Текст книги "Воля владыки. В твоих руках (СИ)"

Автор книги: Рия Радовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА 11

«Давай подождем», – сказал владыка. Лин не понимала, зачем ждать, когда ей так мало, так хочется большего. Но кто лучше знает, в конце концов? Хорошо уже то, что можно быть рядом, дышать, наслаждаться прикосновениями и гадать, сделает ли Асир настоящий так, как делал Асир-из-фантазий. Пока что тот был ласков, очень ласков, но Лин чувствовала затаенное напряжение и понимала, что владыка сдерживается. Может, от гнева или недовольства, может, потому что видел, как Лин хреново, и боялся сделать хуже, больнее.

Но на самом деле от каждого прикосновения, даже от каждого глотка насыщенного запахом владыки воздуха боль уходила. Лин уже не чувствовала себя засунутой одновременно в духовку, морозилку и мясорубку, не приходилось бороться за каждый вздох и зубами вцепляться в реальность. Реальность была вот она, рядом – большое, разгоряченное тело, сильные руки, низкий рычащий голос, который говорил, что нужно делать, и оставалось только слушать и слушаться. Самым краем разума Лин осознавала, что рядом кто-то еще, но это не мешало.

– Я принес поесть, – Лин отметила, что голос – Ладуша, и что тот снова какой-то слишком уставший, будто праздник еще не кончался.

– Давай сюда, что там? – владыка приподнялся, перехватывая Лин и помогая ей сесть. У кровати и в самом деле стоял Ладуш с плотно уставленным подносом, а рядом обнаружился еще и профессор, который, поймав взгляд Лин, поднял бровь и демонстративно отвернулся. – Что ты будешь?

– Что не надо жевать? – на самом деле она не чувствовала голода, хотя, наверное, пора было проголодаться. Только пить хотелось.

Владыка поднес к ее губам чашку с бульоном – крепким и горячим, пряным.

– Пей.

Пить горячее и вкусное оказалось приятно, по телу разливалось тепло, возвращались силы, хотя шевелиться все еще не хотелось. Но зачем шевелиться, когда Асир обнимает за плечи и держит, не давая снова уплыть, забыться? Разве что обернуться к нему и… поцеловать? Первой?

Лин в пару глотков допила бульон и повернула голову. Асир тронул ее губы своими, ласково и мягко, слишком мягко, пожалуй. Кто-то вынул из руки чашку, и Лин для устойчивости оперлась о колено владыки, отметив, что тот все еще в шароварах. Почему-то это показалось настолько неправильным, что она на секунду даже забыла о поцелуе. Перевела взгляд на его бедра, на отчетливые очертания члена под тонкой тканью, влажной и остро пахнущей мускусом и сексом. Сглотнула, облизнулась, не понимая, что делать. Снова хотелось почувствовать вкус его губ, но Лин должна была о чем-то спросить. О чем-то важном. «Почему ты не разделся?» или «Чего мы все-таки ждем?»

Запутавшись между этими двумя вопросами, плавясь от запаха, обмирая от собственного бесстыдного нахальства, она сказала третье:

– Хочу дальше. Хочу, чтобы ты меня взял. Хватит ждать.

– Ляг на бок, спиной ко мне, – велел Асир.

Лин послушалась, плохо понимая, зачем на бок. Казалось необходимым смотреть в лицо, на знакомый изгиб губ, видеть темный взгляд из-под таких же темных ресниц. Хотелось провести по ним кончиком пальца, почувствовать щекочущее прикосновение. Она ведь не сможет ничего этого, если спиной и на бок.

Но когда Асир прижался сзади, накрывая ладонью бедро, сгибая ногу Лин в колене, все как-то сразу стало правильным.

Она почувствовала губы на шее, язык, твердый и горячий, а потом пальцы. Вздрогнула – не от страха, не от боли, – от предвкушения. Она ведь думала об этом, пробовала, представляла. По позвоночнику прокатился жар. Асир не медлил, пальцы мягко, уверенно погружались все глубже, и Лин приоткрыла рот, задышала чаще.

– Вот так, – сказал он, обдавая влажным теплом ухо. Лин вцепилась в одеяло – то было под ними, жаркое и мягкое, комкалось и проминалось. Пальцы замерли, а потом… пошевелились внутри, задвигались плавно, и Лин зажмурилась, кончая. Ее уносило, но теперь не в мутное и страшное безумие, не в боль, а в наслаждение – новое, незнакомое, потому что все фантазии оказались лишь бледной тенью того, что происходило сейчас.

И все-таки это было неправильным, нечестным, и Лин, извернувшись, сжавшись вокруг пальцев и едва не кончив снова, спросила:

– А ты?

У Асира дрогнули губы. Он рассмеялся, незнакомо, волнующе, снова пошевелил пальцами, посылая по всему телу Лин неконтролируемую дрожь и удовольствие, от которого хотелось развести ноги шире, прогнуться, с жадностью ловя каждое движение. И принять… не только пальцы.

– Это самое начало. Я получу свое, не бойся. Уже получаю. Ты даже не представляешь, сколько граней у наслаждения.

Лин прикрыла глаза и глубоко, счастливо вздохнула. Раз так, раз все правильно… Дыхание Асира коснулось лица, губ, пальцы двинулись наружу – совсем немного, но Лин застонала и сжала ноги, протестуя, и Асир вновь погрузил их внутрь и пошевелил, одновременно обводя языком губы Лин – снаружи, а потом и изнутри.

Это двойное удовольствие заставило сжаться еще сильней и застонать, отдалось сладкой пульсацией внутри. Лин шевельнула бедрами, чтобы почувствовать лучше, еще ярче и слаще, ее движение совпало с новым движением пальцев – так удивительно хорошо, так волнующе и возбуждающе, так… на самой-самой грани.

– Еще, – попросила она, вновь двинув бедрами, – сделай так снова.

И Асир сделал… что-то такое, от чего Лин выгнуло и тряхнуло, и она сжалась и напряглась, вцепившись одной рукой в горячее, мокрое одеяло, а другую закинув Асиру на шею. Теперь чужие пальцы внутри нее ощущались очень сильно. Туго, плотно. Не верилось, что они могут еще и шевелиться, но – шевелились, и каждое движение, слегка болезненное, распирающее, вырывало у нее короткий стон. Наверное, надо было сказать, что ей нравится, что это хорошо и приятно, а то вдруг владыка решит, что ей слишком больно, и прекратит? Но на что-то внятное, на слова, а не стоны, не оставалось сил. Единственное, что она смогла – вцепиться в Асира, когда тот начал вынимать пальцы. А сказать «не надо» – уже не смогла. Потому что шумело в ушах и плыло перед глазами, и она чувствовала сразу столько всего – и жажду, и слабость, и желание продолжать, и утомление… Сосредоточиться на чем-то одном никак не получалось.

– Расслабься, – велел он, – разведи ноги. Не зажимайся.

У нее не получалось. Дрожь сменялась судорогами, пульсация нарастала, теперь это даже немного пугало – Лин не ожидала, что ощущения будут настолько сильными. Не думала, что пальцы способны доставить такое удовольствие, от которого хочется кричать и просить еще, и уносит чуть ли не в оргазм. Или это и есть оргазм?

Немного отпустило только когда владыка поцеловал ее снова. Лин дышала им, принимала его мягкие, почти умиротворяющие движения губ. И наконец смогла разжать ноги и дать ему вынуть пальцы.

Внутри стало пусто. Хотя дрожь и пульсация все равно продолжались, и кровь так шумела в ушах, что голоса слышались словно из-под воды, она не понимала слов, не понимала, чьи это голоса – кроме владыки, конечно.

Он склонился над ней низко-низко, но ничего не сказал, только зачем-то обнюхал. Тронул губами кожу возле уха, и Лин подбросило, как от разряда тока. Она жадно дышала и ждала – так ждала, чтобы он снова засунул в нее пальцы, или даже…

Это «даже» немного пугало, но манило. Как будто Лин только что была почти целой, а теперь… теперь хочет стать целой по-настоящему.

Асир взял ее за плечи, потянул, укладывая на спину. Сказал негромко:

– Ты получишь все, что хочешь. Не бойся.

Мягко, плавно согнул и развел в стороны ее ноги. Нависал над ней – большой, мощный, обволакивал густым, зовущим, властным запахом. Лин сглотнула и облизнула губы. Волновалась.

– Сейчас? – спросила шепотом.

Вместо ответа он провел пальцами между ее ног, и… Показалось, в нее толкнулись сразу все, как будто… проверяя? растягивая? С нажимом обвел по кругу, изнутри, вынул, и тут же…

Большое, горячее. Вошло совсем неглубоко, но настолько туго, что перехватило дыхание. Распирало до темноты в глазах. Уже все? Нет, наверняка пока только головка. Отчего-то вдруг вспомнились слова Лалии, о том, что члены кродахов могут быть очень большими. В тот единственный раз, когда мельком видела член владыки… он тогда не был возбужден, разве что немного. И то казался большим.

Но все равно она хотела. Не боялась, хотя какая-то трезвая, разумная ее часть считала, что повод для страха есть. Но сейчас вела не та трезвая, разумная, не агент Линтариена. Внутренний зверь рвался на поверхность, и Лин не могла его удержать. Да и не пыталась. Он знал, чего хочет, но разве она не хотела того же? Они оба долго этого ждали.

Лин подалась навстречу и замерла, пытаясь не дрожать. Не получалось. Слишком много… слишком необычно и странно.

– Дыши, – сдавленно сказал Асир. – Дыши и расслабься. Тебе ведь не больно?

– Нет, – Лин заставила себя вдохнуть и выдохнуть на счет, плавно и размеренно. Дышать. Расслабиться. Если у нее не получится, Асир не станет… не станет дальше, – Не больно, только странно, – она закрыла глаза, прислушиваясь к ощущениям, привыкая. – Как будто слишком много и мало одновременно.

– Мало – это ненадолго.

Ладонь Асира легла на живот, поглаживала медленно и мягко, и так же медленно Лин переполняло изнутри. Член входил все глубже и глубже, распирая. Лин стискивала одеяло, шире разводила ноги, словно это могло помочь. Горло перехватывало от подступающих стонов или даже… больше, чем стонов. Незнакомое ощущение абсолютной зависимости сначало напугало, а потом обрушилось понимание – она этого хочет. Она сама, не только ее внутренний зверь. Хочет сейчас принадлежать вот так – всей собой, хочет чувствовать в себе этот член, хочет кончать на нем постоянно. Всегда. Она попробовала пошевелиться, ответить Асиру хоть как-то – податься навстречу, или хотя бы потянуться за поцелуем, Но член сидел так плотно, так туго, что она вообще не могла двинуться. Как будто парализовало все мышцы. Хотя нет. Как будто все мышцы натянулись струнами и напряглись в максимальном натяжении, еще немного – и лопнут.

Асир сдвинул ладонь ниже, провел между полностью раскрытыми, натянутыми складочками, и Лин закричала, запрокинув голову, чувствуя, как снова сжимается и жарко пульсирует внутри, от входа до какой-то невообразимой глубины.

Ее трясло, выгибало и скручивало самым долгим, ярким и мучительным за сегодня оргазмом. Мучительным не от боли, а от неутоленного желания, от новых ощущений, от наслаждения, которого сейчас тоже было – слишком много и мало одновременно. Асир остановился, а Лин лежала, всхлипывая и пытаясь отдышаться, чувствовала в себе его твердый член, наверняка не вошедший даже наполовину, и со сладким, томительным ужасом понимала, что не успокоится, пока не получит его весь, целиком, в себя.

Дыхание выровнялось, от сотрясавших тело сладких судорог осталась лишь дрожь и волнующее, даже слегка пугающее ощущение переполненности. Как будто не член в ней, а она насажена на член, натянута настолько сильно, что еще немного, и порвется. И в то же время – как будто без этой наполненности все было… неправильно? А теперь станет как надо.

Асир ждал, внимательно всматривался в лицо, нюхал. Лин хотела бы сказать что-то, хоть что-нибудь – о том, что ей странно, но все-таки хорошо, о том, что она готова и хочет дальше, но получилось только облизать губы. Тогда она развела ноги как могла широко и снова задышала на счет.

Асир понял. Легко, почти невесомо поцеловал – и продолжил. Лин отчетливо ощущала давление головки, чувствовала, как она движется, как рожденная проникновением саднящая, распирающая боль почти сразу же сменяется жаркой, быстрой пульсацией.

Казалось, в любую секунду снова накроет оргазмом, и Лин дышала, дышала и считала, пытаясь сдерживаться, потому что хотела, чтобы Асир вошел до конца, не останавливаясь больше. Ничего и никогда в жизни не хотела так сильно. Она погружалась в жар, в ушах тонко звенело, голова стала легкой, будто веселящим газом надышалась или напилась допьяна.

Асир, едва касаясь, провел пальцами по шее, зарылся в волосы. Сжал, почти так же, как Асир из ее фантазии, и сказал на ухо:

– Все. Он там весь.

Этого хватило. Сладкая волна сжала изнутри, Лин ощутила член Асира полностью, от головки до прижавшейся к промежности мошонки, дыхание сорвалось.

– Да, – выдохнула Лин, – да. Да.

Кажется, она так и повторяла это «да», содрогаясь в очередном оргазме, комкая простыню и всхлипывая, уплывая во тьму.

Когда открыла глаза, за окном полыхало предзакатное низкое солнце, заливая комнату оранжевым теплым светом. Лин не сразу поняла, где она. Долго рассматривала край широкой кровати, на которой лежала, тонкие белые занавеси на распахнутом окне, белые простые стены без каких-либо украшений. Тело наполняла незнакомая сладкая истома, голова была пустой и легкой, хотелось лежать вот так, смотреть в окно и ни о чем не думать. Но, едва Лин приказала себе вспомнить…

Нет, память не обрушилась вся сразу. Вспоминались обрывки, иногда совершенно непонятные. Гневное лицо владыки на фоне цветущего жасмина и почему-то дрожащий голос Хессы. Снова владыка, с незнакомым Лин выражением горькой нежности: «Глупая анха. Моя анха». Распирающая боль и шепот: «Он там весь».

Вот это, последнее, прорвало плотину. Лин даже не вспоминала, а будто проживала все заново, и казалось – вот-вот, еще немного, и снова улетит в оргазм, от одних только воспоминаний. Она застонала, и тут полную восхитительных картин тишину нарушил голос, который Лин совершенно не ждала услышать здесь и сейчас:

– Очнулись? Как самочувствие, агент?

Лин повернулась на бок и попыталась сесть. Удалось с трудом. Чувствовала она себя то ли основательно пережеванной, то ли прокрученной через мясорубку, при этом восхитительно легкой, счастливой и зверски голодной. Профессор сидел с книгой у другого окна, рядом на столике в беспорядке стояли полные и полупустые и валялись пустые склянки, флаконы и бутылки.

– Хорошо, – коротко ответила Лин. Медиков не принято стесняться, и все же при одной мысли, что профессор наблюдал все то, что… Лин сглотнула и добавила: – Есть хочется.

– Поднос на столе справа от кровати.

Осознание окружающей действительности наконец включилось, оттеснив яркие, сладостно возбуждающие воспоминания. Лин обнаружила, что постель под ней чистая, без признаков всего, что они тут вытворяли, разве что промокшая от смазки. Что сама она тоже чистая и укрыта легкой, почти невесомой простыней, в которую и завернулась, перебравшись поближе к еде.

Еда была скудной, ничуть не соответствующей ее зверскому голоду. Тонко нарезанные вареное мясо и сыр, пирожки с фруктами и с творогом, холодный травяной чай.

– Переедать вам нельзя, – объяснил профессор. – Ешьте и отдыхайте. Можете походить по комнате, если голова не кружится, но постарайтесь, чтобы в любой момент было на что опереться.

– Все так плохо? – Лин наслоила на пирожок мяса и сыра и впилась в получившуюся башню зубами.

– Не настолько, чтобы считать вас восставшей из мертвых, но достаточно для того, чтобы я убивал свое время в такой утомительной компании.

– Ну простите, – очевидно, профессор пребывал не в лучшем настроении, а если учесть, что он и в лучшем был той еще ядовитой гадюкой… Лин махнула рукой на попытки хоть что-то узнать и сосредоточилась на еде. Которая, к большому сожалению, закончилась как-то слишком уж быстро.

Мысль походить по комнате казалась здравой. Еще более здравым было бы залезть в горячую воду, боль в мышцах ясно на это намекала, но грузить этим желанием профессора Лин не собиралась. К тому же… она, скорее всего, где-то в покоях владыки, лучше вести себя вежливо и не соваться, куда не приглашали.

Однажды уже сунулась.

Пришлось прикусить костяшки пальцев, чтобы не застонать в голос. То воспоминание и так было слишком ярким, возвращалось и мучило каждый день, но теперь… «Тогда я еще не был владыкой, которому лижут зад… Тогда ты еще не боялась меня». Наверное, ей повезло. Сказочно, невероятно повезло, что течка пошла как-то не так, и что она чуть не умерла. Иначе владыка не взял бы ее, совершенно точно не взял бы. За Лин сыграло то самое, за что она владыку уважала безмерно и чем в итоге обидела. Асир был в ответе за всех своих анх, знал и принимал это. За всех, даже за оскорбившую его Лин.

Она добрела до окна, привалилась к раме. Комната была на втором этаже, за окном шелестел листвой виноград, цвели на высоких шпалерах розы, рассыпал брызги фонтан. Сад был пуст, залит тенями и прекрасен, и напомнил о другом садике, в котором они с владыкой просидели почти до рассвета за разговорами. Тогда Асир, наверное, что-то в ней увидел. Что-то, из-за чего возился с Лин, вправлял ей мозги… а потом все так отвратительно закончилось.

Знать бы, он вернется?

Лалия была права, Лин мало знала о течке. Вот ей было плохо, очень плохо, вот ее спасли – и что теперь? Кродах еще нужен или уже нет? Продолжения хотелось. Хотелось снова ощутить в себе… Лин сглотнула. От одной мысли внизу живота скрутилась ноющая боль, взбухла горячей волной, прошедшей по всему телу. А когда вспомнила ощущение члена – внутри – полностью, и шепот Асира: «Он там весь», – внутри сжалось, а по ногам потекла смазка.

Может, Асир ушел, потому что у него, кроме Лин, куча дел и целая Имхара. А может, он сейчас утешается с Лалией, а Лин хватит и профессора, чтобы вовремя дать нужные лекарства. Она ведь уже была с кродахом, и теперь ей лучше.

Солнце садилось. Лин ждала.

Что-то звякнуло позади, Лин угадала движение профессора у кровати, но не обернулась.

– Судя по всему, агент, вы пока не собираетесь терять сознание и в состоянии себя контролировать. В таком случае, я оставлю вас ненадолго. Если почувствуете головокружение или тошноту, выпейте это. Самые подробные инструкции – на этикетке.

– Хорошо.

Он вышел, и Лин осталась одна. В комнате темнело и как будто становилось прохладнее. Читать инструкции не хотелось, двигаться с места – тоже. Она переступила с ноги на ногу, поплотнее запахнула простыню. На сад наползали сумерки, зажглись фонарики над дорожками. И ничто не напоминало о том, что во дворце есть кто-то, кроме нее. Было очень тихо и наверняка очень спокойно, только вот ничего, похожего на спокойствие, Лин не чувствовала.

ГЛАВА 12

Запах Асира она учуяла даже раньше, чем открылась дверь. Дернулась было обернуться, но остановилась, упершись в подоконник, от накатившей предательской слабости чуть не подогнулись колени, томительно потянуло внизу живота, и вновь сильней потекла смазка. Значит, будет еще… Он возьмет ее снова? Лин застонала от скрутившей внутри судороги, и Асир тут же оказался рядом.

Ее окунуло в запах, в тепло и силу, исходящие от его тела. Владыка подхватил на руки так легко, будто Лин вообще ничего не весила.

– И давно ты тут стоишь, как призрак белой воительницы в руинах Альтары?

– Не знаю. Кажется, да. Я… – она обняла Асира за шею обеими руками и спрятала лицо в вырезе его халата. Запах стал гуще, такой необходимый, такой… Любимый. – Я скучала. Хочу еще, – она сглотнула ставшую тягучей и вязкой слюну, – так хочу тебя, но вдруг уже не нужно? Боялась, что не придешь.

– И оставлю тебя, беспомощную, на растерзание профессору? Нет, ты еще не готова к такому.

Он шутил, пытался подбодрить, и от этого вина и боль захлестнули с новой силой. Лин отвесила себе мысленного пинка: «Извинись уж как-нибудь, тряпка, найди в себе силы». Подняла голову. Асир почувствовал что-то, взгляд стал острым и внимательным, и Лин крепче сцепила руки, испугавшись вдруг еще сильнее, как будто, стоило оторваться, и – уйдет. Не прогонит, пожалеет, но уйдет сам.

– Владыка, – чуть слышно прошептала она. – Я не знаю ваших обычаев. Не знаю, как сделать правильно. Скажите мне. Я виновата, понимаю, что виновата, что вела себя как наглая слепая идиотка, наговорила бездна знает чего… Что мне сделать? Я пойму, если вы не простите, но хочу, чтобы вы знали, как сильно я сожалею.

– Я чую твое раскаяние, – голос Асира стал глуше. – Но не понимаю причины. Ты не можешь чувствовать вину за то, что вломилась в окно и пыталась защитить ту, с кем успела сблизиться. А остальное было лишь результатом. – Он дошел до кровати, опустил Лин на нее. – Ты точно хочешь говорить об этом сейчас?

– Меня это мучает. Знать, что сделала вам больно. Остальное было результатом, говорите? Нет. Разве что – результатом моей несдержанности. Да, я хочу, – она сглотнула, – объяснить. Если можно. Если это хоть чему-то поможет.

«Потому что иначе ты уйдешь, когда мне и в самом деле полегчает, и это будет уже точно конец. Навсегда». Хотелось, немыслимо хотелось забыть обо всех неудобных вопросах, поплыть по течению, отдаться во власть этого запаха, этих рук, снова испытать незнакомое, но такое волнующее физическое удовольствие. Но Лин, в конце концов, не была сопливой девчонкой, а взрослый человек должен уметь отвечать за себя. Даже в течку. Тем более зная, что от этого зависит будущее.

Она так и не смогла разжать руки, и Асир, помедлив немного, устроился рядом, притянул к себе, успокаивающе поглаживая по спине.

– Хорошо. Объясни мне.

Трудней всего было начать. Столько всего казалось важным, столько точек, с которых все могло бы пойти по-другому, лучше и правильней…

Но начала Лин почему-то с того, что здесь вообще не имело значения. Ни для кого.

– В нашем мире анхи не предлагают себя кродахам. Это не принято. Не дурной тон или отсутствие воспитания, гораздо хуже. Только шлюхи. У вас не так, но я, кажется, до сих пор не приняла это полностью. Иначе ждала бы, что Хесса сорвется. Она же по Сардару с ума сходит. – «Как я по тебе»… – И потом… в общем, я разозлилась. На себя прежде всего. Куда все делось, спрашивается? Восемь лет работы на самом опасном участке, хрен знает сколько сложных дел за плечами, отморозков обезвреженных – и не суметь остановить идиотку, которая со мной рядом стояла, и от которой я просто обязана была чего-то такого ждать? Может, конечно, я после праздника размякла, у меня тот день как в сладком тумане прошел, мозгов нет, только… – вздохнула, вбирая запах, – вкус винограда… и ваш. До сих пор помню.

Ее несло куда-то не туда, в какие-то совсем неважные дебри, и нужно было взять себя в руки, как тогда с Ладушем – пусть говорит агент, а не анха. Но как же это сложно, когда ты в течке и дышишь запахом кродаха. Единственного кродаха, который тебе необходим. А раз так, если не хочешь его потерять – вперед, Линтариена, объясняйся.

– Я могла выслушать Ладуша. Он, скорее всего, объяснил бы, что все не так, как я себе вообразила. Могла поговорить с Лалией. Видела ведь, чуяла, что и Лалия на себя не похожа, и Сардар не в себе, еще подумала – случилось что-то плохое. Конечно, я бы к вам так не вперлась, если бы знала… Это насчет окна, да. Но я выключила мозги и помчалась задавать вопросы. Ладно. Дура, но пока излечимо. Вы ответили. И вот тогда – тогда я должна была остановиться. Взять себя в руки. Признать ваше право защищать тех, кто вам дорог. Может, тогда сумела бы объяснить… без позорных воплей и незаслуженных упреков.

– Но не остановилась. Ты боялась за Хессу, я понимаю, у тебя были для этого причины. И сейчас есть. – Асир тихо хмыкнул. – Эта твоя дружба совсем не радует меня.

– Иногда нужно много времени, чтобы научиться жить. Она пытается. И, знаете, у нее есть все шансы стать человеком. А у Наримы – нет. Лицемерная завистливая тварь, такой и останется. Но вы и за нее тоже в ответе, а я… наверное, я их сравниваю совсем не так, как вы, вот и все.

– Нарима глупа, чего не скажешь о твоей Хессе. Дурочке можно простить многое, умной – нет. Но я категорически против присутствия их обеих в этой кровати сейчас. Ты хотела сказать что-то еще?

Лин помолчала, пытаясь собраться. Бездна бы забрала Нариму, разве в ней дело? Как вообще можно быть настолько косноязычной, когда речь идет о самом для тебя важном?

Что она может сказать?

И почему, за каким вообще хреном она плачет сейчас?

– Я не знаю, что сказать. Хотела извиниться, получилось… кажется, только хуже. Я… помните тот разговор перед ярмаркой, о надежде? За вами я пошла бы куда угодно. Через любую пустыню, через любое море.

– Разве можно добровольно идти через пустыню за человеком, которого боишься и решениям которого не доверяешь? Это все равно что пойти на смерть ради цели, в которую не веришь. Самоубийственная глупость. Не плачь. – Асир вытер ее лицо тыльной стороной ладони, коснулся губами щеки. – Ты совсем не глупа и не слаба, ты просто еще многого не знаешь о себе и об этом мире. Пройдет немного времени, и ты выберешь себе кродаха, которому сможешь верить. Здесь не о чем плакать.

Лин мотнула головой:

– Один раз… – она осеклась. Хотела объяснить, как это на самом деле больно: один раз не поверила, надумала себе бездна знает чего, и теперь все, не можешь, не имеешь права сказать, что всегда верила. И все равно не нужен ей никакой другой кродах, никому она не сможет и не захочет довериться так, как Асиру, полностью. Но вдруг это оказалось совсем не важным, потому что до мозгов дошло куда более страшное. – Подождите. Нет. Что-то снова не так, и я, кажется, снова слепая идиотка. Вы ведь уже говорили, а я прослушала. С чего вы вообще взяли, что я боюсь – вас?

– С того, что вкус твоего страха, даже не страха, беспредельного ужаса, я до сих пор чувствую на языке. Ты не доверилась, не захотела услышать, я разозлился. Это не делает мне чести, но здесь уже нельзя ничего изменить. Я не хочу, чтобы ты боялась.

Лин не сразу поняла, о чем речь. Снова и снова мучая себя воспоминанием о не тех словах, мыслями о том, что Асир был ранен, она и думать забыла о собственном приступе ужаса, как только разобралась, что именно за ним стоит. И только теперь дошло до тупых мозгов: ведь чуять эмоции – еще не означает правильно определять их причину.

– Да, я вспомнила, – медленно, осторожно подбирая слова, начала Лин. – Я поняла, о каком ужасе вы говорите. Вы, конечно, не поверите сейчас, если скажу что-нибудь банальное вроде «вы не так поняли». Но все-таки почуете, если совру, правильно?

Очень ясно она поняла, что у нее только одна попытка. Единственный шанс. Просрет – второго не будет, потому что она не трусливая тварь вроде Наримы и даже не долбоебка вроде Хессы. Ей сразу дали многое, куда больше, чем заслуживала. Дважды таких авансов не дают никому.

Заставила себя расцепить все еще сомкнутые на шее Асира руки, но тут же ухватила его ладонь. Та история, которую она должна была сейчас рассказать, требовала якоря. Лин вообще не думала, что когда-нибудь вытащит все это на свет.

– Однажды вы рассказали мне кое-что… очень личное. Кажется, пришло время ответить тем же.

Было тяжело, было больно, но она смотрела Асиру в глаза.

– Я не знаю, кем были мои родители, и меня никогда это не тревожило – в Нижнем городе полно беспризорников, рядом с морем легко выживать. Сколько себя помню, я болталась в стае уличных мальчишек. Но в моей жизни был один взрослый… анха, которую я могла бы назвать близким человеком. Она жила в трущобах, и я бегала к ней два-три раза в неделю, иногда просто так, иногда – с какими-то вопросами или с глупыми девчачьими бедами. Да, я знаю, что такое трущобные анхи… очень хорошо знаю. У Альды не было ни кродаха, ни денег на подавители. Она всегда предупреждала меня, когда подступала течка. Говорила, чтобы я не приходила. Что мне еще рано знать некоторые вещи.

Лицо Асира расплывалось перед глазами, почему-то было трудно дышать.

– Мне было двенадцать, когда я пришла не вовремя. Так получилось, случайно – удирала от одного утырка, оторвалась от него совсем рядом с халупой Альды, была уже почти ночь, и я подумала, что могу поспать в ее сарае, а утром тихо уйти. А т-там…

Лин прикусила губу: вспоминать все еще было больно, никакие психологи с этим не справились – в основном потому, что на всяких дурацких собеседованиях она просто молчала об этом. А сейчас не могла перестать плакать.

Терла глаза краем простыни, дышала, пытаясь хоть немного успокоиться. Это самое начало, рассказ будет долгим. Владыке нужна правда, а не ее рыдания.

– Наверное, надо сказать. Эта история не о том, о чем вы сейчас подумаете. Не об убитой в течку анхе, а о том, как я стала убийцей. Мне повезло, я пришла слишком поздно. То есть это потом уже я поняла… что повезло. После того, как много лет грызла себя за опоздание. Мне она снилась. Мертвая, вся в крови, и с улыбкой.

Она крепче сжала руку Асира и почувствовала ответное, успокаивающее пожатие.

– Каким-то долбаным чудом там была охранка. Они не успели взять убийцу, зато увезли меня. Соплячку, воющую от первого в жизни настоящего горя. Я провела ночь в участке. Здоровенный кродах качал меня на руках, как младенца, поил успокоительным и обещал, что все будет хорошо, а я выла, ругалась и слала его в бездну.

Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Тогда успокоительное не слишком помогло, но с тех пор Лин научилась брать себя в руки от одного вида Каюма. Даже, оказывается, от воспоминания о нем.

– Утром он отвез меня в интернат. При мне поговорил с директором – сказал, что по закону никто не разрешит ему опекунство, но, если со мной возникнут проблемы, нужно обращаться к нему. И мне сказал, что могу приходить. Уж дорогу до участка небось найду.

Теперь у нее получалось говорить спокойно. Или почти спокойно. Только посмотреть Асиру в лицо не могла себя заставить.

– Я не приходила, конечно. Я почти ненавидела его, потому что какого хрена, где он был, где все они были, когда Альду еще можно было спасти? А потом… Мне было семнадцать, когда я увидела то дело. Да, забыла сказать. Интернат был чем-то вроде спецшколы. Обычная программа плюс профильные предметы. Оттуда многие потом шли учиться дальше, клибы в основном – на юристов, адвокатов. Но я как-то сразу нацелилась на охранку. Решила, что не буду… как те. Не опоздаю. Никогда больше не опоздаю.

Асир вдруг усадил ее, налил воды в кружку:

– Пей. Ну, пей.

Лин пила, зубы стучали о край. Всхлипывала. Дышала – снова на счет.

– Нам давали материалы старых дел, для примера. Оказалось, что убийца Альды был серийником, вот откуда там взялась охранка. Проклятый вечно обдолбанный наркоман. Его убили на следующей анхе, написали «сопротивление при задержании», но нам тогда уже объяснили, что иногда и служители закона срываются. А еще там было, что на него вышли, когда копали под одного… Наим Муяс его звали. Клиба. Официально – владелец фармацевтического завода и сети аптек. И подпольный цех наркотиков. Так вот этот Наим до сих пор ходит на свободе, потому что адвокаты у него хорошие, денег как у психа фантиков, а на охранку он срать хотел. Уважаемый член общества, как же.