Текст книги "Я жду тебя"

Автор книги: Рангея Рагхав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

19

Наступил вечер. С полей и лугов потянулись стада. Пыль, поднятая сотнями копыт, забивалась в ноздри. То там, то тут всплывали тонкие струйки дыма, наполняя рот чем-то терпким и вязким. Надвигающаяся темнота окутала все вокруг легким прозрачным покрывалом, над которым временами стремительно взлетали птицы, словно вырываясь из невидимых тенет. Однотонный и тревожный звук храмовых колоколов окрашивал все вокруг в тусклые суровые тона.

Дхупо сидела дома и беседовала с женой Дина, человека из касты бхарбхуджа. Их беседе, казалось, не будет конца. Дхупо уже успела забыть и о Пьяри, и о Банке. После того как Банке избили, она больше не думала о мести. Жизнь вошла в привычную колею. До прихода Дина обе женщины наговорились досыта. Увидев его, жена тут же покрыла голову краем накидки.

Дин не стал заходить в дом, он сел на пороге. С ним пришло еще несколько человек – друзья.

Прислушиваясь к мужской беседе, жена Дина проворчала:

– Все, теперь уселся, забыл про еду и питье.

Дхупо вспомнила о своем муже.

– Эх, сестрица, – вздохнула она. – Мужчинам есть о чем потолковать.

– Да-да! А лепешки стынут.

Дин не был ни ученым попугаем, ни моряком. Он был всего лишь мусульманином. Под навесом шел разговор о мирских делах.

– Послушайте-ка, я расскажу вам одну историю, – предложил Дин.

Он прочел молитву и громким, проникновенным голосом начал:

– Посмотрите, как играют нами божественные силы! Это они заставили йеменского падишаха совершить паломничество в Мекку. Он отправился туда вместе с сыном. В то время не было обычая брать с собой дочерей, поэтому он оставил свою дочь дома. Но стоило ему уехать, как его визирь задумал черное дело. Принцесса была такой красавицей, что описать невозможно. От ее нежного смеха трепетали лепестки цветов. Куда она ни взглянет, все расцветает, и ночь превращается в день. Стройна принцесса, как молодое деревце! А уж добродетельная была! Пришел к ней визирь и говорит: «Принцесса, приходи сегодня ко мне». А она отвечает: «Возвращайся к себе во дворец и жди моего ответа». Визирь повиновался, ушел, но пораженное красотой сердце не знает покоя. Ядом наполнилось оно, и страсть, извиваясь, как змея, шипела у него в груди. В душе у него пылало пламя. Что делать? Как поступить? И тут к нему в душу и проник демон. Проник и зашептал: «Не жди ответа. Вставай и иди к ней. Силой возьми ее. Разве она сама уступит?» Наконец настала ночь, взошла луна. Она сияла, как лицо принцессы, и визирь не смог устоять и пошел ко дворцу. А принцесса сидела перед зеркалом в своей опочивальне. Вдруг она увидела в зеркале крадущегося к ней визиря. «Что мне делать? – задумалась она. – Отец далеко и братец уехал вместе с ним. Я одна. Если я потеряю честь, как мне потом жить?» И приказала принцесса слугам закрыть ворота, а визиря забросать камнями. Так они и сделали. Пришлось визирю убираться восвояси.

По воле Аллаха в это время вернулись отец и брат принцессы. Предстал перед их очами избитый визирь, а падишах и спрашивает: «Эй, мой верный визирь, что с тобой приключилось? Отвечай!» А визирь и отвечает: «Не обращай внимания, мой повелитель! На все воля Аллаха!» Но от падишаха так просто не отделаешься, и визирь решил соврать: «Твоя дочь дурно вела себя, мой повелитель, я пытался урезонить ее, но она приказала побить меня камнями».

Вот тут-то все и произошло. Падишах был человек легковерный да к тому же любил лесть, а визирь был не человек, а скорпион, знал, куда ужалить. Падишах тут же отдал приказ наследнику: «Иди и разруби пополам неверную, которая посмела опозорить меня!»

Наследник пошел. Но сердце ему подсказывало, что оболгал принцессу коварный визирь.

Дхупо слушала, затаив дыхание.

А Дин, простерши руки к небу, продолжал:

– Пошел наследник к сестре, а ноги его не слушают.

«В детстве мы играли вместе! – думает он. Ее ли я не знал! Нет, сначала сам проверю, правда ли то, что о ней сказали!» Входит он, а принцесса сидит на белоснежной постели и читает Коран. И слышит наследник падишаха такие слова: «Иззатэ ман сахатван аур зиллатэ ман сахатван», что означает: «О, Аллах! Ты даруешь нам честь, ты же приносишь нам и бесчестье!» И заныло у юноши сердце. «Нет, не может она быть грешницей!» – сказал он себе. Но принцесса стала его умолять: «Исполни поручение отца, разруби меня. Я не хочу жить, если он подозревает меня в бесчестии. Любезный брат, исполни поручение отца, это моя к тебе просьба». – «Нет, любезная сестра, – отвечает наследник, – я поступлю по-другому». Он принес большой красивый ящик из дорогого дерева, посадил туда сестру и бросил ящик в реку. Но ящик не утонул, а всплыл, потому что это был волшебный ящик. Он не мог потонуть, его не могло выбросить на берег, он мог только плыть и плыть по течению…

Дхупо слушала с широко раскрытыми глазами. Она все пыталась представить, о чем думала бедная принцесса в ящике, который качался на волнах и плыл неведомо куда!

Жена Дина шумно вздыхала.

Дин откашлялся и продолжал рассказ:

– Тем временем китайский император присылает письмо: «Мой наследник вырос ладным и красивым юношей, а у тебя, о, великий падишах Йемена, есть прекрасная дочь. Пришли ее ко мне, и мы сыграем свадьбу». И разве на то не воля Аллаха, что не успело письмо уйти в Йемен, как ящик, плывя по реке, достиг Китая! И надо же было случиться, чтобы китайский наследник охотился тем временем на берегу реки и заметил его.

Он подал знак, и тотчас же его люди бросились в воду и вытащили ящик. Позвали плотника. А у плотников испокон веков есть обычай: прежде чем пустить в ход свой плотницкий топорик, постучать по предмету, проверить его на слух. Вот и постучал плотник по ящику, а оттуда слышится ему голос: «Потише, пожалуйста, будьте осторожны».

Плотник от страха чуть не лишился речи. Он что было духу пустился бежать. Наследник приказал взломать ящик. Увидел он принцессу и тут же влюбился в нее, и она, смущенно опустив глаза, призналась себе, что полюбила юношу. Наследник же подумал: «Вот чудеса! Мы собрались было в Йемен, а теперь и ехать незачем, сколько денег сберечь можно. Невеста сама приплыла к дому».

Он привел принцессу во дворец, и сыграли свадьбу. Молодые зажили спокойно да счастливо. Шло время, и ко всеобщей радости родила принцесса сына.

– Вот хорошо-то! – воскликнула Дхупо.

– Все в руках судьбы, – наставительно произнесла жена Дина.

– Это так, это точно. Тут как на роду написано, так и будет…

Дин гордо посмотрел по сторонам и поглубже надвинул шапку себе на лоб. Затем жестом он пригласил сесть тех, кто слушал его стоя, для чего попросил сидящих потесниться и дать место другим.

– Слушайте дальше. Снова воля Аллаха! – продолжал Дин, когда все удобно уселись. – Пошел однажды наследник в поселок ткачей и услышал, как одна женщина и говорит ткачу: «Вот тебе мое решение, почтенный! Если хочешь жениться, как наш падишах, то я согласна хоть завтра, но если надеешься сыграть свадьбу по всем правилам, как требуют законы общины, то я соглашусь только тогда, когда ты сможешь укусить себя за локоть».

Эти слова удивили наследника. Надо же было ему оказаться в этом поселке и услыхать речи, которые разбередят ему душу! Но на все воля Аллаха! Вернувшись во дворец, стал думать наследник: «Какие странные речи произнесла та женщина из рода ткачей! Какой смысл заключен в ее словах?» Он ударил в гонг. И когда придворные собрались, приказал немедленно привести во дворец ткача и женщину, говорившую непонятные речи. Стража привела ткача и женщину. Они дрожали от страха: кто знает, как поступит с ними наследный принц? Но тот сказал им: «Не бойтесь, вам ничего не грозит. Но ты, женщина, объясни, почему сказала ему, что если он хочет справить свадьбу, как падишах, так ты согласна, а если по законам общины, так не раньше, чем он укусит себя за локоть?» – «Великий принц, – отвечала ему женщина, – твоя воля казнить, твоя и миловать, но правде огонь не страшен [49]49
  Имеется виду древний индуистский обряд «агни-пар икша» – испытание огнем, испытание на верность и правдивость. Верный и правдивый человек должен был выйти из огня невредимым.


[Закрыть]. Когда женятся падишахи, невеста сама приходит к ним в дом: ни тебе расходов, ни забот. Прочитали молитву, и делу конец. А когда свадьба идет по законам общины, тут расходов не оберешься!»

Женщина и ткач ушли. А наследник достал портрет йеменской принцессы и вдруг увидел, что это и есть его царственная супруга! Позвал он министра и говорит: «Эй, министр! Отвези ее к отцу, а после мы с ней справим свадьбу, как велят законы общины, с торжественной процессией и музыкой». Принцесса с сыном отправились в путь, но по дороге – послушайте люди, что делает с нами воля Аллаха, – министр решил овладеть принцессой. Дрянной был человечишка, бандит, да и только! Он изменил слову, данному наследнику. Разбил он шатер и говорит: «Принцесса, утоли мою страсть». А она отвечает: «Сначала доставь меня к отцу, а потом я отвечу тебе». Страже министр приказал разместиться в другом месте, бояться ему было некого, и стал он настаивать: сейчас, да и только. Бросилась принцесса в шатер и залезла на самую верхушку. Министр приказывает: «Иди ко мне, спускайся, не то я убью твоего сына!» Но она ответила ему: «Свою честь я должна защищать, а жизнь и смерть – в руках Аллаха». И министр, чтоб ему плохо было, убил мальчика. Ночью принцесса спустилась с шатра и скрылась в лесу. Министр послал всех своих солдат за ней в погоню, но ее и след простыл. Вернулся министр к наследнику и говорит: «Великий принц! Супруга ваша оказалась дурной женщиной, в дороге она съела своего ребенка. Не женщина, ведьма! Сделав же это черное дело, она скрылась неизвестно куда».

О-хо-хо! Как передать горе принца! Ему не было ни конца, ни края. Он ведь очень любил принцессу. В гневе и отчаянии послал он гонца к йеменскому падишаху: «Мы скоро прибудем, чтобы взять в жены твою дочь, готовься к свадьбе, не то пойдем на тебя войной!» Йеменский падишах не знал, что отвечать, у него голова кругом пошла. Это заметил визирь. Какой визирь? Да тот, из-за которого принцессу посадили в ящик и бросили в реку; выбрал он момент и говорит: «Повелитель души моей! Я тебя выручу. Можешь выдать мою дочь вместо своей. Никто не узнает». На том и порешили. А в Китае начали готовиться к приему свадебной процессии. По всей стране шум пошел. Но в это время вернулась принцесса. Она переоделась в одежды факира и поселилась в храме на окраине столицы. Там она прославилась искусством заклинаний и пророчеств, к ней стекались люди со всей страны. Слава об искусном прорицателе достигла и ушей наследника, и перед свадьбой он решил посетить факира и узнать свою судьбу…

На небе загоралась звезда за звездой, и казалось, что это светлячки, прочертя по небу огненную полосу, запутались в темных тенетах деревьев и теперь не могут выбраться, чтобы продолжать свой путь.

Но Дхупо не видела звезд, не замечала, как сгущалась тьма, так она была поглощена рассказом. Под навесом сидело много людей; рядом с Дхупо примостилась жена Дина.

– О, Аллах! – вздохнула она. – Сколько пришлось натерпеться бедной принцессе!

– Чего только судьба не делает с человеком!

Дин переменил позу, вздохнул и продолжал голосом, полным печали и сострадания:

– И опять Аллах проявил свою волю: принцесса, переодетая факиром, узнала о предстоящей свадьбе, а на следующее утро к ней пришел наследник китайского императора. Принцесса приняла его и сказала: «Господин мой, сегодня мне приснился сон». – «Святой отец, – попросил наследник, – поведай нам свой сон». Но факир отвечал: «Нет, господин, сон есть сон, кто знает, что в нем правда, а что ложь. А вдруг он западет тебе в душу, разбередит твое сердце. Не расспрашивай лучше, пусть мой сон останется со мной». Наследник не пожелал ничего слушать. «Нет, отец мой, – настаивал он, – тебе придется рассказать». – «Хорошо, брат мой, если ты так просишь, то слушай. Мне приснилось, что некий падишах отправился поклониться святым местам в Мекку, а свою дочь оставил дома. В нее влюбился визирь и стал ее домогаться, но принцесса не уступила. Тогда визирь, дождавшись приезда падишаха, пошел к нему и оклеветал принцессу. Брат принцессы ослушался приказа отца, повелевшего ему убить сестру. Вместо этого он посадил ее в деревянный ящик и бросил в реку. Тем временем на берегу реки охотился один наследный принц, он приказал выловить ящик. Увидев принцессу, он воспылал к ней любовью и взял ее себе в жены. Ну да ведь сон есть сон, и кто знает, что в нем правда, что ложь. Пусть тут будет конец. Не проси меня рассказывать дальше, господин мой!»

Но не тут-то было. Наследника захватил рассказ, и он горел нетерпением дослушать до конца. «Нет, отец мой, – взмолился он, – говори дальше!» – «Нет, господин мой, позволь мне на этом закончить». – «Нет, нет, говори!» Наследник упрямо стоял на своем, и факиру пришлось рассказать сон до конца: «Так, видно, было предопределено свыше, чтоб наследник подслушал разговор ткача с одной женщиной. И решил тогда наследник вернуть супругу свою ее отцу. Но по дороге ее стал преследовать министр, посланный провожатым, и она, спасая свою честь, убежала от него. Тогда министр убил ее сына. Вот и все! Теперь отпусти меня с миром, господин мой, потому что сон есть сон, и кто знает, что в нем правда, что ложь. Не запал бы он тебе, в душу, не разбередил бы твое сердце!» – «Святой отец, – обратился к факиру наследник, – ты должен принять участие в моей судьбе. Но сначала я хочу знать конец».

«Это ведь только сон, мой господин, – ответила принцесса. – Я странствующий факир, мне ли участвовать в судьбах? Но если ты просишь, я приду к тебе на свадьбу».

Тем временем прибыла свадебная процессия, а с ней и дочь визиря. Тогда факир и говорит: «Сравни ее с портретом йеменской принцессы!»

О, что тут было! Наследник сличил портрет с лицом прибывшей. Не та! Где то царственное величие? Где неземная красота? Где молочное лицо и черные как смоль кудри? О боги! Наследник упал как подкошенный. Народ заволновался, стали расспрашивать у факира, что случилось. «Посыпь его святым пеплом, отец, прочитай над ним молитву. Он единственный сын, его родители умрут с горя! Сотвори чудо, святой отец!» – кричали люди. И разве не воля Аллаха, что стоило факиру сказать: «Встань!», и наследник встал и спросил: «Где я?» Вот какая сила кроется в сберегшей честь женщине!

А принцесса, сбросив одежды факира, говорит наследнику: «Узнаешь меня?» Тот посмотрел на нее и расцвел, как весенний цветок. Тут их снова обвенчали. Заиграли барабаны, запели трубы. Наследник привел во дворец любимую жену, и начались торжества, всем праздникам праздник, в воздух взлетали огненные шутихи…

Дин замолчал. Он представил себе, что это он продает шутихи, народ нарасхват покупает их и в конце концов он становится богатым, у него куча денег. От этой мысли Дин даже глаза зажмурил, а когда раскрыл их, то увидел очарованных рассказом слушателей. И тогда Дин сказал, а вернее, пропел:

 
К чему расспросы, если вновь
любовь нашла свою любовь?
О женской чести был рассказ,
ее храните пуще глаз!
 

20

Сукхрам и Каджри сидели на дворе у входа в дом Рустамхана. Надвигался вечер. Последние лучи солнца слабо освещали готовую отойти ко сну природу. Наконец и они скрылись за горизонтом.

– Иди в дом! – сказал Сукхрам.

– Без тебя? – испуганно спросила Каджри.

– Ну да, – беспечно сказал Сукхрам.

– А ты что будешь здесь делать один?

– А что мне делать среди вас, женщин?

Каджри ступила в дом. Навстречу ей вышла Пьяри.

– А, моя Каджри! – радостно воскликнула она.

– Моя Пьяри, – смущенно промолвила Каджри.

Любовь встретилась с любовью, и, взявшись за руки, радостно улыбаясь, обе женщины по лестнице поднялись наверх.

Из дома вышел Рустамхан.

Сукхрам приветствовал его:

– Мое почтение, великий господин!

– Здравствуй и ты. Как живешь?

– Вашими молитвами, повелитель, – ответил Сукхрам, опускаясь на землю.

Рустамхан сел.

– Садись и ты, Сукхрам, – пригласил он.

– Да я и так уже сижу. – С этими словами Сукхрам вынул чашечку из хукки, положил в трубку немного сушеного кизяка, сделал несколько глубоких затяжек, чтобы получше разжечь трубку, и, когда из мундштука повалил густой дым, поставил чашечку и пододвинул хукку к Рустамхану.

– Рассказывайте, господин, как здоровье?

– Теперь я совсем здоров, слава богам.

– Нет, господин, – глядя Рустамхану прямо в глаза, сказал Сукхрам. – Еще не совсем! Болезнь вернется через месяц.

– Вернется? – дрожащим голосом переспросил Рустамхан.

– Непременно.

– Но что же мне делать?

– Воздержание, господин.

– И вина нельзя?

– Нет, вина пейте сколько хотите.

– Ты знаток своего дела, Сукхрам, – взмолился Рустамхан. – Неужели не можешь сократить срок?

– Это вы сами можете сделать.

– Я? Как?

– Избавьтесь от дурных страстей.

Рустамхан нахмурился, но стерпел и промолчал. Однако в его душу запало сомнение; этот нат обещал вылечить его, чего же теперь он морочит голову?

Рустамхан поднялся и пошел в дом.

– Каджри! – позвал Сукхрам.

– Ну, – откликнулась она, – ты сказал ему?

– Нет, только подготовил почву.

В это время из окна выглянул Рустамхан. До него донеслись последние слова Сукхрама.

Рустамхан отошел от окна. Он все понял.

– Я скоро приду, Каджри, – сказал Сукхрам. – Жди меня здесь.

– С кем ты говорила? – поинтересовалась Пьяри.

– С Сукхрамом.

– Что он сказал?

– Справлялся о твоем здоровье.

– А сам он подняться не мог?

– Нет, он торопился.

– Куда?

– На базар. А то до ночи домой не успеем.

– Боитесь задержаться здесь?

– Конечно, чего засиживаться в чужом доме?

Пьяри обиделась. Каджри поняла это.

– Я вовсе не хотела обидеть тебя, – сказала она. – Я только говорю правду. Скажи, разве ты живешь здесь свободно, как у себя?

– Нет! – уверенно ответила Пьяри.

– Я всегда это знала. Стало быть, я не ошиблась, назвав этот дом чужим?

– Нет! Забери меня отсюда, о Каджри!

– Сначала нужно поговорить с ним.

– С Рустамханом? Он не согласится.

– Это уж забота Сукхрама.

Ответ Каджри заставил Пьяри задуматься.

Теперь она знала, что совершила страшную ошибку.

– Разве я думала, что так все получится? – горько сказала она.

– Что получится? – насторожилась Каджри.

– Что этот живой мертвец станет помехой на моем пути, повиснет камнем у меня на шее. – Потом Пьяри тихо заговорила как бы сама с собой. – Неужели я должна молча все сносить? Нет! Кто он такой, чтобы командовать мной? Я же натни. Натни! Разве ему под силу меня удержать?

Пьяри показалось, что двери ее каменной темницы стали приоткрываться.

– Ну что ты, Пьяри! – Каджри пыталась успокоить ее.

– Я сама сюда пришла, – продолжала Пьяри, – сама и уйду. Что он сможет сделать? Засадить в тюрьму? Ну и пусть! Прикончу негодяя, и конец!

И, будто очнувшись, она взглянула на Каджри.

– Ты мне поможешь? – спросила она.

– Да, – ответила Каджри, – но я боюсь.

– Он не посмеет задержать меня.

– Сомневаюсь.

– Он не посмеет.

– А если все же не пустит, что тогда?

– Думаешь, я подчинюсь? – крикнула Пьяри. В ее голосе звучала такая одержимость, что Каджри невольно вздрогнула. Казалось, Пьяри совершенно освободилась от страха. Так громко и победоносно может кричать только птица, спасшаяся от урагана и теперь весело парящая в бескрайнем небе. Внизу под ней простирается море, но ее это совсем не волнует – ей ли теперь бояться волн!

– Ну а если он силой заставит? – все еще сомневаясь, повторила Каджри. Она ясно представляла себе картину ссоры, но не верила в благоприятный ее исход.

– Я ему не рабыня! – продолжала Пьяри. Она гневно смотрела по сторонам, словно пыталась пронзить своим взглядом все предметы, находящиеся в комнате.

– Тебе ли с ним тягаться, – пожала плечами Каджри. – На его стороне власть.

– Я взломаю дверь и убегу!

Каджри рассмеялась.

– Чего это ты?

– Ну и сказала же ты! До сих пор вор взламывал дверь и уносил вещи, а теперь вещи сами взламывают дверь у вора и бегут от него!

Пьяри было улыбнулась, но тут же нахмурилась и покраснела.

– Нет, правда, сестра! Ну как он может тебя отпустить? Будь я мужчиной, нипочем бы тебя не отпустила. Ну и сражение разыграется!

– Я себе лицо изуродую, чтобы на меня никто не смотрел!

– А Сукхрам, думаешь, захочет смотреть?

– Не захочет? – Пьяри побледнела.

– Что он, из другого теста, чем все мужчины?

– Нет, Каджри, нет, у него другое сердце.

– Может быть, ты и права. Но только если мы стремимся найти не такого, как все, почему бы и ему не искать себе красавицу?

И они обе рассмеялись.

– Ну а если б он был урод? – спросила Пьяри.

– Разве Всевышний не создал уродливых женщин? – ответила Каджри.

– А ты гордишься своей красотой? – спросила Пьяри.

Каджри искоса посмотрела на нее, но промолчала.

Что она могла сказать?

Неожиданно в комнату вошел Рустамхан.

Пьяри подобрала одежды, приняла небрежную позу, а затем вопросительно посмотрела на вошедшего.

– Я слышал здесь голоса, – сказал Рустамхан. – С кем ты разговаривала? – Он оглядел комнату.

Каджри по установленному обычаю быстро накинула на голову конец покрывала, но Рустамхан успел разглядеть ее лицо.

– Кто это? – спросил он, не отводя глаз от Каджри.

Каджри не опустила головы, как этого требовало приличие. Придерживая конец покрывала двумя пальцами, она наблюдала сквозь них за Пьяри и Рустамханом. Хотелось получше рассмотреть человека, которого так ненавидела Пьяри.

– Ее зовут Каджри.

– Кто она, я спрашиваю.

– Моя саут [50]50
  С аут– вторая жена в полигамных семьях.


[Закрыть], – решительно произнесла Пьяри.

Рустамхан смутился. Значит, Пьяри до сих пор считает себя женой Сукхрама, словно его, Рустамхана, не существует!

– По отношению к Сукхраму или ко мне? – съязвил он.

– Взгляни на себя в зеркало, – зло ответила Пьяри.

Ее ответ окончательно смутил Рустамхана.

– Ну вот, ты и рассердилась, – произнес он растерянно. – Я же пошутил.

– Ты еще вздумал шутить со мной! – передернув плечами, оборвала его Пьяри.

Бросив хмурый взгляд на Каджри, Рустамхан повернулся и ушел. Эта женщина умела бить в самое больное место. Он как никогда понял, что Пьяри, не в пример другим, ни за что не признает его превосходство, его власть. Женщина никогда не подчиняется мужчине. Она может уважать его, о нем заботиться, ценить его, если он умный и ученый человек, но всегда будет пытаться поставить себя на одну доску с ним и не признает его превосходства. И уж никогда не простит мужу вольностей с другими женщинами. Раздосадованный Рустамхан решил отомстить Пьяри.

– Ишь разохотился, одной ему мало! – возмутилась Каджри, когда Рустамхан ушел.

– С чего ты взяла?

– А ты разве не заметила, как он на меня глаза пялил?

– Ну, не такая уж ты красавица, чтобы на тебя засматриваться.

– Что ж, я и понравиться не могу?

В сердце Пьяри кипела ненависть. «Негодяй, какой подлец!» – возмущалась она. Пьяри и раньше знала мужчин, которых привлекало только ее тело. Но хоть иногда в них проскальзывало сострадание и человеческое участие. А этот? В нем ничего не осталось человеческого. Не боится ни бога, ни совести! Никто ему не указ, ничто его не может обуздать. Насмешливый тон Каджри задел ее за живое. Никто не понимает, как жестоко она обманулась! Она пришла сюда, чтобы отомстить своим обидчикам, но чего она добилась? Ничего! Живет здесь, как в тюрьме, связана по рукам и ногам. С каким ничтожеством связала она свою судьбу!

– Ты обиделась? – спросила Каджри.

– Нет. – Пьяри пыталась отогнать мрачные мысли.

Каджри внимательно смотрела на нее. Так прошло несколько долгих минут. Наконец Пьяри нарушила молчание.

– Поешь что-нибудь? – спросила она.

– Нет, не хочу, – отказалась Каджри.

– Может быть, приготовить бетель?

– Не хочется.

– Тебе понравится, я научилась его готовить. – С этими словами Пьяри достала ящичек с бетелем и стала приготавливать листья. Пьяри с такой торжественностью приступила к делу, что Каджри подумала было, что она просто подражает женщинам из богатых домов, но она тут же отогнала эту мысль.

– Может быть, лучше не надо? – нерешительно проговорила она.

Пьяри положила на лист немного извести и стала выбирать каттха [51]51
  Каттх а– кат еху,экстракт, получаемый из древесины индийской акации, используется как одна из специй при приготовлении бетеля. Кроме того, применяется для окраски тканей и дубления кожи.


[Закрыть]. В тон Каджри она неопределенно буркнула «у-гу» и засмеялась. Каджри покраснела.

– Ну вот. Пожалуйста! – Пьяри протянула Каджри свернутый лист.

Каджри взяла бетель и низко поклонилась. Церемония вошла у нее в привычку. До этого она всегда получала бетель из рук человека более высокой касты, и поэтому ей приходилось всегда почтительно благодарить.

– Ну что же ты? – спросила Пьяри, видя, что Каджри никак не решается положить бетель в рот.

Каджри неуверенно произнесла:

– А если он рассердится?

Наконец-то Пьяри догадалась, что она говорит о Сукхраме, но и теперь она не могла понять Каджри. Ей все казалось, что та просто смеется над ней. Она подозрительно покосилась в ее сторону и спросила:

– А что он может сказать?

Каджри не выдержала.

– Он скажет: «Теперь и ты ушла от меня?» – ответила Каджри.

У Пьяри болезненно сжалось сердце. Значит, Сукхрам до сих пор не примирился с тем, что она бросила его. Но почему он сам никогда не скажет ей об этом?

– А он так говорил? – спросила она.

– Конечно, – сказала Каджри. – Еще бы! – И засмеялась.

Пьяри почувствовала, как бледнеет. Напрасно она стремилась к Сукхраму! Ей теперь нечего у него делать!

Подавленная своим открытием, Пьяри молчала. «Но и здесь я не могу оставаться. Ни за что! Это невозможно! Что ж тогда? Бежать? Но куда? Оставаться? Но гнев Сукхрама никогда не пройдет. Раньше на это еще можно было бы надеяться, но теперь, когда с ним Каджри, это пустые мечты!»

– Дай сюда! – сказала она Каджри, протягивая руку.

– Что?

– Бетель.

– Почему? – не понимая, в чем дело, Каджри отвела руку. – Так не поступают.

– Не думай об этом, – возразила Пьяри, не убирая руки. Каджри посмотрела сначала на руку, а потом в лицо Пьяри.

– Зачем?

– Ему же не нравится, когда ты жуешь бетель.

– Пьяри! Я же шутила!

Стемнело. Пьяри принесла фонарь. Стекло на фонаре было чистое, без следов копоти. Пьяри заправила фонарь керосином, подкрутила фитиль и зажгла. Комната озарилась мягким желтоватым светом.

– О, великий Рама! – изумленно воскликнула Каджри. – Как светло!

Пьяри улыбнулась.

– Хочешь такой же зажечь в своем шатре?

– А что ты думаешь, и зажгу!

– Такой фонарь дорого стоит, – засмеялась Пьяри.

Каджри взяла фонарь в руки.

– Я простая натни, – задумчиво произнесла она. – Подумать только, у меня в шатре такой фонарь! Э! Да он жжется!

– Поставь на место, уронишь, чего доброго.

– А скажи, сестра, – спросила Каджри, аккуратно ставя фонарь на место, – он и от ветра не гаснет?

– Конечно нет.

– Какая умная вещь! – вздохнула Каджри. – А сколько еще таких вещей в мире! И все не для нас. – Каджри умолкла, а потом, вспомнив о чем-то, сказала: – Два года назад я была в столице. Я видела дворец раджи, правда, снаружи. На балконе стояла рани. О-хо-хо! Такая красивая, такая нежная! Поставь меня рядом с ней, так я буду выглядеть как только что вылезшая из грязи черная буйволица рядом с белой коровой. Я видела, как возле дворца, вот в таких огромных бронзовых горшках, – Каджри широко расставила руки, – горел семицветный огонь. Я прямо застыла на месте. Так красиво было, так красиво! Ночью было светло, как днем, и свет был белый-белый, как молоко.

– Раджи – большие люди.

– Наверное, – согласилась Каджри и мечтательно воззрилась в пространство, будто до сих пор перед ней горел этот огонь.

– Каджри, как ты добилась Сукхрама?

– Да ну тебя, еще кто услышит.

– Расскажи, Каджри.

– Разве о таком спрашивают? – засмеялась Каджри.

– Расскажи.

Каджри не спешила с ответом. Пьяри задумалась.

– Тогда он был один, ты его встретила, ну дальше. Как вы познакомились? – настаивала Пьяри.

– Понравились друг другу, как же еще.

Но такой ответ не удовлетворил Пьяри.

– А потом? – настаивала она.

– Потом поженились.

Пьяри, как хищная птица, нырнула вниз и раскрыла клюв, чтобы хватать, хватать.

– А до этого кто был твоим мужем? – бросила она.

– Не хочу о нем думать! – решительно ответила Каджри. – Он был плохой человек.

– Он бил тебя?

– Нет, но мне приходилось самой зарабатывать на жизнь. Он много пил.

– Ну и дальше?

– А что дальше? Этот ведь тоже пил. Я заставила его бросить.

– Почему же ты выбрала его?

– Я подумала, что этот лучше.

– Все наты пьют, Каджри, что здесь плохого?

– У нас плохо лишь то, что не признает община. Но я от этой общины ничего путного не видела. Люди ссорятся и дерутся. Мой первый муж ради выпивки был готов на преступление. Однажды он украл и пропил деньги на саван для покойника. – Каджри разволновалась. – В детстве рядом с нами жил зеленщик, по имени Чикува, он приходил к нам пасти овец. Однажды он пришел вместе с другом Багаром, с ними были две женщины канджарки и еще один зеленщик из Дели, Саркасрайян звали его. Они передрались. Канджарки сбежали, а Саркасрайяна убили. Чикува и Багара потом повесили. А ты посмотри, как живут канджары! Где их место? Они доедают пищу даже за мусорщиками-мехтарами.

– Каджри, а твой отец, он тоже пил?

– И отец, и мать.

– А ты?

– Я – нет.

– Мне бы твою голову, Каджри, твой ум.

– Ум? Ум женщине дает муж после свадьбы. Курри не мог мне его дать, а Сукхрам дал. Он по крови раджа.

– И ты веришь в это, Каджри? Какой в том прок?

– Да никакого, но хочется верить. Разве он такой, как все наты? Откуда у него столько ума и благородства?

– Он просто теленок, Каджри. Ни разу в жизни ни с кем не подрался, меня ни разу пальцем не тронул.

– Зато теперь дерется, только кости трещат. Он тебя никогда не бил?

– Только один раз.

– Значит, не любил.

Внизу в растерянности сидел Рустамхан. Почему не пришел Банке? Обычно он в это время всегда здесь. Уж не натворил ли чего?

Рустамхан вышел во двор, огляделся. Никого. Только буйволица медленно жевала свою жвачку. Он выглянул за ворота. Его встретила тишина деревенского вечера; улица была безлюдна. Он вернулся в дом и снова сел ждать. Но беспокойство не покидало его. Эта женщина наверху, и в ее присутствии ему пришлось выслушать столько неприятного. Что она подумала о нем? Уж не вообразила ли, что Рустамхан под башмаком у Пьяри?

Сверху слышался веселый смех. Ему казалось, что смеются над ним. Выгнать бы вон и ту и другую! Другую – это Пьяри?

Какая странная женщина!

Нет, здесь явно что-то не так. Да и Сукхрам стал говорить намеками.

Рустамхан погрузился в раздумье. Он сидел, обхватив голову руками, и, поглощенный своими мыслями, не замечал, что уже совсем стемнело. Мысли его были мрачными. Как же так! Банке – преданный человек. Во всем виновата Пьяри. Это она положила конец его влиянию на людей. Как только у нее хватило смелости?

Демон черной зависти терзал его душу, тот самый, что сбил его с праведного пути…

А наверху продолжалась беседа.

– Он что-нибудь говорил обо мне? – спрашивала Пьяри.

– Ничего.

– Так ли? – настаивала Пьяри.

– Ну, говорил, какая ты хорошая, – сказала Каджри.

– И все? – покачала головой Пьяри.