Текст книги "Последние дни"

Автор книги: Раймон Кено

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

XXII

Браббан продиктовал несколько писем; затем, постукивая по ногтю большого пальца левой руки перламутровым ножом для резки бумаги, все утро промечтал в ожидании Вюльмара, но тот так и не пришел. В полдень Браббан вышел из конторы, зашел выпить вермута у Крюсификса, пообедал у Армана, недалеко от Оперы. Он скучал по Фаби, которая отправилась к родителям за вещами; но ни на минуту не сомневался, что она к нему вернется. Он скрупулезно прочел все объявления в «Птит-Зафиш», попивая кофе. Идей по-прежнему не было. Около двух тридцати он вновь был в конторе и ждал Вюльмара. Продиктовал еще несколько писем.

– Дела идут неплохо, – заметила машинистка.

– Да, у нас все достаточно хорошо, – рассеянно ответил он. – Достаточно хорошо.

– В таком случае, вы могли бы подумать о невыплаченной части моей зарплаты. И о небольшой надбавке. Все мои подруги сейчас получают больше меня, да и жизнь каждый день дорожает.

– Какой же прибавки вы хотите?

– Сто франков в месяц, месье Мартен-Мартен.

– Да, от скромности вы не умрете, мадемуазель. Впрочем, поскольку дела сейчас идут неплохо, я согласен.

– Спасибо, месье. А то, что не выплачено?

– Подумаю, подумаю. А теперь оставьте меня, я поработаю один.

Вошел Вюльмар.

– Я ждал вас с нетерпением, – сказал Браббан.

Машинистка вышла.

– Все устроено, – сообщил Вюльмар. – В понедельник у нас будет крытый автомобиль, 11 л.ш.[85]85
  Т. е. «лошадиных сил».


[Закрыть]Новенький «Жорж-Ира».

– 11 л.ш. – это немного, – сказал Браббан.

– При 40 л.ш. вы будете так же заметны, как и в гоночном «амилькаре». Какой вы неосторожный, – добавил Вюльмар, рассмеявшись ему в лицо.

Браббан посмотрел на ручку двери прямо перед собой:

– Меня мучает тщеславие.

– Понимаю, – ответил Вюльмар. – Как грандиозная идея?

– Я меня уже есть первые звенья.

Он лгал. Вюльмар понял это и в упор взглянул ему в глаза, наивно надеясь вогнать его в краску.

– Можно узнать какие? – спросил он.

– Нет, еще нет. Понимаете, это всего лишь набросок… Ну да, набросок.

– Понимаю.

Они замолчали.

– Я вам сегодня нужен? – прервал молчание Вюльмар.

– Вообще-то нет. Если только вы не хотите попытаться…

– Нет, нет, я не участвую. Я вам уже сказал, что…

– Ладно, ладно, – крикнул Браббан.

– Кстати, – сказал Вюльмар, – на днях я сдаю экзамены. А через три недели уезжаю на каникулы. Надеюсь, вы тоже дадите мне отпуск и предоставите небольшую свободу действий.

– Естественно. А я тем временем все подготовлю.

Вюльмар поднялся.

– В понедельник покажу вам машину.

Браббан удовлетворенно улыбнулся.

– И уеду на ней на каникулы, – добавил Вюльмар.

Он вышел. Не меньше часа Браббан провел, ничего не делая; он рассеянно вспоминал различные случаи из своего прошлого. Около четырех ему внезапно вздумалось навестить мадам Дютийель.

– Что-то нечасто я вижу тебя в нынешнем году, – произнесла эта дама, участливо глядя на него. – Дела не ладятся?

– Да, – мрачно ответил он.

Он отчасти ломал комедию, все было не так мрачно, как показывал рисунок его бровей.

– Бедный мой Луи, чего тебе не хватает?

– Честолюбия.

– Честолюбия?

– Да, помнишь, что ты мне сказала? Что у меня слишком скромные запросы. С тех пор как ты вбила мне это в голову, у меня все не заладилось.

– Меня это очень расстраивает, Луи. Я не желала тебе зла.

– Зло уже свершилось! У меня теперь ничего не выходит. Я презрел мелкие аферы. А между тем остался без единого су.

– Бедняга Луи, так ты на мели? Может, ты хочешь, чтобы я одолжила тебе денег?

– Мне бы это не помешало.

– Старинному клиенту вроде тебя не отказывают. Сколько ты хочешь?

– Пять тысяч франков, к примеру.

Мадам Дютийель аж вздрогнула. Сумма была внушительная. Она открыла небольшой сундучок и протянула Браббану пять пачек купюр. Он рассовал их по карманам, которые, судя по виду, были у него глубокими.

– Спасибо, – просто сказал он.

– И что ты теперь собираешься делать?

– Не представляю. В смысле, проверну что-нибудь крупное, но не знаю, что именно.

– Ты не боишься, что?..

Он пожал плечами.

– Я ничего не боюсь. Я стреляный воробей.

– И у тебя нет ни малейшего представления о том, что это будет?

– Нет.

Он помялся.

– За это время в моей жизни произошли перемены.

– Какие?

– У меня теперь есть секретарь. Приятный, активный, находчивый молодой человек. Парень – что надо. А еще у меня машина, гоночный автомобиль. Катит потрясающе.

– Я тебя не узнаю! – со смехом сказала мадам Дютийель. Браббан поднялся, поправил галстук.

– Я хотел тебе еще кое-что сказать… На меня как на клиента больше особо не рассчитывай.

– Любовь прошла? – спросила мадам Дютийель; она неправильно поняла.

– Прошла! – усмехнулся месье Дютийель. – Все только начинается.

Выходя, он мял лежащие на дне карманов пачки купюр. До встречи с Фаби оставалось провести еще четыре часа. Он сел в такси и велел доставить его в «Людо». Толю ждал его там и смотрел, как играют мастера.

– Пойдем? – предложил Браббан.

Но все бильярдные столы были заняты.

– Я первый в очереди, – сказал Толю.

Официант указал им на стол, который, скорее всего, должен был им достаться. Два старика приблизились. Стол занимали Тюкден и Бреннюир.

– А, попались! – шутливо воскликнул Толю.

У двух игроков его скрипучий голос радости не вызвал.

– Мы скоро закончим, – сказал Бреннюир, – 86 на 81.

– Кто ведет?

– Тюкден.

Старики тем временем сели на диванчик. Тюкден запорол карамболь.

– Слабовато у вас получилось, – сказал Толю.

Бреннюир в свою очередь промахнулся.

– Надо было играть на красный, – заметил Браббан.

– И решительнее, – добавил Толю.

Тюкден сделал случайное касание.

– Вот что значит каждый раз не тереть мелом, – вывел из этого мораль Браббан.

У Бреннюира не вышел рикошет.

– Это было рискованно, – сказал его дядя. – Лучше бы попробовал четырехбортный удар.

Под неусыпным оком всезнающего старшего поколения нервы молодых постепенно напряглись до предела.

– Это ваши книжки? – спросил Браббан, указывая на две книги, валявшиеся на диване.

Тюкден утвердительно кивнул.

Браббан мельком взглянул. «Лорд Джим»[86]86
  Приключенческий роман Джозефа Конрада (1857–1924), британского писателя польского происхождения.


[Закрыть] – прочел он на первой. Книга была на английском, и название ни о чем ему не говорило. Другая была озаглавлена «Подземелья Ватикана»[87]87
  Повесть А. Жида (1914 г.).


[Закрыть].

– О чем здесь пишут? – небрежно спросил он.

Тюкден взглянул на него с презрением.

– О молодом человеке, который убил старого, – дерзко ответил он.

С тех пор как он носил ремень вместо подтяжек, а также курил английский табак, а также читал Конрада в оригинале, он ощущал некоторую уверенность в себе.

– Там случайно не идет речь о Папе? – не отставал Браббан.

– Какой уж тут Папа…

Тюкден забил сотое очко. Бильярдный стол освободился. Оба молодых человека ушли в отвратительном настроении. Их немолодые знакомые сыграли партию. Но Браббан, который в тот день не старался понравиться Толю, закатил ему под ребра целую серию ударов ценой в двадцать пять очков каждый. Пилюля не мог в это поверить.

– Надо же, дорогой мой, вы сегодня были в форме. Что это с вами случилось?

Браббан скромно потупился. У него впереди было еще полчаса до встречи с Фаби в «Таверн дю Пале». Он проводил Толю в «Суффле» и перехватил с ним по порции перно. Месье Бреннюира не было. Пилюля ненадолго отлучился: им овладело внезапное желание опорожниться. Браббан воспользовался этим и подозвал Альфреда.

– Скажите, Альфред, вчера был благоприятный день?

– Для сердца или для ума?

– Для сердца, Альфред. Для сердца. Только никому не говорите.

– Месье знает, насколько я неболтлив.

Альфред заглянул в новенький блокнот.

– Я о вас подумал, – сказал он. – И заранее все подсчитал.

Браббан выложил двадцать франков.

– Вчера для вас был исключительно удачный день, – сообщил Альфред. – Особенно по части того, о чем вы говорили.

Клиент, похоже, был рад. Но через секунду вдруг забеспокоился.

– Послушайте, Альфред, вы всегда обещаете мне только успех. Неужели у меня не бывает неудачных дней? Или вы просто не говорите мне всю правду, чтобы не огорчать?

Альфред показал свой блокнот.

– Вот мои расчеты, месье Браббан. Все по науке. Я ничего не добавляю.

– Я вам верю, Альфред, верю.

Вернулся Толю.

– Вы уже уходите? – спросил он, увидев, что Браббан надевает шляпу.

– Простите меня, срочное дело. Передайте привет Бреннюиру.

– В понедельник я отыграюсь, – сказал Толю.

Браббан изобразил головой «да, да» и спешно вышел.

Быстрым шагом спустился по бульвару Сен-Мишель до «Таверн дю Пале». Вошел с замиранием сердца. Фаби уже была там.

XXIII

Винсен поднялся по бульвару Сен-Мишель до вокзала «Пор-Руаяль». Было жарко, он только что сдал экзамен по истории фило(софии). Прошел автобус маршрута U. Было очень жарко. Винсен перешел улицу и уселся на террасе «Брасри де л’Обсерватуар». Выпил кружку пива. Он возвращался пешком к родителям, которые жили на улице Конвента. У Бреннюира теперь был диплом по филологии и праву; этим же вечером он должен был уехать с сестрой на каникулы. И уже попрощался. Сам Винсен этим летом снова оставался в Париже. Бреннюир отправлялся в полк в ноябре. Так что наверняка они больше не встретятся. Бреннюир попрощался, и их дружба вмиг испарилась. На улице, давившей духотой, пахло пылью и навозом. Винсен следил за движениями людей и предметов, но смотрел сквозь этих людей и сквозь эти предметы. Бреннюира он не особенно любил, но последние шесть месяцев они виделись почти каждый день. Винсен сосчитал на пальцах, действительно ли это шесть месяцев, и оказалось, что немного меньше. Получив свои солидные корочки, Бреннюир готовился стать офицером запаса; позже он будет чиновником. Винсен счел это слишком скучным и слишком ничтожным. Бреннюир пожал ему руку, попрощался и уехал на каникулы. Винсен же никогда не уезжал на каникулы и никогда не путешествовал, но чувствовал, что становится другим с тех пор, как носит ремень вместо подтяжек, курит английский табак и читает Конрада в оригинале. И де Фо[88]88
  Имеется в виду Даниель Дефо (1660–1731).


[Закрыть], и Стивенсона, и Джека Лондона. И «Барнабут»[89]89
  «А.О. Барнабут» – роман Валери Ларбо (1881–1957), написанный в 1913 г. по-французски и переведенный на английский язык в 1924 г. Роман представляет собой дневник и стихотворения южноамериканского миллионера, прототипом которого стал сам автор.


[Закрыть] также в оригинале. Он не путешествовал, зато много читал и презирал эту будничную, обыденную жизнь, но совершал лишь ребяческие попытки покончить с нею. Он выпил еще кружку пива, поскольку было чрезвычайно жарко. Прошел автобус маршрута U. Стала образовываться толпа, поскольку близился конец дня – обычного и рабочего. На террасе и здесь, и там, и вон там рассаживались люди, поскольку от жары у тучных потели лбы, у флегматиков – руки и очень у многих – ноги. В этой толпе периодически встречалось какое-нибудь необыкновенное, восхитительное создание, но любая возможная связь была невозможна между ним и ею. Он быстро пришел к этому выводу. И не желал, чтобы самая очаровательная из этих женщин подсела к нему, поскольку знал наверняка, что не решится с ней заговорить. Роэль достиг в университете некоторых успехов, о чем говорили листки, развешенные в коридорах учебного заведения; но найти его не представлялось возможным. Бреннюир. Роэль. Винсен поставил рядом и третье имя – тот, кто его носил, несомненно, каждую ночь мог видеть, как небо покрывается инкрустациями созвездий. Винсен никогда не путешествовал. «Из Гавра много кораблей уходит…» – цитировал он сам себя. Бреннюир, Роэль, Ублен. Друзья исчезали из его жизни, словно были рождены лишь для того, чтобы на короткое время объявиться в его мире; Бреннюир не представлял из себя ничего особенного, Роэль был настоящим другом, зато Ублен был загадкой, живым утверждением Приключения. В глазах Винсена Ублен обеспечивал значимость таких понятий, как Случайное, Беспричинное, Неизвестное, и только эти кардинальные понятия могли, по его мнению, придать смысл любой жизни. Винсен измерял расстояние, отделявшее его от всего этого, и, несмотря на посредственность и заурядность своего существования, ему достаточно было вспомнить Ублена, вспомнить, что он жил рядом с этим человеком, чтобы осознать возможность незамедлительного и внезапного преображения своего бытия, которое принесло бы избавление от ненавистных пут, обхвативших его так, что каждое усилие, предпринимаемое, чтобы освободиться, делало их еще туже. Потому он вел свою посредственную жизнь, пребывая в уверенности, что желанный миг настанет; и когда осознавал, что в нем живет эта надежда, то ругал себя за омерзительный оптимизм, поскольку пессимизм представлялся ему единственно приемлемым мировоззрением, единственным соответствующим реальности. Винсен проповедовал веру в пессимизм. Он расплатился за пиво и ушел.

Он спустился к Монруж, испытывая привычное одиночество при соприкосновении с толпой, кишевшей на авеню д’Орлеан перед магазинами со жратвой. Три друга, три расставания: так было всегда, еще в детстве, начиная с того приятеля, который умер и чье имя он едва помнил, и заканчивая тем, который работал в Гавре у одного торговца и с которым они обменивались редкими, лишенными всякого интереса письмами. Мало-помалу Винсену открывалась его отчужденность; раздвигая направо и налево безликих индивидов, он вдруг понял, что остался совершенно один на этой земле, и ужаснулся.

Улица Алезиа идет от церкви Монруж к железнодорожному мосту. Улица Вуйе идет от моста к Кронштадтской улице. Затем следует улица Конвента. Тюкден-старший с нетерпением ждал возвращения сына, сильно сомневаясь, что тот принесет хорошую новость. Мадам Тюкден не сомневалась, она была уверена в успехе Винсена, но все время стучала по дереву, чтобы не сглазить. Она была высокая и худая и сильно напоминала улицу Вуйе, поскольку тоже была одета в темное и мрачно-прямое и походила на эдакий повисший фаллос. Месье Тюкден любил блюда с соусами и рагу, любовь к рагу разделяла и мадам, и под этим соусом у них сложилось согласие. На всякий случай горничной велено было приготовить на вечер наваристое блюдо с бараньими ножками в подливке «пулет» – чтобы отпраздновать успех наследника. В случае провала блюдо с бараньими ножками в подливке «пулет» растянули бы на два ужина вместо одного.

Вошел Винсен. Новость оказалась хорошей. Блюдо с бараньими ножками в подливке «пулет» было уничтожено. Поглощение пищи сопровождалось распитием бургундского. Винсен болтал, разглагольствовал, ораторствовал, лоб у него покрылся потом, поскольку жара была беспредельная. Тюкден-старший смотрел в будущее с уверенностью; через год Винсен закончит учебу, станет офицером запаса, а затем госслужащим. Винсен рассказал о Бреннюире. Семья была в восхищении. Винсен чувствовал себя трусом; он решил, что виной тому бургундское. За десертом Тюкден-старший откупорил бутылку игристого и тоже объявил хорошую новость. Они проведут месяц у кузена Боршара, державшего харчевню в небольшой деревушке к югу от Нанта. Отъезд был назначен на 1-е июля.

Отъезд состоялся 1-го июля. Путешествие, отличавшееся заурядностью, было напичкано тривиальными происшествиями и мелкими неувязками. Ночь провели в поезде. Винсен не мог уснуть.

В Нант прибыли рано утром, осмотрели город и порт, сравнивая их с Гавром. Во второй половине дня сели в пригородный поезд, и к пяти часам семейство Тюкденов высадилось в пункте назначения. Кузен Боршар приехал за ними на двуколке; он отвез всех в свое пристанище, дощатый дом, на который наступали пески. Кузина стряпала еду для двух бедолаг-пансионеров, на которых плохая кормежка словно нагнала порчу. Придурковатая служанка обслуживала редких посетителей. Туристы были немногочисленны, поскольку купаться было нельзя: во время отлива пляж становился грязным, а во время прилива небезопасным. Впереди блином лежал на солнце остров Черного монастыря. Винсену место понравилось, но мадам Тюкден была разочарована. В первый день между отцом и кузеном произошел небольшой спор из-за стоимости пансиона. Но все уладилось. Потекли дни – и дни, и ночи.

Среди клиентов кузена Боршара был будущий студент факультета права, исполненный сознания своей утонченности и старательно заботившийся о внешности. Хотелось спросить, каким чудом он оказался в песках этого пляжа. Были двое русских, которые жили на отдельной вилле, охраняемой собаками. Когда они появлялись, то включали фонограф и танцевали. Будущий студент обменялся с Винсеном несколькими словами, но общение не завязалось. Студенту требовалось одно: чтобы его поразили историями из жизни Латинского квартала, но Винсен не поведал ему ни одной, и кроме того, он ничего не понимал в вопросах гардероба и косметики, волновавших юного жителя Нанта. В общем, все приходили довольно часто, включали фонограф и танцевали. Боршар в конце концов просек, что молодой человек был любовником «блистательной русской» – так кузен ее называл. Ночью было слышно, как вдали, на вилле, заливаются лаем псы.

Когда они, русские, приходили, Винсен страдал, главным образом от присутствия женщины. Он не мог смотреть, как она танцует с молодым человеком, не испытывая болезненного ощущения, доводившего его до ужаса. Мужчина, русский, целый день пил коньяки с водой. Когда другие танцевали, он готовил следующий диск и заводил фонограф. Семейства Боршаров и Тюкденов отпускали по этому поводу шуточки, возмущавшие Винсена. Он совершал долгие прогулки в деревню, но виллу русских всегда обходил. Все стало для него тягостным, давящим. И он с облегчением узнал однажды вечером, что молодой человек утопился. «Это тоже не добавит клиентов в наших краях,» – сказал кузен Боршар. Русские покинули место, не расплатившись за коньяки с водой. Началось время затяжных дождей. Умершее лето портило горизонт, по небу тащились синие тучи, похожие на падаль. Хибара-отель был пропитан влагой; все побаивались, как бы он не приказал долго жить от водянки. Служанка хряпнулась носом в супницу, неудачно упав с высоты. Боршары переживали. Тюкдены хотели уехать. Запершись в своей комнате, Винсен читал.

XXIV

Была суббота. Синдоль работал по принципу «английской недели»[90]90
  Принцип организации труда, впервые установленный в Великобритании в 1914 г., когда помимо выходного в воскресенье рабочие имеют право на укороченный или свободный день в субботу.


[Закрыть]. Он доехал на трамвае до остановки «Казино». Спустился по лестнице напротив бань и, скользя по гальке, добрался до сарая, выкрашенного в светло-серый цвет. Мюро, лежа в шезлонге, читал фривольную газетенку. Понсек чинил футбольный мяч.

– Наш старик Синдоль, – сказал Мюро.

Он смотрел на него снизу вверх и сверху вниз.

– Ну что, чем занимаетесь? – спросил Синдоль.

– Налить тебе виски? – предложил Понсек. – Роэль вчера спер в Казино бутылку.

– Да-да, мы будем пить виски, – сказал Мюро, вставая. – Вот только льда нет.

Он извлек из темного угла напиток и сифон.

– Это Роэль свистнул? – спросил Синдоль.

– Да, вчера. Отлично повеселились, – сообщил Понсек.

Все трое расселись со стаканами в руках.

– Ну что, чем занимаетесь? – спросил Синдоль.

– Все так же медициной, – ответил Мюро. – Во время каникул о ремесле ни слова.

– А у Роэля уже есть диплом?

– Какое там. У него пока ровно четверть диплома. Кстати, этой зимой он вляпался в историю. Сделал ребенка одной цыпке, это было что-то. К счастью, я все уладил.

– Каким образом?

– Интересно, да? Если когда-нибудь понадобятся мои услуги, обращайся.

– Да-да, обращайся, – подхватил Понсек. – Обойдется всего в сто франков.

– Не ври! Я с Роэля ничего не взял. Он сам тебе скажет, морда!

– Он не пишет для журналов? – спросил Синдоль.

– Кто? Роэль?

Мюро никогда не рассматривал эту возможность. Он пожал плечами.

– А Тюкден? – спросил Синдоль.

– Ну, этого теперь увидишь нечасто. Встретишь его – считай, повезло. Причем смотрит он на нас свысока, свою значимость подчеркивает. Честное слово. Мы всего лишь несчастные студенты-медики, в то время как он читает святого Фому на латыни и знает, с какой стороны надо смотреть на кубистскую картину. У нас тут видишь, как; понятно, что он нас презирает.

– Святой Фома – это что?

– Пфф! Модные штучки. Церковники агитацию разводят.

Синдоль предпочитал не говорить о церковниках.

– Вы знаете, что Ублен в конце года возвращается?

– Кто-кто, а он их здорово потряс.

– Кого потряс?

– Да Роэля и Тюкдена. Старик, когда они о нем говорят, то аж захлебываются. Раньше, помнишь, что только Роэль ни рассказывал об Ублене, а как он ерничал! Зато теперь Ублен для них – авантюрист, искатель приключений, ни на кого не похожий, потому что состриг волосы и уехал в Бразилию скупать кофе для своего дядюшки. Хотя все гораздо проще. Ничего удивительного в этом нет.

– Вообще-то я удивился, – сказал Понсек, – когда встретил его здесь накануне отъезда. Все-таки ничто не предвещало… Я решил, что это странно.

– Да ну, в жизни все просто, – возразил Мюро, – чего зря голову ломать?

– У нас об этом столько разговоров было, – сказал Синдоль. – Никто ничего не понял.

– Провинциальные пересуды, – заявил Мюро.

– А как ты сам объясняешь его отъезд?

– Очень просто. Ему опротивела жизнь бедного студента, и он подался в коммерцию. Ты ведь тоже подался в коммерцию.

– Ну да, но с ним это случилось в один день.

– Разве не бывает, что решения принимают враз? И кто сказал, что он не подготовил все заранее, только скрывал?

Остальные молчали. Мюро продолжил:

– Меня убивают люди, которые во всем ищут загадки. Жизнь простая и ясная, надо только посмотреть вокруг, чтобы это понять.

– Я в этом не уверен, – сказал Понсек.

– Я тоже, – согласился Синдоль.

– Да ну вас в пень, – заключил Мюро.

Вошел Роэль.

– Вы уже виски пьете, не могли меня подождать? Купаться не собираетесь?

Он разделся.

– Как дела у Тюкдена? – спросил Синдоль.

– В последнее время я его почти не видел. Я не хожу в Квартал.

– Из принципа, – произнес Мюро.

– Да заткнись ты.

Роэль был в одной сорочке. Проходившая мимо девушка вскрикнула. Он принялся скакать козлом. Она убежала.

– Из-за тебя ее папочка и мамочка придут с нами разбираться, – сказал Мюро.

– Будут недовольны – трахнем доченьку, – ответил Роэль.

– Мы тут говорили об Ублене, – сказал Понсек.

– Флаг вам в руки, – отозвался Роэль.

– Он в конце года возвращается, – сказал Синдоль. – Так он мне написал.

– Это все, что он сообщает? – с интересом спросил Роэль.

– Ну да, все. Похоже, ему там хорошо работается. Мне сказал один парень из его конторы.

– Ты по-прежнему от него в восторге? – спросил Мюро у Роэля.

– Больше, чем от тебя, – ответил Роэль.

Он направился к Ла Маншу; пролив находился всего в нескольких метрах. Понсек и Синдоль начали партию в шахматы, Мюро, лежа в шезлонге, набил трубку и сделал вид, что думает. Роэль вернулся, отряхивая пальцы ног.

– Море теплое? – рассеянно спросил у него Мюро.

Тот изобразил головой «да-да» и, пыхтя, стал вытираться. Он оделся и выпил виски.

– Терпеть не могу эту игру, – сказал он, глядя на шахматистов. – Мой братец не приходил?

– Нет, – ответил Мюро. – Слушай, ты не согласен, что жизнь в сущности очень проста?

– В каком смысле?

– Я об Ублене. Ты про него столько всего нафантазировал. А что на самом деле произошло? Ему надоело сидеть на бобах в Париже, вот он и подался в коммерцию.

– И уехал в Бразилию. Это уже что-то.

– Ну да, есть такая Бразилия. Но знаешь, в Бразилию уехала куча народу. Миллионы.

– Вообще-то речь не о Бразилии, – сказал Роэль, – а о том, чтобы вот так вдруг, за один день переделать свою жизнь. Тебе этого никогда не понять.

– Вот именно, – поддакнул Понсек, не поднимая головы.

Роэль зажег сигарету.

– Слушайте, а вы помните Пилюлю?

– Старый баран, – сказал Понсек.

– На днях я встретил его у Люксембургского сада. Он меня тут же узнал, схватил за рукав, так что вырваться было невозможно. Но потом я об этом не пожалел, потому что с ним оказалось до чертиков интересно.

– Еще один, – произнес Мюро.

– Угадайте, о чем он думает. Нет, никогда не догадаетесь. У него угрызения совести. По какому поводу угрызения? Он боится, что плохо учил нас географии. А почему боится? Потому что не путешествовал.

– Полный маразм, – произнес Мюро.

– Вот он и хочет попутешествовать. Естественно, он все равно останется не путешествовавшим учителем географии. Но как бы то ни было, он весь в угрызениях совести, они так и прут из него. Он серьезно спросил, пригодились ли мне хоть чем-нибудь его уроки географии.

– Окончательно свихнулся, – произнес Мюро.

– Могу спорить, ты ответил, что они не принесли тебе никакой пользы, – сказал Понсек.

– Нет, вовсе нет, но я всячески призвал его отправиться в кругосветное путешествие.

– Хочешь, чтоб он сдох? – спросил Понсек.

– Значит, теперь тебе нравится старик Толю, – произнес Мюро.

– Да. По-вашему, не удивительно то, что он мне рассказал?

– Пфф! Он свихнулся, вот и весь сказ. Жизнь очень проста, старина.

– Ладно, я пошел, – сказал Роэль. – Можешь болтать глупости, сколько хочешь. Появится мой папаша – скажите, что я дома. Встречаемся вечером в Казино?

Решено. Будет очередная пьянка.