Текст книги "О чем поет ночная птица"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Хватит вам, – отрезал Рус. Помнил он тех девушек. Когда из зиндана вытащили те и говорить-то не могли, а одна и захотела бы – не смогла, язык ей отрезали. Трясло и их и ребят, что их увидели. Узники Бухенвальда – одно на ум шло. На вид под пятьдесят, а потом выяснилось – двадцать. – Твари, – зубами скрипнул.

Мужчины притихли. Глаза у лейтенанта стеклянные стали – плохой признак.

Комбат вломился, рявкнул с порога:

– Зеленин, что с гарнитурой? Я что бегаю за тобой?! Ответить в лом?!

Руслан молча кинул ему гарнитуру, в которой кроме скрежета, только мат и ни одного слова по делу, ни одного позывного.

– Хм! – вздохнул комбат и рукой махнул. – Подъем! Вас в Буйнакск отправляют. По дороге молодых прихвати, укомплектуйся, Рус. Там тоже жопа, говорят. Ну, что встали, славяне?! Вперед! «Коробочки» отходят! Бегом!…

В кармане нудно заверещал телефон. Руслан чертыхнулся и глянул на дисплей – Леня.

– Привет.

– И тебе. Я тут мимо твоего офиса проезжал. Может, спустишься? Диски заберешь.

– Приспичило тебя?

– Занят?

– Да нет.

– Ну, тады ой? – засмеялся в трубку мужчина. – Время, кстати, обеденное.

Зеленин глянул на часы: действительно. И почему бы не посидеть с другом в кафе, не поболтать о пустяках, что отвлекают от мрачных мыслей?

– Идет. Сейчас спущусь.

Они расположились в кафе на третьем этаже «Сотникова». Удобно. Чуть что – Зеленин рабочее место не покидал. И заведение тихое, фактически без посетителей, плюс скидка на обслуживание. Мелочь, а мило.

Леня как обычно заказал всего и побольше, плюхнул сумочку с дисками на соседний стул:

– Возвращаю пока мой охламон до твоей подборки не дотянулся.

– Ну и дал бы…

– А потом искал! Не-е, старичок. Я взял, я отдал. Слушай, что узнал: парень с моей бригады в выходные на Карповое озеро ездил. Пока мы пескарей таскали, он линей да карпов. Вот такие говорит! – щедро раздвинув руки, выказал объем рыбин.

– Это акулы, – хмыкнул Рус.

– Да? Ну, чуть поменьше. Пятнадцать кг говорит, взял. Я тут подумал, чего бы нам не рвануть в субботу на Карповое? Здесь сорок километров по трассе.

– Желания нет, – качнул головой мужчина.

– Это от разочарования, а вот поймаешь красавца кг на три…

– Я его в рыбном отделе поймаю.

– Значит, не поедешь? – приуныл Леонид.

– Не поеду.

– Другие планы?

– Планы мне Сотников в две минуты обломит.

– Командировка?

– Пока нет, но к выходным может нарасти.

– Зама пошли.

– Послал. В отпуск.

– Поэтому смурной?

– Лень, не лезь в душу, – посоветовал, хмуро глянув на друга. – Ешь и…

– Вали, да? Гостеприимный ты, а как другу рад?!

Зеленин даже не улыбнулся на шутку и Иванов понял, что тот расстроен, проблема какая-то организовалась.

– Помочь? – посерьезнел.

– Нечем.

– Так не бывает. Где есть вход, обязательно есть выход. Есть проблема, есть ее решение. По работе что? Сотников наехал? Хотя, пардон, из-за этого бы ты злой был, а ты нервный и потерянный. Личное?

– Почти угадал.

– Родня? Мать, брат?

– Мимо. Перестань пальцем в небо тыкать. Кушай.

– И заткнись? – прищурился на друга. – Что-то серьезное? Совсем говорить не хочешь?

– Совсем! – отрезал. И смягчился, заметив недовольство друга: что он, правда, с ним, как с подчиненным. – Извини.

– Замяли, – согласился. – Но если что, свистни. Вечером как? Может ко мне, посидим?

Заманчиво. Тепло у Лени дома, спокойно. Самое место душой оттаивать. Только не по карману это Зеленину. Не сейчас.

– Как счет оплачу, – бросил тихо.

Иванов замер над тарелкой, уставился на мужчину исподлобья:

– Большой счет?

– Жизни не хватит выплатить. Да не пытай ты меня!

– Молчу. Н-да, настроение было ничтяк, а теперь к чертям уехало. Заехать за тобой вечером?

– Я на колесах.

– У тебя же стучало что-то. В сервис везти хотел.

– Съездил. Ерунда.

– Угу?

– Не майся, Лень, я в норме. Не навязывайся в сопровождение, ничего со мной не будет, не пацан.

– Давно я тебя таким не видел. И взгляд стеклянный.

– Это судьба в глаза посмотрела, вот они и остекленели.

– Ой, Рус-с… Ну, захочешь, сам расскажешь.

– Не расскажу.

А хочется. Так бы и скинул глыбу с души, покаялся. Да разве этим что-то исправишь? И захотелось вдруг рвануть на перекресток, встать рядом с девушкой и…

И что? Что он может ей сказать, что она ему?

"Извини, я, кажется, тебя убил".

"Извини, я, кажется, выжила".

Бред.

Но в пять он поехал на перекресток, забыв о запланированном походе в магазин, наплевав на образовавшиеся на работе дела. Его как преступника тянуло на место преступления, тащило сюда.

Рус сидел в машине и смотрел на красную кирпичную стену, у которой утром стояла девушка и торговала своими картинками. Ее не было сейчас, но чуть присмотрись – и будто стоит.

А сколько лет она стоит перед его глазами?

Он пытался найти оправдания своему преступлению, но за давностью лет, все, что могло тогда его обелить, исчезло. Долг, обязанности, война, что все спишет – уже не спасали. И как никогда остро он ощущал себя подонком, равным тем, которых убивал на той войне.

А ведь немало положил, но хоть бы один встал перед ним, замаячил хоть во сне. Только погибшие братья-славяне приходили иногда: "ничего командир, прорвемся". И эта девушка как заноза, как пуля в виске, сидел и сидела внутри, смотрела на него своими синими, как незабудки глазами, вскидывала руки и падала в траву.

Хоть в петлю, хоть как она – с обрыва в траву.

А ведь знал, что это она, подозревал. Как увидел первый раз на перекрестке, так сердце екнуло. Но отогнал, задавил подозрение – не бывает так, мертвые не возвращаются. И бегал как заяц от себя, от нее, от вины своей, от воспоминаний по Блюхера и Коммунаров, придумывал, выдумывал только чтобы не думать, не знать.

Сколько лет забывал, хоть бы миг забыл.

И вроде наоборот, успокойся – жива, а ему вовсе плохо, как рецидив болезни, вина обострилась – давит, жжет, крутит, все нутро выела. Столько лет с ним жила, то глуше то острее о себе знать давала, но придавленная делами, суетными мыслями, худо-бедно сносилась, а тут вылезла и поедом ест. Хоть в омут головой, хоть в щель от нее, как таракан – все равно покоя нет и не будет.

Сволочь он. Хоть обеляй, хоть какие оправдания придумывай – сволочь.

Вернуть бы все.

Сколько раз он мысленно прокручивал пленку воспоминаний назад и менял сценарий: посылал пулю в Арслана, кубарем катился вниз с обрыва вместе с девушкой и бежал с ней же к своим. Она жила, он жил.

А просыпался и понимал – не живет. Та пуля двоих убила.

Мобильный затарахтел, выдергивая Зеленина из глухого мрака тоски.

"Номер не определен", – увидел на дисплее и рука дрогнула: не она ли звонит? С того света. А на этом – призрак, что только для него является.

И головой покачал: ерундой не майся, с ума не сходи.

– Да, – бросил сухо, открыв крышку.

Тихо в трубке как в гробу.

Рус помолчал, слушая тишину и пытаясь угадать, кто на том конце связи с ним в дурацкие игры играет, сложил «раскладушку» и уставился перед собой: не первый такой звонок. Третий за последний месяц.

Раньше внимания не обращал, а сейчас четко понял – по его душу и неспроста, как бы не с ней связно.

Шантажировать решили? Мосты налаживают, почву прощупывают? Мало вероятно. Однако после встречи с «призраком» воочию он этот вариант не стал отметать. И самый бредовый, что это она звонит – тоже.

И дал по газам.

Завтра он приедет сюда пораньше и поговорит с ней по душам, выяснит, кого ляда происходит и что ей от него надо.

Он заехал в супермаркет, купил все по списку и новую сим-карту.

"А теперь посмотрим, кто такой умный", – выкинул старую в окно автомобиля. Набрал номер Лени:

– Я номер сменил.

– У?… Проблема круче, чем казалась?

– Еще не знаю.

– Прятки, командир?

Руслан молча сложил «раскладушку» и убрал ее в карман: посмотрим. Заодно выясним, что и откуда тянется.

Мысль мелькнула – уехать. На Север к оленеводам. Поселиться в чуме и долгой северной ночью смотреть на северное сияние… видеть синие глаза.

Зеленин дал по газам: больше он не побежит.

Глава 3

Среда

Он не спал – маялся. К утру к синеве от щетины прибавилась синева под глазами.

Видок тот еще, – оценил, глядя на себя в зеркало. Хороший повод проехать мимо перекрестка, но завтра появиться еще один, послезавтра еще. Бегать всегда легко и повод найти не проблема.

Зеленин вышел из ванной, оделся. Прошел на кухню, покосился на забытую в раковине турку и сыпнул кофе в кофеварку. Выпил чашку, в «прикуску» с сигаретой и глянул на часы: пора.

Оглянулся у дверей, словно не надеялся вернуться или забыл что-то, и вышел.

Проезд по Северной был свободный и уже в восемь Руслан припарковался напротив здания музея. Но вылезти из машины не решился. Сидел и смотрел на девушку, что заняла свою позицию до его приезда.

Во сколько же она встает?

А это важно?

На душе Руслана тихо было и тревожно, как перед началом боя, когда не знаешь – жив будешь, умрешь, кто из твоих погибнет, как оно все повернется. И не угадать.

Сейчас он и не пытался: сидел, смотрел на девушку тупо, без всяких эмоций, пытался отстраниться и понять про нее хоть что-то.

"Снайпер"…

Какой к черту снайпер? Руки как прутики. При первом же выстреле от отдачи отвалятся.

А ведь тогда поверил, потому что хотел поверить. Знал Арслан на что давить – снайперов до жути ненавидели. Духа бы еще могли по-простому, без изысков в расход пустить, а снайпера нет, рвали бы гниду на лоскуты. Особенно, если «свой», русский. Сколько таких за деньги души продавали? А бабы? А тут еще и женщина, не какая-то местная, свихнувшаяся от страха или взлелеянной ненависти, убогая личной жизнью и лицом, не литовка, что рожей ей под стать, а своя, русская, молодая, красивая. Такой детей рожать, мужа радовать, а она…

Зеленин вылез из машины и решительно двинулся через дорогу, к ней.

– Здравствуй, – встал, руки в карманы сунув, чтобы не увидела сжавшиеся от волнения пальцы в кулаки, чтобы не дрожали.

– Здравствуйте.

И смотрит, будто первый раз видит.

– Я вчера открытку у тебя взял. Понравилась.

– Правда?!

Она не расцвела, она засияла. Улыбка до ушей расползлась, взгляд восторженный, чистый и наивный как у дитя.

Мать вашу!! – хрустнули пальцы в кармане. Перевернуло Зеленина, в небо уставился еле крик сдерживая: мать вашу! Вашу мать!!

– Вам еще надо?

– Да. Мечтаю, – скрипнул сквозь зубы.

– А вам какие надо? У меня есть на восьмое марта, на Новый год, – начала с гордостью перечислять, показывая то одну, то другую.

"Точно. И ту и другую. В июле самое то на Новый год открытку брать, а уж на Восьмое марта, сам Бог велел!" – зубы сжал.

Дурацкое положение. И в горле ком как встал, так и стоит не туда, ни сюда.

– Ко дню Защитников Отечества, – процедил, не скрыв сарказма. А на кого злился: на нее, на себя?

– У меня нет, – сникла тут же. И столько разочарования и огорчения в голосе, будто самое важное в жизни пропустила.

Зеленина как в грудь толкнули – чуть не прижал ее к себе, успокаивая.

Издевается. Нет, она точно над ним издевается!

"Так тебе и надо, сволочь", – подумал, тараня взглядом красный кирпич стены за спиной девушки. На нее смотреть не мог, смелости не хватало. И до жути хотелось схватить девчонку, затрясти как грушу и заорать в лицо: " Не узнала?! Я, Рус, тот самый, что тебе в лоб пулю всадил!! Что ты мне мазилки в нос суешь?! Что в дурочку играешь?!! Ну, посмотри на меня, посмотри! Скажи все что думаешь, раскричись, ударь!! Скажи, как выжила? Я не промахиваюсь, никогда не промахивался. "

– А у меня есть ночная птица, – уставилась на него.

– Кто? – мужчину перекосило в попытке понять, о чем она, к чему, что за птица.

– Птица, – голос до шепота упал. Взгляд то в сторону, то на него – что она за его спиной искала? Птицу свою? – Она не простая, она спасает, песни поет.

У Руслана сердце оборвалось, мурашки по телу побежали – смотрел на нее и слов не было.

Вита полезла в задний карман брюк и выставила на обозрение Руслана картонку с серыми разводами, за которыми с трудом угадывался силуэт то ли смерча, то ли водоворота.

– Вот. Берите, – шепчет.

Зеленин слов так и не нашел, открытку взял и развернулся, пару шагов к дороге сделал, обернулся. На картинку глянул – ничего на ней нет, пятна серые, каля-маляка.

Что сделать хотел, что сказать – забыл. Девушка на него смотрит довольно, улыбкой цветет. Руслана вовсе перевернуло, рванул как скаженный через дорогу. В салон залез, картинку на соседнее сиденье кинул. Сигареты достал, а прикурить не может – руки ходуном ходят.

Смял в сердцах сигарету, выкинул. Посидел, новую достал. Подкурил, наконец, и замер: а она ведь, сумасшедшая – дошло. Не удивило – раздавило. И как спасательный круг – мысль: лицо чистое, нет отметин на лбу от пули. Нет.

Значит, не она?

А какого черта, так похожа? Какого рожна всю душу ему вынула?!

Судьба с ним в догонялки играет? " Ночная птица"!…

У Руслана горло сдавило, закашлялся: "ночная птица" – так назвали снайпера, что лупил по ночам. Бил, гад, в цель точно, ни одного промаха. Или куражился иногда: ранит так, что не выжить, но сразу не умереть – мучиться приходиться. Одного в горло – крутило парня, все в кровище, ребята шею зажимали ему, а он хрипит, все сказать что-то хочет, а не может. Другого по коленным чашечкам, а тот зеленый, мальчишка еще совсем. Выл, уши закладывало…

Руса миловало, но четверых из своей группы он так потерял.

Поймать эту «птицу» никак не могли, каждую ночь облаву устраивали, а она так и не далась. А попалась бы – на части порвали.

Руслан зажмурился: не иначе как по его душу теперь птица прилетела. Судьба? От нее не уйти.

Но откуда эта девушка о ночной птице знает? Прав был Арслан – она и есть та тварь? Значит, нет на Руслане вины? Или есть, но другая, что не убил? Она это или не она? Жива, она или ему мерещиться? Может, это он с ума сошел?

Зеленин подкурил от окурка другую сигаретку и вылез из машины, встал, поглядывая на ту сторону дороги, на девчонку.

"Снайпер".

"Она – снайпер".

А что тогда, что сейчас веры нет. Подумать – легко. Те же латышки. Те же чеченки. Сколько баб, с виду и не подумать, ложили «федералов». Одни за деньги, другие мстя, третьи за идею свою гребанную. Сколько сук с той войны целыми уползло и за грамм своих преступлений не ответив?

Зеленин выплюнул сигаретку на асфальт и потопал обратно к девушке. Теперь им друг от друга не уйти, пока они к одному концу не придут, пока он не поймет, не выяснит кто она. Дурочка – пусть живет. Он даже поможет ей чем сможет, не вину свою заглаживая, просто так. Снайпер, та птица – убьет суку. А если та и не снайпер… Если та…

И вздохнул – что в этом случае он делать будет, Рус понятия не имел.

– Сколько твои картинки стоят? – вырос перед девушкой. Та вздрогнула, сжалась испуганно:

– А… А что?

– Оптом куплю. Если прогуляешься со мной.

– Куда? – голос от страха подсел.

– Да вон, в кафе. Посидим, поговорим. Просто пообщаемся.

Не очень хорошая формула знакомства. Неудачный тон. Хотел мягко сказать, а получилось жестко, почти приказом.

– Я… никуда не пойду, – замотала головой отступая.

Молодец, Рус! Напугал девчонку, «ухажер».

– "Свияга" в двух шагах, никуда идти и не придется, – пересилил себя и ласково почти сказал. Вита смягчилась, плечи потерла в раздумьях, помялась и кивнула:

– Ну, если… а зачем?

– Скучно мне, – буркнул и поморщился: а ты полный придурок, Рус. Совсем с девушками знакомиться разучился. Еще "налево, ша-агом ма-арш" – рявкни.

Девушка неуверенно плечами пожала и картинки ему протянула.

– Просто так, чтобы не скучали.

На фига они ему? Но спорить не стал, молча взял, в карман пиджака сунул и пошел к кафе, поглядывая на девушку. Как же ее зовут? Что-то затейливое, а вспомнить не может.

– Вика?

– Вита. Виталия…

"Точно".

– … А вас?

"Да-а, не только у меня склероз оказывается".

– Руслан. Вчера знакомились.

– Правда? – зрачки огромными от удивления стали. Такое не сыграть.

– Не помнишь? Много покупателей?

– Когда как. В основном вовсе нет.

"А это правда – аналитиков вызывать не надо. Плевать гражданам на открытки, что почтовые, что самописные".

– Сама рисуешь?

– Да.

И молчит. «Разговорчивая».

– Другим заняться не пыталась? Доход-то чахлый.

– Я же не для прибыли, для души.

– Угу? И муж не против?

– Я не замужем.

– Дети?

– Нет. Я хотела из детского дома взять, а Андрей сказал, что мне рано детей заводить.

– Андрей у нас кто? Жених?

– Брат.

– Старший?

– Да.

– Строгий?

– Славный.

– Мама, папа в комплекте?

– Нет.

– Извини.

– Ничего. Я их совсем не помню.

– Тебе лет-то сколько? Ты извини, что на «ты», но…

– Ничего, нормально.

– Так лет-то сколько? Совершеннолетняя? – улыбку выдавил.

– Наверное.

"Интересный ответ. Зайдем с другой стороны".

– Паспорт уже получила? – улыбнулся шире.

– Кажется. Надо у Андрея спросить, он все знает. А вам, зачем мой паспорт?

– Не за чем. Просто так спросил, – открыл двери заведения перед Витой.

– Мне придется Андрею про вас сказать. Он мне наказал, чтобы я обязательно ему про тех, кто моими документами интересуется говорила.

"Любопытно. Не прост этот Андрей".

– Тогда познакомь меня с братом. Какие проблемы?

– А вы согласны?

– Конечно. Адрес дашь, я вечером с конфетами подъеду, познакомимся, посидим все вместе. И давай на ты?

– Давайте.

– Сладкое любишь?

– Наверное.

– "Наверное", – буркнул, подвигая ей стул, сел напротив. – Что точно любишь? А то приеду с конфетами, как дурак, а ты их в мусоропровод отправишь за ненадобностью. Может фрукты? Ананасы там, маракуйя?

– Чего? – носик наморщила.

– Фрукт такой, тропический.

– А! Нет, не люблю.

– Не понравился?

– Не пробовала.

– Как же не любишь?

– Просто.

"Действительно "просто"".

– Что будешь? – получив от официантки меню, открыл Вите книжечку. Та даже не взглянула в нее – стены рассматривала, роспись хохломы.

– Вита?

– А?… А что вы, то и я, – очнулась.

– Выпьешь? Вино, коньяк?

– Нет, – даже испугалась.

– Коктейль?

– Ага.

– Чай, кофе, сок?

– Ага.

– Ага?

Зеленин растерялся. То, что девушка не в себе сомнений уже не было, но какого черта он ее в кафе притащил? Что хотел? Что можно у ненормальной узнать? Какого призрака он в этих наивных и доверчивых глазах ищет? А может себя, того, что еще не выстрелил?

"Она снайпер", – утверждал Арслан…

Чечня. 95 год.

Облава на «Ночную птицу» удалась. Удод взял кого-то и методично пинал.

Группа Зеленина рванула к нему, оттащила от мужика, что валялся на камнях, прикрывая лицо руками.

Руслану сразу не понравилась рубашка: белая, отглаженная. В такой только вместо семафора можно бродить, а уж на дело идти, ну, никак.

Рывком поднял с земли мужчину, толкнул к камням и замер, направив дуло автомата в живот пленника.

– Елки!…

На него смотрел Арслан, его одноклассник. Все то же интеллигентное личико, чуть припачканное кровью, что текла из разбитой губы. Длинные реснички, телячий взгляд и пальцы пианиста.

– Рус, – растянулись в улыбке разбитые губы.

Мужчины рванули друг к другу наплевав на то, что вроде стоят на разных сторонах баррикады. Обнялись:

– Вот чертяка!!

– Рус!!

– Дага! Вот уж не ожидал! Ты откуда нарос?

– У меня дядя здесь. Я же после школы сразу в Грозный, на экономический поступил. Отучился. А тут… А ты? Военный смотрю. Лейтенант. Сбылась мечта?

– Как видишь, – буркнул, поправляя амуницию. Неудобно вдруг стало, что грязный как черт, что вот так по-тупому встретились, что помяли Арслана ребята Руслана.

– Рус, он за камнями сидел, – тихо, но с явно проступающим намеком бросил Кобра. Плевать ему было как и остальным, окружившим друзей, кто кому этот чеченец. На лицах одно желание – в расход.

– Ты на рубашку его глянь, – отрезал мужчина. Кобра помялся, сложил белизну рубашки и возможность в ней не запачкавшись на камнях неприметную позицию держать. Не вышло. Лямку автомата поправил и отошел, прикурить у Улана попросил.

– Вы продолжайте прочесывать, а я сейчас. Две минуты, – выставил два пальца.

Носик и Жека плечами пожали: болтай, коль охота, и вниз поперли.

Рус на камни сел, Арслан рядом – улыбается так что зубы сверкают:

– Представить не можешь, как я рад тебя видеть.

– Могу, – хмыкнул, сигареты достал, предложил другу. – Минутой позже и пустили бы тебя в расход.

Тот головой качнул, от сигарет отказываясь, присказку будто не услышал.

– Не курю, как не курил.

– А здесь чего делаешь?

– К девушке шел, – признался.

– Война вроде, какие девушки к ляду?

– Здесь давно не спокойно. Только меня все это не касается, я поэтому в Буйнакск переехал, подальше от грязи.

– Но не далеко, – хмыкнул Рус, затягиваясь. – Дядька у нас кто?

– Тейп держит, – помрачнел Арслан. – Сдурел на старости лет.

– Угу, – посерьезнел и Руслан. Дошло, что Дагаев, глава крупной группировки и есть дядя Арслана. – Хреново.

Мужчина кивнул, голову свесив.

– Мир с ума сошел.

– Точно. Валить тебе из Чечни надо, сам-то понимаешь?

– Куда? – улыбнулся смущенно. – У меня девушка здесь. Жениться хочу.

– Калым есть? Дядя пособил? – недобро блеснул глазами Зеленин. Щупал однокашника. Самому противно было, а привычка. Нет на этой войне своих. Нет чужих. Дурная она и все здесь сдуревшие. И тошно оттого.

На кого он думает, в чем подозревает?

Арслан снайпер? Арслан член тейпа, член группировки, боевик?

Бред полнейший.

Десять лет Руслан с Арсланом в одном классе учился, пять за одной партой сидел. Тот по точным наукам ас был, а по физ подготовке в конце плелся. Бегать – дыхалки не хватало, подтянуться – мечта заоблачная, отжаться – тем более. НВП – двойка на тройке. Из десяти выстрелов один в мишень с краю ложил, остальные постоянно в «молоко». Подраться? Ну, что вы! Это ж моветон по фейсам стучать! По клавишам – пожалуйста. Во, воспитание!

Но что это значит сейчас?

А ни черта!

За те, почти восемь лет, что они не виделись, каждый из них изменился. И кто как жил, чем дышал – вопрос.

Но с другой стороны, если старым друзьям не верить, кому вообще тогда верить в этом дерьме?

И потом, признался же сам, никто за язык его не тянул, что дядя тот самый Дагаев, что в горле «федералов», как кость сидит. Мог промолчать, отнекаться. Мало ли Дагаевых?

Нет, честно сказал, как раньше.

– Не изменился ты, – улыбнулся Рус примиряющее.

– Не правда, Руслан, мы все изменились. А эта война? Смотрю и душу выворачивает. Ведь мы вместе были, всегда вместе. А тут… Свобода! Всем глаза и разум застила. Еще деньги. Деньги. Власть. Скажи, как это получилось? Когда крен в головах пошел?

– Меня спрашиваешь? – затушил окурок о камень. Поднялся. – Меня каждый день об этом спрашивали, а потом устали. Ладно, пошел я, может, еще встретимся. И не дай Бог, как враги, – предостерегающе прищурился на мужчину.

– Я всегда другом тебе был, ты мне, как брат. В этом ничего не изменилось и не изменится. Кольку Васнецова помнишь?

– "Ваську"? Чего вдруг вспомнил?

– Он меня тогда чуть насмерть не забил, а ты спас. И сейчас спас. Я такое не забываю.

Хорошие слова, а взгляд – нет. Не Арслана, не щенка – интеллигента – матерого хищника.

Но следующие слова неприятное впечатление размыли, настороженность стерли.

– Я знаю, что вы снайпера ищете. Я найду его тебе, брат.

Рус плечо ему сжал и на подбитую бровь кивнул:

– Фейс береги, а то пока ловишь, тебя поймают.

– Я серьезно, Рус. Вашим слова не скажут, а своим сболтнуть могут. Я услышу.

Мужчина прищурился: помощь не помешает. Больше тридцати ребят уже легло. Куда годно?

– Если по дружбе шепнешь, не откажусь.

– Как тебя найти?

– Лейтенант Зеленин. Адрес точный, – и потопал вниз, к своим бойцам.

И не выдержал, как не хотел казаться сильным, гордым, сдержанным – обернулся и улыбнулся старому товарищу. И тот в ответ:

– Береги себя.

– И ты. Девки нынче жизни стоить могут.

– Эта стоит, – улыбнулся смущенно.

Мелочь, а тепло на душе. Если кто-то в этом дерьме еще любить способен, значит не зря ребята здесь ложатся, значит, есть еще за что воевать, кроме гребанной нефти…

Руслан волосами тряхнул, откидывая воспоминание, воззрился на девушку. А та меню изучает, пальчиком вензеля по краям обводит.

– Красиво, – пояснила, заметив его взгляд.

Кто ж спорит, девочка? – затосковал.

Двенадцать лет прошло, двенадцать! Есть же такие, что все через себя кидают. Почему он не такой, что ему та история покоя не дает? И не в такую задницу попадал, не из такого дерьма выгребал. Но все забылось, затерлось, а это помниться, будто вчера было, миг назад, а не двенадцать лет.

В ней все дело, в русоволосой девчонке– незабудке с синими как небо над Уралом глазами… которые он погасил. А вот за каким? – зубами скрипнул. Враги, боевики – одно, а женщина – другое. В упор выстрелить в безоружную, доверчиво смотрящую на тебя девчонку, на которую просто указали рукой и выкупить ее жизнью свою. Такое не забыть, потому что той самой выкупленной жизни этот счет оплатить не хватит.

– Вам плохо? – заметив, как изменилось лицо Руслана, спросила Вита.

– Нет, – солгал. А на душе черти дерутся и никак не успокоятся.

Вот если бы она была снайпером, если б она точно была той "ночной птицей"!

– Вы чай закажите, зеленый. Он полезен.

– Тебе? – не понял о чем она.

– Вам.

– Мы же на «ты» договорились, – растянул губы в улыбки, а она сползает, не держится.

– Мне привыкнуть надо, – улыбнулась смущенно.

– Хорошо, – согласился: мне тоже. Подозвал официантку, сделал заказ, опять на девушку уставился. Вита – Лилия – Виталия. Даже имя созвучно. И сама… Коса по груди вьется. А у той волосы растрепаны были – таскали твари за них.

– Расскажи что-нибудь, – попросил, чтобы только не думать о том.

– Что?

– Например, чем вчера занималась?

– В кино ходила.

– В кино? – как по-домашнему, с горчинкой ностальгии по пролетевшим десятилетиям.

– Ага. В «Кировец».

Где же такой кинозал? Был один, помнит Руслан, недалеко от завода. Он туда пацаном с друзьями на "Укрощение строптивого" бегал, грудь Орнеллы Мути рассматривал. Двадцать лет назад. Да, почти двадцать.

Только нет этого кинотеатра давным – давно.

– Что же смотрела?

– "Не могу сказать прощай".

– В «Кировце»?

– В «Кировце».

Приплыли. Нет кинотеатра, фильм двести лет как с проката снят, а она смотрела.

– Одна ходила?

– С подругами.

– Какие они?

– Хорошие.

– Андрей был не против?

– Андрея еще не было.

– С работы не пришел?

– Совсем не было.

– Не родился.

– Наверное.

Зеленин за сигаретами полез. Разговор с ненормальной удовольствие для гурманов. Только видно и он нормальным не был, потому как не смешно было, а грустно до одури, и жалко девчонку, жалко так, что готов был что угодно сделать. Ему хотелось сбежать от нее и от своей щемящей жалости, и остаться, выпить эту чашу до дна, одновременно.

– Закурю? – спросил.

– Пожалуйста.

– Андрей курит?

– Да… Нет. Он бросил. Вчера… Нет, три дня назад или… Ну, где-то так, – жестами попыталась подтвердить свои слова и чуть салфетницу не сбила. Сникла, сжалась и добавила виновато. – Я вообще-то даты путаю.

"Заметил. А еще видимо дни и года".

– Ничего. У каждого свои странности. Я, например, постоянно забываю, что мне надо купить в дом. Утром оказывается, что кончились сигареты, кофе или совсем нет хлеба.

– Вы один живете.

"Догадливая".

– Холостяк, – улыбнулся.

– Андрей тоже холостяк. Я ему все говорю, говорю, чтобы женился, а он ни в какую. Упрется, как козерожка. А он и есть козерог. Упряя-ааа-мый.

– Трудно с ним?

– Нет, – отмахнулась, развернулась боком к Зеленину и давай болтать, лепнину на потолке кафе разглядывая. – Он хороший, чуткий, добрый. Но тоже все всегда забывает. Рубашку с плеч не стащишь, так и будет в грязной ходить. Интересно, это из гипса сделано? Вручную или штамповка? – спросила без перехода.

Руслан моргнул, на секунду потерявшись и кивнул, сообразив, о чем она:

– Стандартные натяжные потолки.

Девушка тут же потеряла интерес к потолку и занялась изучением столового набора из солонки, перечницы и уже знакомой ей салфетницы.

"Как же ее брат одну на улицу отпускает? Не запрещает открытками торговать?" – подумал мужчина.

– Андрей против твоей торговли открытками?

– Наверное… А? Нет. Дома хуже. Я дома все изучила. А на перекрестке стоишь, смотришь, как люди живут. Интересно, – протянула мечтательно, взгляд опять в сторону потолка ушел. – Машины едут, прохожие бегут – все по каким-то очень важным делам. Детей мамы за ручки ведут… Я, когда в школу ходила, у меня был белый, белый бант, вот такой! – растопырила пальцы, словно огромный мяч в руки взяла. И тут же сникла не понятно отчего. – Пить хочу, – прошептала.

– Сейчас, – обернулся на официанта за стойкой, поторапливая взглядом. Минута и им сервировали стол. – Коктейль и твой зеленый чай. Только осторожно, он горячий, – предупредил, видя, что девушка засуетилась и может нервным движение просто смахнуть чайник со стола себе на ноги, обжечься, чего доброго.

И подивился: Вита послушно притихла и выжидательно уставилась на мужчину.

– Я сам, – понял тот, налил ей чай в чашку, сахарницу пододвинул. Сахар Вита проигнорировала, а чашку к себе пододвинула и принялась ложечкой чай черпать, дуть на воду.

У Зеленина возникло ощущение, что он в детский сад попал и готовиться занять место нянечки. Но и это его не напрягло, даже любопытно стало – как это о ком-то заботится? Как он жил без этого?

Неполноценно, безответственно, вот как. В свое удовольствие, как лопух у дороги.

Любопытное открытие.

– Пирожное бери, – предложил. Вита взглядом по нему мазнула и головой мотнула:

– Не хочу.

И опять в чашку уткнулась, дуть на воду принялась да чаинки гонять ложкой. Увлеклась настолько, что видно о Руслане забыла.

– Вита? Виталия?

Ноль. «Пыф» в чашку и все.

– Девушка?! – позвал громче. Вита вздрогнула, так что стол качнулся, ложку выронила и с ужасом на Зеленина уставилась. Губы затряслись, в глазах слезы появились.

Руслан потерялся, не понимая, что такого сделал и что теперь делать.

А та носом шмыгнула, сообразила, кто перед ней и вздохнула тяжело, головой закачала:

– Ты что? Нельзя на людей кричать, – зашептала, будто страшную тайну открывала. – У нас же уши есть. У нас знаешь, какой слух? Острый. Его криком испортить можно. А еще у нас есть аура. Когда кричат, она резонирует и бьется о тело: бум-бум, как шарик о бортик. От этого потом болеешь.

Бред! – еле сдержал фырканье Рус.

– Извини, – бросил сухо. – Больше не буду.

Девушка словно не услышала. Ладонями чашку обхватила и заулыбалась в чай:

– Когда кричат – ничего не слышно, а тишина, она знаешь, как звучит? А паутинка в углу, а этот вот чай? Их только в тишине можно услышать. Каждая вещь шепчется, а когда вместе – такая музыка, что равной не найти. Так небеса звучат. Особенно ночью, когда тихо – тихо, можно услышать, как звезды звенят, шепчутся, а лучики, как струны.

Вита жмурилась, выдавая бред с очаровательным вдохновением. Руслан уже не слушал ее – просто смотрел.

Чечня. 95 год

Жека, новенький, совсем еще зеленый, два месяца как призванный, сидел у костерка и портил зрения, пытаясь что-то рассмотреть в книге.