Текст книги "Чужой для всех. Книга вторая (СИ)"

Автор книги: Rein Oberst

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 6

3 июля 1944 год. Москва. Лубянка.

На следующий день после совещания у Сталина, Лаврентий Павлович Берия, с присущей ему необузданной энергией и темпераментом, принялся выполнять очередное поручение Верховного главнокомандующего. Что характерно было для него, какое бы задание он не получал от вождя, во всем он хотел разобраться досконально и точно, насколько позволяли ему образованность, природная интуиция и помощники с их разветвленными отделами и выполнить его в строго указанные сроки. И здесь была не столько боязнь за свою репутацию перед Сталиным, тот мог его выдернуть и спросить по любому порученному заданию, у вождя была великолепная память, а прежде всего та не показная ответственность за это порученное дело и способность доводить его до конца, подкрепленных высочайшим организаторским даром.

Абакумова Берия вызвал на 10 утра, заранее предупредив собрать все имеющиеся сведения на тот момент об «Арийце», но и у него к этому времени на столе лежала небольшая докладная записка по линии НКВД. Просмотрев ее, Берия мысленно подумал, – не густо, однако. Видно крепкий орешек этот «ариец». Ничего разберемся. Ну, Абакумов, Абакумчик, тоже хорош гусь, полез к Верховному, не показав ему «непонятное дело» об Арийце. Непонятное, то есть странное, загадочное или непонятое людьми Абакумова? Конечно непонятое. Выскочка! Хочет выслужиться перед хозяином. Холуйская душа. Куда ты денешься без меня. Я тебя выдвинул, я тебя и…, -но не успел он развить мысль до логического конца, как к нему позвонил секретарь о прибытии комиссара госбезопасности 2-го ранга Абакумова.

– Пусть войдет, – коротко сказал Берия и вышел из-за стола. – Заходи дорогой Виктор Семенович, – с показной вежливостью, с некоторым подобострастием, встретил начальника главного управления контрразведки (Смерш) Наркомата обороны Берия, пожав некрепко руку. – Присаживайся. Может вино, фрукты или коньяк? Знаю, балуешься им один в кабинете после рабочего времени. Любишь хороший «Арагви».

Абакумов вскинул брови, его несколько удивил и даже озадачил слащавый тон разговора Народного комиссара внутренних дел. – Спасибо Лаврентий Павлович, ни то и не другое.

– Как хочешь. А я не отказываю себе в бокале хорошего кахетинского вина во время обеда.

– Вы знаете мои принципы, Лаврентий Павлович, если пить, то стаканами, если рубить, то сплеча. Пару стаканов коньяка накатишь после трудового дня, и душа отходит, легче становится.

– И часто приходиться душу отпаивать? – через пенсне в упор на Абакумова уже смотрели холодные, непроницаемые, далеко неприветливые глаза второго лица страны.

Абакумов вздрогнул, настолько поразительны были перемены в настроении Берия. Он понял, что тот хочет заманить его в одну из своих словесных ловушек и затем, нанести удар, подмяв его волю. – Товарищ народный комиссар, – официально обратился к наркому НКВД Абакумов, – давайте перейдем к делу. Вы ведь для этого меня вызвали. А, наши грешные души пока оставим в покое.

– О деле говоришь?! – почти взвизгнул Берия, – это правильно. Но ты Абакумыч, – фамильярно резанул народный комиссар, – в последнее время стал суетлив и поспешен. А любое дело требует обстоятельного подхода и выдержки, как тот добрый «Арагви», что ты пьешь.

– Я понимаю ваши упреки товарищ народный комиссар, но…

– Не понимаешь, генерал! – резко оборвал того Берия и вскочил из-за стола, мгновенно взорвавшись, – Ты свои слюнтяйские рассуждения оставь, – и вытянув правую руку, в порыве раздражения, стал размахивать указательным пальцем. – Ишь, умник нашелся! Ты это брось! Ты что, думаешь, я ничего не вижу? Берия все видит. Берия все знает. Мне товарищ Сталин сказал, – Лаврентий разберись! И я разберусь.

– Дело с «Арийцем» требовало немедленных решений, – вскочил со стула также и Абакумов, нависнув глыбой над огромным рабочим столом наркома, – на карту был поставлен план осуществления всей операции «Багратион». Я вынужден был немедленно доложить об этом товарищу Сталину, – уверенно произнес начальник Смерш РККА, хотя сердце его тревожно заныло. Он полностью осознавал, насколько силен и опасен Берия, что тот сотрет в порошок любого, кто станет на его пути. Он действительно в последнее время зачастил к Верховному. Вот и брызжет слюной от ревности народный комиссар.

– Садись и не кипятись, – нарком чуть отпустил напряжение речи и махнул рукой, – Пойми правильно меня, Абакумыч. Ты пришел сюда не просто так, а потому, что все дела особой важности стекаются ко мне, – Берия постучал пальцем по столу, – и вершатся в этом кабинете. Ты, наверное, забыл, так я тебе напомню, что с 11 мая этого года я председатель оперативного бюро ГКО, и первый заместитель председателя Комитета Обороны. А ты полез к Верховному по такому важному делу, как срыв летней наступательной операции с сырым материалом, не поставив меня в известность. Ты подвел под монастырь наших военных товарищей и меня в том числе. Ты понял Виктор Семенович? – уже поучительно, почти успокоившись, задал вопрос Берия, не требуя на него ответа, и важно через пенсне посмотрел на Абакумова.

К большой чести Берия он, имея взрывной характер, после очередной вспышки, мог быстро взять себя в руки и успокоится, не доводя разговор до крайней степени неприязни и противоречий, что произошло и в этот момент.

Абакумов выглядел удрученным, как будто бы его большого мальчика высекли за непристойное поведение. Высекли несильно, но печать тревожного ожидания большой порки, застывшая на лице, еще не сошла. – Поспешил, Лаврентий Павлович, согласен.

– Уже молодец, что согласен, – Берия улыбнулся краешками губ. – Сейчас выпьешь?

– Сейчас выпью.

Народный комиссар НКВД достал из сейфа распечатанную бутылку КВ «Арагви» и налил почти полный стакан золотистой жидкости Абакумову, а себе в рюмку.

– Будь ближе ко мне и не тревожь Верховного по пустякам. А «Арийца» мы прихлопнем в его Германии. Бери.

Абакумов залпом выпил свой коньяк, закусил долькой лимона и несколько секунд сидел без движения, с вожделением вбирая в себя божественный солнечный дар Грузии, после чего, повеселевшими глазами посмотрел на Берия. – Спрашивайте Лаврентий Павлович. Весь материал у меня с собой, вот здесь, – начальник Смерш похлопал по кожаной папке. – Я готов.

– Это хорошо, что ты готов. Рассказывай, что эта за «мессия» такой, что знает все наперед и выскальзывает живым из наших ловушек.

– В контрразведывательной практике это первый такой случай, Лаврентий Павлович, – начал свой доклад комиссар госбезопасности 2-го ранга. – Мы не знали до него, ни одного немецкого агента, кто попал в наши сети и был раскрыт, кто бы имел такой высокий уровень подготовки. И главное, не только индивидуальной подготовки, но в составе танкового взвода. Это профессионал высочайшего класса. И потом, – Абакумов облизал пересохшие губы, – эта шифровка о двойном ударе Рокоссовского, меня совсем сбила с толку. Это какое-то невероятное предвидение, так и поверишь в высшие силы, – Абакумов показал пальцем вверх.

– Ты мне это брось, – махнул рукой Берия, – запугал, мы тоже не лаптем щи хлебаем. – Расскажи лучше, как ты будешь его брать, какой разработал план? А может, его вообще нет в живых? – неожиданно для себя выдвинул смелую идею Берия, – а мы будем, как навозные жуки, перебирать его говно в тщетных поисках.

– Нет, Лаврентий Павлович, скорее он жив, чем мертв. На месте последних боев в поселке Заболотное и при переходе остатков его группы через линию фронта среди погибших он не обнаружен.

– Не обнаружен, не обнаружен, – поднялся из-за стола резко Берия, вновь наливаясь кровью. – Как вы его могли упустить в этой деревне? Столько сил было в вашем распоряжении. С одним танком не могли справиться. Не чекисты, а стадо баранов.

– Так я и говорю, – несколько развязано заговорил Абакумов, – завороженный он, Лаврентий Павлович.

– Что? – сверкнул через пенсне озлобленными глазами Берия, – завороженный говоришь? – его голос сорвался на фальцет. – Так мы его быстро расколдуем. И я уже знаю как! – Берия снял очки, протер их чистой бархатной ветошью и, посмотрев внимательно на Абакумова, ехидно улыбнулся. – Но, это уже по моей линии Абакумыч. Пока твои бездельники будут готовить оперативную группу по поиску этого, – Берия взял листок и прочитал по-немецки «Franz Olbricht», я займусь его родственниками.

– Какими родственниками, Лаврентий Павлович? – удивился Абакумов, – что в Германии?

– Бери шире Абакумыч. С теми, кто пригрел этого провидца в 41 году, с его так называемой женой и дочкой.

– Но она убита, в ходе ликвидации немецких диверсантов.

– Плохо работаете, товарищ комиссар госбезопасности, – шутя, бросил фразу Берия, – живучей оказалась подстилка немецкая. Не подохла. Выжила. После нашей обработки призналась в связях с немцами в 41 году. По решению особого совещания она эпатирована на 10 лет в Севжелдорлаг.

– Быстро, однако, у вас вершится суд, Лаврентий Павлович.

– Не быстрее чем у вас, Виктор Семенович.

Оба комиссара засмеялись.

– Коньяка налить? – Берия наклоном головы указал на шкаф.

– Спасибо, Лаврентий Павлович. Еще не вечер.

– Тогда слушай комиссар и запоминай, – нарком НКВД властно смотрел на Абакумова. – Общее руководство операцией «Olbricht» возлагаю на себя и то потому, что Верховный приказал, с оборонкой дел невпроворот. Ты, – Берия указал пальцем на Абакумова, – занимаешься подготовкой группы и поиском этого провидца. Мои люди займутся обработкой этой девки. Через нее, ее дочь мы заставим работать Ольбрихта на нас.

– Вы думаете, этот план сработает? – произнес неуверенно Абакумов. – Не проще ли найти и ликвидировать этого знатока будущего.

– Сработает! Я уверен сработает. Ты не понимаешь всей стратегии вождя, Виктор Семенович, – укоризненно заметил Берия. – Верховный сказал, – Лаврентий разберись. И я разберусь. А прихлопнуть его мы всегда успеем. Хребет фашистам мы переломили на Волге и под Курском. Американцы с англичанами открыли второй фронт, теснят немцев на восток. Мы наступаем. Немцы уже не те, что были в 41-ом. Не те. Ты сам это знаешь. Не тот боевой дух. Душок один. Думаю, мы расколем этот берлинский фундук. Шлюшка и его дочка, наши главные козырные карты. Вот мы их предъявим «арийцу», если будет сильно брыкаться. Ох, предъявим. До седьмого колена будут помнить родственнички этого фрица.

Абакумов удивился простоте и гениальности задумки Берия. Как ему самому не пришла такая простая идея. А причина в том, его вдруг осенила мысль, что управление Смерш 2-го Белорусского фронта «лопухнулось», и подало непроверенную информацию о смерти Дедушкиной Веры. Абакумов заскрипел зубами от злости.

– Немцы, народ боязливый, – продолжал тем временем пояснения нарком НКВД, – нам сдаются с потрохами, если вопрос касается, их жизни или жизни их родных. И этот расколется. Понял сейчас мой замысел?

– Понял, Лаврентий Павлович, – Абакумов тяжело поднялся из-за стола.

– Тогда иди, готовь операцию. Непосредственным куратором от меня будет…,– Берия задумался. – Я тебе доведу кто конкретно.

– Документы вам оставить для изучения.

– Зачем? Мне и так все ясно. Это тебе они нужны, твоим людям нужны. Вывернись наизнанку комиссар, – Берия вновь постучал пальцем по столу, – но найди этого Макиавелли. Верховный в гневе. Ты сам это видел. Он шашлык сделает из тебя, если сорвешь операцию. И не вздумай к нему раньше времени лезть, без моего ведома. Понял? Все. Иди и работай, днем и ночью.

– Слушаюсь, – четко ответил Абакумов, находясь в тревожном раздумье и, развернувшись, пошел на выход в сторону двери огромного кабинета Берия.

В это время нарком НКВД недобро улыбался и пристально смотрел в его удаляющуюся широкую спину, – Ну-ну! Холуйская душа…

Поздно вечером начальнику главного управления контрразведки Смерш НКО (наркомата обороны) СССР комиссару госбезопасности 2 – го ранга Абакумову был представлен план поиска и вербовки немецкого офицера Франца Ольбрихта. Несмотря на важность порученного дела, он не мог сконцентрироваться над документами. Постоянно переспрашивал своего заместителя генерал-лейтенанта Селивановского, сидевшего, напротив, по тому или иному пункту. Тревожные мысли, посетившие его после беседы с Берия, были тому помехой. Они не покидали его целый день и жалили все больнее после каждого всплеска воспоминаний.

– Берия все видит, Берия все знает! Смотри у меня, умник! – эти фразы наркома НКВД, словно липкий подтаявший пластилин наползали на мозг, закрывая его способные к мышлению клетки, оставляя только центры тупости и безразличия, готовые вот-вот его взорвать. А все потому, что он висит на крючке у Берия. Такое состояние угнетало Абакумова и, не давала покоя. Он понимал, что Берия с него три шкуры сдерет, но добьется своего, а именно выполнения задач операции. А в случае ее провала вину свалит на него.

Девку заставить плясать под дудку костоломов НКВД плевое дело, он сам так делал и не раз, любил побаловаться кулаком, кулачищем и выбивать показания. А вот найти немецкого разведчика асса, который мог по роду своей деятельности быть где угодно, найти быстро и обезвредить, не физически уничтожить, а завербовать, задачей было явно крайне сложной. Болела голова. Хотелось к черту выставить за дверь Селивановского и напиться. Но нужно было работать. Дело было под особым контролем у Сталина и не терпело отлагательств.

Абакумов протер уставшие, слегка красные глаза и стал читать документ. Предлагалось вести поиск по трем направлениям. Первое направление – сбор информации об Ольбрихте через его семью и знакомых в Берлине, используя адресный стол, почту, телефон, а с выходом на местожительство, через соседей. Оно поручалось агентурной сети располагавшейся в Берлине. В скобках Альфред и Анна Гольденшмидт. Абакумов прочел фамилию и задумался.

– Скажи, Николай Николаевич, – он взглянул на заместителя, – это кто такие Альфред и Анна.

– Это муж и жена Никитенко. Внедрены в 39 году, товарищ комиссар госбезопасности 2 – го ранга. Владеют ресторанчиком «Fatter Karlo» в Берлине. Кстати, он пользуется заметным спросом у отпускников Вермахта. Работают безупречно. Надежны. Проверены, не единожды в деле. Имеют хорошую поддержку в лице городских властей.

– Справятся с заданием?

– Нет сомнений. У них есть очень влиятельные финансовые покровители. Нами все схвачено. Не волнуйтесь. Уже в ближайшее время жду от них весточки.

– Хорошо. Пусть будет так. – Абакумов вновь склонил голову к тексту.

Следующее направление возлагается на Управление Смерш 2-го Белорусского фронта, работающего с немецкими штабными документами, попавшими в руки контрразведки в ходе стремительного наступления Красной Армии. Ответственный подполковник Котелков. – Понятно. – Третье направление – получение информации от военнопленных офицеров и генералов 9 армии Вермахта где, по всей видимости, находился Ольбрихт. Все его донесения концентрировали свое внимание вокруг сил противостоящих этому объединению немцев. Вот это правильно, – Абакумов, взял карандаш и подчеркнул абзац. Ответственный подполковник ГБ Карташев – начальник 2-го отдела ГУКР.

– Смотри генерал, не проворонь щуку! – строго произнес Абакумов, приподняв голову и устремив свой тяжелый взгляд на заместителя. – На днях закроется Бобруйский котел. Там сосредоточены основные силы Йордана. Работы будет, хоть отбавляй. Привлекай переводчиков из других управлений фронтов. Чую нюхом, здесь мы пожнем больше всего сведений о мистере «Х». Подними всю документацию штабов, госпиталей, школ Абвера, которые падут в наши сети, – продолжал свои указания Абакумов, – собери по крупицам всю информацию, но дай мне полную картину об этом арийце и найди его. К ордену представлю. Ты понял Николай Николаевич свою ответственность?

– Так точно, товарищ комиссар госбезопасности 2 – го ранга, – Селивановский поднялся из-за стола и стал по стойке смирно.

– Это хорошо, что ты понял. Садись. Что дальше? – Абакумов вновь уставился на лежащие перед ним отпечатанные листы документов. – Второй этап. Подготовка разведгрупп засылаемых в глубокий тыл врага.

Он бегло, невнимательно просмотрел списки. По-прежнему болела голова. Готовилось две группы по 4 человека. Состав обычный. Старший группы капитан Киселев, радист, снайпер, подрывник…. Стоп. Что за ерунда. Подрывник – сержант Дедушкин. Дедушкин, Бабушкин, Тетин, Дядин…

– Селивановский!

– Слушаю вас, – Заместитель вновь поднялся со стула.

– Сержант Дедушкин, он, что родственник этой немецкой подстилки?

– Да, это ее родной брат.

– Ты что, генерал, с ума сошел? Как брат врага народа, осужденной на 10 лет, попал в этот список?

– Товарищ комиссар госбезопасности, вы сейчас все поймете, – Селивановский сделал паузу и стал убедительно докладывать. – Сержант Дедушкин – это находка для управления. Он единственный кто знает врага в лицо, кроме того, он принимал личное участие в операции по поимке Ольбрихта. Имеет три награды, в их числе орден Красной звезды. Сержант прошел школу полковой разведки, знает превосходно немецкий язык, имеет математическую память. Необычно силен и вынослив. Его порекомендовал капитан Киселев и взял к себе в группу.

– Достаточно, – остановил генерала Абакумов. – Я понял целесообразность участия в операции Дедушкина. Ты можешь поручиться за него?

Селивановский немного замялся. Думал, что ответить.

– Так да или нет?

– Сержант Дедушкин единственный кто видел и знает Ольбрихта. Он считает его личным и семейным врагом. Я доверяю своим людям и их выбору. Да, я ручаюсь за него.

– Убедительно Николай Николаевич. Других замечаний по составам групп я не вижу. Вы их утвердили вам и отвечать. Кто готовит группы?

– Подполковник госбезопасности Старостин. Он имеет богатейший опыт разведывательной диверсионной работы в тылу врага. В свое время был инструктором в Испании.

– Хорошо, – Абакумов устало закрыл папку с документами под грифом «совершенно секретно» и, сложив руки, крест-накрест, строго посмотрел на своего заместителя. Вы лично генерал отвечаете за исход операции «Ольбрихт». Враг должен быть найден и…. – ему так хотелось сказать ликвидирован. Ему нравился принцип военного времени, распространенный в то время и негласно поддерживаемый вождем: «Нет человека – нет проблем». Но здесь был другой случай, здесь были конкретные, строгие указания Берия, да и Верховный одобрил бы план наркома НКВД, – и завербован, – закончил мысль Абакумов.

– Ясно, товарищ комиссар.

– Даю вам времени на первый этап операции две недели. Дальше по обстоятельствам. Все идите, готовьтесь.

– Есть, – с небольшой дрожью в голосе произнес генерал Селивановский, понимая, что времени практически нет и развернувшись, сутулясь под тяжестью ответственного задания, тихо вышел.

Когда первый заместитель начальника Смерщ закрыл за собой дверь, Абакумов взял трубку прямой связи с дежурным и властно приказал, – Меня не тревожить. Я занят для всех. – Затем торопливо достал из большого несгораемого сейфа бутылку конька «Арагви», откупорил и, налив полный граненый стакан жгучего напитка, молча, по-простому, по-русски залпом осушил его. Немного скривившись, вытер огромной ладонью влажный рот и, отвалив в стороны, затекшие от сапог ноги, на минуту замер. После чего налил второй стакан коньяка и выключил свет настольной лампы. Алкоголь пил медленно, короткими глотками, смакуя каждую каплю. Сознание постепенно расплывалось. Язык деревенел. Тело становилось непослушным, чужим. Душевная боль таяла, словно мартовский снег, уступая место безразличию. Глаза слипались, хотелось спать.

Стояла тихая летняя ночь. Телефоны молчали. Абакумов с трудом поднялся. Лапищей ухватился за бутылку с остатками горячительной жидкости и, шатаясь, по-медвежьи прошелся по кабинету. Осоловевшими глазами зацепился за портрет вождя, занимавший почетное место на стенке недалеко от рабочего стола. Подсвеченный бледноватым лунным светом, Сталин выглядел могильно – холодным и угрюмым. – Доложу вам, товарищ Сталин, – непослушным языком промычал комиссар госбезопасности, стараясь держать стойку смирно и не упасть, – плохи наши дела в государстве. Жизнь человека – собачье дерьмо. Сегодня ты генерал, а завтра первый баран в стаде, идущий на бойню. И подохнем все мы под забором….-Сказав так, Абакумов вдруг дернулся, до него с опозданием докатился смысл озвученной фразы. Он замер, леденея сердцем. Изнутри его сущности стал пробиваться наружу страх. Но Сталин молчал и не повел глазом на его бормотание. Абакумов осмелел. – Малюта Скуратов за кадык взял меня, товарищ Сталин. Ме-ня-я…! – генерал ударил себя в грудь два раза кулаком, – комиссара госбезопасности 2– ранга, начальника Смерш наркомата обороны…. как вошь поганую…. За что…? И вам не пожалуешься…. Гавнюк! – Затем решительным движением руки Абакумов вылил остатки коньяка прямо в горло. Осклабился, зашатался и, сделав несколько шагов к дивану, рухнул на него без памяти.