Текст книги "Бог Разрушения (ЛП)"
Автор книги: Рина Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)
Нет, возможно, уничтожить с лица Земли.
Я никогда в жизни не чувствовала себя одновременно обнаженной и желанной.
– Ты выглядишь как моя новая возможная зависимость, – он скользит рукой от моей шеи, по моим возбужденным соскам и вниз к животу. – А зависимости не могут справиться со мной, маленькая муза.
Мурашки пробегают по моей коже подобно огненному взрыву.
Он сказал, что остановится, но продолжает. И я даже не пытаюсь положить этому конец.
Может быть, я очарована, или, что более вероятно, это потому, что я никогда в жизни не достигала такого уровня возбуждения.
Его длинные, сильные пальцы задерживаются на резинке моих трусиков, прежде чем он медленно, грубо и так нарочито проводит средним пальцем по намокшей ткани.
Злая усмешка кривит его губы, когда моя влага бесстыдно просачивается на его руку.
Он поднимает ее и массирует липкие следы моего возбуждения между пальцами.
– Удушение и грубое обращение. Есть.
Я смотрю в другую сторону и жалею, что не могу забиться в какую-нибудь дыру и никогда не выползать оттуда до конца своей жизни.
– Возможно, мы также можем добавить извращение, связанное с предъявлением ультиматума, – его лицо оказывается так близко к моему, что я могу вдыхать только его опьяняющий аромат и мятное дыхание. – Ты бы никогда не призналась, что хочешь меня, если бы не была в таком положении, не так ли?
Я собиралась зарычать на него, но он проводит моим собственным возбуждением вниз по носу, по изгибу щеки, затем прижимает средний и безымянный пальцы к подушечке моих губ.
Мои губы приоткрываются, и он скользит пальцами внутрь, заставляя меня проглотить собственное возбуждение. Он врывается с силой и контролем, которые сводят меня с ума. Нажимает на мой язык, затем обхватывает его пальцами, перекатывая и размазывая мое возбуждение. Он взрывается на моих вкусовых рецепторах, как афродизиак.
– К счастью для тебя, я очень хорошо подготовлен к роли твоего злодея. Я вытащу твои извращения одно за другим, черт возьми.
Внезапно он разжимает пальцы и с непринужденной легкостью отступает назад.
От потери его прикосновения мне почему-то становится холодно.
– Теперь, чтобы узнать другие извращения, – голос Лэндона понижается с леденящей душу ноткой. – Беги.
Вызов в его глазах пробирает меня до костей, и я вздрагиваю совсем не от холода.
Не знаю, что на меня нашло, и почему я вообще принимаю его безумие.
Может быть, это мое собственное безумие.
Медленно, на неустойчивых ногах, в одних трусиках и ботинках, я встаю и делаю прямо противоположное логике.
Бегу.
Глава 16
Лэндон
Мои мышцы напрягаются и пульсируют от предвкушения охоты.
Кровь приливает к моим конечностям и заставляет мой член напрягаться с особым вниманием.
Перспектива погони заставляет меня чуть не кончить в штаны, как подростка.
Проблема в том, что у меня никогда раньше не было такого чувства.
Да, я увлекаюсь охотой точно так же, как и предаюсь тысяче других увлечений в качестве сексуальной отдушины. Однако раньше это никогда не было так волнующе и… захватывающе.
Я вдыхаю, наполняя легкие запахом свечного воска и слабым, захватывающим ароматом киски Мии.
Однако, я не двигаюсь.
Моя маленькая муза так хорошо себя вела, хотя и неохотно и только после того, как я без устали нажимал на ее кнопки, так что я дам ей фору.
Мой взгляд по-прежнему прикован к задней двери, откуда она выбежала в сад за домом – или, скорее, в мини-джунгли.
Свет свечей отбрасывает зловещую тень на импровизированную гостиную, подсознательно создавая мое любимое настроение.
Я поднимаю свои пальцы, которые все еще липкие, и облизываю их один за другим.
Киска как концепция всегда служила только дыркой для траха. Несмотря на разные цвета и формы влагалищ, которые я видел в своей жизни, мне никогда не нравилось прикасаться к ним. Никогда не получал удовольствия от орального секса и всегда подчеркивал, что буду только трахаться. Если они хотели чего-то другого, я был неподходящим парнем.
И все же, мои губы подергиваются от желания попробовать сладкую маленькую киску Мии. Моя кровь определенно выбрала мой член в качестве предпочтительного органа, когда я только что играл с ней.
Ее тихие вздохи все еще звучат у меня в ушах. А ее расширенные глаза и приоткрытые губы будут мотивацией для мастурбации в течение нескольких дней.
То есть, если я не спровоцирую у нее другую, более интересную реакцию. К концу сегодняшнего вечера я выполню дьявольскую работу по обращению еще одной души на темную сторону.
Хотя Мия никогда не была невинной и определенно набрала высокие баллы по шкале тьмы. Скажем так, я просто раскрываю весь ее потенциал.
Засунув руку в карманы, я иду по ее следу. Сад за домом похож на неухоженные джунгли: огромные старые деревья, полумертвые ветви, свисающие, как скелеты, и подозрительные грибы, валяющиеся повсюду.
Почти уверен, что несколько бесцельных призраков летают над головой, жалуясь на плохое местоположение и почти полное отсутствие посетителей на ежедневной основе.
Лунный свет играет в прятки с облаками, а вдалеке кричат ночные совы, добавляя немного музыкального сопровождения ко всей жуткой атмосфере.
Четыре из пяти. Рекомендовал бы его для сатанинских ритуалов.
Я пробираюсь через упавшие ветви и сломанные деревья, которые, вероятно, были повалены молнией. Засохшие листья хрустят под моими дизайнерскими ботинками, и я не прилагаю усилий, чтобы скрыть звук своих приближающихся шагов.
Лучший способ убить мышь? Напугать ее до чертовой смерти.
Я хочу видеть страх, смешанный с возбуждением, на ее нежном лице. Совсем как мгновение назад, когда она извивалась, задыхалась и мочила мои пальцы, даже когда была в ужасе от перспективы быть задушенной.
Мой член предлагает нам попробовать это снова, на этот раз с ним внутри ее киски. Я откладываю эту идею на потом, убирая непослушные ветки с дороги.
Сказать, что я не тороплюсь, было бы преуменьшением. Тем не менее, я вдумываюсь, прислушиваюсь и ищу любые признаки моей жертвы.
Отсутствие света, на первый взгляд, может показаться помехой, но это далеко не так. Из-за ограниченного поля зрения уши закладывает от малейшего шума, и инстинкт охотника включается на полную мощность.
Именно по этой причине я останавливаюсь посреди джунглей и изучаю свое окружение. Слишком темно.
Слишком пусто.
Слишком… жутко, по общепринятым стандартам.
Даже если бы я мог спать здесь и приветствовать демонов, которые пытались бы овладеть мной, Мия не стала бы этого делать.
Прошлой ночью она спала с включенным светом, и, хотя я мог бы предположить, что это был единичный случай после моего импровизированного визита, ее угроза причинить мне телесные повреждения, если я снова выключу свет, означает, что она была в ужасе от такой перспективы.
Не говоря уже о том, что она не отрицала этого, когда мы говорили о свечах ранее.
Вывод: она не зашла бы так далеко, даже для того, чтобы сбить меня с толку.
Я разворачиваюсь и убегаю. На этот раз молчу и контролирую дыхание. Я предпочитаю вариант охотника, а не добычи, поэтому крайне важно, чтобы она не вычислила мое местоположение, когда я не знаю ее.
Я останавливаюсь у входа в сад за домом и нюхаю воздух. Конечно же, чувствуется легкий аромат ее духов – магнолии.
На ум приходят два варианта. Она спряталась в углу сада, а затем вошла внутрь, когда я ушел.
Или второй. Она бегала вокруг, как безголовый цыпленок, затем вернулась сюда.
В любом случае, у нее есть возможность забрать свое платье и сбежать из дома.
В этот момент я замечаю тень, наклонившуюся к журнальному столику, вероятно, чтобы поднять платье. Большинство свечей потухло, поэтому трудно разобрать ее профиль.
– Это ты? – мой низкий, причудливый шепот эхом отдается от старых стен.
Тень вздрагивает, Мия кидает платье и бросается к лестнице.
– Прячься, маленькая муза. Если я найду тебя, то проглочу тебя целиком, – я следую за ней, перепрыгивая через две ступеньки за раз. Я слышу скрип дерева под ее маленькой фигуркой.
Старые дома – лучшие стукачи, которые когда-либо существовали на планете.
Моя ухмылка становится все шире, чем ближе подхожу к тому месту, где она мечется, как мышь.
Я снова даю ей небольшую фору, разжигая в ней надежду на то, что если она будет бежать достаточно быстро и поддастся адреналину, то сможет убежать от меня.
Люди по своей природе не могут жить без надежды, какой бы ложной она ни была. Неважно, если обреченность ситуации бьет им в лицо. Если они верят, что в конце тоннеля есть свет, они будут идти к нему. Снова и снова.
Нет ничего хуже надежды.
Надежда – это лекарство для всех дураков, поэтому я использую ее в любой ситуации.
Дерево скрипит под моим весом, когда я поднимаюсь наверх. Судя по шуму, Мия близко к крыше, ко второму и последнему этажу, который представляет собой открытую спальню.
Есть еще третий этаж, поменьше, который служит открытой крышей, но он наполовину разрушен, а импровизированная лестница, ведущая на него, частично разломана.
Вскоре скрип прекращается. Слышна только любительская симфония сов. Не слышно даже слабого звука дыхания, который большинство людей не могут скрыть.
Но Мия не просто обычный человек. Она уже запечатала свой голос и, вероятно, способна подавлять гораздо больше.
– Я знаю, что ты здесь, – мой голос доносится в темноте. – Твои способности прятаться в лучшем случае слабые, а навыки бега категорически отсутствуют
Я ожидаю, что она набросится на меня и воплотит в реальность свою любимую угрозу о том, чтобы отрезать мне яйца – или надрать мне задницу. Несмотря на то, что она угрожает с той же степенью смелости, что и ее брат, ее, как и его, легко спровоцировать.
Она также переняла некоторые черты от Киллиана. Вероятно, именно поэтому, вопреки предположениям, которые я допускал, она не показывается. Она даже не пискнула и не выдала, где находится.
Умная маленькая шалунья.
– Ты действительно веришь, что твоя маленькая попытка спрятаться увенчается успехом? Я Лэндон Кинг, а ты всего лишь добыча, ожидающая, когда ее съедят.
Это должно было сработать, но нет.
Она определенно не поддается на мои провокации.
Это одновременно и надоедливо, и, что удивительно, более захватывающе, чем я ожидал.
Мои глаза осматривают местность в поисках возможного укрытия. Там есть шкаф, но, учитывая ее никтофобию7, она не пошла бы на то, что пугает ее больше всего.
Все остальные варианты – под кроватью, на маленьком балконе и за наполовину разорванными занавесками – пусты.
Мои глаза прищуриваются при виде шкафа. Она никак не могла туда залезть. Если только не настроена на приступ паники.
На всякий случай…
Я двигаюсь в его направлении, но в тот момент, когда открываю шкаф, сзади раздается скрип. С противоположной стороны комнаты.
Прямо на сломанной лестнице.
Она не может…
Я бегу к лестнице и вижу, что Мия успела перелезть через имеющийся каркас лестницы. Она спряталась под ним, ожидая, когда я отойду достаточно далеко, чтобы провернуть этот трюк.
Хоть я и не застал весь процесс ее подъема, я вижу, как она поднимает вес своего тела на сломанную ступеньку.
Твою мать. Вот это впечатляющее спортивное тело.
Она запрыгивает на импровизированную крышу, выпрямляясь во весь рост, смотрит на меня свысока и показывает мне два средних пальца.
Гребаная Богиня под полной луной.
Серебристый свет заливает ее блестящую обнаженную кожу и щедрый изгиб ее грудей, подчеркивая вершины нежно-розовых сосков.
Трусики и ботинки добавляют остроты неземному образу.
Я откидываю голову назад от смеха.
– Я впечатлен.
Она приподнимает подбородок и поднимает средние пальцы выше. Как будто говорит мне, что ей насрать на то, что я о ней думаю.
Я хватаюсь за лестницу обеими руками.
– Я впечатлен, но ты здесь не единственная спортсменка.
Легко, вероятно, так же легко, как и она, я поднимаю весь свой вес руками над несколькими свободными ступеньками.
Выражение лица Мии меняется с торжествующего на безумное. Ее глаза мечутся по сторонам, как будто она ищет какое-то оружие, но слишком поздно.
Я уже близко.
В качестве последнего средства она пытается ударить меня ботинком по лицу. В последнюю секунду я успеваю увернуться, прежде чем она смогла бы размозжить мне голову.
Понимая, что от моего скорого и очень реального шанса поймать ее, у нее нет никакого спасения, она убегает.
Я подпрыгиваю, ступенька ломается под моим весом, и я приземляюсь на не очень прочную крышу.
Мия бежит к единственному доступному спасению – разрушенной части крыши.
Мои мышцы горят от приложенных мною усилий, но открывшийся мне вид стоит того.
Мия бегает вокруг, почти полностью обнаженная, ее груди подпрыгивают, а соски затвердели. Мой член выпирает и упирается в брюки от потребности прикоснуться.
– Не советую тебе идти дальше, – я засовываю руку в карман и неторопливо иду к ней. Даже останавливаюсь, чтобы стряхнуть пыль с моих выглаженных брюк и рубашки. – Эта часть так же опасна, как и поле применения ядерного оружия.
Она слушает?
Конечно же, нет.
Она внезапно покачивается, и пол уходит у нее из-под ног. Скрип дерева эхом разносится в воздухе, и за ним следует ее вопль.
Первый раз, когда я слышу испуганный звук, слетающий с ее милых губ. Затем Мия поскальзывается и падает в яму, которую сама же и сделала. Единственное, что удерживает ее от падения на второй этаж – это локти по обе стороны от дыры.
Я встаю над ней и ухмыляюсь.
– Нашел тебя.
К счастью, еще не изобрели орудие убийства, которое можно привести в действие взглядом. Иначе я бы уже превратился в жареное мясо.
Я протягиваю ей руку.
Она не берет ее.
Вместо этого она пытается подняться.
– Не будь самоубийцей, – я указываю подбородком в направлении своей руки. – Возьми.
Она украдкой бросает на меня взгляд, затем, словно одержимая своими упрямыми демонами, снова пытается подняться.
Пол трясется подо мной, когда дыра поглощает ее. В последнюю секунду я ловлю ее протянутую руку и со всей силы вытаскиваю.
Мы оба падаем назад на пол. Вот и все, что нужно для того, чтобы стряхнуть пыль с моей одежды.
Моя рука сжимается на спине Мии с тех пор, как я понял, что она упадет на меня сверху.
И они еще говорят, что я не джентльмен. Богохульство.
Грудь Мии неистово поднимается и опускается над моей, как на войне, которая вот-вот начнется. Я провожу рукой по ее спине и боку, затем по изгибу ее груди.
Она лежит на мне, обнаженная, готовая к тому, чтобы мой член вошел в ее маленькую тугую киску, и это опьяняет.
На самом деле, мой член делает неброские намеки и упирается в низ ее живота.
Мия приподнимается и ударяет меня по плечу, затем показывает:
– Прекрати лапать меня, извращенец.
– Я просто хочу убедиться, что ты нигде не пострадала. Мы должны быть очень осторожны, когда дело касается здоровья моей маленькой музы, – я провожу пальцем по ее соску, и она вздрагивает.
Затем бьет меня в грудь.
В одно мгновение она оказывается на мне, в другое – я переворачиваю нас так, что она оказывается подо мной. Ее вздох эхом отдается в воздухе, но превращается в жуткую тишину, когда я оказываюсь между ее ног.
Я раздвигаю их, наслаждаясь ее стоном, когда лижу внутреннюю сторону ее бедра, а затем кусаю. Сильно. Пока она не сжимает меня между своих бедер.
Однако это еще не конец.
Далеко нет.
Я срываю с нее трусики и наслаждаюсь видом ее молочно-белой кожи, которая кажется голубоватой в свете полуночной луны.
Первый раз вызвал у нее дрожь, а мой член просил продолжения. Поэтому я делаю это снова, проводя языком до самого ее клитора. Как я и подозревал, она насквозь мокрая. Возможно, даже больше, чем раньше.
– Возбуждение от погони. Есть, – я говорю в ее складки, и она извивается, поворачивая голову в сторону, но не пытается оттолкнуть меня или показать мне свой любимый средний палец. – Уверен, с тобой у меня точно будут заняты руки.
А затем я наслаждаюсь ее маленькой розовой киской. Провожу языком по ее складочкам до самой щелочки, чувствуя, как она вздрагивает.
Пока она дрожит, я провожу языком по ее клитору. Раз. Два. Затем посасываю и играюсь с ним.
Спина Мии выгибается дугой в руинах разрушения. Только от меня уже никуда не убежать.
Когда ее бедра дергаются, я засовываю в нее два пальца. Она извивается и впивается ногтями в мои волосы, затем тянет достаточно сильно, чтобы вызвать боль в моем черепе.
Но я не из тех, кто бросает вызов.
Все еще толкаясь в нее, я обнажаю ее чувствительный бутон и покусываю кожу вокруг него, затем обвожу и провожу языком.
Бедра Мии дергаются вверх и вниз, ее вздохи и стоны смешиваются и эхом разносятся в воздухе.
Это самый прекрасный звук, который я когда-либо слышал.
И, что удивительно, я хочу большего.
Поэтому я ускоряю ритм, пока она не садится мне на лицо и не пропитывает его своим сладким вкусом.
Лучшая киска, которая у меня была в… когда-либо.
И это все осложняет, потому что я не привязываюсь к кискам.
Никогда.
Даже к такой захватывающий, как у Мии.
Я облизываю ее во время оргазма, когда она содрогается и шипит, как чертова Богиня секса.
Когда я поднимаю голову, я демонстративно облизываю губы, но не испытываю того чувства триумфа, к которому стремился, начиная эту игру.
И это все из-за того, как она смотрит на меня.
Невинно. С благоговейным трепетом.
Без ненависти, свирепых взглядов или средних пальцев. Опершись на локти, Мия смотрит на меня так, как будто я Бог.
И хотя я мог бы принадлежать к некоторым малоизвестным религиям, я определенно не ее Бог.
Я бы раздавил ее в мгновение ока.
Уничтожил бы ее прежде, чем она смогла бы сделать следующий вдох.
Я позволяю ухмылке приподнять мои губы.
– Тебе лучше стереть это выражение со своего лица, иначе я буду склонен думать, что ты в меня влюбилась.
Она моргнула один раз, затем сузила глаза и отмахнулась от меня.
Вот это территория, на которой я могу играть. Что бы это ни был за взгляд, он должен быть уничтожен и не возрождаться в течение всей жизни.
– Я думал, что сказал тебе, что произойдет, если ты снова оттолкнешь меня, – я хватаю ее за руку, а затем засовываю в нее этот средний палец своим собственным средним пальцем.
Своего рода поэтическая справедливость.
– Ты снова кончишь на меня, а затем используешь ту же энергию, чтобы подавиться моим членом, маленькая муза.
Как только я закончу с Мией Соколовой, не останется осколков, которые можно было бы собрать.
Какая жалость.
Глава 17
Мия
Надежда – худшая эмоция, которую можно испытать, когда в конце туннеля нет света.
Ты ждешь.
Ты молишься.
Ты даже пытаешься обманывать себя, что это происходит не с тобой. Что это просто не может происходить с тобой.
Но в этом-то и проблема надежды.
Ложноположительный результат. Ощущение, что ужасная ситуация может закончиться в любой момент, хотя это далеко не так.
Это фальсификация реальности.
Стремление к другой мечте.
Ощущение пребывания в облаке, которого невозможно достичь в реальном времени.
Я снова возвращаюсь в кромешную тьму. Черные завитки скользят по моим рукам и ногам, все глубже затягивая меня в объятия небытия.
Мои легкие сжимаются от умирающей надежды когда-нибудь снова увидеть свет.
– Мама… Папа… – мой затравленный шепот эхом отдается в темной тишине, как жуткая колыбельная.
Мои конечности дрожат, а сердце сжимается. Слезы снова щиплют глаза, и я шмыгаю носом как можно тише.
Если я вызову гнев монстра, он прижмет меня к стене и будет смеяться над моим громким плачем.
Он смеется, когда я говорю, что мама и папа придут за мной.
Он смеется сильнее всех, когда обрушивает на меня всю тяжесть своего гнева. Когда пинает и швыряет меня об стену, как будто я груша для битья в нашем домашнем спортзале.
Снова и снова.
И снова.
Пока я не захочу, чтобы это уже закончилось.
Но оно не заканчивается.
Монстр снова здесь, его клыки видны сквозь сардоническую улыбку. Его глаза такие же мертвые, как у бугимена из папиных сказок на ночь.
Я еще больше приседаю, зажмурив глаза, и закрываю уши вспотевшими ладонями.
Не прикасайся ко мне.
Пожалуйста.
Папа! Мама! Помогите!
– Тебе никогда не сбежать от меня, маленькая негодяйка.
Нет!
Я резко просыпаюсь, все мое тело пропитано потом, волосы прилипли к шее. Мое дыхание становится долгим, прерывистым, а сердце учащенно бьется в груди.
Нет, нет, я не могу вернуться туда, я не могу…
– Добро пожаловать обратно в мир живых, соня.
Мое внимание переключается на источник голоса, и это не кто иной, как второй монстр в моей жизни.
Тот, кто ворвался без стука и даже не объявил о своем присутствии.
Лэндон сидит на наполовину разломанном стуле напротив меня, работая над статуей среднего размера. Только она сделана не из камня. Судя по темному материалу, который просачивается между его пальцами, как масло, он использует глину.
Сцена медленно проясняется. Мы находимся в доме с привидениями, которым можно пугать непослушных детей. Часть свечей погасла, а оставшиеся окружают меня так, словно я являюсь объектом сатанинского ритуала.
Учитывая крайне взбалмошный характер Лэндона, я бы не удивилась.
Ранее он показал мне ту часть меня, о существовании которой я не подозревала. Да, я предполагала, но никогда не осмеливалась попробовать. И, возможно, если бы псих не вынудил меня, я бы никогда этого не сделала.
Но мне понравилось больше, чем я хотела бы признать. Понравилось до такой степени, что стало стыдно.
Но другая часть меня, та часть, которая развалилась из-за его грубых прикосновений и психопатических наклонностей, все еще напевает при недавнем воспоминании о его и моих пальцах внутри меня.
Как будто этого было недостаточно безумно, Лэндон толкнул меня к краю хрупкой лестницы и трахнул в горло. Тот факт, что мы могли упасть в любую секунду, ничуть не уменьшил чисто животный характер его прикосновений ко мне.
На самом деле, чем громче скрипело дерево, тем сильнее он входил и выходил из моего рта. Не имело значения, что я уже кончила дважды, вид похотливого взгляда Лэндона при лунном свете снова возбудил меня.
Я все еще чувствую его запах – роковое сочетание кедрового дерева и мужского мускуса.
После того как он кончил мне в горло и заставил проглотить все до капли, он помог мне спуститься по опасной лестнице. Мне следовало бы спуститься самой, но я была слишком измотанной, чтобы что-то сделать.
Наверное, поэтому, надев платье, я заснула. Помню, что диван показался мне симпатичным и я бездумно направилась к нему.
Должно быть, со мной действительно что-то не так, потому что я чувствовала себя в достаточной безопасности, чтобы заснуть рядом с этим ублюдком.
Ублюдком, который представляет опасность для жизни.
Упомянутый ублюдок теперь наполовину обнажен, наблюдая за мной из-под ресниц с ухмылкой «je ne sais quoi8» и выпуская облако дыма в воздух. На его мускулистом прессе, покрытом тонкими волосками, прилипли пятна глины, которые ведут в то место, о котором я предпочитаю не думать.
Не помогает и то, что его брюки низко сидят на гибких бедрах, открывая четкую V-образную линию и практически ничего не оставляя для воображения.
Я мельком вижу татуировки в виде змей, ползущих по его бокам, одна из которых имеет форму символа бесконечности, поедающая свой собственный хвост. Это уроборос9– темный, поразительный и излучающий смертельные флюиды.
Третий сосок был бы очень кстати, но нет, этот мудак должен быть физическим совершенством.
Его средний палец, весь серый от глины, обхватывает петлю его штанов и оттягивает.
– Хочешь взглянуть поближе? Мой член, безусловно, был бы рад второму раунду. Может быть, на этот раз познакомлюсь с твоей киской?
Мой взгляд возвращается к его сардоническому лицу, которое, как я подозреваю, никогда не знало, что такое счастье. И я имею в виду не его импровизированную радость или чувство выполненного долга, которое он так хорошо имитирует. А настоящее счастье, которое такие, как он, вероятно, никогда не смогут испытать в этой жизни.
– Почему ты полуголый, извращенец? – я показываю.
– Ты дрожала.
Я смотрю на себя сверху вниз и, конечно же, на мне его рубашка, и это не имеет никакого отношения к совершенному мной действию.
Неудивительно, что я чувствую его запах на себе. Я решила, что это из-за произошедшего ранее, но оказалось, что он действительно на мне. Точнее, его рубашка.
– А говорят, рыцарство умерло, – он ухмыляется, как лорд-гедонист. – Ты должна благодарить свои счастливые звезды за то, что в конечном итоге встретила такого воспитанного джентльмена, как твой покорный слуга.
– Скорее, проклятые звезды.
– Не будь такой пессимисткой. В жизни есть и светлые стороны – например, я.
Я закатываю глаза, а обычно я этого не делаю.
– Ты слишком высокого о себе мнения.
– По многим разумным причинам, – он тушит сигарету в пепельнице, бросая ее к дюжине других, валяющихся повсюду, и указывает на кофейный столик, где стоит коробка с едой навынос. – Ешь.
Я облизываю губы.
– Как ты узнал, что я голодна?
Я не смогла поесть раньше из-за этого же ублюдка, поэтому при виде еды у меня урчит в животе.
– Из-за этого. Твой желудок давал о себе знать, даже когда ты спала, – он хихикает, и я глубоко вдыхаю, но чувствую его запах сильнее, чем еду.
Он повсюду вокруг меня и даже, метафорически, внутри меня. Это несоответствие красок и эмоций, которое оставляет меня в безнадежном хаосе. Я не в состоянии ничего воспринимать, когда он – все, что я вижу, слышу и чем дышу.
Я даже чувствую вкус его одеколона на своем языке.
Поэтому предпочитаю сосредоточиться еде.
Итальянская – моя любимая. Но на самом деле не так уж странно, что он купил именно ее, поскольку большинство людей любят итальянскую кухню.
Я вгрызаюсь в свою пасту, не потрудившись взглянуть в его сторону.
– Твои манеры, должно быть, покинули здание, – его голос эхом отдается вокруг меня, как любимая колыбельная Мрачного Жнеца. – Меньшее, что ты можешь сделать, это выразить благодарность за мое заботливое поведение.
Я проглатываю макароны, откладываю вилку и показываю:
– Люди, которые ведут себя обдуманно, не ожидают благодарностей.
– Я ожидаю.
– Спасибо.
Усмешка приподнимает его губы.
– Не за что, маленькая муза.
– Это не отменяет того факта, что ты прервал мой настоящий ужин.
– Оно того стоило, и, если бы ты не тонула в абсолютной бессмыслице, ты бы тоже это признала.
Я поднимаю руку, чтобы показать ему средний палец, и он приподнимает бровь.
– Просто подумай о том, где будет этот палец, если ты сделаешь это.
Я рычу, потому что знаю, что он абсолютно точно выполняет свои угрозы, и решаю вернуться к своей пасте.
По крайней мере, в ней есть смысл.
В нем определенно нет.
В гостиной воцаряется тишина, за исключением звука вилки о картонную тарелку. Странно, что он не удостоил меня одним из своих чрезмерно издевательских ответов.
Я случайно бросаю взгляд в его сторону только для того, чтобы обнаружить, что он изучает меня так пристально и холодно, что мне кажется, будто меня препарирует сумасшедший ученый.
– Что? – я показываю после того, как громко сглатываю.
– Я просто подумал, что в моей рубашке ты выглядишь съедобнее, возможно, даже больше, чем еда, которую ты ешь. Хочешь довести до конца переговоры с моим членом?
– Нет.
– Я должен был спросить, – он бесстрастно поднимает плечо. – Но запомни мои слова, Мия. Ты будешь рада моему члену в своей тугой маленькой киске, по собственному желанию или после того, как мы совершим еще одно путешествие по твоим извращениям. Одно я знаю точно. Он будет твоим любимым вкусом.
Я действительно не могу ему поверить.
Он легко мог бы получить награду за самого высокомерного и невероятно невыносимого мужчину.
– А что насчет твоих извращений? – спрашиваю я, пытаясь поменяться с ним ролями.
Он использует инструмент, чтобы вылепить лицо глиняной статуи, его движения плавные и элегантные. Отрезанные части падают на пол, забытые и бесцельные, вероятно, как и все в жизни Лэндона.
– А что с ними? – спрашивает он.
– Какие они?
– Боже мой, муза. Я знаю, что нравлюсь тебе, но, возможно, тебе стоит немного сбавить обороты. Вот тебе совет, не будь такой очевидной.
– Вот тебе совет. Не будь смешным. Я спросила тебя о твоих извращениях точно так же, как ты спросил о моих.
– В том-то и дело. Я не спрашивал о твоих извращениях, я взял тебя с собой в увлекательное путешествие. Не за что, кстати. Есть только один честный способ рассказать тебе о моих извращениях, – его губы кривятся в сардонической улыбке.
– Нет, спасибо.
– Ты уверена? Мои намного красочнее и веселее.
Мои губы приоткрываются. Он возбудился, когда преследовал меня ранее; я чувствовала это, и он не пытался это скрыть, так что ему это понравилось. Вся эта сцена уже слишком далеко вышла за пределы моей зоны комфорта. Что он мог иметь в виду, говоря о более красочном?
Но опять же, почему меня это интересует?
Вопрос «Например, какие?» вертится у меня на кончике языка, но я проглатываю его обратно и сосредотачиваюсь на еде, которую перекладываю по тарелке.
– Не интересно, – показываю я.
Лэндон оставляет свою статую, и я напрягаюсь, когда он идет ко мне. Или, скорее, вальсирует, как большой кот, который кажется ленивым, но при первой возможности разорвет тебя пополам. Когда он приближается, я замечаю шрам внизу его живота. Я задаюсь вопросом, что же такое произошло, а потом проклинаю себя за то, что мне это интересно.
Было так легко просто ненавидеть его до смерти несколько недель назад, но, к сожалению, это не единственное чувство, которое я испытываю сейчас.
После того, как он разрушил мою броню и переступил мои границы, во мне проснулись другие болезненные чувства. Я не понимаю большинство из них, но я определенно признаю любопытство и потребность в большем.
Не говоря уже о том, что мне придется долго шпионить за этим ублюдком, если я хочу что-нибудь о нем узнать.
Мои пальцы сжимают вилку, когда он приближается. Свет свечей отбрасывает зловещие тени на его неземное лицо.
Его пресс изгибается при каждом шаге, добавляя еще больше остроты его беспощадному облику.
Он останавливается передо мной и берет меня за подбородок, затем приподнимает его большим и указательным пальцами.
– Жаль, что ты не можешь решать, маленькая муза. Я буду наслаждаться каждой секундой, открывая для себя все твои извращения. Не пытайся убежать, ты прекрасно знаешь, как сильно я наслаждаюсь погоней.
* * *
Я глубоко погрузилась в ту версию себя, которую не узнаю.
Прошло две недели с того дня, когда Лэндон открыл во мне ту сторону, о масштабах существования которой я даже не подозревала.
С тех пор он показал мне, как далеко я могу зайти. Как много могу сделать. И насколько могу это вынести.
Он угрожал, что появиться, когда я буду с Майей или Нико, потом похитил меня в дом с привидениями. Поэтому в последнее время я просто пишу ему, что приду туда сама, на что Лэндон обычно отвечает с нескрываемым злорадством.
