Текст книги "Чужой для всех. Книга 3 (СИ)"

Автор книги: Rein Oberst

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Для устрашения противника, сэр.

– А-а-а. Ну, давай! В бой готовы?

– Да, сэр.

– Где подполковник Стрейер?

– Не знаю, сэр. Боши обстреляли нас из пушек. Такое началось! Машина командира батальона шла впереди в тридцати ярдах. Кажется, туда попал снаряд. На связь он не выходил.

– Ах! Черт! – вырвалось из груди Уинтерса с горечью. – Плохо, если так. – В глазах комбата боль, усталость, не отчаяние. – Это война, лейтенант. Без жалости, без сострадания, без сожаления. Надо выдержать.

– Понимаю, сэр.

– Где рота Изи?

– Сер, Изи бросилась в лес на север. Оглянитесь назад.

– Спасибо, офицер. – Уинтерс прильнул к биноклю. По ту сторону дороги, за разбитыми машинами, солдаты роты Изи лезли на гору к спасительной зеленке.

– Кто отдавал приказ бежать?

– Сэр! Приказа вообще никакого не было. На связь никто не выходил.

– Хорошо. Подымайте роту и вперед, Игер. Только вперед на Бастонь. Фрицы стреляют по недвижимым целям.

– Дик, с тобой все в порядке?

– Что не так?

– Куда вперед? Впереди кошмар. Впереди лежит первый батальон.

– Тогда в лес. Все собираемся в лесу. С севера пробиваемся на Бастонь. Где ваши люди, сколько их?

– Чуть больше сотни, залегли в кустах.

– Давай, ротный, подымай людей.

– Есть, сэр! – Игер поднялся во весь рост, зычным командирским голосом прокричал: – 5 рота, примкнуть штыки, с оружием к лесу, перебежками, за мной! Живо! – Офицер взмахнул рукой, оглянулся на Уинтерса и тут же замертво рухнул на снег.

– Черт, – взревел Уинтерс, подскочил к ротному. На тыльной стороне каски, прямо по центру широкой, вертикальной белой полосы зияло пулевое отверстие. Развороченная голова залита кровью.

– Вжик, – пуля скользнула по его каске. Уинтерс метнулся в сторону к кустам. -Проклятье. Это снайперы! Они стреляют по офицерам.

– Сержант! – прорычал Уинтерс, подзывая командира взвода. – Что лежите, мать вашу. Все в укрытие, в лес. Иначе боши побьют нас, как индеек на охоте.

В этот момент в лесу началось что-то невообразимое. Первые десантники, прорвавшиеся в лес, наскочили на растяжки. Донеслись разрывы пехотных мин, пулеметно-автоматный треск. Рота Изи, нарвалась на засаду, теряя людей, отхлынула назад к дороге...

– Это ловушка, сэр. Нас окружили,– заверещал сержант. – Все потеряно!

– Прекратить панику! – Уинтерс бросил зловещий взгляд на сержанта. – Застрелю, как саботажника. Всем оставаться на месте. Офицеры, кто живой, ко мне!

Комбат огромными прыжками под свист пуль добежал до воронки, запрыгнул. За ним бросились телефонист и еще несколько десантников командирского звена. Американцев набилось в яме, словно рабочих в последнем трамвае Детройта.

– Сэр? – засуетились офицеры..

– Отставить доклады. Позже.

Дик вдавился в рыхлый скат, с трудом развернул карту. Глаза впиваются в рельеф местности, изучают квадрат за квадратом. Его ошеломляют серьезность и масштабы подготовки диверсионной операции. Выбор места западни был очень удачным. Складывалось впечатление, что боши заблаговременно знали, что полк пройдет именно здесь. Заманили его в петлю и расстрелял из пушек, крупнокалиберных пулеметов. – Это полный бред! В это трудно поверить! Их могли послать другим путем, в другое время, в другое место... – Мозг раскалывался от напряжения извилин, не хотел принимать чертовщину и предательство.

– Время?

– Двадцать минут третьего, сэр.

– Карандаш! У кого есть карандаш?

– Возьмите, сэр!

Уинтерс стал отмечать на карте увиденные позиции врага: пулеметные гнезда, минометы. – Вот и пушки..., – рука поставила жирный знак батареи в районе форта. – Облажались, кретины! – процедил американец, поднял голову. Глаза из-под каски полыхают огнем. Уперся взглядом в лица командиров, добавил: – Не разведка, а собачье дерьмо...!

Десантники притихли, как мыши. Смотрят в рот комбату, ждут указаний.

– Остаются два выхода...

– Сэр, есть связь! – воскликнул неожиданно радист. Белозубая улыбка осветила чумазое лицо. – Я заменил батарею. Я починил аппарат.

– Давай! – оживился капитан, перехватил увесистую трубку. Дунул в микрофон, заговорил: – На связи капитан Уинтерс. Что? Не слышу...

– Минометы! Ложись! – донеслось снаружи.

Офицеры попадали, образовали кучу-малу. Пронзительный свист над ними. Тела сжались, замерли. Хлопок. Содрогнулась рядом земля. Комья снега, дерна, осколки проносятся ураганом сверху. Хлопок, еще хлопок. Мины ложатся густо, рвут крутой берег. Тяжелая, прогорклая взвесь серой шапкой нависает над вторым американским батальоном. Трудно дышать. Еще труднее выжить. Стоны, искалеченные тела, кровь на снегу.

– Сэр! Говорите громче. Не слышно! – надрывает глотку Уинтерс, упираясь каской в бруствер. Палец до боли давит козелок уха. – ...Есть, сэр, прибыть к вам... Есть, понял... Есть, оставаться на местах, готовиться к бою...

– Вот и все, – выдохнул комбат. Расправил плечи. Комья серозема шуршат по куртке, осыпаются вниз. – Страшно?

Десантники поднимаются, насупились. Минометная атака сместилась к первому батальону.

– И мне страшно! – Улыбка комбата расползается на все лицо: грязное, щетинистое, повеселевшее. В глазах сумасшедшинка. – Война – это ад! Здесь всем страшно, даже чертям. Тут мы сжигаем жир наших душ. Понятно, салаги?

– Понятно, сэр! – ответил бойко за всех офицер, с живыми, выразительными глазами.

– Лейтенант Спирс? – Уинтерс ткнул пальцем в грудь десантника.

– Так точно, сэр. Командира 1-го взвода 5 роты. – Взводный попытался встать.

– Сидеть. Я тебя узнал. Принимаешь 5 роту.

– Есть, сэр, принять 5 роту.

– Готовься к бою. Собери минометные расчеты, достань хоть два десятка мин. Полковник Синк в двух километрах отсюда. Я иду к нему. Держи связь. Одно отделение пойдет со мной. Жду его внизу у озера. Выполняй...

– Есть, сер.

Дик выглянул из воронки. Белоснежный берег превратился в раскуроченное, с глубокими опаленными язвами, поле. С разных сторон доносились стоны раненных, возгласы о помощи. Кое-где появились санитары. Остатки роты Изи подползали к ним.

– Офицер, выполняй приказ! – выдавил жестко Уинтерс. Не оглядываясь, не прощаясь, выскочил из воронки. Мгновенная оценка высоты обрыва, толчок, собранное тело летит вниз. За ним прыгают десантники отделения.

– Все в сборе?

– Так точно, сэр.

– За мной.

Группа американских солдат побежала вдоль берега. Редкий туман, лежащий над молочным озером, скрывал их от противника. Боши могли находится в южном лесу. Тренированные парашютисты шустро двигались в кожаных берцах по свежему, хотя и глубокому снегу, радовались спасению. Они понимали, что в штабе полка находиться безопаснее.

– Раз, два. Раз, два. Нога в ногу, след в след,– бежит десантная группа.– Не отставать! – подгоняет командир отделения.

– Стой! Кто идет? Пароль! – неожиданный окрик прерывает движение.

Десантники тормознули, схватились за оружие.

– Капитан Уинтерс, к командиру полка.

Из укрытия, вырытого в склоне, показалась каска, затем голова темноликого сержанта. Взгляд настороженный, пристальный, боязливый.

– Сержант,– рявкнул Уинтерс, – не шлюшку выбираешь в притоне. Веди к полковнику Синку, немедленно.

– Сэр, я вас узнал, – глаза сержанта теплеют. – Вы были инструктором в 42 году в Камп Крофте, Южная Каролина.

– Тогда, в чем дело? – Уинтерс приблизился к блокпосту.

Афроамериканец оперся о бруствер, выскочил из окопа. Карабин прихватил с собой. Не представляясь, произнес смелее: – Сэр! Получен приказ. Всех прибывающих в штаб, независимо от должности, звания, основательно проверять. Боши выбросили ночью десант, переодетый в нашу форму.

Уинтерс в гневе заскрипел зубами, выдавил: – Проверил, сержант? У меня на заднице шрам от бейсбольной биты. Показать? Я играл за сборную колледжа Франклина и Маршала.

– Спасибо, сэр. Я вижу, что вы не бош, проходите. Штаб за поворотом. Полковник ждет вас. Он тяжело ранен, не задерживайтесь...

– Этого нам еще не хватало, – буркнул капитан. – За мной. – Шагнул вперед, задел грубо плечом сержанта.

Десантник устоял, снес оскорбление. В ответ на улюлюканье, убегающих шутников, прокричал: – В следующий раз у меня будет плохое зрение, – и выбросил негодующе средний палец.

Пробежав метров двести, группа оказалась в маленькой бухточке, скрытой от противника высоким, отвесным берегом. По центру размещалась палатка командира полка, чудом уцелевшая, наспех поставленная. Ближе к крутому обрыву располагалась палатка с красным крестом. Вокруг нее толпились раненые, много раненых. Кто не мог стоять, тот сидел или лежал на снегу. Санитары, их явно не хватало, оказывали помощь. Торопливо кололи морфий, перевязывали раны.

– Нога! Моя нога! Где моя нога? – вдруг вырвался истошный вопль из груди одного несчастного. Десантник метался в агонии. Его придерживали двое товарищей.

– Во имя отца, сына и святого духа... Аминь! – капеллан перекрестил тяжелораненого, наклонился, промолвил вкрадчиво: – Терпи, сын мой. Терпи. И молись. Господь поможет. Я буду молиться за твое спасение...

Комбат скривился, мельком подумал: – Человек двести собралось. Это все что осталось от третьего батальона? Что с Никсоном?

– Привет, Дик! – окликнул Уинтерса офицер связи у палатки командира, обрадовался встрече, подскочил. – Ты смотри, что творится? Я видел их в бинокль. Боши в нашей десантной форме. Рожи злые, решительные. Как воевать, Дик? – глаза офицера округлились до размера пивного бирдекеля. – Это неописуемая наглость! ...Тут же, приказ сверху. Проверять всех на идентичность и соответствие. Я понимаю..., но не настолько, чтобы...

– Да...? – прохрипел Дик. – Располагайтесь, – кивнул солдатам сопровождения. – Бенни, иди к чертям! Не до тебя. Спешу к полковнику.

– Понимаю. Ему не позавидуешь. Хорошо, что навылет. Давай, – хлопнул Уинтерса по плечу. Если удастся, еще поговорим?

Дик удивленно взглянул на капитана, съязвил: – Ты потерял свой шейный платок.

– Что? – смутился связист, чувствуя, как щеки становятся пунцовыми.

Уинтерс этого не видел, скрылся в палатке.

Командир 506 полка лежал на матрасе из елового лапника, укрытый шерстяным армейским пальто. Возле него суетился офицер-медик. Влажной салфеткой промокал кровь на губах, поправлял повязку.

Уинтерс изумился бледностью и худобой лица полковника, глубинами лобных складок. Особую тревогу вызвало поверхностное, хлюпающее дыхание.

– Куда его? – шепнул комбат.

– Правая сторона, ниже ключицы. Задето легкое. Пулевое ранение, – ответил военврач, не поворачивая головы.

– Говорить может?

Офицер выпрямился, возразил недовольно: – Полковник слаб. Видите, состояние. Ему в госпиталь надо.

Веки Синка дрогнули. – Дик, это ты? – произнес комполка тихим, хрипловатым голосом.

– Так точно, сэр. Вы проснулись?

– Я не спал. Подойди ко мне. ...Кернер, подымите голову выше, мне трудно дышать.

Медик немедленно выполнил просьбу. Мешок с бинтами превратился в подушку.

– Меня задело, Дик. Извини, не могу подняться.

– Вам срочно нужно в госпиталь.

– Успею. Только управимся с бошами. Где Стрейер?

– Командир батальона убит.

– Плохо, – засипел Синк. -...Очень плохо. – Капельки крови выступили на губах. Военврач тут же промокнул их тампоном.

– Оставь, док. Это лишнее... Дик, ты здесь? Ты меня слышишь?

– Сэр, я рядом. Вот моя рука. – Пальцы Уинтерса коснулись плеча командира. – Говорите.

– Кажется, нас подставили, Дик. Сильно подставили. Айк не виноват.

– Сэр, это спланированная операция бошей. Кто-то их навел.

– Ты так думаешь? ...Мне приятно, что ты так думаешь. Ты вырос до командира батальона, Дик. В другой раз, я распил бы с тобой бутылочку бурбона.

– Спасибо, сэр. Какие будут указания?

– Нас ждут в Бастони. Прорывайся туда. Доложи генералу Макколиф все, что произошло с нами...

– Есть, сэр, прорыаться в Бастонь.

– Иди берегом. Через озеро не ходи, потопишь людей. Собери всех и прорывайся.

– Сэр, здесь скоро будет 502-ой полк. Может стоит его подождать?

– 502-ой готовится основательно. Будет только завтра. Боюсь, его встретят танки бошей. Ситуация развивается стремительно не в нашу пользу. Выступишь на рассвете, когда чуть осядет туман. Это приказ!

– Как быть с ранеными?

– Всех собери в бухте. Ночью санитарная колонна отправится на Седан. Думаю, боши нас не тронут. Им не до нас. Они упиваются славой нечестной победы.

– Я выполню ваш приказ, сэр. – Рука капитана взметнулась к виску.

– Я верю тебе, капитан Уинтерс... Верю..., – голос Синка слабел, переходил на шепот. – Действуй.... Без проме...дле...ний...

ГЛАВА 9

Отто Скорцени. Дорога на Маас. 15 декабря 1944 года.

Группа 'Штилау' 150-ой бронетанковой бригады осторожно двигалась в тумане по арденнской заснеженной дороге. Непроходимый лес враждебно принимал непрошеных гостей. Подступая вплотную, к крадущейся технике, колючими лапами царапал бока машин, острыми корягами, снежными заносами тормозил движение.

Джип разведки шел первым, зондировал путь. Следом нарушали патриархальную тишину бронемашины и грузовики с диверсантами. Сквозь утреннее сизое марево, лязгая гусеницами, шумно проходили 'Пантеры'. Железные листы, установленные вокруг пушек и башен, придавали танкам некоторое сходство с 'Шерман'. Чуть отстав от грозных машин, двигались связисты. Колонну замыкал темно-серый, цвета маренго 'Хорьх' в сопровождении нескольких мотоциклеток и 'Пантеры' без опознавательной раскраски с антеннами радиосвязи.

Несмотря на свет прожекторов, подсказки командиров экипажей, торчащих, как столбы из башенок, опасность свалиться в кювет на крутых поворотах и подъемах, была реальной. Третьи сутки над Валонией висел плотный, угнетающий туман.

Оберштурмбаннфюрер СС Отто Скорцени в буквальном смысле не находил себе места. Двухметровая фигура эсэсовца с трудом вмещалась на заднем сидении Хорьха. Колени, словно копыта мустанга, топтали жилистый зад водителя, а голова билась о потолок. Главный диверсант Вермахта сожалел, что пересел в машину подполковника Ольбрихта. Помощник фюрера подвязался ехать до Нешато, чтобы лично убедиться в разгроме американского десантного полка, прихватив, фотокорреспондентов.

После очередной встряски Отто заметил раздраженно: – Господин Ольбрихт, удивляюсь вашему хладнокровию. Тянемся, как стадо баранов, а вы мечтаете в полумраке.

Франц взглянул косо на Отто, отодвинулся к двери. От нависающего Скорцни, разило перегаром, ответил назидательно:

– Отто, берегите нервы! Они пригодятся в боях за Маас. Здоровье, смотрю, вы вчера подорвали. Хотите поправить? Я всегда держу про запас дядюшкину фляжку с коньяком.

– Не вижу препятствий! Башка раскалывается, – пробасил Скорцени радостно. – Давайте.

Франц достал из внутреннего кармана фляжку с нацистским гербом, подал Скорцени. – Берите, друг. Предупреждаю, там должно в остатке, что-то булькать.

– Несомненно, дорогой Франц. – Жадными глотками ароматная жидкость быстро переместилась в объёмный желудок диверсанта. – Благодарю!

Открыв окно, Скорцени облегченно вздохнул. Ледяная морось обжигала лицо, шею, остужала голову. Капельки влаги затекали за ворот. Шрам, от некогда располосованной на дуэли левой щеки от уха до подбородка, уродливо сжимался от холода.

– Бр-р-р, – втянул голову диверсант, сплюнул, закрыл окно.

– Я вас предупреждал, Отто, – усмехнулся Ольбрихт, – нельзя напиваться, как сапожник. Даже если фюрер вас лично поблагодарил за участие в штурме Бастони.

– Каюсь, перебрал. В последнее время у нас не было случая устроить праздник, а здесь такой повод. За коньяк, спасибо. Превосходный. Ваш дядюшка знает толк в подобных напитках. Кстати, где сейчас генерал?

– Генерал Вейдлинг готов наступать. Ждет, когда мы с вами займем переправу через Маас.

– Пусть прогревает двигатели. Два, три дня и мосты будут в моих руках. Трем группам удалось пройти сквозь брешь, открытую в союзнических линиях, и продвинуться до берегов Мезы в районах Юи, Намюра и Динана. Там они спокойно устроились на пересечении дорог, дают ложные направления, проходящим частям, проводят диверсии. Предупредил: не переусердствовать, затаиться, ждать команды.

– Есть опасения?

– Еще бы. Моя бригада – это бригада глухонемых.

– Кого? Глухонемых? – Франц рассмеялся звонко. На глазах выступили слезы. – Еще скажите, слепых!

Прыснул и Криволапов за рулем, хотя не понимал сути разговора. – Шеф смеется, значит смешно, можно поддержать.

– Да, да глухонемых, я не шучу, – повторил Скорцени, облизав пересохшие губы. Хотелось пить. Но ему было приятно, что он рассмешил Ольбрихта и продолжил рассказ. – Лингвисты из Вермахта подобрали мне всего дюжину людей, в основном бывших моряков, которые могут разговаривать на американском сленге. 30 – 40 человек нашлось, кто может бегло общаться. Человек 150, те кто могут сносно говорить. 200 – это те, кто что-то помнит из школьной программы. Остальные знают только 'да' или 'нет'. Это почти две тысячи солдат. Вот я и говорю, что у меня бригада глухонемых, фальшивых американцев. Она одета непонятно во что, вооружена как попало. Вы представить не можете нашу подготовку. Один американский карабин на троих. Остальное оружие немецкое. Я не говорю про боевую технику. В день наступления я стал счастливым обладателем двух танков 'Шерман'. Вы не ослышались, Франц, – двух танков, один из которых к тому же отказал, едва пройдя несколько километров.

– Вам не позавидуешь, Отто. Но операция 'Дракон' в действии.

– Куда деваться, она под личным контролем фюрера.

– Отто, операция развивается успешно. Усилия вашей бригады нацелены на Бастонь, Динан, Намюр, а не на Мальмеди, как спланировано, где вас ждала бы неудача. Вам не показалось это странным?

– Еще бы! Генштаб не дал мне объяснений. Меня это обескуражило, но я сдержал гнев.

– Отто! Это сделал лично фюрер. У него было видение на счет всей операции 'Стража на Рейне'. Именно по этой причине в последний момент ставка сделана на 5 армию Мантейфеля. Ему переданы основные танковые корпуса СС. Дитрих остался на вспомогательных ролях, прикрывая пятую армию с севера. Так что же вас беспокоит?

– Группы наделали много шума за три дня, дезорганизовали оборону противника. Успех отрядов далеко превзошел мои надежды, но есть и провалы. Кстати, вы слышали новость, – улыбка Скорцени расплылась во все лицо. Шрам – багровый плотный рубец, собрался как червяк. – Американское радио в Кале говорило о раскрытии огромной сети шпионажа и диверсий в тылу союзников – и эта сеть подчинялась полковнику Скорцени, 'похитителю' Муссолини. Американцы даже объявили, что захватили более 250 человек из моей бригады – цифра явно преувеличенная. Я стал популярен. Так вот, меня беспокоит, что американцы на нас устроили тотальную охоту. Есть ли у меня резерв времени, чтобы выполнить свою историческую миссию? Смогут ли продержаться глухонемые Джи-ай под прицелом настырных квадратоголовых америкосов, до того, как мы захватим мосты?

– Вы зря паникуете, друг, – Франц произнес твердым, наставническим голосом. – Конечно, это вас не спасет, – он постучал пальцем по американскому шеврону на куртке Скорцени. – Ваш маскарад виден за полкилометра. Но факторы неожиданности и дерзости сыграют роль. Ваш успех зависит от наступательных действий танковых дивизий. За нами следует 47 танковый корпус генерала Хейнрика фон Лютвица. При паническом бегстве противника легче захватить мосты, обеспечить переправу. Молитесь на него.

Отто Скорцени посуровел, задумался.

– Вот вы говорите, что я мечтаю в полумраке, – продолжал беседу Ольбрихт. – Я не мечтаю, Отто. Я думаю, как вам помочь. И здесь приходит мысль вновь использовать русский батальон, этих сорви голова. Вы поняли меня, Отто? – Франц толкнул локтем в бок соседа, который притих в полудреме.

– Что, русский батальон? ...Бьюсь об заклад, моя бригада достигнет раньше другого берега, чем ваши русские. Мне кажется вы им слишком доверяете, – выпалил Скорцени, не теряя нить разговора.

– Спокойнее, Отто. Русские меня не подводили, – парировал Франц. – Не подведут и в этот раз. Они отвечают за свои слова. Спешу посмотреть на их работу. Уверен, под Нешато есть, что показать фотокорреспондентам. Хорошая русская поговорка гласит: 'Не говори гоп, пока не перепрыгнешь'. Отто, придержите свои бахвальства фюреру. Ему будут приятны ваши подвиги. Вы ходите у Рейхсканцлера в любимчиках. Слышал, что он вам даже запретил идти во вражеские порядки, дабы не позволить себе вас потерять. Это правда?

Лицо Скорцени засияло от гордости. – Франц, это правда. Фюрер дважды просил оставаться в тылу, поберечься от пуль. Но разве это выполнимо? Кстати, вы обласканы экселенцем не хуже чем я.

– Это заметно?

– Очень. В Генштабе говорят, что фельдмаршал Модель боится, что вы разделите с ним славу побед в операции. Думаю, по этой причине он дал согласие на ваш отъезд со мной.

– Мне слава незачем, Отто.

– Так ли это, подполковник? А фотографы, служебный взлет?

– Это видимая сторона. В душе – я тихий парень. Тише едешь, дальше будешь.

– Не смеши меня, брат, – вдруг зарокотал в голове Ольбрихта Клаус. – Говоришь, тихий, а ввязался в мировую драку, сталкиваешь лбами союзников, ставишь генералов по стойке смирно. Это как понимать? Две жены заимел, детей настрогал – все из-за скромности?

– Зачем проснулся, Клаус? – недовольно отозвался Франц. – В твоей помощи и критике не нуждаюсь. И вообще, я думал, что мы уже одно целое. Ты давно не уделял мне внимания. Выскочил, как черт из табакерки. С какого перепуга?

– Засиделся у тебя. Руки чешутся по делу. Я же профессионал. Советуйся больше со мной. Мне скучно, друг.

– Хорошо, придумаю для тебя что-нибудь. Сейчас не мешай. Видишь, Скорцени уставился недоуменно. Бывай, волк одиночка...

– Франц? Вы меня слышите? С вами все в порядке? – Скорцени щелкнул пальцами перед лицом штабиста.

Ольбрихт вздрогнул. Шире открыл глаза. Взгляд затуманенный. Произнес глухо: – Это после контузии. Приступ головной боли. Не обращайте внимания. Говорите. Я прослушал, что вы сказали.

– Я сказал, что вы хорошо вжились в русскую культуру за время войны. Ваши высказывания могут вызвать подозрения у службы безопасности. Не обижайтесь. Я имею польские корни, это чувствую.

Франц молча достал фляжку, сделал глоток. Боль проходила. Он вновь мыслил ясно. Не раздражаясь, бросил Скорцени: – Не преувеличивайте, Отто. Подозрение, скорее, вызовут ваши диверсанты, за незнание столицы штата Кентукки или тому подобное. Допьете? – протянул фляжку. – Скоро приедем. Видите, туман расходится.

– Не вижу препятствий, Франц!

– Гос-сподин подполковник! – вскрикнул Криволапов.

Визжат тормоза. Машина юзит, несется влево. Криволапов бросает педаль тормоза, выворачивает руль, на последнем метре дороги гасит скорость. Оборачивается. Глаза вытаращены, заикается: – С-стреляют-с, господин подполковник!

До немецких офицеров ясно доносилась пулеметная стрельба. Отвечали "шмайсеры". В поле зрения, почти у кювета, вдруг рванули мины среднего калибра. Огромная ель, иссеченная и срезанная осколками, на глазах изумленных пассажиров, вздымая клубы снежной пыли, шумно валится на дорогу. Крики фельдфебеля. Вопли, подмятого мотоэкипажа. Оглушительный выстрел 'Пантеры'. Многократное эхо разнеслось по всему лесу.

– Что это? – рявкнул Скорцени, небрежно передал фляжку. Не дожидаясь ответа, рванул дверь, скатился в кювет....

Приземление было мягким. Тем не менее, Отто почувствовал головокружение. Чтобы сбавиться от дурноты, зачерпнул пригоршнями рыхлый снег, приложил к пылающему лицу, пожевал. Осклабился от удовольствия. Талая вода текла под рубашку, обжигала грудь. – Черт, раскрыли быстро! – заработали мысли. – Надо выводить группу. Иначе не доберешься до Мааса. – Выглянул. Туман заметно поредел. Хмурое декабрьское утро наступило. Дорога забита техникой. Где-то впереди колоны разгорался бой. Отто поднялся, не стряхивая снега, размашисто побежал к бронетранспортеру связи. Тормознул у огромной, густой ели, преграждавшей путь. Под заиндевелыми лапами стонали придавленные мотоциклисты. – Подымайтесь живее! – гаркнул бесцеремонно эсэсовец. – Помоги им! Не стой! – прикрикнул на фельдфебеля, вылезшего из кювета.

Словно Йети: огромный, встревоженный, злобный, с растрепанными волосами и уродливым фиолетовым шрамом, Отто, цепляясь за ветки, царапая руки, перелез через ель.

К Скорцени уже бежали офицер связи и командир группы капитан фон Фолькерсам. Приблизившись к грозному диверсанту, они вытянулись в струну.

– Кто дал команду стрелять? – выдавил, хмурясь Скорцени.

– Господин оберштурмбанфюрер СС, – сбивчиво заговорил капитан фон Фолькерсам. – Мы следовали, ...нас раскрыли. Мы вступили в бой согласно инструкции.

– Черт, каким образом нас опознали? Силы противника?

– Уточняю.... Рота десантников. Может больше.

– Откуда взялась эта рота десантников? – зарычал эсэсовец. – Почему проморгали? Спят, свиньи? ...Кто там? – Скорцени обернулся на шум.

К диверсантам спешно подходил Ольбрихт, одетый, как они в американскую униформу, поверх немецкой. Сзади на малых оборотах двигалась командирская 'Пантера'.

У Скорцени перекосился рот от опеки со стороны Франца. Из груди вырвалось: – Господин подполковник, я не нуждаюсь в вашей помощи. Зачем вы здесь?

– Отто! Прекрати брань! Твои люди невиновные, – заступился за офицеров разведчик, не отреагировав на бестактность любимца фюрера. – Это остатки 506 десантного полка. Американцы прорываются к Бастони. Любое движение в обратную сторону вызывает подозрение.

– Хорошо! Допустим, – согласился раздраженно Скорцени. – Если вы такой умник, Франц, то подскажите выход. Мне нужно сохранить отряд. Я не привык обороняться, я привык нападать первым. Не мой промысел добивать отступающие части.

– Отто! Выводите танки вперед. Немедленно! Пока их не расстреляли из базук в этой лесной глуши. Атакуйте ими. Моя 'Пантера' останется сзади. Перекрестным, корректированным огнем разделаем американцев под орех. Капитан? – Франц обратился к командиру группы. – Американцы атаковали с двух сторон?

– Нет, господин подполковник. Нападение внезапное слева. – Глаза Фон Фолькерсама благодарно светились.

Франц легким кивком ответил на благодарность офицера, перевел взгляд на Скорцени. – Нам повезло, Отто. Американцы вступили в бой без подготовки, наткнувшись на колонну. Всех гренадеров на правую сторону, займите оборону. При поддержке танков подавите десантников. Отдавайте приказ, оберштурмбанфюрер. Время идет...

– Ложись, – вдруг заорал связист. Падая, потянул за собой фон Фолькерсама.

– Где? Что? – шарахнулся от бронетранспортера Скорцени.

Знакомый свист, два хлопка справа в подлеске. Эсэсовец почувствовал будто удар полбу, свалился в кювет. По лицу течет что-то теплое. Ощупывает щеки, нос: над правым глазом пальцы коснулись лоскута дряблого мяса. Отто в ужасе вздрогнул: – Неужели глаз потерян? Хуже этого, ничего случиться не может. Теперь полный Квазимодо, – подумал он. Пальцы ощупывают место под мясом. Облегченный выдох. – Глаз цел.

Офицеры устремились к Скорцени, помогли подняться. Взгляды оторопелые, сочувствующие. Лицо шефа в крови. Правая штанина посечена осколками, пропитана кровью.

– Разойдитесь, дайте осмотреть командира, – ворчливо растолкал всех усатый эскулап с орлиным профилем. Позади топтались молодые санитары с носилками. Медик окинул профессиональным взором лицо главного диверсанта. Нагнулся, осмотрел рассеченное в двух местах осколками правое бедро, подытожил: – Господин оберштурмбанфюрер СС, вам нужно срочно в санчасть. Раны неглубокие, но нужно вытащить осколки, обработать раны, зашить. Нельзя допустить сепсиса.

– Что? К черту, санчасть! – взревел Отто. – Только не сейчас, медикус. Я себя чувствую твердо на ногах. Обработайте в полевых условиях. Это приказ. – Подумав, добавил спокойнее: – От стакана коньяка и порции гуляша я не откажусь. – Подмигнул Ольбрихту. – Франц, вы обещали русскую кухню.

– Обещал, – сдержанно, без эмоций ответил Франц. – До форта пять километров, там обед. До Нешато три. Слева недобитые американцы. Разберитесь вначале с ними, Отто.

Левый здоровый глаз Скорцени недобро загорелся, ожег фон Фолькерсама. – Вы почему еще здесь?

– Так...

– Немедленно выполняйте боевую задачу по отражению атаки американцев. За мной есть кому присмотреть...

Ветки кустарника, обнаженные дыханием осени, покрытые декабрьской коркой измороси, дрогнули. Шуршит игольчатый покров. Уинтерс опустил бинокль. В усталых глазах командира 506 американского десантного полка тревога, даже смятение. Немецкая колонна просматривалась плохо. Впереди в кювете дымился джип разведки, рядом стоял поврежденный бронетранспортер. Немцы, словно растревоженные муравьи, выпрыгивали из тяжелых студебеккеров, рассредоточивались, вступали в бой. За ними, еле различимы в туманной дымке, силуэты танков, похожих на 'Шерманы'. – Будто слоны с вытянутыми хоботами, – подумалось ему. – Эта разведка. Что за ней? Неужели танковая дивизия?

Уинтерс оглянулся на шум. К нему сквозь кустарники пробирался командир роты 'Изи' лейтенант Харигер.

– Это боши! – выдохнул офицер, чуть не сбив командира. Смуглое лицо десантника в испарине, в грязных подтеках. Дыхание шумное. Руки подрагивают. Каска сбилась от быстрого бега по глубокому снегу. – Я сразу смекнул, что фрицы. На джипе 'циркулярная пила Гитлера', а не наш 'браунинг' 50-калибра. Это диверсанты в нашей форме. Первый взвод вступил в бой. Что дальше, Дик? – Чтобы унять заметное волнение, Харигер крепче сжал автомат Томпсона.

Глаза капитана сузились, устремились на подчиненного. На потемневшем, заросшем лице заиграли желваки.

– Ты спрашиваешь, лейтенант, что дальше? – произнес Уинтерс холодно. – Отвечу. Харигер, у тебя сало вместо мозгов. Почему мне не доложил? Почему ввязался в бой, не зная сил противника? Что это: бравада или трусость?

– Сэр, рация не работает. Я подумал...

– Рация не работает? – Уинтерс сделал шаг вперед, схватил лейтенанта за грудки, процедил гневно: – Если не сыграем в ящик, я тебя отправлю чинить старые велосипеды, а не командовать ротой. Понял? – оттолкнул жестко офицера. – Лейтенант, отводи взвод назад. Не дай себя окружить. Кто за пулеметом? Обгадился, что ли? Два рожка выпустил. Экономить патроны!

– Сэр, я командир роты 'Изи'.

– Был командиром роты. Где твои люди? Положил под горой у зеленки? – Уинтерс с горечью сплюнул. – Выполняй приказ!

– Мерфи! – офицер кликнул радиста.

– Я здесь, сэр. – Молодой десантник юрко подскочил к капитану.

– Срочно минометчикам: – 3 залпа, плотность 4 арм., пусть отсекают колонну. Лейтенант Джексон! – капитан перевел взгляд на офицера из первого батальона, сопровождавшего его. – Базутчиков к дороге. Жгите танки, как попрут. Им здесь не развернуться...

Засвистели мины, загоняя немцев в лес. Шумно, угрожающе, словно лавина, сорвавшаяся с гор, рухнула вековая ель. Ответный выстрел «Пантеры» внес сумятицу в умы американских солдат. Далекий взрыв многократным эхом оповестил Нешато о новом сражении.