Текст книги "Право крови"

Автор книги: Ричард Аллен Кнаак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Глава двадцать вторая

Понимая, как нелегко сейчас другу, Ахилий без колебаний позволил Ульдиссиану уйти. Внезапное появление множества жителей Парты немало встревожило и его самого. Их преданность – пусть даже тому, кому Ахилий доверил бы и собственную жизнь – потрясла лучника до глубины души.

Ход его мыслей был нарушен Серентией, внезапно ахнувшей и повернувшейся в ту сторону, где на глазах Ахилия скрылся Ульдиссиан. В тот же миг охотник и сам почуял: там, в джунглях, творится нечто ужасное.

Нечто ужасное, касающееся Ульдиссиана и Мендельна.

– Останься здесь! – прикрикнул он на Серентию и бросился к зарослям сквозь толпу испуганных горожан, на бегу выхватывая из-за спины лук.

Он знал: джунгли куда хитрее привычных, родных лесов, но желал всего-навсего одного верного выстрела. Больше ему не потребуется.

Если, конечно, он еще не опоздал.

* * *

– Мне хотелось проделать все это в тишине и покое, дабы те, кого еще могут интересовать нефалемы, ничего не заметили, – пояснил Люцион беспомощной жертве. – А интерес к нефалемам могут иметь многие, многие, да… Кроме того, все, чем интересуется моя дражайшая сестрица, вполне заслуживает подобных предосторожностей.

Глаза его, более не человеческие, живо напомнили Ульдиссиану глаза Лилит. Демон снова и снова мерил крестьянина оценивающим взглядом, отыскивая то, чего – уж это-то Ульдиссиан чувствовал – в нем отродясь не имелось.

– Хитра она необычайно, разум ее – что твой лабиринт. Узнав спустя не одну сотню лет, что ангел навсегда, без возврата изгнал ее в бескрайнюю пустоту, я не слишком-то опечалился, – со смехом признался Люцион. – Впрочем, если речь о ней, «навсегда» – понятие относительное, уж Инарий-то должен это знать. Ее следовало предать смерти, однако их ангельская братия слишком, слишком сентиментальна.

Внезапно Ульдиссиана охватил поток синих потрескивающих искр. От боли он вскрикнул, но крик его был заглушен силой магии.

Если все это для Люциона что-либо и значило, демон о том ни словом не упомянул.

– Теперь вопрос только в твоем брате и в том, кто мог овладеть им, – сказал он, кивнув себе самому. – Солгал я о многом, но не об этом. Он вправду одержим неким демоническим по природе своей существом, однако создание это – не просто, не просто демон… Пожалуй, займусь-ка я изучением вас обоих. Как тебе это понравится?

– Будь ты проклят.

– Спасибо, я уже проклят. Ну что ж, в дорогу?

Люцион улыбнулся еще шире, и мир вокруг Ульдиссиана подернулся дымкой, утратил зримую основательность. Сквозь него, мало-помалу обретая четкость, проступили смутные очертания величественных, просторных покоев. «Главный Храм!» – охваченный ужасом, подумал Ульдиссиан.

И в этот миг, озаренная отсветами окружавшей Ульдиссиана магической силы, в горло Примаса вонзилась стрела.

От сильного удара голова Люциона качнулась назад. Из жуткой раны брызнула кровь. Наконечник стрелы вошел в тело столь глубоко, что Ульдиссиан удивился: как только он не пронзил шею врага насквозь?

– Ульдиссиан! – крикнул Ахилий. – Ульдиссиан, попробуй освободиться!

Освободиться Ульдиссиан пробовал с той самой минуты, как был пленен, но всякий раз терпел позорное поражение. Сейчас он вновь воспользовался советом Мендельна, но и это ему не помогло. Может, в тот, прошлый раз вырваться удалось только благодаря счастливому случаю да силе брата? Подумав об этом, Ульдиссиан вновь вспомнил насмешки Лилии. Да, сам по себе он – пустое место… ничто…

Резкий свист послужил провозвестником новой стрелы, направленной в Люциона. Памятуя о мастерстве Ахилия, Ульдиссиан не сомневался: стрела ударит именно туда, куда лучнику и хотелось бы.

Однако в последний миг Люцион поймал стрелу, перехватив ее в каком-то дюйме от собственной груди. Без труда переломив древко надвое, небрежно бросив его на землю, Примас потянулся к стреле, вонзившейся в горло.

Выдернутая из раны, стрела ужасающе чмокнула. Примас сделал глубокий вдох, и сочившаяся из раны кровь сама собою втянулась назад, а края раны сомкнулись, срослись, так, что от нее не осталось ни следа.

Откуда-то слева до Ульдиссиана донесся голос Ахилия.

– Да сколько ж можно! – с досадой выругавшись, прорычал друг.

Люцион бросил взгляд на смоченный кровью наконечник стрелы. Далеко высунув раздвоенный язык, демон дочиста слизнул с острия алую влагу, хмыкнул и отшвырнул стрелу в сторону.

– Безупречный выстрел, да среди ночи, да из лука, зачарованного на промах! Из тебя выйдет великолепный морлу, – сказал он. – Не хочешь ли примкнуть к нам?

С этими словами Примас поманил Ахилия к себе. Тот закряхтел от натуги, и Ульдиссиан, услышав шарканье шагов, догадался: охотник идет вперед против собственной воли.

– А ведь я не занимался ничем подобным уже многие сотни лет, – глумливо заметил их общий пленитель. – И совсем позабыл, какое это удовольствие – проделывать все самому, не полагаясь на склонных к ошибкам смертных…

И тут в него, откуда ни возьмись, полетел новый снаряд. Но если стрела Ахилия вонзилась точно в цель, то этот – брошенный камень – ударился обо что-то вроде незримого щита вокруг Люциона и отскочил прочь.

Однако, невзирая на это, следом за первым камнем на Люциона обрушился целый град булыжников, обломков ветвей и прочих непонятных, неразличимых во мраке предметов. Да, точность многих бросков оставляла желать много лучшего, но с десяток наверняка попали бы в цель, если б не та же сила, что преградила путь первому камню.

И тогда из джунглей, со всех сторон, окружив всех троих плотным кольцом, высыпали жители Парты с Кировой дочерью во главе.

– А ну отпусти его! – вскричала Серентия. – А ну отпусти их обоих!

Крик ее подхватили и остальные, а громче всех – Ром, также оказавшийся в числе предводителей. Горожане грозно потрясали примитивными копьями, топорами да вилами, обычным оружием простонародья. В Примаса полетело еще с полдюжины камней, но и из этого никакого толку не вышло.

Тут на лице демона впервые отразилось что-то помимо самоуверенности. С невероятным интересом обвел он взглядом толпу.

– Впечатляюще, впечатляюще! – загремел Люцион. – Я ведь и не почувствовал их приближения, пока в меня не швырнули первого камня!

С этим он, сузив глаза, вновь устремил взгляд на Ульдиссиана.

– Чья же это заслуга? Неужто твоя? А может, твоего брата? Нет, думаю, дело все же в тебе, в пешке моей сестрицы! Чувствую, всех их кое-что связывает меж собой, но начало сия связь берет в… да, вполне логично, вполне… причина наверняка в…

Оборвав фразу на полуслове, Люцион с головой погрузился в раздумья. Очевидно, приняв это за колебания, Ром испустил воинственный вопль и с полудюжиной товарищей устремился вперед.

Люцион с легким недоумением взглянул на атакующих. Земля вокруг него всколыхнулась, вздыбилась, и…

Люди, деревья, кусты – удар не пощадил ничего. Взрыв разнес джунгли на многие ярды вокруг. Воздух задрожал от пронзительных криков, ночь на миг озарилась ослепительным светом.

За собственную жизнь Ульдиссиан не боялся: он и сам предпочел бы сейчас умереть, да только демон держал его под защитой. Однако другим на пощаду рассчитывать не приходилось, и сердце Ульдиссиана заныло от боли при мысли о том, что творится со всеми теми, кто пришел сюда из-за него.

Казалось, это не кончится никогда, но на самом-то деле волшебство Люциона длилось не долее мгновения ока. Когда же оно завершилось, на двадцать шагов вокруг не уцелело ни единого дерева, а земля не только растрескалась и почернела, но замерцала огнем изнутри, словно демон невольно навлек на себя гнев целого мира. Прежде в джунглях царила влажная удушливая жара, теперь же сам воздух обжигал ноздри.

– Таков и есть вкус грядущего, – подытожил Люцион, не обращаясь ни к кому в отдельности. – Таким и станет сей мир, перестроенный по образу нашего.

Вокруг послышались стоны. Ноздри Ульдиссиана защекотал ужасающий запах, коего он не чуял с тех самых пор, как хворь погубила родных – едкая вонь пожираемых пламенем трупов. Однако сегодня то были вовсе не жертвы чумы, преданные огню, дабы уберечь от смерти живых, то были ни в чем не повинные люди, погибшие понапрасну, всего-навсего потому, что поверили наивным посулам Ульдиссиана.

Что-то внутри сжалось, точно пружина. С головою захлестнутый буйным водоворотом самых разных, самых противоречивых чувств, в эту минуту Ульдиссиан пережил заново каждую из своих ошибок, каждую из навлеченных на окружающих бед, и в гневе, в отчаянии вскрикнув, снова рванулся на волю.

Рванулся… и снова все без толку.

– Вижу, тебе так же не терпится вернуться в Храм, как и мне, – с глумливой усмешкой заметил Люцион, оглядев с высоты немалого роста им же и учиненную бойню. Отсветы пламенных трещин, змеившихся под ногами, придавали чертам его лица особую, неподражаемую жуть. – Ну, а поскольку здесь ничего ценного более нет, отчего бы нам не отправиться в путь сейчас же, как полагаешь?

Не успел он закончить, как в грудь ему ударила еще одна стрела. Однако эта, не в пример первой, отскочила в сторону, не причинив демону никакого видимого вреда.

Покосившись влево, Ульдиссиан краем глаза увидел Ахилия, извлекшего из колчана еще стрелу. Не сводя глаз с демона, светловолосый лучник натянул тетиву.

Люцион сокрушенно поцокал языком.

– Да, как я и говорил, из тебя выйдет великолепный морлу, но для этого ты должен умереть.

Ахилий выстрелил.

– И посему умрешь, – закончила его жертва.

Стрела на лету свернула в сторону, описала дугу и устремилась назад. Ахилий попятился, вскинул руку, прикрывшись локтем…

Наконечник стрелы вонзился ему в горло – в то самое место, куда был поражен Люцион… но ведь Люцион был демоном, а Ахилий – всего-навсего простым смертным.

Над истерзанными джунглями разнесся отчаянный крик, однако вскрикнул вовсе не охотник – Серентия. Со всех ног бросившись к оседавшему наземь Ахилию, дочь Кира подхватила его за миг до того, как он успел приложиться виском о ствол вывернутого с корнями дерева.

– Ахилий! Нет, нет!

Однако у человека в ее объятиях слов для нее не нашлось, и взгляд его опустел. Смерть Ахилия оказалась мгновенной, хотя и вовсе не благодаря Люционову милосердию.

Между тем Примас простер руку к Серентии.

– Как это мило! Иди же ко мне, дорогая! Позволь утешить тебя в горе.

Увлекаемая вперед колдовством демона, Серентия прижала к груди Ахилия что было сил. Власть Люциона влекла ее через дымящиеся, полные лавы расселины, через рытвины в дочерна выжженной земле. Наконец руки Серентии ослабли, разжались, и безжизненное тело охотника осталось позади.

Похоже, все шло к концу. Унижению Ульдиссиана сопутствовала гибель друзей и брата – следовало полагать, Мендельна тоже в живых больше нет, иначе где он? – а вот теперь и Серри, подобно ему, предстояло стать жертвой, только иного рода.

А ведь, будь его, так сказать, «сила» настоящей, дело могло бы обернуться совсем по-другому… Тогда Ульдиссиан хотя бы попробовал дать врагу бой, и, может статься, уберег бы друзей от собственной участи. Однако для Люциона он не опасен. Он – пустышка… ничтожество…

Взглянув в сторону остывающего трупа Ахилия, он вновь перевел взгляд на обреченную Серентию. Оба дрались за него, и не однажды. Дрались за него, верили в него, подобно многим другим…

Вдруг один из партанцев бросился на подмогу дочери Кира. Ром! Лицо обезображено сильнее прежнего, руки в ожогах… Подбежав к девушке, Ром обхватил ее, повис на ней всей тяжестью. Его примеру тут же последовал еще один из горожан, за ним еще, и еще. Их общая тяжесть замедлила, однако не остановила ее. Глядя на их ужимки, Люцион попросту рассмеялся.

Но не успел его смех отзвучать, как еще два десятка партанцев снова отважились бросить ему вызов, и на сей раз в ход пошли вовсе не вилы да топоры.

На сей раз в ход пошло то, что некоторые назвали бы не иначе, как магией.

Вокруг Примаса засверкали, взвихрились в воздухе отсветы волшебных сил. Откуда ни возьмись, появились камни. Толстый сук, угодивший прямо в миловидное лицо Люциона, безо всякого толку отскочил прочь.

Среди нападавших оказалась и Барта – глаза полны слез, губы сурово поджаты… В смятении Ульдиссиан отметил, что ее сына нигде поблизости нет. Оставалось только надеяться, что мальчишка, целый и невредимый, где-то в задних рядах.

– Вижу, вижу, задатки есть, – заметил Люцион, одобрительно кивнув нападавшим, несмотря на всю тщету их усилий. – Но, пожалуй, я предпочел бы испытать только одного, вон того, а обучение прочих начать с чистого листа. Чем меньше переучивать, тем лучше!

С этими словами он обвел горожан мрачным взглядом.

В тот же миг земля вокруг Барты с товарищами разверзлась, волна огненной лавы заслонила и ее, и еще с полдюжины человек. В ушах зазвенел их отчаянный крик…

– НЕТ!!! – во весь голос вскрикнул Ульдиссиан.

Из-под накрепко сомкнутых век по щекам неудержимо хлынули слезы, кулаки его в ярости забарабанили по земле, из груди словно бы сам собой вновь вырвался исполненный муки вопль.

– НЕ-Е-ЕТ!!!

Переведя дух, Ульдиссиан обнаружил, что вокруг снова царит мертвая тишина. В чем дело? Неужто в сравнении с тем, что случилось, меркнет даже резня, учиненная Люционом вначале? Не утирая мокрых от слез щек, сын Диомеда открыл глаза…

И, к безмерному собственному удивлению, увидел Барту с товарищами, вполне живых и здоровых. Вокруг них возвышалась кольцом стена спекшейся лавы, однако обжечь она очевидно, уже никого не могла: один из партанцев принялся крушить ее, пуская в ход то ноги, то кулаки.

Едва возблагодарив высшие силы за это чудо, Ульдиссиан обнаружил, что чудеса на сем не исчерпываются. Для начала, Серентия больше не шла к Люциону против собственной воли – Ром с остальными расторопно волокли ее прочь. Ну, а последнее – и, на его взгляд, в некоторых отношениях самое удивительное из чудес – касалось его самого.

Ульдиссиан уже не парил в воздухе. Только сейчас осознал он, что кулаками молотил по земле и коленями упирается в землю, и что все это сделал вовсе не Люцион.

Все это сделал он. Сам.

Лилит обманула Ульдиссиана… и этому вовсе не следовало удивляться. Теперь-то крестьянин догадывался: причина его неспособности противостоять ей заключалась в чувствах, которые он когда-то питал к ней. Воспользовавшись ими, Лилит и сумела до такой степени сломить его дух.

Опершись на руки, Ульдиссиан поднялся на колено. Устремленный на мучителя, взгляд его сделался страшен. Вероломство Лилит и Люциона, сложенное в уме воедино, исполнило Диомедова сына небывалой решимости.

– Довольно, – провозгласил бывший простой крестьянин, поднимаясь на ноги. – Довольно всего этого…

Примас больше не улыбался. В эту минуту истинная, чудовищная сущность демона отразилась на его лице явственно, как никогда.

– Не стоит дразнить меня, смертный. Сей благочинный, учтивый облик – лишь маска, не более. Бойся разгневать того, кто таится под ней…

– Ошибаешься, Примас… Люцион… брат Лилит, – покачав головой, парировал Ульдиссиан. – Это тебе следует опасаться навлечь на себя мой гнев.

Услышав это, демон громогласно захохотал, однако Ульдиссиан мог бы поклясться: его хохот – пустое притворство. Люциону ни к чему было выпускать человека из рук. Свободу Ульдиссиан обрел сам, и это значило, что его дар… нет, не дар – сила, унаследованная, как говорила Лилит, по праву крови, вовсе не выдумка и не обман. Быть может, сила эта не столь велика, не столь покорна ему, как он думал вначале, однако Лилит, сказав, будто без нее он – ничтожество, определенно, лгала.

– Убирайся, – резко бросил Ульдиссиан. – Убирайся живей, или покончим со всем этим здесь и сейчас.

Смех Люциона смолк.

Земля впереди снова вздыбилась, и на сей раз вся ее мощь сосредоточилась на Ульдиссиане. Туча раскаленного пепла окутала его с головы до ног, жгучий жар волной захлестнул тело, почва под ногами сделалась рыхлой, точно зыбучий песок.

Однако Ульдиссиан упрямо шагнул дальше, к противнику. За первым удавшимся шагом последовал новый. Плевать он хотел и на пепел, и на раскаленную докрасна землю… и потому ни то ни другое не причиняло ему никакого вреда.

Тут сын Диомеда почувствовал, что его вновь обретенная уверенность в собственных силах придает сил уцелевшим в противоборстве с демоном. Мало этого, живыми и невредимыми осталось куда больше партанцев, чем он полагал. В свою очередь воодушевленный всем этим, Ульдиссиан сумел сделать еще шаг, а за ним – еще и еще.

Преодолев половину разделявшего их расстояния, он с мстительным удовлетворением отметил, что Люцион невольно подался назад.

– Что же ты, Примас? Неужели откажешь мне в благословении? В благословении, подобном тому, дарованному твоим слугой Маликом доброму мастеру Итону, и его сыну, и не только им? – заговорил он. Стоило вспомнить об этом, удовлетворение схлынуло, сменившись невыразимым отвращением. – Похоже, тебе подобное по душе…

– Благословение ты получишь, – проскрежетал демон. Теперь в его голосе не слышалось ни малейшей учтивости, да и, если уж на то пошло, вообще ничего человеческого. – А после… а после я поужинаю твоими потрохами и напьюсь твоей крови из чаши, вырезанной из твоего хрупкого черепа…

Не успел он закончить, как от его внешнего подобия человеку не осталось даже следа. Новый вид Люциона внушал ужас, особенно Ульдиссиану – уж очень он стал похож на Лилит. Да, Люцион в полтора раза превосходил демонессу в росте, был много шире в плечах, но и его голову украшала грива из острых шипов, тянувшаяся книзу вдоль покрытой чешуею спины. Однако если хвост у Лилит имелся всего один, ее проклятый братец щеголял сразу тремя, от корня до кончика усеянными острыми, точно кинжалы, шипами длиннее Ульдиссиановой ладони.

Преобразившийся, Люцион шагнул Ульдиссиану навстречу, и сын Диомеда увидел, что ступни ему заменяют копыта – такие же, как у сестры. А вот ладони Люциона оказались другими: пальцы каждой, числом куда больше пяти, завершались когтями вроде барсучьих, однако обильно источавшими слизь, причем наверняка ядовитую.

Что же до лиц сестры с братом… пожалуй, тут схожими оказались одни только глаза. Притворявшийся миловидным, благонравным ученым священнослужителем, Люцион обернулся тварью, голова коей больше всего напоминала жабью. В пасти, намного превосходившей шириной темя, частоколом сверкали ряды острых зубов. Ни носа, ни даже ноздрей у брата Лилит не имелось, а заостренный подбородок так круто выпирал вперед, что Ульдиссиан немедля представил себе, как им, в случае надобности, можно воспользоваться вместо оружия.

– Ну? – прохрипел демон, осклабившись в буквальном смысле слова от уха до уха (а уши его были столь длинны и широки, будто принадлежали существу много больших размеров). – Иди же сюда, Ульдиссиан уль-Диомед… Сейчас я тебя благословлю…

Что и говорить, выглядел Люцион впечатляюще, однако страха шагавшему к нему человеку более не внушал. В эту минуту Ульдиссиан чувствовал только ненависть, ненависть и возмущение тем, что этакой твари позволено осквернять его мир своим существованием. Разгуливать по землям Санктуария – да, таково имя мира сего – твари, подобные Люциону, уж точно не должны. Просто потому, что здесь им не место…

– Так благословляй же, – предложил он демону. – Давай, благословляй.

В тот же миг желудок Ульдиссиана встрепенулся, взбурлил, словно стремясь покинуть тело. Затем схожие ощущения возникли в легких, а после и в сердце. Сомнений быть не могло: дай им волю, не удержи – все внутренности немедля вырвутся наружу.

«Интересно, – подумалось Ульдиссиану, – а понимает ли Люцион, каково приходится жертве этого заклинания? Подвержен ли демон таким же мукам?»

И тут, как будто мысли его воплотились в жизнь, Люцион схватился за грудь. На устрашающей морде демона отразилось нешуточное недоумение, устремленный на человека взгляд помутнел от боли.

Волнение в теле Ульдиссиана улеглось. В тот же миг оправился, пришел в себя и Люцион.

– Жалкие уловки ничтожных тварей, – прошипел демон.

Не видя нужны в ответе, Ульдиссиан молча шел на врага. Что он намерен был делать? Этого сын Диомеда еще не знал. Понимал лишь одно: нужно действовать и покончить с врагом поскорей.

Странно, однако ж, чем меньшее расстояние их разделяло, тем менее опасным казался ему Люцион. Почувствовав прилив внутренних сил, Ульдиссиан понял: исходят они от Серентии и партанцев. Они не только все это время продолжали верить в него, но тверже прежнего убедились: он – именно тот, кем все его полагают.

Осознав и по достоинству оценив это, Ульдиссиан бросился к устрашающему врагу. Сейчас сын Диомеда шел в бой вовсе не ради себя: он думал только о тех, кто безоглядно шел за ним следом.

Дерзкое нападение ошеломило демона разве что на секунду. Как только оба столкнулись, Люцион изогнул хвосты вперед, на манер скорпиона, хлестнул Ульдиссиана по спине – особенно по спинному хребту – и раз, и другой, и третий. Шипы вонзались в тело на всю длину, но всякий раз плоть тут же выталкивала их наружу, а раны в мгновение ока затягивались, так что Ульдиссиан испытывал разве что некоторые неудобства.

Наконец один из хвостов удалось поймать, и Ульдиссиан, невзирая на шипы, проткнувшие ладонь насквозь, оторвал его с корнем. От боли и ярости демон взвыл, а Ульдиссиан, с презрением отшвырнув добычу в сторону, потянулся к другому хвосту. Видя это, Люцион поспешил убрать хвосты за спину – несомненно, с намерением снова пустить их в ход, когда риск утраты в бою одного из них, а то и обоих, будет не столь велик.

– И как она, моя сестрица? – негромко пробормотал повелитель демонов, едва оба вновь сцепились друг с другом. – Оказалась ли всем, о чем ты только мечтал? Всем, чего только вожделел? Лилит, знаешь ли – воплощение грез любого живого существа. Любовников, кроме тебя, у нее имелось без счета, но любила она лишь одного… да только не тебя, не тебя.

Затыкать ему рот Ульдиссиан и не думал. Да, фальшь любви Лилит ранила в самую душу и боль еще не унялась, но сбить его с толку, отвлечь от главного это никак не могло. Сейчас он думал лишь об одном – об одолении жуткого врага.

– Да, любила она лишь одного… и имя ему – Инарий! Ничего не напоминает? Не шептала ли она этого имени, деля с тобой ложе? Уж лучше склониться передо мной, человек, чем перед ним! Уж он-то не будет столь милосерден, нет-нет! Ты для него – ничтожество… пыль, прах под ногами!

«Ничтожество…» Вот оно. Опять. Видать, для подобных созданий и Ульдиссиан, и все прочие люди – вправду не больше, чем пыль под ногами.

«Ну нет, – внезапно подумал он. – Довольно мне… нам… быть пылью у ног таких тварей!»

– Я… не склонюсь… ни перед кем! – отвечал Ульдиссиан, ухватив демона за горло.

Чего бы он ни надеялся достичь, мешкать было нельзя. Чем дольше продолжится схватка, тем вероятнее Люцион отыщет в нем не то, так другое уязвимое место и сразу же этим воспользуется.

– А уж тем более – перед тем, кто ничтожен передо мной! – продолжал он, вспомнив слова Лилит, однако переиначив их на собственный лад. Нет, он отнюдь не ничтожество, не пустое место, ничтожества – это она и братец ее со всеми ему подобными. – Да, ты, Люцион, менее чем ничтожество – ты просто ничто, а большего не достоин!

Демон вновь разразился хохотом, но хохот его тут же перешел в жуткий сдавленный хрип. Хрипя, Люцион вцепился в руку, стиснувшую его горло, но вовсе не потому, что Ульдиссиан сжал пальцы сильнее. Правду сказать, таким образом человек всего лишь удерживал чудовищного противника на расстоянии. В эту минуту Ульдиссиану больше всего на свете хотелось лишь одного – чтоб сказанное им сбылось.

– Ничто, Люцион… ничто!

Ульдиссиан изумленно моргнул. Демон вдруг сделался необычайно бледен. Кричащие, режущие глаз, цвета его тела поблекли, будто бы вылиняв. Хвосты Люциона бешено замелькали в воздухе, хлеща противника, но на сей раз их шипы даже не оцарапали кожи. Как демон ни тужился, как ни старался, удары хвостов казались чем-то вроде легкого дуновения ветра… а мало-помалу вовсе сошли на нет.

И тут Ульдиссиан заметил, что видит сквозь тело демона часть ночных джунглей. Это воодушевило, вдохновило усилить натиск. Люционовы когти, отчаянно впивавшиеся в руку, кололись не страшнее булавок.

– Остерегись, Ульдиссиан уль-Диомед! – не выдержав, вскричал демон. – Она о тебе не забыла! Сестрица никогда не расстается с игрушкой, пока в лохмотья той не изжует! Но мне-то известна вся ее подноготная! Я могу тебе помочь! Могу служить тебе советчиком! Склонюсь перед тобой, назову тебя господином! Только выслушай, выслушай…

– Я слышу лишь голоса обитателей джунглей, – покачав головой, откликнулся Ульдиссиан, – да еще шелест ветра, и тот уже утихает… а больше не слышу ничего.

Губы Люциона зашевелились, но теперь демон вовсе лишился голоса. Чешуя под пальцами Ульдиссиана подалась, уступая место пустоте. Тело демона стало прозрачным, жуткая морда исказилась от ужаса: он и понимал, и не понимал, что с ним творится. Повторить проделанного Ульдиссианом не сумел бы никто из людей. Из людей… но не из нефалемов.

Вот так, волею Ульдиссиана, демон в конце концов и обернулся ничем.

Сын Диомеда замер, словно по-прежнему сжимая в руках горло врага, затем не спеша разогнул скрюченные пальцы и уставился на собственные ладони, как будто в них заключалась некая великая истина. В поисках этой истины он не сразу заметил человека, осторожно приблизившегося со спины. Заранее зная, кто это может быть, Ульдиссиан неторопливо обернулся, но, несмотря на его спокойствие, Ром вскрикнул и поспешил отскочить на добрых пять-шесть шагов назад.

– Прости меня, мастер Ульдиссиан! Приближаясь к тебе этаким образом, я никакой измены не замышлял! Просто… ну да, просто ты замер так странно…

– Все в порядке, Ром. Все в порядке.

– То есть, все кончено? – уточнил партанец. – А демон? Он мертв?

– Нет, его просто не стало. Совсем.

Ответ привел Рома в еще большее недоумение.

– Исчез демон. Исчез навсегда, – со вздохом пояснил сын Диомеда. – А с нами все хорошо.

Однако, успокаивая Рома, Ульдиссиан знал: все обстоит как раз наоборот. Вокруг по-прежнему полыхали отсветы огненных трещин в земле, повсюду лежали вырванные с корнем кусты, и деревья, и, что еще хуже, тела многих и многих, последовавших сюда за ним. Некоторым явно было уже не помочь, однако имелись среди них и те, кто еще цеплялся за жизнь…

Без раздумий отстранив с пути Рома, Ульдиссиан двинулся к первому из пострадавших. Лицо раненого казалось смутно знакомым, но знаком Ульдиссиану он был лишь как один из партанцев. Однако и этого оказалось вполне довольно: от одной мысли о его страданиях, страданиях живой души, на высохшие глаза Ульдиссиана вновь навернулись слезы.

Склонившись над раненым, сын Диомеда потянулся к нему, чтоб хотя бы уложить его поудобнее… и под его ладонями замерцал неяркий свет.

Партанец, ахнув, вдохнул полной грудью. Не ожидавший этого, Ульдиссиан едва не отдернул рук, но тут же заметил, что синяки и ссадины на лице раненого исчезают, сходят на нет. Плечо, изогнутое так, будто рука вывихнута из сустава, тоже само собою пришло в порядок.

Ульдиссиан не отнимал рук, пока последняя из ран не затянулась, а дыхание партанца не выровнялось. Поднявшись, он увидел вокруг прочих партанцев, в благоговейном восторге уставившихся на него.

Потянувшись к женщине с кровоточащей раной поперек лба, Ульдиссиан проделал все то же самое с нею, а когда убрал руку, от ее раны тоже не осталось ни следа.

Тогда он двинулся от человека к человеку, от окружающих к тем, кто лежал распростертыми на земле. При этом он старался отыскать среди них тех, кто нуждался в его помощи больше всего, дабы помочь им в первую очередь.

Сколь долго все это продолжалось, он понял, только заметив первые проблески дневного света среди густой листвы. За ночь Ульдиссиан невероятно устал, но сердце его переполняла буйная радость. Ему удалось помочь всем, кому можно было помочь, сколько бы Лилит ни утверждала обратное. Этот триумф радовал Диомедова сына даже больше победы над Люционом.

Однако стоило ему, наконец, подойти к Серентии, вся его радость развеялась, будто туман. Все это время Серентия не выпускала из рук головы Ахилия. Как-то раз, посреди ночных трудов, Ульдиссиан едва не свернул к ней, да муки совести не позволили: ведь друг погиб, пытаясь спасти его… и, мало этого, сын Диомеда понимал, что помочь Ахилию не в его силах.

Рядом с влюбленными, скорбно склонив голову, стоял тот, кого Ульдиссиан тоже уже не чаял увидеть среди живых. Бледный не менее, чем мертвый лучник, Мендельн кивнул подошедшему брату.

– Ты смог. Она солгала.

– Солгала, это верно.

Ульдиссиан собрался было расспросить Мендельна, что делал он в последние минуты битвы, но тут Серентия подняла на старшего из сыновей Диомеда умоляющий взгляд.

– Ульдиссиан… неужели здесь уже ничего…

Правду сказать, в эту ночь он уже раз попробовал совершить невообразимое. Один раз попробовал и не сумел. И даже не слишком был огорчен неудачей, пусть даже она лишала друзей последних надежд.

– Ничего. Прости… ничего.

Серентия понимающе кивнула. При виде ее горя сердце Ульдиссиана заныло сильнее прежнего.

Мендельн бросил взгляд за плечо брата, туда, где партанцы складывали громадный костер, готовясь сжечь тела мертвых – таков уж был их обычай.

– Их следовало бы похоронить в земле, – сказал он, пристально глядя на Серентию с Ульдиссианом. – По крайней мере, Ахилия – уж точно. Что скажете?

Пусть и слегка встревоженный твердостью Мендельна, Ульдиссиан согласно кивнул. По серамским обычаям покойных действительно хоронили в земле – кроме тех, кого погубили моровые поветрия.

Однако такое решение следовало принимать не ему.

– Серри… Серентия, тут выбор за тобой.

– Да. Он предпочел бы лечь в землю, стать частью если не леса, то джунглей, – без колебаний отвечала дочь Кира.

Мендельн печально улыбнулся.

– Я знаю неподалеку как раз подходящее место…

* * *

К месту погребения братья несли Ахилия сами, сопровождаемые одной только дочерью Кира. Ром и еще двое-трое тоже хотели отправиться с ними, но Ульдиссиан не позволил. Тут дело было глубоко личное.

Мендельн шагал впереди. Проделав недолгий путь сквозь густой подлесок, брат Ульдиссиана остановился на цветущей полянке, окруженной высокими раскидистыми деревьями. Невдалеке слышалось журчание ручья. Все вокруг дышало необычайным покоем. Указанное братом место понравилось Ульдиссиану с первого взгляда, и Серентия тоже сочла выбор Мендельна верным.

Вооружившись киркой и лопатой, одолженными у партанцев, братья принялись рыть могилу. Поразмыслив, не стоит ли дать отдых рукам и пустить в ход вновь обретенную силу, Ульдиссиан решил, что Ахилий достоин большего. Земля оказалась мягкой, податливой на удивление. Вскоре могила достигла такой глубины, что никаким пожирателям падали до тела не докопаться.