Текст книги "Крик Ворона (ЛП)"
Автор книги: Рина Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Инстинкт не раз спасал мою задницу.
На этот раз он вопит о том, чтобы вернуться к Элоизе и больше никогда ее не покидать.
Пальцы в перчатках сжимают сцепление, и я увеличиваю скорость. Деревья проносятся мимо меня как в тумане. Мне плевать, что шины взорвутся. Я должен вернуться. Прямо сейчас, блядь.
Я даже не помню, что взял в продуктовом магазине. Наверное, весь гребаный магазин, судя по огромной сумке, закрепленной у меня на спине. Единственное, о чем я думал, – не предпринимать больше никаких ненужных поездок в город и нужно вернуться к Элоизе.
Тем более что она не отвечает на звонки. Я знаю, что она использует устройство только для выхода в интернет, и оно обычно лежит забытое, но, черт возьми, это ничуть не улучшает ситуацию.
Зачем я вообще уехал?
Я едва успеваю пересечь подъездную дорожку, как замечаю Чирио – прыгает и агрессивно лает у входной двери.
Моя кровь застывает.
Я отстегиваю сумку и спрыгиваю с мотоцикла, не успев как следует заглушить двигатель.
Здесь кто-то есть.
Я достаю пистолет, направляю его на вход и набираю единственный номер, который может помочь.
Призрак отвечает через минуту.
– Мне нужно подкрепление, – рявкаю я, все еще приближаясь к дому уверенными шагами. – Взамен я возьму контракт на Родос и отвлеку Аида.
– Договорились.
– И, Призрак?
– Да?
– Я оставляю тебе свое завещание. Если со мной что-нибудь случится, используй все мои сбережения, чтобы помочь Элоизе и обеспечить ее безопасность.
– Хорошо.
– Дай мне слово.
Единственное, что я знаю о Призраке, – он редко дает слово, но когда дает, то соблюдает его.
– Даю слово.
Вздох облегчения смешивается с приливом адреналина, когда я вешаю трубку.
Чирио продолжает безумно лаять, даже увидев меня.
Я бросаюсь в ее сторону.
– Что случилось?
– Я случился, – Шторм выходит из главного входа. На его белой рубашке видны брызги крови.
Мои мышцы напрягаются. Это же не... кровь Элоизы, верно? Не может быть.
Я не поверю в это.
Мои ноздри раздуваются, когда я навожу на него пистолет. Из всей «Нулевой команды» я не хотел встречаться со Штормом, но если он хоть пальцем тронет Элоизу, я вышибу ему мозги.
– Ты должен вернуться в Великобританию сегодня вечером, – он засовывает в рот сигарету и прикуривает ее, выглядя совершенно расслабленным, как будто мы говорим об обычном дне.
– Где она? – я иду вперед, целясь ему прямо в лоб.
– Не пора ли тебе собрать свои вещи? – его взгляд падает на испачканную рубашку, и он хмурится, словно только сейчас заметив кровь. – Ты должен вернуться. Приказ Аида.
– Нахуй Аида, – выкрикиваю я, стоя теперь так близко к нему, что чувствую запах дыма. – Скажи мне, где Элоиза. Что ты с ней сделал?
– Она спит, – его губы кривятся. – Пока что, – он снова хмурится на свою рубашку. Он всегда был чем-то вроде гермафоба (прим. пер. – человек озабоченный или даже одержимый чистотой, микробами и инфекционными заболеваниями). Это связано с теми несколькими годами, которые он провел в медицинской школе. Одержимость чистотой просто смешна, учитывая, что он постоянно имеет дело с кровью и убийствами.
– Что ты имеешь в виду, говоря «нахуй Аида»? – он выпускает облако дыма. Еще одна привычка, которая никак не вяжется с его гермафобской натурой. Он всегда был горой противоречий. – Ты действительно планируешь устроить бунт, как Призрак и другие пиздюки?
– Это значит, что я перестал быть собакой.
Мой взгляд скользит по сторонам, пытаясь увидеть Элоизу. Сомневаюсь, что он оставил ее в доме. Первое и самое обычное правило Шторма – уводить своих жертв подальше от любого знакомого места – особенно от дома, – чтобы они не могли узнать свое местоположение.
Я всегда могу убить его и поискать ее, но, зная, что он обожает взрывать всякое дерьмо, я не стану рисковать тем, что он прикрепил к ней бомбу.
– Я видел твой нетронутый тайник, но все равно не хотел в это верить, – его большой и средний пальцы ущипнули место между бровями. – Ты действительно следуешь по пятам за этой гнидой Призраком?
– Я не иду ни по чьим следам.
Я опускаю пистолет и контролирую дыхание. Если есть способ воззвать к нашему товариществу, которое мы поддерживали все эти годы, то я сделаю это. Он – жертва «Омеги», как и я. Мы прожили вместе несколько десятилетий. Это должно что-то значить.
По крайней мере, я надеюсь, что это так.
Кроме того, нужно потянуть время, пока не прибудет Призрак.
Я заставляю себя расслабиться, несмотря на хаос, бушующий внутри меня.
– Я просто не хочу больше быть рабом «Омеги». Она разрушает нас изнутри. Я видел отчет о вскрытии Дьявола. Он умер от чего-то похожего на рак пятой стадии. Только у него не было внешних симптомов. Если мы продолжим принимать «Омегу», то станем такими же, как он. Аид знал, но ему было наплевать на наши жизни.
– И что? – он делает еще одну длинную затяжку сигареты. Его глаза стекленеют; он под действием чертовых наркотиков. – Если Аид хочет нашей смерти, значит, так тому и быть.
К черту Шторма и его отвратительную преданность Аиду.
Не могу поверить, что считал его одним из своих ближайших товарищей по команде. Он всегда был ослеплен адом Аида и не мог видеть дальше. Ради него он готов предать всю «Нулевую команду».
Когда я только начал слезать с «Омеги», то спросил Шторма, есть ли жизнь за пределами «Преисподней», и он отмахнулся от этого вопроса. Потом у меня был контракт во Франции, и я решил отложить разговор с ним до своего возвращения.
– Подожди, мать твою, секунду, – я смотрю на него, и все кусочки складываются в единое целое. – Это ты предатель. Ты послал кого-то застрелить меня, потому что я намекнул, будто у меня есть жизнь за пределами «Преисподней».
Он ухмыляется, показывая ослепительно белые зубы. У него всегда была отвратительно обаятельная улыбка.
– Я никого не посылал, все сделал сам. Контракт был фальшивкой, чтобы отвлечь тебя от остальной команды и поиграть с тобой. Этот гаденыш Пол был уликой, так что бум. Взлетел на воздух. Знаешь, чтобы не осталось никаких следов.
– Ты, блядь... – моя кровь закипает. – Ты все это время был в Марселе.
– Никогда не утверждал, что не был. На самом деле... – он смотрит на свою рубашку и на этот раз сдергивает ее, оставаясь в белой футболке. – На самом деле, я здесь уже почти восемь месяцев. Элоиза не говорила обо мне?
Мои ноздри раздуваются. Если он был здесь все это время, значит, он и есть тот чертов доктор Керли. Тот, которого зовут Ксавье. У него прямые волосы – даже сейчас. Я никогда не подозревал его, когда увидел в том кафе. Он стоял ко мне спиной, и я был слишком ослеплен ревностью, чтобы присмотреться.
Мне следовало пойти туда и убить его на хрен еще тогда. Если бы я это сделал, нас бы сейчас здесь не было.
– Я нашел ее первым, – голубые глаза Шторма теряют свою расслабленность и наполняются одним общим для демонов Аида чувством: обещанием смерти. – Думаешь, я все эти месяцы сближался с ней, чтобы ты пришел и забрал ее?
– Ты все это время знал, что она – дочь доктора Джонсона?
– А зачем, по-твоему, я сюда прибыл? – он разминает шею и смотрит на меня сверху вниз. – Аид приказал мне избавиться от семьи этого отродья на случай, если у них есть его формула.
– У нее ничего нет.
Я перерыл все документы ее отца, когда ее не было в доме. Наверняка доктор Джонсон защищал ее и ее мать. Он даже исчез, чтобы не навлечь на них неприятности. Я ненавижу этого гребаного человека, но он любил свою семью.
– Ну и что? Приказ Аида – это приказ Аида, – он снова разминает шею. – Ее мать уже умирала, так что я немного ускорил этот процесс, а Элоиза... ну, черт побери, приятель. Я остался, чтобы проверить, есть ли у нее формула ее отца, но должен признать, мне понравилось видеть ее в виде живого трупа. Я собирался наслаждаться этим видом еще несколько месяцев, а потом покончить с ее жалкой жизнью, но тебе пришлось сунуть свой нос куда не следует.
– Где она? – я снова направил на него пистолет. Мне надоело быть вежливым, не то чтобы он понимал какой-либо разговор. Он по колено в преисподней Аида.
Он хмыкает и выбрасывает сигарету.
– Ты готов убить меня ради дочери доктора Джонсона?
– Для меня она не дочь доктора Джонсона.
Она Элоиза. Просто Элоиза. И ради нее я готов убить кого угодно.
Он смеется, долго и беззлобно.
– Что? Ты несколько месяцев провел в ломке и думаешь, что можешь быть нормальным? Например, играть в дом с медсестрой? Очнись, блядь, Ворон. Ты не нормальный, и знаешь, что, блядь, будет? Ты никогда им не станешь, – он встает со мной лицом к лицу, глаза пылают. – Возвращайся к Аиду. Там твое место.
Я направляю дуло пистолета ему в лоб.
– В последний раз спрашиваю: где она, блядь, находится?
– Хочешь сыграть в небольшую игру? Как в старые добрые времена? – он достает из кармана таймер.
Мое сердце перестает биться. Бомба. Он действительно привязал к ней бомбу. Чертов гандон.
Я убираю пистолет с его лба и осторожно отступаю назад. Если я его спровоцирую, он взорвет Элоизу.
– Что тебе нужно? – медленно спрашиваю я.
– Помнишь ту мишень, на которую Тень натравил Джокера, а ты меня опередил? – он прикуривает очередную сигарету и смотрит вдаль.
Мое внимание приковано к таймеру в его руке. Он не мигает. Он еще не запущен. Но если я брошусь на него, он взорвет ее. Для этого ему не нужен таймер.
Шторм продолжает:
– Аид похвалил тебя в тот день. Он никогда так не хвалил меня, даже когда я выигрывал ставки. А дело в том, что ты, блядь, жульничал. Ты поставил эти мусорные баки на моем пути, зная, что мне понадобится больше времени, чтобы добраться до цели. Тебе было приятно, когда тебя хвалили за жульничество, Ворон?
– Ты, блядь, серьезно? – я с трудом выдохнул через нос. – Это не было жульничеством, это было стремлением сделать все, что нужно, чтобы убить цель. Потому что тогда это было единственное, что сохранило мне жизнь. Я забыл об этом.
– А я не забыл, – он сжимает таймер. – Итак, давай сыграем в небольшую игру. Твоя медсестра на скале. Посмотрим, сможешь ли добраться до нее примерно за... – он что-то нажимает, и время начинает мигать красным. – Три минуты и отсчет пошел. Тик-так.
Я бегу по грунтовой дорожке, ведущей к обрыву. Прилив адреналина захлестывает меня. Мышцы сокращаются, и каждая частичка моего тела напрягается.
Несмотря на каменистую тропинку и высокие холмы, я не останавливаюсь. Мои шаги большие и быстрые. На уме только одно: спасти Элоизу. Потому что альтернатива – мысли о том, что она может пострадать, – не допускается в зону моего фокуса.
Я верну ее.
Даже если это будет последнее, что я сделаю.
Изнеможение и боль сводят мышцы, когда я наконец добираюсь до утеса, и я впервые жалею, что не нахожусь на «Омеге», чтобы добраться до нее быстрее. Я бросаю взгляд на часы. Две с половиной минуты. У меня не так много времени.
– Элоиза!
Мои безумные глаза ищут ее следы.
Странное чувство сжимает мой желудок, когда я бегу во всех направлениях. Чем больше секунд проходит, а я не нахожу ее, тем сильнее это чувство.
Затем я понимаю, что это чувство – страх. Эмоция, которую я никогда не испытывал в своей жизни, теперь превращается в чистый гребаный ужас при мысли о том, что я больше никогда не увижу Элоизу. Или просто образ того, что ей будет больно.
Это ужасает меня до смерти.
– Элоиза! – снова зову я, надеясь, что она услышит и ответит.
Между деревьями, недалеко от обрыва, раздается лай.
Чирио.
Я бросаюсь в ее сторону. Раздвинув переплетенные ветки, я обнаруживаю тело, прижавшееся к земле между кустами. Грязь и листья покрывают ее кремовую кожу, а пряди волос скрывают лицо девушки без сознания.
К ее груди пристегнута бомба в жилете. На таймере осталось всего десять секунд.
Гребаный ад.
Я бегу к ней, уже подсчитывая, как быстро смогу снять это. Надеюсь, она не из тех, которые взрываются, когда их снимают, но если...
БУМ.
Я застываю на месте, сердце уходит в пятки.
Место, где раньше лежала Элоиза, превращается в густой туман, и от нее не остается и следа.
Мое зрение становится красным, и я с ужасом кричу:
– ЭЛОИЗА!

Крики долгим звоном отдаются у меня в ушах. Сильный запах дыма проникает в нос. Мои легкие судорожно сжимаются, и я задыхаюсь.
– ЭЛОИЗА!
Кто-то выкрикивает мое имя. В моей груди и за закрытыми веками образуется плотное кольцо. Он звучит так знакомо. Так больно.
Ворон.
Я открываю глаза. Меня окружает туман, густой и удушливый. Я даже не могу разглядеть собственные руки.
Затем, попытавшись пошевелить руками, я понимаю, что мои руки связаны за спиной. Я напрягаюсь, сопротивляясь путам. Веревка врезается в кожу, но не ослабевает.
Merde (с фр. Дерьмо).
Что-то тяжелое накрывает мою грудь, но в этом тумане я ничего не могу разобрать.
Я пытаюсь сесть. Боль вспыхивает в затылке, словно по нему ударили. Я стону, и воспоминания снова наплывают на меня.
Ксавье. Этот ублюдок. Кто бы мог подумать, что под этой изысканной личиной и очаровательной улыбкой скрывается чудовище?
Он причинил вред Ворону?
В животе поселяется ужас, когда я встаю на шаткие ноги. Голова все еще болит. Липкая жидкость стекает с затылка на шею. Плечи болят от того, что я связана в неудобной позе. Грязь покрывает мою кожу, а по рукам и ногам ползают насекомые, но они меньше всего меня беспокоят.
Я начинаю лихорадочно осматривать окрестности, перебегая с одного края на другой, словно это как-то рассеет туман.
– Ворон? – зову я, но мой голос срывается на дрожащий шепот.
Ответа нет.
Слезы текут по моим щекам. Зубы стучат, как будто я простужена.
Нет.
Я не буду плакать. С Вороном все будет хорошо.
Он должен быть в порядке. Я уже стольких потеряла из-за смерти. Но не его.
И все же не могу сдержать ни слез, ни замирания сердца. Что, если с ним что-то случилось? Что, если я...
– Элоиза!
Мое сердце оживает, как будто меня воскрешают.
– Ворон!
Туман рассеивается, и в нескольких метрах появляется Ворон. Хотя он окутан дымом, с ним все в порядке. На его кожаной куртке нет пятен.
Я чуть не падаю на колени от облегчения.
Он в порядке. Он жив.
– Черт!
Он бежит ко мне. Его большие руки обхватывают мое лицо, и он целует меня так дико, что перехватывает дыхание. Отчаянный, грубый и полный бесчисленных эмоций. Любовь. Гнев. Облегчение.
Похожее на ощущение облегчения, но гораздо более сильное.
Он отстраняется и прижимается лбом к моему. Он резко выдыхает, а я пытаюсь перевести дыхание.
Mon Dieu (с фр. Боже мой).
Он достает нож и разрезает путы. Я разминаю онемевшие руки.
– Я думал, ты умерла, – в его шепоте столько боли, когда он закрывает глаза. – Думал, ты, блядь, погибла при взрыве.
– Я в порядке.
Мои пальцы впиваются в спину его кожаной куртки, и я прижимаюсь к нему, нуждаясь в том, чтобы почувствовать его живым.
Я не хочу представлять себе сценарий, при котором он мог погибнуть.
Между деревьями проползает тень.
– Приколитесь.
Все мое тело напрягается при виде Ксавье. Он прислонился к стволу, руки скрещены, на ладони болтается какое-то устройство.
Ворон выпрямляет спину. Смертоносный взгляд застывает в ледяной глубине его глаз, когда он закрывает меня собой.
– Виноват. Это был макет, а не настоящая бомба, – Ксавье улыбается, в его глазах пляшут чертики.
Не могу поверить, что никогда не замечала их раньше. Его французский похож на язык местных жителей, поэтому я никогда не подозревала, что он англичанин. Или убийца. Либо он так хорошо скрывал свою истинную сущность, либо я была слишком оцепеневшей, чтобы заметить.
Или и то и другое.
– Следующий будет настоящий, – Ксавье поднимает руку ладонью вверх, как бы обещая.
Ворон смотрит на меня с сосредоточенным выражением лица. Его пальцы и нож шарят по моему торсу. Осознание настигает меня. Груз, пристегнутый к моей груди, – это бомба. Провода и мигающие красные лампочки смотрят на меня, как те бомбы, которые показывают в шпионских фильмах или при терактах.
На этот раз она взорвет меня.
Я неконтролируемо дрожу.
Вместе со мной взорвется и Ворон. Это еще страшнее, чем смерть.
Я уже собираюсь оттолкнуть его, когда Ксавье скучающим голосом говорит:
– Прекрати, Ворон, или вы оба отправитесь на Бум.
Ворон замирает, медленно отпускает жилет и поворачивается лицом к Ксавьеру.
– Какого хрена тебе надо, Шторм?
– Как насчет еще одной игры? – он постукивает себя по виску, как будто в глубокой задумчивости. – В меткость.
Тело Ворона напрягается, его руки обхватывают мою талию.
– Мы с тобой можем часами соревноваться в стрельбе, и никто не выиграет.
– А кто сказал, что это будем мы с тобой? – он направляет на меня устройство в своей руке. – Она будет твоей мишенью.
А?
– Иди и встань у обрыва, Элоиза, – Ксавье – или Шторм, или как там его, черт возьми, зовут – приказывает. – Мы положим что-нибудь тебе на голову и посмотрим, хороши ли еще навыки меткости Ворона.
– Она никуда не пойдет! – кричит Ворон, его пальцы впиваются в мою кожу с такой силой, что становится больно.
– Я устал это повторять, но у меня есть вариант с бумом, – Ксавье встряхивает устройство, которое, как я полагаю, является пультом.
Дрожь не покидает моего тела. Зубы снова начинают стучать, но я пытаюсь вырваться из объятий Ворона. Он не может быть рядом со мной, иначе бомба его уничтожит.
Я добегу до ублюдка Ксавье и взорву его вместе с собой. Если он сделал бомбу в стиле террористов, то я стану камикадзе.
Несмотря на логичные, смелые мысли, пот проступает на моей коже, образуя густой блеск. Страх потерять жизнь сейчас, когда я наконец-то хочу жить, сковывает мой позвоночник. Но я должна что-то сделать. Я не могу потерять Ворона.
– Отпусти меня, – говорю я ему.
– Ш-ш-ш.
Пальцы Ворона все глубже впиваются в мой бок, его внимание приковано к Ксавье.
– Пожалуйста, – теперь я рыдаю навзрыд. Не хочу оставлять его. Не хочу совершать самоубийство, но сделаю это, если так он будет в безопасности.
– Мне нравится, когда ты умоляешь, медсестра Бетти, – он бросает на меня предостерегающий взгляд. – Но не сейчас.
– Просто отстань от меня, черт тебя побери! – я бью его в грудь, выплескивая на него весь свой гнев. Из-за него вся миссия камикадзе становится намного сложнее. – Почему ты не можешь оставить меня в покое?
Он касается своими губами моих. Поцелуй короткий и нежный, на вкус как сладкая капитуляция.
Когда он отстраняется, в его глазах плещется нежность.
– Потому что это означало бы отказаться от себя.
– Если ты закончила быть отвратительной, – Шторм подходит к краю обрыва. Он выбирает ветку и рисует ею крестик. – Встань здесь, Элоиза.
Как бы я ни сжимала челюсть, мои зубы лязгают.
Руки Ворона обхватывают меня, и на секунду я чувствую себя в безопасности, как будто со мной ничего не случится.
Боже. Почему он не появился в моей жизни раньше, чтобы я успела насытиться им?
Я задыхаюсь, зарываясь лицом в его грудь. Если есть возможность воскреснуть, я хочу встретиться с ним снова на всю жизнь.
– Ты не имеешь никакого отношения к смерти своей матери, – пробормотал Ворон мне на ухо. – Это все Шторм. Не вини себя за это.
Я озадачена его заявлением, но чувство вины толкает меня в грудь. Я пытаюсь посмотреть на него, но его руки крепче обхватывают меня.
– Ты доверяешь мне? – шепчет он мне на ухо.
Я киваю ему в грудь, фыркая. Но ему не придется проверять мое доверие своими точными навыками. Я покончу с Ксавье еще до начала игры.
– Когда я тебя толкну, лежи.
И тут я понимаю, что он не только гладит пальцами мой бок, но и возится с жилетом. Так незаметно, что даже я этого не заметила.
Я открываю рот, чтобы спросить, но он качает головой.
Что он планирует?
Неважно. Мой план намного проще и логичнее.
– Ты идешь или нет? – Ксавье снова шевелит пультом.
Ворон берет мою руку в свою большую и ведет туда, где стоит Ксавье, широко расставив ноги, с глупой ухмылкой на лице. Но в глубине его взгляда есть что-то стеклянное, роботизированное, нечеловеческое. Я не могу отделаться от мысли, что, возможно, все, что он делает, – это из-за наркотика, который он принимал десятилетиями.
Мне было бы жаль отца, если бы он не стремился причинить боль мне и Ворону.
Ворон ставит меня на крест, обозначенный Штормом на краю обрыва. Камешки вылетают из-под ног и падают в темную воду внизу. Дикие волны разбиваются о гигантские, раздробленные скалы. Даже если бомба не убьет меня, падение обязательно это сделает.
Мои конечности снова начинают дрожать, и требуется все силы, чтобы не разрыдаться.
– Не смотри вниз, – бормочет Ворон, вставая между мной и Ксавье. – Сосредоточься на мне.
Я так и делаю, и мягкость его спокойных голубых глаз успокаивает меня. Он смотрит на меня с глубоким чувством тоски, словно сожалеет обо всем и ни о чем одновременно.
Когда я пожелала смерти при первой встрече с ним, то и подумать не могла, что мы окажемся здесь. Или что он будет бороться со смертью вместе со мной.
– Je t'aime (с фр. Я люблю тебя), – шепчу я. Если не скажу ему об этом сейчас, вряд ли у меня когда-нибудь появится шанс.
Его брови сходятся вместе, и он открывает рот, чтобы что-то сказать, когда Ксавье перебивает его.
– Иди к дереву, Ворон, и...
Все происходит слишком быстро.
Ворон толкает меня на землю. Я вздрагиваю от боли. Затем с моей груди снимается тяжесть.
– Нет. Нет! — я вскакиваю на трясущиеся ноги, всхлипывая.
– Лежи! — кричит Ворон, изо всех сил пытаясь удержать Ксавье в своей хватке.
– Нет! — я бегу к нему, слезы затуманивают мой взор. — Не делай этого! Не надо!
– У моей жизни все равно никогда не было цели, — Ворон улыбается, держа на расстоянии вытянутой руки сопротивляющегося Ксавье. – Для меня честь умереть за тебя, Элоиза.
– Нет! — кричу я, но уже слишком поздно.
Ворон и Ксавье падают с обрыва.
Мое сердце падает вместе с ними.
Черная дыра пробивает мою грудь и лишает дыхания. Я падаю на колени у самого края, готовая последовать за ним, когда что-то вонзается мне в шею.
Это так же больно, как укус пчелы. Игла?
Мир становится черным.








