Текст книги "Последний барьер. Путешествие Суфия"
Автор книги: Решад Фейлд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
– Ты должен заплатить, – объявил он. – Нечего торговаться, раз мы в его руках.
– Но это почти все, что у меня есть с собой!
– Ты заплатишь и, более того, ты заплатишь еще и за ремонт машины, поскольку ты виноват в том, что произошло. А сейчас я устал, голоден и невероятно зол. Заплати, сколько он просит, и поторопись.
Несколькими часами позже наша машина стояла перед маленькой мастерской в деревне, а мы отыскали крошечную, грязную и душную комнату на постоялом дворе. Стоимость починки машины была чудовищно высокой, и Хамид не сказал мне больше ни слова, пока мы мрачно ркинали продуктами из машины. В комнате была одна большая двуспальная кровать, на которую мы улеглись в одежде. И как только я начал засыпать, Хамид грубо потряс меня за плечо.
– Запомни, – сказал он, – на дороге не было никакого камня. Если бы ты так глупо не прокричал «Мы сделали это», то мы могли бы и дальше ехать беспрепятственно. Теперь, пока ты не уснул, молись и проси прощения за свое высокомерие и беспечность. В противном случае наше путешествие окончено. – С этим он отвернулся, и скоро захрапел так, что сотрясалась вся кровать.
Человек в мастерской сказал нам, что починка машины займет по меньшей мере день, поскольку до начала работы им придется ехать в другой город за некоторыми запасными частями, а на машине, на которой они собирались ехать, уехали на свадьбу в другую деревню. Уехавшие на свадьбу должны были вернуться еще вчера, проинформировали нас, но, видимо, свадьба была очень хорошей, поскольку еще никто не вернулся оттуда. Я сидел и смотрел, как Хамид обращался к толпе, которая начала собираться около гаража. Я не мог понять, что они обсуждали, но я начал привыкать к манере Хамида. На самом деле неважно было, что он говорил, если кто-то был готов слушать внутренним ухом. Его слова имели более глубокое значение, чем то, что было на поверхности. Я наблюдал, как он говорил о каком-нибудь предложении из Корана или из трудов суфийских мастеров, и каждый из его слушателей выносил из беседы столько, сколько был способен усвоить, не больше и не меньше. Иногда он долго обсуждал какую-то определенную фразу, и тогда я начинал понимать, что вся энергия разговора была направлена на одного человека, который слушал правильно.
Со своей стороны, я до сих пор был потрясен событиями прошедшего дня. Мне было горько, и я сердился, но я чувствовал, что сдаваться на этой стадии было бы бессмысленно, потому что это покажет отсутствие настойчивости. Однажды, очень давно, Хамид сказал мне: «На этом пути надо стоять двумя ногами. Одна нога – это твоя предрасположенность или возможности, скрытые в тебе, а другая нога – это настойчивость. Одна без другой бесполезна».
Мне стало ясно, что если я собираюсь двигаться дальше, то мне придется избавиться от всех «знаний», которые, как я считал, я приобрел за эти годы. Эти три дня полностью лишили меня надежды в отношении того, что я сам стану учителем. Я понял, что не знаю абсолютно ничего. Во время одной из наших первых встреч в Лондоне Хамид сказал мне, что если мы действительно посвящаем себя этому пути, то нам дают именно то, в чем мы нуждаемся. Неужели я действительно нуждался во всем том, что пережил за это короткое время? Конечно, существовал иной способ проверить мою смелость, чем ехать через горы; ничто не могло убедить меня, что на дороге не было камня. И меня беспокоило то, что после всего прошедшего времени Хамид оставался такой же загадкой. Я на самом деле ничего не знал о нем. Получалось, будто контроль над ситуацией давно забрали из моих рук, и все, что должно было произойти, было неизбежно. Я продолжал бороться с этой идеей. Одно дело чувствовать неизбежность чего-то; и совсем другое – отдаться тому, что происходит. Легко понимать умом, что нужно идти к учителю полностью открытым, но выполнить это на деле очень трудно.
Но с наступлением дня я успокоился и решился больше верить. Делать было нечего, поэтому я пошел на прогулку в холмы за деревней. Все было тихо и спокойно в этот полуденный час. Призыв к молитве уже прозвучал, и деревня была пустынна. Сверху я мог видеть площадку перед гаражом и старую машину, оставленную на краю дороги. Постоялый двор находился за углом на соседней улице за несколькими домами. Что-то в этом виде спокойного пыльного городка вернуло меня во время, когда Хамид говорил об идее изменения пространства.
Он объяснил мне, что обычный человек верит, что он или она является причиной чего-либо, и, таким образом, все начинается с эго, проецирующего себя вовне на экран жизни. До тех пор, пока мы живем в этом пространстве эго, может существовать видимость изменений, но настоящее изменение не может произойти. Мне тяжело было понять, что означает настоящее изменение. Он сказал, что дело заключалось не в расширении сознания, а, скорее, в прорыве сознания. Чтобы прорвать сознание, ты сначала должен прийти к своей настоящей личности. Это означает жизнь вне всех концепций, всех идей, всех мыслей о том, чем ты можешь быть. Ты должен умереть в том, чем по своему мнению ты являешься, и родиться в то, что ты есть на самом деле; это настоящее наследие души.
Хамид также рассказал мне о другом пути видения жизни, когда позволяют рассматривать себя. Он описал спираль, движущуюся к центральной точке: «Все, чем ты являешься, – сказал он, – это смешанное выражение момента времени. Спираль постоянно движется к центру, вновь сформировывая тебя каждое мгновение. Но поскольку ты считаешь, что являешься причиной чего-либо, движение спирали блокируется. Богу нужен человек, но Он может привести человека к Себе только тогда, когда человек действительно знает, что он нуждается в Боге».
Потом он научил меня упражнению, которое он называл «изменение пространства», заключавшемуся в том, чтобы сидеть очень спокойно, сосредоточив все внимание в центре груди, медленно подчиняясь и понимая, что не ты наблюдаешь, а наблюдают за тобой; слушаешь не ты, а тебя; прикасаешься не ты, а к тебе; пробуешь не ты, а тебя, поскольку ты стал пищей Господа. «Сделайся вкусным! – сказал он. – Наконец, позволь, чтобы тебя вдохнули. Отдайся полностью вере и пониманию того, что ты бессилен перед лицом Господа, Первопричины».
Я сидел на холме, оглядывая несколько прошедших дней, и я понял, что я перестал искать и начал слушать ответ. Неожиданно я понял, что совершенно необходимо искать, задавать вопрос, а не отталкивать ответ, гоняясь за ним. Нужно спрашивать и слушать одновременно, будучи твердо уверенным в том, что ответ уже содержится в вопросе. Теперь я знал, что за мной наблюдают, что меня слушают, что я растворяюсь и становлюсь пищей для великого трансформационного процесса, который происходит во вселенной. Я уже больше не был сконцентрирован в месте, в котором все начинается с «маленького я», – скорее «Я» формировалось во мне. Я умирал и рождался одновременно, и чувства, которыми я пользовался, чтобы слышать, видеть, пробовать и прикасаться, были чувствами большего Существа, использовавшиеся с такой целью, которую не мог осмыслить человеческий разум. Я был всего лишь средством через которое рождался некий естественный порядок. И уже не нужны были вопросы и сомнения, поскольку в этом мгновении было нечто, стоявшее даже выше веры.
Я не помню, как долго я просидел на холме; но когда я, наконец, вернулся в деревню, я был очень спокоен. Хамид, очевидно, знал, что происходит, и не тревожил меня больше, лишь сказав, что машину починят утром, и мы сможем двигаться дальше. Казалось, что его гнев ушел, но он был занят разговором с механиком и его друзьями, которые собрались вокруг. Звуки незнакомой речи несли в себе энергию, но не значение, и мой разум переключился на женщину с голубой шерстью. Как только я представил, как она ждет в своей комнате в Сиде, сидя у окна, я почувствовал, что впервые могу видеть ее. Я позволил ей увидеть меня, смотреть на меня и через меня. И я медленно начал осознавать боль всех женщин, боль земли, ждущих быть узнанными, чтобы они смогли, наконец, стать свободными. Я уже рассматривал ее не как надломленного человека, находящегося на пути, а как живую жертву, призванную напомнить миру о нашей ответственности перед женщиной, в том числе и женщиной внутри мужчины – непризнанной душой, ожидающей быть рожденной на свободу. В эти мгновения она стала для меня зеркалом, в котором я мог видеть отражение моей внутренней женщины, и тот урон, который я наносил ей каждым мгновением забывчивости.
Хамид прервал мою задумчивость. Я начал говорить ему о своих мыслях, но он взял меня за руку: «Теперь ты немного видел, и тебе подарили вкус того, что должно прийти. Однажды ты узнаешь, почему она носит голубую шерсть, и тогда ты увидишь самую горячую часть пламени, голубой цвет пламени, находящийся в самом его центре. Завтра мы поедем дальше. Планы изменились, и теперь мы поедем в Эфес, чтобы посетить Марию. Мы сможем добраться туда на следующий день, если уедем рано, и у нас еще будет время, чтобы приготовиться перед тем, как пойти в ее часовню».
К следующему утру машину починили, и мы еще раз позавтракали хлебом и кофе, сидя на балконе маленького постоялого двора.
– Сегодня мы начинаем следующий этап нашего путешествия. Мы посетим то место, куда Дева Мария отправилась жить после распятия. Там есть часовня, и обычно я посылаю людей посетить Марию до того, как они приедут работать со мной. С тобой, однако, все было иначе. Мне нужно было увидеть, примут ли тебя те люди, к которым я посылал тебя в Стамбуле и Анкаре, прежде чем я мог планировать для тебя следующие шаги, – он вопросительно взглянул на меня. – Тебе тяжело понять эти вещи?
Вопрос застал меня врасплох; я задумался на минуту.
– Я не могу сказать тебе тяжело это или легко, – ответил я, наконец. – Идея путешествия совершенно новая для меня. В Англии мы больше не совершаем паломничества. Люди могут отправиться к Лурдес, но это не то. Мы не посещаем могил – такие вещи считаются суевериями. Фактически, до встречи с тобой идея Бога мало значила для меня.
– Но ты веришь в Христа, я надеюсь?
– Я не знаю точно. Я считаю, что существовал великий Мастер, которого звали Иисус Христос, но Дух Христа кажется утраченным. Я желал познать Дух; возможно, поэтому я отправился в это путешествие.
– Тогда зачем все эти поиски Дервишей? – Хамид улыбнулся и посмотрел на меня поверх своих очков. – Если ты хотел найти Дух, который является Христом, что заставило тебя проехать полмира в попытках найти Дервишей в Турции?
– Видишь ли, я чувствовал, что существуют какие-то тайные знания, которыми обладают Дервиши; они могли бы помочь мне.., – когда я произнес это, я понял, что это совершенно не было правдой. Мне пришло в голову, что я действительно никогда не задумывался, почему я гоняюсь за ними. Это казалось неизбежным, но вопросы Хамида заставили меня задуматься, а нужно ли мне было вообще искать их. Чего я искал на самом деле?
– Позволь рассказать мне немного о внутреннем значении Девы Марии прежде, чем мы приедем в часовню, – Хамид был полон решимости добиться от меня какого-то понимания.
– Прежде всего, ты должен понять, что хотя и будет казаться, что я говорю об историческом событии, все, о чем я говорю, заключено в тебе и происходит в настоящий момент. И никак иначе; и все, что произошло в нашем мире две тысячи лет назад, является частью развертки настоящего момента, не того момента, а этого самого мгновения. Дело не в том, чтобы заглянуть на две тысячи лет назад или попытаться восстановить этот момент в твоем воображении. Все, что тебе нужно делать – оставаться пробужденным. Будь пробужденным в этот момент внутри себя, и это станет твоим собственным пониманием. Может потребоваться время, чтобы оно развернулось в нашем мире, но Истина и развертка Истины всегда здесь. Он остановился и молчал так долго, что мой разум начал отвлекаться – на остатки нашего завтрака, на предполагаемую поездку в Эфес, на починку нашей машины. Наконец он наклонился ко мне на своем стуле и пристально посмотрел на меня.
– Я хочу, чтобы ты слушал меня внимательно, – сказал он. – УСПОКОЙ свой разум и просто слушай.
Твое тело – это Дева Мария. Дух – это Христос, Слово, выраженное через Гавриила, вечного предвестника. Дыхание это Дыхание Божьей Благодати, и именно оно оживляет душу. До тех пор, пока душа не оживлена Духом, она похожа на неоперившуюся птицу.
Существует много путей Господних, но путь Марии наиболее приятный и кроткий. Если ты сможешь слиться с Марией, с матрицей, с точной копией жизни, Божественной Матерью, ты примешь форму Христа и сформируешься в Христа в себе, и таким образом через дыхание Благодати Господа ты придешь в Сущее и узнаешь Его. Поскольку именно дыхание благодати дарует Сущее. Каждое мгновение Господь появляется в живой форме, и никогда не проявляется дважды в один и тот же момент. Мария произвела Христа в этот мир, потому что она была избрана для этой работы, и, таким образом, она была обучена знаниям о рождении. Сказано, что Гавриил, предвестник, появился перед Марией в виде человека. Она подумала, что он хотел ее как женщину, поэтому она застыла на мгновение, обратясь к своему Господу. Если бы она не расслабилась, то ребенок, зачатый в этот момент, родился бы бескомпромиссным, и с ним невозможно было бы жить. Твое тело это Дева Мария, Дух это Христос, дыхание – это дыхание Благодати Господа. Твоя душа остается спящей до тех пор, пока ее не оживит Дух Святой. Каждое мгновение нашей жизни где-то рождается ребенок. Рожденное дитя может стать осознающим Бога человеческим существом или бескомпромиссным в бесконечном соревновании с жизнью. Ответственность в понимании таких вещей безгранична. Если ты сможешь услышать то, что я говорю тебе сейчас, то ты начнешь понимать. Как только ты пропитаешься духом, ты сможешь, Иншаллах, начать понимать, но это не сделает твою жизнь легче или светлее. Она может стать тяжелее, тяжелее смыслом и целью.
Мария – это Божественная Мать. Мария находится в голубой части пламени и является матрицей всех божественных возможностей в форме, здесь, в нашем мире. Необходимо, чтобы ее узнали. Научись любить Господа всем своим существом, каждой частицей, сердцем, разумом, душой, и тогда, возможно, нам всем подарят понимание значения непорочного рождения. УЧИСЬ молиться, и твои молитвы вернутся к тебе от самой матрицы, которая формирует ребенка.
Суфия называют «сыном момента». Когда ты в каждом мгновении сливаешься с Марией, освобождается что-то, что дает ребенку возможность родиться, и то, что рождается, становится сыном момента. Этот ребенок может стать реализовавшим Бога, и тогда его можно назвать Суфием, или он может ходить по земле в неведении, спящим – еще не человек, не осознающий Бога и чудеса Его творения, ничего не зная о себе и, таким образом, не имея истинного понимания любви. Твое тело – это Дева Мария, – помни это каждое мгновение своей жизни. Это ответственность, которую мы должны принять, вступая в знание, в сущее.
Мария была избрана, чтобы выносить Иисуса, потому что она сохраняла свою чистоту, непорочность. Простые люди называют это качество «девственностью», но знающие понимают, что быть чистым означает быть полностью приспосабливаемым, течь с каждым моментом, быть подобно бегущему потоку, ниспадающему с вод самой жизни. Быть чистым значит распространять радость, а радость это развертка знания о совершенстве Господа. «Работа», которую ты искал – это Дух Господа, а дух Господа это Христос, пришедший освободить мир. Вечный предвестник всегда внутри, ждет, чтобы развернуть момент через Слово, и однажды, когда Марию узнают снова, произойдет второе пришествие Христа, проявившегося во внешнем мире. Помни о том, кем является Мария, и однажды, когда ты будешь готов и когда Господь пожелает этого, ты узнаешь, что я сказал тебе.
Большую часть дня мы ехали молча. И хотя я смог запомнить те слова, которые Хамид говорил мне этим утром, и даже смог записать их в свою тетрадь, я знал, что, возможно, пройдет много лет, прежде чем я пойму их истинный смысл. Я помню чувство смирения и стыда оттого, что я еще раз недооценил то, чему учил меня Хамид. Теперь мои поиски Дервишей казались бессмысленными; на самом деле мне казалось, что большинство моих поисков было потерянным временем. Во мне только крепло желание узнать, что стояло за всем этим путешествием, понять все краеугольные камни на пути в этот момент.
– Мы не будем останавливаться в Эфесе сейчас, – сказал мне Хамид. – Уже поздно, и мы должны попасть к Марии до заката. Переночуем здесь и осмотрим город завтра. Лучший способ добраться туда это пройти шесть километров пешком в гору, но я устал.
Подъем на гору был крутой, со множеством узеньких поворотов. С дороги открывался живописный вид городских окрестностей. Совсем немногое изменилось там со времен распятия, за исключением асфальтовых дорог и автобусных станций для туристов. Пастухи и козопасы бродили по горам со своими стадами, серо-зеленые оливковые деревья на террасах плодоносили от начала истории, а одежда, в которую были одеты мужчины и женщины на полях, была той же самой, что и всегда. Казалось, что мы въезжали в библейскую сцену, которая останется такой же, как и была, до окончания времен.
Я остановил машину на вершине горы и пешком пошел к часовне. Ресторанчики для туристов и сувенирные лавки похитили немного магии поначалу, но потом шум туристов затих, мы завернули за угол и увидели службу, шедшую на открытом воздухе. Алтарь был устроен на улице, и около сотни людей стояли на коленях на земле. Там были темнокожие турки с Востока, и женщины в ярко красных платьях, и паломники из Стамбула и Европы. Ощущение глубокого покоя и внутреннего спокойствия царило везде, и мне захотелось встать на колени вместе со всеми.
– Пойдем, – сказал Хамид. – Сначала к Марии.
Часовня оказалась маленьким каменным зданием, окруженным огромными деревьями. Внутри часовни было прохладно и сумрачно, она была освещена сотнями горящих свечей, каждая из которых была предложением любви. Мы купили свечи у дверей и зажгли их, тщательно укрепив в нишах, проделанных в стенах.
Хамид стоял перед алтарем и молился. Последовав его примеру, я попросил дать мне понять цель этого путешествия в непознанное и молился о том, чтобы прийти к Истине.
Мы пробыли в часовне недолго и направились в одно из ближайших кафе, чтобы выпить кофе.
– Возможно, для тебя удивительно, как это я могу обращаться к Господу через Марию, особенно, если я воспитан в мусульманской вере, – произнес Хамид, когда мы уселись. – Знал ли ты, что в каждой мечети есть ниша, где можно помолиться Марии? Мы не завязаны на одной форме религии. Нам интересна только истина, которая присутствует в каждой из религий, молчаливо ожидая, что ее откроют. Теперь ты знаешь, и впредь в своей любви к Господу выражай уважение ко всем Его Предвестникам. Некоторые Предвестники известны, а некоторые не будут известны никогда.
Сегодняшний день знаменует начало новой жизни для тебя, – в том случае, если ты был достаточно смиренен, и если ты действительно пришел с открытым сердцем, оставив все позади. Мария принимает только тех, кто приходит всем своим существом. Это то же самое игольное ушко, о котором ты говоришь. Для того чтобы пролезть в игольное ушко, тебе нужно отбросить все свои взгляды, понять, что ты не знаешь ничего. Чтобы Мария приняла тебя, необходимо, чтобы ты растворился в ней.
В традиции Ислама все начинается с принятия Единства Господа, с того, что существует лишь Одно Абсолютное Существо, от которого все происходит, внутри которого все существует. Я могу сказать, что я верю в непорочное зачатие, потому что я понимаю вещи, о которых мы говорим; я рассматриваю внутреннее значение слов и не оказываюсь пойманным в мире форм.
На сегодня сказано достаточно. Становится поздно, поэтому мы останемся на ночь и поужинаем в известном мне прекрасном ресторане, и отправимся утром».
Тем вечером я сидел на краю своей кровати в гостинице в Эфесе и обдумывал то, что услышал за этот день. Хамид ушел к себе в комнату, сказав, что хочет побыть один после посещения Марии. Мне хотелось того же, и я был рад возможности просто спокойно посидеть в одиночестве.
Моя медитация была прервана через некоторое время шумом шагов Хамида, когда он принялся ходить по своей комнате, расположенной над моей. Он казался взвинченным перед тем, как уйти к себе; теперь я слышал, как он ходил и ходил, и не мог понять, в чем дело. Неожиданно я услышал удар и звук бьющегося стекла, как будто он швырнул в комнате крупный предмет и разбил гору стаканов или тарелок. Я побежал наверх, перепрыгивая через три ступеньки, и постучал в его дверь. Сначала он не ответил, но потом я услышал: «Входи». Он стоял в центре комнаты. На столе перед окном лежала разбитая ваза, а его чемодан валялся на полу раскрытым, и вокруг была раскидана одежда. Он держал в руке свои очки, одно из стекол в них было разбито.
– Я слышал удар. Все в порядке?
– Нет. Что-то не так. Мы должны немедленно вернуться в Сиде. Собирайся, мы уезжаем немедленно.
– Но, Хамид, – возразил я. – Фары у нас едва светят, на улице темно, и нам придется ехать всю ночь, чтобы добраться туда.
– Какое это имеет значение? Сколько раз я должен говорить тебе, что надо верить. Там что-то не в порядке. Я еще не знаю что, но мы должны немедленно вернуться.
– Но откуда ты знаешь? – спросил я озадаченно.
– Достаточно. Забери свой чемодан и иди. И по дороге заплати по счету. – Затем он сгреб свою одежду, запихнул ее в чемодан и стал торопливо спускаться.
Очень скоро я присоединился к нему в машине. Было уже достаточно темно, и звезды усыпали все небо. Я заметил в небе половинку луны.
Всю ночь мы ехали. Хамид не проронил ни слова. Он или сидел прямо, глядя вперед, или откидывался назад и спал с громким храпом. Фары светили настолько тускло, что требовалась полная концентрация, чтобы не съехать с дороги. Поскольку туристический сезон еще не начался, машин было мало, и к рассвету мы были в какой-нибудь сотне километров от Анталии.
– Поезжай прямо в Сиде, – велел Хамид. – У тебя достаточно топлива ?
– Я не думаю так, стрелка почти на нуле.
– Неважно, надо верить – мы не можем терять время.
Последние двадцать километров я ехал со стрелкой, показывавшей, что топлива больше нет. Но оно, тем не менее, не кончилось, и мы добрались до дома, когда деревня начала пробуждаться.
Не дожидаясь, пока я поставлю машину, Хамид велел мне остановиться прямо перед дверью. Он вылезал очень быстро и ударился головой о край двери, уронив свои очки. Я побежал, чтобы подобрать их и отдать ему.
– Наплевать на них, – сказал он. – Пошли быстрее.
Мы вошли в дом. Я не имел ни малейшего представления, чего ожидать; казалось, что все в порядке. Хамид обежал дом, а затем бросился через двор в комнату девушки на первом этаже. Он постучал в дверь, но никто ему не ответил.
– Пойди и посмотри в своей комнате, – приказал он.
– Зачем? – спросил я.
– Там должно что-то быть. Иди быстро и посмотри.
Я побежал наверх, в свою комнату. Она сидела на краю кровати. Голубая шерсть была повсюду, на кровати, обмотанная вокруг столбика, рассыпанная по полу. Ее волосы были спутаны, а глаза сверкали в невероятной злобе. Она посмотрела на меня и обеими руками указала на конверт, лежавший на полу. Подняв его, я увидел, что он адресован мне через Хамида. Я позвал его, и он взбежал по ступенькам.
– Открой его, – сказал он, даже не потрудившись взглянуть на девушку, которая поднялась, чтобы поприветствовать его.
Это была телеграмма от моего делового партнера, короткая и прямая, как стрела: «Возвращайся немедленно, – начиналась она. – Это касается продажи твоего дела...»
– Ты безмозглый идиот! – кричал Хамид. – Ты сказал, что приедешь, закончив все свои дела, не оставив ничего позади. Теперь я понимаю, почему все так трудно шло. Просто убирайся. Возвращайся и доделывай то, что должен делать.
С этим он вышел из комнаты. Девушка все еще сидела там, ее огромные глаза смотрели на меня. Она едва ли поняла, что было сказано.
– Пойдем, – сказал я, – спустимся в твою комнату». Я повел ее вниз по ступеням; она осторожно несла груду шерсти двумя руками. Я открыл дверь одной рукой, придерживая девушку другой, и, проводил ее до стула возле стола. Теперь она молча плакала, крупные слезы струились по ее лицу.
– Я должен сейчас ехать в Англию, – сказал я. – Есть вещи, которые мне нужно сделать, и я вернусь как можно скорее. Мы сможем тогда поговорить?.
Она не ответила. Я побежал наверх в свою комнату и начал укладывать вещи.
СЕДЬМАЯ ГЛАВА
То, что ты ищешь, – это то, что наблюдает.
Святой Франциск Ассизский
Я сказал: «Ты суров как никто».
«Знай, – ответил он, —
Что суров я во имя добра, а не из злобы и ненависти.
Кто бы ни вошел со словами «Это Я», я ударю его по челу;
Ибо в нем хранилище Любви. О, глупец! Это не хлев!
Раскрой свои глаза и созерцай образ сердца».
Мевлана Джелаледдин Руми
– Но, Хамид, мне нужно было вернуться. Иногда такое случается, и приходится менять планы. Теперь все улажено, и ничто уже не помешает моему пребыванию здесь. Я передал все дела поверенному и сказал ему, что уезжаю из Англии на неопределенный срок и у него есть полное право подписывать за меня бумаги и прочее.
Со времени моего возвращения в Сиде Хамид почти не разговаривал со мной. Я уехал всего на неделю и возвратился так скоро, как смог, прислав из Лондона телеграмму с сообщением, что уладил все дела, и скоро вернусь. Наконец, после трех дней молчания он ответил на мои мольбы и объяснения.
– Ты поклялся, что ты ничего не оставил недоделанным. Я говорил тебе, что мы не можем отправиться вместе в путешествие до тех пор, пока у тебя не будут развязаны руки. Мне кажется, что еще не время, и тебе лучше вернуться в Лондон, найти нормальную работу и просить меня в следующем году, когда ты будешь более подготовлен.
– Пожалуйста, Хамид, – умолял я, – теперь действительно все в порядке, и уже ничто не отвлечет меня снова. На этот раз нет ничего более важного. Я знаю это.
– Теперь слушай внимательно, – Хамид выпрямившись сидел на своем стуле и стучал кулаком по столу. – Ты самый
упрямый и упертый человек, какого я когда-либо встречал. Ты просто не слушаешь, что тебе говорят. Тебе, кажется, нет дела, даже после всех твоих так называемых изысканий, до важности настоящей работы над собой. Ты полагаешь, что имеешь право на мнение. Ты не имеешь никакого права даже думать, что ты знаешь. Если ты хочешь понять Путь, то ты должен жертвовать. Но что делаешь ты? Ты действительно жертвуешь чем-то? Возможно, что ты слегка избавился от комфорта и от некой доли своей английской обусловленности, но чтобы действительно подойти к пониманию, ты должен пожертвовать всем. Если бы ты действительно сделал это, тебя бы не вызвали обратно в Лондон для нелепого делового разговора, который был совершенно не нужен. «Нельзя служить Господу и наживаться», не так ли ты говорил?
– Почему ты так сердишься, Хамид? – спросил я у него. – Неужели одна неделя так важна? Я бы сразу же вернулся. И если бы я не поехал в Лондон сейчас, то очень вероятно, что меня бы вызвали туда на более длительный период позднее.
– Откуда ты знаешь? – заорал он на меня. – Что ты знаешь об этом? Ты до сих пор не хочешь слышать то, что я тебе говорю. Верить, верить и верить! Если бы ты приехал с развязанными руками и верил в Бога, разве это могло произойти? Ты знаешь, что не существует такой вещи, как случайность. Поэтому слушай меня, и я назову тебе причину, по которой тебя вызвали в Лондон.
Когда ты вступаешь на этот путь, нельзя повернуть обратно. Но, приехав сюда, ты стал самодовольным. Я наблюдал за тобой. В своей гордыне и надменности ты полагал, что чего-то достиг. Но тут нечего достигать, есть только жизнь в служении. Но ты продолжал одухотворять свое эго, всегда связанное с твоими мнениями и концепциями. Цель путешествия лежит далеко за пределами того, что ты можешь постичь.
Ты думал, что это было простое совпадение или, возможно, даже по глупости твоего делового партнера тебя вызвали в Лондон. Но это не так. Вместо того чтобы полностью сдаться и верить в Бога, ты оставил малую толику того, что, как ты думал, помогло бы тебе вновь обрести комфорт в Лондоне. Разве это не так?
В это мгновение я как никогда сожалел, что начал это путешествие. Я был посрамлен. Я знал, что он говорил правду. Я оставил дела таким образом, чтобы это создало мне своего рода страховой полис, чтобы я мог вернуться к прежней жизни, как будто ничего не произошло. Сделав такие приготовления, я совершенно забыл о них. И хотя было ясно, что мой партнер вызвал меня, чтобы я помог ему разобраться с проблемами, возникшими с продажей нашего антикварного дела, он просто сыграл свою роль в том, чтобы продемонстрировать мой недостаток веры.
– А теперь слушай меня. Я не заинтересован в том, чтобы ты себя жалел, и более того, я с тобой еще не прощаюсь. Есть и другая причина, почему я так расстроился, когда ты уехал в Англию. Очень важное совпадение событий привело нас обоих к Марии в Эфес. Именно тогда ты был посвящен в начала внутреннего пути, основу которого составляет то, что я пытался передать тебе. И если ты уже вступил на этот путь, то необходимо, чтобы ты работал над собой вдвое усерднее, чтобы ты имел возможность перейти на следующую ступень развертки мистерии. Но как только эта развертка началась для тебя, ты сбежал в Англию, полностью уничтожив непрерывность нашей совместной работы. Все это произошло из-за твоего нежелания пожертвовать своей безопасностью, поэтому тебе пришлось возвращаться. Вот почему ты не должен оставлять что-либо незавершенным – можешь быть уверен, что любое незаконченное дело не позволит тебе сделать следующий шаг к полному согласию. И теперь, когда ты вернулся, ты должен снова подтвердить свое согласие, если мы будем работать вместе.
Он замолчал ненадолго, как будто он думал, как продолжить: – Если ты на самом деле говоришь «Я хочу», осознанно, по Божьей Воле, то мне очень жаль тебя, поскольку я знаю, на какие жертвы тебе придется пойти, прежде чем тебе будет даровано знание нашего исключительного Единства с Господом.
Если ты хочешь познать истину, ты должен научиться по-новому посвящать себя с каждым вдохом, сделанным тобой, приближаться к Господу с каждым шагом. Каждое утро, проснувшись, ты должен молиться, чтобы тебе позволили встать на путь служения, не прося ничего взамен для себя. Теперь ты должен решить. Действительно ли ты готов продолжать, безоговорочно посвятить себя Работе Господа на Земле.
