Текст книги "Властелин суда"

Автор книги: Роберт Дугони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

51

Чарльзтаун, Западная Виргиния

Клей Плешуин сидел на стуле, стараясь переносить тяжесть тела на правое бедро, и читал передовицу «Духа Джефферсона», местного еженедельника. К вечеру от долгого сидения начинал сильнее ныть его седалищный нерв, но не по этой причине он мечтал сейчас об отставке. Три месяца назад он умолил своего родственника спасти его от домашней идиллии, заготовленной ему женою ко времени его выхода на пенсию. Дж. Рэйберн Франклин дал ему частичную занятость, поручив отвечать на звонки и вести учет приходов и уходов сотрудников, что вызволило его из дома. Но известие о гибели Берта Купермана заставило Плешуина тосковать о доме и пребывании в кругу семьи – с женой и внуками.

Утром состоялись похороны Купермана. В отделении царила сдержанная скорбь – настроение, которому еще некоторое время суждено было длиться. В память товарища они основали фонд, надеясь собрать достаточно денег на воспитание младенца и будущее его образование. Конечно, отца это ему не заменит. Плешуин сложил газету, бросив последний взгляд на фотографию – разбитая патрульная машина Купермана, висящая на стреле крана. Он вспомнил, как хотел всегда Куп увидеть в газете свою фотографию с упоминанием фамилии.

– О Господи... – вздохнул Плешуин.

Стеклянная дверь за его спиной распахнулась, но Плешуин не дал себе труда обернуться. Он увидел, как въезжает на парковку машина Тома Мольи – изумрудно-зеленый «шевроле» 1966 года выпуска.

– Табло! – произнес он.

Молья на ходу притормозил, борясь с желанием содрать со стены кусок картона и разорвать его в клочки. Впервые за двадцать лет службы ему претила его работа полицейского. Ему претило, что кто-то обводит его вокруг пальца, претило, что, убив Купа, убийца не получит по заслугам. Расследование по этому делу, которое он попытался вести, зашло в тупик. Хо не сможет больше ничего сделать с телом. Выяснить, какой телефонный разговор, подслушанный Куперманом, заставил его помчаться к обрыву, как в том был уверен Молья, оказалось невозможным. Расследование дела Браника вырвали у него из рук.

Тупик за тупиком, и вновь тупик.

Молья перемещал магнитную бирку из колонки «отсутствует» в колонку «на месте», когда на конторке зазвонил телефон. Плешуин взял трубку.

– Мы больше не занимаемся этим делом, оно передано нами в Министерство юстиции, – говорил Плешуин. – Этого я вам сказать не могу. Свяжитесь с начальником отделения.

Молья опять взглянул на табло и быстро передвинул оранжевый магнит возле первой из указанных фамилий. Плешуин повернулся, через него бросил взгляд на табло.

– Его нет. Могу только записать сообщение и попросить его перезвонить вам.

Плешуин записал сообщение и номер телефона и, взяв листок, сделал движение, чтобы встать со стула. И тут же, поморщившись, опять опустился на место.

– Спина замучила, да, Клей?

– А? – Плешуин обернулся, удивленный тем, что Молья все еще не ушел. – Да просто натрудил поясницу. Жена вчера заставила сучья обрезать.

– Да, работа в саду – это наказанье божье. – Молья сделал жест, указывая на листок в руке Плешуина. – Могу занести записку вместо тебя. Кому это?

– Рэю. – Плешуин повернулся и опять поглядел на табло. – А я и не видел, как он ушел.

– Наверно, проскользнул, когда ты по телефону говорил. Счастье еще, что есть это табло.

Плешуин покосился на него.

– Для того и поставлено.

Молья протянул руку:

– Так я занесу ему сообщение.

Плешуин заколебался, но какие бы подозрения относительно причин такой услужливости Мольи он ни питал, они улетучились под новым натиском боли в пояснице. Он передал Молье листок.

– Просто положи ему на кресло.

– Конечно.

Слоун повесил трубку, скинул ботинки и повалился на спинку кровати в мотеле. В последнюю неделю он почти не спал, и тело, как и сознание, начало давать сбой. Чарльзтаунская полиция не предоставляла ему никаких сведений насчет хода расследования по делу Джо Браника, хотя из газет он знал, что первоначально, до того, как Министерство юстиции затребовало дело себе, расследованием занимались здесь. Ответного звонка начальника полиции он не ожидал. Если же звонок все-таки последует, наверняка Слоуна перенаправят в Министерство юстиции, как это сделал коронер округа Джефферсон доктор Питер Хо, когда Слоун позвонил ему, чтобы узнать о результатах вскрытия, которыми настоятельно интересовалась Эйлин Блер.

Он снял трубку и позвонил Эйлин Блер. Она подтвердила, что его ждут в кабинете Джо Браника на следующий день в двенадцать.

– На вахте вам будет оставлен пропуск, – сказала она. – Вы встретитесь с Бет Сароян. Она какая-то там шишка в Министерстве юстиции и, как меня заверили, сможет провести вас через все рогатки секьюрити в кабинет Джо. Я отправляюсь в Бостон завтра утром. Если будут осложнения, звоните мне на мобильник.

Она дала Слоуну номер мобильника и повесила трубку.

Телефон в комнате зазвонил, вспугнув его полудрему. Он подумал, что это Эйлин Блер, но голос оказался мужским.

– Мистер Блер?

– Да.

– Говорит детектив Том Молья из Чарльзтаунского полицейского отделения. Как я понимаю, вы звонили по поводу Джо Браника?

52

Блумонт, Виргиния

Ломбард помещался в одноэтажном здании на выезде из Блумонта, Виргиния, возле самой автострады №734, втиснутом, как это ни смешно, между кафе-мороженым и лавкой, где торговали куклами. Это был пятый ломбард, куда он обратился. В местном «Желтом справочнике» он значился под рубрикой «Оружие» вместе с маленьким рекламным объявлением, где над изображением черного пистолета была надпись красными буквами: «Платим наличными за подержанное оружие. Продаем, покупаем, меняем».

Слоуна привлекли два слова – «наличные» и «меняем». Принятие закона Брэди с его ограничениями и длительными проверками означало, что всякая покупка оружия теперь растянется минимум на месяц. Ждать так долго Слоун был не в состоянии. Уловками в аэропортах он не мог до бесконечности дурачить своих преследователей, кем бы там они ни оказались, а если его преследовало ЦРУ, как он стал теперь подозревать, в их распоряжении хитрое оборудование, с которым ничего не стоит его разыскать. Пистолет, в конечном счете, может и не помочь, но уж вреда не принесет, это точно.

Хозяин ломбарда, говоривший с виргинским прононсом, объяснил Слоуну по телефону, как проехать. Они обсудили тип оружия, которое искал Слоун, и так как ни тот, ни другой не торопились, Слоун успел выведать, что владелец – действительный член Национальной армейской ассоциации и ветеран вьетнамской войны, бывший морской пехотинец. Когда Слоун сказал ему, что и он тоже служил в морской пехоте и получил ранение в Гренаде, это, как ему показалось, сразу протянуло между ними невидимую, но несомненную нить доверительности. И эту нить Слоун собирался использовать.

Слоун дождался вечера, времени как раз перед закрытием, когда особенного наплыва посетителей в лавочке не ожидалось. Он вошел через главный вход, отчего над дверью зазвенели колокольчики. Тридцать минут спустя колокольчики опять зазвенели, и владелец закрыл за Слоуном дверь. Слоун вышел оттуда без своих часов «ролекс» и без зажигалки. В пакете из оберточной бумаги у него лежали незарегистрированный «кольт-дефендер 45», то есть видоизмененный «кольт-командер», которым пользовались во вьетнамской кампании, три обоймы, две коробки ремингтоновских кумулятивных зарядов «Золотая сабля» в медной оболочке и бельтцеровская кобура, которую владелец лавочки добавил от себя, хотя Слоун его об этом не просил.

Сидя в машине, Слоун заправил обоймы, вогнав одну в рукоятку, и полюбовался безупречной гладкостью стали и резины, чувствуя, как ловко ложится в руку увесистая тяжесть. Удобно, ничего не скажешь. До того как в лифте клиники он ухватил «руджер», рука его не держала оружия со времен службы в морской пехоте, и он дал себе зарок, что и впредь к оружию не прикоснется.

Он прикрепил пистолет к своему расшитому кожаному поясу, имевшему дополнительную толстую петлю на правом бедре, так, чтобы пистолет плотно прилегал к телу, и проехал к фастфуду с телефоном-автоматом на парковке. Сдачу он получил четвертаками, так что мог кинуть в щель автомата целую пригоршню монет. Мобильник Тины ответил с третьего сигнала.

– Это я. Не называй меня по имени.

– У тебя все в порядке?

– Все прекрасно. А как ты?

– У нас тоже все прекрасно. Слушай, тебе надо быть осторожным.

– Я осторожен.

– Я не про то. Мне позвонила доктор Найт. Сказала, что к ней в офис приходил кто-то из ФБР; хотел порасспросить ее о тебе, но она от встречи отказалась. А в выходные кто-то влез в ее кабинет. Она никак не могла взять в толк, что ему понадобилось, пока не заметила пропажу.

– И что же у нее пропало?

– Ее блокнот с записями, где она зафиксировала наш с ней разговор, тот, в котором я ей описывала твой ночной кошмар. Она сказала, что проверила у охранников, и те утверждают, что приходил служащий Федерального почтового ведомства. Это был тот же самый человек, который раньше в клинике представился агентом ФБР.

– Откуда она знает?

– Они описали ей его, и она сказала, что такую внешность не скоро забудешь.

– А тебе она его описала?

– Да. Она сказала, что он афроамериканец. Очень высокий. Очень крупный.

53

Чарльзтаун, Западная Виргиния

Ухватив зубами добрую половину сандвича с копченой колбасой, Том Молья накинул спортивную куртку и взглянул на часы – 10:00. Джон Блер пунктуален. Молья заторопился по коридору к выходу, но из-за угла навстречу ему вынырнул Дж. Рэйберн Франклин – начальник был сердит, видимо искал его; увидев Франклина, Молья поспешил бросить в карман недоеденный сандвич и сделать движение в сторону туалета.

– Об этом и не мечтай, – прогремел голос Франклина, и окрик этот заставил Молью замереть на месте.

Он отдернул руку от двери туалета. Извечная история. Когда цель близка. Он повернулся к Франклину.

– О чем «не мечтать», шеф?

– Нырнуть в сортир, чтобы не встречаться со мной, – вот о чем. Потому что сейчас я и там достал бы тебя – не побрезговал.

Молья схватился за живот.

– Да я и думать не думал, шеф. Мне просто нехорошо...

– Ты почему на звонки не отвечаешь? – От Франклина несло выпитым кофе.

– Вызывал? Прости, меня не было на месте. Ты же знаешь меня и мои хвори. – Большим пальцем он указал на дверь туалета. – Похоже, я от ребят заразился. – Он кашлянул, заставив этим Франклина сделать шаг назад. – Хотя, может быть, это и вчерашняя итальянская колбаса сказывается. Не надо было жадничать, вторую есть. Не бойся, я буду держаться на расстоянии. Хотя и тут гарантий, конечно, нет.

Молья решительно двинулся в сторону уборной, но Франклин протянул руку, преграждая ему путь.

– Тогда уж и копченую следует исключить. Где записка?

Молья изобразил недоумение.

– Записка? Какая записка?

– Не паясничай и не делай вид, что не понимаешь, Моль. Записка, которую передал тебе вчера Клей.

Молья потер подбородок, словно проверяя, насколько отросла щетина.

– А Клей передал мне вчера записку?

Франклин улыбнулся.

– Разве насчет Браника никто не звонил? Не было звонков?

– Ах, та записка...

– Да, именно та. Клей сказал, что ты вызвался собственноручно передать мне сообщение. Почему это ты, скажи, вдруг проявил такую услужливость?

– У Плеши поясницу прихватило...

– И ты решил изобразить из себя доброго самаритянина, потому что вы с Клеем не разлей вода?

– Ну да. – Молья вновь сделал шаг в сторону туалета, и Франклин вновь преградил ему путь рукой. Они стояли так близко друг от друга, что Молья видел даже пылинки на стеклах очков начальника. – Ты начинаешь просто препятствовать естественным отправлениям организма, вмешиваясь в законы природы, Рэйберн.

– Хотелось бы знать, чем занимается мой старший следователь.

– Работой – и то и дело бегает в туалет.

– Над чем работает?

– Знаешь, Рэй, у меня сейчас дел невпроворот. Ношусь как...

– Как угорелый. Понятно. Что же за дела?

– Что за дела? Минуточку, дай с мыслями собраться. Во-первых, то ограбление. Там уже наметились хорошие зацепки, и я иду по следу.

– Что за ограбление?

– Ну, ограбление... Парень чистил квартиры.

Франклин улыбнулся.

– Значение слова я понимаю, Моль. Интересовался я тем, кто он такой.

– Это-то я и пытаюсь выяснить.

Франклин бросил на него взгляд поверх очков.

– Так в скором времени я могу ожидать доклада?

– До того как изменит память и факт превратится в вымысел, – сказал Молья, повторяя излюбленную мантру Франклина.

Тот опустил руку. Оба стояли, глядя друг на друга и не веря друг другу. Оба не желали быть изобличенными. Франклин опять протянул руку.

– Так где записка?

Моль вытащил из кармана скомканную бумажку, которая была теперь к тому же запачкана горчицей.

– Вчера я позабыл передать – отвлекся, заработался: дела, звонки, знаешь ли...

Франклин взял бумажку за край, брезгливо взглянув на след от горчицы.

– Я хотел бы ознакомиться с делами, которые ты ведешь.

Молья взглянул на часы.

– Нет проблем. Можно после обеда?

– А сейчас нельзя?

– Сейчас не могу, Рэй. – Молья кивнул в сторону туалета.

– Я подожду.

– Это может занять время, Рэй. Ты ведь знаешь. Иной раз успеваешь прочитать всю спортивную страницу.

– Ну, ничего.

Молья опять взглянул на часы. Его приперли к стенке.

– Конечно, конечно. Пойдем. Папки на моем столе. – Он повернулся, чтобы идти к себе в кабинет. Не услышав за спиной шагов Франклина, он обернулся.

Франклин остался стоять в коридоре.

– Ты, кажется, забыл о чем-то?

– О чем?

Большим пальцем Франклин ткнул в сторону туалета.

– Верно. Опять отвлекся... ты меня отвлек. – Молья двинулся по коридору и толкнул дверь в туалет; Франклин за ним. – Папки у меня на столе. Я буду через минуту.

Слоун сидел в вестибюле Чарльзтаунского полицейского отделения в привинченном к полу синем пластиковом кресле и, нервно пролистывая «Ньюсуик» двухмесячной давности, то и дело поглядывал на стенные часы. Детектив Том Молья не колеблясь принял его предложение встретиться. Но, к несчастью, его пунктуальность не соответствовала проявленной готовности, и сейчас Слоун опаздывал. Ему сказали, что путь до Министерства юстиции займет полтора часа. Больше ждать он не может. Он встал, чтобы уйти. Металлическая дверь справа от него распахнулась, и в помещение ворвался крепкий, слегка грузноватый мужчина – он рылся в карманах мятой спортивной куртки, верхняя пуговица рубашки у него была расстегнута, узел галстука распущен. Он протянул руку и пробормотал приветствие сквозь зубы, занятые сандвичем. Слоун уже хотел пожать ему руку, но рука отдернулась, чтобы вытащить изо рта сандвич.

– Простите меня. Ранний завтрак. Вы Джон Блер?

– Да, а вы...

Молья протянул было руку для рукопожатия, потом замялся, запихнул сандвич в карман, после чего пожал руку Слоуну, одновременно подталкивая его к выходу.

– Я действительно очень сожалею, что заставил вас ждать. Меня задержали.

Они вышли на солнцепек.

– Вы знаете, детектив, боюсь, нам придется встретиться в другой раз. У меня назначена встреча. У меня даже на чашку кофе не будет времени.

Не снимая руки с плеча Слоуна, Молья вел его через парковку.

– Я виноват, Джон. Скажите вот что: где у вас встреча?

– В Министерстве юстиции.

– Я подвезу вас.

– В Вашингтон? Думаю, для вас это слишком большой крюк.

– Уж это-то я могу для вас сделать! Мне крайне неприятно, что из-за меня вы опаздываете. – Руки с плеча Слоуна он так и не снял.

– Очень любезно с вашей стороны...

– Пожалуйста, пожалуйста. У меня все равно есть там кое-какие дела, которыми я собирался заняться. Так что я убиваю одним махом двух зайцев. А кроме того, могу гарантировать, что со мной вы не опоздаете, потому что я могу парковаться, где мне вздумается. Служебная привилегия. Вам приходилось парковаться возле Министерства юстиции, Джон? Это кошмар. А по пути мы сможем потолковать.

Они дошли до изумрудно-зеленого, без полицейских знаков «шевроле». Том Молья открыл дверцу со стороны пассажира, и Слоун уже наклонился, чтобы скользнуть на сиденье, но рука Мольи схватила его за плечо, прежде чем он успел ощутить, как из автомобиля на него веет жаром, словно из раскаленной печи.

– В это время года приходится проветривать машину, Джон. А не то спечешь себе задницу. Вы откуда?

– Из Бостона.

– Там тоже жарища. Видел в телевизионных новостях. По всему восточному побережью на тротуарах хоть яичницу жарь.

– Хотелось бы поскорее.

– У нас есть время. – Наклонившись, детектив принялся собирать разбросанные по полу машины газеты и обертки и перемещать их на заднее сиденье. – Простите за этот свинарник. – Он опустил руку в карман, вытащил оттуда недоеденный сандвич с копченой колбасой и, сунув его в рот, продолжал рыться в карманах.

– Они у вас в руке, – сказал Слоун, указывая на ключи от машины.

Молья вытащил изо рта сандвич.

– Жена говорит, что я себя гроблю, но холестерин у меня как у двадцатилетнего. – Он пожал плечами. – Вот и прикиньте. – Он гордо позвенел ключами перед лицом Слоуна с видом мальчишки, отбившего трудный бейсбольный мяч. – Ладно, поехали. Не хочу, чтобы вы опоздали.

Дорога до Вашингтона была живописной, но знойной. О температуре за окном детектив отозвался так: «С легкостью перемахнула за девяносто и теперь подбирается к ста», что, в общем-то, можно было отнести и к скорости, с которой они мчались. «Шевроле» не имел кондиционера. Со спущенными стеклами казалось, что впереди них крутится винт самолета.

– Не так страшна жара, как влажность! – крикнул Молья, стараясь заглушить шум ветра. – Можете объяснить смысл этого высказывания, Джон?

Слоун улыбнулся и пожал плечами.

– И я не понимал его, пока не переехал на восточное побережье. К жаре еще можно приспособиться, но чувствовать себя постоянно так, словно тебя посадили на садовую прыскалку, – нет уж, увольте! Лишает последних сил. А с другой стороны, если б не летние месяцы, я был бы фунтов на десять толще. Жена моя в последнее время от моего ворчанья лишь отмахивается, говорит, я цепляюсь за эту дряхлую развалину, вместо того чтобы купить что-нибудь поприличнее, с кондиционером, специально, чтоб было за что ругать Западную Виргинию! – Он улыбнулся такой идее. – Что ж, она недалека от истины.

– А откуда вы родом, детектив?

– Из Окленда, Калифорния, – с видимой гордостью сказал Молья. – И называйте меня Моль. Меня все так зовут.

– Ладно.

Молья покосился через плечо на Слоуна.

– Хорошее прозвище для детектива, а?

Слоуну в голову это не пришло.

– Да, пожалуй.

– Может, потому и судьба у меня так сложилась. Знаете, ну, как если бы метеоролога звали Шторм или Смерч. Возможно, это и совпадение, но я ведь уже в третьем поколении коп. Видать, все-таки неспроста.

– А в Западной Виргинии как очутились?

– Как очутился? Из-за женщины, естественно, из-за чего же еще? Не думал, что брошу когда-нибудь Северную Калифорнию, да вот угораздило влюбиться в девушку из Западной Виргинии, а она это поставила одним из условий. – Он пожал плечами. – Что прикажете делать? А я-то был влюблен. Далековато от дома, конечно, и временами тоска пробирает, но места здесь красивые и спокойные, детям раздолье. В округе у меня все соседи дверей не запирают, так и спят за сетчатыми. И все же взять парня из Окленда... Вы-то хоть бывали там?

– В Окленде? Нет. В Сан-Франциско, вот там я бывал.

– Ну, это ж небо и земля. Сан-Франциско – это вино и сыр, а Окленд – пиво и колбаса. Прилипает к тебе так, что не отдерешь, под ногти забивается, как грязь, – трудно вычистить. Становится частью тебя, вроде как мой «шевроле». – Он провел рукой по приборной доске, словно потрепал по шее чистокровного скакуна. – Отец купил «шевроле» подержанным и подарил мне его на шестнадцатилетие, потому что счел его, как он говорил, машиной надежной. И оказался прав. Машина эта еще ни разу меня не подвела. И в Виргинию с ней вдвоем отчалили, и обратно я на ней съездил, когда отец заболел, – не мог ее бросить.

– Поехали на машине? Почему же не полетели?

Молья покачал головой.

– У меня, знаете ли, с высотой особые отношения. Побаиваюсь. От одной мысли, что под тобой тридцать тысяч футов пустоты, поджилки трясутся. Однажды влез в самолет, хотел побороть страх. Думаю, чепуха это все – страх и прочее. Пересилить себя – раз плюнуть. Так, верите ли, до кресла дойти заставить себя не мог.

– Так и не летали?

– Не-а. И не знаю уж, что бы меня теперь заставило полететь. – Он постучал по приборной доске. – Мой «шевви» всегда доставит меня куда нужно. Уж на что в последний раз я его чуть не угробил, думал – все, пропала машина, а подлил бензинчику, маслица плеснул – и ожила, бегает как миленькая! – Он взглянул на одометр: триста двадцать восемь тысяч и четыреста тридцать семь миль на счетчике.

Детектив менял темы разговора с такой же скоростью, с какой перескакивал с полосы на полосу: детей у него двое – мальчик и девочка, был в армии, как и отец, а демобилизовавшись, пошел работать в полицию.

– А вы в армии служили, Джон?

Слоун выбрал то, что знал:

– В морской пехоте.

– А сейчас чем занимаетесь?

Слоун и здесь предпочел предмет знакомый:

– Я адвокат.

– У меня сестра ваша коллега.

– А в копах вы давно? – Слоун хотел сменить тему.

– Десять лет на улице оттрубил и восемь уже – в детективах. Работа в моем вкусе, только вот если бы не случаи вроде этого.

Слоун все ждал начала, ждал, что вот и приоткроется щелочка, и станет ясно, что детективу требуется поговорить о Джо Бранике и расследовании, как это, несомненно, и было. Не просто же за компанию увязался Молья в Вашингтон, вызвавшись подвезти Слоуна в Министерство юстиции. Ему нужна была какая-то информация. Слоун надавил – не сильно, чуть-чуть:

– Да? А в чем дело?

Молья отер с виска выступившую там бусинку пота:

– В дело влезло Министерство юстиции и оттеснило нас.

– Это я понял. Но почему оно влезло, детектив?

Молья смерил его взглядом:

– Не догадываетесь?

– Говорили что-нибудь насчет юрисдикции.

Молья кивнул.

– Эти крючкотворы-юристы иногда метят территорию не хуже, чем собаки, писающие на пенечки. Понимаете, о чем я? Они нашли тело вашего родственника в Национальном парке, а значит, он подлежит расследованию на федеральном уровне.

– По-моему, я читал, что делом занимается ваше отделение.

– Первоначально так и было.

– Как же так?

– Потому что сигнал поступил от нашего патрульного. А по правилам, тогда тело отправляется к коронеру округа, до тех пор пока все не будет законным порядком оформлено.

– Я и не знал. А каким образом патрульному это стало известно, прежде чем узнали остальные?

– Неясно, – сказал Молья.

– Вы не знаете?

Молья окинул его взглядом; одной рукой он придерживал руль, локоть другой был в окне машины.

– Полицейский этот мертв, Джон.

У Слоуна сжалось сердце.

– Мертв?

– Похоже, его машина сверзилась с обрыва, вроде бы направляясь к месту происшествия. Он так и не доложил, поэтому мы не знаем.

Слоун отметил про себя слова «похоже» и «вроде бы».

– Простите, – сказал он, опечаленный еще одной смертью. Потом в голову ему явилось некое соображение: – Я считал, что такие звонки регистрируются.

– Его звонок был зарегистрирован, но звонок, что найдено мертвое тело, ни от кого не поступал, если вы об этом говорите. Единственный сигнал был от Купа, от офицера полиции Берта Купермана.

– Откуда же он узнал?

Молья лишь покачал головой.

– Мне позвонили домой. Когда я прибыл на место, дело требовала себе парковая полиция. И надо сказать, что в споре позиции мои были весьма шатки, но я настоял на своем и отвез-таки труп к коронеру округа.

– А почему вы так боролись за него?

Прежде чем ответить, Молья помолчал немного, потом кивнул:

– Наверное, потому что я люблю во всем порядок.

– Ну а что показало вскрытие?

– Не производилось. Министерство...

– Я так понял, что его сестра специально просила коронера округа произвести вскрытие.

Молья опять окинул взглядом Слоуна.

– Его сестра?

– Сестра Джо, – неуклюже поправился Слоун. – Моя жена. Она попросила о вскрытии.

Молья кивнул.

– Похоже, Министерство юстиции тут наложило лапу. Сообщило, что проведет вскрытие самостоятельно. Удивительно, что вас они не поставили в известность, Джон.

– Может быть, жена и в курсе. Просто я занимался другими вещами.

– Разбирали его кабинет?

– Разбирал его кабинет. Значит, дело теперь не ваше?

– Так мне сказали.

– И все же вы его пока не закрыли?

Молья улыбнулся, как мальчишка, которого застали за воровством печенья из банки.

– Разрешите мне объяснить вам кое-что из деятельности правоохранительных органов, Джон. Такие дела, как это, обычно не проходят бесследно. Ну, как тухлый завтрак, если понятно, что я имею в виду. Они имеют способность к тебе возвращаться. За двадцать лет я нахлебался этих тухлых завтраков достаточно. И вот могу сказать, как все будет: Министерство юстиции вмешалось, потому что ваш родственник – важная шишка, но после того как шумиха утихнет, власти не захотят, да и не смогут, уделять время какому-то там самоубийству, а значит, они спихнут дело нам обратно, бросят его на мой стол для завершения. Вот на этот случай я и держу папку открытой.

– Звучит не слишком обнадеживающе.

Такому объяснению Слоун поверил не больше, чем он поверил искренней готовности детектива совершить часовую с лишним поездку в Вашингтон ради пустой болтовни с недавним знакомцем. Он наблюдал подобную тактику у лучших адвокатов: наступив себе на горло, разыгрывают простачка, чем располагают к себе присяжных и добывают у свидетелей необходимую информацию. Местная газета цитировала анонимный источник, утверждавший, что работа местных органов правопорядка была дезорганизована и сведена на нет вмешательством Министерства юстиции в дело Браника. Теперь Слоун легко мог догадаться, кто был этим анонимным источником.

– Ну а что вы надеялись узнать, Джон?

– Семья несколько растеряна, детектив. На многие наши вопросы мы не получаем ответов.

Протянув руку, Молья прикрутил радио. До этого времени Слоун даже не замечал, что оно включено.

– Какие же вопросы вы имеете в виду, Джон?

– Брат моей жены не принадлежал к типу самоубийц, детектив. Поэтому жена и попросила коронера о вскрытии, и он согласился. Теперь же мы слышим, что вскрытие так и не было произведено. Министерство юстиции нам мало что сообщает. Это обескураживает.

Молья опять кивнул, но на этот раз лицо его сморщила задумчивая улыбка.

– Мне это чувство знакомо.