Текст книги "Чужой для всех. Книга вторая (СИ)"
Автор книги: Rein Oberst
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
Через двадцать минут Франца и Криволапова без лишних расспросов и эмоций со знанием дела провели к передовой траншее. С русской стороны не стреляли. Боялись задеть своих возвращавшихся батальонных разведчиков. Их было всего три, один, заколотый Криволаповым, остался лежать в воронке. Немцев было гораздо больше. Взвод гренадеров был послан гауптманом Грейвицем на помощь Ольбрихту, после полученного сигнала. По извилистым переходам Франца вынесли наружу и далее по тропинкам к лесополосе, где у полевой дороги его уже ждала легковая машина «Опель-капитан». Здесь же стоял грузовик с солдатами и бронетранспортер связи.
Светало, Франц, приподнявшись на носилках, его несли двое санитаров, узнал возле машины гауптмана Грейвица, сотрудника армейской разведки. Людей из его батальона не было. Не встречал его и адъютант старший лейтенант Рикерт. Ему показалось это странным.
После краткого приветствия Франц с тревогой в голосе спросил: – Куда их повезут? Где адъютант Рикерт? – Он потребовал, чтобы ему срочно предоставили связь с генералом Вейдлингом.
– Не беспокойтесь, Ольбрихт, все в порядке, – любезно ответил Грейвиц, с поклоном головы. – Вашу безопасность мы обеспечим своими силами. Приказано доставить вас в штаб армии. После краткой встречи с подполковником Кляйстом вам будет оказана основательная медпомощь, предоставлен отдых. Но сначала дела. Командующий армии также проявил к вам интерес. Так что садитесь в машину, Ольбрихт. Пожалуйста, – и открыл услужливо заднюю дверь.
Криволапов как верный Санчо Пансо держался рядом возле Франца, единственного немца, которого он знал и который мог за него заступиться. Ситуация была не простая. Оружие у него отняли еще на передовой. Ольбрихт не сопротивлялся этому. Впереди их ждал заслуженный отдых. Здесь же, конвой, косо смотрел на оборванного русского солдата и не понимал, что он делает возле офицера.
– Гефрайтер, – обратился к нему унтер-офицер, – следуйте за мной к грузовой машине. Криволапов понял, что от него хочет младший офицер, отдельные команды и фразы он уже знал, и жалобно посмотрел на Франца. – Господин гауптман, возьмите меня с собой. Без вас я пропаду, – говорили умоляюще его глаза. Ольбрихту передалось его волнение. Сейчас им лучше держаться вместе. Такого верного товарища, оставлять одного нельзя, тем более что он практически не говорит по-немецки.
– Стоять! Не трогать! – отдал он команду унтер-офицеру, и так убийственно посмотрел на него, что тот вытянулся в струну по стойке смирно.
– Слушаюсь, господин гауптман.
– Оставьте русского солдата в покое, Вайбер. Пусть едет рядом с капитаном, – вмешался в конфликт Грейвиц. Затем он вновь обратился к Ольбрихт: – Пожалуйста, гауптман, садитесь в машину. Все будет в порядке.
Когда Франц и Криволапов уселись на заднее сидение, он махнул перчаткой, – Вперед, – и захлопнул за собой дверь легковушки.
Ослабленный Франц пока не видел в действиях армейского эскорта опасности, но внутренняя настороженность и волнение не покидали его. Не так он представлял себе возвращение, после немыслимой по трудности для немецкой разведки операции. Он не видел своих людей из батальона, во главе с его заместителем Мельцером. Они должны были вместе с ротой 86 полка создавать коридор выхода. Он хотел, есть, у него пересохло в горле, он чувствовал страшную усталость, у него не проходил жар. И самое главное, его не соединили с командиром корпуса. Что это? Почему такая немилость?
Эти тревожные мысли он направил Клаусу в правое полушарие. Оттуда как по телетайпу пришел краткий нейронный ответ.
– Не волнуйся. Держу ситуацию под контролем. Бывшие «абверовцы» что-то замыслили против тебя. Но моя интуиция подсказывает, что скоро все прояснится. Мы выиграем этот раунд. Держи возле себя русского танкиста. Парень надежный, проверенный. – Клаус отключился.
Немного успокоенный, полученной информацией, Франц перестал следить за дорогой, но не спал. Машины натружено, километр за километром перемещались по разбитым прифронтовым дорогам в сторону Бобруйска. Там находился штаб 9 армии Вермахта. Гауптман Грейвиц ехал молча, вопросов не задавал. У Франца так же не было желания вести с ним разговор.
Рассвело. День обещался быть теплым, погожим. Косые лучи восходящего солнца игриво заглядывали через лобовое стекло «Опеля» то и дело, на кочках пробегая по воспаленному лицу Франца. Он щурился. Отворачивал лицо. С нетерпением ожидал окончания утомительной поездки. Ему становилось хуже. Несмотря на обезболивающий укол сделанный санитаром, температура повышалась, нога горела сильнее. Кроме того, к горлу вновь стала подкатываться тошнотворная волна. Рядом, сидящий Криволапов, старался, как и Франц не спать, тер себе грязные щеки, щипал за уши, крутил глазами, но через полчаса езды его укачало, он задремал.
Вскоре лесная дорога закончилась. Впереди показалась «гравейка» Быхов – Бобруйск. – Выйдем на главную дорогу, будет легче, не так буде укачивать – подумал Франц и сомкнул от невероятной усталости глаза.
– Хальт! – раздался вдруг грозный окрик.
Франц встрепенулся и посмотрел вперед через голову Грейвица. Проснулся и Криволапов.
У шлагбаума, перед выездом на главную дорогу, стоял фельдполицай и держал знак немедленной остановки транспорта. Три военных машины с визгом остановились рядом, обдав патрульный наряд пылью.
– Что еще за чертовщина? – ругнулся гауптман Грейвиц, на подошедшего с автоматом унтер-фельдвебеля, одетого в черный плащ. Поверх плаща, через шею, у того свисал стальной горжет фельджандармерии с номером команды.
– Приказано всех досматривать, господин гауптаман. Прифронтовая зона. Предъявите ваши документы. – Полицейский внимательно смотрел на Грейвица.
– Проклятье. У меня пропуск во все зоны армейского подчинения. Немедленно откройте шлагбаум унтер-фельдвебель, – продолжал ругаться тот, не выходя из машины.
– Я повторяю, приказано всех досматривать. Предъявите ваши документы, – жестко стоял на своем полевой жандарм.
– Ну, и порядки. Вы пожалеете об этом, – взревел в гневе Грейвиц, и полез в нагрудный карман за удостоверением.
Унтер-фельдвебель изучил документ и вернул его офицеру через открытое окно. – Кто с вами едет?
– Это не ваше собачье дело, – Грейвиц был в ярости.
– Хорошо! Одну минуту! – ответил холодно унтер-фельдфебель и удалился к дежурному домику. Из него через минуту быстро вышел старший лейтенант и, представившись Грейвицу, повторил тот же вопрос, – Что за люди сидят в машине?
– С меня довольно, – сдался Грейвиц. – Это капитан Ольбрихт и его солдат. Это люди нашего отдела, – и с нажимом добавил, – вам понятно это, оберлейтнант?
– Еще одну минуту, гауптман, – дежурный офицер, внимательно посмотрел на Ольбрихта, затем на Криволапова, те сидели, молча, и быстро удалился к дежурному домику.
– Господин майор, это они. Что прикажете делать?
– Что делать? Задержите эскорт на 10 минут. Не пропускайте их, – получил приказ по телефону дежурный офицер. – Я уже на подъезде.
Тем временем, гауптман Грейвиц вышел из машин и закурил. Он не понимал что происходит. Почему фельджандармерия остановила его машины и не пропускает ехать дальше при наличии всех проездных документов. Это было чрезвычайным происшествием.
– Немедленно соедините меня с оберст-лейтнантом Кляйстом, – бросив недокуренную сигарету, нервно отдал он команду, подойдя к машине связи.
– Кто посмел вас задержать! – кричал в трубку Кляйст. – У вас предписание доставить Ольбрихта в одел, подписанное начальником штаба. Позовите к телефону дежурного офицера.
– Хорошо, будет исполнено. Фельдвебель, – обратился Грейвиц к связисту, – бегом за старщим лейтенантом. Что это еще значит? – лицо Грейвица удивленно вытянулось. К дежурному домику, спешно подъехало несколько военных машин. Из вездехода вышел важный майор в общеармейской форме и неторопливо направился к нему. Его сопровождал открытый бронеавтомобиль с гренадерами готовыми к стрельбе. Крупнокалиберный пулемет был направлен на его эскорт.
Подойдя к Грейвицу, майор Ремек осмотрелся вокруг, глубоко вдохнул прохладный освежающий воздух, подставил лицо восходящему солнцу, расплылся в улыбке от полученного заряда бодрости и с пафосом произнес:
– Красиво как, господин гауптман! Какое чудесное утро! Не правда ли?
– Кто, вы? – раздраженно, не поддаваясь на добродушные изречения Ремека, спросил майора Грейвиц. Он не узнал адъютанта командира 41 танкового корпуса. – Я, буду…
– Перестаньте фиглярничать, Грейвиц, – будто по носу щелкнул того Ремек, прервав уверенной фразой. – Обер-лейтнант, – бросил он через плечо дежурному фельджандарму, – гауптмана Ольбрихта и гефрайтера Криволапова сопроводите в мою машину.
– Слушаюсь, господин майор.
– Вы не имеете право, – Грейвиц не ослаблял своего напора.
– Имею, гауптаман. Имею!
– Вы ответите за самоуправство. У меня приказ оберст-лейтнанта Кляста. Лейтнант! – найдя глазами командира сопровождения, повел головой Грейвиц. – Выводите солдат.
– Не дурите, гауптман. – На него в упор смотрел крупнокалиберный пулемет и Рэмек поднял перчатку вверх. – Моя отмашка и вы с вашим эскортом пополните русское кладбище своими крестами. Какая неутешительная смерть. Не правда ли, гауптман?
– Я не понимаю вас, майор, – не сдавался Грейвиц.
– Вы опоздали, голубчик, – Ремек светился. – Многое изменилось. Вчера поздно вечером, в главном штабе сухопутных сил, подписан приказ о переподчинении 20 танковой резервной дивизии сорок первому корпусу генерала Вейдлинга. Корпус усиливается другими частями для создания на этом участке укрепрайона, как противовеса русскому наступлению. Ему придан особый статут центрального подчинения. Гауптману Ольбрихту, тем же приказом присвоено звание майор. Он идет в личное распоряжение командира корпуса. Я адъютант генерала.
– Не может этого быть. Почему в армии этого не знают?
– Потому что там служат такие «тупицы», вроде вас Грейвиц. Обер-лейтенант! Выполняйте мой приказ.
Ремек был в ударе. Он впервые за свою служебную карьеру получил настоящую власть и действовал от имени Вейдлинга и наслаждался этой властью. Его распирало от удовольствия отдавать приказы.
– Я не думаю, Грейвиц, что в такое сладкое утро, – продолжил Ремек, – вы будете тревожить своим звонком сон командующего армии, кстати, он в курсе, а тем более фельдмаршала Буша. Вы согласны со мной, гауптман?
– Согласен. – Сквозь зубы процедил Грейвиц и отдал команду помочь перевести майора Ольбрихта в другую машину.
– Вот это другое дело, – самодовольно улыбнулся Ремек. На сердце у него отлегло. Он был рад, что успел перехватить Ольбрихта и выполнить приказ командира корпуса. С улыбкой и с распростертыми руками, он прошелся вперед. Ему навстречу вели ковыляющего, грязного, исхудавшего с воспаленным лицом Франца Ольбрихта в форме офицера Красной Армии. Его поддерживал невысоко роста солдат, в такой же ободранной униформе русского танкиста, с окровавленной повязкой на голове.
ГЛАВА 3
21 мая 1944 г. Лазарет 41 танкового корпуса Вермахта, район Мозыря. Восточный фронт.
Генерал Вейдлинг уже несколько дней находился в прекрасном настроении. Еще бы, с того света вернулся живым Франц Ольбрихт, его любимец, его опекун, настоящий офицер разведчик, сын лучшего друга Клауса Ольбрихта. Генерал ждал возвращения Франца и готовился к этой встрече. И этот долгожданный день наступил. Даже адъютант Ремек, сейчас ему казался не таким трусливым зайчишкой, мальчиком для битья. После того как он вырвал Франца из рук Кляйста, этого матерого «абверовца», мастера хитросплетений, ловушек и интриг, адъютант несказанно вырос в его глазах, удостоился благодарности.
Не все сложилось в операции «Glaube» удачно, как планировалось, почти все экипажи погибли, но тем не мене, основные задачи Франц выполнил. Карты русских раскрыты. По крайней мере, для него. И хотя Берлин не поверил шифровкам «Арийца» и не поменял свое стратегическое видение на летнее наступление русских, в штабе сухопутных войск нашлись генералы, которые поддержали его. Ему удалось выбить дополнительные резервы и тем самым укрепить оборонительные линии корпуса. Основную скрипку в обороне сыграет переданная 20-я танковая дивизия, а также артиллерийские дивизионы, прибывающие с Рейха. Зная, дату наступления русских, и направления их ударов, можно основательно подготовиться. 41 корпус будет крепким орешком для танковой армий Батова.
Но главное – Франц жив. Мой мальчик жив.
Вейдлинг еще раз про себя поблагодарил Всевышнего Господа за спасение Франца и прервал свои эйфорические размышления. Штабной вездеход, притормаживая, уверенно подкатил к зданию лазарета, где находился раненый Ольбрихт.
Встречал командира корпуса, стоя у крыльца, полковой врач Ремус, Он был в белом халате, с непокрытой головой. Коротко остриженные с проседью волосы, разделенные на две части четким, классическим пробором, подчеркивали педантизм лучшего корпусного эскулапа, его высокую степень внутренней организации. Умные, внимательные глаза выражали доброжелательность и легкую степень любопытства. В руках Ремус держал дорогую, ручной работы, с костяным набалдашником, трость.
– Добрый день, Герр – генерал! Рад видеть вас в хорошем здравии и прекрасном расположении духа, – подал голос Ремус, когда подошел к лазарету Вейдлинг. – Ваши просьбы я выполнил. Вот возьмите. Хотя все это обошлось мне уйму времени.
– Доктор Ремус! Виктор! – тепло поприветствовал рукопожатием того Вейдлинг. – Спасибо. Я никогда не сомневался в вашем профессионализме и порядочности. Прекрасная работа, – Вейдлинг взял трость и покрутил в руках. За Франца двойная благодарность. Вы единственный среди нас военных, делаете на отлично то, что умеете и то, что знаете, даже больше этого. Уверен, сумеете вырезать аппендицит, если понадобиться через анус, – Вейдлинг попытался сострить. – А нам, в отличие от вас медиков, при высочайшей военной организации и дисциплине не хватает порой самообладания признать свои ошибки и принять верное решение. Особенно этой заразной болезнью, мой уважаемый доктор, страдают те, кто незаслуженно обласкан и приближен на Олимп.
– Не благодарите меня Гельмут. Я не всесилен. А вот вырезать аппендикс через анус, – доктор искренне засмеялся, что слетел и повис на цепочке его монокль, – это уж слишком, но я подумаю над этим. Такая операция на Нобелевскую премию тянет. Спасибо за шутку генерал. Повеселили старика Ремуса. Проходите в мою обитель. – Доктор жестом руки пригласил того в лазарет. – Гауптманну Ольбрихту лучше. Он спрашивал о вас.
– Прекрасно, Виктор. Ведите меня к Ольбрихту. – Генерал, пропустил вперед доктора и уверенной, немного прихрамывающей походкой прошел за ним в помещение.
У палаты «7» стоял навытяжку гефрайтер Криволапов, переодетый в повседневную форму солдат Вермахта с автоматом в положении «на грудь». При подходе важной свиты, о ней он был предупрежден, танкист четко сделал шаг в сторону и открыл дверь, пропуская генерала.
– Этот русский – бессменный дежурный. Постоянно находится возле палаты своего командира, – Ремус указал рукой в сторону Криволапова, – я не перечу. Это просьба капитана.
Генерал остановился и окинул беглым взглядом сверху донизу русского солдата. Тот стоял, не шелохнувшись, и смотрел на Вейдлинга с должным подобострастием. – Gut, – промолвил Вейдлинг, дотронувшись тростью до его плеча. Ему понравилась выправка ефрейтора, после чего он и шагнул в палату.
Франц лежал один на панцирной железной кровати у окна в чистом белье: вымытый, выбритый, отдохнувший. Однако синева под глазами, бледность лица, немного потухший взгляд – сами за себя говорили о невероятных трудностях и страданиях, выпавших на его долю за время операции. Эти перемены не остались незамеченными Вейдлингом. – Ничего, – подумал он, – время и воздух Родины лечат любые раны, в том числе и душевные. Поправится.
– Здравствуйте, дядя Гельмут. Я очень рад вас видеть. – Франц попытался встать с постели.
– Лежи, лежи, – придержал тот уверенным жестом офицера. – Больному положено лежать. Здесь субординация отменяется, – и присев на поданный доктором венский стул, тепло пожал ему руку. Меня Франц не зачем благодарить. Я поддерживаю тебя потому, что вижу твою преданность делу и любовь к отечеству. Кроме того, я ответственен за тебя перед твоими родителями. Кстати, скоро ты их увидишь.
– Каким образом, дядя? – удивился Франц.
– За эти три дня, которые ты отлеживался, многое изменилось, причем кое-что в лучшую сторону. Начну по порядку. – Ведлинг приподнялся и посмотрел на Ремека, тот стоял рядом и держал в руках сверток. – Ганс, раскрывай подарок и поднеси ближе. – Глаза Вейдлинга заблестели. На лице появился небольшой румянец от торжественности момента. – Вот смотри.
Ремек держал новую форму разведывательных подразделений танковых войск с погонами майора, в виде плетеных серебристых косичек. Все нашивки за штурмовые операции, за полученные ранения и награды Ольбрихта, были прикреплены на форме, в строго определенном месте. Военные регалии красочно говорили о громаднейшем опыте боевых действий Франца, о его несравненном офицерском мужестве. – Поздравляю, Франц, с очередным воинским званием майор, – генерал уважительно пожал Францу руку. – Поздравляю, мой мальчик.
– Спасибо, дядя Гельмут – Франц улыбнулся. Он почувствовал сердцем небывалую приливную волну любви и доброжелательности, исходившей от генерала. Он был искренне тронут его заботой и вниманием.
– Это еще не все, Франц. Вот эта трость от меня. Это мой подарок. Держи.
– Дядя Гельмут, – удивился Франц, – а трость то мне, зачем нужна?
– Она пригодится тебе в дороге, когда ты поедешь в отпуск. Ганс, – щелкнул пальцами генерал, обернувшись к Ремеку, – давай продолжение.
По команде адъютанта внесли два подноса. На одном стояли бутылка шампанского мадам Клико и хрустальные бокалы. На другом подносе – фрукты и шоколадные конфеты. Тосты в честь возвращения Ольбрихта и присвоения ему майора, были непродолжительными. Генерал видел, что Франц хочет побыть с ним с глазу на глаз. Это желание было обоюдным. – Все господа офицеры, прошу оставить меня наедине с майором Ольбрихтом. Ремек, вы задержитесь в приемной доктора, возможно, вы мне понадобитесь.
– Слушаюсь, господин генерал, – адъютант четко щелкнул каблуками. После выполнения задания по освобождению Ольбрихта он стал больше уважать себя и проявлял рвение по службе. – Я выполню любое ваше указание.
– Похвально Ремек, идите…. Ну вот, мы одни, – генерал дотронулся до руки Франца, когда все вышли. – Можно говорить откровенно и столько времени сколько нужно. Никто нам не помешает. Ты доволен?
– Да, дядя Гельмут, доволен. Я хотел вас видеть и ждал этой встречи.
– Вот и прекрасно. Скажи, Франц, – генерал удобнее уселся на стуле для продолжительного разговора, – как прошла операция, какие выводы ты сделал после возвращения?
– Сегодня я буду с вами откровенен, дядя. У меня нет другого человека, кому бы я мог полностью довериться.
– Я рад это слышать мой мальчик. Мои чувства искренни.
– Хорошо, дядя Гельмут. – Франц выше подложил подушку и после небольшого раздумья начал говорить. – Операция проходила очень трудно. Я не понимаю, как мы выдержали, и я остался жив. Были постоянные столкновения с русскими подразделениями. Уже на первой стадии нас раскрыли. Что послужило причиной этому, я до сих пор не понял. Я, дал команду на ведение боя. Пришлось уничтожить несколько русских офицеров и солдат. Другого выхода у меня не было. Но мы получили сведения о месторасположении передовых частей 48 армии. С этого часа пошли сплошные преследования. Крупный бой выдержали у Будо-Кощелево. Я докладывал в донесении. Работа «Абвера» никуда не годится. Чудом выскользнули из ловушки русской Смерш. Чуть не погибли по милости лейтнанта Эберта. Пришлось его наказать. Кстати где он, сейчас, этот мерзавец. Оставил меня с русским солдатом, а сам трусливо бежал.
Генерал Вейдлинг внимательно слушал Франца, не перебивал его, но после упоминания Эберта нервно скривился. – Это опасный человек Франц. Я ниже остановлюсь о нем. Рассказывай, я слушаю тебя внимательно. Главное – ты жив.
– А дальше была жестокая схватка с танками генерала Горбатова. Нам удалось их заманить в ловушку. Около десятка танков мы подожгли, и практически вырвались из окружения, если бы не их авиация. Летающие крепости русских Ил-2 смешали с землей всех. Страшное побоище было дядя Гельмут. Не пожалели даже свои тяжелые танки Иосиф Сталин. Остался невредимым только мой экипаж Пантеры, и то, потому что мы успели спрятаться в зарослях кустарника. – Франц тяжело вздохнул и замолчал.
Это война мой мальчик, – генерал похлопал Франца по руке. – Держись, тебе не привыкать.
– Да не привыкать. Вы правы. То, что мы сделали, то, что добыли должно лечь в анналы разведывательной школы Вермахта. Но зачем эти жертвы, если нам не поверили, дядя Гельмут? – Франц приподнялся на кровати. – Зачем эти лишения?
Вейдлинг посуровел, сжал зубы, осмотрелся как бы в поисках коньячного бокала, затем выдавил. – Я сделал Франц все что мог. Ты мне должен верить.
Франц молчал, находясь еще под впечатлением своих воспоминаний.
– Кое-что мне удалось, – продолжил генерал. – Здесь заслуга не только моя, но и бывшего командующего армии Харпе. Он встречался с Гудерианом, когда тот инспектировал его 4-ую танковую армию. Рассказал о тебе, о полученных разведданных. В главном штабе сухопутных сил пошли ему навстречу. Мой корпус укрепили 20 резервной танковой дивизией, чему я несказанно рад. Ты попал ко мне. Также выделено несколько дивизионов гаубичной и зенитной артиллерии. Так что мы дадим русским серьезный бой.
– Но это полумеры, дядя Гельмут! – воскликнул Франц. – Танковые дивизии остались в Северной Украине.
– Да, Франц, это полумеры, но фюрер не поверил твоим донесениям, как и фельдмаршал, Буш, кстати, он собирается в отпуск в конце июня.
– Вот потеха, – усмехнулся Франц. – Русские только этого и ждут. 24–25 июня, через месяц будет предпринята небывалое по масштабам наступление русских по всей линии обороны Центральной группы войск. А ее командующий собирается в отпуск. Это крах для него. Странно, что фельдмаршал Буш не понимает этого.
– Время для принятия мер еще есть. Наш корпус если то, что ты говоришь, правда, даст достойный отпор русским. Но, Скажи мне Франц, – генерал Вейдлинг придвинулся ближе к кровати и пристально посмотрел в глаза молодому человеку. – Откуда у тебя такая информация? Откуда ты взял эти данные о начале наступления русских, о готовящемся двойном ударе по 9 армии 1-м Белорусским фронтом? Ты не представил ни одного документа указывающего на эти сведения. Вот в чем проблема. Пойми. Поэтому твои разведданные взяты в генеральном штабе под сомнения. Как ты ответишь на мой вопрос? Я слушаю тебя. – Генерал был как никогда строг и внимателен.
Франц внутренне напрягся, потер лоб, раздумывая, что ответить командиру корпуса. Как доказать генералу свою правоту. Задача была не из легких. – Пусть генерал примет твои сведения пока без подтверждения и готовится к обороне, – приплыла вдруг неожиданно мысль от Клауса, – а когда через два месяца Центральная группа войск развалится как карточный домик, предложи встретиться вновь и поговорить дальше по вопросам будущего Германии. Я думаю, это поражение на Восточном фронте будет серьезной встряской для него, да и для уцелевших генералов тоже. Тогда и обо мне расскажешь. Он будет готов поверить в любые твои предсказания. Понял? Держись, не унывай Франц. Я рядом с тобой. Скоро повеселимся в отпуске. – Спасибо за помощь друг, – улыбнулся Франц и мысленно пожал Клаусу руку.
– Что ты улыбаешься Франц? Я жду ответа, – Вейдлинг был недоволен затянувшейся паузой.
– Вы верите в предвидение, в предсказания будущего, дядя, – наконец, обратился Франц к генералу. В его голосе чувствовались твердость и уверенность в себе. От него исходила внутренняя сила.
Генерал вскинул от удивления брови, – почему ты меня об этом спросил? Не хочешь ли ты этим сказать, что стал прорицателем?
– Да, дядя Гельмут. Вы угадали. Я стал предсказателем.
– Но в это трудно поверить. Это за гранью науки, Франц. Хотя, говорят, предсказания Нострадамуса сбываются. И давно это у тебя появилось, – генерал спросил серьезно, без усмешки.
– Три месяца назад, после февральской контузии.
– И многое ты можешь предсказать? – Уже недоверчиво посмотрел Вейдлинг на Франца, в своем ли он уме.
– Практически все события вплоть до 2010 года.
У генерала полезли глаза на лоб. Он привстал и открыл рот, глотая воздух. Он все мог услышать от Франца, но не такие вещи.
– Ты не болен мой мальчик? У тебя с головой все в порядке? – генерал наклонился и дотронулся до лба Франца ладонью. – Две контузии ведь перенес.
– Дядя Гельмут, – Франц отстранился возмущенно, – не надо. Я понимаю, что в это трудно поверить. Но давайте остановимся на следующем варианте, чтобы вы не посчитали меня проходимцем. Мои донесения возьмите за математическую аксиому, то есть примите их без подтверждений и доказательств. И готовьтесь основательно к обороне. Это вам поможет выстоять и не попасть в окружение и в плен как многие генералы. В их числе генерал Гольвицер, обороняющий Витебск. А после этих событий мы продолжим наш разговор. Вы согласны со мной?
Сейчас задумался Вейдлинг. Он видел, что Франц в своем уме. Контузиями, возможно, его состояние объяснишь, но говорит он серьезно и предложения делает вполне обоснованные. Тем не менее, мозг генерала сопротивлялся верить Францу на слово и принимать решения слету.
– Хорошо мой мальчик, я подумаю, над твоим советом, – вышел из положения генерал, – но позже. Пока ничья. Давай поговорим о других более приземленных и конкретных вещах. – Вейдлинг, в эту минуту пожалел, что не взял с собой коньяк. Придется на сухую говорить с Францем о его личной жизни. – Расскажи, Франц, только не обижайся, – немного смущаясь, произнес он, – что тебя связывает с поселком Поляниновичи?
Франц вздрогнул, услышав такой вопрос от генерала, и посуровел от резкого необычного поворота их беседы. Шрам, отметка Курских боев, натянулся, готов был брызнуть кровью. – Вы хотите это точно знать?
– Да. Франц. Мне нужна полная информация. Это очень серьезная тема и касается нас обоих, но в большей степени тебя. Ты сейчас поймешь причины этой серьезности. Слушай внимательно, – генерал кашлянул. – Дело в том, что твое возвращение не прошло гладко, как планировалось нами. Были большие потери. Рота оберлейтнанта Мельцера вся полегла на том поле вместе со своим командиром. Чудом остался в живых Эберт, ну и ты с русским танкистом. Лейтнант Эберт, после обработки в отделе разведки, написал рапорт, где представил тебя в неблагонадежном виде, чуть ли не предателем, русским агентом.
– Мерзавец, – Франц сжал кулаки. – Кто ему поверит. Под полевой суд отдам за клевету.
– Подожди Франц, не все так просто, как ты думаешь. Твой адъютант, оберлейтнант Рикерт, также после беседы с начальником разведки Кляйстом дал против тебя показания о проявлении лояльности к населению прифронтовой зоны в нарушение приказа командующего армии. Эти документы находятся у Кляйста.
– Как, и Рикерт меня предал? – удивленно воскликнул Франц.
– Да, Франц, к сожалению и оберлейтнант Рикерт оказался негодяем. Он топит тебя, чтобы получить твою должность и командовать батальоном.
– Вот оно что? Я имел о нем более высокое мнение. Он еще фляжку мне с коньяком подарил на прощание, рассчитывал, что я не вернусь. Какой же он лицемер и мерзавец.
– Разбираться надо лучше в людях майор, – упрекнул Франца генерал. – Быть более осмотрительным в разговоре с подчиненными. Это тебе урок на будущее. Ладно, дальше пойдем. Еще не все потеряно. Кляйст не передавал собранное досье на тебя в полицию безопасности. Он боится меня. Я с ним сурово поговорил. Но, что будет завтра, и что стукнет в голову этому профи от «абвера», я не знаю. Если он даст ход этим кляузам, то тебя могут арестовать.
– Как же так, дядя Гельмут? – возмутился Франц. – Я, кавалер Рыцарского креста Железного креста, воюю с 1940 года, имею ранения и личные заслуги перед отечеством, и меня могут необоснованно арестовать? Арестовать безвинно, как это делает Смерш у русских? Не могу в это поверить.
– Война идет, Франц, не забывай. Положение складывается не в нашу пользу. Нервозность в генеральном штабе и ставке накалена до предела. Все может быть, тем более что фюрер не доверяет адмиралу Канарису и его людям. Абвер с его мощнейшей структурой переподчинен СС. Кляйст из кожи лезет, чтобы выслужится перед службой безопасности и Гестапо. И ты для него козырная карта. На тебя он хочет повесить все свои неудачи и огрехи отдела. Тем более, есть белые пятна в твоей биографии, которые ты скрывал даже от меня. Поэтому, – генерал громко стукнул ладонью по тумбочке, – ты все сейчас выкладываешь о русской женщине из поселка Поляниновичи, а я подумаю, как тебе помочь. Это очень серьезно Франц. Я не шучу. Я не прощу себе, если что-то случится с тобой.
– Хорошо, я согласен. – Франц был бледен и подавлен услышанной информацией от генерала. Он чувствовал начинающийся приступ головной боли. Ему захотелось быстрее все рассказать, что требует от него дядя и замкнуться, побыть одному со своими мыслями. – Летом 1941 года, – начал тихо говорить он, – когда наш 24 моторизованный корпус стремительно продвигался на восток, меня отправили в одно село подобрать дом под штаб корпуса. Село называлось Заболотное. Волей судьбы, там произошло знакомство с одной девушкой. Она прекрасно говорила на нашем языке, была умна и необыкновенна красива. Ее звали Вера. Поэтому и операцию я предложил назвать «Glaube» – Вера. Прошло уже три года после этой первой встречи, а я до сих пор удивлен, как в том захолустном маленьком селении мог расцвести такой божественный цветок. Я полюбил ее дядя, больше жизни и готов был, женится на ней. И главное, мама дала мне на то согласия.
– Как, твоя мать, фрау Берта, знала об этом?
– Да, дядя Гельмут. Мне пришлось написать письмо домой, и получить от нее благословение.
– Хорошо, – генерал покачал головой, – что было дальше?
– Когда я приехал в августе за Верой, чтобы увезти в Берлин, то родственники спрятали ее от меня. Поиски результатов не дали. Я озверел. Хотел застрелить ее брата. Это он все подстроил. Хотел сжечь деревню, такое было состояние злости и отчаяния. Но вы понимаете меня, я не так воспитан плохо, чтобы сжигать и убивать людей, ни в чем не повинных. Тем более был 41 год, когда мы верили, что несем демократию и свободу русским крестьянам. Это были мои личные проблемы. И они касались только меня. В общем, пришлось возвращаться восвояси. Да и времени было мало. В Смоленске шли жестокие бои. Меня отпустили в отпуск только в случае женитьбы. Но свадьба, увы, не состоялась.