Текст книги "Послесловие"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

А вот об этом Лена как-то не подумала. Признаться, она вообще не думала о знакомствах и свиданиях, как-то не трогало, словно мимо нее эта сторона жизни проходила.

– Седьмого? – переспросила.

– Да, после демонстрации. Договорюсь и позже скажу куда подходить. А платье у девушек – соседок попрошу. Варя такая же как ты, худенькая. Договорились?

– Хорошо, – улыбнулась.

Вечером Лена долго у зеркала в ванной крутилась, волосы распускала, опять в косу заплетала, лицо пристально разглядывала, и не столько не нравилась себе, сколько все больше не нравилась ей затея, на которую согласилась. Радости от чего-то в груди от нее никакой. Слабый интерес и только, а это неправильно, наверное.

– Ты чего вертишься? – удивилась Вера, ввалившись в душевую за ведром – полы на ночь глядя мыть решила.

Лена, задумчиво глядя на себя в зеркало, поправила волосы у виска и сказала:

– Соображаю насколько хочу личной жизни.

– Ну и? – подперла бока руками девушка.

– Не екает, – констатировала.

– А ты с мужиком-то была? – хмыкнула Вера.

Вопрос Лену в тупик поставил. Села у стены, на подругу уставилась, словно ответы у нее узнать хотела.

– Знаешь, я тут к выводу пришла, что ничего о себе не знаю. Даже эвакуация на Урале – была или нет? Она как строчка в газете – есть, но под ней ничего. А еще взрывы, земля в воздух взлетает и пыль стоит, как туман над озером по утрам. Откуда я могу это знать? А ведь снится. А еще деревня горящая, крики и грязный мокрый пол на стыке со стеной, а на ней надпись: "смерть фашистам. Да будут они прокляты за мученья наших детей!" И люди, Вера, странные люди – в форме – солдаты, офицеры, камуфляж или доходяги в полосатой одежде, как привидения. А еще в гражданской одежде, но с винтовками на плече или «шмайсерами» на груди. Все снится и снится. И смерть, постоянно. Трупы, трупы, искореженные взрывами, остановленные пулями, избитые, покалеченные, повешенные. Кошмары изо дня в день. Я спать боюсь, Вера. Я боюсь проснуться и узнать, что это правда.

Вера вздохнула, с сочувствием глядя на подругу. Присела рядом и, обняв девушку начала гладить по голове, успокаивая:

– Это кошмары и только. Нам всем всякая чертовщина сниться, потому что тяжело. Днем тяжело, ночью тоже. Отвлечься надо, не дома сидеть – на свидания бегать, как должно. А то согнула нас жизнь, вот и гнемся, а надо ее согнуть, поперек пойти, а не принимать, как есть. Бороться и в лучшее верить, вопреки всему.

– Лучшее – что?

– Для каждого свое.

– Для тебя?

"Чтобы Устин вернулся, на миг хоть его увидеть и обнять, а там будь что будет".

Вера встала, в ведро воду наливать начала, спиной к Лене повернувшись, что бы слез навернувшихся она не увидела:

– А для тебя что?

Санина не думала, само вышло:

– Чтобы война не начиналась.

Девушка обернулась, внимательно глянув на нее:

– В сорок первый хочешь?

– Хочу, чтобы в ночь с сорокового на сорок первый начался сразу сорок шестой.

– Паршивый год, – отвернулась. Ведро подхватила. – Лучше на свидание сходи, чем о несбыточном мечтать, – посоветовала и, пол мыть двинулась. А Лена горько усмехнулась, самой себе поражаясь и, пошла к Сереже, задачки помогать решать.

Николай домой поздно пришел – последние штрихи по делу Карпова обсуждал.

В квартиру зашел – Дроздов у порога встречает:

– Привет. От кого на этот раз сбежал?

– Почему сбежал? Очень даже наоборот. Удивительная, умная женщина. Ирина. Лейтенант запаса.

– Здорово. Женишься?

– Это всегда успеется, – усмехнулся.

Николай разделся, в комнату заглянул – никого:

– А Валюха где?

– На свиданье убежала!

– Так и сказала?

– Представь. Суп на плите, я разогрел – голодный был.

– Ладушки. Мне не греть, – прошел в кухню, поставил чайник подогреваться и суп себе налил в тарелку.

– Ноябрьские праздники на носу, выходной светит, – начал Саша издалека.

Николай улыбнулся:

– Издалека заходишь. А прямо?

– Ладно, – хохотнул, руки на столе сложил, на друга посмотрел проникновенно, внушаемо. Санин чуть в лоб ему ложкой за такой взгляд не дал. Ну, клоун!

– У Иры есть подруга, молодая красивая девушка…

– Понял, – кивнул. – Мимо.

И за суп принялся.

– Нет, ты дослушай – девушку зовут Лена.

– Поздравляю, – жевать хлеб принялся.

– Если все будет нормально…

– То вы поженитесь с Ирой, я буду шафером на свадьбе. Не против, свадьба Белозерцева мне понравилась, хочу повторения.

– Слушай, Коля, ты молодой мужик, бабу-то надо в конце концов!

– Бабу тебе надо, а я женщину хочу. И не какую-нибудь, а…

– Мертвую, – кивнул Дрозд и хлеб у друга из-под руки стянул.

– Не мертвую!

– Ну, погибшую!

Санин ложку в суп кинул – аппетит пропал начисто. Глянул зло на Сашку, но чай ему и себе налил. То молча хлеб дожевал, опять вещать начал:

– Собираемся…

– Не у меня.

– Точно. В ресторане чин-чином. Я с Ирой, ты…

– Дома.

– Буф! – сдулся Дроздов. – Нет, в кого ты упертый такой? Что, утянет тебя девочек в ресторан сводить?

– Нет. Вале об этом скажем? – улыбнулся хитро.

– Помирились?

Николай поморщился – пятьдесят на пятьдесят. Натянутые отношения стали – дулась она на него до сих пор, и он не отставал. Зарплату в урезанном варианте отдавал – остальное из вредности на сберкнижку откладывал.

– Ясно. Тогда сделай шаг навстречу сестре.

– Сейчас!…

– Я серьезно. Освободи ей жилплощадь для празднования, а сам с нами в ресторан.

Николай задумался: пожалуй, вариант. Надоела, правда, домашняя конфронтация, завязывать с боями надо.

– Уговорил, змей – искуситель, – сдался.

Сашка крякнул от неожиданности и больше тему не поднимал, боясь друга спугнуть.

К ночи Валентина вернулась, услышала, что брата седьмого допоздна не будет и в пылу расцеловала Николая, заодно и Александру поцелуй достался.

– Ты не замуж ли собралась, маковка? – заблестели глаза у Санина. Валя повела плечами, загадочно щурясь:

– Все-може-быть.

– С женихом хоть познакомь, – подмигнул. Девушка прыснула от смеха и ушла в свою комнату.

– Гляди, через год дядей станешь, – с довольной улыбкой глянул на Колю Саша.

– А я не против. Семья должна быть большой.

Шестого Ира дала Лене сверток с платьем, сообщила, чтобы приходила к семи, в ресторан «Астория».

– За столиком нас найдешь.

– Как? Я никогда не была в ресторане.

– Это нетрудно – зайдешь. Разденешься, пройдешь в зал, там столики, меня увидишь – подойдешь. Может, я тебя первой увижу – я подойду.

Не понравилось все это Лене, но вроде бы договорились, нужно слово держать.

Но не она его нарушила – обстоятельства.

Утром с Домной и Сергеем на демонстрацию собирались, все Веру добудиться пытались, а та в кои веки заперлась и не открывала. Домна уже злилась, Лена волноваться начала, нехорошо на душе стало. "Не так что-то", – мысль навязчивая покоя не давала.

А тут звонок и дверь не распахнулась – буквально отлетела к стене. В квартиру вошли трое – лейтенант и двое рядовых. Прошагали по коридору, как по плацу прямо к примерзшим к стене женщинам и прижавшемуся к матери мальчугану.

Лейтенант хмуро оглядел сначала Лену, потом Домну и спросил, как приказал:

– Назарова Вера Ипатьевна?

– Нн… нет.

– Вы? – уставился на Лену. Та ворот кофты стянула пальцами на горле от непонятного ощущения беды, ввалившейся с этим лейтенантом в дом:

– Нет.

– Где Назарова?

– Вот, – показала на дверь в комнату меж собой и Леной.

– Вера не открывает, – тихо заметила Санина. – А в чем дело?

Лейтенант кивнул рядовым и те в два плеча выломали дверь. Она легла на пол, оглушая грохотом и треском и, все увидели висящую на крюке для абажура Веру.

Комната сияла чистотой, на девушке было платье, которого Лена никогда не видела, туфельки, и вся она была настолько аккуратная и модная, что Санина никак не могла понять, к чему ей синий галстук, почему висит, покачиваясь, словно вальсирует в воздухе.

И только с истошным криком Домны девушка поняла, что синий галстук – язык повесившейся, а повесилась ее подруга, неугомонная, бедовая оптимистка Вера…

Этого было не понять, ни принять.

Стоял крик до воя, ругань заявившихся взять гражданку Назарову, а Лена брела неизвестно куда и все пыталась дойти до «вчера» когда Вера еще была жива, но уже что-то задумала. И спасти ее, ни на минуту не отпускать, держать, нет, увезти…

И потеряла сознание.

Она пришла в себя уже в темноте. Лежала на диване и смотрела в потолок, а рядом сидела и смотрела в пол Домна, зажавшись в угол, сопел Сергей. И было так тихо, что хотелось закричать во весь голос, так чтобы стекла лопнули, дом рухнул…

Ира все ждала Лену – девятнадцать пятнадцать, а ее нет. Знала бы кто за столом сидит, ее ждет, поспешила бы.

Сам Санин оказался другом Александра Дроздова, да не шапочным знакомым, а давним, старинным верным другом.

– Что-то запаздывает твоя подруга, – подмигнул ей Дрозд.

– Девушкам простительно, – улыбнулась она. – Так вы оказывается с начала войны вместе?

– И "до", – кивнул.

– А вы, Ирина, где воевали?

– Второй Украинский.

– Румынию брали?

– Было.

– Подруга тоже? – качнулся к ней Саша, зыркнув на Колю: не заскучал бы и не смылся. А то и в тактичность ударится – оставит их вдовеем с Ириной. Нет, он не против. Против того, чтобы Николай так и жил один.

– Подруга? – Ира прожевала мясо, что готовили в ресторане отменно, а может она давно подобного блюда не ведала? И сложила пальцы замком, поставив локти на стол. Уставилась на Санина:

– С Леной много странностей, вроде бы не воевала, но воевала точно.

– Это как?

– Манеры, знаете? Взгляды. Мы чувствуем друг друга, те, кто прошел тот ад, до сих пор в нем. Он так и поглядывает в лицах, взглядах, осанке, походке, суждениях, – сказала, задумчиво поглядывая поверх головы полковника. – Странные ощущения – мы давно здесь, давно мир в стране, а мы все равно воюем, мы все равно там, все равно на войне. Она стала нашей сутью. Это страшно.

Николай был полностью с ней согласен. Закурил, поглядывая на женщину с уважением. А она все рассуждала, но говорила, будто с собой, себе:

– Мы не можем понять тех, кто и дня не провел на фронте, они не могут понять нас. И опять война, только тихая, завуалированная и как ни странно непонятная, потому что смысл ее, цель абсурдны. И идет она меж теми, кто буквально два года назад был заодно против врага, а сейчас, словно привыкли к постоянным боям, а за не имением врага, нашли их друг в друге.

– Тяжело пришлось? – понял, о чем она Николай – хлебнула, вернувшись с фронта.

Сиротина очнулась, улыбку выдала спокойную, мудрую:

– Не мне одной. Но Лена действительно, что-то задерживается, – глянула на часы Саши.

– С пунктуальностью у твоей подруги плохо, – согласился мужчина.

Николай вина хлебнул, на друга посмотрел:

– О Васи вчера письмо получил. Уехал он все-таки в Житомир, жену нашел. Живут, – улыбнулся. – Голушко теперь завхоз в госпитале, ребенка с женой ждут. Все хорошо, а в письме все равно тоска чувствуется, невысказанность… Тебе привет передавал.

– Я его адрес так у тебя и не взял, эх! – поморщился. Остолоп, что сделаешь? Увлекся и, друга поздравить с великим праздником забыл.

– Он без обид, ты же знаешь. А вы Ира, переписываетесь с однополчанами?

– С подругой. Она из Ярославля. Два года вместе связистками. Только редко переписываемся. Замуж она вышла год назад. Муж до сих пор не знает, что она на фронте была. Она лейтенант, с осени сорок второго призвана, он сержантом войну закончил, полгода только воевал. Вот так, – улыбнулась грустно. – Скажите мне, мужчины, почему вы нас, подруг своих фронтовых обходите? Чем мы так вам не хороши?

– Это не к нам, – с уверенностью заявил Александр, обнял женщину за плечи. – Мы наоборот, только боевых девушек и уважаем.

Николай поглядел на пару, потом на часы: без пяти восемь вечера. Не пора ли честь знать?

– Пойду, – под тарелку деньги положил, так чтобы за всех заплатить хватило.

– Нет, подожди, может придет еще!

– Вы ей очень понравились, – посмотрела на мужчину Ира, надеясь, что этот аргумент немного задержит его, а Лена не замедлит явиться.

Но Санин только улыбнулся ей:

– Передавайте привет.

И пошел к выходу.

– Вот и посидели, – разочарованно протянул Саша. Покосился на Иру и впервые ничего к ней не почувствовал, даже желания. Грустно вдруг стало до одури – кого он обманывает?

Николай всегда был самым трезвомыслящим в их дуэте, и потому не разменивается, не обманывает себя.

– Он до сих пор свою жену любит, – протянул не известно зачем. И признался. – Я тоже.

Ира замерла: посмотрела в спину полковника, потом на капитана и нахмурилась:

– Пытаешься выбить ее из своего сердца мной?

– А вы чем-то похожи, – прищурил глаз на нее.

– Прошлым, – бросила и взяла папиросу: приятный вечер, ничего не скажешь. – Она мертвая, Саша, а вы и я – живые.

Дрозд улыбнулся желчно:

– Я говорю ему об этом постоянно. И себе. Только вот, толку пока никакого. Может время нужно, а может… – обнял Иру за плечи. – Поможешь забыть?

Она прищурилась от дыма на мужчину, лицо жестким стало:

– Нет.

Саша улыбнулся широко, только пытливый взгляд был холоден до озноба:

– Почему-то так и думал.

Отбросил салфетку и встал:

– Пойду, пожалуй, и я. Извини, Ирочка, как-то так вот… печально все получилось.

Женщина глаза закрыла, только чтобы не видеть, как он уходит, и не знать, что опять остается одна.

Ночью уже не в общагу поехала – к Лене. Разбирала ее злость на нее. Казалось отчего-то, что приди она, все по-другому было бы. Возможно сегодня она была бы с Дроздовым снова, забеременела наконец, а это уже хороший кукан для мужчины. Но даже если нет – у нее был бы ребенок! Она бы не была одна, было бы ради кого жить, терпеть эту доставшую до печенок прозу и нудность повседневности.

Водки по дороге купила, прямо у подъезда половину выпила, горе и ярость глуша. Губы оттерла, в темноту лестничной площадки шагнула. На этаж поднялась и, дверь пнула – она сама открылась. Ира вошла в квартиру и замерла – тихо, как в гробу.

– Эй? – позвала тихо. И громче крикнула. – Вы где все?!

Тихо – ни шороха.

Женщина попятилась. Ей вспомнилось, как они пришли проситься на постой уже ночью вот в такой дом. И никого в нем не было, только слишком уж тихо было. Дверь в одну комнату толкнули – там мертвецы, вторую – мертвые, третью, четвертую – везде мертвые дети, женщины. Как шли фрицы, так расстреливали, методично, каждого кого находили.

И ринулась бегом вниз по лестнице, запинаясь о ступени и собственные ноги. Летела не от тишины в квартире – от памяти, что выдала вдруг такой кульбит.

Николай пришел домой около одиннадцати, специально пешком домой шел, чтобы Валя и ее друзья могли подольше посидеть, не смущаясь его обществом. Однако в квартиру зашел и понял – недолго без него сидели – тихо в доме, убрано, словно вовсе застолья не было.

На кухню заглянул.

Валя спиной к нему стояла, чайник разогревала:

– Ужинать будешь? – спросила глухо. Слезы в ее голосе чувствовались и, Санин развернул девушку к себе – так и есть – глаза слез полны.

– Что-то случилось?

Валя прижалась к нему и прошептала:

– Я очень сильно люблю тебя.

Мужчина улыбнулся, ласково погладил ее по голове:

– И я люблю тебя, заяц.

– Значит мир?

– А мы не воевали.

– Но я была неправа.

– Я тоже. Сорвался на тебя, как на подчиненную, – признался. – И все-таки, Валюша, что случилось? Плохо посидели с друзьями?

Девушка вздохнула, отдвинулась от него и за стол села, пальцем по столешнице водить начала, брови хмуря:

– Мы не собирались. Я с Ринатом этот вечер хотела провести.

– Не удалось? – насторожился: что за Ренат? Он тоже хорош, брат называется – ударился в воспитание сестры, а главное чуть не просмотрел.

– Удалось, – улыбнулась грустно, глянула на него. – Не думай плохого, Коля, не было ничего.

– Ну и… ваше дело, – а мысленно дух перевел. – Поссорились? – разлил чай ей и себе в кружку.

– Нет, мы расстались, – улыбнулась еще шире и печальнее. Николай не знал, что сказать. Успокоитель как и советчик в подобных вопросах из него тот еще был. Здесь бы кстати Дроздов оказался, но он был своими личными делами занят.

– Утрясется, – выдал лояльное.

– Нет, – отрезала. – Не нужна я ему, ты ему нужен.

Николай чуть чаем не подавился:

– Не понял?

– Видишь ли… Мы с ним познакомились, когда ты на свадьбу ездил, и он сразу начал интересоваться с кем живу, как.

"Может бандит?" – насторожился мужчина.

– Он сержант запаса, на заводе у нас работает. Раньше близко не подходил. А тут крутиться начал. Он в соседнем цехе, я его и не видела раньше, – трудно ей разговор давался, а в себе держать сил не было. – В общем, живет он в общежитии, ни угла, ни перспектив.

– Ясно, – дальше можно было не озвучивать. Все просто: молодая, глупая, но с квартирой да еще брат полковник. Выгодная невеста.

– Я специально его к нам пригласила. Посмотреть. Не верила. Подозревала, а не верила.

"И видно не любила".

– Он сразу бродить по квартире стал, как по магазину, прицениваясь. Потом опять о тебе разговор завел: богато живете, может брат и меня куда пристроит. Своим человеком буду… Выгнала.

Николай накрыл своей ладонью ее руку и сжал, успокаивая:

– Валюша, ты сделала правильно. Не сделала бы сама, сделал бы я. Потому что хочу, чтобы тебя любили, а не положение, возможности. Есть такие люди, ничего не попишешь, но людьми их трудно назвать – приспособленцы. Ничего, Валюша, боль пойдет и встретится тебе еще человек, полюбите друг друга, поженитесь, детей народите. А я вам помогать буду, племянников нянчить.

Девушка улыбнулась и прижалась щекой к его руке:

– Ты, правда, так думаешь?

– Правда. Ты у меня красивая, хозяйственная, умная, сама по себе сокровище.

– А Лена твоя?

"Зачем она это?" – как холодной водой окатила. Убрал руку, повернулся боком к сестре. Папиросу достал, закурил, руки на коленях сложив. Перед собой уставился:

– Она моя и этим все сказано, – ответил глухо, через длинную паузу. – Придет время, встретишь и ты своего. Может, не сразу поймешь, как я, а может, умнее окажешься. Только все остальное неважно будет: и какой, и кто. И мир через него видеть будешь, его глазами. И ничего не надо будет – только бы жил, только бы был.

Глава 60

Что-то потерялось со смертью Веры, ушло из квартиры безвозвратно.

Лену настолько потрясла смерть подруги, что она даже разговаривать не могла, и мир воспринимала вывернуто. Ира пыталась хоть слово из нее вытянуть, но девушка молча отдала ей платье и больше не подходила, а словно и избегала. Впрочем, всех. Держалась особняком. В столовую не ходила. Работа, дом, работа.

Лена с Сергеем вечером, Домна утром – так и жили каждая в своем мирке, а посредник – мальчик.

Только к Новому году немного оклемались. Лена на те деньги, что на подарок Вере откладывала, купила замок на входную дверь, Домне туалетное мыло и помаду, Сергею солдатиков и рубашку. Порадовалась радости подруги и ее сына в Новый год.

Сережа попрыгал и спать ушел, обнимая подарки, а Лена с Домной еще посидели, только скорбно как-то было, тяжело настолько, что и говорить не хотелось.

Ласкина с бутылкой водки чокнулась и тост произнести хотела, чтоб как-то атмосферу разрядить, но на полуслове запнулась и выпила, не пытаясь продолжить. Огурцом соленым закусила и тогда только сказала:

– Жуткий год. Чтоб не было таких больше, – помолчала и на Лену посмотрела. – Ты веришь, что новый год лучше будет?

– Верю, – ответила та твердо, но сама не верила – сил не было даже на это. В конец вымоталась.

– Глазищи от тебя одни торчат, – бросила Домна и всхлипнула, рот рукой зажала головой закачав. – Ты – то меня хоть не бросай. Не уходи! Ты да Сережка, вся семья!

Девушка обняла расплакавшуюся подругу, а слов утешения не нашла – комок в горле стоял. Раз солгала – второй уже не могла. Нельзя у человека надежду отбирать, но и зазря дарить не стоит, это как голодного куском хлеба из папье-маше поманить.

Чувствовала Лена – сдает, думать боялась – сколько протянет. На одном держалась – нужна она Домне и Сергею. И тянулась, как могла. Январь тяжкий промелькнул, как во сне, февраль опять неприятностями накрыл – мальчик сильно простыл, заболел. Витамины нужны были, лекарства и питание хорошее. Женщины себе во всем отказали – молоко ему покупали, мед Лена достала, Домна деревенского масла. Отпаивали ребенка, извелись за него.

А в начале марта вторая беда – половину зарплаты Лена успела Домне отдать, чтобы та с работы зашла карточки отоварила, пацана откормила. Вторую половину себе оставила, зная бережливость Ласкиной, сама хотела на рынок зайти, побаловать хоть пряниками да мандаринами мальчика. Десять мандарин купила и, нет зарплаты – вытащили.

Край – поняла.

Пятое марта, а она без денег – не протянуть ей месяц. Занять можно, но кто даст? Среди своих – у Ивановой да Спиваковой? У тех водились деньги, да они с Леной не водились – "замухрыжка припадочная" прозвали. У них ей и снега зимой не выпросить. У остальных – тоже положение, что у нее и Домны – куда взаймы давать? У Иры? От силы десять рублей даст, больше и не сможет. Да и беременна она, одной ребенка растить готовится. Самой деньги нужны – за двоих теперь питаться надо.

Все к празднику готовились – международный женский день.

Ира у окна стояла, курила, с презрением в сторону галдящих сменщиц поглядывая.

Лена в углу сидела, кипяток пила и с печалью смотрела, как девушки крутятся у зеркала, прически поправляют, губы помадой ярче делают. Не завидно было – тоскливо. Она словно в вакууме была, в клетке, а там, за ней жизнь, как раз и шла, бурлила, Лену не задевая. Ощущение было, что спит она, только когда же заснула? И не двадцать один ей – сто один. И нет завтра – есть только сегодня, сейчас.

В раздевалку тот капитан, что с Ирой по осени встречался вошел, обнял сходу девушек, что у зеркала крутились:

– Ай, красавицы! Кого ж замуж из вас взять?! – закружил их и словно споткнулся – на Лену уставился. Той не по себе от его взгляда стало, в кружку уткнулась.

Дрозд думал – с ума сошел. Не понял в первый момент ничего – оглушило, кого там – убило! Стоял и смотрел на девушку в углу за столиком и готов был пагоны съесть – Лена это!

По коже мурашки побежали, шагнул к ней в прострации, навис:

– Ленка?

Девушка глянула и опять в кружку уткнулась.

Дроздов потерялся, осел на табурет напротив Саниной, чудом не мимо.

– Ты?…

Да что она в кружке увидела?!

Откинул не глядя – зазвенела по полу, приводя всех в замешательство. Лена во все глаза на капитана уставилась: в уме он? А его колотит. Смотрит на Лену во все глаза, лицо перекошенное, взгляд как салют – весь букет чувств и эмоций.

– Ты… Ты! Ты? Мать твою!!…

– Перестаньте ругаться, – вздрогнула. Сашка дар речи потерял, сам потерялся. Смотрел на нее и все хоть одну дельную, здравую мысль поймать хотел. А нет их – маты в десять верст, негодование, счастье, ненависть и радость.

– Живая… – выдохнул и застонал голову ладонями накрыв. Минута, опять на Лену смотрит. – Как же тебя назвать, Пчела?! Ты… Ты кто после этого?! С совестью как у тебя?! Ты…ты что совсем?! Я же как дурак! Как договорились на ВДНХ! Одна суббота, другая! А ее нет! Потом Колька! Погибла! Я… у меня ж душа от этого сгорела!!… Ну, ладно я, ладно! А он причем?! Его – как? Нет, я не понял, какого хрена, Лена?!! У тебя языка нет?! Писать разучилась?! Адреса забыла?! Ты могла хоть слово, хоть строчку!!… Ты знаешь, каково ему?! А мне?! Ты вообще, что натворила?!!

Он кричал не замечая, руками размахивал, кривился без ума от вида живой Лены.

Та слово вставить и не пыталась – видела – помешался.

Зато Ира внимательно слушала, белея на глазах. Сложила разом все и застыла. Девушки же, перепуганные неожиданными метаморфозами капитана, из раздевалки, как пули из «Вальтера», выскочили из раздевалки.

– Как тебя назвать, а? – чуть притих Сашка – больно до безумия было, доходило постепенно и тем усиливало состояние жуткого аффекта. Его кривило и косило, он все пытал взглядом девушку и в толк взять не мог – как могло случиться, что она живая, но Николай уверен – погибла?! Как она могла не проявиться, из уважения элементарного к боевым друзьям о себе знать не дать?!

– Бросила, да? – прошептал, цепенея от догадки. – Не нужен Колька стал? Другого нашла. Ясно, приспособилась. Мало ли что было? Подумаешь?…И я не нужен? Вычеркнула – горите. А мы ведь друзья… Или и в этом ошибся? Все что было вычеркнула? И нормально? Не жмет, не давит?!… Как тебя назвать-то после этого Лен? Кто бы мне сказал, что ты можешь такое выкинуть – я б убил его!… Ну, что ты молчишь, а?! – и вскочил. – А пойдем к нему! Нет, пойдем, пойдем!!

Лена в сторону от сумасшедшего, а он выпускать ее не хотел – не мог просто упустить. Схватил за руки и по лицу получил. Отпрянул, головой мотнул, зло на нее поглядывая:

– Страшно в глаза ему посмотреть? А за мертвую себя выдавать не страшно было?! Нервы все вымотать – не страшно?! Всяких сук видел, но ты всех переплюнула, Санина!! – и рванул ее с табурета, зажал, буквально скрутив, потащил из раздевалки без всяких метаний и сомнений, Ира только по стене в сторону успела отодвинуться.

– Отпустите меня сейчас же! – рвалась Лена.

Но Сашка как клещами ее зажал, тащил по коридору, сотрудников шокируя и, скалился от раздирающих его чувств, шипел как рассерженный уж:

– Стыдно, да? Стыдно?! Хорошо, значит не все потерянно! На кого променяла-то? Почему кинула? Помнить не хочешь? Твое дело. Но совесть иметь надо! Ты ж как заноза в сердце влезла! Всю жизнь перековеркала и в сторону?! Погибла я, да?! Ох, ты и… убить тебя мало!

Втолкнул ее в приемную и мимо опешившей Лидии Ивановны фактически потащил. Упиралась Лена ногами и руками, да куда там – силен ненормальный – не вырваться.

Дроздов спиной дверь в кабинет Санина толкнул и почти кинул Лену внутрь, дверь захлопнул и встал к ней спиной: попытайся, пташка, выпорхни!

Николай у окна стоял, чай пил.

Грохот и крик услышал, насторожился, а тут Сашка в кабинет влетел и девушку как последнюю преступницу втолкнул так, что та пробежалась пару шагов. И затормозила полковника увидев, отпрянула к стене и замерла, со страхом то на Николая, то на Сашу поглядывая.

У Санина стакан из рук выпал, а у Дроздова слова кончились, эмоциональный выплеск дурнотой наградил. Рванул ворот кителя и ощерился. Повернул ключ в замке, прошел к окну мимо друга. Окно рванул на себя и папиросу прикурить попытался – не получилось – руки ходуном ходили.

А Коля не видел ничего, не слышал – на Лену смотрел и голова кругом шла, дыхание перехватило и ком в горле встал. Кровь в висках пульсировала, а тело не слушалось, онемело, потерялось, как он сам.

Лена смотрела в помертвевшее лицо Санина, в его глаза, что глядели на нее, как наверное смотрят фанатики на явление чуда Господня, и понимала, что попала, что будет сейчас еще что-то хуже, чем этот сумасшедший капитан устроил, а сил у нее на это не хватит, не выдержит. Все знают, насколько Санин крут и резок, а ей неприятности не нужны, ей их выше головы хватает. Да и за что?!

Хоть реви – не понимала.

Сашка подкурил наконец, затянулся нервно и сморщился – до того его крутила, что лицо судорогой шло, душу выворачивало.

Лена руку выставила, видя как Санин к ней качнулся. Последние силы собрала, зашептала умоляюще:

– Я ничего не сделала, я понятия не имею, что происходит. Пожалуйста, отпустите меня. Мне на рабочее место надо, мне смену сдавать. Я просто пила чай…

– Кипяток!! – рявкнул Сашка. – Обычный кипяток!!

И смолк, одумавшись – какое это имеет значение?

Николай никак в себя прийти не мог, лишь одно понимал – жива! Леночка жива!! Но как потянулся к ней и она руку вставила – как оглушило – и другое понял – не нужен.

Пригвоздило его к месту: не может быть, нет!

А в голове как пульс бьется: сорок седьмой год, идиот! Четыре года ты считал ее погибшей, а она жива. И словом о себе не обмолвилась!

– Леночка, родная, – навернулись слезы. Шагнул к ней тяжело, словно забыл как ходить. – Почему же так-то?… Может, я обидел тебя?.. Леночка? Ты хоть бы знать о себе дала. Я бы слова тебе не сказал – как решила, так и быть, но зачем же молча?… Нет, я не виню, но…Но согласись, это все… странно.

Что он говорит? А тон? Губы белые, в нитку и шепчут, словно болит у него что.

У Лены сил не было это выносить. Санин привлекал ее как мед пчелу и издалека, а здесь, так близко, когда настолько мягок и нежен, словно и не про него слухи ходят, что грубиян, вовсе тяжело ей с собой справиться стало. Она уши зажала и закричала:

– Оставьте меня в покое!! Николай Иванович, я ничего не сделала! Я пила чай, это что, преступление?! Смена-то закончилась!

"Николай Иванович" – четко отделила, и смотрит, как на чужого, как чужая. Это было странно, это было больно. Леночка действительно отказалась от него?

– Давайте успокоимся, – предложил, стул отодвинул. – Леночка, сядь и мы просто поговорим. Пожалуйста. Саша, попроси у Лидии Степановны чай и…перекусить что-нибудь. И скажи, чтобы ко мне никого не пускала. Занят.

Дрозд удивленно глянул на него, но промолчал, сделал, как просил.

Лена лучше бы ушла. От устроенной сцены чувствовала она себя отвратительно, что физически, что морально – в обморок только не хватало упасть. Но с полковником не поспоришь, пришлось сесть. А он рядом, руку протяни, и взгляд такой, что у девушки сердце не на месте от волнения.

– Николай Иванович, простите, но я действительно не понимаю ни суть претензии, ни происходящего. Я вообще, первый раз вижу капитана и не знаю не фамилии его, ни имени.

Вернувшийся Александр возмущенно на друга уставился: слышал?!

Николай затылок огладил, еле сдерживаясь, чтобы окончательно в эмоции не сползти. Сумбур в голове.

Как бы в руки-то себя взять, сообразить хоть что-то?

– Леночка, ты хочешь сказать, что не знаешь Сашу?

– Какого Сашу?

– Меня! – бухнулся за стол напротив Дроздов, уставился на девушку, словно решил тавро на ее лице взглядом выжечь.

– Теперь знаю. Не скажу, что приятно познакомится. Вы Саша, я – Лена, дальше что, товарищ капитан?

– Ничего?! – взвело Дрозда.

– Тихо! – выставил другу ладонь Санин, к Лене качнулся с трудом сдерживаясь, чтобы не обнять ее, не стиснуть в объятьях, уверяясь – она! Жива! – Леночка, а меня ты знаешь?

Ему тяжело было говорить – горло перехватывало, ком в горле стоял и стоял.

Оглушила его встреча, раздавило, что Лена знать их не хочет. Не мог ее осуждать, но и спокойно принять не мог.

– Конечно, какой сотрудник не знает свое начальство?

Николай невольно кулак сжал – «начальство». Выходит, Лена работает под его началом, и, наверное, не только сегодня, и видела его, и знает, но все равно никак не проявилась. Скрывалась? Специально? Зачем?! Почему?! Что же он сделал такого, чтобы подобное пренебрежение заслужить? Не нужен как мужчина? Как муж? Хорошо, но зачем сразу вычеркивать? За что?