355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Райдо Витич » О чем поет ночная птица » Текст книги (страница 3)
О чем поет ночная птица
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 02:58

Текст книги "О чем поет ночная птица"


Автор книги: Райдо Витич



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Что читаешь? – спросил Зеленин.

Парень вздрогнул. Совсем «хорошо». Это как же надо увлечься и чем, чтобы забыть об осторожности? Лейтенант вырвал книгу, глянул на обложку, отклоняя в сторону огня. Жека вытянулся, готовый ринуться за томиком, если его бросят в огонь.

Вот, придурок! – качнул головой Руслан и бросил книгу на землю.

– Нашел место и время стихи читать. Лучше б отдыхал, пока возможность есть.

– Я и так отдыхаю, товарищ старший лейтенант, – протянул дичливо, поднимая том.

– Жека у нас филолог, – хохотнул выступающий из темноты Кобра.

– Ничего смешного, – обиделся парень, на командира покосился, крепко прижав к груди книгу. Ну, просто запасная обойма! Фу, ты, молодь желторотая! – Товарищ лейтенант, хотите я вам прочту одно стихотворение?

– Поэт, блин, романтик, – хмыкнул Кобра, сплюнув в костерок и присел на камень. – Газеты лучше почитай.

– "Барт", да? – недобро сверкнул глазами Зеленин. – Читайте рядовой Белянин, что вы там хотели, – разрешил милостиво.

Парень покашлял и тихо начал декламировать, отрешенно поглядывая в огонь:

– "Разве бывает любовь без огня? Борьба без самозабвенья?

Огонь в тревогах каждого дня, в сердечных моих откровеньях.

Мы по-солдатски строго живем у волшебства на грани и

Очищаем себя огнем раскаяний и признаний.

Вот огненной лавы следы во льду,

Вот драма на форуме веры: то сердце было с умом не в ладу,

То чувства не знали меры"…

– Классно, – оценил Кобра.

К костерку подошли еще двое салаг и лейтенант Буслаев:

– Чего это у вас? Вечер чтения? Ну-ка, давай чего там дальше?! – уселся на кирпичи, выжидательно поглядывая снизу вверх на рядового. Жека помялся, косясь на своего командира и не узрев осуждения, прочел еще.

– "Пристрастья прежние истребя, мы вечным огнем согреты

И зорко вглядываемся в себя – в смешенье теней и света.

Тревожны и радостны в вышине огни костров легендарных.

Мы сами огонь, рождены в огне и веку за то благодарны.

Что в бесконечности новых лет всегда будет реять над нами

Бушующее как пламя, как высшей правды, как совести свет

Великое наше знамя."

– В точку, рядовой. Наше знамя и… короче… доблесть, огонь там… – сжал кулак, пытаясь жестом высказать то, что в слова не складывалось. – Мы победим! – закончил спитч Буслаев.

Рус насмешливо глянул на него и подкурил сигарету от уголька: стихи ему понравились и были действительно "в точку". Не поспоришь.

– Много стихов знаешь?

– Ну-у… достаточно. А что?

– Читай почаще. Вот такие. Важно это, Женя.

Парень кивнул, обрадованный пониманием.

– А я «Овода» читал, – к какому-то месту выдал Кобра.

– Про любовь что-нибудь знаешь? – несмело спросил салага. Лейтенанты дружно покосились на него, переглянулись и промолчали. Хотят славяне про любовь – пусть их. Все лучше, чем про убитых слушать, про зверства духоов и засады, подлянки местных, боевой «славе» "ночной птицы".

– Знаю, – неуверенно пожал плечами Белянин.

– Ну, так читай, – поторопил Буслаев.

– А… какие? Лирические…

– Любые! Сказано же – про любовь.

Парень крякнул, но спорить не стал.

– И сядь ты, чего как на трибуне! – дернул солдата за край робы.

Жека плюхнулся, поерзал и, вздохнул:

– Федерик Гарсия Лорка… Но оно длинное…

– Да давай ты уже! – рассердился Буслаев.

– Ага. Хм.

" В полночь, на край долины увел я жену чужую

Я думал она невинна…

То было ночью в Сант-Яго и, словно сговору ради

в округе огни погасли и замерцали цикады"…

– Это чего? – спросил кто-то в темноте. На него тут же зашикали.

– Не обращай внимания, не останавливайся, рядовой, – поторопил навостривший уши Буслаев. Кобра сигаретку достал, приготовившись внимательно прослушать историю про чужую жену.

– " Я… сонных грудей коснулся…

– Фига ссе!

– Так, еще кто-нибудь вякнет, низом до палатки полетит! – приподнялся лейтенант, грозно оповестив округу о репрессиях. И кивнул Белянину: продолжай, больше ремарок не будет.

– Ну… "Я сонных грудей коснулся последний проулок минув

И жарко они раскрылись кистями ночных жасминов.

А юбка, шурша крахмалом, в ушах звенела, дрожала

Как полог тугого шелка под сталью пяти кинжалов.

Врастая в безлунный сумрак ворчали деревья глухо

И дальним собачьим лаем за нами гналась округа…

За ежевикою сонной у тростникового плес

Я в белый песок впечатал ее смоляные косы"…

То ли Евгений умел читать стихи, то ли настроение у Руслана было в лузу – картинка живо рисовалась в воображении до запаха и звука. И до тоски захотелось оказаться на берегу песчаного плеса с девчонкой. И до отчаянья жалко, что не любил он еще так безумно, не встретил той, что сердце тронула так, чтобы брызги из глаз, чтобы до одури, до самозабвения вляпаться в нее и… забыть то дерьмо, через которое они проходят.

Он готов был поспорить – почти каждый пришедший на огонек послушать стихи забытого поэта, подумал тоже самое.

– "Об остальном как мужчине мне говорить не пристало

И я повторять не стану слова, что она мне шептала

В песчинках и поцелуях она ушла на рассвете…

Я вел себя как должно цыгану до смертного часа

Я дал ей кольцо на память и больше не стал встречаться

Помня обман той ночи у края речной долины.

Она ведь была замужней, а мне клялась, что невинна".

Тихо стало, так тихо, что показалось, уши заложило.

Минута, другая и Буслаев шумно выдохнул:

– Не понял, все что ли? – протянул разочарованно.

– Все, – пожал плечами Женя.

– Ну, блин! – фыркнул Кобра. – Я-то думал, а оно-то оказалось. Не-е, какая разница, не пойму: невинна, замужняя. Эх, мне бы любую, зажег бы как этот цыган!…

Зеленин встал и пошел к себе, в палатку. Знал, что разговоры о бабах будут длинными и перейдут на хавчик и ублюдков – боевиков. Дай солдату пять минут передышки и он обязательно начнет разговор о женщинах и пище, а потом уже о превратностях службы.

Руслан же не хотел слышать ни о том, ни о другом, ни о третьем. Смысл травить себя?

И очень пожалел потом, что оставил своих у костерка.

Разговор затянулся, как он и предполагал, а в три ночи "ночная птица" сняла Белянина.

Буслаев пережил его ровно на сутки.

Такой ненависти как к ночному снайперу, Зеленин не испытывал ни к кому. Добрался бы – зубами горло перегрыз, порвал бы как ротвейлер подстилку – в лоскутья.

А стихи Лорки запомнили и цитировали, приписывая строки погибшему Белянину…

– Ты очень красивая, – тихо сказал Руслан. Не может такая убивать, тогда еще подумал – не может. Потому что не должна, не правильно это.

А что в этой гребанной жизни вообще правильно?

– Я? – искренне удивилась Вита, оглянулась, чтобы убедиться, что он ей сказал, а не той, которая за спиной. И пятнами от смущения пошла. Тишина за столом повисла. Мужчина понял, что зря обмолвился, на часы глянул, выкручиваясь из положения:

– Мне пора. Как на счет вечера? Куда подъезжать?

– Зачем? – глаза округлила.

– Чтобы конфеты твоему брату вручить.

Девушка удивилась тону и растерялась:

– Он вас совсем не знает.

– Будет повод узнать.

– Наверное, Андрею это не понравится.

– Узнаем.

– Вы навязываетесь? – в лоб спросила Вита. Руслан отвернулся: нет, я настаиваю.

– Хочу продолжить знакомство с тобой.

– Зачем?

– Понравилась, – прозвучало это далеко не как признание, а скорее как просьба: отстань, а? Зеленин поморщился: сроду он с женщинами не знал, как обходиться. Понимал – мягче надо быть, улыбчивее, а не получалось – пер начальственный тон и все тут.

– Как? – качнулась к нему девушка, во все глаза изучая его физиономию.

Ну, и что ответить на подобную прямоту?

– Сильно! – процедил. И разозлился на себя – вот олух! Еще бы рявкнул как на подчиненную в попытке очаровать!

Девушка же на тон внимания не обратила – в думы погрузилась, решая ребус из слов «понравилась», "сильно". Что-то явно не складывалось в ее голове.

– Вита?

"Ее не Виталия назвать надо было – Витающая в облаках", – подумал раздраженно. Отчего-то ему жутко не нравилась ее отстраненность. Мерещилось, что ускользнет она от него, как призрак. Но, по сути, она и есть – призрак.

– Виталия?

– Я у Андрея спрошу, – нашла гениальный ответ. И Зеленин чуть не повторил бессмертную фразу героя Фарады: "Зачем нам кузнец, не надо нам никакого кузнеца!"

Но сдержался, подумав, что брат Виты молодец. Хорошо сестру вымуштровал, правильно. Мало ли ублюдков по городу шатается? Обидят ненароком или специально. Люди, что животные: ни понятий, ни совести, ни чести.

– Согласен. Как мне узнать ответ?

– А как?

Значит и в этом она полагается на кого-то? Что ж, он не против подставить свои плечи.

– Ты сейчас домой?

– За рисунками, – кивнула.

– А потом?

– На перекресток.

– Вот там и встретимся. В… – глянул на часы: опоздал. И не просто опоздал, чертовски опоздал. Ну, и плевать. – В три. Устроит?

– Ага.

Ее все устраивало.

Зеленин поспешил взгляд отвести – от уступчивости девушки у него мурашки по коже поползли и мысли возникли далеко не целомудренные. Только их ему и не хватало, чтобы окончательно запутаться и утонуть.

– Пойдем? – спросил глухо.

– Куда?

Он бы сказал и отвел, послав к служащим ада работу. И точно сгорел бы сам.

– Ты домой, я в офис, – поднялся, старательно обошел стол, чтобы не задеть Виту. А то может не сдержаться, сгребет девушку, обнимет и узнает вкус ее губ.

"Дурак ты, Рус," – одернул сам себя: "О чем думаешь? Что в голову пришло?"

– Я провожу тебя.

– Спасибо.

В офис он явился в одиннадцать и даже не вспомнив об объяснительной, прошел к себе. У кабинета уже мерил шагами пространство приемной Пашков.

– Здравствуйте, Руслан Игоревич! – нарисовал любезность и энтузиазм на лице. – Я к вам, с докладом о проделанной работе.

– Н-да?

"Только тебя мне не хватало".

Прошел в кабинет, кивком приглашая за собой зама.

– Докладывай.

– Все в порядке, Руслан Игоревич. Происшествий нет. Работа идет слаженно. Кантимиров по моей просьбе провел разъяснительную работу с коллективом и выявил зачинщиков дрязг. Это менеджер торгового зала Сухарев. Амбициозен. Метит на место зав производственного отдела, находиться в близких отношениях с бухгалтером склада оптовых поставок Андреевой. Сплетни, нездоровые настроения – все дело рук этой пары.

– В докладной осветил?

– Конечно, – заверил, подвигая папку к шефу.

– Прекрасно. Позже Сотникову отнесу, – уставился пытливо на мужчину. – Отмечу твое рвение.

Пашков осмелился улыбнуться и почти по-дамски закокетничал:

– Это моя работа…

– Свободен.

– Понял, – вскочил тут же и пошел вон из кабинета.

Зеленин посмотрел ему в спину и решился:

– Александр Дмитриевич?

– Да? – тут же притормозил и обернулся тот, вытянулся как солдат на плацу, с готовностью во взгляде исполнить любой приказ.

– Сегодня я рано уйду из офиса. Могу на вас положиться?

– Совершенно спокойно, Руслан Игоревич. Я прослежу, присмотрю. Если надо, останусь ночевать.

– Не стоит, – поморщился. – Просто держите меня в курсе дел, но звоните только в случае экстренной необходимости.

– Понял, – почти поклонился Пашков и гордо удалился из кабинета.

"Павлин", – вздохнул Зеленин. Достал из ящика стола служебный телефон, понимая, что без него теперь не обойтись. Просмотрел звонки и с головой погрузился в работу. До трех он должен разгрести то, что накопилось за два дня.

Он немного опоздал, всего на десять минут, но Виты уже не было. Руслан прошелся до «Свияги», заглянул за угол музея, в подворотню, еще надеясь застать девушку, но ее будто вообще не было, будто пригрезилась она ему.

С час в расстроенных чувствах он бродил по улице мимо здания музея туда – сюда, прекрасно понимая, что ждать нечего и все же – ожидая. И с трудом, со скрипом заставил себя уйти.

Уже садясь в машину, ему показалось, что на него кто-то пристально смотрит. Но осторожно глянув в зеркало обзора не нашел ничего подозрительного и успокоился. Подумал и поехал в ближайший книжный магазин.

Вита не любит сладкое, но в восторге от живописи. Альбом с репродукциями какого-нибудь художника, будет кстати, как презент. А брат наверняка не откажется от бутылочки хорошего коньяка. Заодно и выпьет его с ним. Удобно – пьяные все болтливы. Почти все. Это у Руслана выучка – хоть ящик влей – только о погоде говорить будет. Леонид даже тест придумал: как Рус о погоде заговорил, больше ему не наливать – готов.

Глава 4

Четверг

Альбом Ван Дрейка и армянский коньяк в цивильной упаковке были кинуты на заднее сиденье.

Руслан обошел машину, придирчиво оглядывая ее – достаточно чистая или все же на мойку загнать? Успеет? Нет.

Поправил галстук, заметив неровность узла в зеркало и, покосился на звук клаксона – соседка поздоровалась. Опять пролетела как Баба – Яга на метле. Ветер ей попутный в спину, – сел в салон и повернул ключ.

В восемь десять Зеленин стоял перед Витой как караульный у мавзолея.

– Привет. Сколько же у тебя открыток? – кивнул на новообразованную стопку в руках девушки. Вчера же пачку выгреб!

– Много. Хотите посмотреть?

– Хочешь, – поправил. – Мы на «ты» договорились.

– Когда? – опешила девушка, да так натурально удивилась, что мужчина себя недалеким олигофреном почувствовал.

– Вчера, – каркнул.

– Разыгрываете?

– Я?!… – и вздохнул, набираясь терпения. – Мы вчера в «Свияге» сидели…

– С вами? В «Свияге»? Вчера? Нет, вы что-то путаете.

Зеленин с минуту изучал ее лицо, в синеве глаз купался, пытаясь уловить причину странного поведения. И сник – она действительно ненормальна и это не шутка, не маска для удачной «рыбалки» на кавалеров, ни стратегия поведения. Это болезнь, настолько же излечимая, как раковая опухоль. Нет, он понял это еще вчера, но вот принял лишь сегодня. С этим нужно было свыкнуться, принять, переварить и понять, что делать дальше. И вина, что и так хватило бы на роту, увеличилась до полка.

– Мы вчера завтракали в кафе, – голос Руслана стал мягким, вкрадчивым сам по себе. Сколько он не прилагал усилий смягчая его специально – не выходило, а тут само собой не заметно для мужчины получилось.

– Я не могла с вами завтракать, – тепло улыбнулась девушка, посматривая на мужчину как на милого, но заблуждающегося ребенка.

– Почему?

– Во-первых я не хожу в кафе. Во-вторых – не хожу с незнакомыми мужчинами. В – третьих, вчера я была в кино.

– В «Кировце». Смотрела фильм "Не могу сказать прощай", – тихо подсказал Рус.

– Откуда вы знаете?

– Я маг.

– Серьезно? – сколько восторга в голосе. А веры в глазах? А скажи ей: "Я Юрий Гагарин" – тоже поверит?

Больно-то как!

– Меня зовут Руслан, – произнес почти по слогам, медленно ласково, но настойчиво вдалбливая девушке свое имя. Должна же она его когда-нибудь запомнить. Свое имя помнит, брата, значит и его заучит, в конце концов, только нужно набраться терпения.

– А меня Вита, Виталия, – неизвестно чему обрадовалась девушка.

– Красивое имя.

– Правда? Наверное.

– Прогуляемся?

Девушка задумалась и потерялась. Руслан ждал пять минут и понял – ответа не дождется. Легонько взял девушку за локоток:

– Вита?

Та, наконец, обратила на него внимание и заулыбалась:

– Вам открытки?

– Нет. Я приглашаю тебя в кино.

– В кино? – протянула мечтательно. Взгляд ушел в небо и замер на ближайшем облаке.

– Идем?

– С тобой?

Нет, с ротой самураев! – чуть не рявкнул. На душе до того тошно стало, что хоть под поезд, как Анна Каренина.

А кто виноват, кто?! И хуже нет понимать, что ты ее такой сделал.

Но ведь нет шрама от пули, нет, – провел ладонью по волосам, убираю прядку челки со лба. Чисто. Значит не она.

Вита замерла, пугливо косясь на него, но не отстранилась, не откинула руку.

"Не она это, не она", – и сожаление и радость проскользнули в сердце. Первое потому что хочет он ее до спазмов, но даже думать о том боялся, признаться себе. А теперь можно, теперь ничего его не удержит. А первое, потому что ясно – не исправить прошлого. Призрак так и будет являться к нему, а вина жечь сердце.

Может успокоится, если рядом будет Вита. Если он заплатит ей, то что должен другой. Малодушно?

Как есть.

Приходит момент, когда человек начинает понимать, кто он на самом деле. Не в глазах коллег и друзей, не в зеркале прихожей, а в зеркале собственной совести. Неприглядном, но реально отражающим суть.

В этом зеркале Рус видел себя – далеко не героя, а банального труса, которому было бы страшно посмотреть в глаза той девушки вновь. Страшно до колик в животе, до спазма в горле. Ведь в ее глазах жил его реальный автопортрет, обличающий больше чем слова – он трус, хронический и абсолютный. И страх все больше затягивает петлю совести на его шее. А совесть – самое страшное. Вина и совесть, как вирус и грипп. Вроде мелочь, вроде, ерунда, но каждый год от этой мелочи сгорает немалый процент населения. Но тело можно вылечить, а как вылечить совесть, что уже заразила душу, вывернула ее и высушила?

Не виноват я!! – сколько раз кричал во сне?

Ни одна женщина не выдерживала его криков. Ночь, максимум три и исчезали. Он не возвращал, прекрасно понимая, что мало приятного общаться с его кошмарами и мало кому захочется бороться с его призраком. Его война продолжается и в роли пленного, побежденного и победителя – он сам. А трофей один – покой. Но получит ли он его?

Возможно эта девочка его последний шанс, единственный, что выдала судьба. А могла не выдать вовсе – не за что.

Вита…

Вита – это жизнь. Его ли?

Он очень надеялся, что его.

– Пойдем, – потянул за талию и девушка послушно зашагала рядом, не выказав и тени сопротивления. Руслан же успокоился. Пусть минута, две, но долгожданная, благодатная тишина на душе наступила и была полностью заслугой Виты. Пока он обнимал ее, пока чувствовал живое тело под рукой, теплую кожу, можно было верить во что угодно: и в то, что ничего не было, никого он не убивал, и в то, что все исправимо, даже смерть, и в то, что ее нет вовсе, и в то, что больше никогда мертвые синие глаза не будут преследовать его, потому что рядом будут живые.

Руслан усадил Виталию в салон, сел за руль и взял девушку за руку:

– В кино?

Она неуверенно пожала плечами, доверчиво и робко поглядывая на него. И настолько показалась трогательной, маленькой, нежной, что Зеленин с трудом сдержался, чтобы не стиснуть ее в объятьях, не впиться в губы

– Виталия…

Что Вита, что Лилия – видно рок его. В одной смерть, в другой жизнь. Не убежать от этого, да и не будет. Устал, надоело.

– Я трус, – признался ей. Она не поняла, огляделась и тихо переспросила:

– Рус?

Зеленин улыбнулся – легко вдруг стало. Может, потому что все на свои места встало? Или оттого, что признался, наконец, вслух сказал, что долго скрывал? И словно прежним стал, тем, что прямо смотрел в глаза, тем, что был еще открыт и не прятал ни леденцы под подушку, ни позорной тайны в сердце, не носил камень вины в душе.

И признал уже легко в главном:

– А знаешь, я же влюбился в тебя. Как увидел тогда, так и пропал, – провел по щеке, погладил пальцем губы. – Нет, не тебя… вернее…

"Какая разница?" – смолк.

Вита удивленно распахнула глаза, переваривая услышанное, складывая с чем-то, только ей понятным.

Зеленин улыбнулся и не стал мешать ей – коснулся губ и понял – конец, пропал.

Девушка задумчиво косилась в сторону и не мешала ему, не отталкивала. Впустила язык в рот, позволила прижать к себе. У Руслана голова кругом пошла, кровь в висках застучала, гулом оглашая желание.

И как обухом по голове мысль: "Что же ты делаешь, сволочь? Ты еще изнасилуй ее в машине!"

Мужчина отодвинулся, с трудом сдавая свою власть.

"Не напугал?" – с тревогой заглянул в глаза. Вита сосредоточенно изучала его физиономию, не выказывая и доли недовольства, страха или беспокойства.

– Рус очень красивое имя, – выдала.

Руслан лишь улыбнулся. Ему было все равно, пусть она хоть дважды помешанная и трижды буйная. Пусть лепечет любой вздор, витает в облаках, часами разгадывает тайну лепнины на потолке, но живет. А он будет рядом и спасет эту, раз не смог спасти ту.

Некстати заверещал рабочий мобильник, завыл с подрывом в бардачке, намекая что Зеленин должен работать.

Руслан нехотя достал его и посмотрел на дисплей: Сотников. Не отвечать?

И включил связь.

– Достопочтенный Руслан Игоревич, вы поработать не желаете? – взял с места в карьер. Зеленин не отстал – окатил с той же любезностью:

– Дорогой Лев Евгеньевич, я, как вы помните, пять лет на благо ваше без отпусков пашу и уж маленький загул заработал. Вы как думаете?

– Хм. Думаю, вы заработали большой отгул, – то ли согласился, то ли на увольнение намекнул. Но Зеленину на это ровно было, как не странно. – Три дня хватит? – уточнил.

"Щедро".

– Не знаю, – сухо отрезал Рус и улыбнулся не спускающей с него глаз девушке, чтобы смягчить впечатление от его казенного тона.

– Да? А когда узнаете?

– Сообщу.

– Многообещающе. Надеюсь, вы не собираетесь нас покинуть совсем?

– Это не входило в мои планы.

– Рад. Тогда до понедельника? Удачно отдохнуть.

– До свидания, – сложил телефон и кинул в бардачок, сомневаясь – не отключить ли его вовсе.

– У тебя планы? – заглянула в лицо мужчины Вита.

– Да.

– Какие?

– Сходить с тобой в кино.

– Со мной? – чуть не всплеснула ладонями умиляясь. – Я ходила на "Не могу сказать прощай".

– А теперь посмотришь другой фильм.

– Какой?

– Интересный, – заверил и завел мотор.

Фильмы его совсем не интересовали. Никакие. Кинотеатры вызвали оскомину. Стар он для увеселений подобного рода. Но Виталия позволяла обнимать себя и примиряла с толпой тинэйджеров со стандартным набором поп-корна и кока-колы.

Он обнимал девушку, так, чтобы не мешать осматривать рекламные проспекты фильмов, интерьер холла, дизайн кафе, а сам смотрел на нее, вдыхал ее запах, легонько касался губами щеки. И казалось ему, что не было той истории, не было выстрела. Сон все, дурной сюжет какой-нибудь книги. Не стрелял он, не убивал, не выбирал между двух жизней одну в пользу себя. И снайпера не было, и Арслана не встретил, и в Чечне никогда не воевал. Не он. Не с ней, не с ним.

Иллюзия, но хоть на минуту хочется верить, что правда.

Пока толпа ждала начала сеанса, все было хорошо, но как только открыли двери в зал и пригласили зрителей занять свои места, с Витой что-то случилось. Она напряглась, сжалась, всматриваясь в темноту зала, где пропадет люди и начала натурально скулить. Стояла, смотрела в дверной проем стеклянными глазами и скулила. Звук нарастал, грозя перерасти в вой и, кто знает, возможно, истерический припадок, взрыв бешенства.

Зеленин испугался: загородил собой вид на вход в темноту залы и обхватив лицо Виты ладонями, заставил смотреть на себя.

– Я придумал: мы не пойдем в кино, мы пойдем в парк, смотреть на белых лебедей.

Девушка с минуту продолжала скулить и смолкла, моргнула – дошло:

– В парк? Лебеди?

– Да. Купим огромный батон и весь скормим птицам, согласна?

– Лебеди… – протянула. Взгляд стал безмятежным и мечтательным, ушел в сторону, видно искал прорекламированных Русланом птиц. – Я видела фламинго.

– Хорошо, – заверил и, обняв за плечи, вывел ее из холла кинотеатра.

"Она боится темноты", – подумал. Это было смешно, трогательно и страшно.

Ирония судьбы – трусишка в объятьях труса.

Знала бы она, кому доверилась.

Но ведь он не подведет ее, на этот раз он выдержит и не струсит, не испугается. Чтобы не случилось, какие бы проблемы не окружали Виту, все это ерунда по сравнению с теми трудностями, что он преодолевал последние двенадцать лет. Главные барьеры не вне себя – внутри.

И подумалось: помогая ей, он поможет и себе.

День пролетел, как миг. Ни дел, ни забот, которые обычно превращали безумно длинные дни, в короткие, как выстрел, все же день пробежал, промчался незаметно, оставляя сожаление о мгновенности хорошего.

Зеленин провожал девушку домой и пытался придумать причину, по которой можно оттянуть расставание. На ум шла масса банальностей, но ничего дельного в голову не приходило. У девушки, словно будильник внутри был – ровно в пять она вспомнила о том, кого будто и не было все это время – о брате. И рванула домой, упорно и настойчиво повторяя, как попугай выучивший одну фразу:

– Должна быть дома. Домой. Домой. Андрей ждет. Домой.

Привычка, выработанная годами? А иначе никак, Зеленин это четко понял.

– Давай зайдем в кафе, покушаешь, а потом я провожу тебя, – приостановился в сотый раз возле очередного заведения, придерживая Виту за руку

– Домой, Андрей ждет, – упираясь потянул та руку и начала оглядываться с безумным видом, вгоняя Руслана в уныние – сейчас взвоет.

– Хорошо, зайдем в книжный…

– Домой. Меня ждет Андрей. Нужно быть дома, – монотонно, на волне пикирующего бомбардировщика процедила девушка.

– Там есть книги с репродукциями художников!

Вита смолкла и перестала вырывать руку. Зеленин почувствовал себя иллюзионистом, которому удался лучший в мире фокус. Вздохнул облегченно и осторожно потянул девушку к себе, не переставая отвлекать от мыслей о брате и доме, сулить "райские кущи" залежей макулатуры.

– Календари с пейзажами…

Вита послушно подошла.

– … Открытки…

Оказалась в кругу его рук.

– Наборы фотографий, книги с картинками.

Вита прижалась к его груди и сунула палец в рот, начала кусать ноготь, раздумывая над прорекламированным «богатством». Бровки сошлись на переносице, а взгляд мечтал и надеялся.

Руслан ликовал: он понял, как ее приручить, понял, как общаться, не давая сползать настроению девушки в ненужное ему русло.

– Доверься мне, я покажу тебе целый мир, – прошептал, крепче прижав ее к себе.

Он не обманывал. Он был искренен в своем желании стать ее защитником, надеждой, опорой, руководителем. Его горячим желанием было занять главное место в ее вселенной, дать ей все, чего она была лишена и обрести самому покой и прощение. Но понимал, что может дать ей мизер, в то время как сам нацелился получить весь мир.

Эгоист?

Зеленин скрипнул зубами: а не пойти бы святошам со всеми их определениями к чертям?!

На миг всего замешкался, но Вите хватило – отодвинулась и потянула опять в сторону музея:

– Домой. Андрей ждет, – на этот раз вышло тихо, неуверенно и просительно, а руку хоть и вырывала, но робко.

– Ладно, – согласился. Что поделаешь, с братом ему пока рано соревноваться. Но и в минусе можно найти плюс: он отведет Виту домой и узнает, где она живет.

На Валеру надейся, а сам не плошай.

– Одно условие: я провожу тебя до дверей квартиры.

– До подъезда, – кивнула, утягивая его в подворотню возле музея.

– До квартиры.

– Зачем?

– Познакомлюсь с братом и извинюсь, что ты задержалась из-за меня.

– Зачем?

Понимала ли она, что повторяет один и тот же вопрос? Руслан не был уверен – отрешенность Виты и взгляд только вперед, на пятиэтажный дом, стоящий буквой «п», говорил о том, что она уже дома в мыслях, общается с братом, но никак не с новым знакомым.

– Ты переживаешь из-за брата. Будет ругать?

– Не будет. Он не умеет ругать. Он добрый.

– Тем более. Мне будет приятно с ним познакомиться.

– Он не любит знакомиться.

– Почему?

– Не любит.

– Замкнут?

– Он работает.

– Я имел ввиду характер.

– У Андрея замечательный характер.

– Но познакомить меня с братом ты не хочешь. Считаешь: у меня плохой характер?

– Домой надо, к Андрею.

– Мы идем. В пять ты всегда дома, правильно? Потому что Андрей приходит с работы.

– Не приходит.

– Не понял?

– Не всегда: вчера почти ночью пришел, аврал был. Что за «аврал»? А позавчера целый день дома был, шкаф делал. Дерево неправильное, дверца крен дала. Он шкаф поставил, а он некрасивый и я его разукрасила. Стало красиво, но дверца изогнулась и не закрывается.

– Чем красила?

– Акварелью.

Зеленин понял, что девушка намочила дерево и, улыбнулся: понятно, отчего дверцу повело.

– Ругал?

– Дерево не ругает, оно поет.

– Андрей.

– Андрей не умеет ругать. Он добрый.

"Это я уже слышал".

– А еще он терпеливый.

– Откуда знаешь? – развернулась к мужчине, остановилась. В глазах интерес зажегся. – Ты знаешь Андрея, а он тебя. Ты свой, – расцвела улыбкой и восторгом.

– Свой, – улыбнулся в ответ, подтягивая ее к себе. Обнял, прижав голову к груди. Странное дело, ему как воздух нужно было ощущение ее близости. Теплая, живая, рядом – и ничего больше не надо, и можно жить дальше, дышать, бежать, к чему-то стремиться, на что-то надеяться. Чувствовать себя человеком.

– Значит, тебе можно проводить меня до квартиры, – выдохнула в грудь Вита.

"Виват!"

Нет, в системе "свои – чужие" есть определенная мудрость. Девушка слишком ранима и доверчива, слишком красива и беззащитна, чтобы не ограждать ее для ее же сохранности от влияния и внимания со стороны.

И все же Андрей не предусмотрел внимания к ней настырных и хитрых типов, как Руслан. Если ему не стоит труда «перевербовать» ее, то и другим, серьезно заинтересовавшимися ею. Или уже было такое?

Зеленин нахмурился, прогоняя прочь льдинки ревности. Не его дело, не ему судить, тоже нашелся прокурор.

– Странно, что я тебя не помню. Я знаю всех своих: Андрей и Миша. Андрей брат, Миша друг.

У мужчины взгляд стылым стал, глаза будто инеем покрылись. Хорошо, что Вита этого не увидела.

– Его, твой? – процедил.

– Наш.

Лед растаял. Руслан усмехнулся над собой: "как много нового я о себе узнаю. Открытие за открытием".

– Давно дружите?

– Наверное, – ответила, подтверждая лишний раз, что совершенно не ориентируется во времени. Осталось удивляться, что какой-то волшебник все же смог настроить ее внутренние часы на семнадцать ноль, ноль, и выработать рефлекс прибытия домой к этому сроку.

А вот взять и солгать, что время всего три часа – поверит?

Но как легко обманывать готового обмануться, и недостойно лгать доверившемуся тебе искренне, без всяких задних мыслей.

Лиля тоже доверилась ему. Сразу. А он пустил ей пулю в лоб….

Нет, больше он не обманет. Тяжело быть честным перед собой, еще тяжелее с другими. Но когда-нибудь нужно начинать, ведь честность составная желанного покоя в душе.

– Знаешь который час?

– Минут десять шестого.

– У тебя часы?

– Июль. Солнце стало блекнуть, а лучи лениво путаются в траве. Устали. Значит, время пять вечера…

"В чем логика?"

– Нужно идти домой.

"О, ну, понятно – Андрей. С чего бы не стартовали – на финише только он".

– Идем, – согласился, скрипя сердце.

Он понятия не имел, сможет ли отпустить ее, расстаться. Сама мысль, что Вита исчезнет, казалась невозможной. Еще вчера он боялся подойти к девушке, а сегодня до паники боялся оставить ее и на минуту. Что-то заклинило его на ней настолько, что он себя забыл.

Уже у подъезда зазвонил телефон, вспугивая Виту. Она рванул прочь от Руслана, юркнула в открывшуюся за бабулькой железную дверь, а мужчина не успел – замешкался всего на секунду, пытаясь и догнать ее и отключить треклятый аппарат. Телефон выскользнул из руки, бухнулся на ступени. Дверь захлопнулась. Мужчина поднял его, и грохнул в сердцах кулаком по двери: что дальше? Позвонить в любую квартиру и с криком: «Почта»! Отворяй ворота!" вломиться в подъезд… и сделать обход по двадцати квартирам? Где гарантия, что откроет Вита, а не ее брат, которого он в глаза не видел? Где гарантия, что ему вообще откроют?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю