Текст книги "Этот Вильям!"

Автор книги: Ричмал Кромптон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Но теперь-то все нормально – сказал Вильям, глядя вниз на чулки. – Они держатся на шнурках.

– А резинки ты использовал для рогатки?

– Но мне нужна была рогатка, – уклончиво ответил Вильям, – а потом я ее потерял, пришлось сделать другую. Наверное, я потерял ее где-нибудь в старом сарае. Наверняка найду, если поищу получше.

– Вычтем еще один пенни из твоих карманных денег, – твердо сказала миссис Браун. – Я запретила тебе использовать чулочные резинки для рогаток. А теперь иди умойся и причешись.

– Противная ябеда, – бурчал Вильям, поднимаясь в ванную комнату. – Противная-препротивная ябеда, вот она кто…

Мысль расквитаться с Этель пришла к нему, когда он без особого энтузиазма взял в руки губку и расческу. Уж если он с «птичником» так здорово расквитался, то с Этель будет проще простого. Да, здорово он все подстроил этому «птичнику». Он довольно посмеивался, воображая, как мистер Реддинг захочет достать из-под пола схему воробьиного желудка, а вместо нее обнаружит старую тетрадку… Он засунул руку в карман и потрогал бумагу. Завтра он вернет ее назад. Жаль, правда, что столько труда стоило ее заполучить, а она ни на что не пригодилась… В задумчивости он спустился к ланчу.

– Что ты сегодня делаешь, Этель? – спросила миссис Браун.

– Иду танцевать в Гранд Отель в Хедли с подполковником Гловером, – ответила Этель «выпендрежным», как считал Вильям, тоном. – В этот барак с ужасным полом, но больше здесь пойти некуда.

– Неуже-е-ели? – передразнил ее Вильям, манерно поднося ко рту вилку с капустой.

– Помолчи, Вильям, – сказала миссис Браун.

– Заткнись, – сказала Этель.

Тут-то и появилась у Вильяма идея, да такая замечательная, что он даже чуть не подавился капустой. Он убьет сразу двух зайцев. Он поквитается с Этель и одновременно найдет применение схеме, которую так ловко похитил. Он сунет «гадкую» схему воробьиного желудка в сумку Этель, а когда она будет нить чай с подполковником Гловером в Гранд Отеле и разговаривать своим выпендрежным голосом, и откроет сумку, чтобы припудрить нос, и найдет ее там, то придет в бешенство. И ничего, даже если она разорвет эту схему. «Птичнику» не составит груда начертить другую…

* * *

– Какой же отвратительный здесь пол, – протянул подполковник Гловер, вставляя монокль.

– Совершенно отвратительный, – томно согласилась Этель, откидываясь на спинку стула и со всевозможным изяществом делая маленький глоток чая.

– Но интересно наблюдать за здешней публикой.

– Ужасно интересно, – сказала Этель, стараясь как можно меньше походить на «здешнюю».

– Ужасный дансинг, не так ли?

– Ужасный, – сказала Этель с видом отстраненного отвращения.

– И публика ужасная.

– Ужасная, – согласилась Этель с пресыщенным видом.

– Потанцуем еще, или вы устали?

– О нет, – сказала Этель, пытаясь балансировать между готовностью танцевать еще и надменным отношением ко всему окружению.

– Очень забавны эти маленькие здешние развлечения.

– Очень, – сказала Этель.

Тут она почувствовала, что от горячего чая в нагретом помещении ее прелестный, алебастровой белизны носик покраснел, и открыла сумку, чтобы достать пудреницу.

– Что это такое? – удивилась она, разворачивая бумагу, вспыхнула и поспешно опять ее сложила. Этот противный мальчишка положил отвратительную картинку в ее сумку! Она все расскажет отцу, как только он вернется вечером домой… Но ее спутник тоже увидел рисунок. Монокль выпал у него из глаза, и лицо, несмотря на загар, побледнело.

– Позвольте взглянуть, – сказал он.

– Не позволю, – с горячностью ответила Этель. – Тут не на что смотреть. Не знаю, как она попала в мою сумку.

Подполковник смотрел на нее с ужасом.

– Дайте мне это, – опять сказал он.

– Не дам, – сердито сказала Этель, заталкивая бумажку обратно в сумочку.

Отбросив всякую галантность, он выхватил у нее сумку, открыл и достал бумажку.

– Если вам непременно надо знать, – сказала Этель с чувством оскорбленного достоинства, – так это – схема воробьиного желудка. Я… – она не захотела обнаружить перед подполковником Гловером, что Вильям дурачит ее, – меня интересуют птичьи желудки…

Выражение ужаса не сходило с лица подполковника Гловера.

– Так это ваше? – спросил он.

– Конечно, – сказала Этель, – и не могу понять, почему вы так странно себя ведете.

– Кто это начертил?

– Вообще-то, – сказала Этель, – мой младший брат. Он… тоже интересуется птичьими желудками.

– Думаете, я поверю, что ребенок способен такое начертить?

– Можете не верить, – сказала Этель. – Со мной никто никогда не обращался так грубо, и я никогда никуда с вами больше не пойду.

– Похоже, что так, – мрачно сказал подполковник.

И, совсем уж распрощавшись с галантностью, он взял ее под локоть и решительно повел к двери. В мгновение ока она очутилась в машине, мчащейся на бешеной скорости.

– Просто смешно, – взвинченным голосом говорила она, – что такой джентльмен, как вы, устраивает скандал по ничтожному поводу, из-за рисунка воробьиного желудка. Мне и самой не понравился рисунок, я сказала Вильяму, что это отвратительно. Я не знала, что он сунул мне его в сумку. Но вести себя так из-за…

Они подъехали к дому. В зловещем молчании подполковник открыл входную дверь, Этель следовала за ним. Вильям был в холле и натягивал пальто. Подполковник, все еще бледный и решительный, предъявил ему чертеж.

– Я обнаружил это у твоей сестры, она говорит, что это начертил ты.

– А, этот воробьиный желудок, – сказал Вильям беспечно. – Дело было так…

Но в этот момент в открытой двери появился мистер Реддинг, тоже бледный и решительный. Вильям оторвал у тетрадки обложку, но упустил из виду, что его именем и адресом украшена каждая страница. Мистер Реддинг пришел, чтобы позвать Вильяма в коттедж и там по-хорошему или с помощью угроз выяснить, где его схема.

– Вот кто начертил, – сказал Вильям, указывая на мистера Реддинга. – Он пишет книгу о птичьих болезнях. Он здорово в них разбирается.

Мистер Реддинг, как только увидел подполковника в форме военно-воздушных сил, такого высокого и такого разъяренного, сразу же отпрянул назад. А подполковник, как только увидел мистера Реддинга, шагнул вперед. Потом произошло нечто совсем уж неожиданное. Этель застыла в изумлении, увидев, как подполковник Гловер помчался за мистером Реддингом, налетел на него и повалил на землю. А Вильям? Сколько он себя помнил, ему очень хотелось набрать при случае 999. Он пошел в комнату и набрал этот номер. «Пожалуйста, пришлите поскорее полицию, – сказал он важно. – Подполковник Гловер сошел с ума. Он кидается на людей».

* * *

– Ну так вот, – рассказывал Вильям восхищенно внимающим ему друзьям, – я увидел, что этот человек что-то чертит, и мне стало ясно, что это самолет. Тогда я решил посмотреть, куда он все это положит, а потом я подождал, когда он выйдет из дома, и достал чертеж. Я никому из вас об этом не говорил, потому что знал, что он может меня убить, и знал, что если он узнает, что вы знаете, то убьет и вас тоже. Я не мог отнести это сразу подполковнику Гловеру, потому что я знал, что этот человек следит за мной, поэтому я положил чертеж в сумку Этель, когда она пошла в кафе с подполковником, чтобы он это увидел и узнал про шпиона…

Он замолк на минуту, как бы прислушиваясь к самому себе. Звучало неплохо. Это звучало даже лучше, чем он рассчитывал. Теперь ему самому стало казаться, что все так и было.

И со все возрастающей верой в собственный героизм, энергично жестикулируя, он продолжил свой рассказ…

Такой умный Вильям

Праздник, устроенный Вильямом и его друзьями в мастерской коттеджа Хилсайд удался на славу. Действительно, веселились так, что было слышно даже в соседней деревне, и гости расходились по домам, можно сказать, в лохмотьях, в которые превратилась их одежда после игр, организованных «разбойниками».

Двумя днями позже небольшая делегация деревенских мальчишек и девчонок ожидала Вильяма на пути из старого сарая домой.

– Мы тоже хотим быть вакуированными, – сказала Арабелла Симпкинс, рыжая длинноногая девчонка, которая в любой группе неизменно назначала себя лидером. – Им здорово живется…

– Да, – пробурчал Фрэнки Миллер, толстый курносый семилетний мальчишка, – у них елка была на Рождество.

– И коробки с конфетами, – вставила Элла Поплхэм, угрюмая на вид девочка, немного косоглазая, с копной черных волос. – Дали по целой коробке конфет каждому. Так нечестно. Пусть мы тоже будем вакуированными.

– Я был вакуированный, – гордо заявил маленький крепыш. – У меня после этого рука распухла.

– Заткнись, Джорджи Паркер, – сказала Арабелла. – Это совсем другая вакуация. Тебе сделали ее, чтобы ты не превратился в корову.

– Это, наверное, тебе сделали прививку от ветрянки, – сказал Фрэнки, серьезно наморщив свой носик. – Мне говорили, что это от ветрянки.

– Ветер здесь ни при чем, – оборвала его Арабелла. – Всем известно, что если не сделать прививку на руке, то превратишься в корову. Половина коров на лугах – это люди, которым не сделали прививку.

Пораженные, дети смотрели на нее во все глаза. Высокий рост, всегдашняя непререкаемость тона придавали вес ее словам.

– Ерунда все это, – сказала Мейзи Феллоуз, пухленькая девочка, поражающая своим сходством с королевой Викторией в старости; она всегда соперничала с Арабеллой. – Ерунда. Во всяком случае, нам нужна другая вакуация. Ветер и коровы тут ни при чем. Тут главное праздники и коробки с конфетами.

И почему у них у всех новые шарфы и всякие другие вещи, а мы должны носить все еще с прошлой зимы. Мой шарф еще сестра носила. Он в нашей семье уже много лет. У нас дома нет ничего нового. А у этих вакуированпых все новое. Меня прямо воротит, когда они хвастаются.

– Я как раз собиралась об этом сказать, – вставила Арабелла, полная решимости не сдавать своих лидерских позиций. – Я считаю, с этим надо что-то делать.

– Ужасно распухла, – опять сказал Джорджи Паркер, не желая расставаться с возможностью находиться в центре внимания. – Раздулась, как ша-а-р.

– Она не могла быть как шар, – сказала Элла Поплхэм, скосив на него уничтожающий взгляд. – Рука не может быть как шар.

– Да заткнись, – сказала Арабелла, подбоченясь и всем своим видом настаивая на лидерстве. – Что вы все болтаете о шарах, ветрах, коровах, когда мы пришли говорить о вакуации.

– Я и говорю, – вставила Мейзи, – что мы должны быть вакуированы, как эти расфуфыренные воображалы.

– Я только что это сказала, – опять оборвала ее Арабелла.

– Меня не волнует, что ты сказала, – парировала Мейзи с видом королевы Виктории, ставящей на место мистера Гладстона. – А я говорю вот что. Я говорю, что мы должны быть вакуированы. Сейчас вакуированным детям лучше всех. Игрушки и праздники, и коробки с конфетами, и все, что им захочется.

– Нет, она распухла, как ша-а-р, – протяжно прогудел Джорджи Паркер своим низким голосом. – Если бы видели, то вы сами бы сказали, что она как ша-а-р. И красная, как ша-а-р. Красный ша-а-р.

– О, да заткнись ты со своими шарами, – сказала Арабелла.

– Я не верю, что люди превращаются в овец, – сказала Кэролайн Джоунс, девчушка с аккуратно уложенными локонами и ресницами кинозвезды, которая до этого молчала. – Я никогда не видела, чтобы кто-то превратился в овцу, и в это не верю.

– А я и не говорила, что они превращаются в овец, – возразила Арабелла.

– Говорила.

– Нет.

– Говорила.

– Нет.

– Говорила.

– Я сказала, что они превращаются в коров.

– Это то же самое.

– Не то же самое.

– То же.

– Заткнитесь, – строго сказала королева Виктория. – Мы здесь не для того, чтобы говорить об овцах и коровах. Мы здесь для того, чтобы спросить Вильяма Брауна, поможет ли он нам стать вакуированными.

До этого момента Вильям хранил молчание. Не в его обычае было молчать и слушать так долго, но вопрос, который подняли предполагаемые эвакуированные, казался ему интересным, хотя…

– Навряд ли у нас здесь будут бомбить, – произнес он, как ему казалось, очевидное…

Они уставились на него.

– При чем тут бомбы? – спросила Арабелла. – Ты что, нас не слушаешь? Мы говорим о праздниках, о новой одежде и коробках с конфетами. Почему ты не слушаешь?

– Я слушал, – ответил Вильям. – Я слышал все, о чем вы говорили.

– Для них столько всего делают, и мы хотим, чтобы нам тоже что-нибудь досталось, – сказала Мейзи. – За всю мою жизнь я ни разу не была вакуированной, – добавила она патетически.

– Бьюсь об заклад, лучше превратиться в корову, чем ходить с такой распухшей красной рукой, – вставил Джорджи. – Как ша-а-р. Красный ша-а-р.

– О, заткнись, – взорвалась Арабелла. – Надоел… – Она повернулась к Вильяму и постаралась прикрыть свою агрессивность лестью, но выглядела при этом еще более устрашающе. – Мы подумали, что ты поможешь нам стать вакуированными, Вильям. Ведь ты такой умный.

Против этого Вильям не возражал. Он определенно считал себя умным, но немногие это признавали. Конечно, и Арабелла раньше этого никогда не признавала. Однако совсем недавно некоторым образом он способствовал поимке немецкого шпиона, собиравшего разведывательные данные об аэродроме в Марли. В сравнении с поимкой шпиона разработать план эвакуации было бы детской забавой. Во всяком случае, он не собирался признать, что это ему не по силам. Вильям никогда не признавал, что не в силах что-либо сделать… Он принял вид всемогущего.

– Хорошо, – произнес он задумчиво, как бы отрываясь от неких важных проблем ради чего-то второстепенного. – Ладно… Я, конечно, подумаю об этом. Но, – продолжил он, вдруг повинуясь голосу рассудка, – я не уверен, что смогу.

– Ты сможешь, Вильям, – сказала Мейзи. – Ты можешь все, если захочешь.

– Знаю, что могу, – поспешно согласился Вильям. – Могу, но не уверен, что хочу заниматься этим. Я сейчас очень занят. Сейчас я занят совсем другим. – И продолжил, как бы сожалея: – Если бы вы обратились на прошлой неделе… Я не был так занят на прошлой неделе. Но сейчас я ужасно занят.

– Пожалуйста, Вильям, – сказала Кэролайн.

Кроме локонов и ресниц кинозвезды, у нее были синие глаза и ангельские губки.

Вильям поразмыслил и сдался. Он не стал прислушиваться к голосу рассудка.

– Ну, может быть… – раздумчиво начал он, – конечно, я очень занят, но…

– О, спасибо, Вильям, – сказала Кэролайн.

– Я не хочу, чтобы мне опять ее сделали, – жалобно заныл Джорджи. – Бьюсь об заклад, если бы вам ее делали, в другой раз вы бы не захотели. Распухла, как ша-а-р.

На него никто уже не обращал внимания.

– Я не сказал, что я это сделаю, – спохватился Вильям. – Я сказал – может быть. Я сказал, что подумаю об этом.

– И сделаешь, – настаивала Арабелла. – Мы перебрали всех, кого знаем, и решили: только Вильям Браун может это сделать.

– Это я сказала, – вставила Мейзи. – Я сказала, что если кто и может это сделать, то только Вильям Браун.

– Раз ты в прошлом месяце смог поймать немецкого шпиона, решили мы, – сказала Арабелла, – значит, и это сможешь сделать только ты.

Все эти слова, конечно, вскружили Вильяму голову. Самодовольство затмило здравый смысл.

– Ты это сделаешь, да? – опять спросила Арабелла.

– Хорошо, – произнес Вильям с видом великана, снизошедшего к просьбе карлика. – Хорошо, я сделаю.

– Ой, спасибо, – в один голос сказали Арабелла и Мейзи.

– Я говорила, он согласится, – сказала Элла Поплхэм. – Я говорила, что он противный и грубый и что я его не люблю, но он умеет все организовать. Я же говорила.

– Есть и погрубее меня, – холодно заметил Вильям.

– Я не встречала, – сказала Элла, которая из принципа никогда не упускала случая устроить перебранку. – Ты самый грубый мальчишка, какого я только видела, и ужасный грязнуля.

– Ну, это не имеет значения, – великодушно вмешалась Арабелла. – Грязь делу не мешает.

– А я и не говорила, что мешает, – огрызнулась Элла.

– Говорила.

– Не говорила.

– Говорила, – разжигая страсти, настаивала Арабелла.

– Да заткнитесь, – сказала Мейзи. – Сколько тебе понадобится времени, Вильям?

– Не знаю, – ответил Вильям, стараясь подавить одолевающие его сомнения. – Не знаю точно, сколько мне понадобится времени для такого дела.

– Но ты постараешься все устроить как можно быстрее? – напирала Арабелла. Теперь, когда она достигла своей цели, ее глазам вернулся запугивающий блеск, и она явно не хотела больше тратить времени на несвойственную ей льстивость.

– Ты такой умный, Вильям, – сказала Кэролайн, откинув назад локоны и взмахнув длинными ресницами. – Ты такой умный. Возьми меня куда-нибудь, где мне дадут много сладостей и новые игрушки.

– Я… я сделаю все возможное, – окончательно сдался Вильям, втайне содрогаясь от возложенной на него задачи. – Ладно, я… я постараюсь вас вакуировать.

– Сейчас еще только середина дня, – сказала Арабелла. – Надо, чтобы завтра уже все было готово.

– Какой ты хороший, Вильям, – проворковала Кэролайн. – Я хочу новую куколку и нового мишку. У моего оторвались ноги.

– Мне тогда купили виноград, – с важностью сказал Джорджи Паркер. – Целый пакет. Черт! Она так распухла!..

Домой Вильям возвращался в задумчивости. Он не сожалел, что согласился (был польщен оказанным ему доверием), но начал осознавать, что масштаб поставленной перед ним задачи слишком велик. Для того чтобы эвакуировать детей (он справедливо рассудил, что число их возрастет по мере того, как распространится весть о приближающейся эвакуации) – одному, без чьей-либо помощи – потребуется вся его изобретательность. Однако он не собирался идти на попятную. Тому были две причины: блеск в глазах Арабеллы (он по опыту знал, какими беспощадными могут быть ее гнев и презрение; для него было внове видеть ее в роли смиренной – или почти смиренной – просительницы) и взмах длинных ресниц Кэролайн, взгляд которой выражал такое восхищение, что Вильям готов был сделать все, только бы оправдать ее надежды. Он пал было духом, когда задача показалась ему невыполнимой. Но потом утешился мыслью, что смогло же правительство эвакуировать детей из городов в считанные часы. Раз правительство смогло, то и он сможет…

Сразу же после ланча он отправился на разведку. Надо было найти место подальше от их деревни… Раз эвакуация – значит, надо куда-то подальше… Дюжина неопределенных – и совершенно неосуществимых – планов пронеслась у него в голове. Сможет найти он пустующий дом и провести эту эвакуацию? Но даже его знаменитый оптимизм не давал надежды на успех. Он может найти пустующий дом, он может доставить туда своих эвакуированных, а что дальше?.. Что-нибудь да подвернется, уверял он себя, бредя по дороге. Брови у него были нахмурены, глубокое раздумье всегда сообщало его лицу чуть ли не свирепость. Он миновал Марли и верхний Марли. Он знал там многих жителей. Те, у кого в домах был излишек места, уже приняли официально и неофициально эвакуированных. Он постучал в два дома и смело спросил, нет ли у них комнаты для эвакуированных, но в обоих случаях его прогнали столь бесцеремонно, что отбили охоту пытаться дальше.

– Наглый щенок! – сказал один разгневанный хозяин.

– Маленький нахальный бездельник! – сказала взбешенная горничная и хлопнула дверью у него перед носом.

– Бьюсь об заклад, – гневно бормотал он, идя по дороге, – с этим мистером Чембленом они бы так не обращались, его бы принимали совсем по-другому…

Он представил, как мистер Чемберлен ходит от двери к двери и как его любезно встречают… У него даже мелькнула безумная мысль представиться мистером Чемберленом, но он сразу же осознал тщетность такой затеи. Он решил сделать еще одну попытку и, подойдя к самому маленькому дому, где надеялся обеспечить приют двум-трем своим «заказчикам», постучал в дверь.

Открыла очень старая женщина. Она приятно улыбнулась ему и спросила:

– Да, милый? Чего ты хочешь?

– Мистер Чемблен послал меня спросить, есть ли у вас свободные комнаты.

– Нет, милый, – ответила она. – Я не заказывала ветчины. Только фунт сосисок, как обычно, и скажи ему, чтобы прислал до наступления сумерек.

Она начала было закрывать дверь, но Вильям громко сказал:

– Подождите. Мистер Чемблен просит ответить на вопрос, не примете ли вы в свой дом несколько детей?

Она посмотрела на него с состраданием.

– Как ему не стыдно посылать ребенка навязывать товар! – сказала она. – Нет, милый, скажи ему, что мне не нужен пылесос. Я по старинке пользуюсь щеткой, как делала моя мать. Если надо привести ковер, в порядок, я сыплю на него влажный чай и выметаю. И передай от меня своей маме, что она совершает большую ошибку, позволяя ребенку в твоем возрасте заниматься такой работой. Во-первых, от нее никакого толку, во-вторых, для нее ты слишком мал. – Она на мгновение удалилась и опять появилась с печеньем, которое вложила ему в руку. – А теперь иди домой, время пить чай.

С этим она и скрылась за дверью. Ничего не оставалось, как приняться за печенье, что Вильям и сделал, медленно направляясь к калитке и выходя на дорогу… В конце концов, говорил он себе, даже мистер Чемберлен съел бы печенье, если бы ему кто-нибудь дал. Но несмотря на вкусное печенье, он чувствовал себя удрученным. Он потратил много времени и усилий и все безрезультатно. Он начал подумывать о том, чтобы пойти к Арабелле и другим и сказать им, что организовать их эвакуацию не представляется возможным, но поежился, представив, какой гнев и презрение обрушит на него Арабелла и как померкнет восхищение в синих глазах Кэролайн. Нет, надо предпринять еще одну попытку… От дороги ответвлялся узкий переулок. Надо пойти туда, может быть, там повезет. Ничего, если он опоздает к чаю…

Он свернул в переулок и как раз проглотил последний кусочек печенья, когда очутился перед калиткой большущего дома, в котором, похоже, никто не жил.

Под прикрытием кустарника Вильям очень осторожно пробрался по короткой подъездной аллее к дому и заглянул в широкие окна на первом этаже. Да, на окнах занавеси, но мебель зачехлена. Дом с мебелью, но без хозяев… Как раз то, что нужно. Настроение у него улучшилось, и на мгновение показалось, что он уже достиг желаемого. Но затем, по мере того как перед ним стали всплывать все дальнейшие проблемы, он опять пал духом… Он нашел место, ладно, но как поместить туда эвакуированных? В доме совсем не живут или в любую минуту сюда кто-нибудь может вернуться? Присматривает ли кто-нибудь за домом?..

Вдруг в комнате появился старик в зеленом суконном фартуке и начал без особого энтузиазма смахивать пыль с той мебели, на которой не было чехлов. Очевидно, что дом под присмотром… Вильям обошел вокруг дома, заглядывая во все окна. Нигде никого нет, мебель покрыта чехлами. Удобно росшее дерево позволило ему убедиться, что все так же и на верхнем этаже. Он спустился на землю и поразмыслил над ситуацией. Первым его побуждением было обратиться к сторожу в зеленом фартуке и немедленно договориться с ним о приеме эвакуированных, но печальный опыт его остановил. Когда действуешь таким образом, люди или хлопают дверью у тебя перед носом, или не слышат, что ты говоришь. Пожалуй, старик в зеленом фартуке способен и на то, и на другое… Вильям вспомнил, как однажды миссис Браун, собираясь пожаловаться в какое-то учреждение, сказала: «Я лучше им об этом напишу. Они внимания не обращают, если только на словах». Вильям решил написать…

Арабелла, Мейзи и Кэролайн подстерегали его на пути домой. Глаза Арабеллы светились умилостивлением и угрозой одновременно.

– Ну, – начала она, – ты нас уже устроил?

– У тебя было достаточно времени, – строго сказала Мейзи. – Сегодня утром опять кто-то прислал им конфеты.

– Почти, – ответил Вильям. – Думаю, что почти все устроил.

– Мы можем пойти прямо сейчас? – спросила Арабелла.

– Ну нет, не сейчас, – возразил Вильям.

– Завтра?

– Думаю, что да. Я не совсем уверен… не совсем уверен насчет завтра.

– А когда? – спросила Мейзи.

– Ну, очень скоро, – сказал Вильям. – Я дам вам знать, как только все окончательно устроится. Я почти устроил, а когда я окончательно устрою, я дам вам знать.

– Когда же?

– Надеюсь, завтра.

– Но ты сказал, что мы сможем отправиться завтра, – наседала Арабелла, глаза ее приобрели какой-то гитлеровский блеск. – Мы прождали уже несколько часов. Ты сказал, что завтра.

– Ну, может быть, – уклонялся от твердого обещания Вильям. – Я почти уверен, что завтра. Бьюсь об заклад, даже этот мистер Чемблен не устроил бы все за один день. Уверен, что ему тоже пришлось бы обегать много домов.

– Хорошо, тогда мы придем завтра, – сказала Арабелла.

– Ты такой умный, Вильям, – сказала Кэролайн.

И это было единственным утешением.

Сразу после чая Вильям поднялся в свою комнату сочинять письмо. Это потребовало много времени и усилий. Не раз ему хотелось бросить все это дело, но перед ним вставал требовательный блеск в глазах Арабеллы и восхищенные глаза Кэролайн, и он снова принимался за письмо. Он порвал несколько черновиков, прежде чем написал текст, более или менее его удовлетворивший… «Хотел бы я знать, что написал бы этот Чемблен», – бормотал он, весь в чернильных пятнах, растрепанный и насупленный, рассматривая окончательный вариант.

Дорогой Сэр,

Направляю к вам нескоко вакуированых завтра. Пажалста все подготовьте.

Привет, мистер Чемблен

Полутора пенсов на марку у Вильяма не было, к тому же он считал, что посылать по почте столь драгоценный документ рискованно. Поэтому в уже сгущавшихся сумерках он отправился доставить его лично. Опять его одолевали сомнения. Не слишком ли близко этот дом от их деревни? Как будет воспринято послание? Зачем… о, зачем он связался со всем этим? И, как обычно, сама сложность задачи влекла его. Раз другие организуют эвакуацию в больших масштабах, то уж горстку, всего дюжину, человек, он сможет эвакуировать. Дюжину! Черт! Так много. Хорошо бы начать с одного человека. С Кэролайн, например…

Вильям осмотрел дом и сад с каким-то новым интересом. Будущее прибежище для его эвакуированных… На доме было написано имя: Болсоувер Лодж. Прекрасный сад для игры во «львов и тигров». Жаль только, что среди эвакуированных будет так много девчонок. Лучше бы одни мальчишки. Ну, и пусть бы одна девочка… Например, Кэролайн…

Он подошел к парадному входу, опустил конверт в щелку для писем и пошел домой.

Арабелла ждала его около садовой калитки.

– Я решила узнать, как у тебя продвигается дело, – сказала она, уставившись на него с подозрением. – Некоторым из них сегодня дадут новые туфли. Пора и нам что-нибудь получить.

– Кое-что уже подготовлено – сказал Вильям, уязвленный этим постоянным преследованием. – Не приставай ко мне то и дело.

– Что подготовлено? – Арабелла продолжала смотреть на него с неослабным подозрением.

– Вакуация, – горделиво ответил Вильям.

– Куда? – спросила Арабелла.

– Увидите, – ответил Вильям. – Я приведу вас туда, когда все будет улажено.

– Ты говорил, уже все улажено, – сказала Арабелла, безошибочно вонзая когти в самое слабое место.

– Улажено, – подтвердил Вильям, – но не можете же вы идти туда без меня. Я вас туда приведу.

– Когда?

– Завтра.

– Почему не сегодня вечером?

– Потому что мне еще надо собрать вещи, – огрызнулся раздраженный Вильям. – Господи, этому Чемблену требуются дни, чтобы все подготовить, а ты хочешь, чтобы я управился за пять минут. Бьюсь об заклад, он не смог бы сделать быстрее, чем я. Говорю тебе, не могу я раньше завтрашнего дня.

– А во сколько завтра? – не отставала Арабелла. – Сразу после завтрака?

– Нет, – вспылил Вильям. – Господи, не могу я быть готовым сразу после завтрака. Что я, должен совсем не спать? Не могу я заниматься вакуацией днем и ночью.

– А ты и не занимаешься, – спокойно напомнила ему Арабелла. – Ты всего-то потратил на это несколько часов.

– Да, я достаточно умен, чтобы сделать это за несколько часов, – немного смещая тему разговора, заявил Вильям. – Ты не можешь с этим не согласиться, раз я все так быстро устроил.

– Пусть так, – не стала спорить Арабелла и добавила многозначительно: – Если ты все уже устроил. Можем мы отправиться в одиннадцать?

– Нет, это слишком рано, – сказал Вильям.

– Я же твердила им, что ты не сможешь ничего сделать, – торжествующе заявила Арабелла. – Я же им твердила.

– Но я все устроил, – возмутился Вильям, – и вы можете прийти туда в любое время, когда захотите.

– Тогда в полдвенадцатого, – сказала Арабелла непреклонно.

– Ладно, – согласился Вильям, сжигая за собою все мосты. – Ладно. В половине двенадцатого. И я обо всем договорился. Я был в этом месте и опустил письмо… и… и все устроил.

– А где это? – спросила Арабелла.

– Не могу тебе сказать, – ответил Вильям, понимая, что если назойливая Арабелла начнет разнюхивать насчет Болсоувер Лодж, то рухнут даже эти столь небольшие надежды на успех всего предприятия. – Вакуированным никогда не говорят, куда их направляют.

– Ладно, – сказала Арабелла, – ты отведешь нас туда в половине двенадцатого утра. Я сейчас пойду и скажу об этом остальным.

И прежде чем Вильям успел сообразить, как ее удержать и как выкарабкаться из трясины, в которую вляпался, она удалилась.

– Ну и пусть, – философски произнес он.

Вильям всегда был склонен к фатализму и позволял событиям идти своим чередом. И к тому же не в его правилах было отступать с завоеванных позиций. Даже если затея с эвакуацией провалится, все равно это лучше, чем смиренно признать свою неспособность ее произвести.

* * *

– Вильям, – сказала миссис Браун, выглянув в окошко утром часов в одиннадцать, – у калитки собралась целая толпа детей. В чем дело?

Вильям побледнел. У него была безумная надежда, что какое-то обстоятельство отвлечет Арабеллу и она забудет об эвакуации. Очевидно, этому не суждено было случиться.

– Я… я пойду узнаю…

Он подошел к калитке и беспомощно оглядел собравшихся. Его опасения оправдались: количество желающих эвакуироваться значительно возросло. Он заметил Виктора Джеймсона и Георга Белла… Это была разношерстная толпа. Некоторые надели самую старую одежду, некоторые самую новую. У некоторых были пакеты с вещами. Они были возбуждены и в нетерпении. Арабелла встретила его появление с обычной для нее неумолимостью.

– Мы готовы, – коротко объявила она. – Почти половина двенадцатого. Если ты готов, то и мы тоже.

Мейзи, очевидно, поняла безнадежность своих попыток вытеснить Арабеллу с лидерских позиций. Она, казалось, пребывала в дурном настроении, держалась в стороне, и на ее лице с чертами королевы Виктории было написано: «Нам не смешно»[6]6
  Общеизвестная реплика королевы (примеч. перев.).


[Закрыть]. Кэролайн взмахнула длинными ресницами.

– Ты такой умный, Вильям, – восхищенно прошептала она.

И опять это явилось для него единственным утешением.

На пути через Марли и Верхний Марли эвакуированные весело переговаривались, а их предводитель молчал и раздумывал: что лучше сделать, когда их откажутся принять в Болсоувер Лодж, – обратиться в бегство или вести себя нахально. Пожалуй, лучше нахально… Можно прикинуться, что произошло «недоразумение» (он заметил, что взрослые часто и успешно используют это слово), но все равно ему не выкрутиться.