Текст книги "Фантомное чувство (Повести. Рассказы)"

Автор книги: Ричард Ловетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

Я нахожу некоторое утешение в том, что Эми – где бы она ни была – наверняка согласится со мной.

_{Перевела с английского: Татьяна ПЕРЦЕВА.}

ОРУЖИЕ МАССОВОГО ПОМРАЧЕНИЯ
_{Рассказ}

Richard A. Lovett. Weapon of Mass Distraction. 2004.

Человек пытался купить билет на поезд за наличные и вызвал жуткий испуг у кассирши. Девушка выбрала не те книги в магазине, и к ней возникли неприятные вопросы. Некая организация может существенно осложнить вашу жизнь. Во всем виновата угроза терроризма.

Первой жертвой оказался Герберт Даппелмейер. – Простите, мистер Даппелмейер, но я не могу продать вам билет на этот поезд, – объявила кассир, и хотя лицо оставалось невозмутимым, колени так тряслись, что только со второй попытки ей удалось нашарить ногой кнопку сигнализации. За шесть месяцев работы Джинни ни разу не приходило в голову бояться клиента. До сегодняшней минуты. Но это вполне понятно: Герберт был ее первым Красным. Сам Герберт ничего не заметил. Впрочем, и в этом не было ничего удивительного: он крайне редко замечал что-либо, помимо происходящего в его собственной голове.

– Все в порядке, – успокоил он. – Я не спешу.

Времени у него действительно было много, а кроме того, он мысленно воспроизводил лекцию на тему эволюционной биологии пустынной растительности, которую ему предстояло читать через несколько дней, а поэтому не все ли равно, где это делать: в поезде или на вокзале?

– Не могли бы вы найти мне место на следующем? – рассеянно спросил он и осекся. Что-то, сказанное Джинни, проникло через барьер теории развития пустынных однолетних растений.

– Я вас знаю? – осведомился он.

В любых других обстоятельствах Джинни рассмеялась бы и выбрала один из десятка готовых ответов на случайно вырвавшееся у Герберта старое как мир клише, которым мужчины испокон века пользуются для знакомства с женщиной. Но сейчас, когда на экране компьютера его имя вспыхивало большими красными буквами, а надпись внизу настоятельно советовала немедленно вызвать охрану, девушка держалась из последних сил, стараясь не показать паники.

«Этот мужчина – террорист. И прихлопнет меня, как муху», – подумала она.

На самом деле Герберт был добрейшей души человек и любил насекомых едва ли не так же преданно, как растения, но этого Джинни не знала, а мигающие на экране буквы напугали ее до полусмерти.

Поэтому она решила игнорировать второй вопрос Герберта и ответить на первый, хотя в смятении забыла даже посмотреть расписание.

– Простите, но и на него все билеты проданы.

Она не сообразила, что сделала серьезную ошибку, назвав его по имени. Герберт протянул ей сорок девять долларов, а она так и не потребовала его паспорт. И узнала его имя только потому, что быстродействующие оптические сканеры считали отпечатки его пальцев, пока он передавал банкноты через стойку. Если верить мастеру, который устанавливал оборудование, эти сканеры с их базой данных, работавшей в режиме он-лайн, могли идентифицировать любого человека за доли секунды. Так что ей было совершенно необязательно требовать паспорт, хотя Джинни слышала о террористе, пойманном только потому, что тот предъявил фальшивое удостоверение, не совпадавшее с именем, установленным по отпечаткам пальцев. Обычно Джинни рассматривала сканирование как способ улучшить обслуживание пассажиров. В основном люди любили, когда их приветствовали по имени, но, с другой стороны, большинство пассажиров – законопослушные граждане. Красные попадались крайне редко.

Герберт пожал плечами:

– Ну давайте поищем на следующем.

Джинни покачала головой, опасаясь сделать еще одну ошибку и разозлить этого опасного типа, выглядевшего в глазах окружающих мирным, слегка прибабахнутым профессором.

– Мне очень жаль, но и на следующем все места заняты.

Она твердо знала, что террористы всегда стремятся выглядеть обычными людьми. Много лет подряд они могут вести себя как ничем не примечательные граждане, а потом их главари отдают приказ убить, и они фанатично подчиняются во имя фашизма, или неокоммунизма, или Аллаха, или очередного из миллионов других «измов», о которых Джинни имела весьма смутное представление. Но правительство наконец нашло способ решить проблему, и Джинни оказалась «на передовой».

Даже глубоко законспирированные террористы должны покупать еду, одежду и бесчисленное множество других вещей, включая железнодорожные билеты. Пути всего это можно проследить. Недаром статистики изучают потребительский спрос террористов, пытаются создать модель, построить график, который можно использовать для определения вероятности того, что каждый потенциальный покупатель билета может также оказаться террористом. Джинни повезло (или не повезло, в зависимости от того, как на это поглядеть), она столкнулась с первым на этом вокзале Красным, с тех пор как вошла в действие новая система идентификации. Если удастся выжить, она станет героиней. Но в данный момент она просто тряслась от страха.

– О'кей, – вздохнул Герберт. – Что же, вполне можно поехать и завтра.

Он снова протянул ей деньги.

– Дайте мне билет на первый же поезд, где есть свободные места.

А вот этого Джинни никак не могла сделать. Если отдать билет, он повернется и уйдет!

На такой случай ей был дан строгий приказ: постараться задержать его до прибытия охраны. Так гласило правило номер один. Но где же охрана?

Ничего не поделаешь, приходилось импровизировать.

– Предварительная продажа требует кредитной карты, – сухо объявила она.

Ничего подобного не требовалось, но откуда ему знать!

Герберт наконец начал терять терпение.

– Прекрасно, – процедил он, открывая бумажник, после чего сунул деньги обратно, вытащил карточку и шлепнул на стойку. – А теперь давайте чертов билет!

Охрана – ни слуху, ни духу.

Джинни прекрасно знала, что случится дальше. Автомат не примет карточку, и ей придется все это объяснять постепенно накалявшемуся человеку, который в любой момент может понять, что загнан в угол.

– Простите, но это против правил, – выпалила Джинни, пытаясь любым способом отвлечь его. Беда в том, что у нее не было особого опыта в интригах плаща и кинжала. Ее задача – помогать людям, если они Зеленые, или осторожно провести их через все препоны, если они Желтые или Оранжевые. Не в ее привычках тормозить дело.

Но все же она сумела выкрутиться и на этот раз.

– Это дебетовая карта, а мне нужна кредитная.

За свою жизнь Герберт купил сотни железнодорожных билетов (самолеты не годились для коротких поездок, и он ненавидел водить машину), но до этой минуты ему не приходилось сталкиваться с подобным.

– И что?

У Джинни не было времени подумать, поэтому она, очертя голову, бросилась изобретать:

– Дебетовая карта – все равно что наличные. А мне нужна кредитная.

Не успели слова сорваться с языка, она поняла весь идиотизм сказанного, но что поделать, обратно не возьмешь, хотя по лицу Герберта медленно расползалось возмущение.

– Не я пишу правила, я только им следую, – поспешно добавила девушка.

При всем своем бесконечном терпении к диким растениям Герберт не выносил дураков. Вот и сейчас физиономия его налилась краской, на верхней губе и лысине выступили капли пота.

– Вы когда-нибудь слышали о Марке Твене? – прошипел он, перегнувшись через стойку.

Джинни изо всех сил старалась не сбежать, хотя все же невольно отшатнулась.

– Да! – едва слышно пискнула она.

– Твен, – объявил Герберт, брызжа слюной ей в лицо, – изобрел термин для таких людей, как вы! Он назвал вас «властью ничтожеств». – Он еще больше подался вперед и, ткнув в нее пальцем, разразился целой тирадой: – Вы держитесь за идиотские мелочные правила и вещаете с таким видом… – снова фонтан слюны, – словно имеете право проповедовать от имени Божьего. Неудивительно…

От продолжения Джинни спасло прибытие охраны. Первым на сцене появился Рамон Хуан Карлос, который мирно пребывал в туалете, где вызов Джинни застал его в самый неподходящий момент, который только можно представить. Но все обошлось, и он сразу же заметил Красного террориста, навалившегося на стойку и целившегося в кассиршу чем-то, что вполне могло оказаться пистолетом.

Рамон знал свои обязанности. Этот толстенький, лысый пятидесятилетний коротышка представляет угрозу поезду, угрозу национальной безопасности и, что самое немаловажное, угрозу Джинни, перед которой Рамону до смерти хотелось отличиться. Он сбил Герберта подножкой, которая сделала бы честь любому полузащитнику, и рухнул вместе с ним на мраморный пол, придавив беднягу своим немалым весом.

Очнулся Герберт в помещении охраны и долго не мог понять, что с ним случилось. Раскалывалась голова, трещали ребра, в мозгу тяжело ворочались мысли о женщине, отказавшейся продать ему билет. К сожалению, он почти забыл лекцию о диких растениях, но это оказалось самой малой из бед, поскольку его окружала толпа охранников и полицейских, по какой-то причине уверенных, что перед ними террорист. На его руках поблескивали наручники, и довольно долгое время всем было плевать на его больную голову и ноющие ребра.

Герберт так и не смог понять все детали того, что с ним стряслось. В тюрьме детективы вежливо объяснили, что компьютер с большой вероятностью определил его как террориста. Мало того, он усложнил свое положение, рассердившись на кассира, пытавшегося задержать его.

– Повезло еще, что вас не пристрелили, – заявил один из детективов, хотя адвокат Герберта заподозрил, что власти намеренно блефуют, стремясь избежать неминуемого судебного иска.

Даже адвокат с огромным трудом докопался, какая именно программа сочла профессора ботаники террористом.

– Я смог восстановить только часть истории, – сказал он, когда Герберта наконец освободили. – Остальное засекречено.

Далее адвокат объяснил, что Герберт подписался на несколько малоизвестных иностранных журналов, а компьютер ошибочно посчитал подписную плату переводом денег за рубеж.

– Они исправляют эту ошибку, так что вы по крайней мере помогли другим ученым, – утешил адвокат.

Кроме того, Герберт часто ездил в такие подозрительные места, как Марокко, Сирия, Монголия, Таджикистан, республика Чад и Судан.

– Лично я понимаю, что все дело в вашем интересе к пустыням, – продолжал адвокат, отмахиваясь от несвязных протестов Герберта. – И многие из этих стран не имеют ничего общего с терроризмом. Но находятся рядом с потенциально террористическими государствами, и это привлекло внимание компьютера. Получается также, что, кроме вас, все эти страны в комплекте посетили совсем немногие путешественники, и это тоже сыграло свою отрицательную роль.

Кроме того, по его предположению, Герберт сделал две очевидных ошибки.

– Первая – это крайне неудачное решение платить наличными за билет в один конец. Одно это почти наверняка должно было вызвать подозрения. Далее: перед тем как покинуть город, вы оплатили все свои счета. Да, верю, им подошел срок, но в сочетании с билетом в один конец это выглядело чертовски подозрительно. Думаю, однако, что истинным фактором, сыгравшим роль спускового крючка, было трудноуловимое сочетание всего этого с вашими предыдущими поступками. Скажем, вы, в отличие от остальных, не побежали покупать аварийный комплект средств жизнеобеспечения или потратили слишком большую, а может, слишком малую часть дохода на еду, одежду и путешествия. Или взяли напрокат в «Блокбастере» недостаточное количество фильмов. Словом, одному Богу известно. Беда в том, что какими бы невинными ни были ваши действия в отдельности, компьютер увидел нечто подозрительное в самой модели поведения.

Герберт покорно кивнул, но адвокат втайне опасался, что биолог всегда будет иметь неприятности с подобными программами-профайлами. Беднягу угораздило родиться истинным чудаком – в эпоху, когда всякое уклонение от стереотипа не только не приветствовалось, но и попадало под обстрел недружелюбных глаз и подвергалось тщательному изучению.

«Не высовывайся, Герберт», – подумал адвокат, прощаясь с клиентом. Но вслух не сказал. Спасение Герберта заключалось именно в его нескрываемой эксцентричности… не нужно быть гением, чтобы понять: перед вами ходячая ошибка программистов. Однако при этом не мешало бы ему получше держать себя в руках.

Десятитысячной жертвой стала Энджела Ламонте. Она зашла в книжный магазин «Робин Меконс: от А до Я» и как раз подбиралась к кассе с охапкой книг.

За кассой стояла сама Робин.

– Ну, как продвигается роман? – спросила она.

Их дружба длилась не один год. Точнее сказать, больше десяти лет, и по крайней мере половину этого срока Энджела трудилась над собственным романом. Книга эта (если когда-нибудь будет закончена, что само по себе являлось спорным вопросом) писалась в жанре альтернативной истории, и действие происходило в Китае, во время второй мировой войны.

Сама Энджела никогда не бывала в Китае, зато дед служил одним из пилотов, доставлявших провиант попавшей в окружение китайской армии через Гималаи из Индии. В детстве она зачарованно слушала его истории. О сюжете, впрочем, предпочитала не распространяться, упоминая только, что в основе лежит гипотеза, предполагавшая, будто именно китайцы опередили американцев в создании атомной бомбы, использовав машину времени, чтобы украсть плутоний из будущего.

– Медленно, – вздохнула Энджела. – Но ничего страшного. Сбор материалов куда интереснее самого процесса.

Нужно признаться, Робин всегда подозревала что-то в этом роде, но все-таки мудро промолчала.

Беседа мирно текла до той минуты, когда Робин подсчитала итог и нажала клавишу, Энджела вынула кредитку, Робин прогнала ее через терминал и окаменела, пялясь на экран.

– Странно.

– Что там?

Старая дружба все же имеет некоторые привилегии. Робин поманила Энджелу за прилавок и ткнула пальцем в монитор.

– С чего это ты вдруг стала Янтарной? Ты же всегда была идеально Зеленой.

Энджеле все это ужасно не понравилось.

– Что такое «Янтарная»?

– Условная категория. Думаю, что-то новенькое. Кто-то упоминал о ней в прошлом месяце на съезде книготорговцев, но я не обратила особого внимания.

На самом деле Робин была куда больше заинтересована в трехсторонней дискуссии между представителем ассоциации торговцев, правительственным чиновником и адвокатом союза потребителей относительно того, нужно ли позволять продавцам видеть цветовые коды покупателей. Сейчас продавцы имели право знать, с кем имеют дело, но спор собрал большую толпу.

– Думаю, программа не вполне уверена, как тебя классифицировать, и следовательно, жди визита ФБР.

– Но я ничего не сделала.

– Знаю. Ты такой же террорист, как и я. Но компьютер должен поверить, что у тебя есть все шансы убедить в этом ФБР, или тебя прямиком переведут в Оранжевые.

Правда, судя по тому, что она слышала, люди, споткнувшиеся на программе-профайле системы безопасности, так и не сумели вернуть себе статус Зеленых. Отныне Желтый – лучшее, на что могла надеяться Энджела. Впрочем, можно жить и с этим, хотя налицо ужасная несправедливость, и вообще, какая досада и неприятностей не оберешься.

К сожалению, плохие новости на этом не кончились. Робин показала на другую часть экрана.

– Боюсь, банк аннулировал твою карту. Они всегда делают это с Оранжевыми и Красными, так что тут нет ничего удивительного. Боятся, что действующие карты могут использоваться для поддержки терроризма. – (Попытайся быть оптимистичной.) – Вероятно, они снова восстановят ее, как только ФБР тебя оправдает.

И без того вечно бледное лицо Энджелы стало белым как полотно.

– И что же мне делать?

Робин хотела обнять подругу, но побоялась, что если шагнет к ней, Энджела окончательно сломается, а сейчас ей нужно иметь ясную голову.

– Постарайся откладывать все свободные деньги. Может, мы сумеем понять, что пошло наперекосяк, и объяснить это федералам.

– Звучит безнадежно.

– Может, и нет. Когда ты в последний раз пользовалась картой? – спросила Робин, взмахнув в подтверждение своих слов бесполезным куском пластика и вручая его Энджеле, словно талисман, с помощью которого можно, как по волшебству, получить нужные ответы.

Энджела машинально взяла карту и уставилась в окно, пытаясь сосредоточиться.

– Прошлой ночью… то есть сегодня утром. На заправке. Все прекрасно сработало. Господи Боже, это было всего пару часов назад!

– И ты не сделала ничего странного? Не закупила сразу пятьсот галлонов, словно запасалась на всю жизнь в предвидении конца света?

Энджела вымучила слабую улыбку.

– Нет. Всего лишь наполнила бак. Цены опять повысились, но это все.

– Значит, что-то случилось после того, как ты уехала с заправки.

Робин тоже вперилась взглядом в пространство, но, случайно опустив глаза на прилавок, отшатнулась.

– О, нет, – простонала она, глядя на экран компьютера. – Нет, нет, нет!!!

Энджела рывком подалась вперед.

– Что, Робин? Ты поняла?

Горло Робин перехватило судорогой, и несколько секунд она только беспомощно шевелила губами.

– О, Энджела, это книги! – выговорила она наконец, глядя на кассовый аппарат с таким видом, словно добрая старая подруга неожиданно дала ей пощечину. – Новая программа безопасности установлена на прошлой неделе. Едва я провожу карту на терминале, мой компьютер начинает загружать не только итоговые данные, но и все остальные штрихкоды предыдущих покупок.

Она показала на стопку выбранных Энджелой книг – чудесных, занимательных книг, которые всегда считала окнами, открытыми прямо в души преданных читателей – и подумала, как много можно узнать о людях по тому, что они предпочитают выставлять на своих книжных полках.

– Взгляни, что ты купила: ядерная физика, справочники по искусству выживания, романы о катастрофах, цитатник Председателя Мао. Ты единственная из моих знакомых, кто действительно купил маленькую красную книжечку. Помнишь, как-то давно ты сделала заказ? И это маленькое чудовище, – она стукнула кулачком по ПОС-терминалу, – способно отыскать любую покупку, сделанную с помощью твоей карты. Все они здесь, на моем жестком диске.

И тут Робин наконец сдалась и обняла подругу. Впервые услышав об апгрейде, она засомневалась, но на съезде книготорговцев специалист по охранным средствам убедил ее, что это лишь еще один способ сделать мир безопаснее. Самообольщение далось Робин довольно легко, хотя бы потому, что в реальности у нее не было другого выхода, если только она сама не хотела быть обвиненной в пособничестве террористам. И вот теперь посмотрите, что вышло!

– О, Энджела, – вздохнула она, – пожалуйста, скажи, что твой роман действительно продвигается. И у тебя имеется симпатичная толстая кипа уже распечатанных листов, чтобы показать ФБР и объяснить, зачем ты покупаешь все эти книги. Потому что иначе, считай, тебя крупно подставили!

Вместе с Энджелой пострадала и она сама, потому что больше уж никогда не могла продать книгу, не задаваясь вопросом, сознает ли читатель все последствия, связанные с выбором того или иного произведения.

Миллионной жертвой оказался Колин Маккензи. В свои почтенные годы он редко хаживал на концерты, но уж очень хотел послушать группу своих любимых старичков: Уилли Рокета и «Ретро Гикс», игравших хиты прошлых лет. Стараясь избежать толкотни, он даже явился на полтора часа раньше, но попал в огромную очередь, тянувшуюся к входам, где выстроились охранники. Очередь была такой длинной, что охватывала петлей весь концертный зал, выплескиваясь на автостоянку, подобно свернувшейся кольцами змее. Строй едва заметно двигался вперед, и Колин, оценивая скорость этого продвижения, пытался убедить себя, что успеет к началу. Но надежда не оправдалась: очередь едва ползла, и Колин услышал вступительные аккорды уже на подступах к пропускному пункту. С полдюжины охранников работали у каждой двери, но проверка занимала слишком много времени.

– Простите за задержку, – извинился охранник с детским личиком, когда Колин прижал большой палец к сканеру. И хотя парень наверняка не знал разницы между старыми хитами «Ретро» и «О, Сюзанна», под униформой бугрились внушительные мускулы, а шея выглядела достаточно тренированной, чтобы удержать копер для забивки свай.

Судя по имени на бейдже, охранника звали Ким Спрингер, совершенно не мужское имя, о замене которого он довольно часто подумывал.

– Нас отправили в наряд, испытывать новые видеокамеры, – разоткровенничался он. – Со временем они помогут распознавать террористов, но никто не подумал дать нам лишние информационные шины, поэтому все идет так медленно. Но это временные неудобства.

Когда система станет национальной, на тысячах контрольно-пропускных пунктов будут сделаны снимки, которые потом введут в программы распознавания внешности и фигуры, и уж они будут сравнивать каждое фото с предыдущими изображениями. Конечно, это займет немало времени, но в конце концов система даже сумеет поднять тревогу, определив нехарактерные изменения внешности, такие, как срочно сбритая борода или окраска волос под седину: верные доказательства того, что человек, чье досье до сих пор было чисто, вдруг решился на преступление. Однако без соответствующих информационных шин вся система была такой же тягуче-медленной, как патока, и Ким уже устал извиняться.

В обычных обстоятельствах Колину нравились охранники, вежливо объяснявшие, какую задачу выполняют: это делало весь процесс менее унизительным. Кроме того, подобные рассказы о последних достижениях не только успокаивают публику, но и одновременно служат негласным предупреждением возможным террористам. Однако сегодня Колин хотел одного: чтобы все это поскорее закончилось.

Ким, со своей стороны, тоже пытался не тормозить процесс – насколько позволяло оборудование.

– О'кей, – кивнул он, когда «Гикс» под гром аплодисментов закончили первый номер. – Камера наконец показала ваше лицо. Теперь медленно повернитесь, чтобы она смогла захватить вас со всех сторон. Хорошо. Теперь снова встаньте к ней лицом.

Пока данные передавались от находившегося неизвестно где центрального процессора, Колин нетерпеливо переминался с ноги на ногу. «Гикс» тем временем заиграли вторую мелодию. Компьютер вдруг пискнул, и охранник глянул на монитор.

– О, дьявол, – буркнул он. – Еще один Желтый. Извините, вам туда нельзя. Получите деньги за билет вон там. – Он ткнул пальцем в очередь, выглядевшую почти такой же уныло-безнадежной, как и та, в которой недавно стоял Колин. – Вот это да, – продолжал он, словно видя ее впервые. – Ничего не скажешь, многовато их стало.

Но в этот момент Колина заботили исключительно собственные беды.

– Что за вздор? – возопил он. – У меня нигде не было подобных затруднений.

– И впредь может не быть, – заверил Ким, слыхавший о маргинальных Зеленых, болтавшихся где-то между Зелеными и Желтыми. Их становилось все больше с каждым новым апгрейдом, так что статус некоторых людей напрямую зависел от того, на какое мероприятие они собираются попасть. У Кима была хорошая память на лица, поэтому он точно знал, что иногда допускал в зал именно тех людей, которым преградил дорогу всего несколько дней назад. – Но сегодня я не могу вас пустить.

Колин не верил собственным ушам. До сих пор его злейшим преступлением считалась незаконная парковка. Теперь же, отстояв в очереди почти два часа, он слышит, что общество не может рисковать, пропустив его на концерт «Гикс». Что они себе о нем воображают? Неужели он способен огреть кого-то по голове лозунгом с призывами к миру? Да нет же, все знают, насколько «Гикс» далеки от политики! Поэтому они и выбрали такое название! Может, компьютер посчитал, что он оскорбит кого-то своими жирными волосами, хотя волосы пребывали в таком состоянии задолго до появления группы.

Несмотря на молодость, охранник был прекрасно натренирован, и при первых признаках гнева на лице Колина все дружелюбие мигом исчезло, а мускулы взбухли до невероятных пропорций. К чести Колина, тот избрал мудрую линию поведения, оставшись спокойным.

– Не могли бы вы, по крайней мере, объяснить мне, в чем дело? – спросил он как можно мягче.

Мышцы Кима оставались напряженными, но рука уже не тянулась к пистолету.

– Только в общих чертах. За деталями можно обратиться в отдел по борьбе с терроризмом.

Бросив взгляд на очередь, он украдкой вздохнул. Работа ему нравилась, но в подобные дни он жалел, что не может ожесточиться и сказать: «Извините, но ничего не выйдет. А теперь уходите». Да и терпеть осталось не менее часа, даже если поток Желтых вдруг иссякнет.

Но частью его работы было сведение протестов к минимуму. Потрать две минуты на приглаживание взъерошенных перьев, и это поможет сэкономить куда больше времени и сил. А на тот случай, если реакция субъекта будет чересчур нервной или покажет, что он может в будущем представлять опасность для других охранников, Киму были даны полномочия ввести предупреждение в базу данных. Он работал на правительство, а не на концертный зал; от него ждали быстрых, умелых действий, и сегодняшняя неразбериха не была его виной.

– Начать с того, – пояснил он, – что камерам вы не понравились, хотя им никто особенно не нравится. Одна из их основных функций – сравнивать вашу одежду с той, которую обычно носят люди, и выискивать недостатки. Но что-то, очевидно, пошло не так. Программа не ожидала, что люди могут выглядеть такими… нормальными.

А вот это было сильным преуменьшением. Ким был далеко не так глуп, как любил представляться, и в самом начале вечера улучил минутку, чтобы взглянуть на шаблоны распознавания модели, которые в тестовых программах не были защищены паролем. Насколько он понял, программное обеспечение ожидало, что поклонники «Гикс» имеют склонность одеваться… ну, скажем, несколько экстравагантно.

Как только Колин успокоился, Ким решил рискнуть, задав вопрос, терзавший его с тех пор, как он увидел шаблоны.

– Так что за чокнутую музыку играет этот тип Рокет? Судя по тому, что я слышу, она не слишком отличается от той дребедени, которую любит моя мамаша.

– Потому что у нее есть вкус, – сказал Колин, гнев которого сменился глубокой печалью. – И нет в этой музыке ничего чокнутого. «Гикс» исполняют подлинники пятидесятых-шестидесятых годов. Удовольствие от их концерта в том, что слушаешь не римейки старых мелодий, а вроде как снова становишься молодым и впервые слышишь музыку своего поколения. Рокет – это придуманное имя. Псевдоним. Старые группы любили подобные имена.

Ким кивнул. До чего же похоже на программистов: написать затейливый новый алгоритм распознавания модели только затем, чтобы вооружить ее идиотским профайлом, основанным на чьих-то ошеломляющих догадках.

До сих пор единственными, которых не отвергла программа стандарта одежды, были два парня с желтыми «ирокезами» на головах и в куртках с воротниками, усеянными заклепками.

Ким еще раз оглядел очередь и едва не поддался соблазну вежливо отшить Колина. Но тот ответил на его вопрос, а долг платежом красен.

– Как я уже сказал, стандарт одежды для подобных концертов – это всего лишь тест. Машина выдала Желтый код после нашей обычной проверки удостоверения личности. Никто не знает точно, как эти штуки работают, но я всегда подозревал, что для концертов кроме обычных процедур запрашиваются сведения о том, какую музыку вы обычно покупаете, чтобы проверить, совпадают ли ваши вкусы с репертуаром концерта. Если вы приобретаете исключительно хип-хоп, вряд ли вас пустят на концерт классической музыки. А на таких сборищах, как это, Желтый флаг поднимается достаточно часто, так что соображения, по которым происходит отсев, должны быть очень тонкими.

Когда я только начинал обслуживать концерты, начальница предупредила, что нет смысла удивляться, если у многих шестидесятников окажутся приводы в полицию, особенно за уличные протесты или употребление наркотиков. Она сама ваша ровесница и часто шутит, что если вы хорошо помните шестидесятые, значит, сами в них не жили. Конечно, многие из вас ухитрились остаться чистенькими… – Ким широко улыбнулся, но Колин был не в настроении поддерживать беседу. – Во всяком случае, если верить наблюдениям босса, программа, видя идеально чистую анкету, задает тот же самый вопрос. А от вас за сто футов разит порядочностью.

– Это точно, – признал Колин. И хотя радости ему это не прибавило, злость немного улеглась. Получить от ворот поворот не слишком весело, но могло быть куда хуже: по иронии судьбы его отвергли, потому что он был слишком хорош для программы-профайла: ни клоунской одежды, ни криминального прошлого. И он давно уже не покупал музыкальных записей, так что именно это могло послужить поводом для отказа. Вся история выглядела не только странной и досадной, но каким-то образом и утешительной.

Колин даже не взглянул на очередь в кассу. На сегодня с него толпы достаточно: пусть «Гикс» получат его денежки. Тем более, что билеты были не слишком дорогие.

Довольный собой Ким смотрел вслед удалявшемуся Колину.

«Из меня вышел бы неплохой психолог», – сказал он себе.

Он был обязан завернуть этого типа, но нашел способ подсластить пилюлю, хотя правда заключалась в том, что компьютер заподозрил Колина в терроризме, и каким бы слабым ни было это подозрение, его оказалось достаточно, чтобы лишить человека любимой музыки… Да и вообще: Желтых сегодня чересчур много.

Обычно их всего несколько дюжин. Сегодня же они шли косяками. Сначала Ким посчитал, что это репертуар группы выманил их из нор. Он сам подмечал закономерности, правда, не так хорошо, как компьютер, но по людским стандартам – просто замечательно. И подзывая очередного любителя музыки, глянул на монитор, с которого еще не успел стереть имя Колина. Тот родился третьего июля пятьдесят первого года. Ничего особенного. Но это ставило его в самую середину возрастного диапазона собравшихся. Загадка крылась в цифрах, и в данном случае дата рождения Колина не имела четных чисел. То же самое относилось ко всем, кого отверг компьютер. Он заметил это потому, что ранее пришлось завернуть кого-то, родившегося одиннадцатого сентября. Сначала он думал, что все дело в сочетании 9-11, но потом сообразил, что это просто частный случай гораздо более широкой закономерности нечетных чисел.

Охранники любили посплетничать насчет программ-профайлов. Начальству было все равно, поскольку выводы, полученные этим способом, так или иначе не могли оставаться секретом. А подобные гипотезы и домыслы помогали охранникам давать правдоподобные объяснения людям вроде Колина.

Ким не раз слышал о профайлах, выглядевших настоящим бредом. Но какими бы странными они ни казались на первый взгляд, Ким всегда верил, что стоявшие за ними шаблоны были надежными, что слухи затрагивали исключительно поверхностные явления, не касаясь истинных тонкостей, распознаваемых только компьютером. Судить следует по результатам: терроризм как явление медленно, но верно угасал – значит, профайлы необходимы.