Текст книги "Воля владыки. В твоих руках (СИ)"

Автор книги: Рия Радовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

«Попроси прямо», – сказала Лалия. «Будь собой». Она и раньше так говорила, и как раз этот совет Лин легко было исполнить. «Без истерик». Что ж, она и сама не любила истерики, свои – даже сильнее, чем чужие, и надеялась, что больше не сорвется так позорно. Сейчас же вроде и повода нет.

А еще Лалия сказала, что все-таки это было покушение и наверняка не последнее. «Семейные трения». И дала понять, что об этом если и стоит спрашивать, то у самого владыки, и быть готовой к тому, что тот может и не захотеть отвечать. Еще и удачный момент посоветовала выбрать. Какой может тут быть удачный момент? Лин покачала головой. Некоторые думают, что работа агента охранки дает бонусы при личном общении, но Лин знала, что все наоборот. В тот момент, когда ты начинаешь говорить с другом так, как говорила бы с подозреваемым, свидетелем, осведомителем, дружбе приходит конец. Именно поэтому она почти с самого начала старалась загнать поглубже агента Линтариену, выпуская ее только при конкретной необходимости. Старалась строить личные отношения, а не рабочие. Вроде бы даже получалось. Хотя, если подумать, все это время она была слишком озабочена предстоящей течкой. Слишком не уверена в будущем.

По-настоящему ее жизнь в новом мире начиналась, наверное, только сейчас.

ГЛАВА 18

С утра сад был прекрасен и бодрил не хуже первого глотка кофе. Свежесть росы, аромат влажной травы и ночных фиалок, по-утреннему громкий щебет птиц. Может, потому владыка и велел накрыть завтрак на свежем воздухе?

Первый глоток кофе за предки знают сколько дней. Лин не спешила его делать, тем более что в крохотной чашечке на один глоток и было. Нюхала, оттягивая удовольствие и заранее зная, что удовольствие будет горьким не только в прямом смысле.

Эта чашечка, наконец-то разрешенная Лин, означала, что все заканчивается – вполне возможно, прямо сейчас, в эту самую минуту. Владыка допьет свой кофе, потреплет по волосам и скажет: «Вот ты и пережила свою первую течку». Может быть, спросит, что думает об этом она сама, а может, сразу отправит в сераль. Ему с этим посольством наверняка не до анх. Сколько на сон остается, пара часов в сутки?

– Ты видишь там что-то, чего не вижу я? – вместо этого спросил Асир. Придвинулся ближе, заглядывая в чашку Лин. – И где повод для такого уныния?

– А что там видите вы, владыка? – хотелось ткнуться лбом в плечо, может быть, лизнуть или хотя бы прихватить губами кожу, но Лин вместо этого подняла голову, вглядываясь в безмятежно спокойное лицо.

– Наверняка старый Зифрад увидел бы больше, но пески давно разъели его кости. Он жил в южной башне и лишь иногда спускался в покои моей матери. Они могли говорить часами. Мне было тогда мало лет, но я уже не боялся ни пустынных смерчей, ни диких зверогрызов. А вот Зифрада боялся. В его комнате всегда пахло травяным дымом, грелись на жаровне светящиеся камни, сушились птичьи кости и потроха. Зифрад тогда уже был почти глух, и я пробирался в башню до рассвета, залезал под кровать или прятался за ширмами и смотрел. Там было на что посмотреть, но Зифрад всегда меня находил. То ли по запаху, то ли благодаря своей странной магии. Он смотрел на меня и говорил непонятное, жаль, я не помню, что именно, зато помню собственный ужас, белую бороду почти до пола и глаза, которые видели гораздо больше, чем позволено смертному, хоть в человеке, хоть в кофейной гуще. Но я не обладаю его даром и в кофе вижу только кофе, а в тебе чую растерянность и сожаление.

– Я жалею, что течка кончилась. Было… совсем не так, как я ждала и боялась, – Лин поставила свой кофе, так и не отпив. – Я и представить не могла, как это… как хорошо. А теперь растеряна – потому что не знаю, что будет дальше. Вам ведь не до меня сейчас, я и так получила очень много, совести не хватит просить еще хотя бы день. Хотя бы ночь. Но я безумно не хочу уходить.

– Только день? Только ночь? – Асир задумчиво коснулся ее щеки, провел пальцами до подбородка. – Ты думаешь, завтра или через день что-то изменится? В тебе? Или во мне? Мы оба во дворце. Количество стен между нами минимально и преодолимо, если не станем строить новые. А мои желания не зависят от того, где именно ты находишься – здесь, в зверинце, в саду или серале. Так почему ты выглядишь так, будто прощаешься со мной?

Он был прав, но это была правота кродаха. Уж наверное, владыка не считал сераль тюрьмой для своих анх, но для Лин это была почти тюрьма. Ограниченные передвижения, зачастую с охраной, невозможность заниматься тем, что привыкла считать больше, чем просто работой. Навязанный круг общения. Никакого личного пространства. Надзиратели. Лин обхватила себя руками. Чем больше об этом думать, тем хуже все выглядит.

– Хватает и одной стены, владыка. Вы ведь сами говорили, вашим анхам запрещено приходить к вам без зова. Один раз я нарушила запрет, ни к чему хорошему это не привело. Нет, я не думаю, что завтра или через день что-то изменится. Но вы будете заняты делами более важными, чем неопытная анха, которой нравится быть с вами рядом.

– Я буду занят ими в любом случае, останешься ты здесь или где-то еще. И мы оба знаем, что дело было вовсе не в том, что ты влезла в окно. – Асир оставался серьезным, но интонации неуловимо изменились. – А в том, что случилось после этого. Еще ни одна анха не вламывалась вот так к владыке, наплевав на стены и замки. Жаль только, что причины твои были крайне далеки от желания близости.

– Да, – согласилась Лин, – жаль. А если бы, нет, просто «если». Если я не выдержу и вломлюсь к вам вот так… Нет, – она мотнула головой, отгоняя возникшую вдруг перед глазами картину: как влезает в окно спальни Асира с мыслью урвать если не близость, то хотя бы прикосновение, а там с владыкой Лалия или еще кто-нибудь. – Нет, нельзя так. Простите, я чушь несу. – «Совсем как Хесса тогда с Сардаром. Договорюсь сейчас».

Она схватила остывший кофе, глотнула сразу весь и зажмурилась от слишком яркой горечи.

– Мне не за что тебя прощать, но я хочу знать, с кем ты сейчас разговариваешь. С владыкой или с кродахом, которого хочешь. – Асир вдруг надавил на плечи, заставляя опрокинуться на подушки. Навис сверху, прижимая ладонью. Взгляд потяжелел, заходили желваки на скулах. – Здесь никого, кроме нас, нет, так объясни наконец и мне, и себе, кем ты себя считаешь – анхой, которая нуждается в постоянной заботе и покровительстве, или анхой, которой важно другое. Почему, когда я беру тебя, ты не выкрикиваешь все мои титулы и родовые имена, а сейчас ведешь себя как нищий у святилища или проситель в зале приемов? Я не могу понять, что происходит. Куда делась анха, которая дерзила мне со второй встречи и рисковала головой, защищая свою правду. Что мне сделать, чтобы ты вспомнила мое имя и перестала усаживать меня на трон даже здесь? Снова послать кого-то на смерть? Или заставить тебя кончить?

Лин замерла. Запах Асира сгустился, вынуждая подчиниться, прогнуться. Запах кродаха. Яркий, властный – он давил, а ее, наоборот, вдруг отпустило. Как будто свалилась с плеч какая-то другая тяжесть.

Она улыбнулась и закинула руки Асиру на шею.

– Заставь.

Тот дернул в стороны полы расшитого халата, одного из тех, что во время течки заменяли Лин памятную простыню, ухватил под колени, разводя ноги, и…

Какой же идиоткой она была… тогда, с Азизом. Они оба. Наверное, Асир не забыл того рассказа, иначе почему… почему – вот так? Только ртом, языком… и течки уже нет, а ее уносит, совсем как в течку.

Лин выгнулась, руки соскользнули, и она сама не поняла, как вцепилась Асиру в волосы. Его ласки напоминали тот давний дурацкий эксперимент не больше, чем облезлый бродячий котенок – Адамаса. Она понятия не имела, каково это, когда тебя ласкают губами и языком… там. В течку они этого не пробовали. Наверное, правильно не пробовали – если и сейчас, без течки, это ощущалось настолько ярко. Лин задыхалась, сгорая в охватившем тело жаре, извивалась, пытаясь что-то сделать, сама не зная, что, и Асир снова прижал ее ладонью, при этом как-то ухитрившись зафиксировать и ноги. Все, что теперь она могла – стонать и скулить, чувствуя, как ее все быстрее несет к краю, понимая, что сама нарвалась, сама раздразнила, и ее действительно заставят кончить прямо вот так, без члена, без соития, только от ласк.

Что еще Асир сделал, Лин не поняла – она и так была в каком-то помутнении. Прихватил губами? Поцеловал? Толкнулся языком внутрь? Или и не делал ничего особенного, просто Лин дошла до точки? Тряхнуло, выгнуло, внутри пульсировало часто и жарко, сжималось, заставляя вздрагивать и стонать. Слишком… много и мало, наверное. Слишком горячо, ярко, мучительно долго – и все равно хочется больше. Дальше. Кончить еще раз, теперь уже на члене.

Лин трясло, а Асир все так же давил ладонью на грудь и не давал опустить ноги, и, приподнявшись, пристально смотрел в лицо. Она хотела сказать… попросить, да, попросить еще, больше. Но вместо «возьми меня» вырвался только жалкий стон.

– Помогло? – спросил Асир хрипло.

– Да. Нет. Бездна, как это… какая же я идиотка. Я и не знала…

Асир опустил ладонь ниже, оставил ее лежать на животе, горячую и тяжелую.

– Ты многого не знаешь. Дай мне повод показать тебе. Не вымаливай милостей у владыки. Проси и требуй у того, кто хочет делить с тобой ложе.

– Я поняла. Хорошо.

Дыхание постепенно успокаивалось, а вот сердце колотилось, и не думая возвращаться к нормальному ритму. Или тут еще кофе подстегнул?

– Вот бездна… – снова повторила Лин – нормальные слова вс е не шли.

И это было плохо, потому что Асир, кажется, перестал ждать. Запахнул на Лин халат и отодвинулся. Сказал не глядя:

– Отдыхай.

– Подожди, – Лин вздохнула, уцепилась за его руку и, подтянувшись к нему, села. – Ты спрашивал, что происходит, я отвечу. – Нашарила на столе кувшин с водой, плеснула в кофейную чашечку, разлила, конечно же, плюнула и напилась из кувшина, не обращая внимания на то, что вода льется на шею и грудь. – Я запуталась и растерялась. Слишком мало успела узнать о вашем мире, о ваших порядках, законах, писаных и неписаных. Хотя времени хватало. Не до того было, слишком дергала перспектива течки. И до сих пор не понимаю, кто я здесь, что могу или должна, а что нет. Дома проще: на работе есть начальник, сослуживцы и… и работа, если коротко. А вне работы – сама себе хозяйка. Но здесь… – Асир снова, кажется, был недоволен, и Лин заговорила быстрее, боясь, что тот сейчас оборвет и уйдет. Начав, она уже хотела выговориться, объяснить, что чувствует и почему так глупо ошибается. – Сераль очень давит. Почти как тюрьма. Ты не разрешишь мне заниматься тем, чем я привыкла, для тебя это дико. А я не могу не делать ничего. Целыми днями гулять по саду, развлекаться и ждать, когда ты возьмешь меня? Мне нужно строить себя заново, а я не знаю, как и от чего отталкиваться. И все это я поняла как-то вдруг. Слишком резко. Когда течка отступила и стало нечего бояться. И еще ты. Все то, что я к тебе чувствую. Если бы не Лалия, я бы вообще ничего не понимала до сих пор, она хоть что-то объясняет. Когда я додумаюсь, о чем спрашивать. Но все равно боюсь ошибиться. Без опоры. Не понимаю, что дальше.

Она снова вздохнула, заставляя себя успокоиться. И, кажется, впервые назвала владыку по имени не во время секса, попробовала его имя осознанно, прокатывая на языке, привыкая, что так – можно:

– Асир. Мне нужны подсказки. Ты просил меня говорить в постели, что я чувствую. Что так, что не так. Теперь я прошу тебя о том же. Если ошибусь, скажи, как правильно.

– Это я могу тебе обещать. И теперь наконец понимаю, в чем дело, – помолчав, ответил тот. – А еще ты получишь от меня подарок. В виде старого занудного мастера Джанаха. Сама нарвалась. И только попробуй с ним не поладить. Если и есть в Имхаре человек, который знает историю Ишвасы лучше и лучше разбирается в древних и новых законах, то я с ним не знаком.

– Отлично, – с плеч свалилась очередная гора с Красный Утес размером. Он понял. И не только понял, но и сразу предложил хотя бы промежуточный выход.

– Еще кое-что. – Асир вздохнул. Он выглядел сейчас как человек, который собрался сделать то, чего категорически не желает. – Я даю тебе возможность занять свою истеричную подругу чем-нибудь достойным, чтобы у нее оставалось меньше времени на идиотские выходки. И если она захочет составить тебе компанию, я не стану возражать. Сардар тоже не станет. Джанах способен справиться с вами обеими.

– О-о, – протянула Лин. Это было серьезно. – Спасибо. Тогда вопрос – мастер Джанах не должен знать, кто я и откуда? Честно говоря, боюсь, что я могу… увлечься. Начать сравнивать на примерах.

Асир нахмурился.

– Хесса, как я понимаю, уже все знает?

– Нет. Только то, что я издалека и не могу вернуться, и что у меня первая течка, потому что на моей родине есть подавители. О течке трудно было бы скрыть, а остальное – следствие этого. Но все – без подробностей. Ты удивишься, но она понимает, когда нужно молчать и не спрашивать.

– Удивлюсь – это мягко сказано. Видимо, понимает через два раза на третий или ее понимание распространяется исключительно на тебя. Я не думаю, что стоит радовать Джанаха новостями о пришельцах из других миров, во всяком случае до тех пор, пока вся эта история так или иначе не закончится.

– Я думаю, об этом вообще не стоит говорить, никому и никогда, – Лин вздохнула, – но по твоим словам мне показалось, что мастер Джанах – увлекающийся человек, а я тоже не всегда сдержанна, когда речь заходит о законах. Хорошо, я обдумаю, как будет лучше контролировать себя в этом.

– О разрыве между мирами все равно станет известно. Слишком много тех, кто знает или кому предстоит узнать. Кстати об этом. Когда здесь соберутся все владыки Ишвасы, мне придется познакомить тебя с ними. Я постараюсь удовлетворить их интерес твоим профессором. Думаю, он придется им по вкусу, – Асир усмехнулся, и Лин подумала, что такая усмешка не может предвещать ничего хорошего. Наверное, будь на месте профессора Саада кто-то еще, ему даже стоило бы посочувствовать. – Но все же будь готова.

– Хорошо.

– Теперь мне кажется, что будет неплохо, если к тому времени ты уже получишь некоторое представление о нашем мире. Мы еще поговорим о владыках. Например, о том, кому из них не стоит перечить и подробно рассказывать, чем занимаются ваши анхи, особенно некоторые, – Асир выразительно взглянул на Лин. Губы дрогнули в улыбке. – Те, которые, дожив до двадцати пяти лет, понятия не имеют, что такое течка и настойчиво пытаются расстаться с жизнью в самых неподходящих местах.

– У тебя есть враги среди них? – быстро спросила Лин. – Да, об этом расскажешь. Честно говоря, слабо представляю, как у меня получится не перечить, если кто-то из них захочет меня как анху.

– Ты – моя анха, у тебя есть право сказать «нет» даже мне, – резко ответил Асир. – Никто из них не посмеет принуждать тебя к чему-то в моем дворце. И дело не во врагах. У нас запрещены войны, помнишь? Дело в том, что многие из них предпочли бы видеть на моем месте кого-то, кто свято чтит старые законы. Не древние, не новые, а старые – времен Краха. Джанах объяснит, что это значит.

– Я попрошу мастера Джанаха начать именно с этого, – медленно сказала Лин. – Но если я могу отказать любому, почему тогда Ладуш просил не попадаться на глаза гостям? Он говорил о законах гостеприимства, по которым… в общем, что-то о том, что если меня захотят, а я откажу, я тебя этим подставлю.

– Ладуш не любит конфликтов, и да, по законам гостеприимства, по старым законам, владыка делится с теми, кто допущен в сераль, любыми анхами, кроме меченых, хотя и это не запрещено. Такое давно не практикуется в Имхаре, но большинство анх в моем серале любят и хотят давать кродахам то, что имеют. Их к этому готовили с детства, они не понимают, как можно иначе. А я не собираюсь ничего запрещать. Мои гости привыкли не получать отказов. Но это ничего не меняет. В следующий раз, если Ладуш вздумает говорить с тобой о гостеприимстве и подобных пережитках, можешь смело слать его в задницу, я разрешаю. Запомни одно – он никогда не допустит насилия над анхой, скорее выпустит кишки идиоту, который отважится на такое в его владениях.

Вот интересно, сколько гор сегодня упадет с ее плеч всего от одного разговора? Лин придвинулась к Асиру ближе – еще ближе, хотя они и так сидели рядом, и все-таки уткнулась лбом в плечо.

– Спасибо. Ты избавил меня сейчас от очень большого страха. Меньше всего на свете я хотела бы тебя подставить, но это…

– Лин, – на затылок опустилась рука, Асир уже ставшим привычным движением взъерошил волосы. – Послушай меня. Я не хочу лишать тебя выбора. Ты совсем не знаешь кродахов и понятия не имеешь, чего от них ждать, но твой выбор ни к чему тебя не принуждает. И я ни к чему не принуждаю. Сейчас тебе хочется быть со мной, но ты не была с другими, тебе не с чем сравнивать. Не торопись с выводами. Не уподобляйся Лалии. Она умеет убеждать и влиять на других, но тебе вовсе незачем брать с нее пример и выбирать рассудком. Не забывай, что есть еще и сердце, которое иногда преподносит сюрпризы. У Лалии в свое время были причины отдать себя мне, у тебя их нет.

Лин фыркнула.

– Поверь, если бы я выбирала рассудком, от тебя бы держалась как можно дальше. И от твоих советников тоже, от всех сразу и каждого в отдельности. У меня стойкое предубеждение против кродахов из власти. Сейчас оно сильно поколебалось, но тянуть к тебе меня начало раньше. Почти сразу на самом деле, – она подняла голову, быстро взглянув Асиру в глаза, и снова поднырнула макушкой под его ладонь. Это было приятно. Успокаивало и дарило защиту. – Могу пообещать, что не стану впадать в неадекват и творить глупости, если вдруг пойму, что меня заинтересовал кто-то другой. Тебя это устроит?

– Да. Но теперь мне и правда пора. Ты можешь остаться сегодня, если хочешь. Я приду ночью, но завтра с утра ты должна быть в серале, Ладуш познакомит тебя с Джанахом. И еще. Помнишь шкатулку, которую я оставил на столе? Открой ее, а дальше – решай сама. И не торопись, решая, она уже никуда не денется.

– Хорошо. Я останусь и буду тебя ждать.

Асир ушел, а Лин почти бегом поднялась наверх. Она не знала, что в шкатулке, но догадывалась и хотела проверить скорее. Это волновало.

Крышка отошла с легким щелчком. Лин выдохнула сквозь зубы и вытряхнула из коробки белую ленту халасана. Угадала. Не зря Асир вел все эти дурацкие разговоры насчет выбора. Не зря даже не намекнул о метке. Не шелк с атласом на этот раз и не бриллианты. Тонкая, изумительно выделанная кожа. Ни узоров, ни украшений, только между ключиц неровная подвеска из белого жемчуга. «Слезы моря», как его здесь называют. Лин покачала головой. Асир постарался подобрать так, чтобы украшение сочеталось с ее обычной манерой одеваться. Но это ли важно?

– Я дождусь ночи, – негромко сказала Лин, пропуская мягкую ленту сквозь пальцы. – Ты сам наденешь его на меня. Хочу, чтобы это сделал ты.

ГЛАВА 19

В сераль Лин вернулась еще до рассвета. Ночь получилась долгой, как будто Асиру тоже не хотелось ее отпускать – хотя, наверное, Лин выдавала желаемое за действительное, ну да какая разница, подарки судьбы принимают, не спрашивая. Но засыпать после всего уже вроде и смысла не было, тем более что днем успела выспаться.

Евнух провел через сад к знакомой калитке, открыл, пропустил и запер дверь за ее спиной. От запаха жасмина Лин поморщилась: теперь он казался неприятным, тревожащим, даже живот заныл. Придется подыскать другой уединенный уголок. Хорошо бы с розами.

Тропа через жасминовые кусты, фонтан, у бортика которого любит читать Хесса, клумба… вокруг клумбы трудилась с тяпкой незнакомая анха. Невысокая, худощавая, с узлом черных волос на макушке.

– Доброе утро, – негромко сказала Лин. – Я тебя не видела здесь раньше.

– Я Кифая, из Харитии. Меня подарили владыке Асиру, да будет солнце милостиво к нему. Вчера.

– А сегодня ты до рассвета в саду. Любишь цветы? Да, прости, я Лин. Линтариена. Я не видела харитийского посольства, потому и не знала о тебе.

Кифая отложила тяпку, подошла ближе и втянула воздух.

– Возвращаешься с течки? Да простится мне нескромный вопрос, у кого ты была?

– У владыки. – Лин нахмурилась. Конечно, и так все узнают, но почему-то интерес незнакомой анхи вызвал вспышку чего-то, смутно похожего на ревность.

– Ты, должно быть, сильная, – Кифая покачала головой. – Такой давящий, властный запах. Ты спросила, люблю ли я цветы. Отвечу – я люблю сады. А этот сад… его жаль. Он не заброшен, но содержится в небрежении. Нельзя так.

– Я ничего в этом не понимаю, но раз ты говоришь…

– Год, – узкое лицо прорезала мечтательная улыбка, – дай мне год, и ты не узнаешь этого места.

Что ж, похоже, Нариму сменил кто-то более приятный. Лин кивнула и пошла дальше.

Сераль спал. Даже Сальма еще не вышла пить свой утренний кофе. Неужели страдает за компанию с Ганией? Зато у клиб, куда Лин заглянула с просьбой о кофе и завтраке, уже сидел Ладуш.

– О, кто к нам вернулся, – он отставил чашку, поднялся и придирчиво осмотрел Лин, обнюхал, едва ли со всех сторон не обошел. Отчего-то сразу вспомнилось про успокоительное под подушкой. Подумалось, что Ладуш – единственный из обитателей сераля, если не считать Хессу и Лалию, кого она, пожалуй, рада видеть. – Как ты себя чувствуешь?

– Живой и наконец-то адекватной, – серьезно ответила Лин. – Спасибо. Неплохо, на самом деле.

– Еще одно приятное известие в копилку приятных известий. Счастье какое. Мастеру Джанаху назначено на десять. А нам с тобой надо кое-что обсудить. – Ладуш обернулся к одному из клиб: – Завтрак госпоже Линтариене. Сытный. И отвар вместо кофе. Это ненадолго, – объяснил он, снова посмотрев на Лин. – Воздержись хотя бы пару дней. Я буду у себя, приходи, как позавтракаешь. Надо решить, что делать с осмотром. Это обязательная процедура после течки, особенно в твоем случае. Провести его могу я или Саад, подумай, с кем тебе будет проще. Он еще хотел взять у тебя кровь и побеседовать, но это можно сделать немного позже.

– Только не Саад, – Лин содрогнулась. – С меня и беседы с ним многовато будет.

Ладуш понимающе усмехнулся.

– Не сказал бы, что он сам горит желанием вступать с тобой в слишком тесный контакт. «Три убитых дня жизни и бессчетное количество нервных клеток, возитесь сами с этой ошибкой эволюции», – кажется, так, если я верно запомнил. Но твой случай его крайне заинтересовал, и он не собирается останавливаться. Особенно после того, что случилось в первый день течки. – Ладуш помрачнел. – Что ж, тогда я жду тебя для осмотра.

Завтрак был готов быстро, а съела его Лин еще быстрее. И от немедленной добавки воздержалась только из желания поскорее закончить с осмотром: к чему затягивать неприятное, если оно неизбежно?

По пути к Ладушу столкнулась с Ганией – и что ее вынесло в такую рань? Или от «сестер по сералю» прячется? Всклокоченная, непричесанная, с красными глазами, сильно же ее приложило. Интересно, Лалия не стала ей объяснять все то, что рассказала Лин, или для Гании, как и для Наримы, важнее статусный брак? В любом случае, Лин в это лезть не собиралась. Держись от истеричек подальше – спокойней будешь.

Гания остановилась, втянула воздух и застыла истуканом, приоткрыв рот. Лин кивнула:

– Доброе утро, – и, не дожидаясь ответа, постучала к Ладушу. Тот отозвался:

– Входи.

За спиной раздались рыдания.

– Что такое? – Ладуш торопливо вышел из того самого закутка-купальни, в котором осматривал Лин впервые. – Ах, это не ты. Я уж было испугался.

– Гания, – коротко объяснила Лин.

Ладуш закатил глаза.

– Предки, за что мне это? Раздевайся и ложись, там, на тахте, я сейчас.

Лежать в ожидании осмотра было неловко. Хуже, чем стандартные медосмотры дома. Лин поежилась, вспомнив первый день здесь – тогда все это казалось не просто неприятным, а еще и унизительным, наверное, только шок от всего прочего позволил перенести осмотр спокойно. Сейчас… Что ж, сейчас она хочет быть с Асиром и знает, что Ладуш желает ей только добра. Этого достаточно.

Вернувшись, Ладуш вздохнул и склонился над ней. Промял живот, заставил развести ноги. От пальцев внутри Лин вздрогнула.

– Что? – быстро спросил Ладуш. – Больно, неприятно?

– Неприятно, когда так делает не владыка, – краснея, буркнула Лин. Сказать бы проще: «стесняюсь», но чего стесняться после того, как и Ладуш, и профессор наблюдали за тем, как Асир ее брал? Но все же тогда она слабо осознавала окружающее. Вернее, было все равно, ей настолько нужен был Асир, что могла хоть вся дворцовая стража полным составом пялиться, и это бы не остановило. А сейчас… глупо, в общем. – Нет, не больно. Там саднит немного и тянет, когда хожу.

– Я намажу. Раздвинь ноги шире.

Мазь была холодной. Ладуш протолкнул ее глубоко, потом еще порцию размазал по стенкам.

– Теперь полежи. Можешь пока рассказать подробней, как себя чувствуешь. Слабость, головокружения, тошнота?

– Слабость вчера была. Хотела хоть подвигаться, пока заняться нечем, а мышцы как желе. Как будто, не знаю, перетренировалась?

Ладуш негромко рассмеялся.

– Заездил тебя владыка. Не бойся, после хорошей долгой вязки так и должно быть. Еще и с непривычки. Разрывов нет. Не знаю, что там выведет из своих исследований Саад, но как по мне, все, что тебе следует сейчас делать – немного прийти в себя и восстановить силы. Ты здоровая и сильная, природа возьмет свое. А, ну и еще постараться убедить владыку в том, что ты не умрешь у него на руках и не треснешь по швам.

– Постараюсь, – с чувством согласилась Лин. – Господин Ладуш, я еще спросить хотела. Мне теперь нужно пить снадобья от зачатия?

– Если бы речь шла о ком-то другом, я бы не задумываясь сказал «да», но с тобой не все так просто. – Ладуш отошел и теперь тщательно мыл руки в глубокой чаше, от которой тянуло травами и мылом. – Саад считает, что прием любых подобных средств, даже таких щадящих, как наши, для тебя сейчас небезопасен и может закончиться бесплодием. Впрочем, он еще не пришел к окончательным выводам, так что пока нет, Лин. Нужно подождать.

– Поняла. Хорошо, – в конце концов, спешить ей некуда. Наверное. Хочется, конечно, чтобы в следующий раз Асир мог кончить в нее, но… – Я подожду, раз надо.

– Судя по новому халасану, тебе можно этого не говорить, но все же скажу, на всякий случай. Если вдруг соберешься разделить ложе с кем-то еще, кроме владыки, постарайся контролировать кродаха. Никаких резких движений, крайне осторожное соитие. Ну и, конечно, не позволяй в себя кончать.

Лин поморщилась.

– Судя по вашему предупреждению, владыка совершенно зря пытается подтолкнуть меня к другим кродахам, учитывая, что я понятия не имею, как их контролировать. Себя-то не получается. Я поняла, господин Ладуш, и запомню. Но… В общем, очень надеюсь, что мне это не понадобится.

– Владыка пытается сделать что? – Ладуш вскинул брови, изумленно уставился на Лин, моргнул и вдруг рассмеялся, поспешно отворачиваясь лицом к ширме. – Прости. Я просто представил… Ох, нет. – У него тряслись плечи, и сам он заразительно фыркал, кажется, тщетно пытаясь сдержаться. – Одевайся и иди, о бездна, владыка пытается положить ее в постель к другому кродаху, это надо же. Да я съем свой любимый халат, если он… Все, иди ради всего. Придешь к десяти, отведу к Джанаху.

– Не верите? – буркнула Лин, одеваясь. – Я бы и сама рада не верить, но вы бы слышали, какую он мне речь задвинул на эту тему. Одна надежда, что он это не всерьез… в смысле, не совсем уж всерьез. Ладно. Спасибо, господин Ладуш. Уже ухожу.

Она была уверена, что рыдания разбудили весь сераль, но Гания, наверное, уже достала всех истериками, и на нее перестали обращать внимание. По крайней мере, зал был пуст и тих. Лин заглянула к Хессе – кровать стояла нетронутой. К себе идти не хотелось. Как будто, стоит войти в свою комнату, и дни у Асира окажутся сном или, того хуже, бредом. Висевшие над лестницей в башню часы показывали без пяти шесть, чем занять четыре часа до мастера Джанаха, Лин не знала. Хотя… вот лестница, а наверху – библиотека, в которой можно найти не только «розы щек и мотыльки поцелуев».

Прежде чем идти на поиски знаний, Лин снова заглянула к клибам. Попросила все-таки добавки к завтраку, а еще – сказать Хессе, если та появится, что Лин в библиотеке, и сообщить о времени в половину десятого. А наверху прежде всего свернула в комнату для изысканных занятий – нужен новый блокнот и карандаш, идти на уроки по истории и законам, не имея возможности что-то записать, было бы вопиющим идиотизмом.

И только здесь поняла до конца, как лихорадило сераль в последние дни. Наброски всегда аккуратной Тасфии россыпью валялись на столе, несколько листов и вовсе упали на пол, и никто их не поднял. У мольберта, за которым любила рисовать Сальма, осталась не закрытой коробка с красками, грязные кисти торчали из стаканчика с бурой водой. Как будто эти двое убежали отсюда внезапно, да так и не вернулись. Лин посмотрела на незаконченный рисунок на мольберте. На этот раз не море и не скалы, а тонкая фигурка анхи в праздничном наряде. Причем анха – без лица, с едва намеченной прической, а вот наряд прорисован детально – узорчатые шаровары и лиф, широкий праздничный пояс, длинная накидка, скрепленная брошью-листом на цепочке. Лин покачала головой: хорошо, что Сальма отвлеклась от тоски по родному Баринтару, но все же странная смена направления. Даже интересно, с чего бы.

Блокнот нашелся без труда, и тут вспомнилось, как у Асира – когда тот был занят посольством, а Лин бездельно ждала ночи – тянуло рисовать. Что ж, здесь и сейчас никто ей не помешает. Она села в кресло у окна, пристроив блокнот на коленке, как привыкла в саду. Замерла, прикрыв глаза.

Она никогда не думала, что именно хочет нарисовать. На бумагу ложилось то, что смущало или тревожило, вызывало тоску или радость. Дурацкий, но удобный аналог психотерапии, как сказал однажды Каюм, застукав ее на дежурстве над кипой исчерканной бумаги. А здесь… Асир сказал тогда – «Ты хорошо рисуешь». Лалия наверняка тоже посмотрела, но комментировать не стала.

На самом же деле, рассматривая нарисованные лица, Лин видела те отголоски эмоций и мыслей, которые в реальности замечала инстинктивно, но не успевала осознать сразу. Иногда это было полезно, иногда – просто делало воспоминания более живыми. Набрасывая лицо Асира в момент, когда тот потребовал ответить, что происходит, и рядом – другое, каким оно стало в конце того не слишком легкого разговора, Лин всего лишь хотела сохранить то утро – не только в памяти. Память тускнеет и путает, в памяти могут застрять совсем не те слова, которые важны на самом деле, а лица не лгут.