Текст книги "Чужой для всех. Книга 3 (СИ)"

Автор книги: Rein Oberst

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Американская атака не готовилась заранее, больше походила на спонтанный, хаотичный наскок. Минометная поддержка была краткой, малорезультативной. Рота 'Изи', обескровленная в недавнем бою, не смогла подавить сопротивление бронетанковой группы 'Штилау'. Немцы опомнились быстро. Рассредоточившись по правой стороне леса, ответили дружным пулеметным огнем. Огненные вспышки зловеще вырывались из раскалённых стволов MG-42. Свинцовые осы резали кустарники, ветви придорожного мелколесья, обжигали заповедные деревья. Потекла смола из глубоких ран хвойных красавиц, полилась солдатская кровь на рождественский снег. Крики и стоны раздавались с обеих сторон.

– Ты видел? Ты видел? – Коллинз подскочил к другу, толкнул в бок. – Я его завалил, Джимми!

– Подожди, не видишь, я целюсь. – Блейт из положения для стрельбы с колена целился во врага. Затаив дыхание, плавно нажал на курок. Выстрел. Пуля точно нашла цель. Водитель студебеккера повис на дверях.

– Джимми, ты молодчина! Урезонь того боша толстозадого.

– Где?

– Под машину заполз, гаденыш.

– Это тебе за Грея, – прошептали обветренные губы снайпера. Щелчок. Краснолицый фриц уткнулся в снег у колеса.

– Перебегаем, Джим, сейчас такое начнется... Смотри, черный Бил спрятался под корягу. Эй, десантник!

Длинная раскатистая пулеметная очередь прошлась по кустам подлеска. Одна, вторая, третья. – Вжик, вжик, – пули засвистели, срезая стволики кустарников, подернутые инеем, придорожные елочки, укутанные снегом. Запах свежести и хвои стремительно погнался за десантниками. – Вжик, – у самого уха.

– Эй, Гансы! Мы так не договаривались. Достану, надеру задницу.... Черт, меня ранило! Джимми! Ты где? Помоги...

Коллинз пробежал еще несколько десятков метров в глубь леса, остановился от нестерпимой боли. Спину жгло, будто дотронулся кожей до раскаленной плиты. Сжал зубы, чтобы не стонать, лицо перекосилось, потекли слезы. Он понял, что теряет силы. Пошатываясь, сделал несколько шагов к огромной мачтовой сосне, навалился грудью. Пальцы разжались, карабин упал к ногам. Гарри на мгновение стих. Что-то теплое и липкое текло по рукаву куртки, капало на снег. – Это моя кровь, – содрогнулся он. – Я ранен...! – Чтобы не упасть от нахлынувших чувств жалости к себе, он обхватил руками шершавый могучий ствол. Медленно запрокинул голову, посмотрел вверх, кого-то выискивая, прошептал: – Боже! Умирать глупо...

– Гарри! Я здесь! – Блейт спешил на помощь другу, карабин с прицелом держал наперевес. Перескочив валежину, бросился напрямик через густой кустарник на зов товарища. Увидел Коллинза под сосной, обрадовался, подбежал. – Куда тебя? Ты будешь жить, Гарри! Давай, перевяжу.

– Джимми! – губы Коллинза дрожат. – Джимми....Дружбан....Я рад. Где ты так долго пропадал? Я умираю. Посмотри сзади. Рука онемела, не поднять.

– Гарри, терпи. Задело выше правой лопатки. Только мясо срезало. Сделаю укол и перевяжу. Ты не поверишь! У меня есть ампула морфия. Ты будешь жить, Гари! Ты еще получишь орден 'Пурпурное сердце' за убитого боша. Я тебе своих припишу, тогда наверняка. – Блейт быстро достал из индивидуальной аптечки ампулу, снял колпачок и всадил обезболивающий наркотик другу в бедро. – Теперь опускайся осторожно на снег, перевяжу. Санитаров нет. Их вчера боши перебили.

– Подожди, Джимми, передохну. ...Смотри, командир бежит. Эй, лейтенант! – прохрипел Коллинз. – Лейтенант Харигер?

Офицер оглянулся, услышав стон десантника.

– Меня ранило, лейтенант. Ухожу в сторону...Мне жаль...

– Давай назад! Отходим! – Харигер крикнул на ходу, побежал дальше, оставляя на снегу глубокие, размазанные следы. – Много раненых, – огорчился мысленно офицер. – Даже разгильдяй Коллинз подставился. Может комбат прав, зря полез в драку? – Обежав густой ельник, Харигер выскочил на полянку к минометчикам. Удивился встрече с лейтенантом Кафтаном. Тот, сидя на пне, с безразличным видом заряжал в обойму патроны. Рядом отдыхали минометные расчеты, несколько легкораненых десантников.

– Что такое, Кафтан? Почему не на передовой?

Комвзвода посмотрел недоуменно на Харигера, огрызнулся: – Лейтенант! Какая передовая? У них пулеметы, танки, а у меня последняя обойма. Мин нет. Надо отходить. Что сказал комбат?

– Есть приказ Дика. Смещаемся левее на пятьсот ярдов к штабу. Собирай раненых. Не дай себя окружить. Шевели копытами, Кафтан. Я к дороге и назад.

– Смит, разруливай сам. Не я начинал, – буркнул офицер.

– Да пошел ты..., – Харигер круто развернулся, побежал к месту боя.

В подлеске по левой стороне от дороги десятка три-четыре десантников, зарывшись в снег, из-за деревьев, вяло отвечали на пулеметный натиск бошей. Боеприпасы были на исходе. Немцы также не шли в атаку, что-то выжидали.

– Вот и вся рота. Неужели в этом моя вина? – застыдился Харигер. – Я же хотел, как лучше в том бою. Отводил роту в укрытие. Кто знал, что в лесу растяжки и засада? Сегодня я вступил смело в бой, не прятался. Разве мог я пропустить бошей? Это явные диверсанты. Кто-то должен был их остановить. И вновь Дик недоволен...

– Вжик, Вжик. – Пули свистят, иссекают лес.

– Будто саранча, налетевшая, поедает кукурузное поле, как у нас в Техасе, – подумал Харигер. – Черт, откуда у них столько пулеметов?

– Вжик, Вжик.

– Пригнитесь, сэр! Пригнитесь! Ложитесь.

Харигер прислонился к сосне, вскинул автомат и дал длинную, прицельную очередь в сторону пулеметчика. – Ага, затихли! – обрадовался молодой офицер. Глаза азартно заблестели. Как мальчишка сложил ладони в рупор, прокричал из-за дерева: – Отходим, ребята. Смещаемся влево. Шевелитесь! Я поддержу!

Офицер отбежал несколько шагов в сторону. Автоматом отодвинул обледенелый куст, с подтаявшей снежной шапкой, выглянул. Ему страстно захотелось посмотреть на убитого боша. Он увидел глаза нового пулеметчика: колкие, насмешливые. Смит нажал на курок. Очередь была странно короткой, с сильной отдачей. Его отбросило назад в сугроб.

– Санитар! Санитар..., – голос слабый, угасающий. – ...Отхо...дим..., – дрогнули губы, остывая. Кровь выступила, побежала тоненькой струйкой на снег.

– Внимание всем экипажам! Колонной, дистанция тридцать метров. Скорость максимальная. Противник слева. Подавить огнем из пулеметов. Выйти из зоны поражения. Вперед! – прозвучала команда Скорцени басовитым, требовательным голосом. Вспомнив о ранении, главный диверсант, с пьяной усмешкой, добавил: – Поджарим этих свиней, ребята. Они этого достойны!

Взревели немецкие 'Шерманы'. Выхлопные газы, снежная пыль клубятся за трубами. Капитан фон Фолькерсам взмахнул рукой, скрылся в башне замыкающего танка. Взламывая полузамерзший грунт, 'Пантеры' двинулись по лесной дороге. Из-под широких гусениц летят комья грязи, снега, льда.

– Сэр, танки подходят! Танки! – прокричал ошалело американский наблюдатель в телефонную трубку.

Лейтенант Джексон вздрогнул, приняв сигнал, взглянул сурово на гранатомётчиков. Десантники в грязной, непросохшей одежде, сидели на валежине, прислушивались к отдаленному бою, переговаривались. Лица понурые, изнеможённые. Офицер вытаращил глаза, гаркнул: – Что заснули, черти? Бегом на огневой рубеж. Жгите бошей.

Первым выскочил к дороге расчет рядового Нельсона. Стрелок присел на правое колено возле небольшой разлапистой елочки. Осмотрелся. Пространства для газов сзади хватало. До дороги метров двадцать. Взгромоздив на плечо полутораметровую трубу базуки М9, прицелился.

Заряжающий достал из укупорки следующую гранату, с дрожью в голосе произнес: – Ну как, Фрэнк, едут?

– Подходят стремительно. В лоб не возьмешь и экраны стоят. Пропустим, ударим по карме. Расчет Титери добьет. Он на холме засел.

– Давай, не промахнись.

Танки шли плотной колонной, быстро приближались к окраине леса, не боясь сползти в глубокий кювет. Первый танк проскрежетал рядом, умчался вперед.

– Какого хрена пропустил? – завопил десантник.

– Заткнись! Не успел. Второй не уйдет.

Грозная 'Пантера' надвигалась скалой. Командирская башенка крутится в поисках противника. Грохот, лязг гусениц, едкий запах выхлопных газов приближаются. Лицо Нельсона белеет. Руки подрагивают. Губы нашептывают фразу: – Убить без колебания, убить без колебания.... – Десантник нагонял злость, агрессию. Адреналин зашкаливал. Вот и задница танка. Базутчик вскочил, трубу на плечо, нажал на спуск. Граната шипя устремилась за танком. Косой удар в левый борт.

– Проклятье! Давай еще! – заорал стрелок.

Новый заряд ракетой умчался за целью.

– Противник слева на 10 часов. Зиберт, Майер, Крафтер, Хосман. Огонь! – прозвучала резкая команда по внутренней связи.

Ударили курсовые пулеметы, срезая все живое на пути, подавляя любое шевеление при дороге. Первый расчет базутчиков не успел оценить результаты пуска второй гранаты. Тугие пулеметные очереди превратили десантников в решето.

Танк фельдфебеля Майера закрутился на месте, заглох. Перебитая гусеница растянулась на всю длину. Танкисты пришли в ярость. Их товарищи осторожно объезжали, катились дальше, а они застряли. Фельдфебель прильнул к окулярам перископа. К всеобщей радости экипажа заметил на холме американцев, крикнул:

– Противник слева. Башню на 11. Фугасным. Дистанция 300. Атака!

Наводчик 'Пантеры' моментально повернул башню в указанное направление. Через монокулярный прицел засек, застывших базутчиков в готовности для стрельбы. – Цель вижу..., – ответил немец тихо, затаив дыхание. Подправив расстояние, уверенно нажал на кнопку спускового механизма. – Попадание! – прорычал он, расплывшись в злорадной улыбке. Немец видел, как снаряд разнес небольшой холм. Росшие кустики и деревца вместе с базутчиками, словно сорняки из грядки, были выдернуты и разорваны в клочья. На месте американского расчета образовалась огромная воронка.

Лейтенанту Джексону не терпелось увидеть результаты боя с танками бошей. Наблюдатель молчал, на сигналы не отзывался. Уинтерс также требовал ясности на дороге.

– Черт, что происходит? Почему молчат? – занервничал офицер. Проклиная немцев, двинулся к дороге мелкими перебежками, прячась за деревья от пуль. Вот и ельничек. Выглянул. От ужаса чуть не вскрикнул. Словно черви поточили десантников, настолько их тела были истерзаны, распотрошены пулями. Глаза командира налились кровью, он прохрипел: – Черт! Вы достали меня до печенок. Хотите потягаться со мной? Ну, давай!

Джексон решительно вытащил из подсумка противотанковую гранату. Не глядя на приближающийся танк, иначе разорвалось бы сердце от страха, согнувшись, подбежал к раненному чудищу. Размахнулся и метнул с силой гранату в двигательный отсек. Упал сразу на снег, прикрыл голову.

Грохнул взрыв. Из развороченного двигателя вырывались языки пламени. Танк окутался черным дымом. Заскрежетали люки. Подкопченные танкисты с воплями выскакивали из горящей машины, бросались в снег, пытаясь затушить пламя.

– Что, жарко стало? Сейчас будет еще жарче! – выкрикнул в боевом запале Джексон и с ненавистью надавил на спусковой крючок Томпсона. Автоматная очередь придавила эсэсовцев к земле.

– Атака! Атака! Атака! – орал капитан фон Фолькерсам в ларингофон. На его глазах горел один из лучших танковых расчетов.

Джексон, расстреляв немецкий экипаж, вскочил и петляя как заяц, побежал в сторону ельника.

Наводчик фон Фолькерсама видел американца. Ухмыльнулся, прошипел мстительно: – От меня не уйдешь, свинья! – Крутанув прицел, решительно надавил пусковую педаль спаренного пулемета.

Задрожал башенный пулемет, раскаляясь от тягучей свинцовой струи. Пули рвут спину десантника, превращают в глубокие кровавые струпья. Офицер упал ничком, словно молодой побег, срезанный мачете.

– Разворачиваемся. Атака! – новая команда в наушниках немецких экипажей. Танкисты развернулись на окраине леса, впереди на горизонте уже виднелся бельгийский городок Нешато, пошли на схождение с танком Ольбрихта, обстреливая противника. По сути это был бесполезный заход. Американцы не вели ответного огня.

Рота 'Изи', получив приказ на отход, сразу ретировалась с места боя. Остатки 506-го парашютно-десантного полка, углубившись в лес, взяли ускоренный курс на юго-восток в сторону Арлона на соединение с частями 3-го армейского корпуса армии Паттона. Капитан Уинтерс сумел связаться по рации со штабом 3-ей армии, кратко передав сведения о трагедии полка под Нешато.

Группа 'Штилау', закончив бой в последней фазе с лесными сороками и сойками, готовилась к продвижению в сторону Нешато. Подбитый танк и раненых диверсантов оставили в лесу под охраной, ожидать ремонтно-технический батальон и санитаров из 21-ой танковой дивизии. Передовые отряды которой, уже шли по южной дороге из Бастони.

Отто Сокрцени был в восторженном настроении. Он шутил с Ольбрихтом, несмотря на ранение, потерю времени и части сил в лесной стычке с американцами.

– Дорогой Франц, – высказывался гигант возле в машины, – я жду обещанного гуляша и наваристого русского борща. Вы видите, американцы растерялись. И мы их перестреляли в лесной чаще, как поросят в свинарнике.

– Да, Отто, вам осталось совсем немного, показать удаль под Маасом и похвастаться первым фюреру. Обед состоится, как обещал. Пока мы посмотрим на рождественский подарок от русского штрафбата. Я думаю, вы будете изумлены. Картину сражения запечатлеет фотограф из газеты 'Народный обозреватель'. Мы его возьмем с собой. Транспорт, где он ехал, разбит. Бедолага в панике.

– Не вижу препятствий, Франц. Впереди место свободное. Тем более, он потратил на меня половину пленки. Я люблю кураж. Все для истории. Господин Ланцберг, – окликнул диверсант корреспондента партийной нацистской газеты. – Мы уезжаем, прыгайте к нам в машину.

Худощавый фотограф в длинном кожаном пальто, фетровой шляпе суетился возле раненых солдат, расставлял их возле упавшей, но уже сдвинутой с дороги, ели. Длинное пальто явно мешало в работе. Но видимо, фотограф чувствовал себя более уверенным в такой одежде, считая, что похож на работников тайной полиции. – Одну секунду, – отозвался фотокорреспондент. – Внимание... Вспышка. Снимок готов.

Газетный клерк подбежал к вездеходу, стал извиняться: – Оберштурмбанфюрер СС, извините, ради бога. Столько впечатлений! Одно ваше фото, где вы ранены на поле боя, принесет газете дополнительный тираж. Сейчас очень необходимы положительные, победные материалы. Нужно поддержать германский национальный дух.

Губы Отто Скорцени растянулись в самодовольной улыбке, здоровый глаз возбужденно блестел. Эсэсовец, держась за дверь, произнес: – Я знаю, меня любят молодые кухарки и вдовы. Их сейчас миллионы. Размещайте фото, если это поможет нации.

– Садитесь, Ланцберг, не задерживайте нас, – поторопил фотографа Ольбрихт. – Ваша работа впереди.

– Спасибо, господин подполковник. – Корреспондент, смущаясь, торопливо уселся рядом с Криволаповым.

– Поехали, Ваня, – немец хлопнул перчаткой по плечу русского коллаборациониста. – Вези нас на Куликово поле.

Армейский вездеход 'Хорьх -901', в сопровождении мотоэкипажа и командирской Пантеры, тронулся в путь. Сзади уже дрожала земля от лязганья гусениц и шума моторов Майбах. 21-я танковая дивизии, значительно усиленная королевскими тиграми, стремительно рвалась к Маасу. Заповедный бельгийский лес все больше наполнялся звуками, сопровождавшими такие понятия: как сила, разрушение, смерть.

ГЛАВА 10

16-17 декабря 1944 г. Бельгия. Разработка операции по захвату моста через Маас. Динан.

Франц Ольбрихт понимал сложность операции по захвату мостов через реку Маас. Особенности заключались не столько в неприступности фортификационных укреплений Динана, Намюра, сколько в вероятности подрыва мостов, в случае явного захвата. Простым танковым ударом взять мосты не повреждёнными было сложно. Нужно было их разминировать до того, как ворвутся в город немецкие штурмовики. С этим заданием могли справиться только разведчики Смерш и штрафбат, с их невероятной способностью выполнять боевые задачи любой сложности. После увиденной картины разгрома 506 американского парашютно-десантного полка, Франц еще больше проникся симпатией к русским солдатам за их умение воевать. Он тут же отдал радиограмму майору Шлинке с просьбой прибыть в Нешато. Причину не указывал, ибо понимал, что русские могут послать его куда подальше, узнай о целях вызова. Ответ получил быстро с коротким текстом: – Группа выезжает.

Все послеобеденное время Франц нервничал, находился в томительном ожидании. Русских все не было. Скорцени, уезжая, заметил по этому поводу: – Что, Франц, волнуетесь, кто выиграет пари?

– Да нет, Отто, беспокоюсь за вас, – отреагировал Ольбрихт, находясь в задумчивости. – Вам не избежать сражения с 502-ым американским парашютно-десантным полком. Командир 21 дивизии генерал Фойхтингер предупрежден. Будьте начеку и вы. Это сильный противник.

– Спасибо, Франц, учту. В мои планы не входит перехватывать инициативу у комдива и руководить предстоящим боем. Оставим эту тему. Я прощаюсь с вами в хорошем настроении. Мне было приятно иметь дело с вами. Вы человек слова. Борщ действительно был отменный.

– Только борщ?

Скорцени остановился у вездехода, на секунду сморщил лоб, поправил фуражку с нацистской кокардой и без смущения ответил: – Ваша помощь в бою тоже много значила. Но мои ребята славно поработали. Прощайте. Дай бог, еще увидимся. – Главный диверсант лапищей обхватил ладонь Франца, крепко сжал, улыбаясь широко, добавил: – Все же, друг, поспешите водрузить знамя над цитаделью Динана, если хотите меня обскакать. Мои джи-ай под командованием обершарфюрера СС Ошинера под Намюром уже готовятся к захвату моста, ждут сигнала к атаке.

– Непременно воспользуюсь советом, Отто. До встречи на том берегу...

Франц закончил изучать местную карту Динана, откинулся на спинку кресла. Задумался. Черты будущей операции прорисовывались. Оставалось дождаться русских, обсудить план действий. Времени на подготовку совершенно не было. – Как долго они едут? – мысль возникла с новой силой. Хотелось движений: быстрых, решительных, победных. Штрафбат можно пускать в дело, отдохнул. Нет только группы Шлинке. Взглянул на часы. Потертые, побывавшие не в одном бою, с флуоресцентными стрелками, они шли точно, были дороги, как память о начале офицерской карьеры. – Четверть пятого, – засек время. – Задерживаются на четыре часа. Завязли где-то. А Отто уже в пути. Черт бы побрал эти заторы! – Пальцы побелели, сжимая подлокотники кресла. Оперся, встал резко из-за стола. Спрятал карту в сейф. Надев десантную американскую куртку, вышел в приемную. Криволапов дремал на стуле после сытного обеда.

– Лежебока! Вставай, прогуляемся! – крикнул Ольбрихт, разбудив водителя.

– ...А! Что? Слушаюсь, – протараторил Криволапов спросонья. Вскочил, одернул шинель. Лицо припухшее, небритое. Чуб замятый.

– На выход. Возьми автомат...

Шли по коридору старой казармы. Бросались в глаза толстые, обшарпанные стены, отвалившаяся штукатурка. Деревянный пол, давно не мастичный, серый, в чёрных писягах от каблуков, в отдельных местах прогибался от ветхости, но был чист. Из арочных кубриков тянулся спертый запах сохнущей одежды, кожаных берцев, перемешанный с солдатским потом и сигаретами. Неприятный душок не смущал. Отдыхали штрафбатовцы, чудо-богатыри, его главные помощники в операции. Дневальный отдал честь.

– Молодцы! Служба организована хорошо, – подумал Франц, удовлетворенный, как к нему подбежал дежурный.

– Вас сопроводить? – обратился сержант.

– Спасибо, не надо. Комбата не беспокойте. Мы пройдем наверх.

Гранитные ступеньки, истертые временем, привели на верхнюю площадку западной стороны форта. Она не охранялась. На восточной, возле орудий, прохаживался часовой.

Франц вытащил из футляра бинокль и припал к окулярам. День завершался. Легкая сизая дымка сгущалась, опускалась на землю. Но дорога, забитая техникой, просматривалась хорошо. Грохоча, медленно проходила колонна новой танковой дивизии. На "Пантерах" и "Тиграх" сидели штурмовики в маскхалатах с рунами СС, плотно прижавшись друг к другу. Лица молодые, даже совсем юные. Попадались лица суровые, задумчивые, пенсионного возраста. Вот она тотальная мобилизация, – пронеслось в сознании Ольбрихта. Тянулись грузовики с личным составом, тягачи с противотанковыми пушками, легкими зенитными орудиями. Немецкие дивизии после захвата Бастони, не задерживаясь, шли на запад. На развилке регулировщик с кем-то спорил и настойчиво указывал направление на Динан. Левее проходила дорога на Намюр.

Далеко с северо-запада вдруг донеслись раскаты орудийных выстрелов. В десяти километрах начинался бой. – Справятся, – подумал Франц. Генерал Фойхтингер и Скорцени предупреждены. Значит должны предпринять упреждающие меры. Согласившись с мыслью, перевел бинокль правее. Его интересовали части, идущие через Нешато. – Где же они? – терзался немецкий разведчик, пристально вглядываясь в двигающуюся колонну. Среди пехотинцев заметил огромного роста фельдфебеля, на голову выше других штурмовиков. Это был русский сержант. Да, это был сотрудник Смерш, он его признал. Где майор Шлинке? Где старший лейтенант Клебер? Где Инга Беренс?

Франц опустил бинокль, обернулся.

– Криволапов! Бегом вниз, встречай группу Смерш.

– Что? – танкист опешил, лицо побледнело. – Только не это задание, господин подполковник, – пролепетал дрожащими губами.

– Ван-ня, не трясись. Они не по твою душу. Ты находишься под моей опекой. Я тебя не дам в обиду.

Глаза Криволапова вспыхнули, грудь подалась вперед. Настроение мгновенно поменялось. Танкист выдохнул радостно: – Спасибо, Франц! Я за вас, если надо, под танк лягу.

Фамильярность денщика развеселила Ольбрихта. Он подошел вплотную к Ивану, обхватил за плечи, проронил: – Ну-ну, Ваня! Этого не требуется. Идем вместе, тамбовский волк. Не трусь.

Когда они спустились и вышли к дороге через боковой выход, колонна штурмовиков уже подходила к форту. Русский гигант, завидев крепость, словно ледокол, протаранил впереди идущих немцев, под их злое ворчание, вывел за собой группу. К ним уже спешил Ольбрихт.

Майор Киселев не ответил на приветствие немца, выдавил зло:

– Господин подполковник, вы злоупотребляете нашим доверием и нашими возможностями. Вы перегибаете палку.

– Перегибать палку – это значит тянуть на себя одеяло. Это так, майор Шлинке?

– Можете считать так! Я сказал, что мы будем вам помогать, но это не значит, что будем выполнять за вас боевые задачи. Мы и так потеряли 82 человека из числа отобранных красных офицеров. Они пали в боях под Ставло, у Бастони, Нешато. Мы доставили вам американского генерала Ходжеса, разгромив штаб 1-ой армии. Что еще вам надо? Какая муха вас укусила, что вы спешно вызвали нас?

Франц не смутился наскоком Киселева, твердо вымолвил: – Господин Шлинке, здесь не место для серьезного разговора. Мы поговорим позже. Поверьте, я рад вас видеть. Я рад, что вы добрались без приключений.

– Что вы говорите, Ольбрихт? – сорвался на фальцет Киселев. – Я не знал, что у нас не было приключений. У нас сплошные приключения. По дороге страшные пробки. В отдельных местах машины продвигаются скачками: пятьдесят метров, сто метров, еще пятьдесят. Мы потеряли всякое терпение. Близ Нешато дорогу перегородил огромный прицеп Люфтваффе, зацепивший несколько машин, в том числе и нашу. Человек тридцать безуспешно пытались высвободить эту платформу на колесах. Когда я спросил о ее грузе, то с удивлением узнал, что это запасные части к 'Фау-1'. Вероятно, их заслали так далеко вперед в надежде, что фронт уже за рекой Маас и нужно обстреливать Антверпен. Этот приказ не имеет смысла, но какой дурак забыл его отменить?

Мне пришлось вмешаться. Платформу разгрузили сотни рук, затем ее сдвинули, и она скатилась в озеро. За пятнадцать минут дорога была освобождена. Франц, я не узнаю старушку Европу. Где ваша немецкая точность и распорядительность?

– Шлинке, вы настоящий герой!

– К черту геройство! Я и мои люди сотню километров от Ставло добирались семь часов. Мы измотаны. Ведите нас на отдых, Франц. Затем поговорим о деле.

– Иоганн, конечно ужин и отдых. Но разве на войне хорошо отдохнешь? Как у вас говорят: – Делу время, а потехе час.

– Я устал! Ведите нас туда, где тепло и сытно! – рубанул Киселев. – О, перебежчик! Ты еще живой? – Офицер Смерш только сейчас обратил внимание на Ваню Криволапова, прятавшегося за спиной немца. Жесткие, ледяные глаза вперлись в побледневшее лицо коллаборациониста. Ваня вскинул шмайсер. Из группы, сделав метровый шаг, выдвинулся могучий Следопыт с пулеметом в руках. Палец лежал на спусковом крючке.

– Не трогайте его, Шлинке, – ощетинился мгновенно Ольбрихт, заслонив Ивана. – Криволапов, как и я, работаем на Москву. Проходите вперед, вы голодны.

Губы Киселева разошлись в кривой усмешке. Окинув Франца отчужденным взглядом, махнул рукой. – Ладно! Пусть живет пока, выродок. Дальше посмотрим...

После ужина и небольшого отдыха разведгруппы, Франц пригласил офицеров Смерш и командование штрафбата в канцелярию на совещание. Русские осознавали, что разговор будет серьезный. Помощник фюрера встречался только в экстренных случаях.

Новосельцев и Клебер сидели тихо, готовы были внимательно слушать немецкого патрона. Коноплев, впервые присутствующий на подобном совещании, с любопытством поглядывал на Ольбрихта и Шлинке, мысленно сравнивал их, видя явное соперничество. Он догадывался о сомнительном немецком происхождении Шлинке, понимал откуда могла прилететь эта птица.

Киселев был раскован, развалившись на стуле, ухмылялся, окидывал немецкого подполковника взглядом победителя, в любой момент готовый доказать свое превосходство силой.

Ольбрихт выглядел уставшим, озабоченным. Глаза потускневшие, в голосе простуженная хрипотца. Бой с американцами, шумный Скорцени, заботы об операции утомили помощника фюрера.

Франц повел разговор на русском языке.

– Господа офицеры, товарищи командиры Красной Армии! – произнес разведчик. – Отечеству вновь понадобились ваша смекалка и доблесть.

– Что? Отечеству? – прервал немца Киселев, привстав на стуле. – Какому Отечеству, господин подполковник?

– Германскому и Советскому, господин майор. Вы садитесь, послушайте вначале, что я скажу, не перебивайте.

– Я сам знаю, что мне надо делать, – огрызнулся Шлинке, опускаясь на место. – Вы, Ольбрихт, изъясняйтесь более конкретнее, и я не буду вас перебивать. Продолжайте доклад.

– Хорошо. ...Наступательная операции Вермахта против англо-американцев успешно развивается. Первый этап вступил в заключительную стадию. Немецкие войска, сломив начальное сопротивление противника, подходят к крупной естественной преграде – реки Маас. Для закрепления успеха в помощь 5-ой армии Мантейфеля с Восточного фронта переброшены четыре танковые дивизии. Подготовлена танковая армия нового типа под командованием генерала Вейдлинга. Бригады выдвинулись к границе, ждут условного сигнала. После захвата плацдарма на левом берегу Мааса, по расчищенному коридору, бригады хлынут на территорию Франции и Голландии.Они будут решать основную задачу. Но ключевую роль в операции играете вы, ваши солдаты. Вы захватили топливо в Ставло, тем самым обеспечили горючим дивизии. Вы уничтожили штаб первой американской армии, тем самым внесли переполох в ее войсках. Не будь вас, Бастонь оставалась бы в руках десантников 101-ой дивизии и не было бы такого ошеломляющего наступления. Вы незаменимы и сегодня.

Командование высоко оценило ваши заслуги перед Отечеством, – Франц убрал слово фюрер, чтобы не злить русских.

Киселев скривился, услышав слово Отечество второй раз от немецкого офицера, но смолчал.

– Майору Шлинке и старшему лейтенанту Клеберу, – доводил Ольбрихт официальным тоном, – присвоены очередные воинские звания: подполковник и капитан. Фельдфебелю Реймсу – старший фельдфебель. Поздравляю вас, господа офицеры!

– Что? – рык вырвался из груди смершевца. Глаза вытаращились. В них протестный огонь и даже затаенный страх. Майор шумно отодвинул стул, подался вперед. Но тут же остыл, хмыкнув, твердо сказал: – Согласен! – пятерней утвердительно стукнув по столу.

Франц оставил без внимания выпад Шлинке, пафосно произнес: – Подан рапорт о представлении вашей группы, а также, офицеров Новосельцева и Коноплева, Симакова к награде Рейха 'Железный крест 2 степени'. Поздравляю вас, господа!

– Этого нам только не хватало! – отреагировал Киселев с усмешкой. – Но мы возражать не будем. Заслужили честно.

Русские офицеры молча переглянулись. Легкие улыбки разошлись по худощавым лицам, но быстро пропали. Командиры понимали, что немецкая награда хороша на этой стороне. Но как эти награды и действия групп в тылу врага расценит Москва, товарищ Сталин? Не поменяются ли их взгляды на ситуацию в Арденнах в пользу союзников? Этот вопрос беспокоил офицеров Смерш, личный состав штрафбата прежде всего. Такой информации не было.

– Господин подполковник! У меня вопрос, – подал голос капитан Новосельцев.

– Говорите.

Офицер поднялся. Взгляд прямой, не заискивающий. Лицо обветренное в шрамах от былых побоев. Выступают скулы. Виски седые. Комбат не волновался. Мельком, взглянув на Коноплева, обратился к Францу: – Какая дальнейшая судьба батальона? В Бухенвальд мы не пойдем, но и с Красной Армией воевать не будем.

– Не беспокойтесь, товарищ командир Красной Армии. В концлагерь вас никто не отправит. Я ручаюсь, – ответил Ольбрихт искренне. – Вы доказали, что если и суждено вам умереть, то в бою, а не в Бухенвальде. Более того, ваш батальон – моя главная диверсионная сила. Особым распоряжением фюрера он обозначен, как 'русский диверсионно-штурмовой батальон особого назначения'. Он подчиняется только мне. У вас будет на руках специальный документ за подписью Рейхсканцлера Германии, в котором определены особый статус батальона, его широчайшие полномочия. Всем офицерам батальона присвоены воинские звания согласно штатного расписания. Вам – звание подполковник. Форма одежды, как в Русской освободительной армии, но со своим шевроном. Позже разработаем вместе. В настоящее время – это форма десантников 101 американской дивизии. При определении конкретных задач – по ситуации. С 16 декабря личный состав батальона поставлен на все виды довольствия, установленные военным ведомством. Доведите до всех бывших узников мою благодарность за проявленное мужество. Начальник штаба пусть доведет штатное расписание и подаст рапорт на поощрение отличившихся в боях. Еще вопросы есть?

– У меня вопрос, – Шлинке не поднимался, говорил с места. – Могу я задействовать людей батальона для своих целей?

– Можете, согласовав со мной. Подполковник Шлинке, я предлагаю вам быть куратором батальона по взаимоотношениям с русской стороной. Не возражаете?