Текст книги "Возвышение Королевы"
Автор книги: Рина Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
Быть здесь – все равно что заново переживать прошлое и позволять ему проникать в поры моей кожи.
Я никогда не забывала имен жертв. Марисса, Жизель, Кэролайн, Селена, Мари-Джейн, Хоуп и Нора.
Они запечатлелись в моем сознании, как несмываемые чернила.
Возможно, я смогу забыть свое собственное имя, но я никогда не забуду имена беззащитных женщин, которых мой отец похоронил в безымянных могилах, будто они были никем, стирая их существование.
Мои ноги останавливаются перед восьмой могилой, и мое сердце колотится, когда иглы впиваются в кожу.
Она вырыта. Могила, которая должна быть закопана, как и все остальные, вырыта.
О, черт.
О, дерьмо.
Почему... почему она вырыта? Этого не должно быть. Это как одиннадцать лет назад, когда...
Позади меня раздается шорох, и я оборачиваюсь.
Но уже слишком поздно.
Последнее, что я вижу, это черная маска, прежде чем что-то врезается мне в лицо.
Я падаю навзничь в могилу.
Как тогда. Прямо как тогда, когда меня чуть не похоронили заживо.
Возможно, в тот раз мне и удалось бы сбежать, но сейчас все по-другому.
Наконец-то все кончено.
Мир темнеет, когда слеза скатывается по моей щеке.
Почему, папочка? Просто почему?
Глава 4
Аврора
11 лет назад
Пот струится у меня по спине, когда я переступаю через желтые знаки.
Фонарик, который я крепко сжимаю в руке, очерчивает четкую дорожку на черной грязи. Отдаленное уханье совы эхом отдается в безмолвной ночи.
Прошло несколько месяцев с момента обнаружения убийств, поэтому полиция в конце концов усилила охрану места преступления. В настоящее время здесь почти ничего не произошло.
Почти.
Теперь, когда Максима Гриффина приговорили провести остаток жизни в тюрьме, а семьи жертв смогли должным образом похоронить их, здесь ничего не осталось.
Ничего, кроме желтой ленты «Не Пересекать».
Я пересекаю ее не потому, что склонна нарушать правила, а потому, что если я не сделаю этого сейчас, то не смогу в будущем.
Мои волосы прилипают к лицу под бейсболкой, которую я использую, скрывая свою личность. Я пересаживалась с одного автобуса на другой, чтобы наконец добраться до этого места, где я сейчас нахожусь.
Несколько сотен фунтов, которые у меня есть из моих сбережений, позволят мне снять номер в мотеле и купить билет на самолет, чтобы я могла вылететь за пределы Англии. Впрочем, недалеко. Возможно, Северная Ирландия или Скотланд. Поскольку мне скоро исполнится семнадцать, мне придется придумать способ подделать новую личность, которую мне дали в рамках программы защиты свидетелей.
Я разберусь с этим. Мне придётся. Это единственный способ, которым я смогу избежать ада, в котором я жила последние пару месяцев.
Это единственный способ, которым я смогу начать все сначала.
Я закутываюсь в пальто, когда меня пробирает дрожь, и крепче сжимаю фонарик. Могилы, в которых папа похоронил женщин, все еще открыты.
Слезы текут по моим щекам, когда я разговариваю с ними и извиняюсь, как и перед их семьями.
Это все, что я делала во время испытаний – извинялась. Сколько бы я ни делала это, мне кажется, что этого недостаточно.
Иногда, когда они бьют или бросают в меня оскорбления, где-то в моем мозгу я чувствую, что заслуживаю этого. Я та, кто улыбалась, смеялась и танцевала с монстром, который оборвал жизни их дочерей, жен и матерей.
Я та, кто не видела дьявола, хотя он был прямо передо мной.
Если бы я поискала раньше, посмотрела, может, я бы это заметила. Может, я могла бы остановить его.
Но сейчас это бесполезно. Все уже сделано, так что все, что я могу сделать, это извиниться.
Когда я добираюсь до пустой могилы, я забрасываю ее землей. Мои шаги подпитываются яростью и несправедливостью, через которые я прошла. Ложь. Дым и зеркала.
– Я ненавижу тебя, папа! – топтание. Удар. – Я так сильно тебя ненавижу! Я бы хотела, чтобы ты убил меня первой. Я бы хотела, чтобы ты никогда не позволял мне увидеть тебя таким. Я бы хотела никогда не быть твоей дочерью.
Мое горло горит от силы слов, но слезы не перестают пропитывать щеки и скатываться в рот, заставляя меня чувствовать привкус соли.
Я запрокидываю голову и смотрю в ночь, точно так же, как в тот день, когда я умоляла, чтобы все это было ложью. Падающая звезда пересекает безлунное небо, и вместо того, чтобы найти в ней красоту, на меня снова накатывает волна горя. Моя сестра любила падающие звезды, но теперь ее больше нет, чтобы наслаждаться ими. Алисия говорила мне загадывать желания всякий раз, когда мы их видели, но я говорила, что они не сбываются, потому что папа никогда не позволял мне верить в иллюзии. Он никогда не позволял мне верить в Деда Мороза, или в призрака, или в Зубную Фею.
Он заставлял меня жить в реальности и говорил, что настоящие монстры страшнее.
Однако он заставил меня поверить в него – моего супергероя без плаща. Затем он выдернул ковер у меня из-под ног и оставил меня в виде этой оболочки человека, у которого ничего нет ни позади, ни передо.
Я больше не знаю, во что верить. Мое собственное самоощущение начинает угасать, и у меня даже нет Алисии, с которой я могла бы поговорить.
Там только Джонатан и Эйден…
Я отчаянно качаю головой при этой мысли. Я не стану вносить свой багаж в жизнь моего племянника. А Джонатан страшный – он, наверное, был бы тем, кто прогнал бы меня.
Когда моя истерика против папы проходит, остается только горький привкус – тот факт, что теперь я действительно сама по себе в этом мире.
Звук хруста листьев эхом отдается у меня за спиной. Сначала я думаю, что это одно из ночных животных, которое бродит здесь, но потом я слышу это снова.
В те дни, когда я охотилась с папой, он научил меня распознавать звуки, издаваемые животными. Мы были замечательными охотниками и могли найти добычу в мгновение ока.
Теперь, когда я знаю, почему он был таким, я хочу выбросить эти воспоминания из головы.
В звуке, доносящемся из кустов, есть что-то неровное. Это немного похоже на... нерешительность.
Конечно, это могло быть животное, но бешеные движения животного следовали бы определенной схеме. Если бы он был напуган, то уже убежал бы. Этот не работает. Это больше похоже на то, что он... преследует. Похоже на то, как мы с папой делали это в прошлом. Во всяком случае, он становится все ближе.
Тень проносится между деревьями со скоростью молнии. Я отступаю назад, мои старые кроссовки хрустят по гальке.
Это не может быть полиция, так как они бы уже поймали меня за незаконное проникновение на место преступления. Или, что еще хуже, отправили меня обратно в программу защиты свидетелей, где я слышала, как офицеры обсуждали меня в неблагоприятном ключе.
Я им не доверяю.
Я никому не доверяю. Точно так же, как папа всегда настаивал, что я не должна никому доверять. Ирония судьбы в том, что сейчас я вернулась к его словам.
Это оставляет только пару других возможностей. Наиболее вероятным из них является то, что это может быть член семьи жертвы. Или, может, один из многих людей, которые сочувствовали жертвам и превратили испытательный срок в кошмар.
Я глубоко и медленно вдыхаю, позволяя своим ушам улавливать их движения. Они за деревом. Но дело в том, что мои уши ненадежны из-за такого количества звона в них.
Подождите. Быть может, мне почудились эти звуки?
В течение нескольких месяцев я не помню, чтобы спала целую ночь. Во-первых, я боялась, что они нападут на меня во сне. Во-вторых, всякий раз, когда я закрываю веки, все, что я вижу, это лица жертв, клейкая лента, пустой взгляд и кровь.
Так много крови.
Лишение сна играет с мозгом. Иногда я беспокоюсь, что либо папа, либо семьи придут за мной. Сегодня это может быть последнее.
Я направляю фонарик в сторону деревьев, где, как я подозреваю, скрывается тень.
– Кто ты такой?
Никакого ответа.
– Если ты хочешь нанести мне удар, выходи. Ты не первый и не последний.
Я горжусь тем, что мои слова звучат ровно и уверенно.
Я чертовски уверена, что сейчас не уверена в себе.
Эти люди и ненависть в их глазах пугают меня. Мне всегда кажется, что они хотят насадить мою голову на палку или хотят, чтобы я была похоронена на глубине шести метров, как те жертвы.
– Я здесь! – мой голос повышается. – Я здесь, так что, если ты хочешь...
Мои слова обрываются, когда тень бежит ко мне со сверхзвуковой скоростью.
Я поднимаю обе руки, чтобы защитить лицо. Вот к чему они стремятся больше всего – к лицу. Словно они хотят стереть все, что напоминает его лицо. В основном глаза. Тот факт, что у меня глаза моего отца, сделал меня таким же монстром, как и он.
Что-то хрустит у меня под грудной клеткой. Сначала я ошеломленно смотрю на него с застывшим выражением лица, не понимая, что произошло.
Затем боль взрывается в моем боку, и горячая жидкость выливается из меня, пропитывая пальто, и когда я поднимаю глаза, то вижу темную фигуру человека в маске, выхватывающего нож. Струйка крови вытекает из раны и капает на темную землю. Тусклый свет моего фонарика делает вид ужасным, даже навязчивым. Кровь почти черная – как у демона.
Не в силах выдержать вес, мои ноги спотыкаются, и я выворачиваю ногу, когда боль распространяется по моим нервным окончаниям и пронзает прямо мой мозг.
А потом я падаю.
Чтобы удержаться от падения, мои пальцы впиваются в его маску, и я тяну, мои ногти царапают его кожу.
Я разглядываю татуировку на его лысой голове сбоку. Дракон.
Он бьет меня по руке, и фонарик выскальзывает из моих дрожащих пальцев. Вскоре я следую за ним. Моя энергия покидает меня, и я падаю назад.
Прямо в восьмую могилу.
Моя голова ударяется о грязь, и металлический привкус наполняет рот, прежде чем из него хлынет кровь.
Темная тень стоит над моей могилой, свет фонарика образует вокруг него ореол. Его руки в черных перчатках лежат друг на друге, кровь на ноже, который он все еще держит, блестит в лунном свете.
Он смотрит на меня так пристально, будто он мой отец, а я одна из жертв, которых он задушил до смерти. Он не двигается, не издает ни звука. Он просто... наблюдает.
Мои глаза закатываются, медленно закрываясь. Последние слова, которые я слышу, принадлежат папе.
Когда я увижу тебя снова, либо я убью тебя, либо ты меня.
Глава 5
Джонатан
Аврора вернулась в свой старый дом.
Не в ее квартиру, а гребаное место, откуда она сбежала подростком для перерождения.
Блядь.
Нам требуется час, чтобы долететь на моем частном самолете из лондонского Хитроу в аэропорт Лидс-Брэдфорд. Час, который мне, блядь, не нужно потерять. И в настоящее время Мозес везет нас прямо к этому дому, что занимает еще тридцать минут, которых у меня нет.
Зачем ей приезжать сюда из всех возможных мест? Если это уловка, чтобы сбежать от меня, то она не знает, с кем имеет дело. Должно быть, она почувствовала, что у нее есть некоторая свобода действий только потому, что провела со мной пару месяцев.
Тот факт, что я объявил ее своей, означает нечто простое – ей не позволено исчезнуть.
Даже если это для того, чтобы встретиться лицом к лицу с ее призраками.
Эта часть все еще не имеет смысла. Учитывая то, как она полностью вычеркнула себя из жизни Максима, ей не следовало возвращаться сюда добровольно.
Как будто она выпотрошила себя собственными руками.
Я точно знаю, что она отказалась от права собственности на свой дом в Лидсе, так какого хрена ей возвращаться?
Ослабляя галстук, я достаю телефон и набираю номер Харриса.
– Что еще у тебя есть на нее с того времени, как она вышла из программы защиты свидетелей?”
Тот период ее жизни все еще как в тумане, и мне нужно выяснить все, что можно узнать об этом. Если она держит это в секрете, значит, произошло что-то важное. Что-то, что она любит держать между собой.
Но вот в чем дело, ей не позволено ничего скрывать от меня, включая ее демонов.
Невозмутимый тон Харриса звучит на линии:
– Я же говорил вам, что она подделала личность и свой возраст, а затем улетела в Скотланд.
– Что именно произошло между окончанием испытаний и Скотландом? Есть время, которое не учитывается. Неделя, если быть точным.
– Это... – кажется, он что-то проверяет. – Неизвестно.
– Так сделай это известным, Харрис. Мне нужен отчет о каждом ее движении с тех пор.
Тот факт, что ей даже удалось подделать личность и сделать себя восемнадцатилетней, уже впечатляет для девушки такого возраста. И не просто какая-нибудь девушка – защищенная. Она не жила на улице и не вела тяжелую жизнь до ареста Максима, так что этот инстинкт самосохранения был бы нелегок для человека с ее прошлым.
Но что-то подсказывает мне, что это еще не все, через что она прошла.
И мне нужно знать о ней все – до мелочей, хорошее, плохое.
Каждую. Чёртову. Вещь.
– Подождите. – с его стороны раздается шелест бумагами. – Ее засняли на камеру видеонаблюдения аптеки недалеко от Брэдфорда за несколько дней до ее поездки в Скотланд.
– Пришли мне отснятый материал.
Я вешаю трубку, и почти сразу же на моем экране загорается видео от Харриса.
На черно-белых кадрах запечатлена девушка, одетая в темную толстовку с капюшоном, ее волосы торчат из-под бейсболки, закрывающей половину лица. Однако я узнаю ее, хотя она и прячется.
Она держится за бок и слегка наклоняется, чтобы стойка выдержала ее вес. Когда к ней обращается сотрудница, Аврора ей что-то говорит.
Поскольку звука нет, я жду, чтобы посмотреть, что она хочет купить. Сотрудница возвращается и кладет какие-то предметы на прилавок. Ставя видео на паузу, я увеличиваю масштаб. Бинты, пузырек с антисептиком и что-то похожее на антибиотики.
Я снова нажимаю «Воспроизвести», и мои подозрения подтверждаются, когда Аврора дрожащими руками протягивает купюру через стойку и практически выбегает оттуда, все еще держась за бок. Затем, у входа, она останавливается и хватается за дверь для равновесия.
Она остается так несколько секунд, согнув спину и обхватив себя рукой за талию, прежде чем поднимает голову и выходит из аптеки. Видео заканчивается тем, что она придерживает дверь для пожилой женщины. Часть лица Авроры попала на камеру, а ее губы... окровавлены.
Она ранена, и, если мои расчеты верны, она сжимает ту же часть правого бока, где есть шрам от ножа и татуировка с закрытым глазом.
Травма была нанесена еще тогда, когда ей было, блядь, шестнадцать. Аврору ударили ножом, и ей пришлось заняться самолечением и, вероятно, наложить на себя швы. Вот почему шрам немного беспорядочный.
Чувство гордости, которое я испытываю за ее силу, заглушается необходимостью уничтожить ублюдка, который посмел поднять на нее руки.
Ну и что с того, что она дочь Максима? Она не он. Это факт, который мне, по-видимому, нужно выжечь в умах людей самым трудным способом.
Машина замедляет ход и останавливается, под шинами хрустит галька перед местом преступления. Это коттедж, где Максим обычно душил женщин клейкой лентой, прежде чем Аврора сообщила о нем.
Ночной воздух холодный и проникает под мой костюм, когда я выхожу. Мозес следует за ним, держа в руке фонарик. Другая его рука на пистолете за поясом.
Он бывший агент разведки и работает одновременно моим водителем и охранником, если это необходимо. Все эти годы он эффективно отгонял нежелательное внимание, и я рассчитываю на его навыки в случае, если что-то случится.
Есть только два человека, которым я доверяю – Харрис и Мозес. Это произошло не случайно, потому что я от природы недоверчив. Я не раз проверял их лояльность коварными методами. Я сделал им предложения через своих деловых партнеров и дал им возможность ударить меня в спину и уйти, но они так и не воспользовались этим. Вот почему они со мной дольше всех.
Я толкаю дверь коттеджа, и мне в лицо ударяет гнилостный запах. Когда Мозес направляет свет внутрь, мы видим трупы крысы и кролика, разложившиеся и почти неузнаваемые, их внутренности вываливаются наружу.
Поскольку Авроры там нет, я жестом приказываю Мозесу следовать за мной за коттедж, туда, где произошло погребение.
Первое, что я замечаю, это черная тень, склонившаяся над могилой в земле. Увидев свет, он вскакивает и бежит в направлении леса.
– Следуй за ним! – я приказываю Мозесу.
Он бросается в бой, его ноги бегут за тенью.
Я включаю фонарик своего телефона и ускоряю шаг к могиле, над которой он примостился. Мое сверхчувственное чутье включается, и я знаю, я просто знаю, что что-то не так.
И действительно, зрелище, которое я вижу в яме, заставляет меня остановиться, моя грудь сжимается.
Аврора лежит на спине в могиле, ее ноги и руки свисают в неудобных позах.
Ее розовое платье сбилось на середине бедер, покрытое грязью и... кровью.
Это по всей ее одежде и полупрозрачной коже. Ее колени исцарапаны, ладони в крови, а губа разбита.
Ее глаза слишком плотно закрыты, будто она терпит боль.
Черт!
Блядь!
Если бы я знал, что она это провернет, я бы приказал охране постоянно следить за ней.
Оставив телефон на краю, я спрыгиваю в могилу и обхватываю ее голову руками. Грязь и засохшая кровь пачкают нежную кожу ее лица.
Тело Авроры дергается в моих объятиях, и она начинает царапаться, биться и отталкивать меня.
Трахните меня. Даже без сознания эта женщина обладает силой воина. Она может защитить себя, и она может сделать это так хорошо. Но это не мешает мне хотеть убрать всю боль, чтобы никто больше не осмеливался приближаться к ней.
Чтобы она больше не нуждалась в защите.
– Я... мне... ж-жаль... – бормочет она. – Т-так ж-жаль… Не... н-делай мне больно… Не...
– Никто больше не причинит тебе вреда, Аврора. Только не в мое гребаное дежурство.
Я провожу пальцем по порезу на ее губе. Тот факт, что она отмечена таким жестоким способом, меня не устраивает.
Меня не устраивает? Это еще мягко сказано. Ярость, пульсирующая во мне, подобна зверю, которого ничто не сдерживает.
Я хочу обрушить ад на мир, который заставил ее извиниться за то, чего она, блядь, не делала. Я хочу уничтожить людей, которые судили ее, не зная ее истории.
Ей было шестнадцать. Всего лишь чертовы шестнадцать, и все же она бросила единственную семью, которая у нее была, потому что верит в справедливость превыше всего остального.
Никому, и я имею в виду, никому, блядь, не позволено обращаться с ней так, будто она виновна в этом.
Мозес возвращается один, нахмурив брови.
– Я потерял его, сэр. Он... кажется, хорошо знает эту местность.
Я беру Аврору на руки, и она хнычет, губы ее дрожат. Должно быть, ей снится очередной кошмар. Именно тогда она наиболее уязвима, и ее стены рушатся одна за другой. Когда кошмары настигли ее, когда она спала в моих объятиях, она держалась за меня, ее ногти впивались в мою грудь, будто в поисках якоря, которого у нее никогда не было.
Тот факт, что она всю свою жизнь была одиночкой, так похож на меня. Разница лишь в том, что я использовал это, чтобы подняться, в то время как ей пришлось бежать. Ей приходилось страдать молча, в том числе и во время сна.
Достаточно скоро я заставлю все ее кошмары исчезнуть, даже если это будет последнее, что я сделаю.
– Позвони Харрису, – говорю я Мозесу. – Нам нужно организовать подпольную встречу.
Если ублюдок, который напал на нее сегодня – а я предполагаю, что это тот же человек, который ударил ее ножом одиннадцать лет назад, – думает, что сможет убежать от меня, он понятия не имеет, с кем он имеет дело.
Он может обмануть саму судьбу, но он никогда не сможет обмануть меня.
Я найду подонка, который сделал это с ней, и буду наслаждаться тем, что покончу с его жизнью как можно медленнее.
Аврора моя, и я принесу хаос в мир, защищая то, что, черт возьми, принадлежит мне.
Глава 6
Аврора
Мясистые пальцы обхватывают меня за талию и тащат по грязи. Черная, безжалостная грязь.
Теперь моя очередь.
Я умру сегодня.
Но... почему? Что я сделала?
Я пытаюсь бороться, извиваться, кричать, но ни один мускул в моем теле не двигается. Я заперта в собственной шкуре, откуда не доносится ни звука.
Пока меня тащат, моя голова ударяется о твердую землю.
Онздесь.
Не имеет значения, что я не могу его видеть. Я без сомнения знаю, что он вернулся за мной, и на этот раз он меня не отпустит. На этот раз со мной абсолютно покончено.
– Аврора...
Этот голос.
Мои мышцы расслабляются в грязи, когда он просачивается через мои уши. Это не папа. Это... чей-то другой голос.
Чей-то, о ком я не должна думать, но остаток моей энергии устремляется на поверхность, чтобы я могла узнать его.
В этом голосе что-то есть. Его присутствие и вся его аура.
Является ли он иллюзией?
Мои плечи трясутся.
– Аврора!
Я вздрагиваю, попадая в тиски бодрствования. Мои глаза резко открываются, и на мгновение я застываю. Я в этой могиле, и теперь меня похоронят заживо. Я буду…
Мои глаза встречаются со стальным взглядом, к которому я привыкла за последние пару месяцев. Его серый цвет сейчас более суров и не подлежит обсуждению, только, похоже, он направлен не на меня.
Джонатан запускает пальцы в мои волосы, откидывая их назад, и мне почти хочется замурлыкать, как котенку.
Я не в этой могиле. Я и близко не нахожусь к этому месту. После моей жизни нет черной тени.
Все... кончено.
Чувство облегчения накрывает меня успокаивающей волной, и я борюсь с желанием закрыть глаза и погрузиться в прикосновения Джонатана.
Оно успокаивающее и нежное, и я точно знаю, что нежность ему совсем не свойственна, так что я должна впитывать этот момент как можно больше.
Расслабляясь на знакомом матрасе своей кровати, я осматриваю остальную часть комнаты – мягкие занавески и большую лампу на прикроватном столике. Я стараюсь не думать о том факте, что он привел меня в мою комнату, а не в свою. В конце концов, ему нужно наказание, чтобы позволить мне войти туда.
– Ты в порядке? – спрашивает он своим деловым тоном.
Требуется все мое мужество, чтобы не насмехаться. Только Джонатан мог бы спросить, все ли с тобой в порядке, будучи авторитетным.
Все еще не обретя дар речи, я киваю.
– Ты не выглядишь, что ты в порядке.
Поглаживание прекращается, и я стону, прежде чем успеваю взять себя в руки.
Джонатан сидит на моей кровати, его большое тело нависает над моим маленьким, одновременно как утешение и угроза. Смешанные сигналы вызывают у меня резкую боль, но я не успеваю подумать об этом, когда он достает небольшую аптечку первой помощи с прикроватной тумбочки.
Он прикасается пальцем к моим губам, и я вздрагиваю, когда его кожа соприкасается с моим порезом.
– Я замазал царапины на твоем колене и ладонях. Я собирался нанести мазь на твою губу, когда ты проснешься.
Конечно же, на моих ладонях маленькие пластыри. Поскольку одеяло натянуто до шеи, я заглядываю под него. Первое, что я замечаю, наряду с пластырем на колене, это то, что я одета в ночнушку.
– Ты…ты меня переодел?
Мой голос немного хриплый, немного слабый, но это не то, чего я не ожидала.
– Кто еще мог? – выражение его лица остается неизменным, когда он наносит мазь на ватный тампон. – Нет ничего, чего бы я не видел раньше.
Я сжимаю губы, прежде чем начать спорить, что я была без сознания, и я ненавижу то, что не пришла в себя, чтобы смотреть, как он раздевал меня.
Черт. Со мной определенно что-то не так.
Джонатан смазывает мазью мою порезанную губу, и я морщусь от укола боли. И все же я остаюсь совершенно неподвижной, боясь, что любое нежелательное движение испортит этот момент.
Видя нежную сторону Джонатана, я всегда глубоко поражаюсь. Это все равно что наблюдать за проходящим единорогом, и мне нужно впитать это в себя. Может, в следующий раз я смогу снять это на пленку и посмотреть тайно или что-то в этом роде.
Закончив, он проводит кончиками пальцев под порезом, так что почти касается моих губ, но не совсем. Я втягиваю воздух, когда мурашки начинают войну на моей коже, под одеялом и под одеждой.
Он убирает руку быстрее, чем я хочу, и складывает мазь и вату обратно в аптечку первой помощи. Ощущение странное. Я имею в виду, не быть тронутой им.
Не то чтобы я когда-либо привыкала к прикосновениям, но с тех пор, как он ворвался в мой мир, я начала воспринимать это как данность. Странно, что он рядом со мной, его древесный, пряный мужской аромат окутывает меня, но он не прикасается ко мне.
Я хочу схватить его руку и снова положить ее себе на лицо или снова заснуть с той же рукой на талии.
Однако в глубине моей головы есть что-то, что останавливает меня. Понятия не имею, что – мне кажется, что я чего-то не понимаю.
Но что?
– Сейчас. – он поднимает голову, его безжалостный взгляд останавливается на мне и держит меня, как тиски. – Скажи мне, какого черта ты вернулась в Лидс.
Мои губы дрожат, когда воспоминания ударяют меня в пустоту сердца.
Интервью. Нападение Сары. Сообщение Алисии…
Мои глаза расширяются, когда я смотрю на Джонатана с выражением, которое, я уверена, выглядит как выражение ужаса.
Джонатан отравлял меня, Клэр.
Я вскакиваю в сидячее положение, и мои плечи ударяются о спинку кровати, когда я подтягиваю колени и натягиваю простыню до шеи. Я почти готова сделать все, чтобы хоть как-то дистанцироваться от него.
О, Боже.
Вот почему я уехала. Вот почему меня не должны были найти. Даже нападение меркнет по сравнению с мужчиной, сидящим на моей кровати. Мужчина, которому я охотно отдала свое тело и была в процессе того, чтобы отдать больше, чем это. Я, блядь, договорилась о том, чтобы проникнуть в его броню.
По крайней мере, атака была прямой. Черная тень была кем-то, кто чувствовал себя обиженным моим отцом и вымещал это на мне.
Это, однако?
Этот человек подавал мне сигналы безопасности, и независимо от того, насколько это было ужасно и неправильно, я начала верить в Джонатана Кинга. Я даже начала верить, что смогу каким-то образом открыть его эмоциональное хранилище.
Насколько наивной я могу быть?
Он убил мою сестру.
Осознание этого обрушивается на меня, как гроза, как в тот день, когда я упала на колени посреди дороги, пытаясь дышать сквозь слезы.
Но на этот раз я не утруждаю себя тем, чтобы поднять глаза и попросить, чтобы все это закончилось. Этого не произойдет.
Это реальность, с которой мне приходится сталкиваться. Тот факт, что мужчина, которому я отдавалась каждый день, убийца моей сестры.
Что мешает ему убить и тебя тоже?
Дрожь сводит мои плечи вместе, и пот покрывает кожу, заставляя ночнушку прилипать к моей плоти.
– Что с тобой не так? – Джонатан морщит лоб.
Его красивое лицо исказилось в неодобрении. Это лицо дьявола. Совсем как у папы.
– Н-ничего.
Если он знает, что творится у меня в голове, он прикончит меня скорее раньше, чем позже. Мне нужно быть такой же умной в своем выживании, как и всегда.
– Это не похоже ни на что, Аврора.
– Ничего.
Он хватает меня за лодыжку, и я вскрикиваю, когда падаю, моя спина соприкасается с мягким матрасом. Я распластана перед его дикими глазами, когда он кладет руку мне на лицо и говорит низким, леденящим тоном:
– Лучшие противники пытались обмануть меня, и всегда терпели неудачу. Так как насчет того, чтобы ты сказала мне, какого черта ты только что сбежала от меня?
Потребность бороться с ним пульсирует во мне, как вторая натура. Инстинкт самосохранения, который был моим способом действий с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать, пробивается на поверхность. Однако я не действую в соответствии с этим по двум простым причинам. Первое: Джонатан легко одолеет меня. Второе: я ранена, и драться было бы самым глупым шагом.
По уму. Я должна быть умной.
– Я... мне просто нужно отдохнуть.
– Попробуй еще раз, дикарка. – его голос звучит отрывисто и свирепо.
Он знает, что я лгу ему, и, честно говоря, я понятия не имею, как обмануть такого человека, как Джонатан, и возможно ли это сделать.
Все, что я знаю, это то, что он должен держаться от меня хрен подальше. Я не закончу так, как Алисия. Я не позволю ему высосать из меня жизнь, а потом в конце концов убить меня.
Я сбежала от одного из самых известных серийных убийц, и я также могу сбежать от него.
Смягчая свой тон, я говорю:
– Я действительно просто хочу спать. Я устала.
Его костяшки пальцев касаются моего лба, и я втягиваю воздух сквозь зубы и выдыхаю через нос.
К моему ужасу, не из-за страха. Далеко не так. Мое тело не получило памятку о том, что Джонатан представляет реальную опасность для моей жизни, и мне нужно держаться от него подальше. Мою дурацкую кожу все еще покалывает, как и каждый раз, когда он прикасается ко мне. Я все еще попадаю на его орбиту, будто это единственное место, где я могу быть.
Между его бровями медленно образуется морщинка. То ли из-за беспокойства, то ли из-за того, что он не одобряет выражение моего лица, я не знаю. Это может быть и то, и другое.
– У тебя лёгкая температура, но таблетка скоро подействует.
– К-какая таблетка?
О боже мой. Он уже начал меня травить?
– Обезболивающие. Семейный врач приходил осмотреть тебя ранее и прописал это. Он также сказал, что синяк у тебя на затылке несерьезен и со временем пройдёт.
Теперь, когда он упомянул об этом, что-то покалывает у меня под волосами на затылке. Это тогда, когда меня ударили, но я забыла обо всем этом. По сравнению с реальной опасностью, нависшей надо мной, синяк даже не замечается.
Печально ли, что я считаю нападение менее опасным, чем эта ситуация? Возможно, но мой мозг был натренирован на выживание, поэтому непосредственная опасность всегда привлекает мое внимание в первую очередь.
– Могу я поспать? Должно быть, уже поздно, верно?
– Три часа утра.
– Ты привел доктора так поздно?
– Это его работа, и он знал о моих требованиях, когда согласился стать семейным врачом.
– Есть ли кто-нибудь, кого ты считаешь человеком вместо того, что ты покупаешь?
Я не знаю, почему я задала этот вопрос, когда мое главное внимание должно быть направлено на то, чтобы выпроводить его отсюда к чертовой матери.
– Ты.
Это слово, хотя и произнесенное спокойно, воспламеняет каждую частичку меня. Не только мои щеки и грудь, но и то, что громко колотится внутри этой груди.
– Ты уже купил меня, – бормочу я.
– Я тоже так подумал. Оказывается, это далеко от истины.
Он выпрямляется, и я ненавижу то, как я оплакиваю потерю его близости и то, как я цепляюсь за его воздушный, чувственный аромат.
Со временем все это пройдет. Я должна в это верить.
– Ложись спать. – его голос успокаивающий, теплый. Наверное, это самое теплое, что я от него слышала. – Я останусь здесь.
– Нет, тебе не обязательно...
– Я останусь. Никаких переговоров, – обрывает он меня. – Кроме того, ты расскажешь мне, какого ветра ты вернулась в то место.
– Я просто хочу побыть одна.
– Мы все знаем, что случилось в последний раз, когда тебя оставили одну, так что ответ на это – нет.
Черты его лица твердеют, темнея с каждой секундой.
Он засовывает руку в карман, и когда он снова заговаривает, его голос на грани срыва:
– Мысль о том, что этот ублюдок мог бы сделать, если бы мы не пришли вовремя... – он замолкает, будто у него не хватает слов, чтобы описать эту возможность.
