Текст книги "Воля владыки. В твоих руках (СИ)"

Автор книги: Рия Радовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА 21

Мастер Джанах Лин понравился. Невысокий, щуплый и словно усохший от старости клиба с морщинистым лицом и тонкой белоснежной бородой по середину груди, он смотрел неожиданно остро, как будто насквозь просвечивая, и говорил негромко и очень внятно, укладывая слово к слову и мысль к мысли плотно и красиво.

Впрочем, понравился он Лин еще до того, как начал рассказывать. В тот самый момент, когда кивнул Ладушу и сказал:

– Проходите. Садитесь туда, где вам будет удобно. Асир мне сказал, что вы обе девственно невежественны, но небезнадежны. Вот уж кому не рассуждать бы о чужой небезнадежности, хуже него ученика у меня не было.

Хесса сглотнула. Лин подтолкнула ее к столу, придвинула стул для себя, положила блокнот и карандаши. Мастер Джанах хмыкнул:

– Похоже, я прав. Вам приходилось учиться, верно… госпожа Линтариена, так?

– Просто Лин, если можно. Приходилось. Но владыка прав, здесь я и правда… девственно невежественна. – «И в прямом смысле тоже», – мелькнула мысль, заставив прикусить губу, чтобы не рассмеяться от дурного каламбура.

– А вы, очевидно, Хесса, – кивнул Джанах. – Позвольте спросить, отчего вы так боитесь?

– Мне, ну… не приходилось, – чуть слышно ответила та. – Учиться так, чтобы по-настоящему. Никогда.

– Но вы хотите? Или пришли за компанию с подругой?

– Хочу, – Хесса даже вскочила, сжав пальцами край стола так, будто боялась, что ее сейчас будут отрывать и выволакивать силой. – Я не умею, но я очень хочу, правда.

– Вот и хорошо. Садитесь. Сегодня мы с вами познакомимся поближе. Поговорим. Чтобы там ни воображал наш владыка, не бывает людей, вовсе ничего не знающих о своем мире. Я думаю, имеет смысл выяснить, что вы знаете. Начнем с вас, Хесса. Скажите, почему наш мир называют Семицветной Ишвасой? Не вставайте, мы просто беседуем.

Хесса, явно не зная, куда девать руки, сцепила их в замок так, что от напряжения побелели костяшки. Но заговорила почти спокойно, только немного торопясь, как будто боялась, что Джанах прервет ее раньше, чем она закончит.

– Ишваса состоит из семи частей, их называют лепестками, каждая управляется своим владыкой, имеет свои цвета стягов и свои особенности. Имхара – красный, Баринтар – оранжевый, Сафрахин – желтый, Харития – зеленый, Азрай – голубой, Шитанар – синий, Нилат – фиолетовый.

– Совсем неплохо, – одобрил Джанах, он расхаживал по комнате, заложив руки за спину, и слегка кивал в такт словам Хессы. – Но всегда ли Ишваса была Семицветной? И всегда ли она была Ишвасой?

– Ишваса появилась после Великого Краха. Я слышала, будто в первое время не было ни Имхары, ни других лепестков. Но я… – Хесса смутилась. – Я не знаю, что было тогда. И как было до Краха – тоже.

– До Краха был целый и неделимый мир, – сказал Джанах. – Под управлением одного владыки. И последний, Амран Кровавый, втянул Альтаран в многолетнюю междоусобную войну, которая и стала причиной Краха. Альтаран – так назывался наш мир. Альтарой называлась его великая столица, которая, кстати, находилась на территории Имхары. И до сих пор путешественники могут посетить ее руины, ушедшие в пески почти целиком.

– Тогда здесь было море, а не пески, – Лин вспомнила рассказ владыки. Поймала взгляд Джанаха, быстро сказала: – Простите. Дурная привычка. Я не хотела перебивать.

– Мы беседуем, Лин, никогда не молчите, если вам есть что сказать. Если я захочу от вас тишины, скажу об этом заранее. Мое единственное условие – предмет беседы, от которого не стоит отступать, иначе в ваших головах будет не море с песками, а каша с салатом. К примеру, если мы говорим о лепестках Ишвасы или об Альтаране, мы не станем перескакивать на оружие Нилата или снежных великанов Шитанара. Но вернемся к Альтаре. Верно, Срединное море, на берегу которого она стояла, исчезло после Краха. Многое исчезло. Что-то бесследно, что-то – не совсем. Некоторые древние традиции и законы, обряды и память о них сохраняются до наших дней.

– Это то, о чем я хочу узнать, – тихо сказала Лин. – Владыка говорил – есть законы новые, старые и древние.

– Новые законы, – Джанах хмыкнул. – Их проще было бы назвать старыми в новой интерпретации. А вот новейшие существуют. Это законы, по которым живет нынешняя Имхара. Странно, что владыка Асир забыл о них. – Джанах едва заметно улыбнулся. – В конце концов, он сам писал их. Но Ишваса живет в основном по Новым законам. Старые – сложились после Краха и поглотили законы древние так же необратимо, как пески поглотили Срединное море. Новые – искаженное отражение Старых, изменившихся в угоду новому времени. Только Харития, Баринтар и Нилат поддержали Новейшие законы, законы владыки Асира, но до окончательных изменений законодательства еще очень, очень далеко. Не все способны на быстрые и радикальные перемены, одни довольны тем, что есть, другие не хотят или боятся вызвать недовольство знати. Мы еще вернемся к этому. Пока же я хочу спросить вас о Великом Крахе. Что вы знаете о нем?

– Был какой-то глобальный катаклизм, – осторожно начала Лин. – Огонь с неба, каменный дождь и все в таком духе. И один мир раскололся на два, хотя это как-то… – она запнулась, вспомнив гнетущий ужас, охвативший ее на месте раскола, или бреши, или что там такое в Трущобах было. – Как-то не укладывается в голове, но это правда. Два отдельных мира, каждый из которых выживал после катастрофы своим путем. В… – она чуть не сказала «в вашем мире», спохватившись в последний момент: – В Ишвасе тогда погибли почти все анхи, я так слышала. Что поставило на грань вымирания уже всех, потому что некому было рожать. Именно тогда анх стали запирать по сералям и вообще слишком беречь.

– «Слишком»? – поднял брови Джанах.

– Я думаю, да, – решительно ответила Лин. – Так, как берегут не людей, а драгоценности в сокровищницах. Сдувая пылинки, обеспечивая всем, но не спрашивая о желаниях. Не позволяя рисковать. Оставив им единственное предназначение.

– Не всех берегут, – вдруг вмешалась Хесса. – Не знаю, как раньше, но сейчас – точно не всех. Сералей на всех не хватит. Поэтому в сераль попадают знатные, с хорошей родословной, и это… милость, а не данность. Бывают, конечно, исключения… – Хесса смутилась и опустила голову.

– Такие, как вы, например? – спросил Джанах. В его вопросе не было ни издевки, ни неприязни, простая констатация факта. Хесса молча кивнула.

– Ситуация изменилась очень давно. Поначалу, после Краха, вы правы, Лин, анх ценили больше собственной жизни. Выжившие объединились в семь великих кланов.

Главы каждого из этих семи – великие предки, о которых вы наверняка наслышаны, потому что поминают их все так или иначе в любое время суток. Они и стали основателями семи великих родов. Нынешние владыки – их потомки. И в каждом великом клане, представьте себе, было меньше десяти анх. Осознаете ли вы размер катастрофы? Целый мир, пусть и уменьшившийся вдвое, и меньше сотни анх, часть из которых были бесплодны, часть – измучены и изувечены войной и всем, что последовало после. Древние законы необходимо было менять и пытаться выжить. Любыми способами.

– Меньше десяти на клан? – Лин оторопела. Это было даже хуже, чем у них с кродахами. И правда, грань вымирания, – Но подождите… Тогда получается, что в каждом лепестке все друг другу так или иначе родня.

– Так или иначе, – согласился Джанах. – Этого пытались избежать, разными способами. Именно с тех времен возникла традиция дарить анх. Анха, подаренная одним владыкой другому – великая милость, великий жест. Самый ценный дар. К слову, о Новейших законах владыки Асира. Теперь вам должно быть ясно, почему этот пункт остался неизменным даже в них. Это прошлое, о котором нельзя забывать.

Лин опустила голову.

– Я не думала об этом с такой точки зрения. Но все равно… не хотела бы я, чтобы меня дарили. Как будто вещь. Пусть даже хоть сто раз драгоценную.

– А стать анхой, которая сделает все, чтобы спасти мир и потомков, забыв о собственных интересах ради глобальной цели возрождения, хотели бы?

– Нет, – жестко ответила Лин. – Небо упаси. Но есть ситуации, когда твои личные интересы и желания ничего не значат, и ты сама это понимаешь. В таком случае я бы сделала то, что должна. Но это было тогда, а сейчас? Острой необходимости давно нет.

– Никто не хочет повторения прошлого. – Джанах прошел к окну, остановился там и заговорил немного иначе, тише и задумчивее. – В чем величие этих «великих предков», можете спросить вы. Они сделали то, что и должны были сделать в тот момент, разве нет? А теперь представьте себя на месте любого из них. Самый старший, Даниф, основатель Имхары, был тогда на два года моложе нашего владыки. У него была супруга, владеющая мечом ничуть не хуже, чем хлыстом и кинжалами, и двое маленьких детей – кродах и анха. У него была Имхара – пустыня от горизонта до горизонта, сотня кродахов и почти столько же клиб. Ему пришлось запереть жену, прошедшую с ним через всю войну, вместе с остальными анхами клана, и содержать под непрестанным надзором, запретив ей все, что позволялось раньше, и отдавать ее своим советникам и всем отличившимся кродахам по очереди. Ему пришлось подарить дочь владыке только что образованного Баринтара и получить взамен его дочь. Ему пришлось строить свое государство из пепла, пожертвовав абсолютно всем, что было ему дорого. Им всем пришлось сделать это. Вы говорите, Лин, что не хотели бы. Думаю, многие из живших тогда тоже ничего подобного не хотели, но им пришлось. И многие принимали свою участь с гордостью и достоинством. Но не все.

Лин сжала кулаки. Она могла бы рассказать о зеркальном отражении того мира и того владыки с его женой. Об анхах, которые рисковали жизнями вместо своих кродахов. Которые отобрали у них право быть защитниками, потому что два-три кродаха на сотню анх – тоже смертельная грань, черта, за которой пусть не вымирание, но нечто не менее страшное – безумие. Которые отказались от самого понятия «мой кродах», и это тоже до сих пор не изменилось, хотя острой необходимости в таком давно нет.

– Отчаянные времена, – продолжал между тем Джанах. – Самоубийства и убийства, потому что далеко не все кродахи в то время могли отдать свою анху, и далеко не все анхи были готовы к таким жертвам. Но им, семерым, все-таки удалось построить новый мир из ничего. На развалинах, крови и слезах. Так было. А дальше… изменилось многое. И да, Лин, острой необходимости давно не существует, но, согласитесь, глобальные перемены не происходят в одно мгновение, если только для них нет глобальных причин вроде раскола мира. Множество поколений жило по законам того времени, они смягчались, иногда и вовсе забывались, но не те, что дают возможность кродахам править так, как им нравится. Несправедливо, скажете вы. Возможно, но в нашей истории была точка невозврата, и только благодаря тем кродахам мир еще существует. И только благодаря тем анхам мы сейчас разговариваем. Одно, к сожалению, невозможно без другого. Нынешние кродахи помнят об этом, но их устраивает текущее положение вещей. Почти всех. А у тех, кого не устраивает, недостаточно сил, чтобы противостоять остальным. Войны, как вам наверняка известно, в Ишвасе с тех пор под строжайшим запретом. А мирный путь всегда самый длинный.

– А я бы лучше так, как они, – глухо сказала Хесса. – Лучше подставляться куче кродахов и понимать, почему так и что на кону, и что от тебя зависит хрен знает сколько, чем быть игрушкой для ублюдков и знать, что твоя жизнь ничего не стоит.

Джанах обернулся, посмотрел на Хессу с интересом, подошел ближе.

– Вы ошибаетесь. Любая жизнь – ценность. Многие пытаются забыть об этом, но они неправы. Под нашим солнцем ничего не происходит просто так, поверьте. Мы не всегда осознаем, на что именно и как влияем, но мы и не должны. Есть силы и существа, которым виднее. Вот вы, Хесса, появились зачем-то на свет. Зачем? Для того, чтобы прожить эту жизнь так, как можете только вы и никто другой. И только вам давать отчет за свои действия. В первую очередь – перед собой. Я не мистик, и мне не свойственно выстраивать теории, основываясь на домыслах, но у легенды о Хранителях есть истоки. Исторические истоки, с доказательствами. А значит, за этим миром, за нами всеми присматривают те, кому виднее. И вполне возможно, что они присматривают и за мной, и за вами, Хесса. Один раз наш мир уже разочаровал их, и я не удивлюсь, если однажды история повторится. И будет ли ее финал таким, как в прошлый раз – относительно счастливым, зависит и от нас с вами, не так ли?

«История повторится», – эхом отозвалось в мыслях Лин, морозом продрало по коже. Разве она не повторяется – сейчас? Откуда-то ведь взялась та брешь. И кто знает, чем бы все закончилось для обоих миров, не попади Лин к Асиру? Владыка мог бы до последних мгновений не знать о появившейся прорехе между мирами. Оба мира, люди обоих миров, могли бы в свои последние мгновения так и не понять, что происходит.

Она чуть не рассмеялась от внезапной мысли: выходит, гребаный сынок Пузана, за которым агент Линтариена отправилась в Трущобы, чуть ли не спаситель мира. Потому что если бы он не гульнул со всей своей дури, не обозлил бы трущобных так, что его решили кокнуть, то и Лин бы не столкнули в тот водопад.

Вот и гадай, кто зачем появился на свет…

– Лин? – к плечу прикоснулась сухая рука Джанаха. – Лин, что с вами?

Лин подняла голову:

– Что?

– С вами все в порядке?

– Да. – Кажется, она сама не заметила, как едва не скатилась в истерику. Зачем-то уткнулась лицом в ладони и то ли плакала, то ли смеялась, вспоминая разбитую рожу молодого идиота в допросной казарм и себя саму, вздрагивавшую от прикосновений владыки. Осознавшую, что застряла в мире без подавителей. – Простите. Я просто… вспомнила очень наглядный пример, подтверждающий ваши слова.

– Хорошо, – Джанах не стал допытываться до сути. – Тогда, надеюсь, вы согласитесь, что не все так просто, как нам иногда кажется. И ничего в нашей жизни не происходит без причин и последствий. Думаю, на сегодня достаточно. Я знаю, что в библиотеке сераля есть книги по старой истории. Времена Краха, вот что нас с вами волнует сейчас, поэтому до завтра вы ознакомитесь с нужным материалом. Меня интересует все. Быт, деятельность семерых великих предков, внешняя и внутренняя политика, вернее, ее зачатки. Завтра в то же время жду вас здесь.

Лин медленно выдохнула, прикрыв глаза. Если бы они обе, но прежде всего она, не поддались эмоциям на грани истерики, урок, наверное, продлился бы дольше. Но… Бездна, спасибо, что не полноценная истерика. По сути, она оказалась такой же заложницей обстоятельств, как та анха из древней истории. Как бы ни превозносил Джанах достоинство и благородство… кстати, как ее звали? Надо найти, в библиотеке наверняка есть. В любом случае, Лин отлично понимает, что чувствовала та анха – куда лучше клибы, пусть даже непревзойденного специалиста по древней и всякой истории. Желать единственного кродаха, но подставляться всем… нет, упаси бездна. Лин бы не смогла. И отказаться бы не смогла, зная, что от этого зависит выживание всех. Джанах прав. Умный старикан.

Той анхе тоже запретили держать свое оружие в серале? Хотя какая разница, по большому счету, где хранить оружие, которым не смеешь воспользоваться ни для боя, ни для… для чего-то другого.

– Спасибо, мастер Джанах, – она поднялась, и Хесса вскочила следом. – Ваш рассказ заставляет задуматься. Спасибо, что согласились учить нас.

В библиотеку… Сейчас она с куда большим удовольствием напилась бы в хлам, но, наверное, пока нельзя. И к Исхири нельзя в таком раздрае. Разве что попросить ключ от оружейки и покидать дротики. Можно даже нарисовать вместо мишени одну вполне конкретную рожу. Для разнообразия не разбитую, а наглую и высокомерную. И надпись – «спаситель мира».

Да, пожалуй, она так и сделает. А уже потом – в библиотеку.

ГЛАВА 22

Все-таки от сераля Лин отвыкла. Утратила бдительность. Знала, что ее встретят после течки напряженным любопытством, но отчего-то казалось, что особого взрыва не будет. В конце концов, что такое одна течка одной анхи по сравнению с шумными проводами Наримы?

Размечталась. Или вся беда в том, что первой из здешних истеричек Лин встретила Ганию? Пока они с Хессой были у Джанаха, та успела проспаться от очередной дозы успокоительного и устроить еще один показательный сеанс рыданий на весь сераль, под соусом «Владыка отличает всяких трущобных, в то время как…»

К счастью, Лин, да и Хесса тоже, этого выступления не застали. Зато застали все остальные. Стоило Лин, и без того взвинченной услышанной от Джанаха историей, перешагнуть порог сераля, как к ней тут же подлетело как минимум с десяток анх.

От бесконечных, вразнобой и наперебой «Как?» «Сколько раз?» «Только ли владыка?» «Хорошо ли было?» «В каких позах?» «Понравилось или нет?» «А можно в подробностях?» зашумело в голове, к горлу подкатила тошнота и перехватило дыхание от ярости. Наверное, закончилось бы все плачевно. Вряд ли бы она ограничилась тем, что просто наорала на этих дур. Ее тянули в разные стороны, теребили, обнюхивали, и терпение таяло так стремительно, что казалось, еще секунда и…

И это был первый и последний раз, когда Лин могла бы сказать спасибо Нариме. Та очень вовремя вплыла в дверь в сопровождении пятерых клиб, нагруженных объемистыми тюками. Оглядела Лин с ног до головы, сладко, до приторности, улыбнулась и пропела:

– Счастливо оставаться, трущобная. Надеюсь, ты скоро надоешь владыке. Отстаньте от нее, есть дела поважнее. У меня тут подарки… почти для всех, – она с презрением посмотрела на Лин, перевела взгляд на Хессу и передернула плечами. – И пока я не передумала, можете их разобрать. Последний день в серале. Я должна как следует попрощаться с этим чудным местом.

Оставив за спиной восторженно квохчущий курятник, Лин ввалилась к Ладушу и потребовала:

– Успокоительного.

– Что такое? – изумился тот. – Лин, разве ты тоже, э-э-э, страдаешь от расставания с Наримой?

– Она страдает от расставания со мной, – фыркнула Лин. Ее уже начало отпускать и без успокаивающих настоев, только от голоса Ладуша. – Но остальные… Налетели, как… как… да бездна, вот сейчас я точно убить могла. Причем все равно, кого. Кто под руку бы попался.

– Нет-нет-нет, пожалуйста, никаких убийств, пока я отвечаю за это место. Садись ради предков.

Ладуш впихнул Лин в мягкое, странной формы кресло, в котором та почти утонула, распахнул шкаф, где за знакомыми витражными стеклами с крайне фривольными картинками прятались ровные ряды всяческих склянок, банок, кувшинчиков и шкатулок, зазвенел крышками.

– Только этого не хватало. С чего вдруг ты так впечатлилась? Размер члена нашего драгоценного владыки ни для кого тут не секрет. Пересчитали и измерили уже тысячу раз, в длину, в ширину и в диаметре. А насколько умело он этим членом пользуется, всегда зависит исключительно от воображения тех, кто имел счастье или несчастье с ним столкнуться. Можешь выдумать что угодно и рассказывать как сказку детишкам на ночь. Они оценят.

Лин покачала головой.

– Не могу. Это… личное. Слишком ценное, чтобы… – приняла из рук Ладуша бокал с темной, терпко пахнущей настойкой, выпила залпом. Сказала тихо: – Им лишь бы о члене. А нам Джанах рассказал… о ваших великих предках. И мне… бездна, мне больно, когда я это представляю. Как будто оно со мной все. Налей еще. Знаешь… я бы умерла за него. За Асира. Легко. А лечь под другого ради него – не знаю, смогла бы или нет. Как жаль, что нельзя сейчас просто тупо напиться.

– История Данифа и Лейлы? – помолчав, негромко спросил Ладуш. – Не единственная грустная история тех времен. Но у Джанаха к ней слабость. Только при Асире о них не вспоминай, взбесится. Его первая серьезная ссора с Джанахом. До сих пор помню эти вопли и разломанные столы.

Ладуш позвенел чем-то еще, сел напротив Лин и протянул ей доверху наполненную маленькую рюмку.

– Напиться в одиночестве – не вариант. Напиться вообще – тоже не вариант. Но выпить можно. До приезда посольства из Баринтара еще полдня, так что я, пожалуй, составлю тебе компанию. Это харитийский бальзам. Крепкий и при этом полезный.

– Спасибо. – Лин кивнула, выпила. В голове мягко качнулось что-то, как будто в море зашла, в волны. – А почему ссора и вопли?

– Потому что Асир в детстве не отличался особенной чувствительностью и до сих пор терпеть не может пафос. А у Джанаха свои представления о хорошем и плохом. Асир орал, что если Даниф так не хотел, чтобы его жену трахал кто-то еще, то не надо было делиться. Он же владыка, а владыка имеет право. Еще про то, что Лейла либо идиотка, либо ей просто было плевать, с кем спать. Много чего орал, отказывался признавать героизм и все в этом духе. Заявил, что Джанах старый козел, который должен учить будущего владыку нужным вещам, а не разводить какие-то сопли в меду. Швырнул в мастера стол. Потом расколотил другой. Сейчас забавно звучит. Тогда же я чуть не умер от страха. Забрался под оставшийся и молился предкам, чтобы Асир его не заметил. – Ладуш рассмеялся. – Если бы я знал, что с тех пор столы будут летать по комнатам регулярно и в конце концов мастер начнет заниматься с нами в саду, где нечего ломать, наверняка сбежал бы оттуда сразу и навсегда. Сколько нам было тогда? Одиннадцать, наверное. Да, одиннадцать. Асир крушил все, что попадалось на пути, и от счастья, и от злости, и считал себя, разумеется, центром мира.

– А сейчас… он бы стал делиться? Если бы… вот так?

– Это сложный вопрос, Лин. – Ладуш отставил свою рюмку. – Раньше, в древности, иметь одну анху считалось нормальным. Так же, как и иметь десяток, впрочем. Но нас воспитывали иначе. Асир любит ходить по краю. Во всем. Но он человек долга. И даже мне сложно сказать, что сделал бы он, окажись на месте Данифа. Никогда не отказался бы от своего титула, потому что верит, что достоин его, это да. Но думаю, скорее отправил бы Лейлу к почившим предкам, чем обрек ее на такую жизнь. Если бы та сама этого захотела.

– Не захотела бы, – уверенно возразила Лин. – Потому что это было бы предательством. Особенно если она воевала тоже. Ответственность. За других, за будущее. Основа личности любой анхи. Не знаю, почему в ваших нет, странно, на самом деле. – Ладуш молча налил еще, и Лин сказала: – Наш мир выжил на ответственности анх. Ваш, в каком-то смысле, тоже. Я так думаю.

– И ты, и я, и Асир, и многие другие. Не знаю, что произошло с вашими анхами, но наших мы превратили эм-м… ты видишь, во что. Даже тех, кто не склонен к узкому мышлению и не зациклен на собственных удовольствиях, ломают и переламывают на протяжении многих лет. Кродахи не злы, ну, во всяком случае, не все, но они привыкли к покорности анх, она их устраивает. К сладкой жизни, к самым разным видам наслаждения. И наши анхи считают это нормальным. Им тоже перепадает сладостей, их не обременяют заботы, а ублажить кродаха – радость, а не наказание. Знаешь, Лин, тебе очень повезло, что дыра, в которую ты провалилась, оказалась в Имхаре, а не где-нибудь в Сафрахине. Выжить там тебе было бы гораздо сложнее.

– Да, – согласилась Лин. – Когда я только сюда попала… в первый день, сразу, еще до того, как Асир отправил меня в сераль. Это было почти первое, что я о нем подумала: что он такой, каким должен быть правитель. Что он умеет принимать решения. Я тогда сравнивала его с нашими кродахами. И это было… уважение с первого взгляда, наверное, так. Именно из-за этого первого впечатления я потом его слушала, как собственного начальника, в режиме «сказали – исполняй». Даже когда он меня взбесил своими сравнениями, обозвал трусихой и хрен знает кем еще… все равно. Даже когда приказывал то, чего я не хотела вообще. Как будто он имел право. Потому что он правильный кродах и правильный владыка, а не как наши хмыри. Мы, наверное, испортили своих кродахов так же, как вы анх. Потому что у вас было меньше десятка анх на клан, а у нас – два-три кродаха на сотню-две анх. Единственное лекарство от безумия. У нас тоже были… свои печальные истории.

– Мне всегда казалась странной эта теория о нарушенном равновесии, – задумчиво сказал Ладуш. – И теперь она кажется мне еще более странной. Потому что то, что произошло после Краха, и здесь, и в твоем мире, не имеет ничего общего с равновесием. Единственное, что мы приобрели – отсутствие войн. Но, по-моему, потеряли гораздо больше.

Лин кивнула:

– Мы отразились, один мир в другом, как в кривом зеркале. И там, и там искажено что-то важное. Правильное. А что с этим можно сделать? – она махнула рукой и выпила еще. Шум прибоя в голове стал громче, и волны сильнее. Лин спрятала лицо в ладонях, призналась глухо: – Я скучаю по морю. Как и Сальма. Но я не могу вернуться, а она? Ее подарили. Не понимаю, вот убейте не понимаю, как так можно.

Ладуш что-то ответил, но Лин не услышала. Она положила голову на руки и уплыла, и ей снилось море возле Утеса. Кричали чайки, скользили по волнам рыбачьи лодки, гудел вдали рейсовый теплоход на материк, мальчишки собирали устриц на отмели. Потом приснилось, как они ели устриц с Асиром и говорили о пище бедняков, и Лин проснулась.

Она лежала на диване в комнате Ладуша, укрытая легким покрывалом. Одежда аккуратно развешана на кресле рядом, на столе – кувшин с водой и записка. «Вечером будь готова идти на праздник», – прочитала Лин. Посмотрела на часы. Полчетвертого. Обед давно прошел, что такое «вечер» в записке, совершенно непонятно: то ли шесть вечера, то ли восемь или десять? А ей еще разбираться с заданием Джанаха. Лин подхватилась, ругаясь сквозь зубы. Оделась, попила воды и помчалась в библиотеку.

Хесса уже сидела там. Светлая макушка едва виднелась из-за двух высоченных книжных пирамид.

– Что нашла? – спросила Лин.

– Здесь читать на неделю, – Хесса запустила пальцы в волосы и застонала. – Это даже если не считать, что я половины вообще не понимаю. Вот скажи, что такое «упразднение института присяжных и введение упрощенного судопроизводства»?

– Ну, ты это прочитала почти без запинки, молодец, – Лин села рядом и потянула к себе тяжеленный фолиант под названием «Клановые суды Ишвасы». Просмотрела оглавление, пролистала наугад несколько страниц. – Ничего себе книги в библиотеке сераля. Уровень университета. Так, мы это потом вместе будем читать, чтобы я сразу объясняла, чего ты не поймешь, а что не поймем обе, спросим у мастера Джанаха. Но на завтра он нам более простое задал. Сейчас разберемся, с чего начать. Праздник еще этот…

– То, что он задал, я уже прочла. Вот здесь, смотри, – Хесса выкопала небольшую, изрядно потрепанную книжку «Первые годы после Великого Краха». – Думаю, это оно. Но там очень коротко все, только основное.

– Не может быть, чтобы на такую тему только одна простая книга и все коротко.

– Да ладно, – Хесса возмутилась. – Вон, целая полка. Романы. Поэмы. Великая любовь на фоне общей случки. Нахрен такое читать вообще? Про этих, о которых он рассказывал, тоже есть. «Даниф и его Лейла». Полистала я. Сладкие стоны, слезы, клятвы и прочие сопли. И, кажется, Нарима именно оттуда все свои красивые слова для кродахов сперла.

– Да, это рекомендация, – согласилась Лин. – Ужасающая. Ладно, продирайся тогда через упрощенное судопроизводство, подозреваю, так обозвали то, что сейчас имеем: кто владыка, тот и судит. А я эту короткую быстро прочту и присоединюсь.

На праздник их выдернули из библиотеки, когда они только начали разбираться в том, как принятые до Краха суды присяжных сначала превратились в клановые судилища, а после – в единоличное право судить, которое, кстати, далеко не во всех случаях принадлежало владыке. Чтение оказалось сложным, но интересным. И жутким, потому что историй, подобных судьбе Лейлы, там нашлось – каждый второй пример. И уж чего-чего, а соплей и сладких стонов в них не было. Были кровь и насилие, ревность, убийства и похищения, показательные казни одна другой страшнее и мучительней, самоубийств тоже хватало. Лин только теперь поняла, почему Асир так взъелся на Хессу за попытку самоубийства в первый вечер. Оказывается, по старым законам для анхи это считалось не глупостью и даже не проступком, а преступлением. За которое полагались плети и карцер. А уж за нападение на другую анху, как тогда Хесса на Лалию… Получалось, что Асир действительно проявил к Хессе небывалое снисхождение, а та не оценила…

Короче говоря, на праздник обе шли в отвратительном настроении.

В общем-то, праздника особого и не было, просто, как поняла Лин, встречать посольства полагалось с помпой и при параде. Пока баринтарцы въезжали в дворцовые ворота, весь сераль толпился на подтанцовке, забрасывая приезжих кродахов цветами и воздушными поцелуями, а после, во время приема в парадном зале, анхи сидели в специальной ложе и внимали торжественным речам. Асир был величественен и суров, Сардар грозен, Ладуш приветлив, Лалия, как всегда, сияла и сверкала.

Сальма смотрела на приезжих с такой жадностью, что Хесса, не выдержав, согнала с места в первом ряду кого-то из анх и впихнула ее, сопротивляющуюся, но довольную, туда. Но все баринтарцы в зал то ли не поместились, то ли впустили только самых важных деятелей, их оказалось не так уж много, гораздо меньше, чем в бесконечной кавалькаде у ворот. Владыка Баринтара, рослый, черноволосый, грузный кродах, обнимался с Асиром какое-то невероятное количество раз. А потом, также долго, но очень сдержанно расточал витиеватые комплименты Лалии. Союзник, один из троих, отметила про себя Лин.

Потом анх, кроме митхуны, отпустили, а владыка в окружении советников повел гостей на пир.

– Небось до утра будут, – пробормотала Хесса. – Ну, все равно. Пошла я, в общем. Спокойной ночи. До завтра.

– К Сардару? – оглядевшись для проверки, не услышит ли кто, тихо спросила Лин. – Как у тебя с ним?

– Спросила бы ты еще вчера, сказала бы – хрен знает. Но сегодня… – Хесса фыркнула, будто вспомнила о чем-то смешном. – Все хорошо. Снабдил меня свободным доступом к своим комнатам. В любое время, представь.

– Это здорово, – кивнула Лин. Хмыкнула мысленно, поймав себя на коротком уколе зависти. С другой стороны, вроде как Асир тоже дал понять, что не оскорбится, если Лин влезет к нему в окно ради близости, а не скандала. – Значит, там спишь? Курятник в возмущении? Или за Наримой не заметили?

– Заметили, – помрачнела Хесса. – Достали вопросами и предположениями, чем я такое заслужила. Лалия заткнула, пока не дошло до побоища, потом Нарима отвлекла, больше пока не лезут, но пялятся и нюхают все время. Еще бы дрочить на запах уселись прямо передо мной. Дурищи. У нас и нет ничего. Почти. Он приходит среди ночи, уходит ни свет ни заря, а они… Ладно, похрен.