Текст книги "Я жду тебя"

Автор книги: Рангея Рагхав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

– Возлюбленный мой! – окликнула она его.

– Пьяри?! – только и смог вымолвить Сукхрам.

– Да, я здесь, – ответила Каджри дрожащим от слез голосом.

– Я ведь говорил, что Пьяри вернулась, но эти люди не верили мне, – смеялся Сукхрам. – А где же Каджри?

– Где?! – переспросила Каджри. – Она умерла.

Тогда Сукхрам пристально посмотрел на нее.

– Пьяри!!! – закричал Сукхрам и разрыдался. Он упал и стал биться головой о землю.

Наступила ночь; Сукхрам лежал в шатре. Голова его покоилась на коленях у Каджри.

– Кто здесь? – спросил он, когда сознание вернулось к нему.

– Я, Каджри.

Сукхрам притянул ее к себе и обнял.

– Каджри? Ты ведь не уйдешь, не покинешь меня? – тихо спросил он.

– Видишь, одному не под силу сровнять гору с землей. Только все люди могут совладать с горой, – сказала Каджри.

26

Когда Сукхрам спустился с гор, уже вечерело. Крестьяне пригнали скотину домой, и пыль, поднятая сотнями копыт, успела осесть. Пока он добрался до дома колдуна Чандана, уже стемнело. Он шел кружным путем, минуя деревенскую улицу. Чандан жил за околицей, он принадлежал к касте мусорщиков. Прямо у дома находилась деревенская свалка, на ней копошились свиньи. Рядом протекала сточная канава.

Если ненависть приходит к сильному, она оборачивается мужеством и отвагой. Когда ненависть пробуждается в слабом и немощном, она действует на него, как дурман. Пораженный ненавистью, он забывает обо всем. У него только одна цель – любым путем осуществить задуманное, чтобы потом можно было вволю насмеяться, удовлетворившись своей местью. Слабый всегда стремится отомстить чужими руками, сам он слишком труслив.

Сукхрам был зол и смел. Притаившемуся самолюбию непризнанного тхакура был нанесен удар. Ведь если разобраться, то Нироти уже сидел в тюрьме, Харнама убили, а против начальника полиции, несмотря на увертки писаря, было возбуждено судебное дело – об этом Сукхрам узнал еще по пути к Чандану от знакомой чамарки. И тем не менее он решил пойти к колдуну. Задетое самолюбие одержало верх и даже нашло благовидный предлог: отомстить за семью Кхачеры.

У Чандана было пять жен. Они работали на него не покладая рук. В его присутствии ни одна из них не смела заговорить. У каждой из жен были дети, которые в поте лица работали вместе с матерями. Но и Чандан не был доволен жизнью.

Ему было около шестидесяти, а выглядел он гораздо моложе. Выдавала его только седина на висках. Он носил плотно облегающие одежды, чтобы похвастать своим мускулистым телом. Его щетинистые черные усы под крупным мясистым носом грозно топорщились.

Чандан был человеком беззаботным, у него были свои представления о чести. Беря деньги в долг, он старался вернуть их без напоминания и в назначенный срок. Если же кто-нибудь из кредиторов обращался за долгом раньше, он считал это оскорблением.

Этот плотный, крепко сбитый человек с грубым голосом и дочерна смуглой кожей казался суровым. На самом деле у колдуна было доброе сердце. Когда его жены ссорились, он терпеливо прислушивался к ним, а потом в зависимости от обстановки то успокаивал по-стариковски первую жену, то утешал, как пылкий юноша, младшую. На остальных он не обращал никакого внимания: их время прошло.

Когда Чандан напивался, жены его посмеивались над ним, но покорно пели ему песни. А он бранил их: «Негодяйки, пойте как следует! Так пойте, чтобы жена заминдара осталась довольной, когда пойдете за подарками в праздник холи [71]71
  Х оли– праздник в честь бога Кришны(одно из воплощений бога Вишну)и его возлюбленной пастушки Р адхи,происходящий в месяце пхагун (февраль – март).


[Закрыть]».

Свое пристрастие к вину Чандан оправдывал тем, что вино помогает заклинаниям. Чандан был известным колдуном, и место сожжения трупов, где он совершал заклинания, считалось его вторым домом. Даже знатные люди деревни побаивались Чандана. Ведь известно, что умением управляться со злыми духами обладают только избранные.

Пьяный Чандан обычно сидел под деревом, то и дело подливая в чашку вино, чтобы вобрать в нее, как он говаривал, весь мир духов, и при этом пел басом всегда одно и то же:

 
Да будет твоя звезда всех счастливей…
 

Ему казалось, что у него красивый голос. Но прохожие, заслышав этот вой, затыкали уши и обходили стороной место, где сидел Чандан.

Когда Чандану нужны были деньги, он сам шел к заминдару и брал в руки веник. Под разными предлогами он старался почаще попадаться хозяину на глаза и при этом делал вид, что работает, не покладая рук. И действительно, он не возвращался без денег. У супруги заминдара Чандан несколько раз выпрашивал одежду для своих жен. Он умел польстить знатным людям и лестью добивался того, в чем испытывал нужду.

Чандан разводил свиней и продавал щетину, которую у него покупали наты. Они перепродавали ее в небольших городах, там ее собирали в тюки и направляли в большие города, а оттуда пересылали за границу для переработки на фабриках. С тех пор как Чандан узнал, что щетина с его свиней вывозится за пределы Индии, ему стало казаться, что он владеет чуть ли не половиной заморских сокровищ.

– Эй, Чандан! – крикнул Сукхрам, подойдя к дверям его глинобитной хижины.

На пороге появилась девушка.

– Хозяин дома?

– Дома. Что передать?

– Скажи, что пришел человек от Каджри.

Сукхрам не хотел называть своего имени. Кто-нибудь услышит, и тогда ему не миновать беды.

– А, это ты, сынок! – приветствовал его Чандан, узнав. – Присаживайся. Эй, дочка, принеси хукку! – крикнул он.

– Нет, не надо. Я курю только бири.

– Как хочешь, – спокойно ответил Чандан.

Он знал, что Сукхрам не станет курить трубку, заправленную в его доме. Сам-то он курил везде, где бы ему ни предлагали.

– Зачем пришел? – спросил он Сукхрама.

– Есть одно дело.

– Тогда отойдем от дома.

– От начальника полиции совсем житья нет, – сказал Сукхрам, когда они уселись под деревом. – Только ты можешь избавить нас от него.

– Как?

– Эй, не прикидывайся простаком! Ты ведь знаешь столько заклинаний! К тебе приходят ведьмы, спроси у них.

– Э нет, это все не подходит, – рассмеялся Чандан. – Нужна не ведьма, нужна женщина. Да ты твердо ли решился?

– Да.

– Тогда приведи на маргхат женщину.

– Женщину?

– Да. В свое время я втянул в это дело свою пятую, – сказал Чандан. – Тогда она еще не была моей женой. Это уж после я женился на ней. Она здорово мне помогает: троих детей родила.

Сукхрам ничего не понимал.

– Да на что женщина? – спросил он.

– Чтобы раздеть ее на маргхате, чтобы напоить вином…

– Нет, нет! – замотал головой Сукхрам. – Нет.

– Нет? – с удивлением переспросил Чандан.

– Я на это не пойду.

– Разве ты не мужчина? Ну, хоть деньги ты принес? – сердито спросил Чандан.

– Деньги – другое дело.

– Потребуется пятьдесят рупий, не меньше. Подумай. – Чандан пристально посмотрел на Сукхрама. – А если приведешь женщину, обойдется в пятнадцать. Женщина возьмет самое большее три рупии.

– Прошу тебя, не надо об этом.

– Как хочешь, – усмехнулся Чандан и крикнул: – Дочка, хукку!

– Пятьдесят рупий? – переспросил Сукхрам. – А не много?

– Деньги-то ведьме! – укоризненно покачал головой Чандан.

– Сбавил бы малость.

– Пусть ведьма тебе сбавит!

– Ладно, принесу.

– Вот и хорошо, – довольно воскликнул Чандан и приложился к хукке.

– А ты уверен, что получится как задумали?

– Еще бы, он сразу упадет как подкошенный.

– Когда?

– Как только я взмахну саблей. У него тут же перестанет биться сердце.

Сукхрам вздохнул с облегчением.

– Я принесу деньги ночью, – сказал он.

– Ладно, действуй, – проговорил тихо Чандан. – Деньги достанешь в доме ростовщика Лаллу.

– Откуда ты знаешь?

– Кому же знать? Его племянник хотел присвоить их и все упрашивал меня совершить заклинание. Но я отказался.

– Почему?

– Сын торговца труслив. Может проболтаться. Кто тогда присмотрит за моим хозяйством? Разве кто-нибудь справится без меня с моими женами? Негодницы все время бездельничают.

– Ты прав, – равнодушно поддакнул Сукхрам. – Что ему до всех этих забот?

Прячась и озираясь, Сукхрам отправился прямо к дому ростовщика Лаллу, у которого была лавка на базаре. Туда часто наведывались деревенские бездельники. Но когда ростовщик замечал, что их присутствие мешает его сделкам, он вставал, начинал трясти свои коврики, брался за метлу, и всех как ветром сдувало. Вообще-то Лаллу был тихим человеком, но когда дело касалось денег, глаза его сразу становились сухими и колючими. Он был скрягой и дрожал над каждой пайсой. Говорили, что он сначала обсосет, а уж потом выбросит муху, попавшую в топленое масло.

С базара он обычно возвращался не раньше десяти – его лавка находилась близ извозчичьей стоянки, где до ночи толпился народ и всегда находились охотники попросить в долг. Внешне Лаллу походил на нищего странника. Повязывался он замусоленным дхоти, поверх которого надевал грязную куртку. На ногах у него были грубые залатанные сандалии. По его внешнему виду никто не сказал бы, что Лаллу ростовщик. Он отрастил себе длиннющие усы. Они шевелились, когда он перевешивал сэкономленное топленое масло. Он пытался обвесить даже самого себя! Лаллу был набожным человеком. Наблюдавшие за ним люди только дивились, с какой скоростью вертятся четки в его пальцах. Молился ростовщик по-особенному, стоя на одной ноге.

Сукхрам осторожно выломал два саманных кирпича в мазанке Лаллу. Сегодня он впервые решился на такое дело и поэтому страшно трусил: вдруг увидят! Но кругом было спокойно. В доме тоже стояла тишина. Расчистив пролом, Сукхрам проник внутрь.

В комнате никого не было. Прямо перед Сукхрамом стояли кувшины. В первом из них он нашел два ожерелья. Он швырнул их обратно. В следующем кувшине были деньги. Сукхрам запустил руку и набрал две полные пригоршни. Спрятав деньги, он вышел на улицу, огляделся и пустился во весь дух. Он несся со скоростью ветра, и сердце у него бешено стучало.

Он выбежал за околицу и кружным путем добрался до Чандана, Заклинатель спал под деревом. Сукхрам осмотрелся и кашлянул.

– Вот, возьми, – подсаживаясь к нему, проговорил Сукхрам.

Чандан тихонько рассмеялся. Его смех напоминал скрип мельничных жерновов. Он протянул руки, и Сукхрам высыпал ему все деньги.

– Сколько здесь? – спросил Чандан.

– Считай сам.

– Восемьдесят, – сказал Чандан, сосчитав деньги.

– Оставь у себя. Мне они не нужны. Ты старший, тебе и деньги.

И они пошли.

У высокой каменной площадки перед храмом в лесу они остановились. Сукхрам смотрел на каменное изваяние богини, и дрожь била его; ему казалось, что богиня вот-вот заговорит. Он испугался. Что он будет делать, когда услышит ее голос? Выдержит ли он? Сукхрам почувствовал, что мужество покидает его.

– Кто твой враг? – спросил Чандан.

– Начальник полиции.

– У него есть жена, дети?

– Да, есть.

– Как они будут жить?

Что мог ему ответить Сукхрам? Он молча опустил голову.

– Их горе ляжет на тебя тяжким грехом. Готов ли ты к этому? – спросил Чандан и, немного помолчав, добавил: – Знай, никого нет выше бога-избавителя. Если на то будет его воля, твой враг умрет. Если же нет, то никто уже ничего не сможет сделать.

Сукхрам стоял ни жив ни мертв.

– Он вершит Свою волю над всеми и управляет миром по своему разумению, – продолжал Чандан.

– Все в руках судьбы, – прошептал Сукхрам. – А если Всевышний откажет, тогда что?

– Тогда придется резать петуха.

– Зачем?

– Иначе горшок, который я запущу, разобьется над тем, кто все это задумал, и тот умрет, – ответил Чандан. – Недаром я говорил тебе, приведи женщину, напои ее вином. Она бы все сделала. Ни грех, ни страх нас бы не коснулись. А знаешь ли ты, что случится с тобой, если ты лишишь кого-нибудь жизни?

Сердце Сукхрама учащенно билось.

– Нет, – ответил он.

– Ты заболеешь проказой и сгниешь живьем.

У Сукхрама волосы стали дыбом.

– В последующей жизни ты станешь свиньей, – продолжал Чандан.

– Хватит, прекрати! – крикнул Сукхрам. – Я отказываюсь от мести.

– Как же так? – возмутился Чандан. – Ведь мы же уже у храма богини! Если она согласится, твое дело выгорит…

– И весь грех падет на меня?

– Нет, не весь, только половина.

– А что будет со мной потом?

– Ты сгниешь, не болея проказой.

– Хватит, перестань колдовать!

– Кто ты такой, чтобы указывать мне? – недовольно проговорил Чандан. – Если богине будет не угодно, она сама воспротивится этому.

– А что ждет тебя за твои дела?

Чандан потрогал висевшие у него на шее бусы.

– Пока они на мне, я ничего не боюсь, это мой талисман.

Сукхрама охватил панический страх.

– Если ты будешь мне мешать, умрет самый дорогой для тебя человек! – пригрозил Чандан.

«Каджри?.. Умрет?!» – пронеслось в голове у Сукхрама.

– Я готов сгнить от проказы, готов стать свиньей, – взмолился он. – Я на все согласен. Скажи богине, что я не буду мешать.

– Вот и прекрасно! – обрадовался Чандан. – Так и нужно отвечать божеству. Но ты, как видно, трусоват. Моя пятая жена не боялась пить, не боялась плясать в чем мать родила на маргхате… Она храбрее тебя…

Сукхрам подумал об этой ужасной женщине из касты птицеловов.

– А ведь отец моей пятой жены был набожным человеком. – Чандан покрыл красной краской голову и грудь петуха, этой же краской он помазал ворота храма: божеству, находившемуся в храме, могли поклониться все, но мусорщикам входить в храм не разрешалось.

Потом он достал из складок дхоти прикрепленную к поясу бутыль с вином.

– Будешь пить? – спросил он Сукхрама.

– Нет, – ответил Сукхрам, хотя карнаты пьют вино из любых рук.

– Ты что, даже не пьешь?

– Бросил.

В это время где-то далеко послышался шум. Чандан насторожился. Шум приближался. Он быстро погасил светильник.

– Ты спасен, – сказал Чандан.

– Богиня не согласна?

– С чего ты взял?

– Ведь ей помешали, слышишь шум?

– Слышу.

С этими словам Чандан достал деньги и сунул их в руку Сукхраму.

– Бери свои деньги, – сказал он в темноте. – Твое желание не исполнилось.

– Оставь их у себя, они – краденые. А богине, которая меня сегодня защитила, я низко кланяюсь, – проговорил Сукхрам и начал отвешивать поклон за поклоном.

– Беги, Сукхрам! – закричал вдруг Чандан.

– Как так?

Чандан торопливо прикреплял к поясу бутыль с вином.

– Идут крестьяне с палками, – проговорил он. – Беги. Наверно, решили, что кто-то пришел запустить на их деревню горшок со злым духом. Да беги же, дурень! – зашипел Чандан. – Если они нас поймают, на куски разорвут.

Шум голосов становился все явственней.

– Спасайся! – крикнул Чандан и пустился во весь дух. Сукхрам побежал следом.

Оба скрылись в темноте.

Сукхрам мчался что было сил. Ему казалось, что толпа гонится только за ним.

Голоса теперь доносились уже из храма.

– Посмотрите, петух привязан, – кричал кто-то.

– А, они помазали его сурьмой!..

– Только что, видно, убежали…

Сукхрам увидел впереди развалины. Он добежал до них и спрятался.

Когда все стихло, он вышел, прислушался. Стояла тишина. Сукхрам огляделся и не поверил своим глазам… Старая крепость! Так вот где он прятался! Опять предки спасли его! Он отвесил им низкий поклон и открыл рот, чтобы поблагодарить их, но слова застряли у него в горле. В развалинах крепости завывал ветер. Во мраке она походила на огромную грудь демона-великана. Кругом не было ни души, слышались только приглушенные звуки, не то смех, не то стоны, но Сукхрам не испытывал страха. Ему казалось, что теперь он в надежном укрытии, а страшный хохот – он понял – был только криком совы. Сукхрам стоял на том же месте, куда приходил однажды с Каджри. Вдали шумело озеро, и, как тогда, с озера вдруг донеслось рычание пантеры. Сукхрам стало страшно. Тогда он обратился к богу. Преисполненный чувства благоговения, он склонился до самой земли и смиренно произнес:

– О, мои предки! Я грешен и несчастен. Я не такой благочестивый, как вы. Я бедный, обездоленный и низкий человек. Меня лишили высокой касты, и теперь я не могу получить того, что вы оставили мне. Но я не печалюсь. Мне не нужно всего этого. Вы защитили меня, спасли мне жизнь. – И Сукхрам снова низко поклонился, коснувшись земли. Он был уверен, что предки слышат его, и перестал бояться.

Сукхрам возвращался, погруженный в свои думы. Прежние его мечты развеялись, но успели породить новые. Он тайком пробрался к храму. Там никого не было, у ворот валялся мертвый петух.

– О богиня, ты спасла меня от греха, – сказал Сукхрам, прислонившись головой к двери храма. – Но разве меньше тот грех, что я, тхакур, стал карнатом и теперь мучаюсь и страдаю? Грех лишил меня человеческого достоинства. Здесь нет твоей вины, во всем виновата тхакурани. Она согрешила, и ее грех до сих пор еще не искуплен. О богиня, пусть мне не достанется крепость, но позволь мне остаться человеком! – он замолчал и глаза его наполнились слезами.

На небе зажглись звезды. Стало светлее, и Сукхраму показалось, что богиня ласково улыбнулась. Тогда он снова благоговейно ей поклонился.

27

– Как мы теперь будем жить? – спрашивала Каджри.

– Не знаю, – отвечал ей Сукхрам.

– Зато живот знает.

В ту деревню, где стояла старая крепость, Сукхрам вернуться не мог. Порой он наведывался в соседнюю деревню и продавал там дикий мед, врачевал местных жителей в Данге. Каджри торговала плоскими корзинками для отсева зерна.

Сукхрам охотился. Когда охота была удачной, у них было вдоволь мяса. Из-за боязни быть пойманными они не могли давать представления, а в услужение их никто бы не взял. Оставался только один Ахмедабад. Но у них не хватало решимости вот так вдруг подняться и уйти в незнакомые края.

Однажды Сукхрама и Каджри навестил раджа. Оба стоя почтительно приветствовали его, а потом усадили на кровать и ждали, что он скажет. Раджа рассказывал о кражах. Казалось, страх ему вовсе неведом. А от полицейских он просто прятался.

– А ты чем занимаешься? – спросил он Сукхрама!

Сукхрам и Каджри переглянулись, не зная, что ответить.

– Ничем, раджа-джи, – проговорил Сукхрам.

– Значит, только ешь?

– На это тоже нужна божья милость. Пока не чаще раза в день, – вставила Каджри.

Сукхрам в подтверждение кивнул головой.

– Так почему бы тебе не пойти со мной? – спросил раджа.

В это время в шатер вошла рани. Каджри ласково усадила ее на кровать рядом с ее повелителем.

– Куда ты собираешься его вести? – поинтересовалась рани.

– На дело.

– Ну? – спросила Сукхрама Каджри.

– Душа не лежит у меня к этому, – ответил Сукхрам.

– Душа! Какая там душа у бедняка, глупец! Что важнее, жизнь или душа? – напустилась на него рани.

– Жизнь, – согласился Сукхрам.

– Тогда пойдем, – настаивал раджа.

– Каджри, а ты почему молчишь? – спросила рани.

– Устала я твердить, – вздохнула Каджри.

– Значит, боишься? Так на, полюбуйся! – проговорил раджа, показывая Сукхраму спину. – Гляди: это рубцы от ударов плетью. А я все равно не боюсь! С детства меня бил каждый, кто мог. Но я просто не давал спуска, не знал жалости. Не в моих правилах упускать из рук деньги, которые можно взять. Вот, к примеру, бедняк крестьянин: гнет спину, а его лишают земли, пускают с молотка его дом, распродают скот. Так ведь он не бросает своего занятия? И мы могли бы прокормиться, работая на полях. Но у нас нет земли, мы – наты. Нам никто не доверяет, так почему же мы должны быть честнее других?

– Ой, трудно жить настоящему мужчине, Каджри, – проговорила рани, с гордостью поглаживая рубцы на спине раджи. – Какие только мучения не приходится переносить! Их никто не жалеет. Взгляни! Видишь, на его мизинце нет ногтя – его сорвала полиция. Но он – мужчина. Он даже не охнул и, уж само собой, не указал, где спрятан краденый товар. Порой кажется, бог оказал большую милость, сотворив меня женщиной!

Каджри внимательно слушала ее, а потом заплакала.

– С чего ты разревелась? – удивился раджа.

– Нет, не пущу я его, еще убьют, – проговорила она сквозь слезы.

– Э-э, а разве во дворцах люди не умирают?

– То другое дело.

– Как знаешь, – проговорил раджа, вставая. Сукхрам тоже встал. Каджри осталась сидеть – она все еще не могла успокоиться.

– Ну что ты? – успокаивал ее Сукхрам, проводив гостей. – Ты думала, я пойду с ним и полицейские убьют меня?

– Раз догадался, зачем спрашиваешь?

– Каджри, какая ты у меня хорошая!

– Что ты болтаешь? – смутилась Каджри. – Разве кто-нибудь хвалит жену?

Жена! Это слово само собой вырвалось у Каджри. Что же это, она перестала быть просто женщиной, привлекающей мужчин только телом? Она уже перешла ту границу, которая отделяет просто женщину от жены? В этом слове угадывалась и защитница семейного очага, и любящая мать, и нежная преданная подруга, помогающая мужу преодолевать невзгоды.

Это слово вырвалось у нее непроизвольно, потому что в нем заключалась вся ее безграничная любовь, чистота чувств, при которых их близость становилась возвышенным и великим средством созидания жизни, а ответственность за любовь и воспитание детей несли уже наравне мужчина и женщина и где уже не оставалось места ни для ни для низости, ни для пошлости.

– Правда, Каджри, ты очень хорошая, – повторил Сукхрам.

– Ты читаешь чужие мысли.

– Почему?

– Потому что так я думала о тебе.

На улице послышались шаги. Кто-то остановился у входа.

– Кто? – крикнул Сукхрам.

В шалаш вошел Кхадагсинх.

– А, ты! – воскликнул Сукхрам. – Давненько тебя не было видно. Как живешь?

– Начальник тебя зовет, пошли, – сказал Кхадагсинх.

Каджри насторожилась. Сукхрам молча смотрел куда-то в сторону, мимо Каджри.

– Нет, брат, нам ни от кого ничего не надо. Никуда он не пойдет, – вмешалась Каджри.

Сукхрам и Каджри вместе вышли из табора. Поднявшись на гору, они увидели прямо перед собой знакомую старую крепость. Сукхраму казалось, что теперь крепость отдалилась от него, отошла куда-то на задний план, стала настолько чужой, что временами он совсем забывал о ней.

– На нее загляделся? – пытаясь проникнуть в его мысли, спросила Каджри.

– Я не смогу стать ее хозяином.

– И не надо! Что пользы, если б даже и стал?

– Каджри, а тебе разве ничего не надо?

– Нет. У меня все есть. Своего не отдам, а чужого мне не надо.

Слова Каджри запали в душу Сукхрама. Тогда он впервые почувствовал, что для него Каджри дороже крепости. Почему он так страстно хотел завладеть этой грудой камней? У него же есть Каджри, она – все для него. Что бы он делал, если б в самом деле получил недостроенную крепость? Он ведь даже читать не умеет, а знатные люди все как один грамотные. Кто он? Жалкий карнат, все еще цепляющийся за мысль, что он тхакур! Потому-то он и прозябал здесь, как вор, скрываясь от людей.

Сукхрам и Каджри долго стояли на горе, думая каждый о своем.

«Если б только пристроиться в жизни! Ну нет, лучше уж сидеть без работы, чем лишиться свободы!» – думала Каджри.

– Каджри, мне не нужна крепость!

– А кто тебе ее даст?

– Я ее не возьму, если б и дали.

– Ой, Сукхрам! – воскликнула Каджри. – Наконец-то у тебя прояснилось в голове!

– Каджри, мы уйдем отсюда, – уверенно сказал Сукхрам.

– Куда?

– В Ахмедабад.

Каджри просияла. Ей показалось, что все страшное уже позади.

– Когда же? – спросила она.

– Завтра. У тебя остались деньги?

– Да, пятнадцать рупий.

– На дорогу хватит. А там уж мы наверняка найдем работу.

– Пора домой, уже темнеет, – проговорила Каджри.

– Постой, в последний раз погляжу на крепость и уйду. Пусть темнота совсем скроет ее. Тогда я смогу вырвать ее из своего сердца.

– Я боюсь, Сукхрам! Идем! – звала Каджри.

Крепость растворилась в темноте.

И неожиданно они оба вздрогнули от крика, разорвавшего ночь. Крик повторился. На этот раз ближе и громче.

Сукхрам обнял Каджри за талию и крепко прижал к себе.

– Где-то здесь, рядом, – наконец проговорил он.

И тогда послышались шаги.

Сукхрам и Каджри сбежали вниз и укрылись за большим камнем. На них двигалась фигура с горящим факелом. Пламя полыхало по ветру, разбрасывая по сторонам пятна желтого света.

– Смотри, – шепнул Сукхрам, схватив Каджри за руку.

Она выглянула из-за камня и тихо вскрикнула.

– Это ведь твой дружок Кхадагсинх.

– И главарь с ним! – проговорил Сукхрам. – С ними какая-то женщина.

– Она нарядная и совсем белая, – удивилась Каджри.

– Мне кажется, это англичанка.

– О, боже, и впрямь англичанка. Безумцы, ведь завтра в Данг нагрянет полиция!

Каджри вздрогнула.

– Что же теперь делать?

– Ее надо спасти!

– А если они не отдадут ее?

– Им придется согласиться, – твердо сказал Сукхрам. – Иначе мы все погибнем.

Но Каджри уже взбежала на тропинку и стала на пути бандитов.

– Эй, вы! – крикнула Каджри. – Головой в петлю лезете? А ты где там застрял? – позвала она Сукхрама.

Сукхрам вышел из укрытия.

– А, это ты? – удивился главарь. – Еще кто-нибудь с тобой есть?

– Нет.

– Тогда прочь с дороги!

– Уйти-то я уйду, – смиренно отвечал Сукхрам, – но ты подумал, что делаешь? Она же англичанка!

– Это точно, взгляни, какая у нее мягкая и нежная кожа! – проговорил главарь, поглаживая руку женщины. Женщина рванулась и закричала.

– Кричишь, подлая! – рассмеялся главарь.

– Завтра в Данг прибудут солдаты и начнут всех поливать свинцом. Глупец, пойми же, они ведь раджи раджей.

– Стоит ли дразнить льва? – поддержала Сукхрама Каджри. – Зачем сам на себя накликаешь смерть?

Лицо англичанки от страха покрылось испариной, белокурые локоны рассыпались по плечам.

– Спасите! Спасите меня, – взмолилась она и упала в ноги Каджри.

Главарь насторожился и угрожающе двинулся на них.

– Не бойся, мэм са’б [72]72
  Мэм са’б– распространенное в Индии обращение к европейским женщинам. Мэм– искаженное от madam (мадам, госпожа); са’б– искаженное от сахиб(господин, госпожа).


[Закрыть], не бойся, никто тебя не обидит, – проговорила Каджри, помогая ей подняться.

– А ну, отойди! – прикрикнул на Каджри главарь.

– Вот еще! – фыркнула Каджри. – И не подумаю! Что она, жена твоего отца? Думаешь, я позволю тебе бесчестить женщину? Да я лучше умру, но ты ее пальцем тронуть не посмеешь!

– Первый раз вижу такую бабу! Ну и дура! – удивился Кхадагсинх.

– Ты моя спасительница, – пролепетала англичанка и прижалась к Каджри. Она говорила на хинди. От страха она закрыла глаза. Свет факела упал ей на лицо, и Каджри наконец смогла разглядеть ее. Это была худощавая, крепкого сложения девушка лет восемнадцати с тонкими губами, золотистыми волосами и светло-карими глазами. Аромат пудры и духов понравился Каджри. Непривычный запах приятно щекотал ноздри, и она не отстраняла вцепившуюся в нее девушку.

– Отпущу, если отобьешь, – ответил главарь.

– Как так? – не понял Сукхрам.

– Будешь драться со мной.

– Трус, целишься в безоружного! – крикнула Каджри.

Англичанка открыла глаза и побледнела. Все ее надежды на спасение рушились. Она посмотрела на Сукхрама: он стоял, скрестив на груди руки. От всей его фигуры веяло спокойствием и силой.

– Ну что ж… – Внезапно Сукхрам бросился вперед. Ударом ноги он выбил из рук главаря пистолет и подхватил его прежде, чем тот успел опомниться. Потом он подошел к Кхадагсинху и, усмехнувшись, швырнул ему оружие. – Держи у себя. Теперь мы будем с ним на равных, – сказал Сукхрам.

Главарь тут же подскочил к Кхадагсинху, выхватил у него пистолет и, отступив немного назад, стал целиться в Сукхрама.

– Ну, погоди, – проговорил Сукхрам и проворно поднял с земли увесистый камень. – Дай же и мне вооружиться.

Встревоженная Каджри еще крепче прижала к себе англичанку, а та смотрела на обоих мужчин широко раскрытыми от ужаса глазами.

– Господи Иисусе Христе, – вырвалось у англичанки.

Каджри не поняла этого восклицания.

– Не бойся, если его убьют, я все равно останусь с тобой. А если и меня прикончат, ты живая им в руки не давайся, – сказала она.

Главарь выстрелил, из пистолета повалил дым. Англичанка вскрикнула. Громовое эхо далеко отдалось в горах. Но Сукхрам успел отскочить.

– Подлец! Что же ты стреляешь в безоружного! – крикнула Каджри.

Пуля лишь оцарапала Сукхраму руку, и теперь из ссадины сочилась кровь. Каджри облегченно вздохнула и крепче обняла англичанку.

– Ну смелей, если ты мужчина! – насмешливо произнес бандит.

Кхадагсинх поднял факел, словно хотел получше рассмотреть, что сделает карнат.

– Ну, держись, – проговорил Сукхрам и бросил камень, который угодил бандиту прямо в запястье.

Пистолет отлетел далеко в сторону.

Сукхрам подобрал его и прыгнул на главаря. Усевшись ему на грудь, он приставил к его виску дуло.

– Пощади! – взмолился главарь.

Сукхрам дал ему подняться. Тот посмотрел на Сукхрама благодарными глазами и поклонился. Потом снял с головы тюрбан и бросил его к ногам Сукхрама [73]73
  То есть признал себя побежденным.


[Закрыть].

– Это еще зачем? – удивился Сукхрам. – Я тебе не враг!

– Видела, мэм са’б, видела?! – обратилась Каджри к англичанке. – Ты когда-нибудь видела настоящих мужчин? Если нет, то взгляни на моего мужа. Да, можешь мне позавидовать.

Англичанка не поняла ее быструю речь, но успокоилась. О чем говорили эти мужчины, она лишь догадывалась, и сам поединок поразил ее. Широко раскрытыми глазами она смотрела на Сукхрама.

– Мэм са’б, ты уж прости, я виноват перед тобой, – пробормотал главарь.

– Прости его, мэм са’б, – поддержала Каджри.

– Я простила, – дрожащим голосом произнесла англичанка.

– Куда тебя отвести? – спросила ее Каджри.

Главарь почтительно отошел в сторону. Англичанка опасливо поглядывала на него. Она все еще боялась бандитов и не решалась ответить.

– В дак-бунгало, – проговорила она наконец и взглянула на главаря.

– Ступай, не бойся, мы уходим, – сказал он, подобрал с земли пистолет и кивнул Кхадагсинху.

– Погодите! – остановила их Каджри. – Дайте нам факел. Нам надо доставить ее домой.

– Отдай! – приказал Кхадагсинху главарь.

– Пошли, мы проводим тебя, – сказал ей Сукхрам.

– Пусть сперва она поклянется, что не выдаст нас, – сказала Каджри.

– Она хочет, чтобы ты поклялась, – сказал ей Сукхрам.

– В чем? – спросила англичанка.

– Что не отправишь нас в тюрьму.

– Обещаю. Вы спасли меня. Разве я могу вас предать? – проговорила англичанка и, немного подумав, добавила: – Никогда!

– Но, мэм са’б, нас может схватить полиция. Будет дознаваться, где находятся те бандиты, – сказал Сукхрам.

– Обещаю, что вас не будут расспрашивать. Доведите меня до дома, и мой отец вознаградит вас…

Они тронулись в путь.

– Вы – мои спасители, – проговорила англичанка, взяв Каджри за руку, – без вас я бы погибла.

– Повернем сюда, так будет ближе, – показал Сукхрам. – Дорога здесь плохая, зато вдвое короче.

– Пошли, – согласилась англичанка.

– Не упадешь? – спросила ее Каджри.

– Нет, я умею ходить по горам.

– Вот и хорошо, идем, – проговорил Сукхрам.

– Как же они схватили тебя, мэм са’б? – поинтересовалась Каджри.

– Я гуляла в горах. Я ничего не могла сделать, – просто ответила она. – Вы вовремя подоспели. Ты очень хорошая. Очень хорошая!.. – несколько раз повторила она, словно хотела подчеркнуть значение своих слов, и с благодарностью взглянула на Каджри.

– Ты послушай, что она говорит! – воскликнула Каджри.

Сукхрам рассмеялся.

Англичанка долгим, внимательным взглядом посмотрела на него.

– Э-э, мэм са’б, ты что, собираешься проглотить его? – Каджри не нравилось, как она смотрела на Сукхрама.

Но англичанка не обратила внимания на ее слова. Не отводя от Сукхрама восторженных глаз, она сказала:

– Очень храбрый!

В Каджри вспыхнула ревность.