Текст книги "Этот Вильям!"

Автор книги: Ричмал Кромптон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Джинджер гордо выставил запястье, а совсем изнемогший Клод, на лице которого застыла жалкая улыбка, натянул свой рукав пониже, чтобы скрыть отсутствие часов. Филиппа смотрела на часы, и глаза у нее раскрывались все шире и шире, а губы сжимались. Она тоже узнала трещинку на стекле.

При ней трещинка и появилась. Клод демонстрировал нокаут, которым он всегда сражал противника, и задел часами за спинку стула.

– А я взял портсигар, – словоохотливо продолжал Вильям, абсолютно не замечая возникшего в гостиной напряжения, – подумал, что он пригодится, чтобы хранить в нем что-нибудь. Ведь два человека выкинули эти вещи, и мы решили, что можем их взять себе. Если бы тому человеку они были нужны, он не отдал бы их Гарри Дэру. И если бы Гарри Дэру они были нужны, он не бросил бы их. Так что мы решили взять их себе. Генри взял записную книжку. Он думает, что этот человек – немецкий шпион. В ней много записей, которые вроде бы самые обыкновенные, но Генри думает, что это шифр. Там, например, записано: «Каток в Хэдли с Ф.», и «Кинотеатр в Хэдли с Ф.», и «Купил Ф. на день рождения сумочку из крокодиловой кожи» (Клод опять застонал, а Филиппа перевела дыхание). Но Генри уверен, что это шифр. Он хочет его разгадать, но у него пока не получается. – Вильям фыркнул и посмотрел на Клода. – Потеха! Вы бы со смеху покатывались, мистер Брейдинг. Я рассказывал Джинджеру и Генри, что вы всех побеждали и спасали, и вдруг появился тот человек – такой же большой, как вы, – и завопил: «Не надо! Не надо!», как только увидел Гарри Дэра, а Гарри даже не дотронулся до него, вот смех-то. Вы бы только видели Гарри Дэра!

Все знали Гарри Дэра – низенького, хилого, боязливого, хоть и был он браконьером.

Наступила долгая, долгая тишина. И тут Вильям наконец-то понял: что-то не так. Мистер Брейдинг выглядел странно, мисс Помрой выглядела странно, Роберт выглядел странно. Первым нарушил молчание Клод.

– Теперь понятно, как все произошло, – сказал он каким-то странным блеющим голосом. – Теперь понятно. Один из тех, кто напал на меня, удирал с добычей и наткнулся на этого Гарри Дэра и… и… и… ну, и подумал, что Гарри собирается напасть на него и… тогда он бросил украденное и убежал. Может, этот Гарри и напал, но мальчишки просто не видели.

– Нет, он не нападал, – сказал Вильям. – Старина Гарри сам напугался, как и тот человек. Он только поднял палку, чтобы не подпустить к себе, и больше ничего. Но, пожалуйста, расскажите нам, как на вас напали. Очень хочется послушать.

– Как-нибудь в другой раз… – холодно сказала Филиппа. – Это такая удивительная история. А сейчас лучше верните ему вещи.

С неохотой отдали они Клоду портсигар и часы. Он положил их в карман, все еще натянуто улыбаясь.

– С-с-с-спасибо, – выдавил он из себя. – Я немедленно заявлю в полицию.

– Я бы не советовала, – с горечью произнесла Филиппа. – В этом случае полиция навряд ли поможет.

– Пожалуй, – сказал Клод, пытаясь казаться веселым. – Они здесь умом не блещут, не так ли?

– Сколько человек набросились на вас? – не унимался Вильям. – Бьюсь об заклад, вы здорово их отделали.

Никто не произнес ни слова. Вильям был озадачен. Он почувствовал наконец что-то неладное, но не мог понять, в чем дело. Может, он слишком много крошек накидал? И он нагнулся, чтобы незаметно кое-какие собрать.

– Ну, – сказал Клод, поднимаясь и стараясь говорить в своей обычной непринужденной манере, – я пойду, пожалуй… – Он повернулся к Филиппе. – Не забудьте, сегодня мы собирались на танцевальный вечер.

Филиппа смерила его ледяным взглядом.

– Видите ли, будет затемнение, а я не могу бегать так быстро, как вы. – Она повернулась с очаровательной улыбкой к Роберту. – Вы пойдете со мной на этот вечер, Роберт?

Вильям таращил на них глаза в полнейшем изумлении.

* * *

Вильям поднимался к себе в комнату, чтобы улечься спать. Роберт, сам не свой от радости, ушел на танцевальный вечер. «Ему-то хорошо», – угрюмо думал Вильям. А вот для него самого день выдался несчастливый. Не только пришлось отдать портсигар, который он уже считал своим, но еще и кумир его оказался колоссом на глиняных ногах. Мистер Брейдинг пустился наутек от Гарри Дэра! Значит, мистер Брейдинг теперь не мог быть героем захватывающих историй, которые так будоражили воображение Вильяма… А хуже всего то, что каски ему не видать. Разочарованный, в подавленном настроении, он, тяжело швыркая подошвами на каждой ступеньке, медленно тащился наверх.

– Вильям, ты так протрешь дорожку, – сказала миссис Браун, появившись в холле.

Вильям дурашливо засмеялся и стал нарочито высоко поднимать ноги.

– Кстати, – вспомнила миссис Браун, – Роберт сказал, что оставил что-то для тебя в спальне.

– А, я знаю, – сказал Вильям, – это, наверное, сигаретная картинка, которая у меня уже есть. Он вечно дает мне такие, какие у меня уже есть.

– Он не сказал что. – И миссис Браун ушла в гостиную.

«Наверняка у меня уже есть такая», – подумал Вильям.

Он вошел в спальню. И сразу жизнь стала прекрасной и удивительной. Потому что на его кровати лежала замечательная новенькая каска.

«Птичник»

Идею подала, сама о том не подозревая, мама Генри.

– Мне кажется, следует больше проявлять внимания к эвакуированным детям, – сказала она. – В последнее время мы мало ими занимались.

Она говорила об этом, не зная, что ее слушает Вильям, и не подозревая о последствиях. Ей и в голову не могло прийти, что он возьмет дело в свои руки.

– Мы должны заняться эвакуированными, – решительно сказал он в тот вечер друзьям. – Для них давно уже ничего не делали.

– А сколько всего было на Рождество! – сказал Джинджер.

– Да, только нам не разрешили помогать, – возразил Вильям. – Каждый раз одергивали, когда мы хотели, чтобы они как следует повеселились. Праздник – а никакого веселья.

Действительно, местные жители устроили для эвакуированных детей Рождество. Они очень постарались. Но только «разбойникам» удавалось внести какое-то оживление, устроить то, что они считали настоящим весельем, как организаторы обвиняли их в грубом поведении. Их с позором изгнали из Виллидж Холла в самом разгаре придуманной Вильямом игры, которая называлась «львы и тигры». Эвакуированные с азартом в нее включились, и в результате праздничная одежда, наспех сшитая для них добрыми, но не слишком умелыми местными женщинами, лопнула по швам.

– Говорят, шум был слышен на другом конце деревни, – строго выговаривала Вильяму миссис Браун, когда ей доложили о происшедшем.

– Ну так значит, было весело, – сказал Вильям. – Когда веселятся, всегда слышен шум на другом конце деревни.

– Я могу веселиться и без того, чтобы меня слышали на другом конце деревни, – сказала миссис Браун.

– Ну да, – согласился Вильям, – у тебя такое веселье, а у меня – совсем другое. И…

– Хватит, Вильям, – сказала миссис Браун.

Предложение Вильяма устроить для эвакуированных праздник самим, без взрослых, казалось «разбойникам» все более и более привлекательным.

– Мы будем играть во «львов и тигров», в немцев и англичан, в гангстеров и полицейских. Будем играть, сколько захотим, и накакие взрослые не будут нам мешать и все портить, и, бьюсь об заклад, этот праздник будет куда лучше того, который они устроили в Виллидж Холле…

В первую очередь надо было решить, где устроить праздник. Разумеется, лучше всего было бы в старом сарае, но в последнее время прохудившаяся крыша стала так сильно протекать, что друзья, несмотря на свой пылкий энтузиазм, от этого сарая отказались. Они перебрали несколько надворных построек, которые примыкали к их собственным домам, но оказалось, что ни одна из них не могла вместить такое большое количество народа, какое предполагалось.

– Бьюсь об заклад, они все захотят прийти, – горделиво сказал Вильям, – когда узнают, что мы опять собираемся играть во «львов и тигров». Они с ума посходили от этой игры. Один был в свитере, который связала старушенция Милтон, так под конец все петли спустились. Половина-то петель, конечно, спустилось, пока она еще вязала. Да они захотят собраться где угодно, только бы поиграть.

Но оставался вопрос – где?

– Этот подполковник Гловер, который на аэродроме в Марли, у него большая конюшня позади дома, она пустая, – сказал Джинджер. – Может, попросим его?

– Он втюрился в Этель, да, Вильям? – сказал Генри. – Уговоришь ее попросить за нас?

Они с надеждой посмотрели на Вильяма, а тот принял вид человека, от которого зависит все дело. Вообще-то, его влияние как на Этель, так и на ее поклонника-подполковника было весьма незначительным. Кое-кто из ухажеров Этель пытался снискать ее расположение, оказывая внимание и ее младшему брату, но подполковник был не из их числа. Подполковник Гловер был высокий, худощавый, на вид какой-то томный, и с моноклем. Но, несмотря на томность и монокль, глупцом его нельзя было назвать, и он сразу же понял, что путь к сердцу Этель лежит не через Вильяма, и потому не тратил на него ни времени, ни денег. Он даже последовал ее примеру и Вильяма как будто не замечал. Это несколько обескураживало Вильяма (ведь ему частенько перепадало от ее ухажеров), но оптимизма он не терял.

– Ладно, – сказал он. – Я поговорю с ним. Думаю, он разрешит. Уверен, если я поговорю с ним, он нам разрешит…

Так случилось, что на пути к дому он наскочил на подполковника Гловера. После визита к Этель взор его был слегка затуманен, что сразу же прошло, едва перед ним возник Вильям. Развернувшись, Вильям пошел рядом с подполковником по направлению к аэродрому.

– Вы были у Этель? – начал он непринужденно.

– Да, – сказал полковник кратко.

– Она в вас здорово влюбилась, – сказал Вильям с присущим ему тактом. – Здорово влюбилась.

Его спутник молчал.

– Вы нравитесь ей больше, чем остальные, – продолжил Вильям и добавил, тогда как подполковник хранил молчание: – Гораздо больше.

Его спутник продолжал молчать.

– Других она не так любит, как вас, – заверил его Вильям. – Она часто рассказывает о своих встречах с вами и всякое такое.

Подполковник приладил свой монокль и нарушил молчание.

– Я тебя не задерживаю? – спросил он подчеркнуто вежливо.

– О нет, не беспокойтесь, – ответил Вильям. – До чая еще есть время. Пойду домой, как только закончится наш разговор.

– Тогда до свидания, – сказал подполковник. – Тебе надо успеть к чаю.

– О нет, я не спешу. Я сказал, что Этель в вас здорово влюбилась, да? Ну, – Вильям счел, что теперь почва достаточно подготовлена, и с присущей ему прямотой устремился к цели, – так вы позволите нам провести праздник в вашей конюшне?

– Разумеется, нет.

Отказ несколько ошеломил Вильяма, но сдаваться он не собирался.

– Это для эвакуированных, – начал объяснять он. – Это будет очень хороший праздник.

Подполковник молчал.

– Я как-то слышал, Этель говорила, что вы были бы красивым, если бы не ваш нос, – продолжил Вильям. – По крайней мере, я думаю, что это она о вас говорила… Или, может быть, если бы не ваш подбородок или эта стекляшка, которую вы прикладываете к глазу… – Он помолчал, надеясь на ответ, но, не получив его, продолжил: – Так вы пустите нас в конюшню? Мы там ничего не испортим.

– Разумеется, нет, – опять сказал подполковник. – До свидания.

Он ускорил шаг и оставил Вильяма позади, а тот в замешательстве смотрел ему вслед. Вильям считал, что провел беседу в высшей степени тонко и не мог взять в толк, что же было не так.

– Наверное, он глухой, – бормотал Вильям, направляясь к дому. – Он не слышал, что я ему говорил. Глухой, должно быть. Совершенно глухой.

Ему хотелось верить, что если бы подполковник услышал его просьбу, то ответил бы согласием. Он едва не поддался искушению сказать друзьям, что разрешение получено. Но что-то в холодном взгляде сквозь монокль наводило на мысль, что с подполковником шутки плохи (у Вильяма на это было чутье), и он с неохотой, но расстался с желанной версией.

– Он очень сожалеет, – докладывал Вильям «разбойникам» вечером (не хотелось ему признаваться, что его влияние на поклонника Этель меньше, чем думали друзья), – он очень сожалеет, что не может пустить нас, но эта конюшня не его, она принадлежит хозяину дома. Он бы нас пустил, но опасается, как бы его не посадили за такое в тюрьму.

«Разбойников» такое объяснение вполне устроило. По крайней мере, у них создалось именно то впечатление, о котором и заботился Вильям, – извиняющийся подполковник, польщенный тем, что к нему обратился Вильям.

– Ну а теперь, – поспешно продолжил он, опасаясь, чтобы какое-либо дуновение реальности не рассеяло это впечатление, – надо подумать, что же делать дальше. В старом сарае нельзя, в конюшне нельзя. Где еще?

– На холме за аэродромом есть коттедж, а в саду большая мастерская. Коттедж снимал бородатый художник. А теперь он уехал.

– Прекрасно! – сказал Вильям. – Если коттедж пустой, мы можем никого не спрашивать.

– Не пустой, – сказал Джинджер. – Я слышал, кто-то говорил моей тете, что его снял человек, который пишет книгу о птицах. Он их подкарауливает, фотографирует и всякое такое, но мастерской совсем не пользуется.

– Наверняка он нам разрешит, – воодушевился Вильям. – Конечно разрешит, раз не пользуется…

– Пойди спроси у него, – предложил Джинджер.

– Нет, теперь пусть кто-нибудь другой, – сказал Вильям. – Я уже спрашивал подполковника Гловера о конюшне.

– Ну ведь тебе почти удалось? – напомнил Генри.

– Да, почти, – поспешно согласился Вильям. – Хорошо, пойду к этому «птичнику». Бьюсь об заклад, я уговорю его пустить нас.

Вообще-то, несмотря на свою неудачу с конюшней, Вильяму не терпелось попробовать еще раз. Поразмыслив, он пришел к выводу, что приступил к делу без должной подготовки. Надо было действовать не торопясь. Надо было подружиться с подполковником, проникнуться его интересами задолго до того, как заводить речь о конюшне… Он решил подружиться с «птичником» и проникнуться его интересами…

Рано утром Вильям отправился в путь. Дойдя до небольшого с тростниковой крышей коттеджа, живописно расположившегося на склоне холма, он постучал в дверь. Для начала решил спросить, как пройти в Марли, а потом завести разговор о птицах. Однако на стук никто не отозвался, так что он очень осторожно завернул за дом. Вроде бы никого вокруг не было. Мастерская находилась в самом конце сада. Это было крепкое, довольно большое сооружение с широкими окнами и застекленной крышей. Вильям обошел кругом, заглядывая в окна. Внутри стояло лишь несколько пустых ящиков и больше ничего. Настроение у него поднялось… Для их затеи место было то, что надо. Водонепроницаемая крыша, много места для «львов и тигров», коттедж стоит уединенно, так что никаким соседям они не помешают. Жаль, что «птичника» не было видно. Вильяму не хотелось возвращаться домой, даже не приступив к выполнению поставленной задачи. Он подошел к парадной двери и опять постучал. Ответа не последовало. Осторожно подкрался он к окошку около двери и заглянул внутрь. Маленькая комната с письменным столом как раз у окна, множество фотографий птиц и какие-то вещи на нем, набитый книгами шкаф. Вильям смог разглядеть названия: «Птицы Британских островов», «Птицы тропиков», «Птицы…», «Птицы…», «Птицы…». Черт возьми! Он, должно быть, здорово разбирается в птицах. Вильям посмотрел на пустынный склон холма. Может, этот человек сейчас где-то там, изучает птиц. Надо пойти поискать его. Это лучше, чем отправиться домой, даже не приступив к выполнению своего столь хорошо продуманного плана… Он побродил какое-то время туда-сюда, но никого не встретил и хотел было прекратить поиски, как вдруг из-за куста у тропинки появился человек. Он был в темных очках и засовывал в карман бинокль.

– Здравствуйте, – любезно сказал Вильям.

– Здравствуй, – коротко ответил человек.

На вид ему было около сорока, лицо какое-то бесцветное, маловыразительное.

– Вы живете в Хиллсайд коттедже, изучаете птиц? – словоохотливо начал Вильям.

– Да, – сказал человек. – Меня зовут мистер Реддинг.

Вильям вспомнил, как подполковник отнесся к его просьбе, поэтому сдержался и не стал сразу заводить разговор о мастерской. Вообще-то, он всегда предпочитал действовать напрямую, но на этот раз решил потратить хотя бы день на то, чтобы подготовить почву, и собирался строго придерживаться своего плана.

– Я тоже очень люблю птиц, – сказал он, – но мало что о них знаю.

– Ну что ж, – сказал человек.

Он вытащил из-под куста рюкзак, и Вильям заметил в нем маленький фотоаппарат.

– Вы их фотографируете? – спросил он.

– Фотографирую, когда представится случай, – ответил человек. – Видишь ли, не так-то просто их сфотографировать. Приходится часами выслеживать и ждать.

– Я так хотел познакомиться с человеком, который знает птиц, – Вильям изо всех сил старался подольститься. – Я так интересуюсь ими. У моей тети сделана кормушка для птиц, и она сыплет им крошки и дает всякую другую еду. У нас вся семья любит птиц. Я всегда ругаю нашу кошку, когда она охотится за ними. Мой дядя иногда[5]5
  Имеется в виду: в сезон разрешенной охоты на дичь.


[Закрыть] присылает нам куропаток из Шотландии. Мы все любим птиц. Наверное, во всей Англии нет семьи, которая так интересуется птицами, как наша.

– Вполне возможно, – сказал человек.

Вильям вздохнул. Нелегко было наладить такие взаимоотношения, которые обеспечили бы возможность заполучить мастерскую. Он снова принялся за дело.

– Вы, наверное, всех птиц знаете? – взяв второе дыхание, спросил он.

– Да, – сказал человек.

Он надел рюкзак и собрался спускаться по тропинке, ведущей к коттеджу. В это мгновение на куст села птичка, посидела несколько секунд и улетела.

– Что это была за птица? – спросил Вильям, довольный, что представилась возможность продолжить разговор.

– Дрозд, – сказал человек.

– Господи, я всегда хотел узнать о них побольше. Они на зиму остаются в Англии?

– Да, – сказал человек.

Вильям лихорадочно придумывал еще какой-нибудь умный вопрос, и наконец его осенило.

– Где они вьют гнезда? – спросил он.

– На высоких деревьях, – ответил человек.

– Я так и думал, – сказал Вильям, затягивая время и стараясь придумать, о чем бы еще спросить.

– Э… а какие они яйца откладывают? – спросил он наконец.

– Серовато-белые, – сказал человек. – Ничем не примечательные. До свидания.

И он зашагал вниз по тропинке к коттеджу.

Вильям стоял и смотрел ему вслед. Он сделал все, что мог, но не очень-то преуспел… Он пытался проникнуться интересами этого человека, но нельзя было сказать, что подружился с ним. Ему не хотелось, чтобы все вот так и повисло в воздухе… Он стал медленно спускаться по тропинке. Мистера Реддинга не было видно. Наверное, зашел в дом. Ну ладно, он только еще разок посмотрит на мастерскую, по крайней мере, прикинет, во что еще кроме «львов и тигров» там можно поиграть. Ящики можно приспособить для замечательной игры «взятие форта» или чего-нибудь в этом роде. Он обошел мастерскую кругом и опять посмотрел в окно. Да, ящиков там для «взятия форта» достаточно. Он вернулся к коттеджу и задумчиво его рассматривал. Ему хотелось бы, прежде чем идти домой, укрепить свои отношения с мистером Реддингом. Он уверял себя, что действовал неплохо (напирая на свой интерес к птицам), но сказать, что он теперь с ним на дружеской ноге, как того хотелось, нельзя. Надо попытаться еще разок. Надо придумать еще вопрос про дрозда… Чем он питается, или еще какой-нибудь. А пока мистер Реддинг отвечает, придумать еще вопрос. И так далее…

Задняя дверь была приоткрыта. Незачем обходить дом кругом и доставлять беспокойство мистеру Реддингу – чтобы он шел и открывал парадную. Лучше зайти через черный вход, по-дружески, никого не беспокоя, и задать вопрос про дрозда.

Он распахнул заднюю дверь и вошел в небольшую опрятную кухню. Миновав ее и открыв другую дверь, очутился в гостиной, которую уже видел через окошко, с письменным столом и книжными шкафами. Мистер Реддинг сидел за столом и вычерчивал какую-то схему. Когда открылась дверь, он резко повернулся, и в лице его мелькнуло что-то такое, что Вильяму захотелось – он даже не понял почему – пуститься наутек. Однако мгновенно лицо обрело прежнее спокойное выражение, так что Вильям подумал, может, ему почудилось.

– Я только хотел кое-что у вас еще спросить про дрозда, – сказал он и подошел к столу, с интересом разглядывая сложную схему. – Что вы чертите?

Мистер Реддинг легонько постучал по чертежу кончиком пера.

– Это легкие черного дрозда, – сказал он. – Я пишу книжку о болезнях птиц.

– Черт! – воскликнул Вильям. – Я и не знал, что у них есть болезни.

– Мало кто знает, – сказал мистер Реддинг. – Это очень трудный для исследования предмет, и мало кто занимался этим основательно. У птиц довольно часто бывает и туберкулез легких, и рак, и другие болезни.

– Черт возьми! – поразился Вильям. – Подумать только! У них что, и живот болит?

– Полагаю, что да.

– Бедненькие! У меня раз болел, так это был какой-то ужас.

Вильям взял в руки чертеж, чтобы получше разглядеть, и под ним оказался другой.

– А это что? – спросил он.

– Это, – сказал мистер Реддинг, – схема воробьиного желудка.

– О Господи! – воскликнул Вильям с каким-то даже благоговейным ужасом. – Так ведь он же не поместится внутри у воробья.

– Это конечно же увеличенный масштаб, – сказал мистер Реддинг, спокойно, но решительно забирая оба чертежа у Вильяма. – А теперь тебе надо идти. Я должен работать.

Так Вильям, к некоторому своему удивлению, очутился за закрытой дверью, и ему ничего не оставалось, как направиться к калитке. В целом вторая беседа оказалась более удачной, чем первая. За исключением того странного мгновения в самом начале (а может, ему померещилось?), мистер Реддинг был открытым и дружелюбным. Он любезно рассказал о птичьих болезнях, о легких черного дрозда и желудке воробья. Но когда же можно будет завести с ним речь о мастерской? Может, завтра… Он придет к нему опять завтра утром. Разумеется, надо придумать, о чем еще его спросить. Тут он остановился. Увлекшись чертежами, он забыл задать вопрос, чем же питается дрозд. Жаль было потратить столько усилий на придумывание вопроса и не задать его. На завтрашнее утро он придумает какой-нибудь другой. Он развернулся и опять пошел к коттеджу. Интересно, что мистер Реддинг делает сейчас. Наверное, чертит еще другие схемы… До чего же они интересные… Хорошо бы еще разок на них взглянуть. Особенно ему понравился желудок воробья. Представить только всех этих червяков, которых воробей туда заглатывает! Они и понять-то не могут, где оказались. Живут себе в земле и вдруг попадают в такое место. Хотя, наверное, воробьи их разжевывают. У птиц есть зубы? Он спросит у мистера Реддинга. Это хороший вопрос для завтрашнего утра. Сегодня он спросит, чем питается дрозд, а вопрос, есть ли у птиц зубы, прибережет на завтра.

Он открыл калитку и прошел по дорожке к парадному входу. Раскидистый куст закрывал от него окошко. Он протянул руку к дверному молоточку, но тут же опустил ее. Лучше вначале заглянуть в окошко и посмотреть, как мистер Реддинг чертит схему. Посмотрит и сам попробует их чертить. Крадучись, Вильям обошел куст и встал так, чтобы подсматривать, оставаясь незамеченным. Да, мистер Реддинг все еще занимался чертежами. Рядом лежала записная книжка и несколько фотографий. Вдруг он сложил их в большой конверт и исчез из виду. Вильяма разобрало любопытство. Он не мог удержаться от искушения из-за куста, вытянув шею, посмотреть, где же мистер Реддинг и что он делает. От увиденного глаза у него раскрывались все шире и шире… Мистер Реддинг вынул из пола две или три паркетины и в образовавшееся углубление стал укладывать конверт. Тут церковные часы пробили один раз, и это означало, что Вильям опоздал на ланч. С неохотой оторвался он от окна и направился домой… Здорово придумано, размышлял он, держать эти схемы и фотографии под полом. Здорово! Не сделать ли и ему в полу своей спальни углубление и хранить там что-нибудь самое для него важное. Он решил не возвращаться в Хиллсайд коттедж после ланча. Не стоит действовать слишком поспешно. Он не раз замечал, что взрослые быстро устают от его общества. Непонятно почему, но это так… Следует подождать до завтра, и тогда он пойдет и спросит, чем же питается дрозд. Потом подождать еще денек и спросить, есть ли у птиц зубы, а на следующий день можно будет уже завести речь о мастерской…

Днем он встретился с друзьями и во время игры в краснокожих представил свои переговоры с мистером Реддингом в радужном свете.

– Он считает, что можно пустить нас в мастерскую, – как бы между прочим говорил Вильям. – Он считает, что можно. У нас был интересный разговор о птицах сегодня утром. О воробьиных желудках и всяком таком. Он считает, что можно пустить нас в мастерскую, но еще не совсем уверен. Он даст нам знать через денек-два. Его заинтересовала птица, которую я обнаружил, она называется дрозд, и он рассказал мне все о воробьином желудке и всяком таком…

Придя домой к чаю, он без малейшего удовольствия увидел, что у них дома гость в лице подполковника Гловера. К тому же и отец уже вернулся с работы… В присутствии гостя не очень-то разговоришься, а при отце и подавно… Он сделал несколько попыток присоединиться к беседе, но после третьего отцовского «довольно, Вильям» подчинился и занялся исключительно едой. Однако, когда чаепитие подходило к концу, на куст под окном вдруг села такая же птичка, какую он видел утром.

– Это дрозд, – сказал Вильям, будучи не в силах не продемонстрировать только что приобретенные знания.

Отец и гость обернулись и посмотрели на птичку.

– Это поползень, – сказал подполковник.

– Конечно поползень, – подтвердил отец. – С чего ты взял, что это дрозд?

Вильям на мгновение пришел в замешательство, но потом предпринял попытку восстановить свой престиж.

– А я много всего знаю о дроздах.

– Что же ты знаешь? – с сомнением спросил отец, который после вкусных сэндвичей и второй чашки чая стал более благодушным.

– Много чего знаю, – с важностью произнес Вильям. – Я знаю, что на зиму они остаются в Англии, и что вьют гнезда высоко на деревьях, и что откладывают Сероватые яйца. – Он победно оглядел присутствующих, наслаждаясь мгновением своего триумфа.

Но это было только мгновение.

– Напротив, – начал гость в своей манере растягивать слова, – дрозд – птица перелетная и гнездится в вереске или в стенных выемках и яйца откладывает голубовато-зеленые, с красными крапинками.

Вильям посмотрел на него сердито.

– Бьюсь об заклад, вы не сможете нарисовать воробьиный желудок, – сказал он.

– У меня нет ни малейшего желания заниматься этим, – сказал подполковник.

– Бьюсь об заклад…

– Довольно, Вильям, – сказал мистер Браун.

Вильям снова замолчал. Он был сердит и обижен. Кто-то его дурачил, но определенно не подполковник с отцом. С первого же взгляда на подполковника было ясно, что он не способен кого-либо дурачить. И отец сегодня явно не в таком настроении, чтобы разыгрывать Вильяма. Это «птичник» его дурачил. Он-то наверняка знает, что эта птичка не дрозд. С его-то стопками книг о птицах, биноклем, и фотоаппаратом, и замысловатыми схемами. Да, это «птичник» его дурачил. А Вильяму не нравилось, когда его дурачили. Во всяком случае, не какие-то малознакомые люди. Самоуважение требовало ответить мистеру Реддингу тем же, прежде чем будут восстановлены нормальные отношения. Надо будет разыграть его до того, как начнутся переговоры о мастерской… Он еще не знал, как разыграть. Надо будет ночью хорошенько подумать. Непременно какая-нибудь идея да появится.

Он спал, как обычно, очень крепко, так что времени на раздумья у него не оказалось, но когда утром одевался, его осенило. Он достанет из-под пола схему воробьиного желудка, а взамен положит старую тетрадку с упражнениями или еще что-нибудь. Это будет замечательный розыгрыш. Таким образом они будут квиты, и только после этого он заведет разговор о мастерской. Это дело чести. Вильям никогда не оставался в долгу…

В ящике своего стола, где все было свалено как попало, он раскопал старую тетрадку с упражнениями по арифметике, многократно украшенную заглавной буквой «В» красными чернилами.

Вот будет потеха, если положить эту тетрадку, например, вместо схемы воробьиного желудка… «Птичник» ни за что не догадается, кто это сделал. Чтобы еще больше озадачить свою жертву, Вильям оторвал зеленую обложку, на которой были написаны его имя и адрес. Это будет чудесный розыгрыш. «Птичник» полезет за схемой, а найдет потрепанную тетрадку с упражнениями. Посмеиваясь, Вильям сунул тетрадь в карман и отправился в путь.

Подходя к коттеджу, он увидел, что «птичник» с рюкзаком на спине вышел из калитки и зашагал по тропинке, огибающей холм. Вильям спрятался за кустом и подождал, пока тот скроется из виду, а потом, оглядываясь, приблизился к коттеджу. Вне сомнения, там никого не было. Он торкнулся с парадного, потом с черного хода. Обе двери были заперты. Однако окошко как раз над покатой крышей кухни оказалось распахнутым. Вильяму было не привыкать пробираться в дом самыми необычными способами. Он вскарабкался по водосточной трубе, поднялся по крыше и ловко протиснулся в окошко. Оказался он на небольшой площадке, лестница с которой вела к парадной двери. Затаив дыхание, готовый, если придется, к немедленному отступлению через окошко и далее вниз по водосточной трубе, он медленно спустился по ступенькам. Никого. Он вошел в гостиную. Вот ряды книг на полках… письменный стол у окна… паркетный пол… Вильям быстро нашел неплотно уложенные паркетины, а вытащить схему и взамен положить туда тетрадку было делом нескольких секунд… Затем, со схемой в кармане, он проделал обратный путь – по покатой крыше и водосточной трубе. Вокруг по-прежнему никого не было видно, лишь донесся гул самолета, только что взлетевшего с аэродрома.

Первой, кого он увидел дома, была Этель. Он помахал перед ней чертежом.

– Хочешь посмотреть на воробьиный желудок, Этель? – спросил он.

Этель сморщила свой хорошенький носик, изображая крайнее отвращение.

– Какая гадость! – сказала она, отворачиваясь. – Ужасная гадость! Убери это от меня!

Мама, – обратилась она к пошедшей миссис Браун, – Вильям тычет мне в лицо отвратительным рисунком каких-то птичьих внутренностей. Скажи ему, чтобы прекратил.

– Прекрати, Вильям, – машинально сказала миссис Браун.

– И он еще не мыл рук и не причесывался сегодня, – продолжала Этель.

– Пойди вымой руки и причешись, Вильям, – сказала миссис Браун, усаживаясь со своей швейной корзинкой.

– Он ужасно ведет себя, – не унималась Этель. – Сегодня утром я видела его в деревне, он выглядел ужасно. Шнурки развязаны, чулки спущены. Наверняка он опять приспособил резинки для рогатки или еще чего-нибудь.

– Это так, Вильям? – спросила миссис Браун.