Текст книги "Чужой для всех. Книга 3 (СИ)"

Автор книги: Rein Oberst

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Девушки быстро выходили из помещения. Они боялись попасть под злую руку лейтенанта. Они знали ее неуравновешенный характер. На вид 'тихоня', но если разойдется – берегись.

– Сержант Питерсон. Задержитесь.

Смуглолицая южанка, с красивой фигурой, на которой военная форма сидела как от кутюрье, спокойно подошла к столу начальницы. – Слушаю вас, лейтенант.

– Делаю вам замечание, сержант. Вы распускайте язык, когда вас не просят, особенно в присутствии подчинённых.

– Есть, замечание, лейтенант.

Джессика не принимала всерьез упреки старшего секретаря. У нее были высокие покровители в штабе. Кроме того, она знала причины нервозности Кей и не боялась наказаний. О связи генерала Эйзенхауэра с лейтенантом Кей Семмерсби Морган в штабе знали практически все.

– И еще, запомни, – ледяной холод синих ирландских глаз обжег американку. – Я ирландка, а не англичанка. Тебе это ясно, сержант? Мы разные. Запомнила?

– Да, мэм! Запомнила.

– Тогда, иди! Не болтай больше лишнего. Я сама разберусь со своими проблемами...

Когда опустела приемная, Кей подошла к зеркалу и критически взглянула на себя. Скривилась. – Возможно, Стронг, прав, – подумала она. – Надо больше отдыхать. Выгляжу неважно. Но, когда? Три года войны не перечеркнешь. В глазах нет радостного блеска. Первые морщинки. Кожа сухая. Исхудавшее тонкое лицо. .... – Девушка тяжело вздохнула. Мельком поправила темно-каштановые волосы. – И все же, я нравлюсь Айку и такой.... Конечно, Джессика, ярче, красивее. У нее смуглая, атласная кожа. У нее настоящая грудь. А у меня...? Но он выбрал меня, а не Джессику. Он меня любит.... Но почему Стронг занервничал...? Пока промолчу. Дальше – посмотрим.

Кей обвела яркой, красной помадой приоткрытые, выпуклые губы, сомкнула их, выровняв краску. Открыв маленький флакончик, дотронулась духами до розовых мочек. Коснулась тонкой шеи....

Еле уловимый, утонченный запах окружил стройную фигурку Кей и проследовал за ней в кабинет Главнокомандующего.

– Айк, мы едем? – спросила неуверенно девушка, заглянув к генералу.

– Мы?! Куда? – Эйзенхауэр ответил вопросом на вопрос, не поднимая головы. – Заходи. – Он убирал рабочий стол. Он любил, уходя из кабинета, оставлять за собой порядок. Все должно лежать на своем месте. Карандаши, ручки – в стаканчиках прибора. Газеты – в стопке. Документы – в сейфе. Генерал, мимолетно, взгляну на Кей. Глаза потеплели.

– Ты, это хочешь? – спросил он.

Кей молчала. Главнокомандующий деловито закрыл несгораемый сейф и вновь посмотрел на девушку. Расплылся в шутливой улыбке. Ему понравилось смущение Кей.

– Секретарей я отпустила. Я свободна, Айк, – произнесла несмело девушка. Был напряжённый день. Ты устал, Айк. Я сделаю тебе массаж...

Генерал вскинул удивленно брови, расплылся в улыбке. Оставил в покое шинель. Размашистой, уверенной походкой подошел к Кей. Навис над девушкой. Она стояла не шелохнувшись. Только зрачки расширились, купаясь в радостном блеске серых насмешливых глаз.

–....Крупное, приятное лицо.... И эти большие, сильные руки.... Они рядом, они совсем рядом. Кей узнала запах дорогого табака. Она сжалась и чуть подалась вперед, прикрыв глаза. Губы – маки дрогнули, в томлении раскрылись. Сейчас генерал ее поцелует. Он делал так всегда, когда подходил близко.... Но девушка почувствовала лишь прикосновение волнующих губ до мочки уха....

– Иди к машине. Я скоро подойду...

В Сен-Жерменском особняке, близко к полуночи, одиноко горит свет. Он приглушен и со стороны дворцовой площади Версаля, малозаметен. Блеклый огонек, вскоре, совсем пропадает из виду. Садится безмерно густой туман. Темень непроглядная. Стыло. Пробирает до костей. Редкий парижанин хотел бы оказаться в эту пору на улице.

В малой гостиной дворца не замечают резко изменившейся погоды. Генерал Эйзенхауэр отдыхает. Бархатный голос Фрэнка Синатры, льющийся из военного граммофона, цепляет Айка. Уставший от военных тревог, захмелевший от виски, он требуют продолжения удивительного вечера с Кей. Доверительно-ласкающий взгляд притягивает генерала. Яркие, волнующие губы, податливое хрупкое тело будоражат воображение. Оно объёмно, красочно. По эмоциональному всплеску сравнимо с дьявольским азартом, охватывающим его, перед большим наступлением. Изящные, тонкие пальцы Кей лежат в тяжелой ладони Айка. Они танцуют и ведут беседу.

– У Фрэнка прекрасный голос. Душевный тембр. Необычная манера исполнения,– замечает генерал. – У певца завидное будущее. Он завоюет не одну музыкальную премию. – Рука сползает к талии.

Кей не замечает движение руки Айка. Ее охватывает волнение от нового поворота в разговоре. – А у нас, Айк, есть будущее?

– Будущее есть у каждого, крошка. Ты со мной. Тебе нечего волноваться. Научись ждать и все будет хорошо.

По интонации Кей поняла, что это не признание Айка, но новый шаг в отношениях. Она не хотела упускать этого момента: – Айк, давай сходим после войны на концерт молодого крунера. Нам будет приятно послушать живое пение Фрэнка. Оно напомнит нам о сегодняшнем вечере.

– Обязательно сходим, дорогая. Но это будет нескоро, – перешел на шепот Айк, целуя волосы. Главное, ты жди.

– Я буду ждать, Айк, – также зашептала Кей, подавшись настроению. Мы будем вдвоем. Ты и я. Я и ты. Хорошо, любимый?

– Но это будет нескоро. Возможно...? Возможно....? Айк по-медвежьи притянул Кей за талию, и ошалело впивается в алые манящие губы. Еще несколько вожделенных поцелуев... в глаза, пунцовые маленькие ушки...

Упоенный взгляд останавливается на изящной линии шеи...

– Подожди, Айк. Не спеши,– запротестовала Кей, пытаясь оторваться от настойчивых хмельных уст. – Мне надо выйти на минуту. Я быстро.

–Кей, не останавливай меня. Я прошу...

– Так надо, любимый. Ну....! – Секретарь выскользнула из душных объятий. – Я

недолго. Тебе понравиться. Я накину розовый пеньюар.

– Пеньюар? Какой пеньюар? – Взгляд затуманен. Дыхание тяжелое. Мыслительная амплитуда близка к нулю.... Генерал морщит лоб, что-то вспоминает. Пальцы разжимаются.... Внутренний протест..., желание..., иссякают. – Да, пеньюар, розовый. Мой подарок.... Хорошо, иди, – разочарован он. – Вдогонку крикнул: – В шкафчике возьми новый кусок лавандового мыла....

– Женщины, женщины! Все вы одинаковы,– сокрушенно ворчит генерал, когда остается один. – Вторая Мейми. Одни условности. Они должны выглядеть свежими и обворожительными.

Крепкий шотландский виски уже в бокале. Немного 'содовой', лед. Пошло ..... Горькая усмешка: – А как же мы? Наши желания? Не в счет? Надо же, в пеньюаре! Мне сейчас ты нужна, сию минуту. Вот здесь...! Под картиной Рубенса....! Одни условности. Да, одни условности. – Генерал тоскливо бросил виноградину в рот...

– Ну, где она? Говорила минуту..., что за женщина? ...А-а! – с досадой махнул рукой, удалился в спальню...

Кей залетела в комнату, словно весенняя бабочка: свежая, веселая, прозрачная. Узнаваема каждая линия, каждый изгиб. Выглядит притягательной и загадочной, но .... с глупой улыбкой. – Айк, я готова. Я тебе нравлюсь в пеньюаре? – Девушка остановилась возле деревянной кровати размерами с маленькую танцплощадку.

Айк курил в постели, лежа высоко на подушке. Лицо сосредоточено. Глазом не повел.

– Обиделся. Не дождался меня.

– Нет. Все нормально.

– Я вижу, что обиделся. – Прозрачный халатик, тончайшая рубашка скользят по стройным ногам. Как ласка юркнула под одеяло. Прижалась.

– Айк!

– Слушаю тебя, дорогая.

– Айк, я согласна.

–Что значит, ты согласна?– генерал сделал затяжку и выпустил дым колечком.

Кей положила руку на его выпуклую грудь, пробежалась коготками. – Я согласна стать твоей женой. Мы можем по-же-нить-ся.

Глаза генерала вспыхнули, не разгоревшись, погасли. – Подожди. – Он приподнялся, с ожесточением придавил в пепельнице окурок. Задержал взгляд на будильнике. Стрелка упорно подходила к часу ночи. Перевернулся к Кей.

– Я не хочу причинять боль. Но ты знаешь, что я думаю, по этому вопросу. Ты знаешь мой ответ, Кей. У меня есть Мейми. У меня есть Джон, У нас был Алекс. Ему исполнилось бы в этом году 27 лет. Он почти твой ровесник. Я люблю тебя, Кей. Страстно люблю. Но я люблю и их. Я не могу переступить через семью.....

– Я тебя расстроила вопросом? Извини, Айк. Сегодня не мой день. Я подумала...

– Не в этом дело. Мы должны были когда-нибудь поговорить на эту тему. Мне нельзя по другому. Я пытался. Но по-другому не выходит. Я только заикнулся в генштабе, как меня забросали тухлыми яйцами. Генерал Маршалл сурово дал мне понять, что в случае процесса, он натравит на меня всех военных собак, но не позволит совершиться разводу. Я Главнокомандующий экспедиционными силами в Европе. И это что-то значит! На мне лежит ответственность за судьбы сотен тысяч людей. Идет война. Пойми это! Сенат и президент сочтут мой развод крайне неуместным в этой ситуации.

Ультрамариновые глаза Кей стали набухать слезами. Она всхлипнула. – Ты это произнес, как по шпаргалке. Значит, думал о нас. На том спасибо. Я понимаю, Айк. – Слезы скатывались на подушку. – У тебя жена, сын, американские солдаты. Ты всем нужен. За всех в ответе. А кто я? Твой личный секретарь. За кого я в ответе? Только за себя и свою любовь. Я одна, Айк, совсем одна. Был Томас, но его не стало. Я не обижаюсь, Айк. Прости и ты меня. Просто я подумала...,.– у Кей задрожали губы. Она готова была разреветься, но сдержалась. – В общем, я хотела родить тебе много красивых детей. Это помогло бы легче переносить боль об утраченном Алексе.

– Кей, не говори лишнего! – сорвался генерал. – Не трогай Алекса. Хорошо? Мне и так кажется, что это я повинен в его болезни и смерти. Не береди мою рану. Давай не будем больше касаться этой темы. Главное ты не плачь.

– Я уже не плачу.

– Умница. – Айк убрал с ее глаз застывшие слезинки.

Девушка благодарно прижалась к руке, пахнущей все тем же дорогими табаком, она так и не запомнила его названия.

– Поверь, дорогая, – Айк обнял Кей. – Я страдаю не меньше тебя, что не могу быть всегда с тобой. Но так надо. Такова жизнь Главнокомандующего. Я не принадлежу себе. Я принадлежу Штатам. Это не бравада, Кей. Это мои реалии. – В голосе слышалась тревога.

– Хорошо! Как скажете, господин генерал армии. Тема закрыта.

Айк скривился. – Еще по стойке 'смирно' встань. Не ерничай. Мы знакомы более двух лет.

– У тебя неприятности, Айк?

– Почему ты это спрашиваешь?

– Чувствую по голосу, по настроению.

–Не знаю. Предчувствие плохое. Сегодня заходил генерал Стронг с докладом. Просмотрели все наши позиции. Готовим наступление. А предчувствие плохое.

– Айк, ты доверяешь Стронгу?

– Почему ты поставила так вопрос? – Эйзенхауэр насторожился, приподнялся с подушки.

– Почему...? Да потому, что он напыщенный гусь. Его машинистки так называют.

– Его не надо любить. Он требовательный и знающий дело, генерал. У тебя с ним произошёл конфликт?

– Нет, нормально. Просто спросила.– Кей на секунду отвернулась, сглотнула обидный комок, подкативший к горлу. В ирландской свободолюбивой душе кипела обида на Айка и гнев на упыря Стронга. Но она сумела подавить вырывавшиеся эмоции. Идет война. Надо держаться. – Что-то душно. Открой, пожалуйста, балкон.

– Хорошо. Ты в порядке?

– Да, милый, не беспокойся. Со мной все хорошо. Я прежняя Кей.

–Замечательно.

Щелкнули шпингалеты. Сырой декабрьский воздух ворвался в спальню.

– Рано туманы пошли, – подумал генерал. – До Рождества продержатся. Надо поговорить с Теддором , пусть готовит самолетный парк. Самое время.... Однако, зябко...

– Будем спасть! – генерал ныряет в постель.

– Спасть? Нет, милый генерал. Не спать! – игриво улыбается Кей, стянув с него одеяло. Свежий воздух взбодрил ее, отодвинул вглубь душевные переживания. – Я обещала сделать тебе массаж. Переворачивайся на живот.

Кей вскакивает на Айка, как лихая амазонка, сжимает бедрами.

– Сегодня ты в моей власти, а не во власти войны. Думаю, это гораздо приятнее, чем общаться с Монтгомери. Кто знает, удастся ли еще вот так свободно быть в роли неформальной жены генерала Эйзенхауэра?

Она грациозно выгибает спину и обжигает Айка налитыми прохладными сосками...

.....Раздавался тревожный длительный звонок. Кто-то незамедлительно требовал Главнокомандующего. Настырное дребезжание повторилось. Когда телефон зазвонил в третий раз, в белоснежной спальне Людовика 14 подняли трубку.

– Генерал Эйзенхауэр, слушаю. Что...? Когда...? Немедленно машину в Версаль...!

ГЛАВА 2

3 декабря 1944 года. Бад Наухайм. Земля Гессен. Германия.

Штаб Западного фронта. Совещание Гитлера.

Сечет колючий декабрьский дождь. Дворники вездехода исступленно сбивают ледяные струи. Второй час, попав в непогоду, машина с номерами генштаба сухопутных сил пробивается на юго-запад в сторону Бад Наухайма.

Рядом с водителем Хорьха – старший лейтенант Вермахта. Воротник приподнят, фуражка заломана. Взгляд жесткий, сосредоточенный. Из-за высокого роста он ссутулился, прижался к холодной двери. В руках офицера карта дорог земли Гессен.

Приземистый унтер-фельдфебель с залихватским чубом уверенно крутит баранку. Время от времени искоса поглядывает на офицера. Заговорить боится. Ганс Клебер – новый адъютант не любит беззаботной болтовни.

– Дорога утомительная, напряженная, а словом перебросится не с кем, – вздыхает Криволапов, размышляя в пути. – Командир на заднем сидении беседует с генералом. А этот, – Степан вновь скосил взгляд на адъютанта, – немецкий глист, как сыч сидит. Хоть бы слово сказал, подбодрил. Тычет носом в карту, словно дятел. Он ему сразу не понравился. Долговязый, суровый. Почти не говорит. Тоска. Ну и погодка, ешкин кот. – Степан ладонью провел по запотевшему стеклу. – Когда дождь закончится? В Тамбове, наверное, настоящая зима. Снег лежит. Сугробы. Красота.... Бежит время, как эта дорога. Скоро Новый год. Четвертый год войны. Страшно подумать, наступает 45....– Степан зевнул. Слипаются глаза. Мысли плывут беспорядочно. -...Сколько лиха хлебнул, а живой... Тройка русская с бубенцами. Обязательно прокачу Николет.... Как она там, зазноба моя? Говорили, американцы в Ницце хозяйничают. Ни письма написать, ни ответа получить. Мы еще скинем их в Адриатику. Адриатика? Вот подумал, что это такое? .... Какая девушка! Какая грудь – сдобные булочки. Француженка, а по отцу русская. Я сразу разгадал нашу кровь. А как целуется? – Криволапов на секунду прикрыл глаза, рот растянулся. Тут же получил толчок в бок.

– Не спать, сержант, не спать.

– Не нравится новый адъютант, ох, не нравится. – Заиграли желваки на скулах. Пальцы впиваются в баранку. Нога притапливает газ. – Бля... поворот! – Глаза по яблоку. Визжат тормоза....Занос... Машина как волчок закрутилась на трассе.

– Тормоза отпускай. Тормоза! Влево выворачивай! Влево, говнюк!

– Что? – бас Михаила, словно из Иерихоновых труб, разнесся над головой водителя. Степан оцепенел. Сердце не бьется. Руки и ноги не повинуются. Вездеход несется в сторону глубокого кювета.

Клебер мгновенно оценил ситуацию. Бросился на Степана, перехватил руль. На последнем витке машина замирает перед рвом...

Сзади не поняли, что произошло. Секундная тишина. Замешательство.

– Вон из машины. Отдышись. Во-ди-тель! – цыкнул Михаил, хладнокровно вытолкнув Степана наружу. Вышел за ним. – Прогуляйся до кустов, унтер-фельдфебель, полезно.

Вздыбился броневик охраны. – Что случилась, господин обер-лейтенант? Помощь нужна? – Кричит на бегу молоденький лейтенант. Глаза напуганы.

Клебер нервно щелкает зажигалкой. Пальцы подрагивают. Косой хлесткий дождь сбивает пламя. Закурить не удается. Посмотрел на офицера. – Все нормально, лейтенант. Возвращайтесь назад. Остановка на пять минут. Сейчас поедем.

– Есть,– четко ответил офицер, убежал.

– Клебер, что за цирк вы устроили с водителем? Что случилось? – Раздраженно подал голос Ольбрихт. Помощник фюрера без фуражки вылез из Хорьха. Ледяные капли плетью секут упитанное, чистое лицо, стекают за воротник. Офицер морщится. Уродливый шрам побагровел.

– Занесло, господин подполковник. Степан задумался. -Миша без сожаления выбросил сигарету.

– Я не об этом. Сержант свое получит. Вы кричали на русском языке. Генерал за пистолет схватился.

– Вот вы о чем? – Лицо Михаила потемнело. Он глянул на быстро удаляющегося офицера охраны. Выше приподнял ворот шинели. – Мой прокол. Не буду отпираться. Но я к вам не напрашивался в адъютанты. Это распоряжение центра. Мне поручено знать события от первого лица.

– Ваша несдержанность может дорого обойтись, стоить вам жизни.

– Поехали, господин подполковник. Вон, Криволапов, ползет, наверное, обгадился. – Миша усмехнулся, представив картинку. – Дождь заливает. Вымокнем, Франц. Генералу придумайте сами, что сказать.

– Черт знает, что твориться, – Ольбрихт сплюнул. – Поехали! – Хлопнул дверью.

Заскочил мокрый Криволапов. На лице глуповатая улыбка, глаза хлопают. – Виноват господин подполковник, больше не повторится.

– В карцер сядешь за такие шутки в следующий раз. Заводи.

– Я не знаю, как получилось. Задумался. Проскочил поворот, – Степан испуганно бросал взгляды то на Ольбрихта, то на Клебера. – Машина пошла крутиться. Дорога скользкая.

– Скользкая дорога? – В голосе зазвучал металл.– Так следи за дорогой лучше. Не хватало нам валяться в кювете. Заводи машину, я сказал. Чего ты ждешь? На совещание опоздаем.

– Зазнался русский танкист, – снисходительно вступил в разговор Вейдлинг, придя в себя. – Отдай мне его Франц. Мне танковые ассы нужны. Он же прирожденный танкист: невысокий, юркий, жилистый.– Водителя другого подберешь.

Франц вытер платком мокрое лицо. Уселся лучше. – Привык я к нему, господин генерал. Почти как родные. С 41 года знаю. А что накричал, так это за дело. Он не обижается, когда наказываю за дело. – Франц взглянул на бритый затылок Степана. Глаза потеплели. – Замены ему нет. Сержант проверен во всех отношениях. На него можно положиться. Не подведет, живота не пожалеет за меня. Я его один раз от смерти спас, а он много раз. Это мой Санчо Пансо. Оставьте эту мысль, дядя Гельмут.

– Хорошо, хорошо, – Вейдлинг похлопал Франца по руке, – согласен, не обижайся – А твой адъютант, что тоже русский?

– Нет, он немец, – соврал Франц. Щеки офицера покрылись легким румянцем. – А, что такое, дядя Гельмут?

– Больно прыток. По-русски бегло говорит. Странный офицер. – Вейдлинг внимательно глянул на Ольбрихта. – Ты ему доверяешь?

Франц не отвел глаза. Нахлынувшее волнение улетучилось. – Ганс Клебер находка для меня. Фронтовик, сапер, имеет ранение. Прекрасно знает русский язык. Он с родителями долгое время жил в Советах. Русского водителя проучил русским матом. Для убедительности.

– Мда, – недоверчиво промычал генерал. – Тебе с ним работать. Я больше не вмешиваюсь. Лишь бы на пользу нации.

– Через него мне легче общаться с русским десантным. Скоро операция, дядя Гельмут. Подготовка идет полным ходом. Нам Бастонь нужно брать, во что бы то ни стало. Без этого города не взять нам мосты через Маас. Клебер занимается их подготовкой. В голове Франца что-то щелкнуло. Он потер висок: – Спасибо, Клаус.

– Жесткая будет рубка с американцами 101 воздушно-десантной дивизии. Только русские смогут выполнить эту задачу.

– Понятно. Дальше не продолжай. – Вейдлинг скривился. – Печень, что-то расшалилась. Устал.

– Осторожнее с коньяком, дядя Гельмут, подорвете здоровье.

– Завязал. Подготовка к наступлению требует ясной головы.

– Успеваете? Бригады укомплектованы?

– По личному составу комплект. По бронетехнике – на 85 %. Не дополучили тяжелые 'Тигры'. Но Гудериан обещал до конца месяца все поставить. Средними танками Pz-1V с длиной ствола 50 калибров бригады укомплектованы полностью. Вся техника поступила с заводов, выкрашена в белый цвет. Сейчас идет боевое слаживание частей и подразделений. Ждем условного сигнала.

– Времени у вас не так много. Будьте готовы выступить через две-три недели.

– Что-то поменялось?

– Да. Операция начнется на три дня раньше с приходом первых туманов. Три дня дополнительные без американской авиации многое значат для наступления. Сегодня в закрытой части совещания фюрер объявит дату. Операция держится в глубочайшем секрете. Тем не менее, я убедил фюрера довести план заранее до командиров дивизий, включительно. Они должны успеть подготовиться. Генерал Хассо фон Мантойфель вовремя подсуетился. Был недавно с фельдмаршалом Моделем на приеме. Легко убедил фюрера перенести время операции с 8 на 5 утра. Я согласился с ним. Фюрер принял предложение без дебатов. Вашей армии, дядя Гельмут, отводится исключительная роль. Рождество вы должны встретить за мостами реки Маас. Готовьте шампанское и звездочку на погоны.

– Быстрее бы. Нервы ни к черту, струны – глядишь лопнут. Еще печень подводит. – Вейдлинг приложил руку к животу. – Мантойфель, смотрю, новый фаворит у Гитлера.

– Нет не фаворит. После летнего покушения Гитлер с опаской смотрит на всех генералов Вермахта. Но к нему проникся доверием. Ему ближе по духу генерал-полковник войск СС Зепп Дитрих. В 6 танковую армию стянуты СС-ие танковые дивизии. Хотя, история показывает, что они воюют хуже Вермахта. Фюрер сегодня перекроит всю расстановку сил. План здесь,– Франц постучал по голове пальцем, – и в этом портфеле. – Он любовно погладил шероховатую черную кожу.

– Это все он помог?

– Да. Без капитана спецназа Клауса Виттмана, его знаний, новую историю не написать. – Разведчик почувствовал, как волна благодарности из правого полушария хлынула к сердцу. От удовольствия расслабился, улыбнулся.

– Посмотрим, как переварят твою кашу американцы, – подвел итог Вейдлинг. – Дай бог, чтобы подавились. Что, Отто Скорцени, готов? – генерал уклонился от дальнейшего разговора по вопросам стратегии операции. Не место.

– А – а, – усмехнулся Франц, открыв глаза. – Чувствую, мало будет толку. Моя помощь мизерная. Остро не хватает американских танков. Камуфляжные танки патруль раскусит быстро. Но кое-что посоветовал. Основное – избегать встреч с патрулем. Если он малочисленный – ликвидировать. Пробиваться вглубь, обходя блок посты. Всем диверсантам знать наизусть название штатов и их столиц. Уточнить лучшие команды по баскетболу и регби. В общем, всякую чушь надо знать во время проверки. А что стукнет в голову рядовому из Луизианы, разве узнаешь? Это сводит на нет подготовку. Но шуму будет много.

– Ладно, оставим эту тему. Помолчим. – Генерал отвернулся. Откинул голову на маленькую подушечку. Дождь слабел. Впереди набегали светлые облачка. – Мы не опаздываем, Франц?

– Клебер, вы следите за дорогой?

– Так точно, господин подполковник. Идем по графику. Через пятьдесят километров Бад Наухайм. На выезде от КПП нас встретит патрульная машина и сопроводит до штаба. К 17 мы будем на месте. До совещания у вас останется один час.

– Хорошо, Клебер. Продолжайте в том же духе. Оставьте только в покое русский жаргон. Многим это может показаться странным...

– Я думаю не более чем появление наших танков в Париже? – Михаил засмеялся.

– Это будет катастрофой для Эйзенхауэра, – засмеялся и Ольбрихт.

– Мы же этого и добиваемся, господин подполковник.

– Я ценю ваш тонкий юмор, Клебер. Но пока нам не до шуток. Вы сами прекрасно это понимаете.

– Да, пока не до шуток. – Миша отвернулся. Брошенный на дорогу взгляд был жестким и решительным....

Темно-серый 'Хорьх', как по расписанию, подкатил к КПП штаба Западного фронта. Дальше требовалось идти пешком. Степан, чувствуя за собой вину, ласточкой вылетел из машины. Шефу открыл дверь с должным подобострастием. Взгляд робкий, лилейный.

Франц оперся об руку Криволапова. Сощурился. Лучи заходящего солнца били в глаза. Погода прояснилась. В Бад Науйхайме дождя не было. – Степан, ты не в обиде на меня? – спросил офицер сержанта.

– Какая обида, господин подполковник? Все по делу.

– Молодец, что самокритичен. В другой раз будь внимательнее на дороге. Ты отвечаешь за наши жизни. А они нынче в очень большой цене. Понял?

– Так точно, понял, господин подполковник. Ваша бесценная жизнь будет находиться под моей надежной охраной. – Глаза Степан озорно засверкали.

– Ну-ну, буду надеяться.

– Разрешите, господин генерал? – суетился Криволапов, помогая вылезти из машины Вейдлингу. У того затекли ноги. Выглядел командарм разбитым и больным.

Одновременно с Криволаповым ступил на брусчатку адъютант Ганс Клебер. Он усмехнулся, глядя на ретивость водителя, подумал: – Покрутись, покрутись, холуйская морда. Придет и твой черед держать ответ перед Родиной. – Но Михаила в меньшей степени беспокоил танкист-предатель. Были дела важнее. Разведчик оглянулся. На автостоянке большое скопление лимузинов. Множественная охрана СС патрулировала по периметру штаба. Возле контрольного пункта стоял в боевой готовности тяжелый бронеавтомобиль 'Пума'. – Важное логово, – промелькнула мысль.– Вот бы взорвать к чертовой матери этот гадючник. И войне конец. – Миша взбодрился от навеянных чувств.

– Клебер, не вижу причины для улыбок, идите сюда, – позвал Михаила Ольбрихт фамильярно. – Вам задание. Мы ночуем здесь. Поэтому, распорядитесь насчет гостиницы. Она недалеко, за углом штаба. Кроме того, проконтролируйте ужин и размещение охраны. Там перекусите сами.

– Я хотел...

– Нет, вы мне больше не понадобитесь. Пропуск для вас не заказан.

Миша застыл в недоумении. Сдвинул брови, насупился. – Я думал.... —

– Нет, господин обер-лейтенант. Вам нечего тереться в штабе. Здесь недолюбливают фронтовиков. Кроме того, сегодня тотальная проверка службой безопасности. Я решил не подвергать вас лишним расспросам о месте контузии и вашем послужном списке. Отдыхайте, Клебер. Отдыхайте, – настойчиво добавил помощник фюрера. – Дополнительные указание вы получите завтра.

– Слушаюсь, господин подполковник, – козырнул Михаил, с досадой направился к бронетранспортеру охраны...

Ольбрихт и генерал Вейдлинг, пройдя контрольную проверку, сдав оружие в приемной, вскоре оказались на втором этаж в фойе конференц-залы. Их удивила восторженная атмосфера, царящая в среде генералитета. Взволнованные лица командиров дивизий, уверенная жестикуляция ветеранов с крестами и нашивками ранений, подобранная охрана СС на каждом углу и у каждой двери – все говорило о важности и торжественности прошедшей политической встречи с нацистским вождем. Военные с жаром обсуждали речь фюрера, готовились к наступлению.

– Господин Ольбрихт! Одну минуту, – кто-то окликнул Франца. Он оглянулся. К ним спешил с застывшей неестественной улыбкой бригадефюрер СС Шелленберг. Несмотря на устрашающую форму СС, он не был похож на матерого ворона политической разведки рейха. Генерал выглядел тщедушным клерком средней руки. Впалая грудь кричала о его физической неразвитости. – Рад видеть вас, господин Ольбрихт, – Шелленберг лодочкой подал руку. Дряблое, неискреннее пожатие.

–...Заметь, Франц, этот человек руководит военной разведкой Третьего рейха, а ведет себя суетливо, как школяр. Смотри, какие масляные, бегающие глазки. Он заискивает перед тобой.

– Это игра, Клаус. Поговаривают, он хитрый лис.

– Не похоже. Но будь бдительным. Не говори лишнего. Он не знает о твоих возможностях. Только догадывается. Долго искал с тобой встречи, наконец появился повод.

– Учту, спасибо. Если что, помогай.

– Справишься сам. Шелленберг, как разведчик, недалекого ума. Выдвиженец и карьерист. Не более того. Хотя подмял под себя не только внешнюю разведку, но и основную часть Абвера. Ему явно фартило по службе...

– Вам, генерал, мое почтение, – Шелленберг пожал руку генералу Вейдлингу с небольшим наклоном головы. – Окажите любезность, генерал-лейтенант. Мне необходимо поговорить с подполковником Ольбрихтом наедине. Вы не против этого? Вас, кажется, искал Гудериан. Он в зале с генерал-фельдмаршалом Моделем. Пройдите к нему.

– Спасибо, бригадефюрер. Франц, где мы встретимся?

– Вы меня не ждите. После совещания я вас сам найду.

Когда Вейдлинг удалился, маска любезности слетела с Шеллленберга. Главный разведчик рейха повел бесцеремонный разговор. – Я буду говорить прямо и кратко, подполковник. Времени у нас мало.

– Слушаю вас, бригадефюрер СС. Чем я мог заинтересовать такое серьезное ведомство?

– Вы везунчик, подполковник.

– Объяснитесь точнее, господин бригадефюрер. – Глаза Франца стали темнеть, шрам зарделся. Он как барс сжался, приготовился к прыжку.

– Не умничайте, Ольбрихт. Вы отлично понимаете, о чем я говорю.

– И все же, мне интересно знать из ваших уст причины такого внимания к моей скромной персоне.

– У меня к вам, подполковник, много вопросов, а ответов вразумительных нет, – скривив пухлые губы, выдавил Шелленберг. – Первый. Как вам удалось живым выбраться из глубокого тыла русских этой весной? Ценой ли только гибели тридцати разведчиков танкового взвода? Не чудо ли это, подполковник?

– Это все?

– Нет, не все. При помощи, каких странных обстоятельств, вы остались в живых во время английского покушения? Это вторая тайна, подполковник.

– Что вы еще хотите от меня узнать? – процедил Ольбрихт. Франца раздражала бестактное поведение блеклого начальника 6 отдела РСХА. Их разговор принимал форму допроса.

– Вы стали приближенным к фюреру за одну встречу до такой степени, – чуть повысил голос Шелленберг, – что гестапо бессильно проверить вас на предмет лояльности к рейху? Это вообще загадка для нас?

– Бригадефюрер, я полагаю, что ваше ведомство работает не так грубо как ее шеф. Вы идете напролом как Дортмундский носорог.

– Ну, что вы, дружище Ольбрихт. – Эти вопросы на слуху в каждом почтенном военном ведомстве, не говоря о 4 отделе Мюллера. Костоломы из четвертого этажа на Принц-Альбрехтштрассе спят и видят вас в своих подземных казематах. Однако на их действия в отношении вас наложено вето 'не трогать'. И знаете, кто его наложил? Лично Гиммлер, по указанию фюрера. Вы, можно сказать, национальный герой. Иначе вами бы давно занялось ведомство Мюллера. Неугомонный баварец ведет постоянный поиск и обезвреживание 'врагов рейха'.

– А вы интеллигент и вам это претит?

– Да, мои руки чисты при любой проверке. Мы расходимся с Мюллером в методах и формах работы с заинтересованными субъектами. Ваше дело не лежит поэтому у него на столе.

– Я учту вашу любезность, бригадефюрер. Что вы хотите от меня конкретно?

– Совсем немного. Я хочу предложить вам сотрудничество с нами. В связи с этим, предлагаю встречу в тихой, непринужденной, заметьте, непринужденной обстановке на ваших условиях. Я хочу подружиться с вами, подполковник.

– Вы хотите купить дружбу некоторым умалчиванием, как вам кажется, подозрительных фактов из моей биографии? Я правильно вас понял, бригадефюрер?

– Вы догадливы, Ольбрихт. Но не только это. Вы мне интересны как незаурядная личность. Только незаурядная личность может так высоко взлететь по службе, не обжег крыльев.