Текст книги "Крик Ворона (ЛП)"
Автор книги: Рина Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Два выстрела пронзают висящую на дереве банку. Громкий звук эхом разносится по лесу, но никто, кроме меня, его не слышит.
А вот тот, кто прячется на холме и следит за мной уже больше четырех месяцев, может услышать.
Шарлотта лает, ее хвост виляет вправо и влево. Я глажу ее по голове и целую в нос.
Я кладу пистолет и магазин в кожаный портфель и закрываю его. Здесь вполне приличное место для тренировок. Маленький столик из ствола дерева – его снесло ветром, – и несколько висящих на ветках банок.
Стрельба – хороший вид спорта. Я чувствую себя в большей безопасности и больше полагаюсь на себя, а не на чужую защиту.
Я начала брать уроки в тире, как только узнала о своей беременности. Я знаю, что Призрак – или тот, кого он послал, – где-то рядом. Я не вижу его воочию, но чувствую, что он наблюдает за нами. Это успокаивает – знать, что они рядом. Однако я не собираюсь сидеть сложа руки и ожидать, когда опасность настигнет меня и моего ребенка.
Поскольку я тренируюсь и в тире, у меня есть пистолет. Я тренируюсь в одиночку на холме с видом на утес. Но, как и каждый раз, когда я заканчиваю, над моей головой возникает темный ореол.
Я стою на краю утеса и смотрю на бурлящую воду внизу. Невероятно, насколько она все еще прекрасна даже после того, как проглотила Ворона.
Иногда я вычеркиваю этот день из памяти и просто вспоминаю, как он привез меня сюда на своем страшном мотоцикле. Я никогда ни перед кем не открывалась так, как перед ним. Даже своему психиатру. И это было так легко, словно я всегда была предназначена для этого.
Эти воспоминания хорошие, те, где он показал мне, какой я могу быть, служат опорой в темные дни. Когда становится слишком тяжело, я просто закрываю глаза и вспоминаю его слова.
Но иногда, глядя на скалы с разбивающимися о них волнами, я вспоминаю тот ужасный момент, когда он бросился в пропасть.
Когда он ушел навсегда.
Все, что у меня осталось, – это воспоминания, преследующие меня, наполняющие сожалениями и мыслями «что-если». Мысль о том, что жизнь продолжается без него, еще больше усугубляет пустоту внутри меня. Эта пустота – осколок небытия, который всегда будет со мной.
Даже если никто больше не вспомнит о нем, я буду помнить. Все, что связано с ним, выгравировано во мне.
Я кладу руку на живот. Внутри меня растет росточек – проблеск чуда. Хотя Ворон ушел, его частичка всегда будет существовать. Этот ребенок – моя причина жить. Причина бороться дальше.
Я и мой ребенок заслуживаем жизни.
Хотела бы я, чтобы Ворон был здесь. Не знаю, получился бы из него хороший отец, но уверена, он бы любил и защищал нас. Потому что именно это он и сделал со мной.
Мои губы дрожат, а ноги трясутся. Не в силах стоять на месте, я приседаю, пряча лицо в ладонях. Иногда молчаливое примирение не срабатывает.
Я сосредоточилась на том, чтобы стать матерью и попытаться забыть всю душевную боль четырехмесячной давности. Но иногда, как сейчас, не могу сдержать слез. Не могу притвориться, что со мной все в порядке.
Мой психиатр, которого я регулярно посещаю, называет мои занятия стрельбой механизмом преодоления, но она не знает всей истории. Я стреляю не для того, чтобы забыть о Вороне, а чтобы притвориться им. Чтобы иметь возможность защитить себя и нашего ребенка так, как он защитил бы нас.
Я больше не та женщина, которая встречает смерть с распростертыми объятиями. Я стала той, кто будет бороться со смертью до последнего вздоха.
***
Когда я возвращаюсь, Шарлотта продолжает лаять и вилять хвостом. Она замирает, когда из дома выбегает рыжий меховой шарик.
Думаю, она никогда к нему не привыкнет, тем более что он немного сволочь.
– Привет, Апельсин, – приветствую я его.
Кот даже не замечает моего присутствия и продолжает удаляться.
Как я уже упоминала – сволочь.
Но когда я нашла его два месяца назад, крошечного и дрожащего под дождем, то не могла просто так его бросить. Поскольку он такой удачно оранжевый, я так его и назвала. Каким-то образом я увидела в нем маленького кота Ворона.
Однако, когда я захожу в дом, Апельсин бросается внутрь. Он начинает мяукать в стиле «я голоден, человек, дай мне еды». Я улыбаюсь и тянусь к шкафу за его любимым тунцом. Шарлотта издалека наблюдает за тем, как он ест, не обращая внимания на свою еду. Она настороженно относится к коту, но иногда я застаю ее прижавшейся к нему.
После ужина небо темнеет. Я пишу три записки.
«Сегодня я посетила могилы мамы и папы и проговорила с ними целый час».
«Я простила своего отца. Знаю, что он был злым, но держать на него обиду нехорошо. В конце концов, именно его имя мама шептала, когда у нее было меньше времени».
«Я купила много детской одежды и начала украшать комнату».
Улыбнувшись, я кладу записки в банку, беру свой горячий шоколад и отправляюсь наверх. Шарлотта и Апельсин присоединяются ко мне, когда я толкаю дверь в спальню. Его спальню.
С тех пор как Ворон ушел, я не могу спать нигде, кроме его постели. Иногда я обнимаю оставленную им одежду и притворяюсь, что он здесь, со мной.
Нездорово. Я знаю. Моему психиатру не нужно об этом слышать.
Все его оружие, кожаная сумка и мотоцикл исчезли, когда я вернулась из больницы, но тот, кто упаковывал его вещи, забыл его одежду.
Я достаю его футболку и надеваю как одеяние для сна. Время выветрило запах его кожи. Чем больше я его не чувствую, тем сильнее ощущение, что я снова его потеряла.
Я сдерживаю слезы и забираюсь под мягкие одеяла. Время года сменилось с лета на осень, и скоро начнется зима. Иногда мне хочется, чтобы весь год был летом.
Апельсин и Шарлотта прижимаются ко мне, пока я достаю из ящика книгу по уходу за ребенком.
Рождение ребенка – это то, на чем я должна сосредоточиться.
Я перестала работать в ночные смены, потому что мне нужны нормальные часы сна для здоровья моего ребенка. Поскольку я больше не утопаю в долгах, то работаю только в дневную смену. Денег, которые оставил мне Ворон, хватило бы на всю жизнь, но мне нравится заботиться о людях.
Я сохраню эти деньги для будущего нашего ребенка.
В последнее время я люблю читать книги о детях. Книжный магазин разбогатеет благодаря моим бесконечным покупкам.
Временами я представляю, как Ворон сидит рядом со мной и читает вместе со мной. Я знаю, что это вредно, но ничего не могу с собой поделать. Не думаю, что боль от его потери когда-нибудь утихнет.
Где-то во время чтения о втором триместре я засыпаю. Я едва замечаю, как книга падает из моих рук на пол.
В этот момент между бодрствованием и сном Шарлотта лает, а Апельсин шипит. Я издаю тихий стон. Они снова ссорятся посреди ночи.
Сильные руки обнимают меня, и запах кожи уже не кажется таким выветренным.
Это один из тех снов. Мне хочется лить радостные слезы. Эти мечты уже начали исчезать. Я боялась, что больше никогда не увижу его даже во сне.
Я не шевелюсь в его объятиях. Если попытаюсь прикоснуться к нему или повернуться, чтобы увидеть, он исчезнет. Так он поступал и раньше. Поэтому на этот раз я просто останусь в его объятиях.
Его сильные руки обхватывают мою талию. Его нога обхватывает мою, а его горячее дыхание щекочет мне шею.
Запах кожи намного сильнее, чем в предыдущих снах. Его длинные худые пальцы скользят по моим волосам. На этот раз они кажутся такими реальными. Ласка успокаивает и убаюкивает меня.
Слезы наворачиваются под моими закрытыми веками. Если я повернусь, он исчезнет. Снова и снова он просто исчезает. Все, что мне остается, – это бездонная пустота, которая не хочет заполняться.
– Ты спишь, Элоиза? – спрашивает он низким, вызывающим дрожь голосом.
Я открываю глаза, и все мое тело напрягается. Этого... не может быть. Ворон никогда не говорит в моих снах. Он просто существует. Я даже не вижу его.
Я медленно поворачиваюсь. Боже, я, наверное, схожу с ума. Начинаю что-то слышать.
Я просто удостоверюсь, что он не настоящий. Завтра мне нужно найти нового психиатра.
Сердце гулко стучит в ушах, когда я вижу самые насыщенные голубые глаза, которые когда-либо видела. Он смотрит на меня с глубокой тоской, которая почти совпадает с моей.
Ворон.
Это Ворон.
Этот взгляд из-под капюшона. Эти сильные, крепкие руки, обхватывающие меня. Эти татуировки птиц, выглядывающие из воротника его футболки.
Он здесь и никуда не исчезает.
Я протягиваю дрожащую руку, чтобы дотронуться до него. На этот раз он действительно испарится, но я не могу прогнать желание прикоснуться к нему.
Хотя бы раз. Я хочу прикоснуться к нему еще раз.
Мои пальцы касаются небольшой щетины на его щеке.
Это... реально.
Я задыхаюсь, принимая сидячее положение.
– Ворон? Пожалуйста, скажи, что я не схожу с ума.
Он улыбается, глаза игриво блестят.
– Единственный и неповторимый.
Oh. Mon. Dieu (с фр. О. Мой. Бог).
Это действительно он. Это Ворон.
Он жив. Меня охватывает облегчение. Я дрожу. Дрожь охватывает все мое тело.
Стоп. Он жив. Он был жив с того самого дня, когда упал с обрыва и заставил меня поверить, что он мертв. Все эти месяцы горя, консультаций и упорных усилий, чтобы быть в порядке, оказались напрасными.
Я вскакиваю на ноги, гнев проносится по позвоночнику, почти наравне с облегчением. Я указываю на него пальцем.
– Ты был жив все это время, но не подумал рассказать мне?
Он тоже встает. Теперь, когда он вытянулся во весь свой завораживающий рост, когда кожаная куртка натянулась на его широкие плечи, а черные брюки обхватили бедра, реальность того, что он жив, становится очевидной. Я чуть не падаю на пол и не плачу, но гнев заставляет меня стоять.
Mon Dieu (с фр. Бог мой).
Интенсивность эмоций уже калечит. Добавьте к этому гормональные изменения, и я в полном беспорядке.
– Я могу объяснить, – говорит он.
– Что именно? Объяснить, что я оплакивала и продолжаю оплакивать тебя? – слезы заливают мои щеки, и я вытираю их дрожащими руками. – Как ты мог так поступить со мной? Как ты мог заставить меня поверить, что ты мертв? Я думала, ты умер... – я захлебываюсь словами, изо всех сил ударяя его в грудь. – А я все это время пыталась жить дальше.
Он сжимает оба моих запястья в своей руке и наклоняется ближе, пока я не вдыхаю только его запах.
– Получилось?
– Нисколько.
Я смотрю на него сквозь опущенные ресницы. Мои пальцы крепко сжимают его футболку, чтобы убедиться, что он реален, а не является страшным сном.
Его губы захватывают мои. Поцелуй не нежный. Он глубокий, страстный и соответствует тому неистовому желанию, которое я испытываю к нему. Его язык скользит по моему. Невозможно отрицать, что он здесь.
Ворон жив.
Я вся в слезах. Целую его и рыдаю. Я цепляюсь за него, но мои шаткие ноги заставляют меня дрожать.
Ворон поднимает меня на руки. Он садится на край кровати и прижимает к себе. Мои руки обвивают его шею, а лицо утопает в его плече, и я плачу навзрыд. Счастливые, но и жалкие слезы.
Ворон держит меня, как страховочный трос. Якорь. Он шепчет мне на ухо успокаивающие слова и гладит по спине.
Не знаю, сколько времени мы так просидели, но этого хватило, чтобы слезы больше не текли. Я начинаю делать те заикающиеся вдохи, которые бывают после стольких слез. Глаза опухают, а рот становится липким.
Уж точно не так я хотела приветствовать Ворона.
– Ты завела кота? – спрашивает Ворон, когда Апельсин запрыгивает на кровать и обнюхивает его ногу. Шарлотта, с другой стороны, наблюдает за происходящим издалека. Наверное, она, как и я, пытается впитать все это в себя.
– Его зовут Апельсин, – я улыбаюсь, все еще обнимая Ворона за шею.
Ворон ухмыляется так широко, как я никогда не видела раньше.
– Этому имени не хватает воображения, – он целует меня в лоб. – Спасибо.
У меня загибаются пальцы на ногах.
– Он немного надоедливый, но не за что.
Апельсин запрыгивает и сбивает книгу на пол. Ворон поднимает ее и кладет на тумбочку. Затем, прочитав название, замирает.
Я тоже замираю. С тех пор как я узнала, что беременна, решение принимала только я сама. Теперь все по-другому. Как мне затронуть эту тему?
– Это.... – Ворон в замешательстве смотрит то на меня, то на книгу. Затем его пальцы скользят по моему бугорку, и его глаза расширяются.
Вот и все. Сейчас или никогда.
– Я беременна, – пролепетала я.
От молнии в его взгляде у меня перехватывает дыхание. Затем он нахмуривает брови.
– Я отец?
Как он вообще может спрашивать об этом?
– Конечно, да.
– Хорошо, – он отрывисто кивает. – Даже если бы им не был, я бы убил биологического отца и воспитал ребенка как своего.
Я толкаю его.
– Это не то, с чем стоит шутить.
Он усмехается.
– А кто сказал, что я шучу?
– Эй!
Его большая рука обнимает мой живот, выражение лица наполнено благоговением.
– Я стану отцом.
Удивление в его голосе не дает мне покоя. Он встает. Я обхватываю его ногами за талию, а он обнимает меня так крепко, что я разражаюсь хохотом. Ворон смеется вместе со мной, и этот звук опьяняет.
– Ты примешь меня? – спрашивает он, прижимаясь лбом к моему. – Знаю, что не идеален и не жил нормальной жизнью, но я хочу начать все заново с тобой и нашим ребенком.
Мое сердце замирает.
– У тебя даже нет выбора. Я уже говорила тебе в прошлый раз, что ты останешься у меня. Я – Зверь, помнишь? И похищаю тебя в свой замок.
– Зверь должен быть в моей футболке? – он рычит.
– Нет? – не знаю, почему это прозвучало как вопрос.
– Я хочу ее вернуть, – он озорно ухмыляется. – Прямо блядь сейчас.
Два месяца спустя
Меня разбудил толчок. Я застонала, садясь в кровати и держась рукой за живот. Моя малышка такая садистка. Клянусь, она будит меня таким образом уже несколько недель.
Впрочем, я ничуть не удивлена. В конце концов, она же дочь Ворона.
Кстати, о Вороне.
Я обвожу взглядом комнату. Сквозь небольшую щель между занавесками просачивается лучик утреннего света. Ворон никогда не оставляет шторы открытыми. Говорит, что всегда есть риск нападения снайперов, хотя у нас есть телохранители, которые наблюдают издалека. Ворон упомянул, что это люди Родоса, а Родос был его учеником. Раз уж он им доверяет, то и я им доверяю.
Мужской аромат кожи Ворона пропитал простыни и меня, но от самого мужчины не осталось и следа.
К горлу подкатывает комок – как и каждый раз, когда просыпаюсь и не нахожу его.
Первые недели после его возвращения я цеплялась за него днем и ночью, не позволяя ему ничего делать. Мысль о том, что, проснувшись, узнаю, что все это сон, а Ворон действительно мертв, преследует меня.
Возможно, он не настоящий. Возможно, я схожу с ума.
Должно быть, Ворон ощутил мою тревогу, потому что сделал замечательную вещь. Он попросил меня познакомить его с Селин и ее семьей. Мы пригласили их на ужин. Селин несколько дней рассказывала о нем. Теперь мы регулярно встречаемся. Зная, что Ворон хочет быть постоянной частью моей жизни, я успокоилась.
Но мне все равно не нравится просыпаться в этой пустоте.
Дочка снова пинается, и я поглаживаю живот.
– Полегче со мной, ma petite (с фр. Моя милая).
Шарлотта заходит внутрь и запрыгивает на кровать. Ее нос упирается мне в живот. Последние недели она постоянно так делает. Уверена, она будет лучшей подругой моей малышке.
Апельсин, напротив, издалека смотрит на мой живот, как будто ему вообще не нравится идея о ребенке.
Я глажу Шарлотту по голове, затем надеваю свитер и спускаюсь по лестнице. В гостиной чисто и аккуратно. Потолки свежевыкрашены. Все обои переклеены.
Папин дом превратился в чудо благодаря всей той работе, которую мы с Вороном вложили в восстановление. Ладно, в основном Ворон. Он отлично умеет пользоваться своими сильными руками.
Папа и мама гордились бы тем, что дом, который они мне оставили, в самом идеальном состоянии.
Я встаю перед банкой, достаю бумагу и пишу.
«Камилла все время пинает меня. У нее имя мамы и, видимо, ее характер».
Опустив записку в банку, я останавливаюсь перед семейными фотографиями. Я пальцем провожу по рамке с моими родителями. Это была моя первая детская фотография. Мама и отец выглядят такими счастливыми. Он обнимает ее за плечи, в его глазах плещется нежность ко мне и моей маме. Не было ни дня, чтобы я не чувствовала отцовской любви к нам. Если бы только он выбрал другой путь в жизни.
Я не хотела ранить чувства Ворона, поэтому скрывала все, что связано с отцом, но после долгого разговора он сказал, что не возражает. В конце концов, он мой отец, и хотя Ворон его ненавидит, он уважает его за то, что тот защищал свою семью. А еще он благодарен ему за то, что если бы не отец, меня бы здесь не было.
Именно Ворон поставил сюда эту фотографию.
– Ты выглядишь чертовски очаровательной, будучи ребенком, – вот его единственное оправдание.
Как говорит Селин, «Ворон – хранитель».
Из кухни доносится аромат кофе и пирога. Ворон балует меня до безумия. Это все для моего здоровья, говорит он. Я на цыпочках прокрадываюсь на кухню, готовая обнять его до смерти. Завтрак уже на столе, но мужчины не видно.
Мой пульс учащается, и в голову лезут нежелательные мысли.
Я отгоняю их, когда слышу слабые голоса, доносящиеся из задней двери кухни. Среди них – голос Ворона.
Мое дыхание успокаивается.
Я подхожу к приоткрытой задней двери и вижу Ворона, стоящего на крыльце спиной ко мне. На нем простая серая футболка, обтягивающая хорошо выраженные мышцы. От этого вида у меня всегда подгибаются пальцы на ногах. Добавьте к этому татуировки птиц, выглядывающие из-за воротника его футболки, и мои гормоны включаются на полную мощность.
Другой голос принадлежит Призраку, который показывает свой боковой профиль. Он одет в повседневный костюм и стоит прямо, но не чопорно. Понятия не имею, как ему это удается, но он просто это делает.
Ворон общается с ним по телефону, но это первый раз, когда Призрак появляется лично.
Стараясь оставаться незамеченной, я натягиваю свитер на живот и наклоняюсь.
– Так ты теперь гребаный мафиози? – спрашивает Ворон, в его голосе звучит нотка веселья. – Держу пари, тебе это нравится.
– Заткнись, приятель, – в голосе Призрака звучит легкое раздражение. Это первый раз, когда я слышу, что он говорит не своим спокойным тоном.
Призрак всегда был загадкой. Опасной загадкой. Я рада, что он один из друзей Ворона, а не враг.
– Аид все еще заноза в заднице? – спрашивает Ворон, и на этот раз его голос становится тверже.
– Он сюда не придет, – отвечает Призрак. – У него не осталось достаточно ассасинов для пустяковых дел. Он сосредоточился на «Нулевой команде», потому что может держать нас на привязи вместе с «Омегой». Но если он держит в тюрьме половину наших товарищей, значит, отчаянно пытается нас не потерять.
– Он подозревает, что у тебя процесс выведения?
– Если бы подозревал, то запер бы нас всех и ввел бы «Омегу» в наши вены, – Призрак делает паузу, его темный взгляд устремлен вдаль. – Он просто подозрителен по натуре, но после твоей и Шторма смерти это стало еще хуже.
– Просто не впутывай меня в это. Не хочу иметь ничего общего с выходками «Нулевой команды». И не присылай мне больше игры с Джокер-картами. Я, блядь, ненавижу эту карту.
Моя грудь вздымается, и я понимаю, что это из-за того случая, когда Ксавье наложил на меня карту Джокера.
Призрак поднимает бровь.
– Ты бросаешь свою семью из «Нулевой команды»?
– У меня теперь новая семья. Это единственное место, где я хочу быть.
Я хватаюсь за дверную раму, чтобы удержать равновесие, и едва сдерживаюсь, чтобы не подбежать к Ворону и не обнять его.
Он и раньше говорил об этом, но, услышав, как он сообщает об этом своему самому близкому другу, это становится гораздо более впечатляющим.
– Тебе стоит попробовать найти альтернативную семью, – продолжает Ворон. – «Нулевая команда» не совсем обычная.
– «Нулевая команда» – единственная семья, которая мне нужна, – тон Призрака не подлежит обсуждению. – Все остальное – это отвлекающий маневр. А я не отвлекаюсь.
Ворон пожимает плечами. Наступает пауза, прежде чем он продолжает:
– Ты мой товарищ, Призрак. Если я тебе нужен, то я здесь, но лучше, если буду нужен тебе только тогда, когда ты будешь умирать.
Губы Призрака подергиваются в подобии улыбки, но это не так. Возможно, он не умеет улыбаться.
Он смотрит на меня с тем же приветливым выражением. Я вздрагиваю.
Merde (с фр. Дерьмо).
Он знал, что я здесь все это время?
– Bonjour (с фр. Привет), Элоиза.
– Bonjour (с фр. Привет), – я улыбаюсь, щеки пылают от того, что меня застали за подслушиванием.
Ворон оборачивается. Напряженные голубые глаза немного расширяются, прежде чем он направляется ко мне. Он обхватывает меня за талию, а его губы целуют мои волосы.
– На улице холодновато.
Призрак встает перед нами и говорит Ворону:
– Твои рефлексы стали менее острыми.
– Ну, я прошел полный курс детоксикации, не то что вы, неудачники.
– Это действует на всех по-разному. Тебе как-то повезло.
– Повезло? Ты маленький... – Ворон озирается, хотя тон его голоса шутливый. – Знаешь что? Не звони мне, когда будешь умирать, Призрак. Я просто буду присутствовать на гребаных похоронах.
– Эй, – я глажу его по груди. – Не говори так.
Губы Призрака подергиваются от удовольствия. Он обращается ко мне:
– Если тебе понадобится помощь с ним, дай знать.
Я усмехаюсь.
– Обязательно.
– Что, блядь, это значит? Я же гребаный джентльмен, – Ворон делает паузу, затем кладет большую ладонь мне на живот. – Прости, малышка. Больше никаких ругательств.
Призрак качает головой и спускается с крыльца.
– Передай Тени, что он должен мне боксерский поединок, – кричит ему в спину Ворон.
Призрак поднимает два пальца, не оглядываясь.
Как только он исчезает из виду, Ворон затаскивает меня внутрь, обнимая за спину. Находит одеяло и накидывает его мне на плечи.
– Тебе не следовало выходить наружу, – ругается он, но в его голосе звучит ласка. Это Ворон. Он жесткий по краям, но внутри самый ласковый человек.
По крайней мере, со мной. А этого более чем достаточно.
– Меня заинтриговал Призрак, – говорю я. – Он кажется таким загадочным и интересным.
Ворон с рычанием останавливается на пороге кухни. Его глаза сужаются, когда он медленно произносит:
– Загадочный и интересный, да?
Я смеюсь и подталкиваю его в бок.
– Я не это имела в виду.
– Чертовски верно. Призрак мне как брат, так что он станет твоим шурином, когда мы поженимся.
У меня перехватывает дыхание, когда я смотрю на него.
– П-поженимся?
– Да. А ты что думала? Я слышал, как ты говорила Селин, что не хочешь выглядеть толстой в свадебном платье, иначе я бы уже давно женился на тебе. Тебе даже не нужно свадебное платье, если хочешь знать мое мнение.
У меня пересохло в горле.
– Ты... делаешь мне предложение прямо сейчас?
– Подожди секунду, – он заходит за угол и через мгновение возвращается с бархатной коробочкой в руках. Он начинает открывать ее, но останавливается. – Подожди. Я должен стоять на коленях ради этого.
– Нет, – я сжимаю его руку и удерживаю в вертикальном положении. Меня охватывает головокружение. – Просто скажи уже!
Глубокая привязанность сияет в ярко-голубых глазах, когда он говорит глубоким, спокойным голосом:
– Ты дала моей жизни цель, и я хочу провести остаток ее, показывая тебе, как много ты для меня значишь. Выйдешь ли ты за меня замуж, Элоиза?
– Да! Да! – я обхватываю его за шею, в глазах стоят слезы. Я прижимаюсь губами к его губам и говорю: – Ты наполнил смыслом и мою жизнь.
Камилла снова пинается, словно желая привлечь к себе внимание. Мы с Вороном разражаемся смехом.
Я никогда не чувствовала себя такой живой.
