Текст книги "Право крови"

Автор книги: Ричард Аллен Кнаак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Глава тринадцатая

Дни шли один за другим, а делу, начатому Ульдиссианом в Парте, не видно было конца. Да, скрытая сила – он чувствовал – пробуждалась во многих, почти во всех, кто к нему приходил, однако загвоздка состояла в другом: после ее пробуждения стремительных успехов, подобно ему и даже Лилии, не достигал никто, и это ввергало Ульдиссиана в нешуточное недоумение. Как-то раз, лежа рядом с красавицей-аристократкой в постели, среди роскошно обставленных покоев, любезно отведенных им мастером Итоном, он решил посоветоваться с нею и обнаружил, что Лилию его неудачи нимало не огорчают.

– Отсюда, любовь моя, следует, что ты еще более необычен, и я это уже знаю, – проворковала она, нежно поглаживая его грудь. – Но подожди еще денька два-три. Думаю, ты еще увидишь то, к чему стремишься.

– Рад, что ты так считаешь, – угрюмо ответил он. – И особенно ценю это, так как знаю, что ты была вовсе не рада, когда нас вместо окрестностей Кеджана занесло сюда.

– Что-что, дорогой мой Ульдиссиан, а приспосабливаюсь к обстоятельствам я превосходно. Жизнь научила.

Пожалуй, Ульдиссиан усомнился бы в ее замечании, но, повернувшись к ней, обнаружил, что Лилия уже задремала. Спустя пару минут он тоже уснул, позабыв обо всех заботах до утра.

* * *

Спустя неполных два дня предсказание аристократки сбылось. К этому времени Ульдиссиан удостоил прикосновения почти всех жителей городка. Колебавшихся, опасаясь пробудить таящийся внутри дар, оказалось на удивление мало, а тех, кому он мог отказать, и того меньше.

Тех, кому доступ к Ульдиссиану следовало запретить, указывал мастер Итон. Все это были преступники, личности подозрительные, неблагонадежные. Глава партанского суда, большинство таковых купец помнил в лицо и, едва узнав, что происходит на площади, неотлучно находился при Ульдиссиане.

– Вон тот, – объявил Итон. – Ему давать что-либо поостерегись…

Пошарив взглядом в толпе, он указал на второго.

– А вот этот, скорее всего, горло тебе перережет, как только протянешь ему руку, так что за ним поглядывай тоже.

Вначале Ульдиссиан безропотно его слушался, но в этот день снова увидел невдалеке первого из указанных мастером Итоном, сомнительного бородатого типа по имени Ром. Его лысину почти от края до края пересекал рваный шрам – несомненно, память о каких-то темных делишках. Едва заметив, что его тоже разглядывают, Ром отвернулся и двинулся прочь. Однако Ульдиссиан вдруг решил, что ему хочется поговорить с этим малопочтенным субъектом.

– Ром! Ром! Поди-ка сюда!

Взгляды сотен собравшихся устремились в сторону Рома. Хочешь не хочешь, пришлось ему выйти вперед, несмотря на мрачные мины городских стражников и многих других.

Мастер Итон этому тоже отнюдь не обрадовался.

– Ульдиссиан! Знаю: ты, парень, хочешь только хорошего, но ведь такие, как он, получив дар, сделаются намного опаснее прежнего…

Лилия нежно коснулась плеча торговца.

– Но, дорогой Итон, откуда тебе знать: возможно, некоторые другие, подобные Рому, уже получили помощь Ульдиссиана? Вправе ли ты заявить, будто тебе известны все до единого злодеи в Парте?

– Нет, миледи, не все до единого, но знаю я их, прошу простить за этакое выражение, дьявольски много, а этот числится среди самых отъявленных!

Однако Лилия настаивала на своем:

– Ты видел лица тех, кто испытал пробуждение. Ты испытал его сам. Подумай, прислушайся к себе самому: способен ли ты хоть раз использовать полученный дар во зло?

Итон разом увял.

– Нет… нет, это уж точно… но…

– И никто другой не способен, – твердо сказала Лилия. – Никто другой.

Не тратя времени даром, не дожидаясь, что их гостеприимный хозяин на это ответит, Ульдиссиан потянулся к Рому. В эту минуту Ром выглядел не столько заядлым преступником, сколько напуганным мальчишкой: плешивого бородача окружало множество добропорядочных горожан, полагавших Ульдиссиана кем-то вроде святого.

– Не бойся, – успокоил его Ульдиссиан и обратился к толпе: – Расступитесь, освободите ему побольше места. Все будет хорошо.

Собравшиеся повиновались, а сын Диомеда потянул Рома поближе к себе. Ром сдвинул брови, но сопротивляться не стал.

Стоявшая рядом с мастером Итоном Лилия подалась вперед, не сводя пристального взгляда с Ульдиссиана.

Прочие горожане с опаской взирали на Рома. Очевидно, в Парте его прекрасно знали и приготовились в случае чего броситься Ульдиссиану на помощь.

Однако сам Ульдиссиан подобных опасений не испытывал. Едва он коснулся рук Рома, таившаяся в нем сила хлынула вперед, и Ульдиссиан немедля почувствовал, как ее ток пробудил в Роме нечто новое. Плешивый бородач тихо ахнул, на лице его отразилось изумление пополам с необычайным восторгом. Казалось, он стал совсем другим человеком – таким, которому Ульдиссиан доверил бы и собственную жизнь.

– Это ж… это ж… – пролепетал Ром.

– Да, так и есть.

С этими словами Ульдиссиан, как обычно, отступил назад, предоставляя «пробудившемуся» возможность без помех сжиться с переменами в себе самом. Ром улыбался, будто мальчишка, по щеке его скатилась слеза. В попытках понять, что с ним произошло, он с силой растер обеими ладонями темя.

Стоило ему опустить руки, Лилия тут же воскликнула:

– Ульдиссиан! Смотри, что у него получилось! На шрам его посмотри!

Но на шрам Рома Ульдиссиан посмотреть больше не мог: никакого шрама на лысине не было. Там, где еще недавно красовался рваный рубец, кожа сделалась такой же розовой, гладкой, как и на обновленном лице Йонаса.

И он, Ульдиссиан, ради этого даже пальцем не шевельнул.

Не сразу сообразившие, в чем дело, горожане разразились рукоплесканиями, приписывая и эту заслугу ему. Поспешно подняв кверху руки, Ульдиссиан подождал, пока толпа не угомонится, и закричал:

– То, что вы видели, сделано вовсе не мной! Вовсе не мной! То, что вы сейчас видели… чудо, свершившееся на ваших глазах… все это Ром сделал сам!

В толпе недоверчиво зароптали, и Ульдиссиан заговорил тверже:

– Это вам я говорю, а уж я-то знаю, чье это дело! Кто из вас назовет меня обманщиком?

Назвать его обманщиком не смог бы никто. Многие с изумлением воззрились на Рома, а тот все качал и качал головой, отрицая истину столь же горячо, как и его недоверчивые соседи.

Но Ульдиссиан допускать этого не собирался.

– Ром, подойди, встань у фонтана рядом со мной! Пусть все увидят!

Ни слова не говоря, бородач присоединился к нему. Остальные сгрудились перед ними, негромко переговариваясь и указывая на исцеленное место. Мало-помалу Ром начал густо краснеть. Теперь он ничем не напоминал закоренелого преступника, на коего мастер Итон указал Ульдиссиану прежде всех остальных.

– Невероятно, – пробормотал купец за спиной Диомедова сына. – Неужели этакое вправду возможно?

Лилия крепко стиснула плечо гостеприимного хозяина.

– И еще как! – выдохнула она Итону в самое ухо. – Ну? Теперь понимаешь?

– Да… да… теперь-то, пожалуй, да…

Тем временем Ульдиссиан снова привлек общее внимание к себе.

– Возможно, сила проявится снова вовсе не сразу, однако теперь вы сами видите: ничего невозможного в этом нет! Не сомневайтесь, со временем каждый из вас сможет сделать все то же самое… и даже больше!

Этого оказалось довольно, чтобы толпа хором взревела. Многие, пав на колени, принялись благодарить, славить Ульдиссиана, весьма огорченного таким поворотом событий.

– Встаньте же! Встаньте! – закричал он.

Потрясенные его яростью, почитатели в страхе уставились на него, но Ульдиссиана их страх нимало не обеспокоил. Они должны, должны были понять…

– Нечего тут мне кланяться! Я не король, не патриарх клана магов! Я был и до сих пор остаюсь обычным крестьянином! Пусть дом и землю я потерял, но крестьянином остаюсь даже при этаком даре! Я пришел поделиться им с вами, а не повелевать! Никогда, ни за что не становитесь передо мной на колени! Здесь господ нет! Здесь все меж собою равны!

Еще не успев досказать всего этого до конца, Ульдиссиан понял: тут партанцы с ним не согласны. За ответами на вопросы, за указаниями они будут обращаться к нему. Оставалось одно – утешать себя мыслью, что он станет им не господином, а лишь учителем, лишь наставником. Не за горами день, когда многие запросто смогут обойтись без него. Возможно, найдутся даже такие, кто превзойдет его, и тогда сам Ульдиссиан, в свою очередь, будет учиться у них.

Однако сейчас, в эту минуту, все зависело от него одного. Разве что неожиданное свершение Рома вселяло в душу новые надежды. Двух одинаковых людей на свете не существует. Кому, как не крестьянину, знать, сколь по-разному может расти посеянное? Сейчас нужно одно – терпением запастись.

Действительно, спешить было некуда. В Кеджане его никто не ждал, а стало быть, Ульдиссиан вполне мог оставаться здесь, пока окончательно не убедится в успехе. Вдобавок, после этого он куда лучше, увереннее будет чувствовать себя, представ перед жителями великого города!

Воодушевленный этими мыслями, Ульдиссиан повернулся к следующему просителю… и еще к одному… и еще…

* * *

На сей раз Малик взялся за дело куда осторожнее. Нет, не потому, что опасался новой схватки с Ульдиссианом – просто очень хотел выполнить поручение безукоризненно. В некоторых отношениях морлу являли собою палку о двух концах: весьма умелые воины, в склонности к кровопролитию они, пожалуй, могли бы дать фору даже демонам. По счастью, господин отдал ему под начало Дамоса, слугу очень и очень толкового, а Дамос ничуть не ошибся, подбирая себе пятерых подчиненных. Все вместе они составляли силу куда более грозную, чем стражи и демоны, коими священнослужитель командовал в прошлый раз.

Сейчас Дамос двигался во главе отряда, принюхиваясь, точно хищник, ищущий след. Прочие морлу нетерпеливо ерзали в седлах, ожидая известий о жертве.

– Оттуда они приехали, – проскрежетал Дамос, задрав к небесам наличье «бараньего» шлема и вновь потянув носом воздух. – А здесь повернули… туда.

Малик взглянул, куда указывает его вытянутая рука.

– Ты в том уверен?

Главный над морлу осклабился, обнажая в улыбке острые, пожелтевшие зубы.

– Я чую кровь, о верховный жрец…

– Они направлялись к Кеджану. Когда я наткнулся на них в прошлый раз, приближались к долинам и джунглям. Поворот в эту сторону означает изрядный крюк.

В ответ Дамос только пожал плечами. Его братии подобные рассуждения были ни к чему. Главное – отыскать жертву, а где, в какой стороне она бегала до начала охоты, это уж дело десятое.

Священнослужитель машинально, сам того не сознавая, погладил чудовищную кисть руки: да, превращение свершилось совсем недавно, однако это уже успело войти в привычку. Когтистые пальцы хищно скрючились. Перед тем как отряд отправился в путь, господин наконец-то поведал, на что способна эта рука, и теперь Малику не терпелось опробовать ее в деле… но для этого жертву следовало настичь.

– Значит, едем туда, – в конце концов объявил верховный жрец.

Крякнув, Дамос вернулся к своему черному скакуну. Необходимость идти по следу для всех морлу была вполне очевидна, однако каждый из них знал свое место, а посему совершенно ненужный приказ священника воины приняли как должное. Пожелав того, верховный жрец мог бы послать их хоть на смерть – при условии, что сие пойдет Церкви на благо. Перечить его приказаниям им и в голову не придет, если только господин не распорядится иначе.

Возглавляемый Маликом, отряд сорвался с места в галоп. Странно, однако бешено скачущие кони не оставляли за собою следов, и, мало этого, даже не грохотали оземь копытами. Окажись рядом случайный свидетель этой скачки, он мог бы заметить, что копыта коней самую малость не достают до земли…

* * *

В городке под названием Парта вновь воцарилась ночь. Выбившийся из сил, Ульдиссиан рухнул в кровать, едва заметил, как рядом скользнула под одеяло Лилия, и сразу же после этого крестьянина сморил сон.

Вскорости в его дрему вторглись и сновидения – сладостные, отрадные картины, в коих он без труда помогал больным и увечным со всего света выучиться исцелять любые недуги, а выжженные земли превращать в цветущие сады. На глазах Ульдиссиана мир сделался сущим раем, люди достигли невообразимого совершенства…

Но вдруг посреди всеобщей любви и согласия разразилась беда. В земле разверзлись расселины, и даже по небу зазмеились трещины. Казалось, родной мир Ульдиссиана заключен в огромных размеров яйцо, и теперь некая сила разбила это яйцо извне.

В следующий же миг небеса от края до края заполонили крылатые силуэты, из расселин наверх хлынули орды чудовищных чешуйчатых тварей. Два грозных воинства немедля сшиблись друг с другом, а Человечество оказалось ровнехонько посредине. Мужчины, женщины, дети – воины обеих сторон рвали, рубили в кровавые клочья всех без разбора. В мгновение ока пали мертвыми многие тысячи человек.

– Стойте! – взревел Ульдиссиан. – Остановитесь!

Никто из сражающихся не обратил внимания на его крики. Тогда он, пытаясь привлечь их внимание, пустил в ход свой дар, но и из этого никакого толку не вышло.

– Они валят на нас отовсюду! – крикнул невесть откуда взявшийся рядом Ахилий. – Сделай же что-нибудь! У меня стрелы уже на исходе!

Действительно, лучник сумел сразить почти сотню бойцов, однако волна атакующих неуклонно стремилась вперед, к ним с Ульдиссианом.

– И все это из-за тебя! – с неожиданной яростью прорычал Ахилий. – Из-за тебя!

– Нет!

Отвернувшись прочь от охотника и его обвинений, Ульдиссиан встретился взглядом со стоящей поодаль Серентией. Со всех сторон окруженная бушующим океаном битвы, она словно бы не замечала угрожающей ей опасности. Клинки свистели над самой ее головой, однако дочь Кира, подобно многим, собравшимся сегодня на городской площади, не отрываясь, смотрела на Ульдиссиана.

– Я верю в тебя, – объявила она. – Я…

Выщербленное в жутком бою лезвие топора аккуратно отсекло ее голову от тела. Из перерубленной шеи ударила кровь, голова покатилась наземь, однако лицо Серентии по-прежнему лучилось непоколебимым доверием – верой в него, в Ульдиссиана…

– Серри!

Сдавленно вскрикнув, Ульдиссиан рванулся к погибшей девушке сквозь толпу, но чья-то рука вдруг увлекла, потянула его назад. Оглянувшись, он обнаружил позади не кого иного, как собственного же брата… однако вид Мендельна вогнал его в неудержимую дрожь.

– О ней больше не беспокойся, – ровно, бесстрастно проговорила фигура брата, жуткая, точно ходячий мертвец.

Лицо Мендельна осунулось, посерело, и сам он казался словно бы призрачным. Темный плащ, запахнутый от головы до ног, трепетал, развевался, невзирая на то, что вокруг не ощущалось ни единого дуновения ветерка.

– О ней больше не беспокойся. Теперь она тоже принадлежит мне.

Только тут Ульдиссиан заметил за спиной Мендельна немало знакомых – знакомых и по Парте, и по Сераму. Однако лица их казались точно такими же, как у брата, иссохшимися, посеревшими, а опустив глаза, приглядевшись, старший сын Диомеда увидел и колотые раны, и рассеченную плоть…

Все они были мертвы.

Высказав сие заявление, Мендельн проплыл мимо Ульдиссиана, будто тень, призрак. Трупы невинных, сгрудившиеся за его спиной, двинулись следом. В схватке вокруг тела Серентии – невзирая на гибель, дочь Кира осталась стоять на ногах – образовалась брешь.

Мендельн взмахнул рукой, и обезглавленное тело девушки, развернувшись, шагнуло к нему.

– Постой! – воскликнул Ахилий, рванувшись вперед, отшвырнув лук, подхватив кровоточащую голову Серентии и устремившись за Мендельном. – Подожди!

Ульдиссиан направился следом за ними, но ему бьющиеся легионы дороги не уступали. Волны крылатых воинов и их звероподобных противников снова сомкнулись, хлынули друг другу навстречу, но, несмотря на множество потерь с обеих сторон, число их не убывало. К тем и другим бесконечным потоком, заполняя мир от горизонта до горизонта, шли подкрепления.

От рая земного, еще недавно окружавшего Ульдиссиана со всех сторон, не осталось даже следа. Земля превратилась в пылающую бойню, горящее небо затянула дымная пелена.

И тут, готовый распрощаться со всеми надеждами, Ульдиссиан услыхал голос Лилии, зовущей его. В отчаянии он огляделся вокруг и, наконец, заметил красавицу-аристократку, в сверкающем платье скользившую сквозь гущу боя к нему. Сражение Лилию ничуть не затрагивало – напротив, бьющимся словно не терпелось поскорее убраться с ее пути. С разбегу бросившись прямо в объятия Ульдиссиана, она обняла его так же крепко, как он ее.

– Лилия, – с невероятным облегчением выдохнул сын Диомеда. – Лилия… а я уж думал, что и тебя потерял…

– Ну нет, любовь моя, без меня ты не останешься никогда, ни за что, – проворковала она, обнимая его крепче прежнего и уткнувшись лицом ему в грудь. – Мы с тобой – ты и я – связаны друг с другом навеки…

Обрадованный, Ульдиссиан склонился к ней с поцелуем. Лилия подняла голову, повернулась к нему лицом, и…

Едва не задохнувшись, крестьянин тщетно рванулся прочь от аристократки, однако объятий Лилии разомкнуть не сумел. Охваченный ужасом, смотрел он, как ее губы приближаются к его губам.

– Разве ты не поцелуешь меня, любовь моя? – спросила она, улыбнувшись… и обнажив в улыбке множество острых зубов.

Мало этого, глаза ее были лишены зрачков и мерцали под веками ровным зловещим багрянцем. Кожа покрылась чешуей, меж прядей волос торчали длинные остроконечные уши. Сами волосы ниспадали на плечи по-прежнему, но превратились в жесткую изумрудно-зеленую ость наподобие игл дикобраза.

Несмотря на все эти жуткие перемены, в ней до сих пор оставалось нечто, исполнявшее Ульдиссиана желания – желания столь неодолимого, что его охватил страх. Великолепное платье ее исчезло, исчезло без следа, а чешуя, покрывавшая все тело, ничуть не скрывала того, на что человеческие наряды разве что намекают.

– Нет! – выпалил он, что есть силы отталкивая ее от себя. – Нет!

Но Лилия лишь рассмеялась над его потугами. Ее хвост с тремя кинжалоподобными выростами на конце игриво застучал, забарабанил по залитой кровью земле. Пристукнув копытами – точно такими же, как у имевшихся в хозяйстве Ульдиссиана коз, – она отступила на пару шагов, дабы явить его округлившимся от изумления глазам все свое великолепие.

– Ну? Разве я – не все, о чем ты только мечтал? Разве я – не все, чего ты мог бы пожелать?

Тут демонесса вновь рассмеялась, и ее смех распалял желание в злополучном крестьянине сильнее прежнего, невзирая на пробегающий по спине холодок.

– Иди же ко мне, любовь моя, – продолжала Лилия, когтистыми пальцами маня Ульдиссиана к себе. – Иди же… ты ведь всецело мой, мой телом и душой, душою и телом… ступай же ко мне…

Оба воинства разом прервали битву, повернулись в сторону Ульдиссиана и неторопливой поступью, в такт ритму голоса Лилии, двинулись на него.

– …телом и душой… душою и телом… телом и…

Зайдясь в бессловесном крике, Ульдиссиан очнулся, открыл глаза, а повернувшись на бок, увидел склонившуюся над ним Лилию. Ее лицо – ее прекрасное лицо – было исполнено неподдельной тревоги.

– Ульдиссиан, любовь моя! Не захворал ли ты?

– Я видел… других… и тебя…

Спрятав лицо в ладонях, он мало-помалу собрался с мыслями.

– Все это – сон… сон… и более ничего. Попросту скверный сон.

– Кошмар?

Гладкая, безо всяких когтей, ладонь Лилии нежно коснулась его щеки. Живо вспомнив, какой она предстала перед ним в сновидении, Ульдиссиан невольно втянул голову в плечи.

– Должно быть, кошмар твой был вправду ужасен, – добавила Лилия, – если ты так пугаешься даже меня!

– Лилия… прости.

Аристократка встряхнула головой, отчего ее волосы водопадом рассыпались по обнаженным плечам. Краса ее ошеломляла даже во тьме. Ульдиссиана вновь охватила страсть, и страшный сон мало-помалу начал ускользать в забвение.

– Дай-ка я успокою твой разум, – шепнула Лилия, обвив его шею тонкими, изящными ручками, – успокою и покажу, что тебе незачем меня бояться…

– Лилия, я…

– Тихо!

Губы их встретились, и поцелуй продолжался до тех пор, пока Ульдиссиан не начал задыхаться. Когда же он перевел дух, аристократка захихикала, и смех ее оказался не только крайне приятен, но и ничуть не похож на тот, соблазнительный, однако ж глумливый смех из кошмарного сна.

– И это, можешь не сомневаться, только начало.

Пальцы Лилии пробежались по плечам, коснулись волос на груди, скользнули книзу…

Последние отголоски страшного сна исчезли, как не бывало. Игриво зарычав, Ульдиссиан рванулся вперед и сгреб Лилию в объятия. Оба перевернулись на бок, и сын Диомеда, опрокинув Лилию на спину, принялся трудиться без устали – трудиться, чтоб память о жутком видении не вернулась к нему никогда…

* * *

Вновь засыпая, Ульдиссиан пребывал в расположении духа, навевающем только приятные, а уж никак не кошмарные сны. Лежа на животе, он энергично похрапывал, а рука его небрежно обнимала Лилию.

Однако Лилия не спала. Улегшись на спину, она, не мигая, смотрела на нечто, сокрытое в недрах собственной памяти, нечто безмерно далекое и от этой кровати, и от Ульдиссиана.

Среди рода людского имелось немало верящих, будто сны предвещают будущее, и Лилия знала, что от истины они не слишком-то далеки. Сны вполне могли предвещать будущее, и ей это было известно лучше, чем многим другим. Во время любовной игры Лилии удалось собрать воедино немало мелких подробностей, о коих Ульдиссиан проговорился, сам того даже не сознавая. Все вместе они сложились в картину, из-за которой аристократка на миг утратила самоконтроль. К счастью, ее способности тут же исцелили то, от чего в других обстоятельствах крестьянин остался бы с глубоким жутким шрамом на спине.

Да, предвещать будущее сны очень даже могли. Возможно, и Ульдиссианов сон вправду был вещим. Однако у сновидений имелось еще одно свойство, встревожившее Лилию куда больше.

Сны – а ночные кошмары особенно – могли служить также предостережением.

О чем предостерегает Ульдиссианов сон, Лилия знала точно. Не знала другого: кем этот сон был послан. Она сделала все возможное, дабы скрыть свое появление от любого, кто мог бы ее узнать. Несомненно, теперь-то они кое-что заподозрили, однако и им нужно блюсти осторожность. В противном случае обо всем этом станет известно на Небесах, а извещать Небеса о существовании Санктуария наверняка не желает никто – даже он.

Таким образом, преимущество по-прежнему, насколько она понимала, оставалось за ней.

Однако этот сон не давал ей покоя. С одной стороны, на происки тех, кто хотел бы помешать ей достичь цели, вроде не похоже… с другой же – чем он еще может быть?

«Ладно, неважно», – сказала самой себе Лилия. Чего опасаться? Она хозяйка положения. Не кто-нибудь, а она пробудила в лежащем рядом олухе силы нефалемов, и с его помощью взрастит ее во всех смертных, в каких только возможно. Помешать ей не в силах ничто.

А если Ульдиссиану уль-Диомеду вдруг вздумается взбрыкнуть, сорваться с ее поводка, Лилия попросту прикончит его и подыщет другую, более покладистую марионетку. В конце концов, на свете так много мужчин…