Текст книги "День расплаты"

Автор книги: Ребекка Тинсли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Джеймс на ходу снял галстук, аккуратно сложил его и сунул в карман пиджака. Достав бумажник, он вынул оттуда маленький пакетик из фольги и спустился вниз по узкой лестнице в один из самых известных в Центральном Лондоне «коттеджей» – общественный туалет, где собираются гомосексуалисты в поисках случайных встреч. Он заслужил это небольшое удовольствие.

В этот вечер «Кенсингтон Плейс» ходил ходуном. Там гуляла «золотая молодежь». Когда Шарлотта через вращающиеся двери вошла в ресторан, ее встретила толпа, в которой смешались черная кожа, раскачивающиеся серьги, ярко-красная помада и темные очки. Жизнерадостные девицы с черными, как вороново крыло, торчащими во все стороны волосами принимали какие-то спортивные позы, точно солдаты на плацу. Озираясь, Шарлотта с облегчением поняла, что она в своем невыразительном льняном костюме и шелковой блузке почти незаметна.

Шарлотта наконец увидела Пола, который болтался возле стойки бара из стекла и хромированной стали, похожего на алтарь в стиле «ар деко». Он потягивал какой-то красноватый напиток, напоминавший томатный сок. Заметив Шарлотту, Робертс показал на свой бокал, и она, кивнув, начала проталкиваться сквозь толпу, уворачиваясь от цепких лап назойливых гермафродитов, которые всячески демонстрировали свою сексуальность, но скрывали пол. К тому моменту, когда она оказалась рядом с Робертсом, тот успел поймать бармена за стойкой, и напиток уже ожидал ее. Она с жадностью глотнула и ощутила, как огонь потек по горлу, точно раскаленная лава по склону вулкана.

– Там, где я работаю, это называется «Серьезная Кровавая Мэри», – произнес одобрительно Пол, когда увидел, что у Шарлотты на глазах выступили слезы. – Здорово, правда?

Шарлотта задохнулась, словно на голодный желудок проглотила бутылку мексиканского соуса «Табаско».

– Отлично, – всхлипнула она. Шарлотта уже несколько лет избегала крепких напитков – с того печального вечера с двумя подружками и бутылкой джина. Она до сих пор корчилась при воспоминании о том, как ее рвало в вагоне подземки. В годы воздержания излюбленным времяпрепровождением вместо пьянства стало обжорство.

Когда Шарлотта пришла в себя после атаки на свой желудок, Пол показал ей на расписанную стену ресторана. Это была современная пастель, сюжет которой можно было определить приблизительно как «Dejeuner sur l’Еах»– «Завтрак на воде» [5]5
  Намек на название картины Эдуара Мане «Завтрак на траве». – Прим. пер.


[Закрыть]. Он был доволен, что выбрал именно «Кенсингтон Плейс». По залу сновали какие-то типы, чей самоуверенный вид сразу выдавал жителей Лондона. Робертсу они не нравились, но он надеялся, что все это произведет впечатление на Шарлотту.

– Я не была здесь сто лет, – попыталась перекричать Шарлотта голоса и смех. На их счастье не грохотала музыка, но голые стены и пол, соединяясь, образовывали пространство, в котором эхо, повторяя, усиливало восклицания посетителей.

– А-а… – Робертс постарался скрыть разочарование. – Значит, вам эти места знакомы?

– Я здесь рядом работаю – в Паддингтон-Бэйсн, за вокзалом. В одном из переоборудованных пакгаузов, которые подошли для телестудий, использующих спутниковую связь. А живу я на Глочестер-роуд. – Шарлотта взглянула на открытое лицо Пола, в его ясные глаза и не заметила никакой реакции. – Как вы попали в Сити? – спросила она. Шарлотта терпеть не могла такие тривиальные беседы и пыталась придумать, как заставить его поговорить о чем-нибудь более интересном. – Чем вы хотели заниматься? – Это прозвучало так, словно репортер собирает материал.

– Когда я поступил в колледж, я думал, что стану физиком. Я даже два года писал работу для получения степени. Но потом получил через одного знакомого предложение «Броди Макклин». Да и жалованье оказалось выше, чем я мог бы рассчитывать, работая в оборонной промышленности.

Шарлотта улыбнулась ему, думая, какие же красивые и ровные у него зубы, и любуясь его фигурой. Интересно, как он выглядит без одежды? Потолкавшись двадцать пять мннут возле бара и обменявшись банальными замечаниями о положении в Сити, они наконец получили столик. Он стоял у окна, выходящего на антикварные лавки Кенсингтон-Черч-стрит и кучу черных пластиковых мешков с мусором, сваленных возле автобусной останови!.

Карточку меню, похоже, писал тупым пером какой-то паук. Шарлотта, которой просто было скучно выбирать главное блюдо, заказала два вида закусок, паштет с гречишными и кукурузными блинами и дюжину устриц. Пол выбрал ассорти из копченой рыбы, а также цыпленка с эстрагоном. Он не знал никого, кто сразу заказал бы себе именно то, что ему хочется, не обращая внимания на заведенный порядок, как это сделала Шарлотта. Официанты даже ни о чем ее не спросили. Пол всегда считал, что существуют какие-то правила, которым надо обязательно следовать. Иначе зачем тогда в меню стоят вначале первые, а потом вторые блюда?

Юность Робертса прошла в Чешире, в почтенном кругу людей среднего класса; там обед вне дома был редкостью – только по каким-то особым случаям. Мать его все время пугалась официантов, а отец держался с ними слишком фамильярно. Полу до сих пор казалось странным, что жители Лондона с таким безразличием выскакивают, чтобы перекусить. У них, должно быть, есть некий тайный источник получения денег, о котором ему ничего не известно.

Шарлотта смотрела, как Пол изучает карту вин.

– Прямо не знаю. – Он вздохнул. – Для меня все они одинаковы. Как насчет… э-э… «Мускадэ»? – предложил он, выбрав то, о чем когда-то слышал. Он удивился, когда Шарлотта поморщилась.

– Не возражаете, если я взгляну? – спросила она и, прежде чем Пол успел ответить, выхватила карту у него из рук.

– Боюсь, что в винах я мало у то понимаю, – пробормотал Робертс упавшим голосом. У него было очень простодушное выражение лица.

– Я тоже, – сказала Шарлотта, посмотрев в карту вин. – Но я точно знаю, что это преступление – тратить деньги на французскую дрянь по сумасшедшей цене, когда можно заказать какое-нибудь хорошее вино из Нового Света.

Пол понятия не имел, о чем она говорит, но она произнесла это с такой убежденностью, что просто не могла быть неправа.

– Что вам больше нравится: «Шардоннэ», «Совиньон Блан», «Пино Блан», может, «Семийон»?

– Белое вино подойдет? – спросит Пол.

Шарлотта взглянула на его красивое лицо и подумала, как приятно общаться с тем, чьи слова не вызывают ощущения, что вляпываешься в дерьмо.

– Мне хотелось бы сделать материал о Великой Французской Обираловке, – проговорила она, наклоняясь вперед, чтобы Пол мог ее услышать. – Знаете, о том, как они нас надувают, заставляя верить, что они самая цивилизованная нация на свете, что у них великолепная еда и вино, что их живопись, музыка, литература и мода самые лучшие и что самые интеллектуальные кинофильмы снимаются во Франции.

Робертс выглядел озадаченным.

– Понимаете, что я имею в виду? – продолжала Шарлотта ободряюще, надеясь, что Пол рискнет высказать свое мнение. Он промолчал, и Шарлотта заявила еще резче: – Французы – те же арабы, только белые! – По-прежнему никаких проблесков понимания. – В Бельгии еда лучше, итальянцы завоевали мир в области дизайна, из Латинской Америки идет поток потрясающих книг, и мы тоже не так плохи. А эти вонючие лягушатники стригут купоны со своего имиджа, наживаясь на претенциозности.

– У меня такое впечатление, что вы не любите французов. Во Франции с вами случилось что-нибудь ужасное? – усмехнулся Пол.

– Нет. – Шарлотта выглядела удивленной.

– Похоже, вы на них за что-то здорово разозлились, – ухмыльнулся Робертс.

На миг Шарлотта смутилась, а потом пришла в ярость. Ей захотелось стукнуть кулаком по столу и сказать, что она вовсе не злится на французов. Но она призвала на помощь всю свою выдержку и объяснила, что у нее просто собственная точка зрения.

– Могу поспорить, что у вас тоже свой взгляд на веши, – произнесла она, но в ответ на это предположение Робертс только рассеянно посмотрел на нее. – Например, в отношении компаний, которыми вы занимаетесь, – добавила она с отчаянием, чувствуя, что теперь разозлилась по-настоящему. Как его расшевелить, чтобы втянуть в разговор?

Он добродушно пожал плечами.

– Да нет, я довольно ленив. Я из тех, кто позволяет миру существовать, и если он мне не мешает, я ему тоже не мешаю.

– Так чем же вы интересуетесь, Пол? Что для вас важнее всего? – спросила она. Шарлотта Картер завелась, она не понимала, как можно жить по принципу: дешево досталось – легко потерялось.

– Люблю крикет и регби, – ответил Пол, допивая «Кровавую Мэри». – Плюхнусь перед телевизором и с удовольствием смотрю почти все спортивные программы.

Шарлотта почувствовала, что совсем падает духом. Она не могла сказать ничего умного по поводу занятий, которые считала самыми бессмысленными на свете. Но наконец-то от ее расспросов появился толк. В конечном итоге Пол разговорился и рассказывал о своем увлечении разными видами спорта, пока не принесли заказанные блюла. Еда была красиво разложена на черных шестиугольных тарелках, и Шарлотта пришла в восторг, попробовав первый нежный кусочек паштета.

– Чертовски вкусно! – Она даже застонала от удовольствия. – А у вас как?

– Да, неплохо. И вино хорошее. Умело выбрано. – Он поднял бокал. – Теперь мне ясно, что я должен научиться искусству красиво жить. Я ведь типичный холостяк. Даже яйцо сварить не сумею.

– Да бросьте! Держу пари, что вы скромничаете, – протянула Шарлотта, отметив про себя, что он живет один. Шарлотту бесило, что ее собеседник, похоже, не интересуется ничем, кроме спорта и военного оборудования, но зато на него так приятно смотреть, особенно когда у тебя в желудке полбутылки отличного вина. К тому же благодаря своей наивности Пол выигрывал по сравнению с ее бывшими ухажерами.

В прошлом году у нее был парень, который соблазнил ее великолепной едой. Несколько недель они пировали вместе, деля феноменальные расходы пополам, в самых чудесных ресторанах, какие только мог предложить Лондон. Но стоило Шарлотте уступить его обаянию, как выяснилось, что его страсть к еде – просто показуха. Дома он пил оранжад и пожирал дешевые, полные хрящей гамбургеры, которые доставал из морозильника. За исключением тех случаев, когда приглашал на обед друзей, чтобы похвастать своими познаниями в кулинарии, он оказался совершенно равнодушен к любимому развлечению Шарлотты. «Открывая в очередной раз меню, – обычно говорила она, – я чувствую себя так, словно у меня начинается новый роман». Но тут она явно ошиблась. Он прекратил показуху, и она его бросила, усомнившись еще раз в своем благоразумии.

У Шарлотты было достаточно конфликтов в детстве и унизительных ситуаций в юности. Но то, каких мужчин она выбирала, сейчас сильно ее беспокоило. Ей надоедали репортер из конкурирующей телекомпании и зануда Джонатан Слоуп, а симпатичные мужчины из ее профессионального круга не обращали на нее внимания. Больше всего ее расстраивало то, что мужчины, столь же честолюбивые, как и она сама, которые могли бы стать хорошими друзьями и, возможно, мужьями, ее не переносили. Похоже, они искали женщин, способных восторгаться ими. Только этим можно объяснить, почему ей всегда так катастрофически не везло в личной жизни.

Они принялись уже за вторую бутылку калифорнийского вина, когда Шарлотта спросила у Пола, какое впечатление произвел на него Дэвид Стоун.

– Он отличный бизнесмен, – ответил Пол между двумя глотками вина. – И знаете, у него нет шофера. Он сам водит старую «вольво». Это довольно странно, если учесть, что он, должно быть, богат. И еще он носит джинсы. – Видимо, Пола озадачили подобные чудачества.

– Думаю, именно так и ведут себя настоящие богачи. – Шарлотта пожала плечами. – Им не нужно самоутверждаться, а потому не нужно выставлять напоказ свои деньги. Они считают, что новые машины и модные костюмы – это пошлость. – Шарлотта заметила недоумение на лице Пола. – И еще: по-настоящему богатые люди говорят на простом английском языке. Они не стараются слишком профессионально рассказывать о своей работе или укрепить свое положение в обществе тем, что употребляют чересчур сложные выражения, описывая, чем они занимаются. Я имею в виду, когда другие говорят «приобретаю» и «задаю вопрос», они говорят «покупаю» и «спрашиваю».

– Мне кажется, ему не нравятся люди, имеющие отношение к Сити, – задумчиво пробормотал Пол, вспомнив, с какой неохотой Стоун рассказывал о своей работе. Только когда Робертс пообещал хранить тайну, Дэвид показал ему свои лаборатории. Аналитик считал, что он действительно сдержал слово. Во всяком случае, в прессу это не попало.

Двадцать минут спустя они стояли на тротуаре, высматривая маленький желтый огонек свободного такси для Шарлотты. Пол заметил, что для него будет очень необычно первый раз в жизни увидеть себя на экране телевизора, и, поддавшись на миг вспыхнувшему желанию, наполовину объяснимому количеством выпитого вина, Шарлотта спросила, не хочет ли он вечером в воскресенье приехать к ней, чтобы вместе посмотреть программу новостей. Он охотно согласился и усадил ее в такси. Такси быстро затерялось в потоке машин, направлявшихся в сторону Южного Кенсингтона, а Робертс зашагал к Ноттингхилл-Гейт, чтобы на метро добраться домой. Он был чрезвычайно доволен проведенным вечером и самим собой.

Дэвид Стоун запирал на ночь дверь Уэсторп-Холла. Если не считать обычного потрескивания половиц и тиканья дедовских часов, в доме стояла тишина. Поднимаясь в спальню, он думал о том, как глупо одному жить в таком громадном особняке. Но только когда он погасил свет и в темноте вытянулся на кровати, он ощутил всю боль от удара, который нанесла ему своим решением Элен. Она ушла. Его сын ушел давно. Теперь он один. «По крайней мере, у меня осталось мое дело», – подумал он и чуть не поперхнулся: какая ирония судьбы! Он послал проклятия отцу и повернулся на бок.

Глава пятая

У Чарльза Рейвенскрофта были все признаки выпускника частной привилегированной школы в Итоне: обаяние, манера говорить нарочито туманно, когда речь идет о конкретных вещах; стремление дважды получить объяснение, если что-то было ему непонятно, и аура власти, в которой редко кто сомневался. Ему исполнилось сорок пять лет. Рост у него был чуть меньше шести футов. Прямые светлые волосы он стриг не очень коротко и зачесывал назад, обнажая высокий лоб. Отпрыск банкирской семьи, он, как и его отец, носил скромные, по хорошо скроенные костюмы из отличного материала, сшитые не для того, чтобы отдать дань моде, а чтобы подчеркнуть его широкие плечи и узкие бедра.

Чарльз возглавлял департамент международных операций банка «Броди Макклин». Его подразделение занималось кредитованием иностранных компаний и правительств и управлением фондами заморских клиентов, которые хотели разместить капиталовложения в Англии, но предпочитали, чтобы за них это сделало какое-то финансовое учреждение на месте. К несчастью, Чарльз был по горло занят также переговорами с нью-йоркским банком «Эмпайр Нэшнл», следствием чего были телефонные звонки в любое время суток, так что казалось, будто американцам совершенно неизвестно о разнице во времени между двумя странами.

Когда он получил краткое распоряжение «немедленно» явиться на совещание по поводу компании «Мартиндейл» в кабинет Джеймса Мэлпаса, он почувствовал легкое раздражение. Кто-то думает, будто по требованию Мэлпаса он должен все бросить. Департамент Чарльза подсунул «Мартиндейл» своим иностранным клиентам в те дни, когда компания считалась фаворитом на рынке ценных бумаг. Правительства нескольких арабских государств по-прежнему были держателями значительных пакетов акций, но Чарльз никак не думал, что обязан присутствовать на совещании по поводу этой компании.

Едва он и Пол Робертс заняли свои места за столом, как Джеймс быстро обрисовал ситуацию. Он объяснил, что у Пола готов подробный отчет об этой компании, так что самое время немного вздуть цены на ее акции.

– А почему они сами не могут выйти в Сити, чтобы привлечь к себе интерес? – спросил Рейвенскрофт и, не дожидаясь ответа, добавил: – Или пусть этот, как его там, посадит своих акционеров в «торнадо» и войдет в штопор. Или что-нибудь в таком духе. Обычно это вызывает некоторое оживление среди клиентов.

Мэлпас рассвирепел и, избегая смотреть в блекло-голубые глаза Чарльза, объяснил, что Певз не вызывает большого доверия. Чем меньше он будет контактировать с акционерами, тем лучше. Прошло несколько минут, прежде чем выпускник Итона осознал, что могущественная когда-то корпорация, производившая электронное оборудование, стоит на краю финансовой пропасти. Рейвенскрофт сделал строгое лицо.

– Может быть, мне стоит посоветовать своим клиентам выходить из «Мартиндейл» и перебрасывать деньги в другую компанию, работающую в аналогичной области? Есть еще какие-нибудь идеи? – спросил он с наивным видом у Пола.

По всей вероятности, Чарльза не очень беспокоило, что «Мартиндейл» может перейти в другой банк, если Певзу станет известно, что иностранные клиенты «Броди Макклин» начали избавляться от ее акций. В этом случае именно Мэлпасу предстоит объясняться с правлением.

– Вы ведь специалист по «Мартиндейл», не так ли? – мягко спросил Пола Рейвенскрофт. – Как вы оцениваете ситуацию? Вы бы оставили у себя их акции, будь вы акционером?

Чарльз обратил внимание на то, что молодой аналитик испугался и бросил быстрый взгляд на Мэлпаса, прежде чем ответить. При этом он не заметил, что его вопрос привел в ярость Джеймса. «Какие к черту акционеры, – думал Мэлпас. – Главное – получить комиссионные».

Пол откашлялся и заглянул в свои записи.

– У них достаточно заказов, чтобы загрузить производственные линии. Это означает, что у компании есть значительные резервы. Их продукция до сих пор пользуется спросом. Стоимость акций компании действительно занижена – для того, чтобы их покупали.

– Вот именно! – гневно воскликнул Мэлпас. Он был так возбужден, что, казалось, с ним вот-вот случится припадок. Джеймс привык, чтобы его указания не обсуждались и выполнялись немедленно. Он не нуждался в советах Чарльза Рейвенскрофта, который был известен своими продолжительными деловыми ленчами и размерами «представительских» расходов.

– Когда появится этот отчет? – В голосе Рейвенскрофта прозвучала покорность, и Робертс понял, что тому просто надоело спорить.

– В понедельник утром, – ответил Пол.

Рейвенскрофт посмотрел на часы и, усмехнувшись, поднялся. Для него было невыносимо иметь дело с такими, как Мэлпас, который совершенно выходил из себя из-за какой-то чепухи.

Джеймс мрачно посмотрел в спину удалявшемуся Чарльзу. Он бы с радостью оторвал ему руку и заткнул ею его глотку. А Чарльз вознесся на лифте к себе на верхние этажи банка, где повсюду были ковры и тишина, и в голове у него звучала приятная мелодия Дебюсси.

– Вы хорошо с этим справились, – произнес Джеймс, когда из его кабинета убрался выпускник Итона. – Скажите же имя вашей матери. Она еще жива, я надеюсь?

– Айрин. Она живет в Чидл-Хьюме.

Пол был несколько сбит с толку таким неожиданным интересом к его личной жизни. Он сидел за столом для совещаний и смотрел на силуэт Мэлпаса на фоне окна, пока его босс куда-то звонил. До него донеслось, что на имя миссис Айрин Робертс открывается текущий счет. Миссис Робертс дает поручение на приобретение пяти тысяч акций компании, о которой Пол никогда в жизни не слышал. Мэлпас прикрыл трубку рукой и прошипел Полу, чтобы тот записал для него адрес матери.

Через две минуты Мэлпас вновь сидел напротив, его глаза блестели.

– Вам лучше предупредить мать, что она получит извещение о порядке расчетов по акциям. Ко дню расчетов эти акции уже «поработают» на бирже, поэтому вам не придется платить за их приобретение до того момента, пока вы не решите их продать. В случае удачи ваша мать получит хорошую сумму. – Мэлпас помедлил, заметив, что Пол нахмурился. – День расчетов по акциям наступает через десять дней после их приобретения. Если ваши акции упали, вам придется доплатить, а если заработали, то деньги потекут к вам рекой. В день расплаты вы и узнаете свой приговор.

У Пола отвисла челюсть, когда Мэлпас пояснил ему, что ведет дела с одной брокерской фирмой в Бристоле. Туда он и звонил только что. Их сотрудничество длится давно, и они поверили ему на слово, что миссис Айрин Робертс полностью оплатит приобретение акций. Пол пришел в возбуждение, представив, как расскажет матери, до чего же он дьявольски умен, и отдаст ей часть прибыли. Но еще больше, гораздо больше, его приводило в восторг то, что его наконец-то приняли в свой круг люди, действительно знающие обо всем, что происходит в Сити.

– Итак, – мягко сказал Мэлпас, – давайте обсудим стратегию. Нам следует объяснить инвесторам, заинтересованным в оборонной промышленности, почему они должны сделать упор на акции «Мартиндейл».

Пол посмотрел на него с сомнением, но Джеймс это предвидел.

– Надо творчески подойти к расчетам, – вкрадчиво пояснил он. – Требуется позитивный взгляд на перспективы «Мартиндейл» и некоторое понижение курса акций одного из их конкурентов – неважно, кого. Во-вторых… – Он сделал паузу, чтобы Пол мог вникнуть в его указания. – Уточните моменты, которые способствовали бы повышению курса, чтобы маклеры убедили клиентов покупать больше акций «Мартиндейл».

Джеймс принялся за дело. Это и было то, за что он любил свою работу, – борьба за инвесторов, тактические приемы, искусство убеждения. Слова лились рекой, словно он проделывал это и прежде; так оно и было на самом деле. Он диктовал своему ученику полчаса, потом откинулся в кресле, потирая руки. Пол сообразил, что пора уходить, и направился к двери.

– Мне хотелось бы получить черновик как можно скорее, – попросил Джеймс вдогонку. – И вот еще что. Пол, – добавил он тихо. – Не звоните матери из офиса, хорошо? Учтите, что в вашем департаменте записывают все разговоры. – Он мимолетно улыбнулся и вновь занялся своими бумагами.

Дик Зандер извлек из кармана прямоугольную пластиковую карточку и поводил ею перед фотоэлементом электронного замка. Красный свет сменился зеленым, и Зандер прошел через двойные двери в исследовательский отдел, занимающийся созданием удобрений. Финансовый директор «Глобал Текнолоджис» знал достаточно хорошо все эти коридоры, чтобы без труда найти нужные комнаты. Он испытывал почти отеческую любовь к работе этого подразделения, потому часто наведывался сюда. Деньги, связанные с разработкой «Дермитрона», были колоссальными; это касалось как первоначальных вложений, так и ожидаемой прибыли: любимое дитя должно получить все, что потребуется, дабы пройти весь путь от опытного образца до готового продукта..

Когда Зандер добрался до лаборатории, занимающейся «Дермитроном», он с удовлетворением отметил, что пять человек с головой ушли в работу.

– Брюс! – позвал он бодро. – У меня для тебя кое-что есть.

Человек, которого он окликнул, оторвал взгляд от монитора и слегка испуганно улыбнулся.

– Как дела, Дик? Хорошо съездили?

Зандер развалился в свободном кресле рядом с худощавым рыжеволосым мужчиной лет сорока.

– Я до сих пор не пришел в себя после перелета через часовые пояса. Ощущение такое, словно столкнулся с грузовиком. Но в целом отпуск получился отличный. – Он положил на лабораторную скамью, стоявшую между ними, грампластинку в потрепанном конверте. – Это я нашел в Лондоне для тебя.

Лицо Карретты с резкими чертами исказилось широким оскалом.

– Господи! Да вы же просто герой! – произнес он с восхищением, бережно и любовно взяв пластинку. – Майлз Дэвис! Шестьдесят четвертый год! Где вы, черт побери, ее раскопали?

– Часами охотился в лондонских лавках и киосках, торгующих подержанными грампластинками, – сказал Зандер, вытягивая перед собой длинные ноги. – Видел бы ты, какую добычу я приволок оттуда! Но в ту минуту, когда я нашел эту пластинку, я понял, кому она нужна.

Карретта, с восхищением качая головой, изучал конверт грампластинки, словно перед ним была священная реликвия.

– Невероятно! Сколько я вам должен?

– Ничего. Просто запусти «Дермитрон» вовремя, – сказал Зандер, подмигнув. – Как продвигается дело?

Руководитель группы разработчиков слегка скривился.

– Мы можем поговорить? Я только положу это у себя в кабинете.

Вскоре они оказались в коридоре, медленно шагая рядом, засунув руки в карманы.

– Нэнси хорошо провела время? – Карретта спросил это только для того, чтобы хоть что-то сказать, пока их могли слышать коллеги.

Зандер фыркнул:

– В этом месяце ожидается дефицит торгового баланса: она скупила в «Маркс и Спенсер» все шерстяные свитера, которые были в продаже. Поэтому проблема подарков к Рождеству уже решена. А один банкир пригласил нас в оперу в Глайндбурн. Нэнси наслаждалась каждой минутой. Ты же знаешь, она такие вещи просто обожает. Билеты туда достать невозможно, если только тебя не сопровождает член клуба. Так что она потрясающе провела время.

– Я всегда знал, что от банкиров бывает некоторая польза, – прокомментировал Карретта, пожимая плечами.

– Макс по-прежнему занят поиском британской компании, чтобы пробиться в Европу и, конечно, на Ближний Восток. Англичане так долго их обхаживали, что до сих пор сохраняют там солидные знакомства. К тому же они осторожны.

– Значит, мы ищем британскую компанию, – протянул задумчиво Карретта.

Зандер кивнул.

– Только помалкивай, ладно? Чтобы это не пошло дальше.

Они миновали еще одни двойные двери в конце коридора.

– Итак, в чем дело? – спросил Зандер, сразу оставив приятельский тон.

– Один из ребят засомневался, – сообщил ему Карретта, как заботливый учитель рассказывает о многообещающем ученике, который вдруг сбился с пути. – Меня беспокоит его отношение к обязательствам по нашему проекту. Пока это выражается всего лишь в случайных высказываниях, но я думаю, дело серьезнее, и мне хотелось бы уже сейчас что-то предпринять.

– О ком ты говоришь? – спросил Зандер, когда они приостановились возле фонтанчика с питьевой водой.

– О Рауле Гутьересе. Помните его – мексиканец из Лос-Анджелеса. Он в полном раздрызге. – Карретта наклонился над водой, сделал хороший глоток и вытер губы. – Очень комплексует по поводу своей работы.

– А что произошло? Ударился в религию или что-то в этом роде? Неужели еще один из «Христианского возрождения»? – холодно усмехнулся Зандер.

– Нет, тут друтое.

– Как с тем бородачом?

– Да, но он ушел. С ним больше никаких проблем.

– Ты уверен? Он еще не стал Альбертом Швейцером? [6]6
  Альберт Швейцер (1875–1965) – философ, теолог, музыкант, врач-миссионер, лауреат Нобелевской премии мира. – Прим. пер.


[Закрыть] – поинтересовался Зандер, нетерпеливо позванивая мелочью в кармане.

– Да нет, в самом деле. Дик, – проговорил Карретта успокаивающе, неуверенно улыбаясь. – Насчет того парня волноваться не стоит. Он перебрался в Вашингтон и прибился к движению «Право на жизнь».

Зандер поморщился, будто объяснения Карретты его не убедили.

– Но мы продолжаем за ним присматривать, не так ли? – спросил он настойчиво.

– Ну да. Расслабьтесь! – ответил Карретта слишком поспешно. – А вот с Раулем проблем будет побольше. Это не связано с религиозными убеждениями. Пару месяцев назад его младшего брата застрелил на улице какой-то наркоман, и Рауля это потрясло. Я беспокоюсь, как бы он не начал распространять настроение недовольства.

– По нашим делам он ни с кем больше не общается? – В голосе Зандера не слышалось теперь обычного добродушия. – Как далеко все зашло?

– Не нервничайте! Пока что это случайные реплики, но я считаю, что нам следует действовать незамедлительно.

– Выбор у нас невелик, – отреагировал Зандер, стиснув челюсти, как Клинт Иствуд. – Ты займешься этим сам?

Карретта застыл на месте, и его впалые щеки побледнели.

– Может быть, служба безопасности? – спросил он срывающимся голосом.

– Нет! – поджав губы, ответил ему босс. – Надо постараться по возможности не допустить, чтобы это пошло дальше. – Он помедлил, заметив страх в глазах Карретты. – У тебя с этим какие-то проблемы? Могу я по-прежнему считать, что ты выполняешь обязательства по нашему проекту?

– На сто процентов. Дик! – заверил испуганный Карретта с энтузиазмом. Над верхней губой у него выступил пот, и Карретта заморгал под пристальным взглядом своего боса.

Улыбка скользнула по лицу Зандера.

– Между прочим, как поживает Брюс-младший? Он, как и раньше, дает всем прикурить, выступая в «Младшей лиге»?

В воскресенье, в десять утра, Шарлотта с неохотой вылезла из постели. На кухне ее ожидал завтрак. Она сунула ложку в небольшую пластиковую коробочку с баклажанной икрой и откусила кусочек холодного кебаба из барашка. Вкусно, но ничего особенного. Она вытерла губы бумажной салфеткой и оглядела кухонный стол, на котором лежали остатки вчерашней трапезы. Вот оно – практическое доказательство того, что ливанские закуски в качестве завтрака не идут ни в какое сравнение с индийскими.

Дансак из креветок со слипшимся рисом, бхинди-бхаи и цыпленок, которого она вчера не смогла доесть, притащив домой после работы… Из этого мог быполучиться отличный завтрак. Однако Шарлотта пришла к выводу, что, как ни печально признаваться в этом, все же ливанская еда вкуснее, когда она горячая – такая, какой была, когда вчера вечером Шарлотта забирала ее из ресторанчика на углу. Она с сожалением собрала все упаковки с остатками еды и выкинула их в мусорное ведро. Пышные похороны.

Квартира Шарлотты была типичным жильем журналистки и деловой женщины. Там было чисто, поскольку Шарлотта наняла девушку-португалку, приходившую дважды в неделю убирать, стирать и гладить. Обстановка подобрана со вкусом, потому что ей удалось совершить налет на родительский дом в Хартфордшире. Но здесь не ощущалось присутствия хозяйки. Шарлотта проводила в квартире мало времени, но, если вдруг выпадал вечер, который она могла посвятить себе, она чувствовала себя не очень уютно в этих стенах, окрашенных в цвет магнолии. Даже когда Шарлотта включала телевизор или слушала компакт-диски, квартира казалась безликой и пустой, словно номер в отеле.

Спальня была просто комнатой для сна, а не тем прибежищем, где можно укрыться от мира и найти покой. Здесь не происходило никаких знаменательных событий, так что даже плакаты Климта на стенах в этой окружающей безликости потеряли свою эротичность. Единственной выдающейся личностью в спальне был игрушечный Кролик Альфред, который спал рядом с Шарлоттой еще с тех пор, когда ей было шесть лет. Если не считать Кролика, все остальное в квартире использовалось только по назначению; квартира это хорошо знала и ничего не давала взамен.

Изучая утром в зеркале в ванной свое лицо, Шарлотта заметила, что следует немного загореть: здоровый цвет лица необходим, чтобы хорошо смотреться на маленьком экране. Квартира находилась на последнем этаже жилого дома времен Эдуардов. В восьмидесятые годы его реставрировали, подстраиваясь под вкусы молодежи. Шарлотте нужно было только подняться по лестнице на один пролет, чтобы оказаться под ослепительными солнечными лучами. Она устроилась на пляжном одеяле и постаралась занять мысли чем-нибудь интересным, кроме своих обычных детских фантазий о том, каких успехов она могла бы добиться, или навязчивой идеи по поводу того, что она может допустить оплошность и как все этому будут радоваться.