Текст книги "Прах и безмолвие"

Автор книги: Реджинальд Хилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

– С вами все в порядке? Я думал… – начал он.

– Да, со мной все в порядке. – Она выглянула в коридор и, увидев вдоль него с любопытством высунувшихся из дверей соседок, напоминавших ряд кариатид, пригласила:

– Заходите, сами увидите, если вас это так интересует.

Это предложение удивило Уилда, но он все понял, когда вошел в комнату и услышал мужской голос:

– Пам, что случилось?

Это был Эллисон Марвуд, который пытался поспешно натянуть на себя брюки, что нелегко сделать спросонья, Пам Уотерсон, по всей видимости, выбрала из двух зол меньшее, пригласив их войти, чтобы не подвергать Марвуда риску предстать перед любопытствующими взглядами медперсонала.

– Извините. Все в порядке. Я думал…

«Не то Паско делает, не то, что надо», – подумал Уилд, который знал, как важно в нужный момент напустить на себя официальный вид.

– У нас есть основания подозревать, – перебил он Паско, что одна женщина, пока неизвестная нам, находится сейчас в смертельной опасности, и мы хотели удостовериться, что это не миссис Уотерсон.

Эта казенная фраза на минуту разрядила обстановку, ибо понадобилось время, чтобы понять ее смысл.

– Смертельная опасность, что, исходит от меня? – возмутился Марвуд.

– Не говори глупостей, – одернула его миссис Уотерсон. – Вы хотите сказать, что она собирается покончить с собой, да?

– Да. Извините меня, пожалуйста, – с трудом проговорил Паско, все еще ошеломленный.

– Вы не писали никаких писем в полицию, миссис Уотерсон? – спросил Уилд, по-прежнему сохраняя официальный тон.

– Нет, не писала.

– Послушайте, это хамство! – вмешался Марвуд, возмущение которого росло по мере того, как он натягивал на себя одежду. – Вы что хотите сказать? Какое право вы имеете врываться сюда и говорить Пам, что она психопатка или что-то в этом роде?!

– Успокойся, Эллисон, – сказала она. – Они не врывались. И еще совсем недавно я действительно думала о… в общем, неважно, о чем я раньше думала. Но писем я не писала. И поверьте, у меня все будет в порядке. Пока Грег был жив, он чуть не разбил, мою жизнь. Но я обещаю вам, что теперь, когда он мертв, это не случится.

Она закурила сигарету и сделала глубокую затяжку.

– Ты же сказала, что бросила, – упрекнул ее Марвуд.

– Нет, это ты сказал, – резко возразила Пам Уотерсон. – А это не так, я не бросила и не собираюсь бросать.

Надо было уходить, не дожидаясь, пока эта маленькая стычка перерастет в войну или разрешится мирным путем в постели.

– Пойдемте, сэр, – обратился Уилд к Паско. – Вы разве не хотите проверить, как там Ширли Эпплярд?

– Что? А, да.

– Эпплярд? – спросил Марвуд, ухватившись за возможность переменить тему разговора, что могло спасти его от бесславного поражения в битве с табакокурением. – Ширли Эпплярд? Дочь Стринджера? Она у вас тоже в списке подозреваемых? Опять облом, ребятки! Вчера вечером в больницу поступила ее мать, и, когда я в последний раз видел Ширли, она сидела у ее постели. Семнадцатая палата.

Старший инспектор с сержантом вышли из общежития. Паско, разумеется, должен был проверить слова доктора, но на этот раз Уилду не стоило труда убедить Паско действовать менее опрометчиво.

Дежурная сестра сказала им, что миссис Стринджер поступила в больницу на обследование после того, как с ней случился обморок. Пока никаких серьезных заболеваний у нее не обнаружено, хотя окончательный диагноз еще не поставлен. Вероятнее всего, у нее просто нервное истощение. Дочь привезла ее сюда, оставалась при ней, пока не удостоверилась, что мать вне опасности, и уехала домой к своему ребенку. Сегодня утром она снова приехала.

Пока они разговаривали с сестрой, появилась Ширли. Она заметила Паско и Уилда, но не подала виду, что знает их, и сказала, обращаясь к медсестре:

– Она снова уснула. Я поеду домой. Соседка присматривает за Энтони, и мне не хотелось бы злоупотреблять ее добротой. Но я вернусь попозже.

– Хорошо, – ответила медсестра, – не беспокойтесь. За ней здесь хороший уход.

Ширли Эпплярд кивнула и ушла. Оба полицейских, онемев от неожиданности, поспешили за ней.

– Миссис Эпплярд, можно с вами поговорить? – окликнул ее Паско.

– А я думала, мы с вами уже обо всем поговорили, во всяком случае, до суда, – ответила она, не останавливаясь.

– Да, извините. Мне очень жаль, что ваша мама попала в больницу. Слава Богу, говорят, ничего серьезного…

– Ничего серьезного? Значит, что-то серьезное – это если бы она без ноги осталась?

– Нет, конечно, но…

– Так вот, она осталась без чего-то, что было гораздо важнее ноги!

Ширли резко остановилась и повернулась лицом к Паско. На мгновение ему показалось, что молодая женщина в ярости набросится на него, но она сделала глубокий вдох, и к ней вернулось самообладание.

– Извините, – проговорила она, – не знаю, что на меня нашло. Я сама только недавно это поняла. Я была так глупа, что думала, стоит ей оправиться от первого потрясения, и она начнет наслаждаться жизнью, раз отца уже нет. Мне казалось, что моя потеря гораздо серьезнее, потому что мы с Тони оба были молоды и у меня еще сохранились какие-то глупые романтические мечты. Когда Тони не стало, я пыталась почувствовать соответствующее этой утрате горе, но почему-то душу постепенно наполняло облегчение. Нет, не потому, что он умер. Этого я не хотела, но облегчение от того, что мне больше не надо мучиться, думая, что меня ждет. С мамой – другое дело. Ей приходилось терпеть отца, так, во всяком случае, мне представлялось целых двадцать лет. Но оказывается, все было совсем не так, в их совместной жизни для нее было нечто большее, что-то такое, чего я никогда не знала. И вот я ей говорю, что надо наслаждаться жизнью, как будто ей вдруг неслыханно повезло, как будто она в лотерею выиграла, и все время…

Она с раскаянием покачала головой.

– Знаете, на вашем месте многие стали бы так думать, – искренне проговорил Паско.

– Хорошо, если так, – ответила Ширли. – Но это неправда. Я вчера жаловалась на маму одной женщине, с которой познакомилась в театре. Чанг попросила меня помочь с плакатами, помните? И после этого я начала помогать и в других вещах. Задники красила, еще кое-что делала. Там много народу работает. Чанг великолепно умеет привлечь людей, чтобы они помогали. Вообще-то я никогда в жизни не стала бы общаться с такими, как миссис Хорнкасл, ну, если только здоровалась бы; она жена каноника и говорит так чопорно, но, когда рядом Чанг, все это становится неважным. И вот я стала жаловаться жене каноника на маму, что она, мол, не может взбодриться и радоваться жизни. Миссис Хорнкасл почти ничего мне не сказала, но, видимо, поговорила с Чанг, потому что потом она стала работать вместе со мной и говорить со мной о маме. И вдруг все предстало передо мной совершенно в другом свете. Забавно, да? Жена каноника видела маму только один раз, но знала о ней, похоже, больше, чем я! И вчера вечером я пришла домой и стала разговаривать с мамой, действительно разговаривать, а не поучать. И вдруг она начала мне отвечать, потом разговорилась и все рассказывала, рассказывала, как будто ее вдруг прорвало. Я всегда думала, нечто в этом роде помогает, дает возможность освободиться от тяжести на душе. Но с ней оказалось не так. Она мне рассказала всю их жизнь с папой, все плохое, все хорошее, и совершенно обессилела, даже больше, чем обессилела, просто упала в обморок. Я испугалась, что у нее инфаркт, и позвонила в больницу. И вот ее привезли сюда. Говорят, что ничего страшного, что просто она слишком долго держалась изо всех сил, а я никогда этого не замечала, не видела…

В глазах Ширли стояли слезы. Паско сжал ее локоть, не зная, как утешить. Его расстроенный вид подействовал на нее как гомеопатическое средство: она тут же взяла себя в руки и спросила:

– Ну, а что вы хотели-то?

Паско бросил на Уилда быстрый взгляд и ответил:

– Ничего. Просто надо было выяснить кое-что по медицинской части, а нам сказали про вашу маму, вот мы и решили…

– Правда? Ну, мне надо бежать. Боюсь, потом через толпу не протолкнешься. А я думала, вы будете на представлении, будете приветствовать вашего босса.

Паско усмехнулся:

– Мы только этим все время и занимаемся! А вы будете смотреть? Тем более, вы ведь принимали участие в подготовке.

Она покачала головой.

– Может быть, завтра. Сегодня не могу. Хотя у меня было бы отличное место. Миссис Хорнкасл пригласила меня к себе. Окна ее спальни выходят на соборную площадь, и платформы проедут как раз мимо ее дома, так что, сидя у окна, мы оказались бы на одном уровне с мистером Дэлзиелом. Не каждый день выпадает такое везение – оказаться на одном уровне с Богом. Если бы мама сюда не попала, я бы, конечно, пошла посмотреть. Ну, ладно, я побежала. Пока.

И она поспешила прочь, молодая, сильная, полная жизни, способная любить и терпеть, ей достанет воли пережить страшное крушение своих надежд.

– Ты ее не спросил про письмо, – напомнил Уилд.

– Думаю, что спросил, – отозвался Паско. – Но, послушай, ты помнишь, что она сказала про миссис Хорнкасл?

– Жену каноника? Да, она сказала, что та предложила ей место в своей спальне, откуда хорошо видно процессию. Я и не подозревал, что босс будет так высоко, что сможет заглядывать в чужие спальни! Представляю, какой шок предстоит пережить некоторым жильцам этой улицы!

Паско не улыбнулся этой шутке.

– В последнем письме говорится что-то про то, как она будет смотреть на проезжающего мимо Дэлзиела, да?

– Да, кажется, так, – ответил Уилд. – Но это же просто для красного словца сказано. А если и нет, то невозможно проверить всех, у кого окна выходят на улицы, где будет проходить процессия!

– Но миссис Хорнкасл мы проверить можем!

Уилд посмотрел на Паско так, будто тот окончательно свихнулся.

– Послушай, я понимаю, что тебя все это очень взволновало, но не можем мы врываться ко всем подряд, чтобы проверить, не собирается ли кто-нибудь из зрителей порешить себя! Ну ладно еще, эти две женщины, у них действительно есть серьезные причины, но жена каноника-то здесь причем? И вообще, насколько хорошо ты с ней знаком?

– Я ее только пару раз встречал, – признался Паско. – Но за версту видно, что она не самая счастливая женщина.

– То же самое можно сказать про черт знает скольких людей! – воскликнул Уилд. – И если она такая уж разнесчастная, что собирается покончить с собой после того, как босс проедет мимо, то зачем ей было приглашать Ширли вместе смотреть представление?

– Чтобы присутствие Ширли помешало ей это сделать. Это вполне вписывается в теорию Поттла, что самоубийство – своеобразная азартная игра. Между прочим, она была на балу, и он ее не приглашал. И она знает назубок весь религиозный календарь, и она хохотала, как сумасшедшая, когда я сказал ей, что Дэлзиел будет играть Бога, и потом этот ее сон о собачке…

Они опять пустились чуть ли не бегом, и, когда добрались до главного выхода из больницы, Уилд, тяжело дыша, проговорил:

– Не понимаю ровно половины из того, что ты говоришь…

– Если бы ты удосужился прочитать всю папку, понял бы все, – рявкнул Паско, бросив Уилду несправедливый упрек, точь-в-точь как Дэлзиел, который имел обыкновение устраивать подчиненным такой разнос, что они теряли дар речи.

Уилд учел Критику и простил Паско за резкость. Оказавшись снова в машине, он достал первые письма из папки и начал внимательно их изучать.

Через тридцать секунд, правда, его прервали.

– В этой твоей газете есть маршрут, по которому будет двигаться процессия?

– Наверное. Да, вот он. Посмотрим… первая платформа, это на которой Дэлзиел сейчас, наверное, отъезжает от рыночной площади, направляясь к собору, прибудет туда через минут пятнадцать.

– Хорошо, – пробормотал Паско, и Уилд вернулся к письмам Смуглой Дамы.

Они без помех довольно быстро проехали по тихим боковым улочкам, но, когда приблизились к соборной площади, путь им преградила праздничная толпа и машины, вынужденные сворачивать с улиц, по которым пролегал путь процессии. В конце концов их остановил полицейский в форме, который, заглянув в окно машины, раздраженно проговорил:

– Вы что, читать не умеете? Проезд закрыт до окончания процессии! Поезжайте назад и…

Наконец до него дошло, что то, чем махал у него перед носом Паско, было не водительскими правами.

– Извините, сэр, не узнал, – сказал он смущенно. – Дело в том, что впереди…

– Вы нас пропустите, а там посмотрим! – сердито распорядился Паско.

Через несколько минут, разогнав сопротивляющихся зрителей с их мест, отвоеванных в нелегкой борьбе, констебль дал возможность Паско выехать на дорогу, по которой должны были проследовать передвижные помосты. Вдалеке, слева от машины, Паско заметил начало процессии. Чанг, кажется, сдалась насчет рабов-нубийцев, но в остальном многообразие Божьих творений было представлено во всем своем блеске. Повозка, на которой следовал Дэлзиел, отставала от машины Паско минут на десять, а это значило, что она проедет мимо дома Хорнкасла не раньше, чем через полчаса. Паско немного расслабился.

Уилд на заднем сиденье с головой погрузился в чтение писем Смуглой Дамы. Кое-что в них его так обеспокоило, что он уже начал разделять волнение Паско, но постарался его не обнаружить. Надо хладнокровно проанализировать ситуацию. Что проку пороть горячку?

Когда они въехали на соборную площадь через арку, где когда-то были ворота, их приветствовали насмешливые выкрики зрителей, разочарованных тем, что вместо Бога, восседающего на крыше машины, они увидели пару смертных, сидящих в пыльном «форде». Злющий полицейский опять остановил Паско, но узнал его прежде, чем успел излить свое возмущение.

– Запаркуй машину где-нибудь, где потише, парень, – приказал ему Паско. – Я буду в доме каноника Хорнкасла. Пошли, Уилди.

Крепко сжимая в руках папку и газету, Уилд снова последовал за Паско, который плечами и локтями прокладывал себе путь сквозь толпу. Сержант догнал Паско уже у самого входа в неприветливый узкий дом, стоявший как раз напротив главной башни собора.

– Питер, – сказал он, – здесь кое-что…

Но дверь уже открылась в ответ на требовательный стук Паско, и на пороге появилась одетая в черное фигура. Человек взирал на них с изумленным презрением дворецкого викторианской эпохи, обнаружившего, что на ступеньках дома господина открыли торговлю с лотка.

– Скажите на милость, зачем понадобилось поднимать такой шум? – возмущенно спросил каноник Хорнкасл.

– Полиция, – ответил Паско. – Можно войти?

Поскольку старший инспектор задал этот вопрос, уже войдя в дом, Уилду он показался излишним. По-видимому, к такому же мнению пришел и каноник, потому что его тощее лицо сделалось красным, как плавучий лед во время охоты на морских котиков, и он возопил:

– Да как вы смеете врываться в мой дом столь бесцеремонно!

– Мне надо поговорить с вашей женой, сэр, – заявил Паско.

– С моей женой! – вскричал каноник, как будто Паско сделал ему неприличное предложение. – Так вот, имейте в виду, инспектор или кто вы там еще, что вы не поговорите с моей женой до тех пор, пока более или менее подробно не объясните мне причины, по которой вы хотите это сделать!

– Спасибо, что защищаешь меня, Юстис, но мне кажется, я достаточно взрослый человек, чтобы самой принимать решения.

Голос исходил откуда-то сверху, где кончалась темная полированная лестница, поднимавшаяся из мрачного холла, в котором даже в этот теплый день было на удивление холодно и сыро. У окна на лестничной площадке спиной к свету стояла женщина. Уилд видел только ее силуэт, и ему вполне могло показаться, что она в одной руке сжимает склянку с ядом, а другой вонзает кинжал в свое разбитое горем сердце, и алая кровь стекает по ее пеньюару. Такая романтическая картина вполне соответствовала мрачной атмосфере этого дома-склепа и внешности его хозяина, похожего на мертвеца. Но на самом деле, когда женщина спустилась в холл, на ней оказалась светло-серая блузка и твидовая юбка, а в руке она держала всего-навсего очки.

Паско устремился ей навстречу. Уже в третий раз на протяжении менее чем одного часа он сталкивался с деликатной задачей – выяснить, не собирается ли женщина, с которой он разговаривает, покончить счеты с жизнью. Пам Уотерсон он задал этот вопрос более или менее прямо. С Ширли Эпплярд положился на результаты своих собственных наблюдений. «Интересно, какой подход он выберет на этот раз?» – размышлял Уилд.

– Не могли бы мы поговорить наедине, миссис Хорнкасл? – спросил Паско.

– Нет, не могли бы, – заявил каноник угрожающим тоном, срываясь на крик. – Все, что вы хотите сказать моей жене, вы скажите только в моем присутствии!

Паско почесал в затылке и вопросительно посмотрел на миссис Хорнкасл. Он не сомневался в том, что каноник был против посвящения женщин в духовный сан и, возможно, не одобрял их присутствия в храме с непокрытыми головами, но откровенная претензия на неограниченную власть в доме – это уж слишком! Наверняка моральные нормы викторианской эпохи в какой-то момент положили конец подобному домострою.

Но миссис Хорнкасл удивила его.

– Юстис, безусловно, прав, мистер Паско, – спокойно сказала она. – Нет такого вопроса, который нельзя было бы мне задать, и такого моего ответа на него, который невозможно было бы произнести в присутствии моего мужа.

Это было либо полное подчинение, либо… неужели тотальная война? Паско посмотрел на ее спокойное лицо, на котором ничего нельзя было прочесть. Однако внезапно почувствовал уверенность на девяносто процентов, что не она писала письма Дэлзиелу. Но он не мог уйти, не удостоверившись в оставшихся десяти процентах, и спросил:

– Миссис Хорнкасл, вы писали когда-нибудь письма начальнику уголовно-следственного отдела Дэлзиелу?

– Нет, – ответила она, – не писала.

Она говорила уверенно. Но разве она ответила бы иначе? Надо попробовать надавить посильнее.

– Эти письма приходили без подписи.

Жена каноника сразу разгадала его прием и слегка улыбнулась.

– Я понимаю, что моя причастность к церкви могла сделать меня в вашем представлении иезуткой. Но я действительно никогда не писала писем мистеру Дэлзиелу ни под своим именем, ни под чужим, ни анонимно. Вы удовлетворены?

Но, прежде чем Паско успел ответить, хрупкое терпение каноника лопнуло.

– Это неслыханно! – кричал он. – Я буду жаловаться на вас шефу полиции. Как вы смеете врываться в мой дом и обвинять мою жену в том, что она писала оскорбительные анонимки?!

– Простите, сэр, но я ни в чем не обвинил вашу жену. И почему вы решили, что письма носят оскорбительный характер?

– Потому что у меня нет никаких сомнений, что этот грубиян просто напрашивается на то, чтобы его оскорбляли! – отрезал Хорнкасл. – И если они не оскорбительные, то какие же, позвольте узнать?

– Хороший вопрос, Юстис, – одобрительно заметила его жена. – Мне тоже было бы интересно узнать, на что я, по вашему мнению, способна, мистер Паско. Так что, скажите, пожалуйста, содержание писем угрожающее или подстрекательское? Неприличное, может быть?

Каноник чуть было снова не пришел в ярость, но Паско поспешил ответить:

– Некоторым образом угрожающее. Но угрожали не мистеру Дэлзиелу. Автор письма угрожала самой себе.

– Хотите сказать, это была угроза совершить самоубийство? – спросила миссис Хорнкасл. – Бедная женщина! Я всей душой желаю, чтобы вы ее нашли.

– Вы что же, пришли сюда, чтобы обвинить мою жену в желании совершить самоубийство?! – вскричал каноник, выйдя на качественно новый уровень негодования и возмущения.

Его жена сочла необходимым объяснить присутствующим его реакцию.

– Согласно градации грехов, принятой церковью, самоубийство – один из самых тяжких, – проговорила она назидательно. – Думаю, что мой муж предпочел бы, чтобы письма были неприличного содержания.

– Дороти, что это на тебя нашло? – воскликнул Хорнкасл с искренним, хотя и несколько преувеличенным, изумлением. – Я полагаю, тебе лучше пройти в гостиную, а я тем временем выставлю этих господ за дверь.

– Нет, спасибо, Юстис, – ответила она, – Я провожу мистера Паско и его коллегу. А потом вернусь в свою комнату и буду смотреть, как по соборной площади пройдет процессия. Я ни за что на свете не пропущу этого зрелища. Знаете, мистер Паско, я ведь помогала Чанг и познакомилась с вашей женой, мы с ней несколько раз беседовали, и она мне очень понравилась.

– Я очень рад, – улыбнулся Паско.

– Дороти! Ты разве не слышала, что я сказал? В гостиную! Сейчас же! Мне надо о многом с тобой поговорить.

Паско никогда не видел каноника в таком возбужденном состоянии.

– А я хочу кое-что сказать тебе, дорогой, – задумчиво ответила его жена. – Чанг говорила, что придет время и… а я не поверила ей. Но она была права. Она великолепна, правда, мистер Паско? Не будь ее, я, вероятно, действительно начала бы писать письма если и не мистеру Дэлзиелу, то, во всяком случае, на ту же самую тему, что эта несчастная женщина.

– Дороти, ты слышишь меня?! Я запрещаю тебе продолжать разговаривать с этим человеком!

Это был отчаянный крик колдуна, который начал подозревать, что его чудодейственное зелье протухло.

Ноздри Дороти Хорнкасл слегка затрепетали, словно у зверька, почуявшего опасность. Потом она весело улыбнулась и проговорила:

– Я слышу, что ты говоришь, Юстис. Но боюсь, я не стану больше тебя слушаться. Как это там Чанг говорила? Ах, да… вспомнила. Юстис, шел бы ты в задницу!

Это был волшебный миг, испорченный, однако, тем, что именно в это мгновение полностью развеялись последние сомнения Паско – Дороти Хорнкасл не была Смуглой Дамой. А это означало, что ему не удалось предотвратить самоубийство и таинственная незнакомка сделает то, о чем писала в своем последнем письме.

Сержант не дал Паско досмотреть до конца, как каноник лишился созданного им имиджа, прямо-таки рассыпался на части, словно врезавшийся в кирпичную стену кот из мультфильма. Уилд тянул его за рукав, настойчиво говоря:

– Посмотри-ка вот эту статью. Может быть, ничего тут такого и нет, но после того, как я прочитал ее письма, очень все сходится…

И он совал Паско в руки сувенирный выпуск «Ивнинг пост».

Паско стал читать сначала с нетерпением, затем с недоверием, и скептическое выражение его лица несколько успокоило Уилда.

Но вдруг старший инспектор выхватил папку с письмами Смуглой Дамы из его рук и начал в ней поспешно рыться.

– Нет, не может быть, – бормотал он, – не может быть!

Он нашел последнее письмо и пробежал его глазами.

– Миссис Хорнкасл, вам что-нибудь говорят слова: «…даже за целый мир с его городами и башнями, лесами и полями?»

– Что-то знакомое… Сейчас, попробую вспомнить… Да! Точно! Это текст одной из мистерий. Конечно! Фраза из «Искушения». Дьявол ведет Христа на крышу храма и сначала говорит ему, чтобы тот доказал, что он Бог, спрыгнув оттуда. Потом он заявляет, что ему принадлежит весь мир с городами и башнями, лесами и полями, и все это он предлагает Христу за то, чтобы тот стал бы почитать его.

– На крышу храма, говорите? О Боже мой! – воскликнул Паско. – Господи!