кровь я отправлю в лабораторию завтра. Результат может быть, самое раннее, дня через два. Анализы крови порой длятся и дней десять, если не больше. Ты станешь меня торопить?

Молья покачал головой.

– Нет. Придется подождать. Ведь терпение – тоже добродетель, не так ли?

– К тебе это не относится.

– Спасибо, Питер. – Он вновь направился в коридор и остановился, словно его вдруг осенило.

– Под какой фамилией будут делаться анализы в лаборатории? Ты же не можешь указать его фамилию.

С треском натянув перчатки, Хо открыл зеленый мешок с телом и перевернул привязанную к пальцу ноги желтую бирку.

– Данбар, Джон.

Он поднял глаза на Молью.

– Мне понадобится и баллистическая экспертиза. Одними ожогами от выстрела тут не отделаться.

– Посмотрю, чем бы я смог тут помочь, – сказал Молья уже из коридора.

– И впредь входи сюда только через переднюю дверь! – крикнул ему Хо.

Потом он вернулся в кабинет, врубил на полную мощность музыку и пошел к стальному холодильному шкафу, чтобы вытащить оттуда тело с биркой: «Браник, Джон».

13

Пасифика, Калифорния

Стараясь отдышаться, Слоун прислонился к можжевеловой обшивке двери в квартиру. На его фуфайке расползались круги от пота, ручьями стекавшего со лба и висков. За две двери от него жужжала дрель: слесарь врубал новый замок в секцию №6. Весть о взломе распространилась быстро, и жильцы из тех, кто постарше, проявляли беспокойство.

Слоун распахнул дверь, бросил свой МП3-плеер и миниатюрные наушники на кафельный прилавок, отделявший гостиную от кухни, и, вытащив из холодильника бутыль с холодной водой, стал пить жадными глотками, так что вода струйками стекала из углов рта. В кухонное окно было видно, как чайки вились вокруг идущих вдоль пляжа мужчины и женщины – те бросали им крошки. В открытую дверь балкона неслись крики чаек.

Уйдя с работы, он ощутил потребность двигаться. Лодыжка по-прежнему болела, но в основном если отставлять ногу в сторону. При беге трусцой вдоль берега боль, похоже, стихала – ее заглушали Мик Джаггер с «Роллинг стоунз» своими воплями непосредственно ему в уши. Вспоминались люди, давным-давно им не виденные и не слышанные, – лица из детства мелькали, наплывали на него, как в немом кино, сопровождаемом музыкой тапера. Он был так увлечен всем этим, что когда остановился, желая повернуть назад, понял, что пробежал почти пять миль, а единственная возможность вернуться – проделать еще пять миль в обратном направлении.

Он снова заткнул пробкой бутыль с водой и поставил ее в холодильник. Мельда оставила ему пластмассовую миску, подсунув под нее записку: «Чтоб было, когда вернетесь. Всегда рада. Мельда».

Он снял крышку с миски, сгреб в горсть два кусочка курицы в грибном соусе с рисом и отправил в рот; Бад моментально очутился на прилавке. Слоун помахал рукой перед его носом. Кот понюхал и, не проявив интереса, спрыгнул на пол.

– Вот так всегда и бывает. Год назад жрал из помойки, а сейчас прямо гурманом заделался.

Он закрыл крышку и поставил миску в холодильник. Затем вынул из морозильника мешочек со льдом и порылся в ящике в поисках клейкой ленты. В гостиной сыпанул корма в аквариум и посмотрел, как морской окунь метнулся, опередив морского ангела, чтобы ухватить крохотную креветку. Аквариум Слоун приобрел, поддавшись минутному порыву: рыбки вдруг показались ему подходящей домашней живностью для холостяка с океанского побережья. Положив мешочек со льдом, оторвал зубами кусок клейкой ленты от мотка и занялся оказанием первой помощи диванной подушке, с тем чтобы было хотя бы где сесть и полечить лодыжку, когда в дверь раздался стук – условленные три раза.

Мельда стояла на площадке с ворохом конвертов.

– Я вам почту принесла, мистер Дэвид. На этот раз не так уж много – счета и ерунда всякая.

Он убил чуть ли не год, уговаривая ее звать его просто «Дэвид», но привычка оказалась неискоренимой. При виде почты он вспомнил о почтовом ящике.

– Вы не заметили, что мой ящик вскрыт, Мельда?

Лицо ее приняло озадаченное выражение.

– Вскрыт? Как это?

– Дверца открыта. Замок... – он попытался найти слово попроще, – ... сбит.

Рука ее сжалась в кулак.

– Сбит?

– Ну, отсутствует. Нет замка. – Судя по ее лицу, она понятия не имела, о чем это он толкует. – Ну, неважно. Входите и давайте выпьем чаю.

Она покачала головой. Лицо ее сморщила улыбка.

– Я пеку яблочный пирог. Вечером после клуба принесу вам кусочек.

Яблочные пироги Мельда пекла в качестве психотерапии. Слоун понимал, что утром она перенервничала. Он похлопал себя по животу – все еще тугой, хотя и не так, как раньше.

– У вас просто чутье какое-то, Мельда. Стоит мне решить сесть на диету, как вы печете яблочный пирог!

– Не надо, да? – разочарованно проговорила она.

– Когда это я мог устоять против вашего яблочного пирога?

Улыбка опять осветила ее лицо.

– Значит, до вечера. Я схожу в клуб на лотерею-бинго, а потом принесу пирог. – Она собралась было уходить, остановилась, приложила руку к виску.

– Ох, простите, память сдавать стала...

– Что такое?

– Телефоны... Их починили?

– Починили?.. У вас плохо работал телефон?

Она покачала головой.

– Не у меня. У вас.

– Мой телефон? А что с ним такое?

Она пожала плечами.

– Когда вас не было, приходил мужчина и говорил, что какая-то поломка и надо чинить.

– Он объяснил, в чем дело?

Она опять покачала головой.

– Я в этом не разбираюсь... Транс... в общем, что-то не так. Я просто показала ему ваш аппарат.

– Провели его ко мне в квартиру?

Будка с телефонными кабелями ко всем телефонам дома находилась снаружи, возле автомобильного навеса. Слоун достаточно хорошо знал устройство этой системы, чтобы понять, что починка не ограничилась бы телефоном в его квартире, особенно если учесть, что его не было дома и ни о какой неисправности он не сообщал.

– Он говорил что-то насчет проверки, я следила за ним.

Слоун снял трубку со стоявшего на кухонном прилавке аппарата. Раздался гудок.

– Все в порядке. Телефон работает. Кто-нибудь жаловался на телефон?

Она покачала головой.

– Нет, никто ничего не говорил.

– А человек этот в будку заходил?

– Нет, – ответила она, на этот раз не очень уверенно.

– Другие телефоны он проверял?

– Нет. Только ваш. – На лице Мельды мелькнул испуг. – Я что-то сделала не так?

Профессиональная выучка Слоуна тут же заставила его связать взлом квартиры с телефонным мастером. Если он прав, то о том, что взломщики проникли в квартиру случайно, и думать нечего.

– Мистер Дэвид, я что-то не так сделала?

Слоун покачал головой:

– Нет. Уверен, что все нормально, Мельда. Как вам показалось, человек этот был из телефонной компании?

Она кивнула.

– Он оставил карточку или какую-нибудь квитанцию?

Она покачала головой.

– А как насчет фамилии?

– Фамилии он не назвал. Такой симпатичный мужчина, такой вежливый.

– Нет, я уверен, что все в порядке. – Мысленно он сделал зарубку на память: не забыть утром же в понедельник позвонить в телефонную компанию и проверить, записан ли у них этот визит. Он не сомневался, что ответ ему известен. Он прикидывал, не мог ли этот человек быть родственником кого-либо из пострадавших от него в суде, кого-либо, кто точит на него зуб. – Можете описать мне этого мужчину? Как он выглядел?

Она секунду подумала.

– Ростом поменьше вашего. – Она согнула плечи, сгорбилась. – Мускулистый такой. Ну а лицо? Не знаю даже. Коротко стрижен. – Она провела рукой по макушке. – Здесь гладко... Ах да... На руке у него птица.

– Птица?

– Орел. Знаете, как это бывает. – Лицо Мельды напряженно сморщилось: – Как это сказать? – Она ткнула пальцем себя в предплечье. – Когда краску вводят... Иголкой...

– Татуировка?

– Да. Татуировка. Орел.

И как по заказу зазвонил телефон.

– Ну, думаю, его починили, – сказал Слоун.

Она улыбнулась.

– Вечером увидимся.

– Жду с нетерпением.

Закрыв за ней дверь, он взял трубку.

– Дэвид? Господи, ты меня до смерти напугал. Что ты делаешь дома? Я думала, ты уже отдыхаешь на всю катушку!

– У меня переменились планы, – сказал он. – А чего ты звонишь, если думаешь, что меня нет дома? – спросил он и тут же сообразил, что звонит она в пятницу в пять часов вечера. – Ты что, себе надбавку зарабатываешь?

– Держи свои деньги при себе. Пригодятся.

Помимо обычного сарказма он уловил в ее тоне еще что-то.

– Что случилось?

– Я хотела тебе сообщение оставить на случай, если ты позвонишь. Нехорошо было бы тебя в понедельник как обухом по голове шандарахнуть.

– Звучит не слишком обнадеживающе.

– Так и есть. Как говорится, дерьмо пошло – успевай глотать. От «Эббот секьюрити» к нам поступило целых семь дел. Пол Эббот дал от ворот поворот всем своим юристам и хочет, чтобы его делами занимался только ты! С чем и поздравляю.

– Да знаю я. Боб Фостер еще утром успел этим меня порадовать.

– Правда? А Его Величество сообщил тебе также, что одно из дел назначено к слушанию в понедельник?

– В этот понедельник?

– В этот понедельник.

От возмущения Слоун даже рассмеялся.

– Мы получим пролонгацию.

– Не получим. Эмми Доусон сегодня частным порядком ринулась в Верховный суд Сан-Матео, и судья Марголис ей наотрез отказал. По всей видимости, Эббот в третий раз меняет защиту. Вот прохвост. Когда будем устраивать новогодний бал для клиентов, напомни мне потерять его адрес. И судья Марголис что-то вскользь проговорил насчет того, чтобы «Мощнейшее оружие» было наготове, так что лучше тебе времени зря не терять. Эббот звонил трижды и в последний раз спрашивал твой сотовый и домашний телефоны, причем был не слишком-то обходителен.

– Дело-то очень муторное?

– Эмми говорит, ничего особенного. Один из служащих Эббота ограбил ювелирный магазин, который ему было поручено охранять. Парень уже был судим за грабеж. Умеют же подобрать себе кадры! Молодцы, да и только!

Слоуну хотелось пожаловаться на судьбу, но жаловаться в разговоре с Тиной было все равно что читать молитвы перед церковным причтом, и в конце концов, к добру ли, к худу ли, но это его работа.

– Лучше мне самому разобраться что к чему. Скажи Эмми, что я уже в дороге. И закажи нам «Ханен», хорошо?

Он повесил трубку, мысленно готовясь к долгому и утомительному вечеру. Потом бросил в портфель почту – так как большую часть дня проводил на службе, счета он, так или иначе, оплачивал там, – стянул через голову мокрую от пота фуфайку и поспешил в ванную, чтобы наскоро принять душ.