Текст книги "Последний барьер. Путешествие Суфия"

Автор книги: Решад Фейлд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

– Аллах, – заявил он. – Мохаммад Расул-Аллах. – Затем, приложив руку к сердцу, он представился: – Дервиш. Дервиш.

Я уставился на старика, понимая, что я, наконец, нашел – а, вернее, был найден – настоящим Дервишем! «Дервиш», – повторил он в третий раз и продолжил свою быструю речь по-турецки. Единственным знакомым звуком в этом потоке слов было «Мевлана». Каждый раз, когда он произносил его, он останавливался и смотрел на меня вопросительно. Я кивал и понимающе улыбался, хотя смысл его слов был выше моего понимания. Затем он взял мою руку и поцеловал ее. Придвинувшись ко мне поближе на каменном сиденье, он взял мою правую руку своей левой рукой и начал петь, его туловище раскачивалось взад и вперед, а голова ритмически двигалась из стороны в сторону. «Ху-Аллах», – пел он. Странно, но его голос был одновременно тонким и резонирующим, как будто звук проходил через него с большого расстояния. Он остановился и посмотрел на меня в ожидании: «Ху», – сказал он, положив свою правую руку мне на сердце. «Аллах», – он поднял свою руку к моему правому плечу. Как-то неуверенно я начал петь вместе с ним.

«Ху-Аллах, Ху-Аллах». Мое тело отвечало ритму, и, казалось, что каждый слог получал свое существование от самого себя, как будто звук и я были единым целым, каналом для выхода некой большей силы. Я чувствовал, что «Ху» находится высоко в моем горле, подобно кусочку океана, заключенному в морской раковине; «Аллах» вибрировал в моем сердце, глубоко и мощно. Я слышал и чувствовал звуки, но они выходили без всякого усилия, как будто я попал в измерение, которое существовало вечно, и позволил ему некоторое время течь сквозь меня.

Радость, которую я сначала испытал от этой неожиданной встречи, дала дорогу глубокой внутренней любви и убежденности, что все-таки существует нечто помимо разума; существует Господь; существует настоящий источник всей жизни. Мой страх ушел, оставив вместо себя полную уверенность в настоящем моменте и в этом старике, сидящем около меня.

Он изменил свою песню, оставив только слово «Аллах» и, произнося имя Господа с такой страстью, которая почти столкнула меня с каменного сидения. Воздух внутри меня теперь спрессовывался в солнечном сплетении, а затем он поднимался в сердце, вырываясь из моего сердца наружу на втором слоге этого слова. Этот феноменальный мир, мое тело, амфитеатр и берег, даже мое прошлое, все исчезло, поглощенное этим Именем. Больше не было будущего, было только это мгновение.

Пот катился по моему телу, и мы оба дрожали. Я был унесен в мир света и звука, в котором исчезла вся боль, все сомнения, и страдания, и страх. Неожиданно я почувствовал, как он сжимает мою руку, и понял, что он перестал петь, а я слышал только собственный голос. Я пытался открыть глаза, но не мог. Я услышал его долгий призыв, мягкий как ветер. Он отпустил мою руку и сзади потер мне шею. Когда я открыл глаза, он сидел прямо передо мной. Через него проливалось столько любви, что я едва мог взглянуть на него. Произнеся еще раз «Ху», он наклонился и лбом коснулся земли, показывая, что я должен сделать то же самое. Затем он взял обе мои руки и поцеловал их, а потом поднял и поднес их к своему лбу таким же образом, как это сделал Шейх в Стамбуле. Минуту мы сидели в молчании, потом он поднялся и наклонился, чтобы помочь мне. «Нет, нет», – протестовал я, но он твердо взял меня за руку, отряхнул от пыли мою одежду и повел меня по ступенькам вниз к берегу. Затем он низко поклонился мне и, попрощавшись, повернулся и пошел по берегу. Я повернулся и отправился в противоположном направлении, чтобы отыскать Хамида.

Солнце уже садилось, когда я вернулся в дом. Вопросы, которые я хотел задать Хамиду вечером, улетучились из моей головы. Вместо этого, войдя в дом, я обнаружил, что вообще ничего не могу произнести. Хамид посмотрел на меня испытующе и подал мне кофе: «Ты спал?» – спросил он. Я покачал головой и попытался объяснить, что произошло этим вечером, но никак не мог найти слов, и мне ничего не оставалось, кроме как улыбаться и пить кофе. Никто никуда не спешил, и мы довольно долго сидели молча. Наконец, я смог объяснить, что я испытал. Хамид слушал внимательно, иногда задавая вопросы об определенных деталях этого вечера. Когда я закончил, он спросил: – Ты знаешь, что все это значит?

– Немного, – ответил я. – Я знаю, что «Аллах» означает Господь, а «Ху» означает Он. Я слышал, что «Ху» – это первый звук, появившийся во вселенной. Но когда я спрашивал тебя об этом в Лондоне, ты не говорил вообще ничего.

– Тогда еще не пришло время, но теперь, когда ты получил такой подарок, мы немного поговорим об этом. Сегодня ты можешь задавать любые вопросы».

Но вместо того, чтобы дождаться моих вопросов, Хамид продолжал говорить. – Первая важная вещь, которую ты должен усвоить это значение слова зикр. Это арабское слово и оно буквально означает «воспоминание». Это является ежедневной практикой следующих по Пути. Существует много способов исполнения зикров, один из них тот, который был дан тебе сегодня. Звук «Ху-Аллах» используется многими орденами Дервишей. Из того, что ты рассказал мне о старике, которого ты встретил сегодня вечером, я понял, что он является Дервишем ордена Мев-леви, последователем Мевланы Джелаледдина Руми, что находится в Коньи. Это значит, что скоро тебе предстоит отправиться в Конью и засвидетельствовать свое почтение Мевлане.

Не дав мне ни единой возможности спросить о предполагаемом путешествии в Конью, он продолжил: – Ты можешь спросить, почему необходимо исполнять зикр, особенно с тех пор, как ты перестаешь быть ортодоксальным мусульманином. Ответить на этот вопрос непросто. Сначала нужно узнать значение зикра на многих уровнях, а затем ты найдешь для себя ответ. Полный зикр, который произносят мусульмане, звучит «Ла иллаха илла 'лла», что означает «Нет Бога, кроме Аллаха», но Дервиши произносят «Ла иллаха илла 'лла' Ху», что означает «Нет Бога, кроме Него, кто и есть Бог». Это говорит нам о том, что когда мы отвергаем наше обособленное существование и принимаем вечное присутствие Господа, то открывается еще большая реальность, лежащая в другом измерении.

Мы не являемся приверженцами религии или формы. Мы подразумеваем внутреннее значение, внутренний поток Истины, который выделяют все религии. Наш путь не является путем тех, кто не может оторваться от формы. Это для тех, кто хочет двигаться прямо к Сути. Зикр у ортодоксов звучит «Аллах-Ху»: «Он – Бог», а Дервиши говорят « Ху-Аллах».

Существует много способов исполнения зикра, и учитель должен знать уровень ученика, чтобы дать ему правильный вид зикра. Не должно отказываться от формы, если ученик все еще нуждается в форме. Правило гласит, если ученик не готов отказаться от формы, тогда дай ему упражнение, – он рассмеялся, откинувшись на стул.

– Но нужно, чтобы ты знал о зикре, – продолжил он, – поскольку правду можно узнать лишь если ты постоянно находишься в состоянии воспоминания, ты всегда осознаешь. Я могу обучать только исходя из собственного опыта, поэтому я научу тебя воспоминанию о Господе через зикр. В других традициях, конечно, существуют другие методы, как, например, в христианстве постоянное повторение молитвы Иисусу «Господи, помилуй». Но ты никогда не должен сравнивать пути, или считать, что один лучше другого, поскольку такие суждения вызывают только разделение и дисгармонию. Что важно, так это поминание, обращение к Богу. Если оно приходит только из головы, то тогда ничего не произойдет. Только если зикр повторяется в сердце, ты получишь ответ на свои молитвы.

Ты можешь поинтересоваться, почему я обучаю тебя, европейца, исполнять зикры по-арабски. Дело заключается в звуке. Арабский это живой язык, наиболее близкий по звучанию к древнему арамейскому, от которого произошли иврит и арабский, а у самих звуков существуют определенные смысловые оттенки, которые невозможно перевести на другой язык.

Отныне ты будешь продолжать исполнять особую форму зикра, которую ты узнал сегодня. Каждый день ты должен размышлять над значением слов. Полным значением слов «Ла иллаха илла 'лла' Ху» является «Нет, нет Бога, кроме Него, кто и есть Бог». Ты начинаешь с отрицания, отрицая все таким образом, что остается только Он. Это значит, что ты отказываешься от своей маленькой воли в пользу большей воли, Воли Господа. Когда ты сделал это, ты утверждаешь его имя криком «Аллах», а затем, если ты очень спокоен и внутри тебя пусто, ты можешь услышать его ответ – «Ху», «Я есть то, что я есть». Это ответ из-за пределов запредельного, звук потока Божественной Сути, выше всяких определений.

Мы начнем с завтрашнего утра. Сначала ты должен осознать значение слов, затем повторить зикр полностью, «Ла иллаха илла 'лла' Ху», тридцать три раза, потом ты должен произносить зикр «Ху-Аллах», как научил тебя, старик настолько долго, насколько ты сможешь быть сконцентрированным в сердце.

Пообещав Хамиду, что начну исполнять зикры с утра, я спросил его, знал ли он этого старика и откуда он пришел.

– Разве это важно? – спросил он. – Почему ты всегда так любопытен? Важно то, что он был там, и ты тоже был там – оба в одно и то же время в одном и том же месте – и вы встретились. Я не думаю, что так важно, кто он. Момент уже прошел. И кто знает, возможно, старика там и вовсе не было, он был только в твоем воображении.

– Но я видел его, и он научил меня исполнять зикр, – возразил я.

– А-а, но не заключено ли все внутри тебя? – Последовала длинная пауза. – Хорошо, – наконец сказал он. – Это было достаточно сложно. Но однажды ты поймешь, что все то, что ты переживаешь внутри, проявляется во внешнем мире, чтобы ты смог увидеть себя, подобно отражению в зеркале. Нет, я не знаю, кто он был. Возможно, он просто проходил мимо. Они иногда так делают. Или, может быть, он нес корзинку яиц для своей семьи. Если это так, то ты встретишься с ним еще раз, а если это не так, ты не увидишь его. Ты всегда должен помнить, что существует Одно Абсолютное Существо. И поэтому, если ты повстречаешься с этим Дервишем или с другим, это разнообразие Единого, что и является чудом; на самом деле ты увидишь всего лишь другое проявление этого Существа. Это ты уже понимаешь? Видишь ли, два мгновения никогда не бывают одинаковыми – это чудо жизни. Одинаковость это не чудо, это разнообразие Единого, что и является чудом. Как удивительно знать, что Господь никогда не проявляется одинаково дважды, поэтому каждое мгновение – это акт полного творения. Ты помнишь, как я однажды сказал тебе, что время – это непреложный атрибут Господа?

В который раз я испытал шок и ощутил искривление времени, как будто вопрос Хамида вытряхнул мой разум за пределы возможностей текущего момента.

– Я не понимаю, Хамид, как и почему все эти вещи происходят со мной. Все это так странно и, кажется, этому не находится логического объяснения. Происходят всякие вещи – например, появление Дервиша на берегу, – и все же ты ведешь себя так, будто ничего не случилось.

– Но ничего и не случилось, – возразил он. – Как что-то может случаться? Во всяком случае, что ты подразумеваешь под «случается»?

– Я имею в виду, что все эти события имели место, одно за другим или, возможно, одновременно, и я не знаю, что происходит, или кого или что я ищу, или даже кого или что наблюдаю.

– Великолепно, – Хамид выглядел вполне довольным. – Если ты достигаешь такой точки, когда ты ничего не знаешь, и ты прекрасно осведомлен об этом, ты можешь начинать двигаться по пути. Все, что я могу сделать, так это устроить для тебя ситуации, которые помогли бы тебе дойти до этой точки. На самом деле, конечно, я не делаю ничего, поскольку существует только Господь. Мы всего лишь Его актеры на сцене, устроенной Им, так чтобы Он мог видеть Себя. Ты можешь ежедневно обдумывать предложение из Хадиса Пророка (мир и благословение ему): «Я был скрытым сокровищем, и мне нравилось быть известным, поэтому я создал мир, чтобы я мог быть известным».

Я пытался понять то, что он говорил, но чем больше я пытался, тем больше уставал, и я понял, что мой разум просто не мог понять то, что он говорил мне. Я спросил, нет ли еще кофе.

– Но, может, теперь ты выпьешь ракии, ведь солнце уже зашло? – он рассмеялся и пошел за бутылкой.

– Я не буду, – сказал я. – Я не хочу повторения утреннего спектакля.

– Но ты должен учиться контролировать себя. Если ты не выпьешь сейчас, то как же ты узнаешь, что ты можешь? Как я тебе уже говорил, алкоголь в умеренных дозах не вреден. Выпей. – Он налил мне ракии. Казалось, что все пути к отступлению отрезаны.

– Тогда только одну, – сказал я, и мы выпили молча, пока я набирался смелости задать вопрос, который постоянно был у меня на уме.

– Поскольку ты сказал, что я могу задавать вопросы сегодня, то могу ли я спросить тебя еще раз, кто эта девушка, живущая в комнате на первом этаже?

– Я сказал, что ты можешь задавать вопросы, – ответил он, – но я не сказал, что буду отвечать на них. Еще не время говорить о ней, но я могу сказать тебе, что она была очень больна, и я присматриваю за ней. На пути самопознания есть много опасных ловушек, когда разрушаются иллюзии, чтобы обнажить истинную природу нашего существа. Учитель, не знающий, что он делает, или развивший определенные силы без необходимого опыта или знаний, может стать причиной того, что покровы спадут раньше времени. И тогда ученику уже не за что держаться. С девушкой как раз такой случай; но есть еще кое-что кроме этого. Она ждет, чтобы ее узнали. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Ты имеешь в виду, что она хочет быть узнанной, как женщина?

– Я подразумеваю, что она ждет, чтобы быть узнанной, как все женщины. Моток шерсти – это печаль матрицы ее мира. Она ищет нить, которая привела бы ее туда, где все это началось. Интересно, сколько людей в мире находятся в таком же положении. – Он посмотрел на меня долгим взглядом, и я понял, что должен обдумать вопрос на своем уровне. Он никогда ничего не говорил или не делал без цели. Я молчал, пытаясь придумать ответ, которого он ждал от меня.

– Неужели ты еще не понял, что все женщины находятся в одинаковом положении? До тех пор, пока женщина не узнана мужчиной, она не может быть полностью свободной. Мужчина забыл слишком многое. Хотя, если он узнает женщину, то он освободится. Он станет целостным. Женщина, земля ждала так терпеливо, но, может случиться, что ее терпению придет конец.

Женщину прислали к нам, чтобы мы могли помочь ей, но она также является предупреждением и примером. Будь нежен и осторожен с ней. Она слаба, но есть шанс, что однажды она сможет найти конец в мотке шерсти.

Сегодня я хочу побыть один, поэтому, пожалуйста, развлекайся по своему выбору. Завтра мы отправляемся в путешествие.

– Но я думал, что сегодня будет вечеринка.

– Должна была быть, но это было тогда. А теперь, пожалуйста, оставь меня. Если ты увидишь девушку, и окажется, что она не ела, возьми ее с собой в ресторан. УВИДИМСЯ утром.

Я не видел ее в тот вечер. Я надеялся, что она появится во дворе, но занавески в ее комнате были задернуты, и когда стемнело, не появилось никакого огонька. Должно быть, она ушла куда-то. Я ужинал в ресторане один, размышляя о прошедшем дне и делая кое-какие заметки о том, что мне рассказал Хамид. Я легко заснул в ту ночь.

ШЕСТАЯ ГЛАВА

На Аллаха надейся, но сначала привязывай своего верблюда.

Пословица

Если ты будешь наблюдательным и бдительным, то в каждом моменте ты увидишь ответ на свои действия. Будь наблюдательным, и если у тебя будет чистое сердце, то в результате каждого действия в тебе родится нечто.

Мевлана Джелаледдин Руми

На следующее утро Хамид ждал меня с привычным кофе по-турецки, фруктами и хлебом, разложенными на столе. После того, как мы молча поели, он объявил:

– Сегодня мы отправимся через горы к северо-западу. Я хочу посетить руины храма, посвященного Аполлону, и ты тоже можешь поехать со мной. Мы должны выехать немедленно, потому что путь неблизкий, и нам придется либо вернуться очень поздно ночью, либо заночевать где-то и вернуться только утром. Посмотрим, как пойдут дела. Сегодня будет день отдыха и развлечений после напряженности двух последних дней. А теперь иди и собирайся.

Когда я пересекал двор, занавески в окне нижней комнаты открылись, и я увидел лицо молодой женщины. Она улыбнулась и открыла дверь. Ее распущенные волосы свисали до талии, и на ней была голубая ночная рубашка.

– Доброе утро, – поприветствовал ее я.

Казалось, что она не слышала, что я сказал, потому что на ее лице ничего не отразилось никакой реакции. Я забыл спросить у Хамида, могла ли она говорить, поэтому я задал ей вопрос, слышала ли она, что я сказал. На этот раз она кивнула головой, и снова робкая улыбка появилась в уголках губ.

– Мы уезжаем сегодня на весь день, – продолжил я. – Вам нужна какая-нибудь помощь? Могу ли сделать для вас что-нибудь до нашего отъезда?

Она стояла в дверях, держась за ручку и пристально глядя на меня. Через некоторое время мне стало очень неуютно.

– Ну хорошо, увидимся завтра, – сказал я и поспешил в свою комнату, чтобы бросить в свою дорожную сумку вещи.

Был уже почти полдень, когда мы уселись в машину. Все заняло гораздо больше времени, чем я предполагал. Хамид на пару часов исчез в маленькой комнате за занавеской. Я загрузил в старенький «мерседес» провизию для поездки, которой, если нужно, хватило бы на несколько раз, поскольку мы собирались ехать по очень безлюдной местности.

Машина была очень старая, и, хотя мотор работал довольно хорошо, тормоза были плохие, а покрышки почти лысые. Когда мы поехали, я выразил свои сомнения по поводу длительности дороги и плачевного состояния машины. Хамид был раздражен.

– Верь, верь, – сказал он. – Доверься Господу и не волнуйся. Мы сделали с машиной все, что могли, так что же еще требуется от нас?

В одном из маленьких городков мы остановились в открытом кафе, чтобы выпить кофе. Рядом с нами сидел молодой человек лет двадцати; он завязал разговор с Хамидом. И хотя они говорили по-турецки, я понял, что разговор касался нашей поездки. Молодой человек что-то объяснял при помощи множества жестов, чертя своей вилкой на скатерти воображаемую карту. Наконец он пожал нам обоим руки, извинился и ушел из кафе.

– О чем вы говорили? – спросил я.

– Он рассказал, что как раз на прошлой неделе открыли новую дорогу, и она сэкономит нам по меньшей мере два часа. Видимо, она идет через горы, тогда как старая дорога проходит в долине. Он сказал, что это очень хорошая дорога, подъем на вершине немного крутой, но моя машина, без сомнения, легко преодолеет его. Если мы не поедем по ней, то нам придется ночевать где-то, потому что мы выехали очень поздно, а я хотел бы добраться до места сегодня к вечеру».

Как только мы поехали по направлению к новой дороге, Хамид стал очень веселым. Я никогда не видел его в таком хорошем настроении, полностью расслабленного. Одним из наших хобби было проектирование садов, и всю дорогу он показывал различные кустарники и растения, давая им характеристики и описывая их применение в медицине. Как только мы въехали на новую дорогу, он приказал мне остановить машину около крошечного кафе. Он стал кричать на людей, сидевших там, и казался очень рассерженным, показывая на землю у них под ногами и на стену за дорогой. Люди выглядели испуганными, а он, чтобы еще больше прояснить ситуацию, ударил рукой по машине, а затем велел мне ехать дальше.

– Что ты сделал? – спросил я у него.

– Я сказал им, что они невежественные глупцы, потому что они совершенно не знают, что окружены редкой травой, которая убивает паразитов, заражающих все вокруг».

Он все еще смеялся несколько минут спустя, когда мы услышали ужасный рев. За нами ехал очень старый мотоцикл. На нем сидели один за другим трое мужчин, все они кричали и размахивали руками, в которых были пучки травы. Я притормозил, чтобы они могли догнать нас. Мы все остановились на краю дороги. Я сидел, пока Хамид слушал то, что они говорили ему, а потом он опять кричал на них, несколько раз с силой ударив рукой по машине. Они выглядели очень смущенными, снова взобрались на мотоцикл и уехали.

– Что теперь?

– О, эти идиоты принесли не ту траву. Если бы они взяли эту траву, им пришлось бы провести неделю в ванне!

Вот такой был денек. Все было светлым и веселым, и даже машина, кажется, наслаждалась поездкой. Угрожающий грохот в моторе прекратился, и хотя теперь дорога шла на подъем и мы ехали на второй передаче, казалось, что все прекрасно. Но мало-помалу состояние дороги, тем не менее, ухудшалось, пока я не понял, что это уже вовсе и не дорога. Начиналась она как достаточно гладкая грунтовая дорога, но теперь мы ехали по пути, который можно было бы назвать проселком. Она была настолько узкой, что если бы мы решили повернуть назад, то у нас не было бы шанса, а если бы мы были вынуждены остановиться, то было очень сомнительно, что наши тормоза удержали бы машину на этом крутом обрыве. Я очень испугался, потому что за каждым поворотом становилось еще хуже. Слева возвышалась отвесная скала, а справа – пропасть глубиной около тысячи футов. Хамид казался совершенно невозмутимым; он сидел рядом и напевал какую-то мелодию. Я не осмеливался заговорить с ним, потому что знал, что не должен бояться. Но я боялся. Мне было ужасно страшно. И это было не из-за состояния машины и дороги; это была ответственность. Я вел машину, в которой находился учитель, ведущий по Пути, а при таких обстоятельствах любое происшествие могло стать фатальным. Напрасно я пытался обуздать свое воображение.

Дорога взбиралась все выше и выше, и каждый поворот на скорости в десять миль на пониженной передаче, казалось, длился целую вечность. Теперь колеи дороги были настолько глубокими, что невозможно было ехать в них, не боясь зацепиться днищем машины. Надо было ехать двумя колесами по подножию горы, а двумя другими по приподнятому участку между колеями. Я дрожал, и в довершение всего из мотора потянуло гарью. Должно быть, он перегрелся. Это означало, что надо остановиться, а у меня не было с собой воды.

На очередном повороте к нашей дороге слева примкнула узенькая колея. Я только успел заметить, что на нас что-то бежит, прежде чем нажал на все тормоза, какие у нас были. Молодой верблюд выскочил прямо на нас, слегка ударился о передок машины, замер на минуту, а затем побежал вниз по дороге, по которой мы поднимались. Я покрылся испаринои и никак не мог унять дрожь; я совершенно утратил хладнокровие.

– Почему ты остановился? – резко спросил Хамид. – Поехали. Уже темнеет, а фары у машины светят тускло.

Я просто не мог сдвинуться с места. Обе мои ноги находились на педали тормоза, а двумя руками я держался за рычаг ручного тормоза. Из-под капота поднимался дымок от мотора, и никогда в своей жизни я не был в таком отчаянии. Что делал в горах этот верблюд и откуда он здесь взялся ?

– Неужели ты не понимаешь, что ничего не происходит случайно? – резко спросил Хамид. – Верблюды не живут в горах, а этот бежал прямо на нас. И если бы ты не среагировал так быстро, он скинул бы нас в пропасть. Пожалуйста, перестань дрожать, и поедем. На горе могут быть и другие животные, но на самом деле это был вовсе не верблюд.

– Но это был верблюд, – возразил я. – Мы оба видели его.

– Откуда ты знаешь, идиот? Ты видел верблюда, но он вел себя слишком странно для верблюда, ты не считаешь?

– Что ты имеешь в виду, Хамид? – теперь я уже почти плакал от отчаяния и страха и не смог бы изменить положения, если бы машина покатилась вниз с горы.

– Я имею в виду, что это был верблюд, но он не был верблюдом. А теперь, пожалуйста, соберись и поезжай вверх, пока я действительно не начал сердиться.

Я сделал одно последнее усилие и заставил машину ехать. Казалось, что дорога поднимается все выше и выше. Хамид опять запел, а я до сих пор дрожал в нашем ненадежном убежище.

Солнце уже садилось, когда мы добрались до вершины горы. Вид равнин Анталии был захватывающим, но свет угасал, и не было времени на остановки. Нам предстоял длинный спуск, а дорога не стала лучше. Бог знает, куда она вела нас. Очевидно, человек в кафе не знал, о чем он говорил, когда советовал нам ехать этой дорогой. У меня промелькнула мысль, что, возможно, нам придется спать рядом с машиной, а с приближением вечера резко похолодало. В это мгновенье Хамид велел мне остановить машину.

– Нам надо ехать, – сказал я. – Становится темно.

– Необходимо остановиться, – заявил он. – Организм требует. – Он исчез в кустах, а через некоторое время появился оттуда, распевая, как будто ничего не произошло, как будто все шло как надо. – Поехали, – сказал он, усевшись в машину.

По дороге с горы его настроение стало меняться. Сначала он перестал петь, а потом стал очень молчаливым. Я пытался заговорить с ним и расспросить его о верблюде, но он не отвечал мне, неподвижно уставившись на дорогу впереди себя. Когда козья тропа вновь стала напоминать дорогу, мы были у подножия горы. Перед нами вытянулась длинная, изумительно ровная дорога, заново залитая гудроном. Указатель информировал нас, что мы находимся всего в четырнадцати километрах от места, куда мы направились сегодня утром.

– Мы сделали это! – закричал я, и в этот момент под машиной раздался страшный удар, мы остановились. Хамид не пошевелился. Он остался сидеть, бесстрастно глядя прямо вперед. Выбравшись из машины, я заглянул под нее. Дорога была залита маслом, а из поддона хлестала струя.

– Боюсь, что мы наехали на камень и пробили поддон, – сказал я. – И что теперь делать?

– Ты подождешь, пока проедет какая-нибудь машина, и договоришься, чтобы нас отбуксировали в ближайший город. На дороге не было никакого камня.

– Но он там был! Я слышал, как что-то ударилось о машину.

– Ну и где он? Если ты сможешь найти его, то покажи мне.

Поискав вокруг машины, я не нашел и следа камня или булыжника. Дорога была удивительно ровной, а обочина посыпана прекрасным гравием.

– Ну? – спросил он, сидя в машине. – И что ты скажешь ?

– Возможно, что-то случилось с мотором, – попытался я.

– Ничего не случилось с мотором. Не было и камня. Ты потерпел полную неудачу, и теперь мы застряли здесь, а ночь наступает. Ты ничего не припоминаешь? – При слове «ничего» он повернулся и воззрился на меня. Я стоял молча. Я не мог понять, о чем он говорит. На дороге был камень. Я пытался понять, в чем я потерпел неудачу.

– Ты проделал весь этот путь до Анталии. Ты спросил меня в Англии, буду ли я помогать тебе, а я ответил, что это опасный путь, и если ты не будешь верить, то мы оба споткнемся. С самого первого часа твоего пребывания здесь я просил тебя верить. Верить. Верить. И что делаешь ты? Сначала ты полностью проваливаешь испытание на смелость и ведешь себя как школьник-переросток, распустив нюни на горе, а потом, даже не заметив, что ты потерпел неудачу, ты объявил, что добился успеха, спустившись вниз. Как будто ты мог в чем-то преуспеть. Ты, мой друг, ничего из себя не представляешь, и чем скорее ты это поймешь, тем скорее ты сможешь понять, зачем этот путь. Как ты думаешь, кто был этот человек в кафе? Ты думаешь, что это была просто случайная встреча, и он сбил нас с пути по ошибке? Я говорил тебе, что не существует такой вещи, как случай. Он был не тем, кем казался, не больше, чем тот верблюд. Это был не обычный человек, а ты был настолько погружен в сон, что даже не заметил.

– Ты говоришь, что знал все это заранее?

– Конечно, знал, но на этот короткий период времени я решил стать твоим руководителем и учителем, поэтому я должен был принять то, что было послано тебе в качестве испытания. Я точно не знал, что произойдет, но что бы ни случилось, это следовало принять. Теперь это факт, что ты потерпел неудачу на каждом метре дороги. Так когда же ты научишься верить в Бога? Ты сказал мне, что хочешь Истины, но на самом деле ты хочешь Истины без любви. Бог это любовь, а без любви нет ничего. Если ты не веришь в Бога, то ты не сможешь дойти до Истины. Ты не можешь обойти Бога и считать, что ты доберешься туда сам. Это худший вид высокомерия. Ясно, что ты должен научиться смирению, прежде чем мы сможем работать вместе. Я переоценил тебя и тоже потерпел неудачу в своей миссии, если ты ведешь себя подобным образом. А теперь выходи на дорогу и попытайся найти машину.

Я был глубоко потрясен. Мне казалось, что я физически уничтожен. Я перешел на другую сторону дороги и взглянул на машину. Хамид сидел абсолютно прямо и неподвижно, его глаза были закрыты. Не было видно ни машины, ни грузовика – ничего. Я трясся от злобы и резкого холода. Хамид считал, что он сделал ошибку, а я был совершенно уверен, что я. Я бы никогда не выбрал учителя, который вел себя подобным образом, и неважно, что он говорит, – на дороге был камень. Я был болен от всего этого и сожалел о том, что вообще отправился в это путешествие. Как я мог быть таким глупым, чтобы отправиться за этим человеком через всю Турцию? Кто он был и чего хотел от меня? В настоящий момент я находился в ловушке, но как только представится возможность я выберусь из этой гадости, уеду из страны и вернусь в Лондон.

Звук мотора прервал мою тираду. Это не был ни грузовик, ни машина, но он определенно приближался. Было темно, поэтому я встал на середину дороги. Из-за поворота показался старый трактор. Я помахал водителю, чтобы он остановился и указал ему на нашу машину, знаками объясняя, что она сломалась, и, если возможно, чтобы он отбуксировал нас в ближайший город. Взглянув на меня очень серьезно, он вылез из трактора и медленно обошел вокруг машины. Хамид продолжал сидеть прямо с закрытыми глазами.

– Хамид, – позвал я, – я нашел трактор. Поговори с ним, пожалуйста!

– Говори с ним сам, – таков был его ответ.

Попытаться сделать так, чтобы меня поняли, было очень сложно; тракторист продолжал ходить вокруг машины, уставившись на нее, как будто она была с другой планеты. Он оглядел ее снаружи, заглянул внутрь, осмотрел колеса и бампера, поднял капот: «Йок», – произнес он, – что означает по-турецки «нет».

– Но что нет? – спросил я.

– Авто йок, – ответил он твердо.

– Я знаю, что она йок, – сказал я, – поэтому мы и хотим, чтобы вы отбуксировали нас, – и я стал делать всякие знаки перед машиной, показывая, что перекинул через плечо веревку и тащу машину за собой. Казалось, что это его не впечатлило, и он еще несколько раз повторил «йок». Затем он подошел совсем близко ко мне, у него изо рта несло чесноком, и пламенно произнес: «Лира, чок лира». Это значило, что будет дорого, но я не был уверен, говорил ли он о починке машины или он хотел так много за буксировку. Я спросил его, сколько, и он назвал невозможно большое число, написав его пальцем в масле на дороге. Я еще раз повернулся к Хамиду.