Текст книги "Зашедшая слишком далеко (ЛП)"
Автор книги: Ричардс Натали
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
– Стелла всегда выглядит красивой, – ответила миссис ДюБуа и сейчас она стояла намного ближе и тоже смотрела на фотографию.
Это правда, но именно это фото поймало больше, чем просто набор красивых черт. Ее глаза широко раскрыты, она выглядит так, словно вот-вот засмеется. Ник и Марлоу тоже есть на снимке. Рука Марлоу обхватывает его бицепс. Кендис стоит слева от нее, а Тейт и Эми – справа. И, разумеется, позади нее стоит Джексон, вроде как нависает над ней с суровым взглядом и слишком белоснежной улыбкой.
Все смотрят в камеру кроме Тейта. Мое сердце замирает, когда я понимаю, что он смотрит на Стеллу. Снимок может рассказать вам тысячу слов, но я бы хотела, чтобы этот промолчал. Его открытый язык тела, ласковый наклон подбородка, даже глубина его выражения были такими ясными, что я не понимала, как могла упустить это раньше.
Слышать его слова это одно, но это совершенно другое. Ник был прав. Тейт любил Стеллу. Совершенно точно, с уверенностью сто процентов он ее обожал. Я сделала шаг назад, чувствуя, что не могу дышать.
– Это была последняя неделя младшего года, – сказала миссис ДюБуа. Я пыталась отыскать в фотографии еще что-нибудь. Например, Джексон, который с каждой секундой казался все более зловещим. Я поняла, что его рука согнута под неудобным углом за спиной Стеллы. Я не могла быть уверена, но почти видно, как он сжимает ее задницу. Фотограф во мне просчитывал углы, но как девушка я оценивала разницу в выражениях их лиц. «Канарейка-мне-в зубы» улыбка Джексона против открытого обожания Тейта.
– Я скучаю по ней, – сказала миссис ДюБуа, ее слова вызвали в памяти образ Тейта в перепачканной рубашке и с пустым взглядом.
Я должна что-то сказать. Я начала все это ради Стеллы. Из-за вещей, которые я не сказала. Если я не скажу их сейчас, не думаю, что я смогу когда-нибудь снова дышать правильно.
– Миссис ДюБуа...
Она терпеливо посмотрела на меня. Хотя я и ощущала ее отчаяние. Она изголодалась по хоть какому-то утешению – каким-то ответам о Стелле, которых, как я знаю, у меня не было. Я не думаю, что мы когда-нибудь узнаем, что произошло с ней на тех путях. Не наверняка. То, что я знаю, казалось неважным, но это была правда, так что я выскажу ее.
– Я не очень хорошо знала Стеллу, – тихо сказала я, глядя на свои ноги. – Мой шкафчик был рядом с ее, и я много раз ее фотографировала, потому что я состою в школьном комитете по выпуску ежегодника. Но я бы не сказала, что мы дружили. Не слишком.
– Ты сделала этот снимок? – спросила она, не показывая свое разочарование.
– Нет, но я выбрала фото для ее шкафчика.
– То фото, где она запустила руку в свои волосы? – Она робко улыбается, и я чувствую, что так же улыбаюсь в ответ.
– Да, его.
– Мне оно нравится. Это так на нее похоже.
Я посмотрела на свои руки, потому что все еще переживала эти неуютные ощущения, как будто я должна что-то с ними сделать, вот только не уверена, что именно. В конце концов, я засунула их в карманы.
– Я понятия не имею, что мне говорить прямо сейчас. Я просто знаю, что мне хотелось бы знать ее лучше или помочь, когда ей был нужен кто-то. Я бы хотела... очень много. А больше всего я хочу, чтобы с вами никогда такого не случилось. Или с ней.
Она вздохнула и сжала меня в быстром, крепком объятии.
– Ты сделала все правильно.
– Простите?
Она вытерла глаза и сейчас выглядела более собранной.
– Никто не знает, что нужно говорить. Половина дела – это просто прийти.
Миссис ДюБуа проводила меня до дверей, заставив взять пару печений. Она права. Они оказались очень вкусными.
В моей машине солнце казалось обманчиво теплым, светя через ветровое стекло. Я закрыла глаза и впитывала его, пока мой мозг блуждал, вернувшись к групповому снимку. К Джексону, Стелле и Тейту. Ко всему, что я сделала неправильно.
Сегодня я сделала кое-что правильное. Может быть, если мне повезет, это войдет в привычку.
Мама позвонила, когда я была на полпути к дому.
– Привет, детка, ты припарковалась?
– Я на громкой связи, не волнуйся. Где ты?
– В Филадельфии. Они попросили меня остаться еще на несколько дней. У них есть одобрение, что они попытаются пробиться перед Рождеством. Семилетние близнецы.
– Ты герой нашего времени, – усмехнулась я.
– Вообще-то я на это еще не согласилась. В этом направлении движется шторм, и я беспокоюсь, что могу не попасть домой к кануну Рождества. Я не хотела строить планы, не переговорив с тобой.
– Мам, мне уже не восемь. Я могу пережить меньше времени в Канун Рождества. До тех пор, пока Санта все еще будет приходить.
Она засмеялась, а я улыбнулась.
– Ты в списке хороших девочек у Санты, не волнуйся, но, сладкая, не сможешь ли ты забрать для меня пару вещей в торговом центре?
Торговый центр? В Рождество?
– Ты ненавидишь торговые центры, – сказала я.
– Я знаю, но твоя бабушка хочет духи. Я ненавижу просить, но...
– Все в полном порядке. Мне в любом случае нужно выбрать что-нибудь для Тейси.
– Ты самый лучший ребенок в мире, ты же знаешь.
Мы разъединились раньше, чем я успела сказать ей, что она ошибается.
***
Существует причина, почему я делаю свои рождественские покупки заранее. Находиться в торговом центре за два дня до Рождества – это особый вид страданий. Для начала я уверена, каждый человек, который хоть раз произносил слово торговый центр, здесь, со мной. По счастью духи для бабушки оказалось легко найти, так что с этим я покончила. Теперь мне просто нужно найти что-нибудь для Тейси.
Я увернулась от парочки двадцатилетних, держащих в каждой руке сумки с покупками. Потом еще попался нервный парень с пакетом из ювелирного магазина и шесть или семь девушек, скорее всего из младших классов. Я все еще не нашла ничего для Тейси и начинала заболевать от того, что находилась здесь.
Итак, время принимать решение. Она любит косметику, но при одном взгляде на толпу в Сефоре, я трусливо сбежала. Теперь я сижу в атриуме и раздумываю над тем, насколько плохой подругой я окажусь, если подарю ей подарочную карту.
Мимо меня прошла рыжеволосая девушка, и я прикусила губу, вспомнив об утре, проведенном с мамой Стеллы. Повсюду звучала праздничная музыка, все веселились и, разумеется, я подумала о Нике. Трехмиллионный раз за последние несколько дней.
Это глупо. Между нами происходит нечто, что не может подождать до послепраздничных дней. Черт, то, что не может ждать вечно, потому что никакие извинения не дадут нам идеального совпадения. Мы вместе – это будет странно и неудобно. Но я все равно хотела его так отчаянно, что в груди ныло.
Мимо пробежал ребенок, визжа о Санте. Я ушла с его пути и вытащила свой телефон. Я достаточно терпела. Я позвоню. Позвоню и извинюсь, и это будет странно, но мне станет лучше, когда все закончится. Тогда я смогу пережить праздники без ощущения того, что меня затягивает чувство вины.
Ник ответил после второго звонка.
– Привет?
Я услышала на заднем плане ревущую рождественскую музыку.
– Привет, это Пайпер.
– Да, привет, – ответил он. Я услышала, что он движется, проталкиваясь куда-то. Музыка чуть стихла, и он снова заговорил. – Прости. Я делаю покупки.
– Ты ведь не можешь быть сейчас в торговом центре?
– Близко. Я в Спорттоварах. Майкл хочет новые подплечники.
Я прикусила губу, не зная, что говорить дальше. Я абсолютно ничего не понимала в спортивном обмундировании, и он занят. Я должна найти причину или же мне лучше отсоединиться.
– Ты был прав, – сказала я, сжимая кулаки. Это тяжелее, чем было с миссис ДюБуа. – Я видела снимок с Тейтом и Стеллой, его чувства к ней были очевидны. Я думаю, что можно сойти с ума, если видеть, как кто-то, кого ты любишь, встречается с кем-то другим. Особенно с кем-то подобным.
Я глубоко вдохнула, но он все еще ждал. А я не могла молчать.
– И насчет меня ты тоже был прав. Я видела то, что хотела видеть. Я решила, что ты точно такой же. Я не знаю, как это исправить или как исправить хоть что-нибудь, серьезно. Но я хочу, чтобы ты знал, что я пытаюсь.
Он вздохнул на другом конце линии, и я закрыла глаза, желая, чтобы я могла видеть его лицо, чтобы я могла видеть то, что он сейчас переживает. Я слышала песню на заднем фоне, что-то о том, что Санта спешит в город. Точно, это «Джингл Беллс». Песни накладывались друг на друга, скребясь по моим нервам, от чего молчание Ника становилось все болезненнее с каждой секундой.
– Ник?
– Я здесь.
Я сказала что-нибудь неправильно? Нет, я думаю, что сказала все правильно. Просто время выбрала неподходящее.
– Я не должна была звонить так, перед Рождеством, – произнесла я, пытаясь сдержать слезы.
– Где ты?
– В атриуме торгового центра. Я знаю, здесь громко. Слушай, прости, я занята...
– Ты можешь постоять там какое-то время? – спросил он. С его стороны музыка становилась все громче, как будто он шел в центр магазина. – Просто жди там. Дай мне десять минут, ладно?
– Но я...
Он отключился прежде, чем я успела запротестовать, оставив меня в полном недоумении. Он хочет, чтобы я осталась здесь? Ждала его?
Я огляделась, пытаясь оценить шансы, что он меня здесь заметит. Создавалось впечатление, что в атриум набилось четырнадцать миллионов людей. Они ели горячие крендели и толпились вокруг гигантских карт, сверяясь со сделанным в последнюю минуту списком подарков.
Черт с тем, как он отыщет меня – ему повезет, если он найдет место для парковки. И потом, может, он просто собирается мне перезвонить. Может, мне нужно написать ему. Боже, может, мне стоит перестать строить догадки и просто купить что-нибудь для Тейси. И лучше, если это будет что-нибудь хорошее, потому что я пропустила праздничную встречу, и с тех пор она не писала и не звонила мне.
Я проверила свой телефон. М-да, а потом я еще ощутила раздражающее желание проверить свое лицо в зеркальце, потому что, очевидно, я веду себя так, словно мне двенадцать лет.
Я осматривала атриум, подумывая о покупке булочки с корицей, пока я не увидела очередь длиной в две мили. Тогда я прошла через центр атриума, намереваясь перестать думать о ситуации с Ником и начать думать о том, что идея с подарочной картой с каждой секундой становится все привлекательнее.
Я начала вытаскивать свои ключи, чтобы уехать, когда я почувствовала, что он стоит за моей спиной. Я перестала рыться в сумке. Он не прикоснулся ко мне и не заговорил, но я знала. Я просто знала, что это он.
– Пайпер.
Я развернулась.
Он тяжело дышал, как будто ему пришлось бежать. Я не склонна к обморокам – я практически Антихрист обмороков, но он так чертовски хорошо выглядел. Он покраснел и вроде как немного вспотел, и он смотрел на меня так, как будто я единственный человек здесь.
– Я собираюсь опять тебя поцеловать, – произнес он.
Я не смогла ничего ответить. Я даже не могла вспомнить, на каком языке я разговариваю. Он подошел ближе, и, я клянусь, это настоящее рождественское чудо, что я все еще могла дышать.
– Я собираюсь поцеловать тебя прямо здесь, Пайпер. Итак, если у тебя есть хоть малейшие сомнения или ты колеблешься...
Я притянула его за воротник, потому что была уверена, что он уже должен был целовать меня. Его руки обхватили мое лицо и все безумные и бурлящие внутри меня чувства замерли.
Вокруг сновали покупатели, и играла музыка, но меня укрывали его неподвижность, мягкость и теплое прикосновение его губ к моим.
Мы целовались так, словно делали это годами, а, может быть, и всю жизнь. Я знала, как склонить голову, а он знал, когда притянуть меня ближе. Я запустила пальцы в его волосы, и, задыхаясь, чувствовала, что возвращаюсь к жизни.
Когда мы оторвались друг от друга, мы оба тяжело дышали.
– Как там в Спорттоварах?
– Не так хорошо, как в торговом центре.
– Подплечники переоценивают.
Ник засмеялся.
– Хорошая попытка, но ты только что целовалась с качком. Что подумают твои друзья?
– Скорее всего, они потребуют психиатрическую экспертизу, – признала я.
Мне понравилась его кривоватая улыбка, как будто он очарован моим полным отсутствием такта. Он действительно с луны, поскольку это не является одним из моих положительных качеств.
– Это совершенно неправильно, – сказала я.
– Я знаю, – ответил он. – И мне плевать, что подумают остальные. Я даже никогда не задумывался над этим.
– Я тебе верю. И это одна из многих причин, по которым я стою здесь.
– Целуешь футболиста посреди торгового центра.
– Ну, прямо сейчас нет...
Я не смогла закончить предложение, потому что он опять поцеловал меня. И я подумала, что, наверное, сейчас мне не нужно, чтобы последнее слово осталось за мной.
***
С Ником было вполне неплохо находиться в торговом центре. Мы болтали и смеялись, пока у меня не заболел живот, и я забыла о толпе и меркантильности. И, что самое важное, я забыла обо всей ужасной ситуации, в которую я ввязалась.
Было уже восемь часов, когда неизбежность настигла меня. Я посмотрела на свой телефон, лежащий на столе между нами. Все поцелуи мира не изменят тот факт, что сегодня пятница. И я должна назвать имя своему напарнику.
От приближающейся угрозы мой живот сжался, пока я откладывала свою булочку с корицей, брала телефон и нажимала кнопку, возвращая его к жизни.
– Когда ты должна написать ему? – спросил Ник. Он покончил со своей булочкой и смотрел на мою голодными щенячьими глазами.
Я передвинула ее через стол.
– Держи. У меня есть час.
– Ты можешь написать мое имя.
Я посмотрела на него округлившимися глазами.
– Ну, разумеется. За что меня можно будет унизить? Ник Паттерсон – крадет поцелуи и булочки с корицей?
Прядь волос закрыла ему глаз, но он убрал ее и подмигнул.
– Я бунтарь.
– Серьезно, что не так с тобой? Ты никогда не делал ничего неправильного?
– Не знаю. Я недооценил Ханну Кромли в девятом классе. Мне все еще не по себе из-за этого. Я врал маме. О, я как-то наблевал в спортивную сумку Тейта и не признался в этом.
– За это твоя карма уже покарала тебя, – сказала я, и мы оба грустно улыбнулись, вспомнив о нашем приключении с Тейтом.
– Ты можешь назвать это блефом.
– Что назвать блефом?
Ник высказал свое мнение.
– Исходя из того, что я вижу, есть не так много вариантов. Ты еще можешь отнести книгу и твой телефон в школу.
– Не могу. Я даже не знаю, достаточно ли законно все, что есть в тетради. Кажется, я и так очень многим людям причинила вред. Я не хочу принести еще больший вред, выдавая что-то, что Гаррисон неправильно интерпретировал.
– Но у тебя все равно есть твой телефон.
Я вздохнула.
– Если я хочу выяснить, кто это, не думаю, что у меня есть выбор.
Он протянул руку, его пальцы гладили костяшки на моей руке.
– Тогда возвращаемся к блефу. Такое ли уж сумасшествие просто уйти? Проигнорировать его?
– Это пугает меня. – Потому что у меня есть лучший друг с достаточно серьезным багажом.
– Каков может быть самый худший сценарий?
– Он выберет кого-нибудь еще. – Кого-то вроде Менни. Потому что Менни совершал поступки, достойные публичного унижения. Покончил он с этим или нет, но изменение записей это неправильно. Но я не могла вынести мысль о том, что с ним могут так поступить.
Боже, я стала такой лицемерной.
– Тогда отошли мое имя. – Он склонил голову, ссутулив плечи. – Не думаю, что смогу просто сидеть и смотреть, как ты делаешь целью кого-то другого. Я пытаюсь быть непредвзятым...
– Я не думаю, что смогу это сделать.
После Гаррисона? Просто нет. Я теперь даже не могу представить праздник в его доме. Вечная мерзлота вокруг рождественской елки. Мое горло сжималось при этой мысли.
– Тогда мое имя это выход. Я куплю тебе неделю, чтобы разобраться, и нам просто придется справиться с тем, что твой придурковатый напарник придумает для меня.
Он предложил пройти через огонь ради меня. Почему? Потому что ему нечего скрывать? Я изучала его через стол. Зеленые глаза. Доброе сердце. Кусочек моей булочки с корицей прилип к его верхней губе. Ни за что в жизни он не должен платить за мою ошибку.
Я показала на свой телефон посреди стола.
– Знаешь, я думаю, что собираюсь использовать блеф. Мои дни с выбором цели закончились.
Глава 17
День 25 декабря начался просто ужасно. Я проснулась в восемь утра под звуки дождя и родительской ссоры. Это была не тихая перебранка, как в прошлом году. Это была настоящая борьба.
Мамин голос был слишком громким и высоким. Я не могла разобрать слова, но я понимала, что она расстроена. Она говорила больше, чем обычно, ее голос повышался и становился тише. Папа защищался, его несколько слов вылетели как пули, резкие и тяжелые.
Я медленно села и осторожно, чтобы не заскрипела кровать, подтянула колени к груди. Мой взгляд переместился к окну, где дождь лил как из ведра. Снег, укрывавший землю белым одеялом, исчез, все стало мокрым и серым.
Это совсем не похоже на Рождество.
Я взяла свой телефон с прикроватной тумбочки и не увидела ни одного сообщения от своего напарника. Что бы он ни планировал, все еще оставалось тайной, но я беспокоилась меньше, чем раньше. Единственным человеком среди моих знакомых, который казался потенциальной целью, был Менни. И это при условии, что автор знает о шантаже, что крайне маловероятно, так как, в конце концов, он не писал эту тетрадь. В любом случае, Менни с семьей уехали в Кентукки на Рождество, так что сегодня, скорее всего, я могу расслабиться.
На первом этаже разгоралось нечто вроде Третьей Мировой Войны.
Я написала «Счастливого Рождества» Тейси, Менни и Коннору. Я подумала о Нике, но решила подождать. Бог свидетель, мне, вероятно, понадобится нечто ободряющее после разборок с родителями.
Мне вернулись несколько ответных сообщений.
От Менни:
«Тетя С. сделала ромовые шарики! Почему тебя не было на собрании ежегодника? Все пошло к чертям!»
Потом Хедли:
«Счастливого Рождества! Коннор напялил нелепый свитер. Я присылаю тебе фотки».
Что она и сделала. Каким-то образом он умудрился выглядеть классно и образцово за семейным завтраком у Хедли, несмотря на гигантского северного оленя вышитого на груди.
Тейси не ответила. Странно. Я не общалась с ней после пропущенной встречи, и это означало, что, вероятно, она не слишком радуется мне. Хотя сейчас я это вряд ли смогу исправить.
Я засунула свой телефон в карман и уставилась на потолок в своей спальне. Больше я уже не могу притворяться спящей. Я должна спуститься вниз, открыть подарки и притвориться, что не слышу их. Мы можем играть в это весь день, маленькая игра в попытке быть идеальной, счастливой семьей. И я не совсем понимала, зачем мы это делаем. Нет ни единого человека, кто бы действительно в это верил.
Я выбралась из постели, голоса начали стихать. Ужас. Я оделась, почистила зубы и долго рассматривала себя в зеркало.
– Да начнется игра, – произнесла я.
Когда я спустилась вниз, родители сидели на разных концах дивана. Они пожелали мне счастливого Рождества, я пожелала им того же и мы все притворились, что ничего не знаем о происходящем. Мы ели корично-банановые панкейки и пили свежевыжатый апельсиновый сок, потом открыли подарки под звучащую на заднем плане ирландскую рождественскую музыку. Ничто из этого не было плохим, но хорошего тоже ничего не было.
Как только был открыт последний подарок, папа исчез в студии, а мама отправилась на кухню мыть посуду. Все вернулись к обычной жизни, вот только мне хотелось немного поплакать. Мой телефон загудел, сообщая об смс. На экране появилось имя Ника, и я улыбнулась впервые за весь день.
«Счастливого Рождества».
Я плюхнулась на свою кровать и написала ответ:
«И тебе счастливого Рождества».
«Тебе подарили все, что ты хотела?»
На секунду я задумалась о том, чтобы рассказать ему обо всем, во что мои родители хотели заставить меня верить, – о моем замечательном Рождестве и идеальной семье. Но потом я вспомнила о его подбородке на моей голове, как его горло прижимается к моей щеке. Я не могу снова испортить это доверие. Не хочу.
«Я бы не поставила его в мой список лучших праздников в этом году».
«Приезд друга сможет помочь?»
Мое сердце отвратительно затрепетало. Я проигнорировала его и написала в ответ:
«Как скоро ты сможешь быть здесь?»
«Тридцать минут. Хотя могу быть и раньше».
Я быстро сменила пижаму с пингвинами на пару джинсов и голубой свитер. Так как обычно я провожу праздники в пижаме, это внезапное переодевание и сушка волос не остались незамеченными моей мамой, когда я вошла на кухню.
– Ник скоро приедет, – объяснила я.
Мамина рука с тряпкой замерла над тарелкой. Она постаралась скрыть улыбку, но я слышала ее в голосе.
– Это звучит мило.
– Что звучит мило? – Спросил вошедший папа.
– Мой друг Ник, он собирается заехать всего на минутку.
Папа дернул подол моей рубашки:
– Это объясняет свитер.
Я вздохнула.
– Папа, пожалуйста, не делай из этого событие. Пожалуйста.
Прошла, кажется, целая вечность, когда он кивнул в ответ, но потом все было хорошо. Они убрали подарочную бумагу и папа предупредил меня, что не выберется из своих пижамных штанов, несмотря на приход парня.
Когда прозвенел дверной звонок, папа притворился, что собирается встать, но мама кашлянула так, словно предупреждала о неминуемой смерти, так что он надулся и снова сел.
Я заставила себя сделать пару глубоких вдохов, прежде чем встала и открыла дверь. Он стоял на крыльце, держа в руках пластиковый контейнер с печеньем и печально поникшую еловую ветку над нашими головами.
Я усмехнулась.
– Это не омела.
Он улыбнулся в ответ, розовощекий, выглядевший так, как будто сошел с рождественской открытки в черном шерстяном пальто и красном свитере.
– Это самое похожее из того, что мне удалось найти.
– Мне этого хватит. – Я притянула его к себе прежде, чем он успел сказать еще что-нибудь. Его пальто было колючим, а печенье крошилось между нами, но все равно это было волшебно. Тепло и сладко и, Боже, не может же он так быстро заставить меня забыть обо всем. Но он смог.
До тех пор, пока он не оторвался от меня, слишком-слишком быстро.
– Больше никаких смс? – спросил он.
– Пока нет.
– Хорошо. Может, на этом все и закончится.
Из дома послышался мамин голос.
– Пайпер, прекрати держать бедного Ника на холоде!
Мы улыбнулись, все еще прижимаясь друг к другу. Затем он протянул печенье.
– Прости, но я действительно не могу остаться. Мама отпустила меня из дома исключительно ради доставки.
Я взяла печенье и пригласила его войти. Я ощутила раздражающее тепло, когда он держал меня за руку и желал моим родителям счастливого Рождества. Он извинился за краткий визит, а мама ответила, что знает, какими занятыми люди могут быть на праздники. Папа просто посмотрел на наши соединенные руки с веселой улыбкой, вероятно, пытаясь совместить этого великана с худенькими эмо-мальчиками, с которыми я обычно встречалась.
Потом мы снова вышли на улицу, и он обнял меня на прощание, коснувшись губами моей челюсти. Я почувствовала, как он кладет что-то в мой карман. Коробочка.
– Но я ничего не приготовила для тебя, – произнесла я.
– Нет, приготовила, – ответил он, снова меня поцеловав, на этот раз достаточно долго, чтобы по моему позвоночнику пробежала дрожь.
– Мне нужно идти, – сказал он и устремился прочь по моей подъездной дорожке.
Пока он шел назад к своему джипу, я вытащила маленькую коробочку, оставленную им в моем кармане. Там был брелок – серебряная фигурка в забавной шутовской шляпе с палкой у рта. Вроде как неплохо, но я не находила в нем особого смысла, пока не повернула, чтобы рассмотреть лучше. Это не палка; это флейта. Потому что это был не шут. Это был дудочник.
Я вплыла в дом на облаке блаженства, чувствуя себя легче облака и теплее, чем в майское утро. Это дерьмовое Рождество может стать одним из моих любимых.
Мама увидела, как после ужина я играю с брелоком. Она наклонилась, прижавшись своим плечом к моему.
– Он прекрасен.
– Это всего лишь брелок. – По моей улыбке было понятно, что это намного больше.
– Знаешь, мне он очень нравится.
Отрицание вертелось на языке. Доводы насчет моего будущего на Западном побережье. И о том, насколько не вовремя сейчас влюбляться в кого-нибудь. Но я отбросила все это вместе с глубоким вздохом.
– Мне тоже он очень нравится.
Я свернулась в постели где-то около полуночи, оставив включенным будильник. Тейси так и не ответила. Это не давало мне покоя. Я только что решила все с Менни. Я не хочу, чтобы теперь еще начались проблемы у нас с Тейси. На секунду я подумала о том, чтобы снова написать, извиниться за пропущенную встречу. Может быть, подумать, смогу ли я заехать к ней утром с подарком. Но уже поздно. И сейчас Рождество.
Если мы будем ругаться, это может подождать до завтра.
Я заснула, держа в руках дудочника. Я проснулась оттого, что мама гладила меня по волосам, а зимний дождь еще сильнее стучал по окну. Моргнув, я открыла глаза, но небо за моим окном все еще было темно-серым. Слишком рано, чтобы будить меня в рождественские каникулы.
Что-то случилось.
Я перевернулась и увидела, как мама смотрит на меня. На часах возле нее было 6:56.
– Детка, – начала она, но ее голос дрогнул, прежде чем она смогла сказать еще что-нибудь.
Она была бледной. И она никогда не называла меня «детка». Я села, дождь внезапно проморозил меня до костей, окатив меня ледяным страхом, которому я даже не могла дать название.
– Что случилось? – спросила я, все еще хриплым после сна голосом.
– Тейси.
Глава 18
Пожалуйста, пусть с ней все будет хорошо.
Ну, пожалуйста.
– Ты меня пугаешь, мам.
Она кивнула, убирая волосы с моего лба.
– С Тейси все в порядке. Она не... ранена.
– Хорошо, – ответила я, но это не хорошо. Что-то определенно было не так.
– Только что звонила мама Тейси.
– В шесть утра?
– Она знает, что я рано встаю. Она спросила меня, не упоминала ли ты когда-нибудь, что Тейси ведет себя странно или вовлечена в какие-то...
Она выглядела так, словно просит меня заполнить пробелы, но здесь ничего не было, кроме пробелов. Я снова откинулась на изголовье кровати и подтянула колени так, чтобы они оставались под одеялом.
– В какие-нибудь что?
– Наркотики, – ответила она. – Тейси употребляла наркотики.
Я засмеялась. Потому что это просто смешно. Немыслимо. Тейси на наркотиках, это как я в юбке чирлидерши. Невозможно.
– Пайпер, я знаю, что это звучит немного странно, но...
– Странно? Мам, это звучит не странно. Это просто нелепо. Тейси состоит в комитете против наркотиков, ради Бога! Она даже делала дополнительное видео-эссе о героине в прошлом году.
– Детка, я знаю, что это совершенно не похоже на нее, но она попалась на горячем. Она призналась.
– Призналась в чем? – Я практически кричала, но я не могла сдерживаться. – Кололась в библиотеке? Да ладно!
Мама сжала губы и опустила глаза на колени.
– Нет, Пайпер. Не такие наркотики.
Тут я остановилась, задержав дыхание, пока она продолжала.
– Младшая сестра Тейси, Тара, лечится от синдрома дефицита внимания с гиперактивностью. Они нашли ее таблетки в сумочке Тейси. Кто-то опрокинул ее в кофейне на днях. Бутылочка выпала, и, я думаю, ребята увидели их.
Встреча по поводу ежегодника. Та, на которой я должна была быть.
Я вздрогнула, вспомнив, что Менни писал, что что-то происходит. Но в этом было нечто большее. Бесконечная энергия Тейси. Потеря веса. Казалось, она никогда-никогда не замедлялась. Или спала.
Нет. Нет, я не дойду до этого.
Холод, чувство паники проползли по мне, и я едва смогла заговорить.
– Может быть, она просто носила их там.
Это прозвучало достаточно отчаянно, даже для меня. Мама ласково положила руку на мое колено, и меня хватило лишь на то, чтобы не отталкивать ее.
– Милая, я же сказала тебе. Она призналась. Она сказала им, что она делала.
– Я хочу увидеть ее, – сказала я.
– Не думаю, что в данный момент это хорошая мысль.
– Мне плевать, хорошая ли это мысль. Она одна из моих лучших друзей и сейчас ей больно и...
– Я думаю, ей необходимо немного времени, Пайпер. Всей их семье, наверное.
– Почему ты мне рассказываешь все это? Чтобы отпугнуть меня?
– Я рассказываю тебе, потому что не хочу, чтобы ты узнала об этом от кого-нибудь другого. Судя по тому, как в твоей школе расходятся новости, ты можешь узнать об этом из какого-то случайного сообщения от незнакомца!
Какое-то случайное сообщение от незнакомца.
О Боже.
Мои щеки заныли, а желудок скрутило. Я закрыла глаза и поднесла руку к холодному, липкому лбу. Та встреча насчет ежегодника была в вечер четверга. А потом в пятницу я решила быть самодовольной – решила выдать блеф.
Нет. Пожалуйста, нет.
– Кто рассказал ее родителям? – Спросила я дрожащим голосом.
– Я не знаю.
– Они не сказали?
Мама подняла брови. Она едва могла угнаться за мной. Если я не замедлюсь, она, вероятнее всего, решит проверить и мою сумочку на наличие бутылочки с таблетками.
– Он не назвался, и родители Тейси не узнали номер звонившего, – наконец ответила она. – Пайпер, проблема здесь не в том, кто сказал. Ты ведь понимаешь?
– Да, – ответила я, но она ошибалась. Вся проблема как раз в том, кто рассказал. Я мельком взглянула на свой телефон на ночном столике, но быстро отвела взгляд. Я не хочу, чтобы она это заметила и решила забрать телефон прежде, чем я попытаюсь позвонить Тейси.
Но я не хотела никому звонить. Я хотела проверить свои сообщения.
– Что я могу сделать для тебя, детка? Чем я могу помочь?
Я закрыла глаза и судорожно вдохнула.
– Могу я просто несколько минут побыть одна? Переварить все.
Я почувствовала, как мама легонько поцеловала меня в лоб. Потом матрац чуть сдвинулся, когда она вставала, пересекла комнату и вышла за дверь.
Я схватила свой телефон в ту же секунду, как закрылась дверь. Экран ожил, и я увидела сообщение. Слишком знакомый номер. Я открыла его, задержав дыхание:
«Тебе следовало бы дать мне имя».
***
Мама была права насчет родителей Тейси. Ее мама даже не разрешила мне принести цветы. Так что я написала Менни, надеясь, что он уже вернулся домой от тети. Так и было. Он открыл двери, одетый в гигантскую толстовку с капюшоном и огромными темными кругами под глазами.
– Ты ехал всю ночь? – спросила я.
– Десять часов подряд.
– Наверное, тебе нужно поспать.
– Ну да, вот только мой телефон все еще разрывается после того, что произошло с Тейси.
– Что случилось?
Менни вздохнул и потер глаза.
– Пошли.
Мистер Рейнс тихо похрапывал в своем кресле. Здесь стоял запах апельсинов и парней. Цитрусы – это вероятно благодаря корзинке на столе. Я увидела красный шарф на спинке кресла Менни. Через неделю, скорее всего, он окажется на моей шее. Парни Рейнс не из тех, кто носит шарфы.
Я последовала за Менни в его комнату, отбросив пару его ботинок с дороги, чтобы сесть на кровать. Он прошел прямиком к своему компьютеру и начал показывать до того, как я успела попросить. У меня было чувство, что я не захочу увидеть, что бы он ни собирался мне показать. Но у меня и так было много вещей, которые я не хотела бы делать.