Текст книги "Право крови"

Автор книги: Ричард Аллен Кнаак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Глава девятнадцатая

Кто-то – в который уж раз – окликнул его по имени. Голос ему был знаком, но отозваться не было сил.

– Ульдиссиан!

Ульдиссиан попытался взмахнуть рукой, хоть как-то откликнуться, но ничего у него не вышло. Даже мысли еле-еле ворочались в голове. Вспомнить бы, что с ним произошло…

Мало-помалу Ульдиссиан вспомнил о Лилии и ее истинной сущности. Ужасающих воспоминаний оказалось довольно, чтобы из горла вырвался бессвязный крик, которого, в свой черед, хватило, чтобы зов ищущего зазвучал отчетливее.

– Ульдиссиан! Я знаю, ты где-то здесь! Куда же ты…

Только теперь Ульдиссиан осознал, что этот голос принадлежит Ахилию. Доброму, верному другу Ахилию. Однако выговорить имени охотника ему не удалось, слетев с языка, оно обернулось сдавленным хрипом.

– Вот! Вот он! – раздался поблизости еще один голос, очень похожий на голос Серентии.

Обрадованный тем, что она тоже разыскивает его, Ульдиссиан не на шутку встревожился. Муки дочери Кира доставят Лилии особое удовольствие, это уж наверняка…

Лица коснулись нежные пальцы. Решив, что это Лилия, вернувшаяся по его душу, Ульдиссиан невольно отпрянул назад, но все его опасения тут же рассыпались в прах.

– Хвала высшим силам! – воскликнула Серентия. – Ты жив! Ахилий! Мендельн! Он здесь!

Топот и хруст в подлеске подсказали, что и остальные где-то неподалеку. Кто-то – должно быть, лучник – изумленно выругался.

– Ранен? – скорее, с любопытством, чем с тревогой, спросил Мендельн.

– Весь в синяках, – отвечала Серентия, – но ни рубленых, ни колотых ран я не вижу! И переломов тоже не нахожу.

Над поверженным крестьянином склонился кто-то еще.

– Бледен, как смерть, – пророкотал Ахилий. – А то и хуже.

Из глубин памяти выплывали наружу все новые и новые подробности. Вспомнилось, как Ульдиссиан опасался за друзей и младшего брата. Еще вспомнилось, как он пошел было назад, но вскоре, точно Лилия лишила его даже воли к жизни, ни с того ни с сего упал без чувств. Не отыщи его друзья – как знать, может статься, и вовсе не очнулся бы… хотя это, пожалуй, вряд ли. В конце концов, смерти ему Лилия вроде не желала – только волю хотела сломить.

– Как…

Голос осекся. С усилием сглотнув, Ульдиссиан попробовал снова:

– Как вы узнали…

Казалось, он предложил им всем заодно совершить какое-то страшное преступление. Все трое странно встревожились, смолкли, и тут уж Ульдиссиан забеспокоился всерьез.

– Мы поняли, что твоя жизнь в опасности, – после долгой паузы отвечал Мендельн.

Ульдиссиан вспомнил, как брат незадолго до его бегства примчался к нему, выкрикивая его имя.

– То есть, ты почувствовал, что…

– Мы все почувствовали.

Охотник с Серентией закивали.

– Я думала, это кошмарный сон, – добавила Кирова дочь. – Но страх был так велик, что мне непременно понадобилось пойти да самой убедиться… тут-то я и обнаружила, что Ахилий тоже не спит.

– А не успели мы с нею встретиться, как появился и Мендельн: ему, дескать, очень нужно еще раз повидаться с тобой.

Младший из Диомедовых сыновей сдвинул брови.

– Понимаешь, Ульдиссиан, не оставляла меня эта мысль. Никак не оставляла. Я знал, что ты на меня разозлишься, но твердо решил еще раз попытаться тебя предостеречь. Отправились мы втроем к вам… а там никого. Ни тебя, ни… ни Лилии.

– Лилия! – ахнула темнокосая девушка. – О ней-то мы и позабыли! Ульдиссиан, она не с тобой?

– Была со мной, – прохрипел в ответ Ульдиссиан… и на сей раз голос подвел его не столько из-за слабости, сколько из-за омерзения, навеянного воспоминаниями.

И ведь, несмотря ни на что, в глубине души его по-прежнему влекло к ней!

Спутники беспокойно заозирались по сторонам. Немедля покачав головой, Ульдиссиан с трудом приподнялся и сел.

– Нет, нет… уж лучше ее… не ищите. Не то… с нашим-то счастьем… чего доброго… еще найдете.

Чувствуя их замешательство, Ульдиссиан, подхваченный с двух сторон Серентией и Ахилием, кое-как сумел встать. Поднявшись на ноги, он встретился взглядом с братом. Как ни странно, кошмарные прозрения Мендельна вновь поразили Ульдиссиана до глубины души. Смотрел он так пристально, что Мендельн в конце концов отвел взгляд, будто чувствуя за собой какую-то провинность.

– Ульдиссиан, – пробормотал Ахилий, – что ты такое говоришь? Отчего вдруг нам не захочется отыскать Лилию? Отчего тебе не хочется ее отыскать?

Если б друзьям уже не довелось столкнуться с чарами и демонами наяву, Ульдиссиан ни за что не смог бы рассказать им обо всем происшедшем. И без того совесть мучила так, что заговорил он лишь после долгой-долгой паузы.

Стоило ему только начать, всех их охватил тот же ужас, что и его самого.

– Не может быть! – усомнился охотник. – Тебе все это просто пригрезилось!

– Демон? – растерянно пробормотала Серентия, покачав головой. – Демон?

Один лишь Мендельн, оправившись от первоначального потрясения, понимающе закивал.

– Да, – наконец сказал он. – Если вспомнить все, что произошло, это многое, многое объясняет.

Пожалуй, Ульдиссиан уверенности брата не разделял. Сам он понимал только одно – что все это время был слеп, глух, а главное, начисто лишен разума. Что все это время позволял Лилии помыкать собой, точно дрессированным псом. И вот результат: ее одержимость, ее безумные грезы о создании мира, населенного удивительными существами, стоили жизни не одному человеку.

К чести своей, друзья отнеслись к его рассказу предельно серьезно. Ульдиссиан не умолчал ни о чем – даже о том, что их мир, по словам Лилии, называется Санктуарием, а сотворен мятежными демонами и ангелами. Ему казалось очень важным, чтобы хоть кто-нибудь, кроме него, осознал: безумная затея демонессы взбаламутила и Церковь, и Собор, причем обе секты с демонессой каким-то образом связаны.

Это вновь привело Диомедова сына к последним ее словам. Лилия предоставила его самому себе, дабы как следует проучить, наказать за непокорство, а значит… Значит, всем им грозит опасность.

– Нам нужно покинуть Парту! – выпалил он. – Бежать нужно, спасаться, иначе конец! Джунгли в низинах – наш лучший шанс…

– Постой, Ульдиссиан, – оборвал его Ахилий. – О чем ты? Бежать нельзя! Бежать – значит, стать дичью, а дичь беззащитна и безответна!

– Ахилий, я думал, что многое теперь могу, а оказалось, все это обман! Я тут был ни при чем: это она все подстроила! От начала и до конца!

Но лучник покачал головой.

– Знаешь, как-то не верится. Не очень-то на правду похоже.

– Вот именно! – горячо поддержала его Серентия. – Ульдиссиан, я ведь следила за тобой. Чувствовала, что ты делаешь. Всего этого Лилия никак сотворить не могла! Когда ты прикоснулся ко мне, я почувствовала: это не кто-нибудь – ты! Не сомневайся, я знаю. Я в этом уверена, как… как в самой себе, – слегка зарумянившись, закончила Кирова дочь.

Ее доброту Ульдиссиан оценил по достоинству, однако согласиться с тем, что его «чудеса» были не просто обманом, представлением, втайне управляемым Лилией, отказывался наотрез.

– Ты просто не видела, с какой легкостью она водила меня за нос, и как просто показала, что может заставить меня сделать все, чего ей ни захочется.

– Ульдиссиан…

– Нет, Серри! Пожелав того, Лилия могла бы с той же легкостью прикончить меня сама, тотчас и без затей. Ты же видела, каким я был, когда вы меня отыскали… да и сейчас из последних сил держусь на ногах.

Ахилий задумчиво крякнул.

– Да, тут он прав. Идемте, к коням его отведем.

При помощи друзей тронувшись в путь, Ульдиссиан отметил, что беспомощен, как новорожденный: борьба с соблазнительницей оставила его совершенно без сил. Да, говоря, что без нее он – пустое место, Лилия отнюдь не шутила. Спустя недолгое время остальные тоже это поймут.

К несчастью, времени у них почти не оставалось. Рано или поздно по душу Ульдиссиана явится кто-нибудь еще.

– Твои суждения стоили бы куда большего, – заметил Мендельн, придерживая поводья, пока Ахилий подсаживал Ульдиссиана в седло, – если бы хоть как-нибудь объясняли, откуда Серентия с Ахилием узнали, что ты в беде.

Дочь торговца не замедлила ухватиться за эту мысль.

– Да! Уж это-то точно ничуть не похоже на ее гнусные хитрости!

– Да раскройте же вы глаза! – прорычал Ульдиссиан, вырвав из рук брата поводья. – Все это был обман! Демоны и эти, другие, ведут меж собой какую-то игру, а самым большим дураком в ней оказался я!

Охваченный горькой обидой, он пришпорил коня и устремился туда же, куда и направлялся с самого начала. Ахилий что-то крикнул ему вслед, но Ульдиссиан не повел даже ухом. Уж лучше бежать, чем подвергать еще большему риску друзей и брата, и сейчас для него это было важней, чем когда-либо прежде.

Однако за спиной немедля застучали копыта. Ругнувшись, Ульдиссиан пустил коня в галоп. Путь был опасен – тем более, что почти сразу пошел под уклон, но это его ничуть не заботило. Если конь вдруг споткнется, если он расшибется насмерть, лучшего исхода, пожалуй, и не придумаешь. Мало того, что мертвого никому не заставить плясать под чужую дудку, но и Мендельну, и всем остальным нечего станет бояться. Уж от них-то ни Собор, ни Церковь никакой угрозы не ждут, возможного оружия в них тоже не заподозрят, а, стало быть, никто их и не тронет…

– Ульдиссиан, чтоб тебе провалиться! – крикнул сзади Ахилий. – Постой!

Голос охотника прозвучал совсем близко. Вздрогнув, Ульдиссиан оглянулся и обнаружил Ахилия всего на корпус позади. Далеко за его спиной маячили неясные силуэты Серентии с Мендельном: им достался всего один конь на двоих.

– Возвращайся в Парту! – закричал в ответ Ульдиссиан. – И их с собой прихвати! Не желаю я больше ничьих смертей, кроме разве что собственной!

– Не мели вздора, Ульдиссиан! Сам понимаешь: теперь-то, зная, кто такова Лилия и что она натворила, никто из нас тебя не оставит!

Остальные двое, отстав, скрылись во мраке. Снова взглянув вперед, Ульдиссиан увидел приближающуюся развилку. Тропа, ведущая влево, почти сразу же угрожающе сужалась, а значит, там Ахилию с ним будет не поравняться.

Ульдиссиан, не раздумывая, свернул налево. Конь едва не споткнулся: здесь заросли густели, а земля становилась еще более неровной. Очевидно, этой тропой уже который год практически никто не ездил, но Ульдиссиана это не испугало. Хотелось ему одного – задержать, а то и вовсе остановить преследователей.

Сзади снова раздался голос Ахилия. Что-то заставило охотника выругаться, однако Ульдиссиан, не оглядываясь, смотрел только вперед. Цокот копыт за спиной зазвучал тише. Друг явно отставал.

И тут впереди, в ночной темноте, показалась целая череда толстых сучьев, перегораживающих тропу поперек. От первого Ульдиссиан успел увернуться разве что чудом, и то не совсем. Ужасный удар в правое плечо отдался во всем теле и лишь благодаря неимоверному усилию воли не оглушил настолько, чтоб следующий, куда толще первого, сук застал Диомедова сына врасплох.

За первыми двумя тут же последовали третий с четвертым. Пригнувшись, Ульдиссиан отклонился влево, вправо, вновь вправо. Последний из сучьев оцарапал темя. По щеке заструилось нечто горячее – без сомнения, кровь.

Но, несмотря на все это, Ульдиссиан воспрянул духом. Увидев сучья, Ахилий будет вынужден придержать коня. Таким образом, у Диомедова сына появится шанс оторваться от погони подальше, а то и вовсе затеряться в зарослях: впереди, в тусклом свете луны, виднелись места, сулившие такие укрытия, где даже лучшему из охотников его не сыскать.

Вдруг сзади раздался треск. От неожиданности Ульдиссиан едва не направил коня прямиком в дерево и без раздумий натянул поводья. Конь сбавил шаг. Треск донесся примерно оттуда, где путь преграждали сучья, коварно нависшие над тропой.

Сучья… неужели Ахилий на всем скаку?..

Осадив коня, Ульдиссиан замер на месте, прислушался.

Тишина… нет, вот конь всхрапнул… только стука копыт не слышно.

Ульдиссиан пришпорил коня, тронулся с места вперед, но тут же остановился. Сзади по-прежнему не доносилось ни звука, кроме тревожного конского фырканья.

Выругавшись, Ульдиссиан повернул назад. Он же хотел всего-навсего скрыться от Ахилия! Если случилось что-то дурное…

Подъем по окутанной мраком тропе оказался таким же сумбурным, как и спуск. Из-под копыт коня сыпались вниз камни и комья земли. На особо крутом отрезке Ульдиссиан едва не соскользнул с седла.

Вот впереди замаячил огромный темный силуэт – конь Ахилия, но без седока. Где же…

Откуда-то слева, где тропа угрожающе обрывалась вниз, донесся стон. Опасения Ульдиссиана усилились. Подъехав ближе, едва дождавшись, пока его конь не остановится, он спрыгнул с седла. Каждый мускул словно бы вспыхнул огнем: разозлившись, Ульдиссиан совершенно забыл о собственной слабости, и теперь возмущенное тело напоминало, что он едва держится на ногах.

Несмотря на это, Ульдиссиан двинулся дальше. Поводья своего коня и коня Ахилия он захлестнул за один из тех самых злосчастных сучьев, а сам заковылял туда, откуда слышались стоны.

Ну, не смешно ли? Ахилий без оглядки бросился ему на помощь, и вот что получил в награду… Ульдиссиану стало мучительно стыдно. Помнится, он ведь даже надеялся на то, что один из сучьев зацепит Ахилия – пусть не настолько, но все равно: об опасности Ульдиссиан знал, но ни о чем, кроме собственного решения, не позаботился.

Спуск оказался скользок, земля под ногами осыпалась на каждом шагу. Третьего коня все еще было не слышно, и Ульдиссиан задался вопросом, намного ли отстали от них брат с Серентией. Попросту вытащить Ахилия наверх и оставить там, положившись на то, что они на него наткнутся, он не мог. В чудеса – хоть малые, хоть великие – Ульдиссиан больше не верил.

Внизу виднелся один только мрак. Отправляясь на поиски, Ульдиссиан рассчитывал разглядеть в темноте светлые волосы охотника, но нет, не тут-то было. Сын Диомеда забеспокоился всерьез. Может, друг вовсе даже не здесь?

И тут некое внутреннее чутье заставило его принять левее – туда, где он и не думал искать. Однако стоило Ульдиссиану подумать, не повернуть ли назад, он обнаружил, что не в силах этого сделать.

Нахмурившись, крестьянин двинулся дальше… и почти сразу же углядел впереди нечто округлое. Бросившись вниз, он склонился к лежащему и бережно перевернул его. Тот тут же закашлялся.

– Уль… Ульдиссиан? Странно. Вроде… вроде бы это я тебя выручал…

– Прости, Ахилий, прости! Я вовсе этого не желал! Встать можешь?

Охотник страдальчески закряхтел.

– Левая нога не гнется, но, кажется, дело просто в сильном ушибе. Дай-ка… дай-ка руку.

Как только Ульдиссиан подал Ахилию руку, собственное тело тут же снова напомнило обо всем, что ему довелось претерпеть. Оба дружно застонали.

– К… крепки же мы с тобой, а? – с негромким смехом заметил Ахилий.

– Помнится, в детстве, – хмыкнув, откликнулся Ульдиссиан, – видали мы с тобой царапины и похуже. И стонать даже не думали!

– Детишки куда выносливей стариков!

Медленным шагом оба взошли наверх. Не раз и не два то тот, то другой, то оба вместе оскальзывались. Приближаясь к тропе, Ульдиссиан услышал неспешный цокот копыт. Вот и Мендельн с Серентией, наконец, подоспели…

– Я же обещал, что мы их отыщем, – с необычайным спокойствием сказал брат. – Вот, видишь?

Но девушка, не тратя времени даром, соскользнула с коня и бросилась… нет, не к Ульдиссиану – к Ахилию.

– Ты цел? – с жаром спросила она, обнимая его.

– Я… цел. Цел.

Похоже, Серентия этому не поверила, однако же повернулась к Ульдиссиану.

– Что стряслось?

Ульдиссиан открыл было рот, но Ахилий опередил его:

– Моя неосторожность, Серентия… всего-то навсего. По счастью, мой добрый друг понял: что-то не так, и… и вернулся за мной.

Серентия ощупала руки, грудь, лицо охотника и не успокоилась, пока не удостоверилась, что раны его несерьезны.

– Хвала высшим силам. Если бы что-то случилось…

Теперь Ульдиссиан видел: говоря, будто дочь Кира наконец-то обратила взор на него, Ахилий нисколько не преувеличивал. Одна из немногих радостей за эту ночь… из них выйдет прекрасная пара.

И тут он почувствовал, что ноги перестают его слушаться.

– Идемте к коням, – ровным тоном произнес сын Диомеда.

Двигались и он, и охотник с немалым трудом, и, видя это, Серентия снова забеспокоилась об Ахилии.

– Нога! – ахнула она. – Сломана?

– Нет, всего лишь ушиб. Моя гордость пострадала куда сильнее. Не заметить ветвей, нависающих над тропой – это, знаешь ли…

– Дай руку, – велела Серентия.

Едва не рывком оттащив охотника от Ульдиссиана, она повела его к коню. Несмотря на все пережитое, при виде этой картины Ульдиссиан тут же заулыбался.

Вдруг чьи-то руки подхватили и его самого.

– Позволь, я тебе помогу, – сказал Мендельн, появившийся рядом, словно по волшебству. – Держись за плечо.

Брат… На сердце стало теплее, но в то же время Ульдиссиан едва не сгорел от стыда.

– Спасибо, Мендельн, – пробормотал он.

– Кроме нас, у нас с тобой никого не осталось.

Эти слова поразили старшего из Диомедовых сыновей в самую душу. В заботах о Лилии он совершенно забыл про Мендельна, а куда же это годится? Однако возобновившиеся теплые чувства к брату немедля напомнили, что ожидает и Мендельна, и друзей, если они останутся с ним.

– Тораджанские джунгли, – ни с того ни с сего негромко заметил Мендельн. – Самые густые и дикие, к юго-западу от Кеджана.

– Что «Тораджанские джунгли»?

Моргнув, брат удивленно взглянул на него.

– Тораджанские… о чем это ты?

– Ты завел речь о джунглях. И помянул Тораджанские, к юго-западу от великого города.

– Я… о джунглях? – Мендельн поджал губы, однако внезапному провалу в памяти, похоже, нимало не удивился. – Да, сдается мне, если не возвращаться в Парту, мы можем отправиться туда. У меня с собой, – продолжал он, кивнув в сторону своего коня, – кое-какая провизия и вода. Для начала нам хватит. Признаться, из-за поклажи, да вдвоем на одном коне, мы от погони и поотстали.

Услышав об этом, Ульдиссиан не сумел скрыть удивления.

– Ты и припасы в дорогу собрал? Когда только успел?

– Они уже были приготовлены. Я думал, это твой запасной конь, только тебе почему-то пришлось бросить его в последний момент.

Окинув взглядом коня, Ульдиссиан удостоверился: нет, это не тот вороной, на котором догнала его Лилия. Однако откуда мог взяться этот конь, навьюченный, оседланный и поджидающий брата как раз в нужный момент?

Не зная, что это, подарок судьбы, или приманка, Ульдиссиан снова задумался о джунглях. Несмотря на сомнительность происхождения, идея вправду казалась стоящей. Вдобавок, высказанная Мендельном, она вряд ли могла быть внушена демонессой.

– Тораджанские джунгли, – снова пробормотал он, на сей раз – с куда большей уверенностью.

– Ты хочешь направиться туда.

Это был вовсе не вопрос.

– По-моему, выбора у меня нет, – мрачно кивнув, откликнулся Ульдиссиан.

– У нас. У нас нет.

Обрадованный решимостью Мендельна, Ульдиссиан стиснул плечо брата крепче прежнего.

– Да. У нас.

– Точности ради, Ульдиссиан, я говорю и об Ахилии с Серентией.

– Что ты там о нас говоришь? – окликнул его охотник с седла.

С этими словами он поднял дочь торговца к себе. Удивляться этакой перемене никому из четверых даже в голову не пришло.

– Мы думаем ехать в Тораджанские джунгли, – без обиняков отвечал Мендельн, прежде чем Ульдиссиан успел облечь предложение в надлежащую форму.

Ахилий склонил голову на сторону.

– Тораджанские джунгли… Слыхал, слыхал. Самые густые, самые неизведанные на свете, народу – раз, два и обчелся. Единственный город – Тораджа. Говорят, жители тамошние мажут тела черной нефтью, а зубы затачивают, точно кинжалы, – со смехом сказал он. – Милое, должно быть, местечко!

Ульдиссиан задумался о предстоящем путешествии. От цели их отделяли другие неведомые, вполне возможно, опасные земли. На самом деле, необъятные джунгли являли собою единое целое, но такова уж человеческая натура: испокон веку люди повсюду пролагают границы и дают землям разные имена. Тораджанские джунгли были лишь одной из многих частей других, куда более обширных. Может статься, сумев добраться туда, путники осознают это лишь через несколько дней.

Серентию в таких краях он представить себе не мог.

– Серри…

– Если ты, Ульдиссиан уль-Диомед, хоть заикнешься о том, чтоб я осталась – слово даю, пожалеешь! Я с вами, и это не обсуждается.

– Сам понимаешь, я спорить с ней тоже не стану, – заулыбался Ахилий.

Прекрасно об этом знавший, Ульдиссиан согласно кивнул. Однако все они должны были осознать, насколько серьезно их положение.

– Если вы остаетесь со мной, в Парту нам путь закрыт. Я туда не вернусь. Слишком уж велики шансы, что уехать оттуда снова, не взбаламутив весь городок, окажется невозможным.

Мендельн немедля признал его правоту. Видя это, Ахилий с Серентией тоже не возразили ни словом.

– У меня есть кое-какая провизия и вода, – сообщил им брат Ульдиссиана.

– А со мной вы в пути не останетесь без свежего мяса, – без тени хвастовства отозвался охотник.

В том, что Ахилий с легкостью сдержит слово, никто не усомнился. Оставалось сказать лишь одно, и Ульдиссиан решил не затягивать с этим.

– Спасибо вам… Я предпочел бы уехать один, но… спасибо.

– С рассветом наше отсутствие обнаружат, – напомнил Мендельн, садясь в седло. – К тому времени нужно уехать как можно дальше.

Оспаривать его логики никто не стал. Когда партанцы сообразят, что произошло, некоторые из них наверняка первым делом отправятся на поиски Ульдиссиана. Бросать горожан ему отчаянно не хотелось, но это было необходимо для их же блага. Вдобавок, вскоре они обнаружат, что «дар» их на самом деле – ничто, почувствуют себя обманутыми, и общее обожание тут же сменится возмущением.

Ведя спутников за собой, Ульдиссиан задумался, во что мог бы вылиться их общий гнев. Что, если и до кровопролития дело дошло бы? Что, если, останься в Парте его брат и друзья, гнев горожан обратился бы на них? Конечно, из городка им следовало бежать. В каком-то смысле, с Ульдиссианом Мендельну, Ахилию и Серентии будет спокойнее.

По крайней мере, до поры до времени.

* * *

Люцион не сводил пристального взгляда с чаши, доверху наполненной кровью. В блестящей поверхности отражалось все, случившееся после того, как он, сообща с двумя прочими демонами, сотворил те самые чары. Обнаружив ее – Лилит – в объятиях смертного плута, он в нужный момент разоблачил сестрицу перед этим глупцом. Вышло, надо заметить, просто на славу! Все ее самомнение вылилось в пустое позерство да гнев. Обратившись против собственной же марионетки, Лилит бросила ее на произвол судьбы.

И вот тут совершила величайшую из ошибок.

Мало-помалу жизненная сила крови таяла, и видение в чаше начало меркнуть. Да, Люцион вполне мог бы возобновить чары, но для этого требовалось заново заключить сделку с Астрогой и Гулагом, и скромным угощением, подобным поднесенному им в первый раз, дело уже не обошлось бы. Вот в чем беда и с демонами, и с людьми: вечно им хочется большего…

Нет, Люцион управится с этим сам, исключительно сам: награда слишком уж драгоценна, чтобы делить ее с кем-то еще. Сохранить все в тайне от обоих соперников будет несложно, ибо, заняв место Примаса, он сделал немало такого, о чем им неизвестно… о чем неизвестно даже его отцу.

– Спасибо тебе, дорогая сестрица. Почву ты подготовила, – проскрежетал Люцион.

Кроме нее, благодарен он был и покойному Малику с Дамосом – слугам, исполнившим долг до конца, знали они о том, или нет. Жаль, жаль их: потеря немалая… но подходящая замена верховному жрецу на примете у Люциона уже имелась, а грозных морлу у него без счета. Самое важное состояло в том, что, коснувшись демонической руки Малика – а подобный исход Люцион, памятуя об алчности Малика и склонности сестрицы к черному юмору, полагал предрешенным, – Лилит не только раскрыла, кто она такова, но невольно, пускай всего-то на миг, избавилась от всей сотворенной ею магической защиты.

В этот-то миг долготерпеливый Люцион и наложил на нее заклятье, подготовив крушение всех ее замыслов. Это он устроил так, чтобы, когда в игру вступят кое-какие новые элементы, Ульдиссиан уль-Диомед увидел, кто она такова на самом деле. Все вышло просто безукоризненно. Лилит даже кое в чем подыграла ему, в ярости извратив факты так, что ее марионетке нипочем не понять, где истина, а где ложь.

И после этого оставила Ульдиссиана вполне подготовленным к его, Люциона, манипуляциям.

Улыбка Люциона прибавила в ширине, но тут же померкла. Охваченный ощущением, будто за ним исподволь наблюдают, Люцион немедля огляделся – но не обычным, мысленным взором. Для виду не сводя глаз с меркнущих образов в чаше, он принялся искать чужака.

Увы, несмотря на все его старания, в покоях не обнаружилось ни души, кроме него самого. Оставаясь настороже, сын Мефисто быстро оглядел Храм в поисках двух других демонов. Гулаг оказался внизу: там разрушитель, забавы ради, рвал на части морлу. Другие морлу азартно атаковали демона, но нанесенные ими раны в мгновение ока затягивались сами собой. Однако отсутствие каких-либо успехов ничуть не притупляло в морлу жажды битвы: они попросту снова бросались в бой, а Гулаг тем временем разрывал на части еще одного их собрата. Демон разрушения знал, что до тех пор, пока не сожрет ни кусочка, может продолжать бойню, сколько пожелает. По завершении очередного круга морлу, как обычно, воскреснут, а гибель всего-навсего превратит их в еще более грозных воинов, и тем интересней окажется новый бой.

Порадовавшись тому, что Гулаг здесь ни при чем, Люцион принялся искать Астрогу. Сторонник Диабло, паук был тварью куда более хитрой. Если кому из этой парочки и пришло бы на ум шпионить за Люционом ради неких собственных целей, то именно ему.

Однако Астрога как ни в чем не бывало сидел в одном из любимых темных углов, да ужинал тем немногим, что осталось от брата Икариона. Вокруг его многоногой, окутанной мраком туши копошились пауки помельче. Плоть от плоти, суть от сути самого демона, они являли собою его продолжение, выполняли его приказы, пока он спокойно ждал.

«Не мог ли это быть один из них?» – подумалось Люциону. Однако сын Мефисто прекрасно знал, что даже «дети», как называл их Астрога, несут на себе печать его порчи, и он, Люцион, почует Астрогу даже в их облике.

По-прежнему храня неподвижность, он снова обвел мысленным взором потайные покои и снова не обнаружил поблизости никого. Демоны по самой сути своей склонны к сверхъестественной недоверчивости, и Люцион прекрасно помнил о том, что сам подвержен ей, подобно всем остальным.

В конце концов он выкинул досадное происшествие из головы. Главное – марионетка Лилит. Лилит указала человечишке путь, и теперь Люцион завершит его образование.

Либо, если в итоге человек окажется ни к чему не пригодным, уничтожит его.

* * *

Тем временем в неведомом месте, вполне настоящем, и в то же время несуществующем, появился из ниоткуда некто, с головы до ног укутанный в черное. Окружала его одна только непроглядная тьма, но никаких неудобств он, пребывая там, не испытывал. Напротив, это место казалось ему родным – куда как роднее всех прочих, где он ни побывал, прожив на свете срок, равный тысяче человеческих жизней.

Ждал он в безмолвии, зная, что тот, с кем ему нужно поговорить, в свое время появится. Да, укутанный в черное понимал: ожидание может затянуться не на один день, не на одну неделю, а то и не на один год, но это его не тревожило. В другом месте – в том, что называется Санктуарием – времени не пройдет вовсе. Назад он вернется в тот самый миг, когда и ушел.

Впрочем, от опоздания даже это вполне могло не спасти.

Вокруг не слышалось ни звука, не чувствовалось ни ветерка. Казалось, подошвы сапог упираются в твердую землю, но он-то знал: это всего лишь иллюзия. В этом месте все сущее являло собою всего-навсего грезы его учителя.

И тут… откуда-то сверху вниз заструился свет – согревающий свет, пробудивший к жизни донельзя усталое тело. Он поднял взгляд. Еще миг – и глаза привыкли к неожиданной перемене. Наверху, в вышине, замерцало множество далеких-далеких звезд. Поначалу сгрудившиеся вместе, крохотные огоньки брызнули во все стороны, прочь друг от дружки… и замерли.

Выстроившиеся подобно созвездию, звезды начертали над головой исполинский, невесомо-прозрачный силуэт, и в этом образе искушенный взор пришельца немедля увидел зверя, не менее мифического, чем он сам.

– Все это – дело рук ее брата, – негромко сказал некто укутанный в черное. – Он же – бездействует.

И означать это может только одно…

– Да, – отвечал сверху голос, что заставил бы приумолкнуть и ангелов. – Да… грядущую смерть…