Текст книги "Последний барьер. Путешествие Суфия"
Автор книги: Решад Фейлд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
ПЕРВАЯ ГЛАВА
Тому, кто слышал обо мне, дайте приготовиться прийти и увидеть меня; тому, кто желает меня, дайте поискать меня. Он найдет меня – тогда не дайте ему выбрать никого, кроме меня.
Шамси Табриз
Тот, кто не знает и не осведомлен о своем незнании, —
глупец, – избегай его.
Тот, кто не знает и осведомлен о своем незнании, —
ребенок, – научи его.
Тот, кто знает и не осведомлен о своем знании, —
спящий, – разбуди его.
Но тот, кто знает и осведомлен о своем знании, —
мудрец, – следуй за ним.
Пословица
Как-то осенним днем, обходя лондонские антикварные магазины, я набрел на незнакомый мне магазин. Будучи продавцом антиквариата, я заходил в подобные магазины практически каждый день в поисках особых вещиц, которые я мог бы купить подешевле, а затем перепродать дороже. В тот особый день мое внимание привлек маленький магазин, спрятанный на отдаленной улочке, в котором продавалось множество антикварных вещей, преимущественно с Ближнего Востока. Там курился ладан; магазин был достаточно темный, но, как только я вошел в него, я немедленно ощутил мощное присутствие человека, который вышел поприветствовать меня. Моим первым впечатлением стала его громадность. Он был высокого роста, гораздо выше шести футов, плотного телосложения и, как я помню, одет в голубой костюм. У него были усы, он носил очки и, кажется, ему было немногим больше сорока.
– Могу я помочь вам? – спросил он.
– Я только хотел бы все осмотреть, если позволите, – сказал я, к этому моменту совершенно уверенный в потрясающем присутствии силы, которая, как казалось, заполняла магазин.
Улыбаясь, он сказал: – Я догадываюсь, что вы сами занимаетесь продажей, поэтому не обращайте внимания на указанные цены. Располагайте своим временем. – У него был легкий акцент, и он курил длинную турецкую сигарету в длинном мундштуке.
У меня в памяти остались смутные воспоминания о событиях, последовавших за этой встречей. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что какое-то очень глубокое чувство убеждало меня в том, что этот человек знает кое-что о том предмете, которым я интересовался уже много лет. Помимо того, что я торговал антиквариатом, я также много занимался целительством. За некоторое время до описанных событий один целитель излечил меня от серьезной болезни, и позже я открыл, что тоже обладаю даром исцеления. Все мое свободное время было посвящено лечению людей, от которых ортодоксальная медицина отказалась, заявив, что их болезнь является психосоматической или даже настолько запущенной, что медицинская наука больше ничего не сможет сделать. Используя определенные системы лечения, я постоянно стремился приобрести новые знания по ним. Во время своих поисков я много читал о Дервишах Ближнего Востока, этих необыкновенных людях, полностью посвятивших свои жизни Богу. Вследствие этого, как полагали, они обладали многочисленными чудесными возможностями. Чем больше я читал о них, тем больше возрастал мой интерес. Изучение Пути, которым следовали Дервиши и Суфии, стало почти навязчивой идеей в моей жизни. Но к тому моменту я не встретил никого, кто лично знал бы о методах лечения, которые они использовали, и о духовных практиках, которым они следовали. И там, в этом крошечном антикварном магазине, я был совершенно уверен, что нашел ключ, который откроет мне доступ к некоторым их секретам. Сделав глубокий вдох, я повернулся к хозяину магазина.
– Вы можете подумать, что я – сумасшедший, – начал я, – и, пожалуйста, простите меня, если я задаю вам неуместный вопрос. Но не знаете ли вы что-нибудь о Дервишах Ближнего Востока?
Мне показалось, что атмосфера в магазине неожиданно изменилась. Мужчина слегка отпрянул назад, но, вновь обретя спокойствие, он тщательно затушил свою сигарету в пепельнице на столе перед собой, а затем, после почти бесконечной паузы, взглянул на меня.
– Какой необычный вопрос, – сказал он. – Почему вы спрашиваете ?
– Я только могу сказать, что интуиция подсказала мне сделать это, – ответил я. – Я долго изучал книги об их путях, и я разыскиваю того, кто обладал бы знаниями из первых уст. По какой-то причине мне пришло в голову, что вы сами приехали с Ближнего Востока и можете знать что-то о них.
– Интересно, почему же вы так думаете? – спросил он с большим подозрением.
Теперь, когда вопрос был задан, я почувствовал себя очень неуютно и думал, что уж лучше бы я не затрагивал его. Ситуация была совершенно необычная. Вот он я, тридцатичетырехлетний английский продавец антиквариата, стою напротив этого огромного человека и задаю ему вопрос об эзотерике, не говоря уже о том, что до этого момента мы никогда не встречались.
– Пожалуйста, простите меня, – пробормотал я. – Вы, должно быть, думаете, что я очень плохо воспитан.
– Нисколько, – ответил он. Теперь он улыбался. – Ничего не происходит случайно, не так ли? Это достаточно странно, но я тоже очень интересуюсь Дервишами, – он уставился на меня пронизывающим взглядом поверх своих очков. – Уже пора закрывать, у меня есть немного времени. Почему бы вам не пойти и не выпить со мной кофе, и мы сможем поговорить об этом немного.
Я не помню, как мы вышли из магазина и как шли по улице, подыскивая место, где мы могли бы выпить кофе. Я испытывал страх, причину которого в тот момент не мог понять: как будто я вступал в мир, совершенно незнакомый АЛЯ меня. И хотя одна часть меня хотела, чтобы я оказался где-то в другом месте, а моя другая половина удерживала меня в ситуации, которая со временем должна была изменить течение моей жизни.
После того как мы уселись и заказали кофе, он представился, сказав, что его зовут Хамид, что он родился в Турции и что живет в Англии уже около двух с половиной лет. Он ходил вокруг предмета, столь занимавшего меня, но не давал никакой информации о Дервишах в Турции. Он рассказал мне, что Ататюрк, первый президент, запретил Дервишей, поскольку их влияние даже в политике стало слишком сильным. Хамид также заявил, что в Турции еще остались люди, знающие об их путях. На самом деле разговор, хотя и очень непринужденный, стал больше походить на допрос, чем на что-то другое. Я чувствовал себя так, будто меня тщательно изучали. Я все больше выходил из себя.
– Но мне очень любопытно, как получилось, что вы так интересуетесь этими вещами, – сказал он наконец, когда мы собрались уходить из кафе. – Возможно, вы не откажетесь прийти ко мне домой на обед завтра вечером, и мы сможем еще поговорить. Вы привередливы в еде?
Довольно сбивчиво я объяснил ему, что вот уже несколько лет являюсь вегетарианцем, но не хотел бы причинять ему беспокойство.
– Прекрасно, – заявил он. – На самом деле есть еще одно совпадение. Недавно я написал книгу о вегетарианских блюдах Ближнего Востока, и я приготовлю для вас нечто особенное. Приходите ко мне завтра вечером к половине восьмого.
Сказав это, он повернулся и исчез в толпе. Какое-то мгновение я стоял, глядя ему вслед, а затем вернулся к себе домой, где я жил один, поскольку мы с женой недавно расстались. Не думаю, что я спал в ту ночь хотя бы несколько часов. Мой разум в смятении пытался осмыслить все, что произошло в тот день.
В течение следующего года я старался проводить с Хамидом как можно больше времени. Мы часами сидели в его магазине, и понемногу и незаметно он вводил меня на
Путь Суфиев, тех, кто следует мистическим путем Ислама. Я стал его учеником и жадно впитывал столько информации, сколько мог. Но по каким-то мне непонятным причинам он отказывался говорить со мной о том вопросе, который интересовал меня больше всего, а именно о целительстве. Когда я задавал ему об этом вопросы, он только говорил, что он совершенно уверен в том, что я обладаю достаточной чувствительностью и буду знать, что делать в нужный момент. По его мнению, тогда этого было достаточно.
– Иди прямой дорогой, – говорил он. – Не отклоняйся. И всегда спрашивай себя о том, почему ты занимаешься этим. Это – опасная игра, и необходимо, чтобы ты обладал прочной основой настоящих знаний; в противном случае ты можешь заблудиться.
Раз в неделю я приходил к нему на обед. Если он все еще готовил, когда я приходил, то он всегда настаивал на том, чтобы я молча сидел, пока он не закончит. Он всегда работал с такой сосредоточенностью и раскладывал пищу так красиво, как будто эта еда была самой важной из того, что он когда-либо готовил. Однажды он спросил меня: «Почему ты вегетарианец?» Я пустился в длинные объяснения о пользе вегетарианства и его связи с духовной жизнью, пока он не прервал меня.
– Хорошо, – сказал он. – Но я не вегетарианец. Знаешь почему?
Я покачал головой.
Он улыбнулся: – Я не вегетарианец, потому что знаю, что Господь безупречен, и, таким образом, все во вселенной имеет свое место. Я не критикую тебя, – добавил он. – Но, продвигаясь все дальше по пути, ты должен быть в состоянии изменить все, что попадается на твоем пути. Когда-нибудь мы еще поговорим об этом.
Год прошел быстро. Наши отношения окрепли. Хамид посещал все разнообразные лекции, которые я читал в то время. В основном я рассказывал о целительстве и о том, что называют «тонким телом» человека, которое могут увидеть или ощутить те, кто достаточно развил свою чувствительность.
В то время мир пробуждался для возможности нового образа жизни, и такие лекции собирали большие толпы народа, а особенно молодежи. Кроме лекций и воскресных тренингов, я занимался с группой, изучавшей различные виды медитаций Запада и Востока, которые можно использовать в психотерапии, и эта группа стала очень большой. Хамид приходил на встречи, и всегда одинаково. Он приходил перед самым началом и уходил перед самым концом, так чтобы никто не мог его заметить. Он попросил не афишировать наши отношения в течение некоторого времени. На следующий день он обсуждал все события предыдущего дня в подробностях. И хотя он сказал, что ничего не знает о це-лительстве, с каждым днем из его замечаний становилось все более очевидно, что он знает гораздо больше, чем говорит.
Затем произошло событие, которое изменило характер наших отношений. Однажды я получил письмо от одного школьного знакомого, который спрашивал, не могу ли я помочь его близкому другу. Этот человек и его жена пережили массу сложностей за несколько лет. Жену на некоторое время положили в больницу и, в конце концов, она оставила его. После этого он начал страдать ужасными приступами депрессии, граничившими с самоубийством, запирался в своей комнате на несколько дней подряд. Ни врачи, ни другие целители, у которых он консультировался, не могли ему помочь.
Я никогда не сталкивался с подобным случаем. Обедая с Хамидом в тот вечер, я рассказал ему об этом и показал письмо. К моему удивлению, он очень заинтересовался и сказал, что хотел бы встретиться с этим больным.
– Могу я пойти с тобой? – спросил он.
– Конечно, – ответил я. – Но я совершенно не представляю, что мне делать.
– Если хочешь, я помогу, – заявил он, наливая кофе.
– Ты что? – переспросил я, пораженный.
Он повернулся ко мне, улыбаясь: – Я сказал, что помогу тебе, если хочешь. Я кое-что знаю о подобных вещах, но до сих пор не было подходящего момента, чтобы поговорить с тобой об этом.
– И почему же ты до сих пор не сказал мне, что знаешь о целительстве ? – спросил я ошеломленно.
– Ты сам прекрасно справлялся все это время. В этом не было необходимости, а кроме того, мне было интересно узнать, как работает твой разум. Теперь, если ты хочешь, мы встретимся здесь послезавтра в одиннадцать утра. Я закрою магазин на весь день, и, возможно, ты тоже сможешь сделать себе выходной. А сегодня ты должен позвонить этому человеку, сказать ему, что мы приедем, а он должен купить свежее белое яйцо.
– Хамид, я действительно не понимаю. Чего ты от него хочешь?
– Он должен купить хорошее белое яйцо и должен держать его при себе в течение двадцати четырех часов перед нашей встречей. Он должен держать его в руках как можно больше, а на ночь положить его на маленький столик около своей кровати, как можно ближе к голове, но так, чтобы не раздавить его. Это понятно? Не волнуйся, мы не причиним ему вреда! А теперь иди и звони ему. Если хочешь, можешь позвонить прямо отсюда.
Я переживал, как ответит мне человек на другом конце провода, но к моему удивлению, он никак не отреагировал на мои инструкции. Он сказал, что купит яйцо завтра, и будет ждать встречи с нами. Он также упомянул, что в настоящий момент он чувствует себя лучше, чего не случалось в течение длительного времени.
Двумя днями позже, приехав к Хамиду, я застал его одетым в свой самый лучший костюм, его волосы еще были мокрыми после душа. В руках он держал пустой бумажный пакет, который он вручил мне с просьбой сохранить для него.
– Для чего он? – спросил я.
– Он для яйца, – ответил он. – Мы заберем его с собой, когда будем уходить.
– Ты скажешь мне, что ты будешь делать с ним? – спросил я.
– Подожди и увидишь, – сказал он, садясь в машину. В молчании мы ехали через Гайд Парк по направлению к Хэмпстеду, где жил этот мужчина. Когда мы ехали через центр Лондона за Кенсингтон Гарден, мысль об этом человеке, сидящем с яйцом в руках и ждущим нас, показалась мне настолько невозможной, что я начал хихикать.
«Что здесь смешного? – спросил Хамид. – Ты не хочешь, чтобы ему стало лучше?»
«Конечно, хочу», – ответил я.
«Тогда, ради Бога, оставайся серьезным. Это очень сложное дело».
Остаток дороги мы проехали молча. Целью нашего путешествия оказался маленький красивый домик в Рэд-женси, стоящий на живописной террасе не вершине Хэмпстедского холма. Хамид находился в странном состоянии – я никогда не видел его таким. Его глаза были наполовину закрыты, а губы шевелились, как будто он разговаривал сам с собой или, возможно, молился.
Как только я остановил машину, он открыл дверь и вышел. Когда я запер машину и поспешил за ним, он уже вошел в дом. Нас приветствовал худощавый мужчина, который представился как Малкольм. Со множеством нервных жестов он проводил нас в гостиную и предложил чай. Хамид согласился. Как только он вышел, Хамид повернулся ко мне и спросил: – Ну, где оно?
Я невольно оглянулся: – Что, Хамид?
Мне показалось, что он неожиданно рассердился:
– Ты обладаешь чувствительностью. Ты должен знать. Что-то в этом доме не так. Иди и найди это.
– Но, Хамид, – возразил я, – я не могу просто так без разрешения ходить по дому и искать.
– Делай, как я сказал. Поднимись наверх и выясни, что здесь не так.
В этот момент я почувствовал, что мне гораздо проще пройтись по дому без приглашения, чем ослушаться Ха-мида. Я не имел ни малейшего представления о том, что я ищу, но в приказе Хамида было столько силы, что я уже был наверху, прежде чем успел спросить себя, что я делаю. На втором этаже передо мной были четыре закрытые двери. За первыми двумя были спальни, дальше – ванная комната. Однако четвертая комната была другая. Это была мастерская. В темноте я мог разглядеть только силуэт большой картины в центре комнаты. Когда, открыв занавески, я повернулся к картине, я испытал сильный шок. Картина на мольберте была примерно семь футов в высоту, но то, что она была узкой, создавало иллюзию еще большей высоты. Я увидел огромные лошадиный череп и хребет, поднимающиеся из неподвижной глади воды. Хребет казался просвечивающим, как будто охваченным бледным пламенем, тогда как череп был окрашен зловещим красным светом. Рассматривая картину, я заметил крошечные огоньки, облизывающие изнутри и снаружи хребет и челюсть. Дух ужасающего зла, исходящий от картины, был просто ошеломляющий. Я тихо закрыл дверь и быстро спустился вниз. Чай уже был налит, и эти двое разговаривали друг с другом.
– В спальне все в порядке? – спросил меня Хамид.
– Да, – ответил я, не зная, что еще добавить. Хамид обернулся к Малкольму и попросил его принести немного темного сахара. Как только мужчина еще раз скрылся в кухне, Хамид спросил меня: – Ну, что это было?
Как можно более осторожно я сказал ему. Казалась, он был доволен или, возможно, испытал облегчение.
– Спасибо, – произнес он. – Теперь мы можем начать.
Когда Малкольм возвратился, неся сахар, Хамид немедленно начал:
– С собой ли у вас яйцо, которое мой друг велел вам купить? Дайте его мне, пожалуйста.
Малкольм осторожно вынул яйцо из кармана пиджака и передал его Хамиду. Хамид тут же взял его, как бы взвешивая в руках. Затем, попросив ручку, он начал исписывать яйцо арабскими словами. Никто не произнес ни слова в тот момент. Когда поверхность яйца была полностью исписана, Хамид повернулся и сурово взглянул на Малкольма.
– Вы совершили серьезную ошибку, – начал он. – Неверно используя свою сексуальную энергию, вы подверглись воздействию ужасного зла. Мне сказали, что вы обращаетесь за помощью уже в третий раз. Это правда?
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что дважды вы уже были у тех, кто знает об этом, но вы не выполняли их инструкции, и поэтому вам не стало лучше. Это так?
Малкольм, пристыженный, пояснил, что это действительно так. Дважды он по случаю попадал к целителям, но они требовали от него исполнения таких вещей, которые он был не в состоянии вынести.
– Что они сделали, чтобы помочь вам? – спросил Хамид.
– В основном они давали мне специальные травы и чай, – ответил он.
– Но не говорили ли они вам не есть мяса в течение сорока дней и не притрагиваться к алкоголю в течение этого периода?
Малкольм казался ошеломленным и озадаченным.
– Как вы узнали об этом? – спросил он.
– Все это в яйце, – ответил Хамид. – Вся информация заключена в яйце, не так ли? А теперь, раз уж вы попросили о помощи, примите ли вы мое лечение безоговорочно ?
Малкольм кивнул.
– Тогда принесите полотенце и обмотайте его вокруг шеи,– сказал Хамид. – Я разобью яйцо у вас на лбу».
Последовало недоуменное молчание. Ни Малкольм, ни я не двигались несколько мгновений, пока Хамид не приказал ему еще раз принести полотенце. Когда Малкольм вернулся, он выглядел несчастным, и казалось, что он стал меньше, чем был, когда выходил из комнаты. Атмосфера была столь напряженной, что даже Хамид слегка дрожал, а его лоб от напряжения был покрыт капельками пота.
– До того как я сделаю это, – сказал он, – вы должны пообещать мне сжечь ту картину, что висит у вас наверху, а, кроме того, не есть мяса сорок дней и ночей и не пить спиртного в течение этого периода. Если вы и на этот раз не сделаете этого, другого шанса не будет. Вам это ясно?
Малкольм печально кивнул.
– Но зачем жечь картину? – спросил он. – Это самая лучшая картина из написанных мной.
– Может быть, это и хорошая картина, но она исходит не от добра. Мой друг уже рассказал мне о ней. Вы должны извинить нас. Я посылал его наверх, чтобы он нашел источник того, что я чувствовал в этом доме.
Хамид поднялся. Я мог видеть Малкольма со слегка наклоненной головой и закрытыми глазами, которые находились ниже уровня левого плеча Хамида. В какой-то момент я вдруг пожалел, что вообще связался с Хамидом. Затем Хамид подошел на два шага ближе, поднял руку, в которой он держал яйцо, и с большой силой опустил ее на лоб Малкольма так, что яйцо разбилось прямо у него над бровями. Мне показалось, что оно буквально взорвалось. Желток и белок отскочили от его носа и грязным желтым пятном шлепнулись на его колено.
– Дай мне, пожалуйста, бумажный пакет, – приказал Хамид.
Он взял пакет в левую руку и тщательно соскреб в него всю грязь. Затем, осмотрев Малкольма в поисках остатков скорлупы, прилипших к нему, он отдал пакет мне. Наконец, он снял с Малкольма полотенце и заботливо и осторожно вытер его лицо.
– Хорошо, – сказал он. – Все сделано. Сожалею, что испортил ваш костюм, но, думаю, в химчистке позаботятся о нем. А теперь можете открыть глаза.
Хамид улыбался, и все в комнате изменилось. В воздухе была легкость, и я заметил, что на диван, на котором мы сидели, сквозь окно падал солнечный свет.
– Теперь не забывайте делать, то, что я вам говорил, поскольку у вас не будет другого шанса. Идем, – сказал он, обернувшись ко мне. – Возьми пакет. Мы должны идти.
Он велел мне ехать в южную часть Лондона, туда, где Темза выходит за городскую черту. Он пребывал в очень веселом настроении, рассказывая веселые случаи о своей юности в Турции, как будто ничего не произошло. Наконец я попросил его объяснить.
– Нечего объяснять, – сказал он. – Тебе еще слишком рано знать об этих вещах. Хотя, когда-нибудь, если захочешь, мы сможем еще поговорить.
– Но яйцо как будто взорвалось, – воскликнул я. – А потом весь желток и белок опустились на одно и то же место. Это противоречит логике.
Хамид захохотал во все горло.
– Я же сказал тебе, что в яйце были все секреты, которые мы хотели узнать.
Я все еще не был удовлетворен. Я стал свидетелем невероятно сильного действия, но каким-то образом в ситуации не доставало развязки. Вот уже больше пяти лет я профессионально занимался целительством, но никогда прежде я не видел ничего столь глубокого и сильного, как то, что Хамид сделал сегодня. Это действие отличалось не только по уровню, но и по виду. Наконец я спросил у него: – Этот человек действительно излечился? Теперь он вновь обретет свое здоровье?
Хамид взглянул на меня серьезно и сказал: – Это зависит исключительно от него. Мы дали ему все, в чем он нуждался для полного исцеления, но мы не можем заставить его принять это. Все, что мы можем сейчас делать, так это молиться за него.
Мы остановили машину на набережной Темзы. Хамид спешил по дорожке, и я следовал за ним настолько быстро, насколько мог. В руке он нес пакет и когда он кидал его в воду, любой проходивший мимо мог бы подумать, что он кормит чаек. Он молча наблюдал за пакетом, пока он не скрылся в грязной воде, а затем вернулся к машине.
– Поехали ко мне, – сказал он. – Мы еще не завтракали, и я проголодался!
За едой он перешел к точным инструкциям, которые я должен был выполнять. Он рассказывал в подробностях, что мне делать с Малкольмом в течение следующих сорока дней. Хамид отказался рассказать о методе, который он использовал, и не рассказал, почему было необходимо разбить яйцо у Малкольма на голове. На Хамида это было совершенно непохоже, потому что он всегда скептически относился ко всему, что имело отношение к магии. Затем он поразил меня еще раз.
– Завтра я уезжаю в Стамбул. В начале января ты сможешь найти меня в южной части Анталии. Если ты приедешь должным образом и в верный час, я приму тебя. Но ты должен приехать один, бросив все, что является прошлым. Не должно остаться незаконченных дел, грязного белья в прачечной, неоплаченных счетов. Не должно остаться ничего, что удерживало бы тебя от свободного путешествия. Более того, вся наша совместная работа была всего лишь подготовкой к этому моменту. Теперь от тебя зависит, сделаешь ли ты следующий шаг, который полностью станет шагом в неизведанное.
Потом он улыбнулся мне, положив свою руку на мою:
– Это правда, что я знаю кое-что о Дервишах. Ты должен простить меня, потому что вещи, в которые мы однажды можем углубиться вместе, не предназначены для каждого. И я должен был быть абсолютно уверен, что ты действительно хотел узнать это сердцем, а не только разумом. Я думаю, что ты уже начал усваивать это, не так ли?
Он протянул мне открытку:
– Внимательно посмотри на картинку. Однажды, по Божьей воле, ты посетишь это место; если это произойдет, то ты узнаешь, что твое настоящее путешествие началось.
На открытке была фотография, как мне показалось, внутреннего помещения большой гробницы. На переднем плане восхитительная золотая материя покрывала то, что, как я предполагал, являлось гробом, в изголовье которого покоился огромный голубой тюрбан. Свет в помещении отражался на цветных стенах гробницы, покрытых золотой арабской вязью в обрамлении красного, черного и зеленого кафеля. На обороте открытки Хамид написал адрес: до востребования, абонентский ящик 18, Сиде, Анталия, Турция.
Остаток дня мы провели вместе. Я даже не понимал, насколько я привязался к нему за время нашего совместного обучения. Мысль о том, что он уезжает, наполняла меня чувством утраты. Но я также понимал, что если я последую за ним, это даст мне глубокую сопричастность на последующие годы. На прощание мы обнялись; глубоко потрясенный, я вышел из его дома и направился к автобусной остановке. Был холодный ноябрьский день 1969 года. Воздух был влажный, слегка туманный. До меня доносился запах горящих на площади листьев.
К тому моменту, когда я добрался до дома, я принял, возможно, самое важное решение в своей жизни. Я решил, что я каким-то образом продам свой бизнес, закончу все дела и покину Англию, чтобы присоединиться к Ха-миду в Турции. Я сел за стол и написал ему письмо. Потом я написал моему деловому партнеру, который находился на длительном отдыхе в Америке, о том, что я намерен продать свою часть дела, которую он уже давно хотел выкупить. Я позвонил в агентство по недвижимости и попросил выставить мой дом на продажу, написал письма друзьям и родственникам, где попытался объяснить причины, повлиявшие на мое решение покинуть Англию на неопределенный срок, и известил свою группу по медитациям о том, что собираюсь сделать. Затем с большим трудом я написал всем тем, кто приходил ко мне на лечение, и сообщил им имена других людей, кто мог бы им помочь. Первые шаги были сделаны, и у меня оставалось еще шесть недель, чтобы хорошо приготовиться к отъезду в Турцию.
Шестью неделями позже я сидел в самолете, летевшем в Стамбул. Я получил только одно письмо от Хамида, сообщавшее, что он ждет встречи со мной, и содержавшее список людей, которых я должен был посетить перед тем, как присоединиться к нему на юге. Я был возбужден и с нетерпением ожидал встречи с ним, но, очевидно, мое путешествие начиналось как паломничество, перед тем как я смог бы достичь своей цели.
ВТОРАЯ ГЛАВА
Я люблю, и потому На небе есть невидимая дорога. Птицы путешествуют по ней, солнце, и луна И все звезды движутся по этому пути ночью.
Кейтлин Рейн
Как цветок является предвестником плода, Так и детство человека – это надежда его жизни.
Хазрат Инайят Хан
Свой первый день в Стамбуле я провел, просто гуляя по улицам и пытаясь привыкнуть к суете и шуму. Казалось, что все машины подают сигналы одновременно, водители кричат друг на друга в уличных пробках, а пешеходы кричат на водителей. Дети хватали меня за пальто, пытаясь продать мне сладости, и на каждом углу кто-то что-то продавал. Там были мужчины с чемоданами, набитыми брюками, маленькие мальчики с хозяйственными сумками и темнокожие выходцы из Курдистана, проталкивавшиеся вперед со своими ковриками для молитвы с берегов озера Ван и из Анталии. Женщины ходили с сумками, набитыми пластиковыми кухонными принадлежностями шокирующего розового или зеленого цвета, чудодейственными амулетами и корзинами свежих цветов. Там был старик, торговавший только маникюрными ножницами, а на углах люди толпились около раскаленных докрасна жаровен, на которых жарились кукуруза и рыба, пойманная этим утром в Босфоре. На одной стороне улицы мужчина предлагал заточить ножи, а на другой кто-то чинил пишущие машинки.
В какой-то момент моих прогулок по городу я оказался перед Голубой мечетью, которая, бесспорно, является одним из красивейших зданий в мире, и там я впервые услышал призыв к молитве, раздававшийся над крышами. Действительно, это был совершенно новый мир, волнующий, возбуждающий и, возможно, немного пугающий того, кто до этого никогда не бывал в Стамбуле. Почти весь день я провел гуляя, за исключением тех моментов, когда утомленный я присаживался выпить турецкого кофе в крошечных кафе, где сидели мужчины, курившие темный табак в кальянах и наблюдавшие как течет мимо суета жизни. К вечеру я проголодался и в ресторане, который я выбрал, чтобы поужинать, заказал кафту, мясо на крошечных шампурах, которое жарят на открытых углях и подают с фаршированными овощами. К своему удивлению я не испытал никаких болезненных последствий, несмотря на долгие годы вегетарианства. Те изменения, которых я ждал, должно быть уже начались!
Я прекрасно спал в ту ночь в маленькой комнатке отеля, в котором я остановился. Утром, сразу же после завтрака я начал искать в телефонной книге имя человека, которого Хамид представил мне как Шейха – духовного учителя, которого я должен был посетить сразу же по приезде в Стамбул. Он сказал мне, что я смогу найти этого человека через группу, которая называлась Метафизическое общество Турции, но он также предупредил меня, что, возможно, мне будет трудно убедить их дать мне его адрес, поскольку такие дела всегда окружены ореолом секретности. Однако, как я ни старался, я потерпел неудачу. Подобное общество не значилось в телефонной книге, и я решительно не знал где еще можно искать его. Ситуация усложнялась тем, что я не знал ни слова по-турецки. Я решил покинуть отель и пойти в сторону Таксима, современной большой площади, вдоль которой были расположены гостиницы, туристические агентства и представительства авиакомпаний, в которых, в любом случае, хоть один человек говорил на английском или французском. Я думал, что, возможно, моя интуиция мне поможет, но куда бы я ни обращался, я везде терпел неудачу, и к вечеру я был почти убежден, что мое задание невыполнимо. Если бы я не был столь упрямым и не доверял Хамиду настолько, насколько доверял, то к вечеру я, вероятно, сдался бы. Но что-то заставляло меня продолжить мои поиски, и на следующий день я решил искать в старой части города, снова спрашивая каждого, кто мог бы говорить на английском, не слышали ли они о Метафизическом обществе Турции.
К вечеру второго дня я нисколько не продвинулся в своих поисках, и хотя Хамид велел мне посетить еще одного человека в Стамбуле, он особо подчеркнул, что необходимо было встретиться с этими людьми в том порядке, в котором он мне указал. Теперь я уже был готов сдаться; мои ноги ныли, я все больше и больше разочаровывался во всем этом предприятии, когда под вечер третьего дня я зашел в парикмахерскую, что была в нескольких шагах от отеля, чтобы подстричь свою бороду. Брадобрей два года проработал в парижской гостинице и был в восторге от возможности поговорить с человеком, знавшим французский. Мы поговорили о Париже и Лондоне, в котором он был совсем недолго, а потом и о Стамбуле. Перед тем как уйти, я задал ему неизбежный вопрос, не знает ли он что-нибудь об обществе, которое я разыскиваю.
– Почему же, знаю, – ответил он небрежно. – Я знаю это общество. И если вы хотите, то я могу проводить вас туда...
Насколько же все могло быть просто! После трехдневных поисков нужной мне информации по всему городу найти ее в парикмахерской, в нескольких ярдах от отеля! Я попытался объяснить обстоятельства, приведшие меня сюда, но брадобрей просто улыбнулся, сказав так же, как говорил Хамид, что не существует такой вещи, как случай, и если мне суждено найти Шейха, то я его обязательно найду, а если не суждено, то нет. Затем он добавил:
